Ироничная, полная двусмысленных намеков история любви странной девушки Бегги Мотт, мечтающей стать героиней романа, к вампиру и ее дружбе с оборотнями и зомби. Силой обстоятельств на Бегги возложена 1 страница

Annotation

Ироничная, полная двусмысленных намеков история любви странной девушки Бегги Мотт, мечтающей стать героиней романа, к вампиру и ее дружбе с оборотнями и зомби. Силой обстоятельств на Бегги возложена «вселенская» миссия — выбрать «героя нового поколения», а ее в это время обуревают страсть и ревность… Всем поклонникам серии «Сумерки» и любителям модной вампирской литературы. Степфорди Май'ОПРОЛОГГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11В НАСТОЯЩУЮ НАСТОЯЩУЮ ДЕПРЕССИЮГлава 12Глава 13Глава 14Глава 15Глава 16Глава 17Глава 18

notes12345678910111213141516171819202122232425262728

Степфорди Май'О
НОВОУМИЕ

ПРОЛОГ

Не хочу впадать в мелодраму, но я точно вот-вот умру. Кто бы мог подумать, что я закончу свои дни вот так — лежа на спине, судорожно глотая воздух, глядя на возвышающуюся надо мной призрачную фигуру? Правду говорят — перед смертью перед глазами проходит вся жизнь. До переезда в Глухомань Виладж никакой особой жизни у меня не было, но в последние несколько месяцев все резко изменилось. Сейчас мне кажется, что для обычной, ничем не примечательной, девушки я пережила даже слишком много захватывающих приключений. Степфордия Май'О сделала меня настоящей бедоносицей. Мои воспоминания путаются, поскольку умирающий от недостатка кислорода мозг лихорадочно мечется от одной картины к другой. Только что я с аппетитом обедала в школьной столовой, а потом вдруг оказываюсь привязанной к стулу. Жуткая какофония звуков терзает мою нежную душу, но все заглушает гогочущий смех чудовища, желающего моей жестокой погибели. Новый скачок — и вот уже я сижу на краю постели, а ледяная рука моего возлюбленного медленно ползет вверх по моему бедру… Но у меня нет времени насладиться этими мгновениями, ибо воспоминания увлекают меня дальше: вот шайка зомби гонится за мной по лесу, чтобы сожрать мои мозги; а вот на уроке английского мы изучаем Шекспира (снова); человек превращается в волка; толпа отвратительных, одурманенных похотью тинейджеров срывает с меня легкие одежды… И всюду, во всех-всех воспоминаниях присутствует фигура Тедди Килледи — моего любимого, моей второй половинки, моего сурового ангела… — Бегги Мотт! — А? — сипло бормочу я, все еще пребывая во власти проносящихся у меня перед глазами воспоминаний. — Прекрати задерживать дыхание, ты сейчас вырубишься. Я снимаю с головы пластиковый пакет и нехотя втягиваю воздух. — Но я ведь только-только дошла до того момента, когда ты снял рубашку! И потом, если я не начну с приличного флешбэка, как читатели догадаются, что впереди их ждет нечто интересное? Там же дальше куча глав, в которых мы с тобой только и делаем, что болтаем о своих любимых оттенках и прочей ерунде. По-моему, было бы справедливо дать людям понять, что в книге есть и кое-какие события. Тэдди накрывает мою руку своей ледяной твердой рукой. — Если тебя интересует мое мнение, то я бы посоветовал тебе начать с самого начала. Видишь ли, Бегги, история нашей любви — это сага, которая переживет века. Она просто обречена быть захватывающей, воспламеняющей и… — Пробуждающей аппетит? Тедди строго смотрит на меня. Иногда он бывает очень суров — признаться, обычно я от этого в полном восторге. Наверное, он все-таки прав. Вообще-то Тедди всегда прав, ведь он самое идеальное существо, когда-либо рыскавшее по земле. Я снова закрываю глаза и возвращаюсь в день, с которого все началось. Глава 1
ВЛАЖНО

Я выросла в Саннитауне, штат Невада. Там никогда не бывает дождей. Вообще. Там 365 дней в году ослепительно сияет солнце. Как нарочно, Глухомань Виладж в забытом Богом северном штате был полной противоположностью Саннитауна: там все время шел дождь. Могу понять, почему моя мама так хотела отсюда удрать. После того, как мне исполнилось шесть лет, и я поняла, что мир вращается исключительно вокруг моей персоны, пришлось потребовать, чтобы отец приезжал навещать меня в Саннитаун, вместо того, чтобы я унижала себя посещением места, где не бывает солнца. Но теперь все должно было перемениться. — Ты точно решила, Бегги? — спросила мама, обнимая меня на прощание в аэропорту Саннитауна. — Ты же знаешь, что можешь остаться со мной и Качком-Футболистом. У нас есть даже свободная комната для тебя, да и я не собираюсь все время проводить в разъездах. — Мама, сколько тебе повторять? Я слишком благородна и самоотверженна, чтобы остаться, так что смирись с моей жертвой. Точка. — Хорошо, солнышко, — ответила мама. Она была моей лучшей подругой, почти сестрой, но вы не поверите, как меня утомила необходимость постоянно указывать ей, что для нее лучше. Я покидала свою мать, потому что в ее жизни появился мужчина, который сможет за ней присматривать. Пусть теперь Качок-Футболист переводит ее за руку через дорогу. А я буду жить с Лохи, своим отцом — единственным из моих немногочисленных родителей, который сможет окружить меня безраздельным вниманием, столь необходимым моей тонкой и ранимой душе. Мама снова обняла меня. — Если я тебе понадоблюсь, только позвони! — Да, конечно. Не обязательно быть такой навязчивой, мама! Я, не оглядываясь, пошла на посадку: не хватало только смотреть, как она некрасиво рыдает и заламывает руки! Лохи встретил меня в аэропорту Порт-Страшнерса. В отличие от матери, он был человеком немногословным, поэтому приветствовал меня своей любимой фразой: — Салют, Бегг, как делишки? — А ты как думаешь? — проворчала я, забираясь в кабину его внедорожника. — Моя мать спуталась с жеребцом, который сидит на стероидах, моя жизнь пошла прахом, и мне пришлось переехать в вонючую дыру в заднице мироздания. Мне, конечно, не хочется быть жестокой, но, между прочим, я не просила вас меня рожать! Мой отец любит называть себя частным детективом, но я не такая дура, чтобы верить, будто в его работе есть хоть что-то захватывающее. Мне кажется, он выбрал эту профессию из-за того, что пересмотрел слишком много фильмов с Хамфри Богартом. У Лохи даже фетровая шляпа есть, а толку? Глухомань Виладж слишком скучен, чтобы привлечь преступников, поэтому моему отцу приходится заниматься розыском сбежавших