Автор ничего не пропагандирует. 4 страница

– Цетинье так Цетинье. Думаю, никто не против, – сказала Ника.
– Дорога, кажется, не очень далекая в масштабах всей страны. Только виляет как-то странно в некоторых местах. За час, думаю, доберемся, – подвел итог совещания Сахарный.

Когда мы вернулись к машине, Самбо сидел на пороге и поливал голову водой, бо́льшая часть которой попадала на сигарету, которую он смешно пытался раскурить. Вообще, он не злоупотреблял табаком, но с приездом на море – накатило.
– Неплохо прошвырнулись, – он ехидно улыбнулся.
– Прозрел, покоритель гор? – спросил я. – Наслышан о твоих подвигах.
– Я бы еще выпил.
– Несомненно. Едем в Цетинье. Думаю, там все располагает к этому.
– Мне нужно в Тиват, – невозмутимо заявил Самбо.
– Простите, господин мэр, но делегация направляется в Цетинье. Не думали, что у вас неотложные дела в Тивате.
– Мне позарез нужно в Тиват, – повторил он.
– Там же аэропорт, что ты там забыл?
– Я забыл там куст ганжи. Надо окучить.
Самбо выел нам все мозги необходимостью добычи каннабиса, который он якобы видел по дороге из аэропорта в первый день. Была приведена масса доводов о соответствии увиденного им растения ганджубасу. Диктор подтвердил данные. Но сама по себе возможность произрастания этой благородной культуры в непосредственной близости к шоссе заставляла слегка недоумевать. К травке я относился положительно, и был совсем не против срезать немного укропа во имя разнообразия ощущений. В результате референдума по вопросу розыска запрещенного растения голоса разделились три на три: я и Трудные голосовали «за», девушки и Сахарный – «против»­. Но первая группировка была сильнее физически и старше по паспортам.
К аэропорту вела узкая двухполосная дорога. Мы уже час катались по участку в три километра туда-сюда, где, по словам Самбо, им была замечена красота. Мы попусту тратили время, протестующие заметно нервничали и создавали шум. Самбо постоянно бубнил что-то похожее на заклинание, пристально вглядываясь в одну сторону. Мы с Диктором смотрели в другую. Девушки смотрели в телефоны.
Мы двигались в достаточно плотной череде машин на скорости в шестьдесят километров в час. Казалось абсурдным обнаружить наш клад в сплошной занавеске из растущей вдоль дороги зелени. В скором времени мы отчаялись и решили бросить затею. Голодные и злые мы поехали в сторону развилки к Цетинье. На Самбо было больно смотреть. Мы покинули обозначенный им участок и быстро двигались прочь.
– Стоять! – закричали мы с Диктором практически одновременно.
– Ты тоже это видел? – спросил я у него.
Сахарный испуганно затормозил.
– Кажется, джек-пот, – обрадовался Диктор.
– Сахарок, сдай-ка назад метров на тридцать, – сказал я.
Мы съехали на обочину и медленно поползли назад.
– Вот она! Я же говорил! Только местом ошибся! ­– возбудился Самбо, указывая на ярко-салатовую вспышку среди зарослей. – Как она спряталась! Вот это пруха! Вот это Черногория мать!
Куст был невысок и выглядел достаточно зрело. Густые листья и пышные соцветия намекали на торжественность и значимость момента. Мы аккуратно срезали все головы с куста. Плоды дикой красавицы отправились с нами. Пока последний сок концентрировался в смолистых шишках, мы возили ее за последним рядом сидений, бережно укрыв полотенцем от солнца и посторонних глаз. От запаха сохнущего каннабиса в салоне автомобиля каждый сходил с ума по-своему: кому-то он казался мерзким, кому-то – восхитительным. Одно можно было сказать с уверенностью – ­отдых приобретал новые изящные оттенки, а мы, возможно, попадали под какую-нибудь статью. Самбо обещал разобраться и взять вину на себя, в случае чего. На том и сошлись.
