Я кашлянул, чтобы привлечь внимание Маркман. Та взглянула на меня, а затем подняла указательный палец, призывая подождать.
Но я ждать не хотел. Я хотел прочитать свою историю сейчас. Не позже, не через минуту, а именно сейчас.
Маркман поставила стул рядом с моей кроватью и изящно села на него, закинув ногу на ногу. Папка лежала у нее на коленях. Доктор выжидающе смотрела на меня… и, сказать по правде, этим утром и я, и она многого друг от друга ждали.
- Ты не расскажешь о человеке, который находится вместе с нами в комнате?
Ни за что. Я потряс головой и поджал губы, чтобы показать всю серьезность своего обета молчания. Ооооо, Маркман это точно не понравилось. Но я наоборот ухмыльнулся, зная, как ее подобные вещи раздражают. Я потянул ремень, удерживающий мою правую руку: если Маркман хочет чего-то добиться, пускай освободит мне эту руку, чтобы я мог все написать.
Да, доктор рассердилась. Я понял это по тому, как она вздохнула и принялась тереть глаза. А я даже чувствовал себя немного виноватым из-за того, что делаю работу этой женщины в десять раз сложнее, чем она могла бы быть. Но все-таки Маркман, несмотря на опасения, убрала один ремень. Затем передала мне карандаш, листок бумаги и книгу, чтобы писать было удобнее. Я схватил все это и тут же нацарапал: «Это моя история?»
Но Маркман покачала головой. Так и не дождавшись ответа, я перевернул книгу, которая была подложена под мой листок бумаги. Книга оказалась учебником Д. Дж. Слэйтера, «Путь к здоровому рассудку: отношения врача и пациента». Я усмехнулся, увидев заголовок, и показал его Маркман, надеясь, что она прояснит тайну присутствия этой книги в моей палате. Все эти годы доктор пытается узнать меня, но я все равно остаюсь для нее загадкой. Неужели Маркман настолько была сбита с толку моей гениальностью, что начала читать старые школьные учебники? Однако кое-что в названии книги меня смущало – «здоровый рассудок». Доктор действительно считает, что у меня душевная болезнь? Ничего подобного. Я не в депрессии, не пытаюсь покончить жизнь самоубийством и так далее, так в чем же дело?
- Когда сомневаешься в чем-то, надо возвращаться к истокам, - пробубнила Маркман и залилась краской.
Я кивнул и пожал плечами. А неплохая точка зрения! Неожиданно боль вновь вернулась, и тогда я вспомнил, что мою голову до сих пор охватывает повязка. Я робко дотронулся до нее.
- Ох, - похоже, Маркман напрочь позабыла о моей травме, - думаю, тебе интересно знать, что с твоей головой?
Ну не совсем. Я в курсе, что произошло.
- Ты очень сильно ударился о стол, - сообщила доктор, и, кажется, в ее голосе прозвучали нотки жалости, - и поэтому раскроил лоб.
Нет! Я не ударился о стол! Во всем виноваты Они, вот что случилось на самом деле, и нечего мне врать!
- Но не бойся, - уверяла Маркман, приняв мое замешательство за тревогу, - очень хороший пластический хирург специально прилетел сюда, чтобы тебе помочь. Он пообещал, что шрам будет незаметен… Он правда очень хороший хирург… - в это «очень» доктор вкладывала явно большой смысл.
Неужто самый лучший пластический хирург с Восточного Побережья прилетел в Нью-Джерси специально для того, чтобы разобраться с моей раной? Чего во мне такого?! Я уставился на простынь.
- В чем дело? – Маркман подала мне карандаш и лист бумаги.
Я взял и на миг задумался. Зачем эта женщина будет мне лгать? Что она от этого выиграет? Но… каждая секунда заставляла меня все больше укрепляться в подозрении, что доктор сотрудничает с Ними.
- Как ТЫ думаешь, что произошло на самом деле?
Я написал, что случилось перед тем, как Маркман ввела мне успокоительное. Я изобразил детально Их и их попытки украсть мои тайны. Я даже упомянул про Джаспера, и не хотелось бы мне узнать, какой будет его реакция на то, что я его предал. В конце своей записи я добавил: «Они вычисляют мой голос».
- Джерард, - выдохнула доктор, прочитав изложенный мною вариант развития событий, - я даже не знаю, что и сказать… Ты был, должно быть, очень напуган…
Я нерешительно кивнул.