кошек. — Ну что ж, а у нас все тихо, как всегда! — радостно доложил Лохи. Я ничего не ответила, просто угрюмо пялилась в окно, пока мы ехали по городу. Глухомань Виладж окружен лесами. Огромные секвойи вздымают в воздух свои толстые твердые стволы. «Они растут так плотно, и так часто пронзают небо своими кронами, что почти не пропускают солнечный свет, а дождь неторопливо сбегает по их крепким стволам влажными, терпкими каплями, которые…» Я так и подскочила от неожиданности, когда Лохи дотронулся до моей руки. У меня было такое чувство, будто я находилась на пороге какой-то по-настоящему взрослой мысли, когда он прервал мои размышления. — Чего тебе надо? — спросила я, с нежностью вперившись в него. — Да я тут говорил, что жизнь у нас в Глухомань Виладж затхлая, как вода в сточной канаве, — сообщил отец, с трудом перекрикивая орущие сирены трех полицейских машин, за которыми неслась скорая помощь и пожарный автомобиль. Вдалеке в воздух поднимались столбы дыма. — Никаких у нас событий в Глухомань Виладж. Думаю, тебе тут будет немного скучновато. — Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — небрежно посоветовала я, устало закатывая глаза. — Почему ты стоишь? Там зеленый! — Ну, это… то есть… Просто подумал, надо подождать, пока санитары уберут этого типа с дороги, — ответил Лохи. — Похоже, тут произошел какой-то несчастный случай, хотя уверен, что ничего серьезного. Я посмотрела вперед — врачи со скорой копошились над каким-то парнем, истекавшим кровью на асфальте, а два копа вместе скручивали визжащую девицу с ножом в руке. «Нет, нам теперь тут целый день стоять, что ли?» — Очередной тихий денек в добром старом Глухомань Виладж, — усмехнулся Лохи, осторожно объезжая кучу битого стекла. Я вздохнула. Лохи был прав. Здесь никогда ничего не происходит. Дыра она и есть дыра. Возле знака остановки неподалеку от супермаркета болталась кучка балбесов моего возраста. Они являли собой плачевное зрелище: все одеты в черное, с жидкими немытыми волосами и угрюмыми взглядами. Я с жалостью разглядывала их. Заметив мой взгляд, один из парней дернул своего дружка за рукав — и через несколько секунд вся шайка уже уставилась на меня во всех глаза, и лица у всех были мертвенно-бледные. Не знаю, отчего это — от изумления, восторга или просто у них макияж такой. — Папа, ты что, всему городу рассказал о моем переезде? — простонала я. Лохи хлебом не корми, дай только похвастать своей чудо-дочкой, и это, честно говоря, ужасно утомляет. — С чего ты взяла, детка? — забормотал он, грозно посмотрев на балбесов, словно они его чем-то огорчили. Что ж, я его понимаю: папочка всегда старается меня защитить от всего на свете. Мой Лохи все еще жил в своем скучном двухэтажном сарае, дверью которого когда-то громко хлопнула моя мамочка, после того, как поняла, что из ее незадачливого муженька никогда не выйдет настоящего детектива в стиле «нуар». Наверное, на свете есть берлоги и похуже — да что за примером далеко ходить, я сама жила в разрушенном доме, во всех смыслах этого слова — но здесь абсолютно не было простора для сокровенных тайн и леденящих душу секретов. «Все-таки мои родители ужасные эгоисты! Неужели трудно было отдать меня на усыновление? У сирот такой простор для эволюции художественного образа!» Мы остановились перед домом. — Я хочу показать тебе кое-что, Бегг, — сказал Лохи. Вид у него был ужасно довольный. — Закрой глаза… Я послушно зажмурилась. — Это машина? Это хорошо, потому что машина мне очень нужна. Ты купил мне машину, да? — А теперь… открой. Я посмотрела перед собой. — Ты купил мне автобусную остановку… — сказала я, осматривая ее со всех сторон. — Я заставил городской совет внести наш дом в маршрут автобуса, — с гордостью доложил Лохи. — Теперь ты сможешь без проблем добираться до школы! — Кхм… Спасибо, пап, — бросила я, направляясь в дом. Ежу понятно, что я не могу ездить в школу на автобусе! Придется пользоваться машиной Лохи. Отец вошел за мной следом и уронил мои сумки в прихожей. — Ну вот, а теперь я пошел смотреть бейсбол, — сообщил он. С этими словами отец направился в гостиную, включил телевизор и на время исчез с этой страницы, предоставив мне возможность освоиться самостоятельно. Я поднялась на второй этаж. Моя комната оказалась слишком тесной. Где библиотека длинных и запутанных романов, которые должны продемонстрировать мой интеллект, с которым вам еще предстоит познакомиться? Где моя эклектичная и нетипичная коллекция музыкальных дисков? Где, спрашивается, изящные пустячки и настенные украшения, призванные проиллюстрировать мою чуткую душу, чуждую условностям косного общества? В чем прикажете мне проявлять свое эго? «Нет, это никуда не годится! Нужно заставить Лохи сломать стену, чтобы я могла присоединить его комнату к своей. А он может прекрасно спать и на диване. Это будет только справедливо, если вспомнить, на какую жертву я пошла, переехав сюда!» Ладно, поговорю с ним позже. Сейчас нужно заняться более неотложным делом: рассмотреть себя в зеркало и описать то, что я там вижу. Нельзя сказать, чтобы у меня была какая-то особенная внешность. Как вам уже известно, я долго жила под палящим солнцем Саннитауна, однако теперь вам предстоит узнать, что в родном городе я предпочитала целыми днями сидеть взаперти, а по улицам передвигалась короткими перебежками от одного пятна тени до другого. Надеюсь вы понимаете, что я не могла позволить солнцу испортить мою интересную бледность, столь выигрышно гармонирующую с моими черными волосами и глазами, похожими на глубокие, загадочные озера полночной тьмы. Я со вздохом отвернулась от зеркала. Правду не скроешь: нет, я не была хорошенькой. И все-таки была! В надежде, что полезная рутина несколько поднимет мне настроение, я принялась распаковывать свои вещи. На самом дне рюкзака лежала маленькая детская книжка с картинками, которая так много для меня значила: строго говоря, эта книжка была главной причиной моего переезда в Глухомань Виладж. Я бегло пролистала ее. На каждой странице была изображена маленькая девочка с черными косами. Она была ослепительна. Вокруг нее водили хороводы разноцветные зверушки и живые сладости. Под картинками помещались стихотворные строчки, выполненные преувеличенно кривыми детскими каракулями. Я хочу конфеток! Сладких пирожков!