Солнце клонилось к закату. Мы подъехали к развилке и повернули в сторону выбранного короткого пути. Дорога шла размашисто, описывая дуги радиусом в несколько сотен метров. Поселения становились все более редкими, перед глазами проплывали пустующие зеленые холмы. Дорога вела к горам. Усомнившись в правильности выбранного маршрута, мы остановились у одного из редких домов. Хозяюшка мирно омывала бетонный двор сильной струей из шланга. Я вышел из машины и подошел к невысокому заборчику. Она выключила воду и добродушно посмотрела на меня.
– Excuse me. Is this the right way for Cetinje? – я указал рукой в направлении нашего движения.
– Yes, it's there. Be careful, – отозвалась она.
Поблагодарив ее, я удалился, удивленный отсутствием сильного акцента. Видимо, ей часто приходилось общаться с приезжими. Многие случайные встречные в Черногории владели английским языком на том или ином уровне, что, несомненно, являлось приятным обстоятельством.
Мне показалось странным напутствие женщины быть осторожными, но спустя десять минут дальнейшего движения в наших наивных головах прояснилось некоторое обстоятельство. Извилистая дорожка, по которой мы собирались быстро прошмыгнуть к Цетинье, оказалась узким горным серпантином, резко взмывающим в горы. Чтобы осознать серьезность ситуации, нам понадобилось проехать три петли. Сколько их было впереди оставалось загадкой, но отступать было поздно.
Солнце скатилось к самому горизонту. Сахарный озабоченно вцепился в руль, явно не ожидая такого поворота судьбы. Небольшая оплошность на таких закрученных виражах неизбежно отправляла нашу «Тойоту» (и нас, соответственно) изучать твердость горных пород и деревьев на крутых склонах.
Через двадцать минут подъема я достал камеру, вокруг открывалось невообразимое великолепие. Алина и Ника то и дело восторженно вскрикивали, глядя по сторонам, и испуганно хватались за ручки в салоне автомобиля. Трудные, ясно дело, пили. Они уютно устроились в своем вольере на третьем ряду с остатками трехлитрового «Джека». Их вообще не особо волновало происходящее.
Мотор уверенно рычал, мягкие широкие шины убедительно липли к раскаленному асфальту. Дорога взвивалась все выше к небу. Десятая петля, пятнадцатая, двадцатая… Я сбился со счета, подъем представлялся бесконечным. На прямых участках после шпилек мы ощутимо разгонялись. Теплый свежий воздух врывался в салон сквозь открытые окна и задорно хлестал по лицу. А в двух метрах от дорожного полотна, где-то внизу, алчно поджидала безграничная пустота.
На одном из скоростных участков я высунулся по пояс из окна, ухватившись одной рукой за ручку. Преодолевая сопротивление ветра, я чувствовал себя суперменом, парящим над беспредельной пропастью. Возбужденный и ошарашенный я забрался обратно в салон и попросил Самбо передать мне бутылку «Джека». Впоследствии я повторил эти процедуры еще разок для закрепления эффекта. Наконец, мы преодолели последнюю шпильку и дорога выровнялась. Остановку по требованию мы сделали на ближайшей обочине. На другой стороне дороги стоял знак, оповещающий о начале крутого спуска. «Устроить тут прогулку на роликах было бы не самой умной затеей, – подумал я».
Мы находились на высоте около тысячи шестисот метров. Перед глазами открывался фантастический вид. Громадный массивный горный хребет бескомпромиссно врезался в Которский залив, разделяя его на две части, которые казались небольшими лужицами с такой высоты. Дома были едва различимы и тускло светились одним муравейником, донося до наших глаз мерцание первых вечерних огоньков. По одну сторону хребта располагался Котор, по другую – Тиват. В той же стороне мы опознали тоненькую полоску взлетной полосы аэропорта. Крошечный самолет брал разгон и отрывался от земли. Тут же он совершал разворот на сто восемьдесят градусов и набирал высоту, уклоняясь от угрожающих горных массивов. Все это происходило насколько красиво, плавно и отточено, что хотелось поставить там кресло и целый день провести за наблюдениями. Самолет взлетал внизу, где-то под ногами. Стоя перед невероятным простором, я чувствовал себя великаном, которому ничего не стоит сдуть в сторону или смахнуть рукой этот игрушечный «Боинг», как надоевшую мошку.