- Джерард, я знаю, что об этом мы уже говорили, но ты помнишь, как я рассказывала тебе о болезни под названием шизофрения?
Естественно, я помню такое слово. К чему сейчас клонит Маркман? Я не сумасшедший. Все это - полный абсурд.
- А ты помнишь, что шизофрения – это твой диагноз?
Сердце кольнуло. Я не мог поднять взгляд и встретиться им со взглядом Маркман. Я не мог позволить ей убеждать меня в собственном сумасшествии. Я в порядке. Рэй – псих. Боб – псих. Но я-то не такой, как они! Я отвернулся, сверля глазами стену и этим словно защищаясь от Маркман. Она лжет.
- Пожалуйста, взгляни на меня, - доктор положила папку на пол.
Я продолжал созерцать стену. Странно, что она до сих пор не обвалилась под напором моего взгляда! Маркман тяжело вздохнула и отодвинулась… она снова проиграла. Я смотрел в стену, пока не раздался стук. Дверь открылась, и в палате появился незнакомец, которого, однако, поприветствовала Маркман.
- Джерард, - громогласно объявила она, - это пластический хирург, доктор Рейнолдс.
- Привет, Джерард.
Меня аж затошнило от такой бодрости. Я проигнорировал этого человека. У доктора были светлые волосы и пронизывающие голубые глаза, взгляд которых меня сразу заинтересовал. Но я с презрением отнесся к привлекательности Рейнолдса – это напоминало мне о собственной дурацкой внешности.
- Джерард, я пришел сюда, чтобы взглянуть на швы. Не возражаешь?
Молчание – знак согласия. Наверное, хирург так и решил. Его ловкие пальцы быстро расправились с повязкой, и я почувствовал прохладу воздуха. Рейнолдс повернул мою голову немного по-другому, осторожно осматривая швы.
- Прекрасно, - пробормотал он себе под нос, а затем обратился уже ко мне, - все хорошо заживает. Вряд ли даже шрамик останется! Ты мне за это обязан, – игриво заключил доктор.
Ничем я тебе не обязан, высокомерная скотина! Я не просил тебя работать над моей раной. Мне было бы все равно, даже если бы мой лоб пересекал громадный шрам.
- Вы уверены? – тревожно спросила Маркман. Очевидно, в самонадеянность Рейнолдса ей не очень-то верилось.
- Да. Вы отправите его домой сегодня же?
- Конечно. Опухоль спала, теперь можно и перевезти его. Сегодня я отправлю Джерарда обратно в Блустоун и буду наблюдать дальше. Наверное, наилучшим выходом для него станет возвращение в привычную обстановку.
Доктор Я-думаю-я-великий-а-как-там-на-самом-деле-уже-не-важно снова обвязал мою голову, непринужденно болтая с Маркман. Меня в палате словно и не существовало: они не колеблясь обсуждали мое будущее прямо в моем присутствии, и меня это страшно бесило.
- А он это одобрит?
- У него нет права голоса, - чопорно сказала Маркман, оскорбленная сомнениями Рейнолдса.
И кто же такой «он»? Блин, все тайное действительно становится явным. Я притворялся, что не слушаю разговор двух врачей, но на самом деле все было совершенно наоборот.
Доктор Рейнолдс добродушно рассмеялся.
- Извините, я не хотел обидеть вас. А что насчет рентгена?
Маркман взяла в руки большой конверт и вынула оттуда несколько снимков. Доктор Рейнолдс принял их от нее и направил на свет. Маркман стояла рядом с мужчиной и тоже смотрела; она едва доставала доктору до плеч.
- Эти сделаны три года назад, - шепнула Маркман, показав на снимок слева. Она не хотела, чтобы я слышал ее слова, - а эти – сегодня утром.
Рейнолдс присвистнул.- Трещина становится больше, - проговорил он, проводя пальцами по снимку, на котором был мой череп, и я лично не видел там никаких трещин. И что это имелось в виду? Зачем смотреть на снимки трехлетней давности? Я вообще не помню, что было три года назад. Я не помню даже, что подавали к обеду на прошлой неделе. И не помню, что почти всегда было на завтрак…
Нет, подождите. Один день я помню. Тогда были тосты с арахисовым маслом. А Фрэнк взял желе… О нет, Фрэнк, как я мог о нем забыть? Я здесь из-за него. Это его ошибка, но я не могу его за это винить. Если бы он не был таким расстроенным тогда, на групповой терапии, я бы с ним не заговорил. Если бы между нами не установилось это странное взаимопонимание, я бы не стал делить с ним комнату. Если бы мы не делили комнату, я бы не мечтал с ним поговорить. Если бы я не заговорил, Они не нашли бы меня по голосу и не попытались забрать мои тайны.