Я хочу на озере дружных пикничков!
Лисичек в кулечках, в желтых носочках,
Русалок-гадалок на каменных кочках,
И шоколадный коктейль заодно!

Книжка в картинках «Бегги получает все, чего хочет» была продана тиражом в миллион экземпляров. Ее продолжение, «Бегги выдвигает новые требования», было еще более популярным. Затем, как полагается, последовал мультфильм, футболки, изображения на коробках для завтраков… Было время, когда мое имя гремело по всему миру! Но потом все изменилось. Попробуй, заставь кого-нибудь прочитать книгу под названием «Бегги Мотт идет в среднюю школу»! Сейчас я была всего лишь обычной школьницей, скучной и посредственной, но в моей жизни был звездный миг! И я хотела, чтобы он наступил снова. Я имела на это право. Я была этого достойна. И я прибыла в Глухомань Виладж, чтобы этого добиться. Ибо Глухомань Виладж был не только родным домом моего отца, с бесконечными милями унылых лесов и морем нескончаемых осадков, средний уровень которых достигал ста дюймов, но и местом, где находилась знаменитая Глухоманская Академия художественного совершенства. В стенах этой Академии одаренным детям помогали раздвинуть свои горизонты. Эта школа была лучшей из лучших. Здесь давали советы Дрю Бэрримор, здесь «Маленьких женщин» превращали в «Хороших жен», ^[1]и даже сумели поместить Алису, Венди и Дороти в комикс Алана Мура. ^[2]Я знала, что только здесь мне смогут дать то, о чем я мечтала — статус центрального персонажа взрослой книги или, на худой конец, главную роль в каком-нибудь многослойном подростковом романе, обладающем магнетической притягательностью для широкой аудитории за рамками своей целевой группы. Мне не терпелось поскорее начать обучение в Академии, но я прекрасно понимала, что остальные ученики непременно меня возненавидят, как это было в Саннитауне. Не верьте тем, кто говорит, будто ко мне так относились из-за того, что я презирала окружающих и время от времени калечила их по неосторожности. «Наверное, я лучше знаю, в чем там дело было! Уверяю вас, моя неуклюжесть и холодность тут абсолютно ни при чем!» Правда проста, и она заключается в том, что я не вписывалась ни в один коллектив — никогда, сколько себя помню. Никто никогда меня не понимал. Я была особенной, неповторимой снежинкой, мои интересы всегда выходили за рамки унылых будничных драм, поглощавших все внимание людей, с которыми мне приходилось общаться. Я была рождена для большего — возможно, даже для будущей Пулитцеровской ^[3]премии. Какое счастье, что я такая скромная! Я несла свое одиночество с благородным достоинством, хотя нередко спрашивала себя, смогу ли я когда-нибудь встретить душу, способную увидеть за моей скромной внешностью мой богатый и блистательный внутренний мир. Может быть, Глухомань Виладж окажется иным… — Эй, Бегги, детка, мама хочет с тобой поговорить! — Лохи стоял в дверях, держа в руке телефонную трубку. Я приняла у него устройство связи — в записной книжке Степфордии говорится, что не следует повторять в тексте одинаковые слова, даже если найденный синоним оказывается громоздким и неуместным — и радостно рявкнула в трубку: — Чего тебе понадобилось на этот раз? Неужели нельзя понять, что я с головой ушла в процесс вымучивания своего исключительно сложного и многопланового характера? — Я просто хотела спросить, как ты долетела, милая. Знаешь, тебе не нужно было так далеко уезжать. У нас, в Саннитауне, есть чудесное заведение под названием «Выбери Себе Приключение», и я уверена, что они бы с удовольствием тебя приняли, они известны тем, что с легкостью принимают решения в последний момент… — Сколько раз я должна тебе повторять? — завизжала я. — Сейчас для меня нет ничего важнее моей карьеры! Я должна пойти на все ради этого! Да, это огромная жертва, но я должна ее принести! Я необходима миру, мама. Мир нуждается в моем искусстве! «Как будто она не знает, что только жалкие неудачники западают на „Выбери Себе Приключение“! ^[4]Да ведь у них, прикиньте, каждая книга незакончена процентов на 90, а то и больше!» — Как скажешь, Бегги. Если в Глухомань Виладж ты сможешь найти свое счастье, буду за тебя только рада! — Мама, — простонала я. — Ты, конечно, моя лучшая подруга, и можешь по праву гордиться этим достижением, но неужели нельзя оставить меня в покое хотя бы на пять минут? Ты просто душишь меня своей добротой и любовью! Ты подавляешь мою личность! Я пошлю тебе краткое письмо по электронной почте, в котором попрошу отвязаться от меня хотя бы на три главы, ясно? Я шваркнула трубку в стену и бросилась на кровать. Пришло время как следует порыдать. Неважно, что я сама решила переехать сюда — этот шаг все равно причинял мне неописуемые терзания. Я долго стенала, изливая в ночь свою боль и ярость, а ветер завывал под окнами, выражая этим затасканным литературным штампом метафорическое сочувствие моему бездонному отчаянию. Никто никогда не страдал так, как страдала я. То есть, всем известно, что все молодые люди в свое время страдали точно таким же образом, но я все равно была единственной и неповторимой. Если бы я слагала стихи о своих горестях — чем я, разумеется, не занимаюсь, ибо давно переросла этот детский сад — то это выглядело бы примерно так: Дождь
За моим окном.