Размытое солнце практически полностью спряталось за горизонтом, щедро разлив ярко-оранжевую краску по морской глади. Линия горизонта светилась словно мощнейшая диодная лента.
Мы по-дикарски кричали в бездну, победно вскинув руки вверх. Эмоции захватывали власть над нами. На этой почве Самбо предложил сделать коллективную фотографию, оголив задницы в знак единения с природой. Провернуть подобное – что в поле перднуть. Камера с таймером была установлена на капоте внедорожника. Все дружно стянули штаны. Белые жопы светились счастьем. Мимо проезжали два микроавтобуса с туристами. Первый осветил нас фарами, и они поочередно посигналили. Не отвлекаясь от серии фотографий, мы подняли большие пальцы вверх.
Сумерки становились все плотнее и увесистее. Мы забыли, куда ехали и зачем, увлекшись созерцанием сильнейшего природного изящества. Дальнейший километраж до Цетинье был по-прежнему не известен, сложность его также оставалась загадкой.
Мы вновь нырнули в дорожную колыбель, неторопливо укатываясь вглубь рельефной местности по уютной виляющей трассе. Иногда нас не страшно швыряло с холма на холм, как швыряют волны корабли во время небольшой качки.
Постепенно на горы опустился глухой темный вечер. Дорога читалась с большим трудом. Въехав в ближайшее поселение, мы остановились на самой крупной поляне, с просторным пустующим полуоткрытым кафе. Местность одаривала нас чистейшим ароматным воздухом.
За столиками ужинали три пары посетителей. На креслах в стороне развалились два грузных мужика. Видимо, местные. Видимо, в доле.
Дальнейшие события напоминали визит в гости к цыганской семье.

***

Официант был молод и бесшабашен, представился именем Бранко. Он имел простое угловатое лицо и харизматичную улыбку, в которой не менее харизматично не доставало верхнего бокового зуба. Общение шло на сомнительном английском, которым наш слуга явно не блистал, к тому же, гарсон был подшофе. Приняв заказ, он удалился.
Спустя некоторое время он вновь вышел на террасу кафе и, поставив на стол напитки, простецки присел поболтать с нами. Получалось смешно и неуклюже. Бранко нам понравился. Мы выпили с ним за знакомство. Признаться, до этого мне не приходилось поднимать рюмку с официантом в кафе. Атмосфера сложилась дружественная и непринужденная. Он много курил, хитро улыбался и учил нас сербским ругательствам. Меня впечатлило выражение – «марш у пичку материну», смысл которого понятен и без пояснений.
Посетитель через два столика от нас поднял руку. Бранко метнулся. После непродолжительной беседы, Бранко без всякой робости прыгнул на припаркованный рядом с кафе мопед и резко рванул с места. Сложилась абсурдная мини-ситуация – наш официант уехал хрен знает куда. Мы недоумевали порядка семи минут, выпив еще дважды за это время. Бутылка ракии стремительно пустела – прикладывались все, кроме Сахарного. Когда Бранко вернулся, он невозмутимо припарковал мопед, и вручил посетителю пачку сигарет.
Сервис такого уровня нас впечатлил. И, раз пошла такая пьянка, мы попросили у него начертить пару грамм кокаина. Он фирменно засветил свой отсутствующий зуб и ответил, что кокаин вчера закончился. Вместо этого он принес нам четыре порции мясного ассорти в одной огромной посудине, несколько салатов, супы и гарнир. Среднестатистической ванны хватило едва ли, чтобы уместить все, что стояло на столе. Кормили в Черногории щедро, где бы мы ни останавливались.
После двух осушенных бутылок ракии начался веселый галдеж. Посетителей в кафе не осталось. Бранко от души крутанул ручку «volume» и залихватские черногорские мотивы разлетались на всю округу, создавая атмосферу аутентичной балканской пирушки. Невеселым выглядел только Сахарный, что было вполне объяснимым. Наблюдать за целой шайкой приматов, крепко заложивших за воротник, представлялось малоприятным занятием. Он то и дело поглядывал на экран мобильника и оглашал время, напоминая мне кукушку в настенных часах. Потом он пытался заговорить с Алиной, но она была слишком увлечена своим стаканом и общим куражом. Терпения у него хватило приблизительно на час.