Я знаю, какую важность это имеет сейчас. Я должен держаться подальше от Фрэнка. Быть рядом с ним – это значит подвергаться огромной опасности. Даже хоть и хочется разговаривать в его присутствии. Джаспер всегда был прав. Когда Они вернулись за тем, что им нужно, Фрэнку нельзя было находиться со мной. Я к нему чересчур привязался. И я не могу пойти на такой риск. Если мы с Фрэнком будем дружить дальше, я раню его. Теперь я слишком сильно его люблю.
На глаза выступили слезы отчаяния, и я сморгнул, чтобы избавиться от них. Есть только одна вещь, которую я в состоянии сделать. Фрэнк не захочет вот так просто уйти из моей жизни, ему будет больно… И я знаю, что он не выдержит. Нет, мне нужно перевестись. Я не могу вернуться в Блустоун.
Свое желание я обозначил на клочке бумаги: «Я не хочу в Блустоун, пожалуйста, не отправляйте меня туда! Мне надо в другое учреждение, для людей слишком опасно находиться рядом со мной. Когда Они придут, чтобы закончить начатое, пострадает Фрэнк. Они знают, что он единственный человек, о котором я забочусь. А я не смогу его защитить. Как того мальчика. Я не знаю его, я только пытался спасти… В тот раз я не справился и не хочу, чтобы это повторилось. Прошу вас, помогите мне!»
Я подождал, пока уйдет доктор Рейнолдс, и передал записку Маркман. Она, когда читала, беспрестанно покачивала головой и даже выглядела обеспокоенной, так что я почувствовал слабую надежду. Но теперь я бы ни за что не стал возлагать на эту женщину какие-либо надежды.
- Поспи, - сказала она мне и вышла из палаты.И я действительно сумел заснуть, но таких кошмаров мне еще не снилось...
Я бродил по огромному особняку и совершенно не знал, где выход. Всюду – одинаковые комнаты с белыми стенами и совершенное отсутствие мебели или еще чего-либо. Я не различал эти комнаты и не мог отделаться от ощущения, что хожу кругами. Наконец я очутился у подножия крутой лестницы и начал взбираться на нее. Лоб покрылся испариной; я совсем не знал, что ждет меня наверху. Быстрым движением я откинул волосы с лица и только тогда заметил, насколько они мокрые. Одежда была такой же сырой и тянула меня вниз. Я уже не мог поднимать ноги, чтобы дальше двигаться по лестнице. Стало совсем тяжело, я упал на колени. Но, вместо того, чтобы опуститься на мраморные ступени, рухнул вниз, прямо в полный воды бассейн.
Фрэнк в исступлении вцепился в меня, и я обхватил его одной рукой, другой помогая нам удержаться на поверхности.
- Помоги! – кричал он мне в ухо.
Я заставил его держаться за стену, а сам направился в центр бассейна. По мере моего продвижения вода становилась все более густой, точно уплотнялась, и вскоре я почувствовал, что увяз в ней, как в цементе. Испугавшись, я глянул на свои ноги, но тут же обнаружил, что опять стою на твердой земле, в этом безжизненном особняке.
- Фрэнк! – завопил я, вертясь на месте.
Вокруг была кровь. Ею были заляпаны белые стены особняка; она стекала по этим стенам, оставляя темные дорожки. Меня едва не стошнило от сего отвратительного зрелища, я шагнул назад и услышал негромкий всплеск. Целые лужи крови на полу… Я заляпал кеды, как и, впрочем, всю одежду.
Откуда кровь на одежде? Красная жидкость была и на моих руках, увидев ее, я запаниковал и стал пытаться вытереть пятна о джинсы. Но тщетно – только размазал кровь дальше.
Сколько же крови.
Ярдах в двадцати от меня, на окровавленном полу лежал Фрэнк. Я бросился к нему, шлепая по лужам. Но, как этот особняк был лишен цвета, так и лицо мальчика оставалось бесцветным и неподвижным, он не подавал никаких признаков жизни. Но я не мог подбежать! Фрэнк не становился ближе, расстояние между нами не сокращалось.