Дождь
В сердце моем.
Мгла
И отчаяние
Поливают меня
Сочащимися каплями
Как дождь.

Наконец, красноречиво и картинно выплакав сердечную боль своих семнадцати лет, я провалилась в сон. Глава 2
В ПЕРВЫЙ РАЗ

На следующее утро я проснулась, испытывая сложную смесь смятения, смирения и очищения. Глухомань Виладж ждал меня во всем своем безотрадном, сыром, небрежно описанном великолепии. Я отдернула занавески и была поражена открывшимся мне видом. Прекрасный золотой пляж простирался до самого горизонта, с одной стороны от него росли густые зеленые пальмы, а с другой плескалось чистейшее голубое море. Я разрешила себе испытать мгновенный прилив надежды — ровно до тех пор, пока не заметила идущую вдоль голубого неба яркую надпись: «Добро пожаловать в Канкун!» Гневно сорвав дурацкий плакат с окна, я смяла его в комок, проклиная Лохи с его идиотскими шуточками. «Неужели он не понимает, насколько я чувствительна и лишена чувства юмора? Подобные дурацкие розыгрыши могут стать поистине фатальными для столь ранимого и скучного существа, как я!» С другой стороны, мне хватило ума сообразить, что таким образом Лохи неуклюже пытался предложить мне свою мужскую дружбу — или нечто подобное из той же оперы — для понимания которой у меня отсутствовал нужный набор хромосом, поэтому я решила оставить его дерзкую выходку без последствий, задействовав сверхъестественный запас милосердия, которым всегда по праву гордилась. «Похоже, я не ошиблась с Глухомань Виладж — смотрите, я провела тут всего один день, но уже чувствовала, что моя эмоциональная палитра становится намного более богатой и утонченной». Настоящий вид из моего окна не имел ничего общего с Мексикой. «Дождивший дождь дождил весьма сыро и дождливо — (нужно научиться получше описывать дождь; наверное, в Академии будут задавать сочинения на эту тему, ведь здесь никакой другой погоды все равно не бывает), — а окружавшие дом деревья сочились каплями влаги. Их могучие стволы вздымались в небеса, а плющ, оплетавший их мощную толщу, был похож на вздувшиеся вены, пульсирующие яростной жизнью под сплошными серыми облаками…» Что-то в этом зрелище глубоко волновало меня, но я никак не могла понять, что именно. Лохи сидел внизу, на кухне, вперив взор в местную прессу. Он читал какую-то статью, но, заслышав мои шаги, поспешно поднял глаза и сложил газету, чтобы я не успела прочесть заголовок — кажется, что-то насчет того, что кого-то нашли выжатым или выпитым — точно не разглядела. — Салют, Бегг, как дела в Мексике? Я проигнорировала его попытку завязать дружеский разговор, надеясь, что мое молчаливое неодобрение поможет Лохи понять, что у его деревенского чувства юмора нет никаких шансов произвести впечатление на мою необыкновенно изысканную и многогранную душу. Я заметила в руках у Лохи ремень и обратила внимание на то, что один его конец весь исслюнявлен. — Лохи, ты что, жуешь ремень? — Ну, это, типа, ага, ха-ха. Решил слегка подкрепиться перед работой. — Черт тебя побери, папочка, и это ты называешь завтраком? — ласково ощерилась я. — Ну, Бегг, нельзя сказать, чтобы мне это было особенно по душе, просто я так расстроился после того, как твоя мама бросила меня пятнадцать лет тому назад, что никак не соберусь заглянуть в магазин. — Ты мелкая презренная душонка, и ты просто жалок! Но не волнуйся, после школы я загляну в супермаркет и куплю еды. Вообще-то я люблю готовить. Я все время стряпала для мамы, которая, между нами говоря, такая же никчемная особа, как и ты, поэтому у меня была возможность потренироваться в описании самых разных блюд. «Кстати говоря, описание еды позволяет сделать повествование менее тоскливым, кроме того, некоторые блюда можно использовать в качестве метафоры». Я видела, что зря трачу свое время: мое красноречие Лохи в одно ухо влетало, а из другого вылетало, однако он радостно заулыбался при мысли о настоящем доме, в котором на столе бывает настоящая еда. — Ну? — рявкнула я. — Что, детка? — Деньги, Лохи! Хочу тебе напомнить, что продукты не заплатят сами за себя! Честно говоря, ты невероятно беспечен и непростительно зациклен на своем эго. — Ну конечно, милая, вот, — он протянул мне пачку банкнот. — И? — И? — обескуражено переспросил он. — Что? Ключи от машины? — Он дал мне их, и я потопала к двери. — Пока, Лохи, я не хочу опоздать в школу в первый день. Когда входная дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, я услышала, как папочка умоляюще крикнул мне вслед: — Эй, Бегг, а как же я доберусь до работы? Отмахнувшись от его заурядных забот, я под дождем добежала до машины и повернула ключ в замке зажигания. Двигатель уверенно завелся, и я поехала. Во время поездки под дождем я размышляла о том, какой окажется эта Академия. Я была абсолютно уверена в том, что здешние ученики не смогут понять, как ко мне подступиться, и что, как и во всех предыдущих школах, я стану изгоем. Честно говоря, я всей душой ненавидела эту роль, хотя она лишний раз доказывала мою уникальность на фоне обыденности, окружавшей меня в этом мире. Оставалось надеяться только на то, что преподаватели Академии сумеют распознать и взрастить мой потенциал — в отличие от прежних наставников, которые только гнали меня от себя, заявляя, будто у них от меня голова болит. «Эти глубоко бессмысленные пародии на учителей не смогли бы распознать литературного гения, даже в том случае, если бы он написал им трехстраничное предложение без единого знака препинания…» Подъехав к перекрестку, я внимательно изучила дорожный указатель. Дорога прямо была обозначена как «Супермаркет и ресторан (только для кино)», указатель направо гласил: «Школа», а налево: «Все другие места». Конечно, Глухомань Виладж — та еще дыра, но, по крайней мере, не заблудишься: Я выбрала Школьную дорогу. Она была подернута мутным