– Пройдусь, – коротко брякнул Сахарный и встал из-за стола.
Никто не обратил на него внимания. В тот момент все были слишком увлечены беседой о спаривании пятнистых сумчатых куниц. Видимо, беседа о хищных млекопитающих сильно будоражила воображение Алины, которая была прилично нарушена градусом. Внезапно с ее уст упала фраза вечера, обескуражившая всех:
– Самбо, когда ты меня трахнешь? – невозмутимо и звучно пальнула она.
Повисла многозначительная тишина, сменившаяся сумятицей. Я откашлялся, Ника потрясенно открыла рот, Диктор истерически заржал, а Самбо стал похож на космонавта, употребившего лошадиную дозу бутирата. Он уставился на Алину, и глаза его напоминали два белых бильярдных шара.
– В смысле, трахнешь?! – ошарашено вопрошал Самбо.
– В смысле кратковременного акта плотской любви.
Диктор не переставал глупо и монотонно смеяться. Я закрыл лицо рукой. Ника не шевелилась, наблюдая за происходящим.
– Алина, ты перегрелась сегодня? – ухмыльнулся Самбо.
– Я серьезно. Ты бы хотел? – язык ее заплетался.
– Хотел бы я трахнуть замужнюю женщину?
– Да, именно так.
– Вопрос риторический. Интересно, а как мы поступим с Сахарным?
– Владик не будет помехой. Если начистоту, он и сам в прошлом году согрешил, – откровения слетали с ее шального языка. – Теперь моя очередь.
– Не могу понять, чем пахнет? То ли маразмом, то ли пиздецом.
– В чем дело?
– Что ты имеешь в виду под этим своим «согрешил»?
– Ну, у нас был групповой секс по его инициативе. К нам присоединилась его подруга с парнем. Хочешь, можем и втроем.
– Групповуху устроить?
– Не самый плохой вариант. Мне, в принципе, понравилось с двух сторон. Но я бы предпочла вариант тет-а-тет.
– Твою ж мать! Ребята, что не так с вами?
– С нами – полный порядок! Это лишь нотки разнообразия. Знаешь, один и тот же партнер приедается после долгих лет. Если никто не против, то… Подумаешь, что здесь такого?
– Этот партнер – твой муж, а не бомбила залетный. Тебя это не смущает?
­– Нет. Все же честно.
– Честно? Хочешь сказать, Сахарный будет в курсе?
– Конечно.
– И он будет спокойно курить на лавочке, пока я буду кукурузить тебя на вашей кровати?
– Ну, можем и на твоей кровати, только она одноместная. К тому же, у вас в номере накурено, а я не люблю запах стухших сигарет, – деловито размышляла Алина, накручивая волосы на палец.
– Безусловно, важный момент. Обещаю два дня проветривать комнату по приезде на виллу. Ради такого-то случая!
– Так ты согласен?
– Я согласен на то, чтобы ты меня больше не доебывала! Видимо, я нахожусь на слишком отставшем от современности этапе эволюции, чтобы понимать подобные замашки. Мое воспитание не позволяет действовать в подобном ключе.
– Ты слишком складно говоришь, словно кандидат в депутаты – гладкий, сука, как гусь. Прям лизнуть хочется! Эй, депутат, ты консерватор?
– Я, мать твою, здоровый умом. Даже животные втроем не трахаются.
– Люди хуже животных.
– Теперь я примерно понимаю смысл этого высказывания.
– Ой, безгрешный самородок! Посмотрите-ка на это чудо!
– Не обостряй, шальная. Давай закончим этот разговор, и все забудут твой пьяный пиздеж.
– Я трезвая, между прочим, ­– сказала Алина, и локоть, которым она подпирала голову, соскользнул с края стола.
– Если ты трезвая, то я Жак-Ив Кусто.
– Да, ты бы мог нырнуть в меня, – проявила эрудицию Алина, показательно облизывая губы.
Самбо скептически махнул рукой в ее сторону. Я подключился к беседе:
– Не понимаю. Если тебя так манит жажда измены, почему бы не сделать это в секрете, чтобы никто и никогда об этом не узнал? Зачем выставлять напоказ свои пороки?