Стена рядом с телом мальчика неожиданно поднялась, и в проеме возник силуэт. Я не мог понять, кто это, на человеке была маска. Он сел на колени рядом с Фрэнком и провел бледными пальцами по его лицу, а потом поднялся и показал один палец мне. Прикоснулся им к месту, где, по идее, должны быть губы, и кровь ярко обозначилась на безликой маске.
Человек вновь наклонился, зачерпнув пригоршню крови из лужи рядом с головой Фрэнка. Тонкие струйки стекали по его пальцам вниз, на ладонь, и я понял, что парень улыбается. Красное пятно-губы на его лице исказилось в подобии ухмылки.
Чистая рука сняла маску, и я не смог сдержать крик, увидев, кем был этот человек. Тот искоса на меня взглянул и поднес окровавленный палец к губам, запачкав их. Я сцепил руки в замок, наблюдая за тем, как парень медленно и старательно слизывает кровь с губ.
- Ты монстр! – закричал я.
Его глаза бешено засверкали, и он тупо расхохотался. Я пытался противиться, но звук этого смеха эхом отдавался в голове. Омерзительный парень, стоящий около тела Фрэнка, не был мне незнакомым. Я его знал даже слишком хорошо. Потому что это был я сам. Я был монстром.
Я весь трясся, пока меня на машине везли в Блустоун. Я был напуган, смертельно устал и, к тому же, замерз. Я даже боялся закрыть глаза, потому что мог заснуть, а перспектива опять увидеть всю эту кровь меня не особо-то и прельщала. Там было так много крови… Слишком много. Маркман доставала меня, надеясь, что я с ней заговорю, но я лишь безучастно таращился в окно. Когда доктор поняла, что я не собираюсь общаться, она сунула мне в руку карандаш и изъявила желание знать, что я чувствую. Как будто я могу написать, что я чувствую! Это что? Второй класс, кажется?
Я не хотел, я не мог вернуться! Как бы я посмотрел в глаза Фрэнку и сказал, что больше не могу быть с ним? Это звучит, как будто я не хочу, хоть я и действительно не могу! Он не поймет, конечно же, он ничего не поймет. Но уж лучше бы он все понял и ушел. Это больно, но я привык к боли. Я ее заслуживаю. Всю, которую только возможно. Но не заслуживаю того, чтобы быть счастливым. Я монстр.
Но я не сумасшедший, нет, нет, нет! Это единственное, в чем я уверен, я точно знаю – я не сумасшедший.
***
Как думаете, возможно ли умереть от недосыпа раньше, чем от голода? Я бы никогда в это не поверил, но понял, что это правда, когда прекратил спать. Если я закрывал глаза, я опять видел кровь, стекающую по стенам и собирающуюся в лужицы на полу. Я просыпался, стараясь не закричать, прижимал к лицу подушку и тогда орал, пока в легких не исчерпывался запас кислорода, и мне не приходилось замолкнуть. Я не мог вынести этой картины… не мог видеть Фрэнка мертвым. Я заставлял себя все время бодрствовать, и плата за это была просто немыслимой. Как я уже сказал, я никогда не верил, что от недостатка сна можно протянуть ноги. Но все-таки можно.
Я знаю, что несколько раз уже упоминал о том, что не собираюсь покончить жизнь самоубийством. Но это вовсе не значит, что временами мне не хотелось умереть. Я не встречал Фрэнка с тех пор, как вернулся, и каждая секунда, которая пробегала, а я так и не видел его прекрасного лица, наносила мне удары в самое сердце. Я не выходил из изолятора. Просто сжимался в комок под одеялом и смотрел на стену. Может, кто-то и думает, что так делать – ужасно утомительно, но это не так. И почему я раньше не догадывался о таком способе времяпровождения… На стене, рядом с моей кроватью - тысяча девятьсот пятьдесят восемь царапин. Я каждый день их пересчитываю только для того, чтобы убедиться, что не обсчитался. Если я случайно насчитываю тысячу девятьсот пятьдесят царапин и сбиваюсь, я начинаю заново.
И я еще кое-что узнал: я действительно презираю Маркман.
- Тебе больше нельзя здесь оставаться, - сказала она, когда я на следующую неделю отказался идти в свою комнату.