туманом, помешавшем мне рассмотреть здания, не относящиеся непосредственно к развитию сюжета, однако по пути со мной случилось одно странное происшествие. В паре миль от моего дома на тротуаре уныло топтался какой-то парень. Я успела заметить только его зеленые волосы, драные джинсы и английскую булавку в носу, когда он вдруг с воплем: «И-Я-Я-Я-Я-Я!!!» швырнул в меня чем-то. Я увернулась. Гитара ударилась о крыло машины и разлетелась в воздухе безобразной кучей струн, дерева и нестройных звуков. Парень почему-то обозлился. Все это было довольно необычно. С виду парень был типичным панком — насколько мне известно, представители этой субкультуры обычно лишены ума, стиля и всего остального. Оставалось предположить, что он хотел вручить мне свой музыкальный инструмент в качестве подарка, и очень огорчился, когда гитара все-таки разбилась. Странновато, конечно, но поскольку Лохи уже раззвонил всему городу о моем переезде в Глухомань Виладж, я, несомненно, была самым интересным событием, случившемся в этой дыре за долгие годы. Пришлось весело помахать рукой своему новому фану. Вместо ответа панк поднял вверх два пальца, очевидно, желая мне успехов в учебе. «Как мило!» Продолжая радостно улыбаться, я въехала на парковку Академии. Академия оказалась намного больше, чем я представляла. Прямо передо мной расстилался просторный школьный двор. Он весь порос травой, а на противоположном его конце я разглядела четверых ребят и собаку, с увлечением склонившихся над какой-то картой или чем-то подобным. Я даже услышала, как один из ребятишек воскликнул: «Так вот, значит, где расположены ядерные боеголовки Ким Чен Ира!», а миг спустя до меня донеслось гулкое эхо далекого взрыва. От меня справа в небеса устремлялась старая башня волшебника, из окон которой то и дело вылетали какие-то подозрительные искры. Вообще-то я слышала, что в Академии Глухомань Виладж есть программа фэнтези, однако не придавала этому большого значения — кому интересны эти жалкие характеры, не доросшие для настоящего литературного жанра? Слева какая-то девушка стояла перед чем-то похожим на тенистую аллею. Вот она взмахнула волосами и сказала: — Ну, типа, Джонни сказал, типа, что он, конкретно, собирается пригласить меня, типа, на танец… Ну, что скажете, мисс Эфрон? Строгая дама в костюме от «Дольче и Габбана» и с планшетом в руках, тяжело вздохнула и что-то черкнула в своем блокноте. — Уже лучше, Беби, но ты все еще злоупотребляешь словами-паразитами «типа» и «конкретно». Если хочешь успешно сдать курс «Романтическая драма для начинающих», тебе придется отучиться разговаривать на подростковом жаргоне. Ты же понимаешь, что сама загоняешь себя в угол? Давай-ка попробуем еще разок, согласна? На доске объявлений перед входом висело расписание факультативов. Здесь же я обнаружила листок, на котором все желающие могли записаться на курс модного психоделического литературного стиля «Съешь меня/Выпей меня»; еще одно объявление приглашало на семинар по «потоку сознания», причем в нем были настолько подробно изложены суть и смысл курса, что не оставалось места для того, чтобы записаться. Я почувствовала разлитую в воздухе креативность и поняла, что попала в нужное место. Здесь меня, несомненно, полюбят. Первым делом мне нужно было зарегистрироваться в администрации, видневшейся в дальней части двора. Остальные ученики группками стекались к главному зданию школы, и я понеслась им навстречу через парковку, бешено размахивая руками и вопя: — Я Бегги Мотт, посмотрите на меня! Чутье подсказало мне, что они нарочно не обращают на меня внимания. «Типичная история! — подумала я. — Я пробыла здесь всего тридцать секунд, а они уже не смогли разглядеть скрытые глубины моей личности. Что тут говорить, подростки такие недогадливые!» Кротко вздохнув, я вошла в канцелярию. За столом сидела чудовищно жирная старуха и заполняла какие-то бумаги. Мне была омерзительна ее безобразная старость, однако я мило улыбнулась, словно ничего не заметила, абсолютно уверенная в том, что эта слабоумная карга не заметит моего блестящего обмана. — Здравствуйте, я Бегги Мотт, новая ученица, звезда книги «Бегги получает все, чего хочет». Вы, наверное, сходите с ума от желания со мной познакомиться? — скромно представилась я. — Здравствуй, душечка. Конечно, мы все с нетерпением ждали тебя, ведь наш Глухомань Виладж такое тихое местечко, так что нам все равно нечем было заняться, кроме как сплетничать о том, какая ты из себя. Вот тебе карта школы, — деловито добавила жирная старуха, — потому что у нас тут очень просто заблудиться. На территории много кроличьих нор, так что постарайся обходить их стороной. А это твое расписание. Я посмотрела на протянутые мне документы. — Простите, но тут в расписании указаны только английский и физкультура по утрам. Разве в вашей школе нет других обязательных предметов? Отвратительное лицо старухи сморщилось в гримасу возмущения. — Я, конечно, не знаю, как было у вас заведено в шикарном старом Саннитауне, но у нас в Академии порядок простой. Каждое утро все ученики занимаются английским и физкультурой, а после обеда у нас предметы по выбору — «Изложение», «Погоня за духом времени» и тому подобные важные дисциплины. Теперь настала моя очередь возмутиться. — Но как же химия, французский или, на худой конец, география? Разве мы не должны получить всестороннее образование? — Английский и физкультура, деточка. Точка. Все. Ты вообще представляешь, как трудно достоверно и убедительно написать о школе? Наша Степфи окончила школу сто лет тому назад, и давно все перезабыла, поэтому у нас самое удобное расписание на свете — два настоящих предмета и несколько вымышленных. Здорово? Очень экономит творческое время и силы. И потом, кому нужен этот французский? Сама посуди, каковы шансы встретить француза