– Это никакая не измена, как вы не поймете!
– Как же это расценивать?
– Как жертву. Необходимость.
– Жертву во имя чего?
– Во имя страсти, во имя удовлетворения.
– А как же брачная клятва?
– Я тебя умоляю, какая клятва! Теперешнее общество постепенно отходит от закоренелых взглядов в вопросе супружеской верности. Просто никто об этом открыто не говорит. Кругом озабоченные гориллы! Мужики кольца с пальцев безымянных снимают, когда видят баб аппетитных.
– Общество обществу рознь. А ты и не против, чтобы кольца снимали, по всей видимости?
– Пусть снимают. Натрахаются – глядишь, и с женой меньше собачиться будут.
– Я понял. Выходит, такой расклад во благо?
– Не навредит.
– Вот это я называю счастливая семья! Никаких тайн, ебись-веселись направо и налево.
– Меру тоже надо знать.
– Советую завести специальный ежедневник, чтобы не забыть где и в какие дни ноги раздвигать. В меру, само собой.
– Пошел ты! Было-то всего раз-другой за все время.
– Один раз – не пидорас, второй раз – как первый раз, третий раз – и свет погас.
– Короче, – вновь обратилась Алина к Самбо. – Ты еще подумай. Неделя впереди. Все по согласию.
– Ага. Жди доклад в письменном виде, – усмехнулся Самбо.
Алина только фыркнула в ответ.
Внезапно я заметил Сахарного, который быстро и слегка извилисто приближался к нам из недр кафе с какой-то бутылкой в руке. Когда он подошел, стало ясно ­– водка. В пол-литровой бутылке «Финляндии» ощущалась явная недостача по объему. Решительным образом он ляснул дном бутылки о стол и сел на место, сопровождая свои действия очередной рифмой:

– Не пьет Обама водку, дурак потому что – вот кто!
Я сразу смекнул в чем дело. В этот миг состоялась безоговорочная победа Сахарного над нашей ячейкой пьяных и возбужденных натуралистов. Он сделал то, чего от него никто не ожидал – напился. Быстро и насовсем. До утра, то есть. Глупо было причитать и возмущаться. Человек он был отнюдь не железный, а падкий на соблазны. Был то протест, либо знак отчаяния, либо проявление подлости – оставалось загадкой. Но факт был налицо. Наш водитель не смог выстоять перед захлестнувшей волной хмельного угара, просидев за рулем целый день. Желание присоединиться к общему веселью раздулось до невиданных размеров. Он решил обезопасить себя от участи ночного вождения естественным и приятным путем, солидно поддав на баре. И неизвестное поселение в горах автоматически превращалось в нашу базу дислоцирования до утра. Вечер приобретал интересный оборот.
– Малыш спекся. Ищем ночлег, – констатировал я.
– Нормальная телега! Мог ведь и посреди серпантина с г-г-горла засадить, – вскинув брови, запинался Диктор. – Там бы и стоянку устроили, как к-к-кроманьонцы.
– Бизона бы закололи, шкуру урвали, трофей домой привезли, – философски рассуждал Самбо.
– И собирательство никто не отменял, – влилась в сатиричное фантазерство Ника. – Всегда хотела почувствовать себя дикой воинственной женщиной, скачущей по горам, с крупным лопухом, прикрывающим эту дырку между ног.
– Как говорится, Сахарный, спасибо, что довез! Не бросил погибать в лоне дикой природы, доставил в цивилизацию, – пожал я ему руку.
– В принципе, поступил интеллигентно, согласна, – кивала головой Ника.
– Скажите, что это шутка, – взмолилась Алина. – Мы ведь не останемся здесь ночевать?
– Если только долбаный Райан Гослинг не подкинет нас до отеля в Цетинье. У тебя, случайно, не завалялось его номера телефона? – острил Сахарный, собрав, видимо, всю свою смелость.
Поразмыслив секунд десять, Алина завелась, как газонокосилка, и основательно прошлась по верхам. Оперируя при этом не самыми литературными оборотами, среди которых фигурировали такие связки как «совсем оскотинел», «блядская глушь», «как мозгожопый мудак», «спать бомжом в хлеву», «геморрой на свою голову», «чтоб черти драли». И в завершение – «дай, блядь, сюда эту бутылку».