Она собирается меня перевести? О, Маркман, я люблю тебя!
- Вставай, - потребовала доктор.
Да отвали ты, если не собираешься меня переводить! А ты ведь не собираешься, да?
- Шевелись, - приказывала Маркман, но я не слушался, - Отлично! – ее голос зазвучал чуть ли не на октаву выше, она тут же вытащила жгут и иглу, - Тогда ты прямо сейчас будешь сдавать кровь, ты не против?
Ооооооо нет, не делай этого! Я бешеными глазами уставился на женщину, думая, что она шутит, но она не шутила. В тот момент я понял, что, недосыпая, я сильно слабею. Я не мог справиться с Маркман. Я не хотел сдавать кровь! Мне был нужен Фрэнк! Он – моя жизнь… Новая волна удушающего страха нахлынула на меня. Пожалуйста, не надо! Но доктор обернула жгут вкруг моего бицепса и нереально сильно затянула.
Я затряс головой, на моем лице смешалось все: и страх, и отчаяние, и боль. Со слезами на глазах я умолял Маркман прекратить это. Я не мог! Мне нужен Фрэнк! Черт побери, о чем я думаю?! Оттолкнуть мальчика от себя – это не выход. Он – моя жизнь. Я самый большой идиот в мире! Гребаный Джаспер, гребаные Они!
- Тогда ты пойдешь со мной на групповую терапию? – Маркман только-только не успела проколоть мне вену.
Вот оно что… Я вздохнул и кивком головы выразил свое согласие. Меня убивало осознание того, что доктор может так легко мною манипулировать.
Все уже составили стулья в круг, когда мы с Маркман появились в комнате. Еще находясь далеко, я ощущал присутствие Фрэнка, но не осмеливался поднять взгляд и найти мальчика. Я сел так далеко от Маркман, как только мог. Эта дьяволица переходила мне дорогу столько раз, что я даже не стал притворяться, будто она мне нравится.
Доктор начала с того, что представила всем новенького парня по имени Адам. Сумасшедшего. Я понял это, когда услышал его речь: отрывистую, состоящую из коротких фраз. Он начинал с одного, но потом вдруг перебивался на совсем другую тему, и слушать это было невозможно…
- Ну что, Рэй, не хочешь быть первым?
Торо любил заговаривать на терапии раньше других. По мне, так он жил ради этих встреч и считал великой честью делиться со всеми своими посланиями. Если бы я тоже получал такую фигню, я бы ни за что не стал орать о ней на весь мир. Это только если в последнюю очередь. Все нужно держать в себе. Это было бы моим секретом.
- Одно из моих посланий сбылось! – глаза Рэя светились от радости, когда он рассказывал о своих успехах.
- Нет, Рэй, об этом мы уже говорили, - Маркман умела добавить ложку дегтя в бочку меда.
Унылое лицо Рэя просто невозможно представить. Думаю, бедняга едва ли не расплакался, но вместо этого нахмурился и скрестил руки на груди.
- Джерард мне верит, - заявил он.
Я? Зачем он меня в это впутывает?
- Ты что, не помнишь? Облака! – подсказал мне Рэй.
Не говори этого… Не говори этого…
- Облака сказали мне: «Они идут!» И Они пришли, да, Джерард? Они пришли!
Все с любопытством смотрели на меня. Я пожал плечами, не намереваясь что-либо подтверждать или отрицать. Я не хотел о Них говорить. Я кусал губу и старался думать о чем-то другом, это лучше, чем держать в мыслях Их. В конце концов, я начал собирать воедино воспоминания о Фрэнке, дабы убедиться – они до сих пор со мной.
Маркман намекнула Адаму, чтоб заговорил он, так как я молчал. Рэй сокрушался, что я не подтвердил его слова, но мне было плевать на все это. Адам рассказал, что когда он плавал в океане одной темной ночью, его похитили Чужие. Я чуть не сдох, пытаясь удержать смешки, рвущиеся наружу. К концу рассказа новичка у меня уже болели ребра. Я знал, что один сижу и ухмыляюсь тут. И как только никому такой доклад не показался забавным? Хорошо их накачали, наверное.
Я не собирался ничего рассказывать на групповой терапии, и, думаю, об этом Маркман знала. Однако решила все же попробовать.
- Джерард, - начала она, - думаю, пришла твоя очередь.