в Глухомань Виладж? — Возможно, вы правы, но все-таки это не слишком достоверно. Это, разумеется, мое личное мнение, и я не спешу его навязывать. — И правильно делаешь. А теперь закрой рот и беги отсюда. Опоздаешь на встречу с директором. После этого меня грубо выставили за дверь. Я изучила выданную мне карту. Если верить ей, офис директора располагался с другой стороны главного здания. К моему удивлению, это оказался прелестный маленький домик, стены которого были оплетены вьющейся жимолостью, а в саду росли розы. Не успела я подойти к двери, как на пороге появилась директор. Она выпроваживала за дверь пузатого желтого медвежонка в красной футболке. — Неужели снова незачет? — обиженно пропыхтел медвежонок и, не прибавив больше ни слова, промчался мимо меня. — Он старается, — вздохнула директор, — но у него не слишком много мозгов. — Она перекинула через плечо одну из своих толстых рыжих кос и приветливо улыбнулась мне: — Меня зовут мисс Ширли, а ты, должно быть, Бегги Мотт? Добро пожаловать в Глухоманскую Академию. Как у тебя дела? — У меня слишком маленькая комната, мой отец хочет, чтобы я ездила в школу на автобусе, все придурки в городе разглядывают меня, а когда я пришла сюда, все сделали вид, будто мы незнакомы, хотя я уверена, что они отлично меня узнали, старая карга в канцелярии мне нахамила, и вы себе не представляете, какая мука быть обыкновенной заурядностью, когда чувствуешь в себе силы так много дать этому миру! — Я перевела дыхание. — Кроме этого… Мисс Ширли, нахмурившись, посмотрела в мой формуляр. — Мне кажется, тут какая-то ошибка. Тут написано, что тебе семнадцать. — Ну да, а что? — Видишь ли, — сообщила она, — на этой неделе у нас будет самая обычная программа, так что мы с легкостью удовлетворим все твои интеллектуальные запросы, однако я думаю, ты должна немедленно приступить к изучению курса «Эмоциональный рост для начинающих». Не сомневаюсь, что с его помощью ты выйдешь из пубертатного кризиса раньше, чем успеешь произнести «Зеленые мезонины». ^[5]А теперь, прошу меня извинить, у меня новый ученик. Когда я повернулась, чтобы уйти, по садовой дорожке к дому директора стремительно промчался тощий белый кролик. Я услышала, как мисс Ширли бранит запыхавшегося от бега ученика: — Мне абсолютно неинтересно, что ты получил эпизодическую роль в научно-фантастическом фильме о природе реальности и больших пушках, это все равно не дает тебе права опаздывать… Судя по всему, мисс Ширли была очень строгая, и хотя я так и не поняла, что она имела в виду под словами «пубертатный кризис», чувствовалось, что директриса свое дело знает. Уверена, что через год я буду готова стать героиней своей первой взрослой книги или, хотя бы, какой-нибудь истории, находящейся на пересечении различных целевых аудиторий. Какой-то долговязый жидковолосый парень с жуткими прыщами и тупым взглядом радостно приветствовал меня, когда я добралась до корпуса английского языка. — Привет, ты ведь Бегги? А я Чип. Вообще-то Чип Бод. Надеюсь когда-нибудь стать звездой романтической комедии. Рад знакомству. Едва взглянув в его тупые булавочные глазки, я немедленно поняла, что у этого Чипа нет никаких шансов стать достойным моей дружбы. Однако мне не хотелось его обижать, поэтому я постаралась ответить с таким же дружелюбием: — Даже не мечтай, прыщавый. Я не собираюсь с тобой встречаться, даже если ты по своей тупости на это рассчитывал. Он широко улыбнулся. — Вот здорово! Я понимаю, первый день в школе бывает нелегким. Если тебе понадобится помощь, только крикни! — Ты не слышал, что я тебе сказала? Мне нужен исполнитель главной мужской роли, а ты годишься только на роль приятеля или второстепенного персонажа, да и то с большой натяжкой. Так что отвечай — мы будем стоять тут все утро, или же ты откроешь мне дверь, как подобает джентльмену? — Ой, ну да… Прости, Бегги. Он распахнул передо мной дверь и лег на пороге. Я как следует вытерла ноги о его спину и перешагнула через распростертое тело. Не хватало только произвести плохое впечатление на учителей, оставляя на полу грязные следы от ботинок! Класс был уже полон, и мои новые одноклассники дружно уставились на меня. Я покраснела до ушей — и была вознаграждена громким вздохом одного из парней из первых рядов. — Вы только взгляните, какой у нее нежный румянец, — сказал кто-то. Устав от всеобщего внимания, я бросилась к свободной парте в задней части класса, втайне радуясь тому, что незнакомые люди любуются мною без всякой особой причины. Прозвенел звонок, и учитель по имени мистер Фэллеси призвал класс к порядку: — Доброе утро, ребята! Как видите, у нас новая ученица. Я не хочу смущать Бегги, заставляя ее представиться классу, однако не сомневаюсь, что вы встретите ее радушно. Я сразу поняла, что мы с мистером Фэллеси никогда не поладим. Заставив меня коротко представиться классу, он дал бы мне прекрасную возможность очаровать своей неуклюжестью моих изголодавшихся по блеску и изыску одноклассников. Пока я метафорически пинала себя за упущенную возможность, девушка, сидевшая за соседней партой, повернулась ко мне, чтобы представиться. — Привет, Бегги, меня зовут Ванда, Ванда Мэншенел. Вот увидишь, мы с тобой станем лучшими подругами! Я смерила Ванду оценивающим взглядом. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы вынести безжалостный приговор ее одежде, прическе и кретинской улыбке. Ванда Мэншенел была похожа на самую обычную семнадцатилетнюю девчонку, которой, без сомнения, пойдет на пользу знакомство с моим глубоким и не имеющем себе равных взглядом на жизнь. Я решила, что на словах приму эту жалкую дружбу, а за глаза буду жестоко насмехаться над ее убогой заурядностью. — Привет, Ванда, страшно рада познакомиться, неискренняя улыбка. — Ты сказала «неискренняя улыбка»? — Ванда сконфуженно уставилась на меня. Как это типично. Всего минута нашей «дружбы» — и я уже на голову переросла свою «подружку». Мистер Фэллеси пришел мне на помощь, попросив одного из учеников прочесть вслух очередную порцию текста. Когда я поняла, что они тут читают, у меня оборвалось сердце. Я проходила «Поминки по Финнегану» ^[6]в детском саду и вовсе не собиралась весь остаток семестра слушать, как преподаватель пытается вложить этот простенький текст в пустые головы окружавших меня недоумков. После урока Чип проводил меня с английского на физкультуру, без умолку болтая о жизни в Глухомань Виладж и банальных проказах своих тривиальных дружков. Тем не менее я терпеливо слушала весь этот бред, прекрасно понимая, что мальчику просто нужно дать время переключиться на гораздо более интересную тему — обо мне, например. — Скажи, Бегги, а как ты любишь развлекаться? — Ну, наконец-то! — Я с нетерпением ждала этого вопроса. — Что я могу сказать тебе, Чип? Определенно, твоя жизнь не представляется мне хоть сколько-нибудь осмысленной. И не надо лезть мне в душу. Не твое собачье дело, как я провожу свое свободное время! Я была уверена, что это его заинтригует. Такому типу, как этот Чип, никогда не оценить всю прелесть моих утонченных хобби — таких как перечитывание романов Джейн Остин, посещение супермаркета и других занятий, как нельзя более подходящих разочарованной героине короткого, но проникновенного рассказа, которой я так мечтала стать. Так зачем тратить время на ответ? Урок физкультуры оказался таким же скучным, как и английский, а Чип пожирал меня глазами все время, пока мы бегали кругами. Поскольку мне было отвратительно его навязчивое внимание, я запустила пальцы в свои длинные роскошные черные волосы, поиграла прядями, а потом игриво перебросила их через плечо. К моему величайшему разочарованию, Чип только слюни пустил от этого зрелища. Этот Чип мог стать для меня серьезной проблемой, поэтому я решительно подошла к нему после уроков. Перешагнув через лужу слюны, растекшуюся под его ногами, я скрестила руки на своей пышной груди и ласково сказала: — Слушай, Чип, ты, конечно, выглядишь довольно безобидной разновидностью кретина, но в данный момент мальчики меня абсолютно не интересуют. Мне всего семнадцать, в конце концов! Сам посуди, какой безумной извращенкой надо быть, чтобы решиться на свидания с мальчиком в таком возрасте! Из Чипа будто весь воздух вышел, и я повернулась к нему спиной, довольная тем, что смогла мягко поставить его на место. Когда я вошла в кафетерий, Ванда помахала мне рукой с ближайшего столика, где уже сидела целая компания ребят. Я помахала ей в ответ, постаравшись вложить в этот жест искреннее дружелюбие. В этот день блюдом дня выступал стейк «Тартар», ^[7]однако я решила подкрепиться фруктами; признаться, в последнее время меня особенно привлекают бананы. Получив свой обед, я направилась к компании Ванды, приготовившись к очередному граду бесцеремонных расспросов. «Нет, правда, почему люди не могут просто оставить меня в покое?» Ванда болтала с двумя незнакомыми мне девушками, сидевшие рядом с ними парни были увлечены собственным разговором, кажется, они общались о том, где бы достать кота. Я поставила поднос на стол, с грохотом отодвинула свободный стул и уселась. Через несколько секунд мне пришлось встать, снова поднять свой поднос и со всей силы грохнуть его о стол. На этот раз все повернули головы и уставились на меня. «Боже милосердный, опять эти расспросы!» — устало подумала я, садясь на свое место и заранее смиряясь с участью неизменного центра всеобщего внимания. — Бегги, давай я познакомлю тебя с нашей компанией, — предложила Ванда. — Вот эту девушку, которая и в половину не такая хорошенькая, как я, зовут Кристина Шай, она стремится к ролям верных лучших подружек. А это Пайпер Тинн, она проходит курс «Стервозность для продвинутых». Рядом со мной сидит мой брат, Тюдор Мэншенел, дальше идут Руди ван Уормер и Джастин Кейс. Большинство других ребят в школе — это просто массовка и отстой, так что не трудись запоминать их по именам. Кстати, я вообще не уверена, что они у них есть. Довольная тем, что узнала все, что нужно о своих, так называемых, новых друзьях, я придала своему лицу выражение вялого интереса и обвела глазами кафетерий. Как и говорила Ванда, здесь, по большей части, была одна массовка, однако мое внимание сразу же привлек столик, стоявший в самом дальнем углу большого зала. За ним сидели трое самых поразительных учащихся средней школы, которых мне когда-либо доводилось видеть (между прочим, я просмотрела все сезоны «Беверли-Хиллз 90210», так что знаю, о чем говорю). Двое парней и девушка склонились над тарелками со стейком «Тартар» и уплетали его с такой скоростью, что только вилки сверкали. Красный сок капал у них с подбородков, и они то и дело с жадностью облизывали губы. Надеюсь, вы помните, что моя кожа имеет нежный оттенок слоновой кости, однако по сравнению с этой троицей я выглядела совершенно заурядной, ничуть не бледнее краснощекой Ванды! Кожа у странной троицы была почти прозрачной, и они напоминали группу мимов-альбиносов. Но это было еще не все и не главное. Главное — все трое были убийственно прекрасны. Я переводила взгляд с одного лица на другое, и каждое следующее было великолепнее предыдущего. (Тут я с ужасом поняла, что забыла свой словарь в кабинете английского, поэтому не смогу описать их красоту в подобающих поэтических эпитетах, однако поверьте мне на слово — они были обалденно хороши, чтоб мне сквозь землю провалиться!) Очнувшись от потрясения, я обернулась к Ванде, чтобы спросить ее, кто они такие, но, прежде чем ко мне вернулся голос, мое внимание привлек холодный дымок, вроде как от сухого льда, плавно струившийся из-под стола загадочных красавцев. Свет в