Успокоилась она так же быстро, как и возбудилась. После непродолжительной беседы с Бранко, выяснилось, что в кафе есть довольно уютная комната для персонала с двухместным диваном. И можно договориться за две копейки. Так мы и сделали.
Кроме того, мы были далеко не первыми, кто застрял на этой поляне. Судьба благоволила нам. При хозяйском дворе, куда Бранко ездил на мопеде за сигаретами, имелись в наличии три советские раскладушки.

Мы незамедлительно отправились за ними. Бранко раскрылся как великолепный проводник. Срезав несколько углов и перемахнув через пару заборов, мы вернулись спустя двадцать минут с раскладушками в руках.
Ника мирно пила чай, Сахарный и Алина до сих пор что-то выясняли, но уже на пониженных тонах. Смена Бранко давно закончилась. Вскоре он оставил нас, отправившись отдыхать в съемную комнатку неподалеку. Как выяснилось, он приехал на летнюю подработку из Сербии. Мы долго благодарили его, как словесно, так и финансово. Он был славным малым, изначально отказываясь от сверхурочных, но вскоре согласился на дополнительные денежные вливания в карман. Все мы люди, а отзывчивые и порядочные люди всегда были в почете.
При кафе остался лишь ночной сторож, который на ломаном русском просил нас присмотреть за прицепом, стоявшим рядом с кафе. По его словам, прицеп могла угнать соседская конкурирующая семья. Видимо, это был какой-то переходящий трофей. Мы, смеясь, дали согласие на охрану объекта.
Миниатюрная Ника, опасаясь насекомых и непредвиденных обстоятельств, легла спать в «Тойоте». Ее даже перестал беспокоить запах, который источала сохнущая марихуана. Сахарный и Алина, в свою очередь, отправились в комнату персонала налаживать пошатнувшиеся семейные связи.
Установив раскладушки в стороне от террасы кафе, два моих друга и я по-босяцки устроились под открытым небом Черногории. Об одеялах и подушках вспоминать не приходилось. Ночь источала тепло и гостеприимство. Невероятно четкая россыпь звезд лишь добавляла романтики. Из наших позиций неплохо проглядывалась номинальная дорога, освещаемая редкими фонарями, и охраняемый прицеп. Мы поочередно передавали друг другу бутылку вина и неторопливо вели беседу.
Так прошло около часа. Бутылка опустела, Диктор первым отправился в пучину сна.
Ночь закреплялась во власти. Время подбиралось к двум часам после полуночи. Мы с Самбо лениво тягали огромную сигару, приобретенную в Которе.
Внезапное движение около прицепа нарушило ночное умиротворение. Появились трое. Благотворительности в их намерениях мы не рассмотрели, равно как и порядочности. У одного из них в руках были огромные ножницы по металлу.
– Кажется, назревает неоднозначная закрутка, – сказал Самбо, деловито пуская дым.
– Господа действуют в высшей степени возмутительно, – сказал я. – Сторожа позовем или мышцу напряжем?
– Тебе не нужен сторож, тебе нужен мой хук справа, – ответил Самбо, прищуриваясь.
Потом он аккуратно положил сигару в импровизированную пепельницу из донышка разбитой стеклянной бутылки и скомандовал:
– Пошли.
– Пошли, – спокойно поддержал я.
Мы приблизились в тот момент, когда чудак из конкурирующей семьи обрезал ножницами стальной канатик замка. Чудак оказался самым здоровенным из этой кодлы авантюристов. Увидев нас, он встал и решительно выругался:

– Заебан играч! Ебем ти курв!
«Явно что-то недоброжелательное, – подумал я». Огромный надутый живот лишь подтверждал серьезность слов здоровяка.

Конструктивного диалога, само собой, не вышло. Хмурые черногорские ребята вступать в переговоры не собирались. Тем более, судя по их виду, они ни бельмеса не понимали в дипломатии. Амбал тотчас попер на нас с видом голодного медведя. Я лишь успел покачать указательным пальцем в стороны, намекая на необдуманность и преждевременность его действий.
Ситуацию разрешил тот самый весомый хук в челюсть. Самбо нырнул под необъятным животом верзилы, сделал шаг вправо, выпрямился и поразил цель. Громила выронил ножницы, оступился и нелепо плюхнулся на задницу.
На удивление, подельники не сдрейфили и бросились вдвоем на Самбо, обрушив на него град ударов. Самбо закрыл голову руками и согнулся, уходя в глухую оборону. В тот же миг я с разгона воткнулся ногой в грудину одного из них. Говнюк отлетел назад метра на два, ощутив затылком твердую дорогу. Самбо выпрямился и по-киношному улыбался третьему оглоеду. Оставшись нетронутым, тот прикидывал шансы на успех и медленно пятился назад. Бросив взгляд на здоровяка, ошарашено сидевшего посреди дороги, он принял верное решение улепетывать во мрак ночи. Добавлять тумаков горемычным ворюгам мы не стали. Лишь жестами указали вектор их дальнейшего движения – вслед за скрывшимся с места злодейства соратником.
– Пиздуйте домой, граждане! Техническим нокаутом в первом раунде победу одержали… Ну, и так далее, – подвел итог Самбо.
Закинув ножницы и разрезанный замок в прицеп, мы затянули его прямиком ко входу в кафе. Сторожа все-таки позвали, вкратце описав тому произошедшее. Седой невысокий дядька эмоционально благодарил нас и жал руки. После чего он засеменил в свой домик, откуда вернулся с ружьем и велел нам отправляться отдыхать со спокойной душой, а сам уселся за один из столиков на террасе. При себе он имел книгу, очки и вино в бутылке из темно-зеленого стекла.
Успокаиваясь после встряски, мы с Самбо докурили сигару в затяг.
– Славное местечко, – сказал я.
– Хорошо, что задержались, – сказал Самбо, потирая пострадавшее в драке ухо. – Давай спать.

***

Без четверти девять утра меня растормошила Ника, вручив пасту и зубную щетку. Я встал и огляделся. Косые лучи солнца заставляли щурить глаза. В окру́ге царило эпическое спокойствие, наполненное щебетом неизвестных птиц. Я поспешил в туалет, где благополучно умылся прохладной водой и почистил зубы. Сон под открытым небом насытил энергией и заметно взбодрил тело.
Вернувшись, я сел за стол, за которым уже собралась наша компания. Бранко разносил первые завтраки посетителям. На нем была свежая рубашка и глаженые брюки. К тому моменту Самбо успел рассказать всем о ночном происшествии. Его ухо заметно посинело. Шло бурное обсуждение. Как выяснилось, в знак признательности за отвагу, завтрак нашей бригаде предоставляли бесплатно.
– Не много ли почестей из-за пустяковой заварушки?­ – озвучил я мысли вслух и принялся уплетать за обе щеки.
Закончив с пищей, мы долго фотографировались с Бранко. Пришло время прощаться. Обменявшись контактами в «Facebook» и многократно обнявшись, мы, наконец, продолжили автомобильный вояж.
Заехать в Цетинье все же довелось. Мы заглянули в магазин на окраине с целью прикупить воды. Культурная программа прошла где-то в стороне от нас, поскольку впереди маячила новая цель – остров Святого Стефана. Впрочем, культурная программа всегда проходила в стороне от нас.
Трудные, как мне казалось, воду давно не пили, умело заменяя ее всевозможными коктейлями расшатывающего характера. Алина молча наблюдала смену пейзажей за окном, видимо, осознавая, что вечером взболтнула лишнего. Либо ее просто мучило похмелье. В остальном, дело шло привычно – мы весело балагурили, а километры проносились мимо. Кондиционер работал на полную катушку, традиционная жара за бортом набирала обороты.
Спустя два часа, проведенных в пути, мы припарковались в непосредственной близости от острова, имевшего статус самого элитного и колоритного местечка на всем побережье. От берега к нему шла широкая насыпь, отделанная тротуарными плитами и камнями, и огражденная аккуратными парапетами с двух сторон. На острове вплотную теснились каменные дома с бледно-красными крышами. Стены крайних построений будто врастали в грубые вертикальные срезы скал, торчащие из моря.