Я вскинул брови и метнул в женщину уничтожающий взгляд. Она, что, и в самом деле такая дура? Со скучающим видом я тряхнул головой. Я – и говорю на терапии? Хотите невозможного.
Следующим был Фрэнк, и больше всего я хотел узнать, о чем он скажет в первую очередь. Меня не заботят послания в облаках и Чужие, похищающие невинных купальщиков. Я думаю только о Фрэнке и о том, что он будет говорить.
- Я забыл про свой День рождения, - слабым голосом произнес мальчик.
- А когда он был? – осведомилась Маркман.
- Две недели назад. Хэллоуин. Я только этим утром осознал, что сейчас уже ноябрь. Я забыл про свой День рождения, - уныло повторил он.
Для меня Дни рождения – пустая трата времени. Я просто не терплю все это чрезмерное внимание, яркость и шум, ассоциирующиеся с этим праздником. Болезненный опыт. Кроме того, у меня нет друзей. Кто подарит мне подарок или испечет пирог? Да никто. Так считаю я. Но для Фрэнка Дни рождения значат много, и один он пропустил… Черт, надеюсь, со мной это не связано? Но, благодаря моей «удаче», оказалось, что наоборот.
- Почему ты никому не сказал?
- Единственного человека, которому я хотел сказать, здесь не было…
Сердце прыгало в груди. Фак, фак, фак! Это моя вина! Господи, я себя ненавижу. Не смотри на Фрэнка. Не смотри. Не поднимай голову. Джерард, гляди в пол. Будь мужчиной. Внутренности связались в узел, и я, зная о своей вине, чувствовал, как на меня все таращатся, и хотел исчезнуть.
- Фрэнк, может, ты хочешь торт? – спросила Маркман.
- Нет, спасибо, - пробормотал мальчик. Печаль в его голосе едва не заставила меня истерично заорать на всю комнату.
Прости, Фрэнк! Прости, прости, прости! Пожалуйста, прости меня! Я не хотел причинить тебе боль. Клянусь, я не хотел! Огромных усилий стоило сдерживаться и не открывать рот. Сердце по-прежнему гулко билось, и я пытался успокоиться. Раскаяние поглотило меня быстрее, чем можно было ожидать.
Фрэнк больше ничего не сказал. Я же словно отключился. Ничто не могло заставить меня слушать дальше. Утомленный бессонными ночами, я сидел, а мои глаза закрывались сами собой. Я уже думал, что сейчас провалюсь в беспамятство.
О, нет! Кровь!
Я резко очнулся и вскочил со стула. Прижал ладони к лицу, чтобы сдержать крик. Скомандовал себе не смотреть на Фрэнка, а затем принял истинно мудрое решение уйти. Мой желудок взбунтовался из-за этого, потому что я в последнее время почти не ел, и пришлось сперва сходить на обед. А потом… побреду-ка я опять в изолятор.
Солнечные блики отражались от армированного стекла, и кафетерий купался в золотом свете. Плохой день для вампиров. Меню сегодня состояло из супа, супа и… супа. Я ненавидел суп, но все-таки взял тарелку, чтобы успокоить ненасытный желудок. Пошел к своему столу, который выглядел абсолютно так же, как и в тот день, когда я сидел за ним в последний раз.
Куриный суп, в котором почти нет курицы. Лучше было бы назвать ЭТО овощным супом с намеком на курятину. Я специально запомнил, что надо сказать это поварихам когда-нибудь в будущем. В моей тарелке было три кусочка курицы, шестнадцать кукурузин и двадцать три зеленых горошины. Пока я это считал, Фрэнк нерешительно опустился рядом на стул. Я съежился и вскочил, избегая встречи наших глаз. Если бы я посмотрел в его поразительно красивые глаза цвета лесного ореха, я бы погиб. Я бы сдался.
- Ты больше не хочешь со мной общаться.
Это было скорее утверждение, нежели вопрос. Нет! Конечно, я хочу с тобой общаться! Я хочу, чтобы ты смеялся. Хочу видеть твою прекрасную улыбку. Хочу видеть, как твое лицо светится. Как твои глаза сияют. Я хочу тебя, Фрэнк, но не могу тобой обладать. Я не знал, как заставить себя кивнуть… я не хотел разрывать наши отношения! Однако вздохнул и направился в изолятор.