кафетерии медленно погас, но этот единственный столик остался освещен, очевидно, его подсвечивали каким-то скрытым прожектором. Я посмотрела на своих соседей по столу в поисках объяснения, но они, похоже, ничего не заметили: Ванда продолжала радостно щебетать о каком-то фильме с дурацким названием, который она видела на прошлой неделе. Внезапно в зале загремела танцевальная музыка, и призрачная бледная девушка вдруг с легкостью вскочила на стул и перепрыгнула на стол. В этот момент я впервые заметила и оценила ее дорогую дизайнерскую одежду. Девушка начала расхаживать туда-сюда по столу, останавливаясь и позируя каждому из своих друзей, которые награждали ее бурными аплодисментами. Сделав несколько проходов, девушка грациозно спрыгнула на стул, а один из парней занял ее место на столе. На нем были тесные джинсы, белая рубашка, кожаный жилет и большая мягкая шляпа с павлиньим пером, заткнутым за ленту. Он тоже принялся дефилировать по столу, раскованно вращая бедрами и очаровательно выпятив губки, а товарищи поддерживали его аплодисментами. Я схватила Ванду за подбородок и рывком повернула ее голову в сторону незнакомцев. — Ванда! — истошно завопила я. — Кто. Это. Такие? — Кто? — слегка растерявшись, переспросила она. — Они, вон там, разгуливающие по столу, как в реалити-шоу «Топ-модель по-американски»! — теперь я уже не просто орала, а визжала ей в лицо. — А, эта неземная, прекрасная, загадочная, ослепительная, прекрасно одетая и невероятно привлекательная семейка? Так бы сразу и спросила! Точно сказать не могу, у нас тут никто никогда не обращал на них внимания, как и на многое другое, происходящее в Академии. Кажется, их зовут Килледи. Кристина вмешалась в наш разговор и снабдила меня еще одной крупицей полезной информации. — Да, это семья Килледи, их отца зовут Джозеф, и у него лучшая мясная лавка в нашем городе. Подожди, я попробую припомнить их имена. Невысокую бойкую девушку зовут Бобби, парень, который сидит рядом с ней — это Джек, а того, кто стоит прямо перед тобой и смотрит на тебя с безумной ненавистью во взоре, зовут Тэдди. — Р-р-рах! — я резко развернула стул и увидела перед собой самое прекрасное лицо, которое только можно себе представить. Я ласкала взглядом каждую черточку лица Тэдди Килледи, я упивалась твердой линией его точеной челюсти, великолепным прямым носом и густой гривой волос, разделенных косым пробором. Все это время он продолжал рассматривать меня своими сказочными, антрацитово-черными глазами, в которых горела откровенная злоба. Разумеется, мне было к этому не привыкать, но, с другой стороны, мы с ним даже поговорить не успели! Обычно мне требовалось несколько минут, чтобы добиться такого результата. Странный, булькающий звук исторгся из горла Тэдди Килледи, затем его мраморные губы приоткрылись, и он выблевал на меня весь свой обед. Я ошеломленно застыла, стейк Тартар медленно стекал по моему свитеру, а Тэдди Килледи злобно зашипел на меня сквозь свои необычайно острые зубы, и губы его изогнулись в отвратительной злорадной гримасе. Развернувшись, он стремительно выбежал из кафетерия, и короткий бархатный плащ черным крылом развевался у него за спиной. — Я т-тоже р-рада познакомиться, — успела пролепетать я, прежде чем потеряла сознание от запаха полупереваренного мяса. Когда я очнулась, Чип обмахивал меня каким-то учебником. — Оставь меня в покое, Чип, — поблагодарила я. Мой свитер был безнадежно испорчен. «Придется ехать домой и переодеться. Это означает, что я пропущу семинар по „Романтическому диалогу“, однако не думаю, что полученные там знания понадобятся мне в ближайшее время». Выехав из школы, я свернула на указателе «Супермаркет и ресторан (только для кино)», чтобы купить какой-нибудь еды. Толкая тележку по проходам магазина, я впервые в жизни размышляла о своем эксцентричном знакомстве с Тэдди Килледи. Я была обычной и скучной, он был необычным и экзотичным — так почему тогда я произвела на него такое впечатление? Почему он так отреагировал? «Может быть, у него на меня аллергия? И теперь это будет повторяться при каждой нашей встрече? И где в этом идиотском супермаркете химчистка?» Вне себя от раздражения, я с такой силой пихнула вперед тележку, что не смогла удержать ее в руках — набирая скорость, та пронеслась по проходу и с разбегу врезалась в аккуратно сложенную пирамиду жестяных банок, разметав их во все стороны. Послышались крики боли. «Боже мой, что я натворила? А я-то надеялась, что моя неуклюжесть осталась в Саннитауне, но где там! Порой мой милый недостаток серьезно осложнял жизнь окружающим». Я расплатилась и вышла, проигнорировав домогательства сотрудника магазина, пытавшегося привлечь мое внимание к какой-то ерунде, типа чьей-то сломанной ноги. У выхода из магазина длинноволосые небритые парни в клетчатых рубашках писали на стене краской из баллончика: «Любишь волков — лай!» Что бы это могло значить? Когда хоть кто-нибудь из представителей местного населения превратится в человека, с которым я смогла бы подружиться? Нет, не нравилось мне все это! Вернувшись домой, я разогрела на ужин жаркое и как раз ставила его на стол, когда Лохи вернулся с работы. — Привет, Бегг, как делишки? Как прошел первый день? — Спасибо, отлично! Ученики в школе встретили меня очень тепло, мне кажется, ими будет легко манипулировать — всеми, за исключением парня, который вытошнил на меня свой обед. Он просто потрясающий. Знаешь, пап, я не удивлюсь, если мы с ним… — Страшно рад за тебя, Бегг. А теперь я пойду смотреть бейсбол, — перебил меня Лохи, хватая свою тарелку и выбегая из кухни. Я задумчиво помешала жаркое и тяжело вздохнула. Как бы я хотела, чтобы в Глухомань Виладж нашелся хотя бы один человек, с которым я могла бы поговорить! О себе. Глава 3
МАЛЕНЬКАЯ СМЕРТЬ

Дата добавления: 2015-11-04