Ходили слухи, что в этом миловидном отчужденном местечке периодически ошиваются голливудские знаменитости. Непосредственно на территорию острова простых смертных не пускали. Повсюду маячила охрана в строгих костюмах, деловито скрывая глаза за темными очками. Я попытался пройти мимо одного из них с наивной претензией проникнуть на остров. Бугай деликатно придержал меня за руку:
– Входить на остров только пропуск и приглашение, – отрезал он.
«Парень сгодился бы в филологи, – подумал я».
– Мы на прием к Тому Крузу. Вы не оповещены?
– Мистер Круз гости не хотеть, – продолжал сквернословить охранник.
– Интересное дельце. Как же мы поступим?
– Мы поступим показывать пропуск.
Спустя минуту бессмысленного разговора в подобном стиле, я признал, что вертухай отлично справлялся со своей работой и перестал донимать его. Всерьез ли он говорил о главном герое фильма «Человек дождя» или шутил – осталось загадкой.
Отойдя обратно к ребятам, я бросил взгляд на свои руки, покрывшиеся испариной спустя десять минут, проведенных вне прохладного салона автомобиля. Потом я снова посмотрел на охранника в черных брюках и нарочито громко поинтересовался:
– Интересно, у этих бравых ребят в костюмах яйца уже сварились?
– Вкрутую, – мрачно произнесла Алина первое слово за все утро.
– Алина, жива! Катастрофически… Тебя не хватает мне… Жгу печень, – подкалывал ее Самбо.
– Мы что, блядь, клад забыли на этом сраном острове? – продолжала Алина. – Красиво, дорого и глупо. Я бы лучше прошвырнулась по магазинам. В Баре их много.
– Бар всегда уместен, – тут же выпалил Диктор. – Там наливают?
– Капают прямо в вену, – раздраженно бросила Алина.
– Бар ­– название города, – уточнила Ника. – Поддерживаю идею.
В самом деле, ловить на острове было нечего, кроме как жить, что нам явно не грозило. Изучив все окрестности за сорок минут, мы вернулись на парковку, изнывая от жары. Признаться, выходить из автомобиля до захода солнца представлялось крайне нецелесообразным поступком. Такая погода годилась лишь для безмятежного сна в тени под пальмой на диком пляже.
Дорога шла вдоль побережья. Машина неспешно катилась по извилистому шоссе. По пути мы видели небольшое ДТП, но показательным оказался другой факт: проезжая мимо, мы зафиксировали дружественный поцелуй в щеку двух инспекторов дорожной полиции, прибывших на место происшествия. На представителей армии пидорасов мужчины походили едва ли. Неформальный жест следовал за рукопожатием и говорил лишь о непринужденности общения во время исполнения обязанностей.
Тридцать километров до Бара было съедено минут за сорок. На первый взгляд Бар чем-то походил на Майами. Я не был в Майами, но мне хотелось, чтобы Бар походил на Майами. Прямые широкие улицы, пальмовые аллеи, богатая растительность, светофоры, висящие над проезжей частью. Огромное количество магазинов, длинный пляж, окруженный горами, большой порт, яхты, корабли и довольные жизнью люди.
Наш коллектив разбился на пары, условившись встретиться у главного торгового центра через три часа.
Три часа мучительного шопинга с женщиной. Я не заслуживал такого беспощадного наказания. Фатально и непреднамеренно легли карты в этот судный день. Выбирать не приходилось – культпоход по магазинам одежды, обуви, косметики, бижутерии и черт знает чего тяжелым грузом лег на мои обгоревшие плечи. Две последующие ночи витрины и стенды преследовали меня в страшных снах. За год я не посещал столько торговых павильонов, сколько довелось увидеть за сто восемьдесят бесчеловечных минут. Чрезвычайными усилиями у меня получалось сдерживаться, чтобы в очередном бутике необоснованно не заорать во всю глотку лозунг из разряда: «Свободу жертвам авторитарного шопинга!», уверенно вскидывая кулак над головой. Зомби из «Рассвета мертвецов» или кениец после марафона вполне годились в качестве синонимов к слову «я» по окончании турне по магазинам.

Дата добавления: 2015-11-04