Но туда меня как раз и не пустили – отправили в мою старую добрую палату. Я одарил тупого медбрата самым злым взглядом, на который только был способен, но парень оказался, видимо, устойчив к подобного рода вещам, потому что на него это не подействовало. Я потопал прочь, мысленно представляя, как Маркман горит в адском огне. Я ее ненавижу…
Когда выключили свет, бодрствовать становилось все труднее. Темнота и мой мозг словно сговорились, пытаясь погрузить меня в наполненный ужасом сон… Я задремал только однажды, неловко опершись на металлическую спинку кровати. С губ сорвался стон, когда пришлось открыть глаза. Я весь дрожал. Похоже, скоро придется глотать снотворное, чтобы засыпать без этих кошмаров. Но нельзя ничего просить у Маркман: она может сделать это одним из средств исполнения своих угроз. Я не рискнул бы дать ей в руки такую большую власть.
Я принялся расхаживать по комнате. Вроде бы, люди не способны заснуть стоя. Коровы умеют, конечно, но я-то не корова! Я столько наделал кругов, что уже просто не обращал на свое движение внимания. Я шел в один конец палаты, касался стены, шел обратно и шлепал ладонью по двери. Потом я повалился, но это только придало мне сил подняться. Не зря говорят: упав семь раз, вставай и на восьмой. Это вдохновило меня еще на несколько кругов.
Стук в дверь оказался для меня таким неожиданным, что я даже сперва подумал, будто его вообразил. Дверь начала медленно открываться, и меня охватила паника. Конечно, ничего страшного не произошло: ко мне пришел Фрэнк. Разозлившись, я проигнорировал его и возобновил свое хождение. Мальчик стоял в стороне и смотрел на меня. На его ангельском лице играла забавная улыбка. Когда я взглянул на него, то все мгновенно вылетело из мыслей.
- Можно спросить, почему ты так ходишь? – робко шепнул Фрэнк.
Естественно, можно. Но я ничего не ответил и даже сделал вид, что не слышал вопроса. Мальчик вздохнул и сел на мою кровать, подтянув колени к груди.
- Ты не должен меня защищать, - проговорил он, - Я знаю, тебе кажется, что должен, но я пришел сюда, чтобы сказать: это не обязательно.
Откуда он об этом знает? Я споткнулся и вновь уставился на Фрэнка.
- Как только меня выпишут, я буду заниматься каратэ, - объяснил тот, и я не понимал даже, шутит он или говорит серьезно, - Любой, кто захочет поиздеваться надо мной – уже, считай, мертв, - я улыбнулся, уловив смысл его слов, - Я никуда не собираюсь отсюда, Джерард. Так просто ты от меня не избавишься.
Я прекратил создавать себе дороги на покрытии для пола. Фрэнк сказал то, что прозвучало как «в конце концов». Я сложил руки и посмотрел на мальчика. Нет, он не мог просто шутить. Его лицо так и выражало собой саму серьезность. Даже в темноте я все прекрасно видел. С этим мои глаза справляются блестяще.
- Ты устал? Выглядишь таким замученным...
Я прижал ладонь к горлу, чтобы подавить вздох. Даже кивать не пришлось: Фрэнк и без того все понял.
- Опять сны?
Теперь я кивком подтвердил его догадку, и он печально поджал губы, а затем рассеянно провел рукой по своим черным волосам.
- Не хочешь мне о них рассказать?
Хотел. Но не лучше ли ему все прочитать? Фрэнк подвинулся, и я сел рядом с ним на кровать. Было трудно не покориться ему, даже просто чувствуя его запах. Я глубоко вдохнул. Меня до сих пор съедала эта вина…
Фрэнк поднял мой блокнот, который валялся на полу, и я позволил открыть его. Там было все расписано в деталях, все жестокие сцены из моих снов. Нельзя было не обратить внимание и на гибель мальчика во всех этих снах. Когда Фрэнк просматривал, что было написано в блокноте, он вовсе не испугался, как я ожидал. Даже читая про собственную смерть, никак не отреагировал.
- Как думаешь, может, моя смерть как бы символизирует смерть Майкла? – вдруг выдохнул он.
Я кивнул. Этого я тоже ожидал. Прикольно, что мы одинаково думаем о некоторых вещах.
- Это… очень интересно, - заметил мальчик и подчеркнул фрагмент, где я рассказывал о крови на своих руках, - не злись на меня, но… ты никого не убивал?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |