– Ты знаешь, что весь день вел себя, как девица с ПМС?
– С чем? О… – он краснеет, сопит в подушку.
– Тебе стоило сказать мне о перепадах настроения. Это важный симптом.
– Почему гомеопатия не помогает?
Отвечаю мягко, хотя другому бы прочитал строгую лекцию на тему «сколько можно повторять одно и то же»:
– Я предупреждал, что может потребоваться время - месяц или больше. Хронические боли не лечатся за пару дней.
– Или просто ваши лекарства не действуют! – сердито вздыхает он.
– И такое возможно, – признаюсь я честно. – Стопроцентной уверенности в том, что тебя это вылечит, нет. Но ты сам сказал, все другое вы уже опробовали.
Гарри молчит, закрыв глаза. Я вглядываюсь в его лицо, за пару минут ставшее изможденным, хотя только вчера Гарри смеялся, излучал энергию и жизнерадостность. Теперь я вижу, что мигрени действительно тяжело ему даются; поразительно, что это случилось только сейчас – Гарри говорил, что обычно приступы куда чаще.
– Насколько сильно болит? – спрашиваю я, с удивлением отмечая про себя, что голос мой звучит отвратительно-участливо. Гарри с удовольствием жалуется:
– Достаточно, чтобы я задумался о гильотине.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Принесете гильотину? – блекло улыбается он. Потом умолкает, нахмурившись и закрыв глаза. Я поднимаюсь с кровати, но он вдруг вытягивает руку и хватается за меня. – Нет, не уходите! На самом деле, теперь, когда вы пришли и отвлекаете меня, мне немного полегче.
– Тогда, может, докрасим дом? Это здорово отвлекает, – ухмыляюсь я. – Или, если хочешь, почитаю тебе свою последнюю статью, про семейство подорожниковых, и их применение в медицине.
– Только не это! – он ерзает, смотрит на меня. Глаза воспаленные, больные. – Вообще-то, я… у меня есть одна идея.
– Да?
– Да. Я… в одном фильме видел. Там… ну, там один герой заболел, а второй за ним ухаживал.
– Хм…
– В общем, может, вы меня погладите?
Немая сцена. Я смотрю на Гарри, Гарри смотрит на меня. Взгляды мы отводим одновременно.
– Что конкретно ты имеешь в виду? – ломким голосом спрашиваю.
– Э-э-э… да просто погладить. По спине. Ну, как массаж, но без щипков всяких там…
Он возится, поворачиваясь на живот и неуклюже задирая футболку, оголяя широкую загорелую спину. Я смотрю на него, пытаясь понять, когда и что сделал не так. В какой момент Поттер почувствовал себя рядом со мной настолько свободно, чтобы попросить что-то подобное? Этот наглец уверен, что я действительно примусь… гладить его?!
Что за нелепая идея вообще такая?!!
Его кожа под пальцами мягкая и немного шершавая, бархатная. Тонкие бесцветные волоски, круглая косточка позвонка у основания шеи, провал поясницы.
– Нежнее! – командует Поттер, уткнувшись в подушку. – Самыми кончиками пальцев.
Так странно – делать нечто подобное. Это не похоже ни на что из того, что я делал раньше, когда-либо в своей жизни. Спина доверчиво открыта, слегка вздымаются плечи в такт дыханию, покрываются мурашками крепкие длинные руки, обхватившие подушку, когда я – едва касаясь, намеком на ласку, кончиками пальцев – рисую узоры на его правой лопатке. Тихий вздох, благодарно:
– Да, вот так хорошо.
Мне было бы легче, если бы он молчал. Стараюсь не думать ни о чем, выбросить все мысли из головы, вырисовываю легкими движениями строки своей последней статьи на теплой спине. Гляжу на россыпь аккуратных родимых пятнышек у поясницы и прихожу в себя, осознав, что склонился над ними, будто собираюсь поцеловать, собрать каждую губами, как шоколадную крошку с тарелки.
Застываю, чтобы не отпрянуть слишком резко – может, Гарри ничего и не заметит. Но он уже замер под моими пальцами, напряженный, затих в ожидании, даже, кажется, не дышит. Напугался, Гарри? Еще бы; он вовсе не ожидал, что я воспользуюсь моментом… не думал, что его маленькая провокация, невинная шутка зайдет так далеко.
Отодвигаюсь, в последний раз скользнув пальцами. Он шумно вздыхает, и не понять, что за эмоция скрыта в этом полу-стоне, полу-вздохе. Я складываю руки на коленях, подчеркнуто отодвигаюсь на самый краешек кровати. Гарри переворачивается, так и не опустив рубашку.
– Всегда хотелось попробовать. Спасибо, что согласился.
– С чего это мы перешли на «ты»? – недовольно интересуюсь, пытаясь вернуть страдающий авторитет. – Я тебе спину погладил, а не трахнул.
Отчего-то это «спину погладил» звучит до того лично и интимно, что я сам же теряюсь и краснею, поджав губы. Гарри насмешливо улыбается.
– Хочешь, я тебе тоже? У меня голова почти прошла.
– Вот еще.
– Давай, Северус…
– Я серьезно говорил про обращение на «ты».
– Ну? Ложись.
Он соскальзывает с кровати, тянет меня, взяв за плечи, и мне кажется, что ситуация выходит из-под контроля.
– Что ты творишь, Поттер?
– Ничего такого ужасного. Просто хочу оказать тебе ответную услугу. Хочешь, массаж? Так, наверное, будет лучше.
– Я ничего не хочу. – Он настойчив, и я позволяю уложить себя на кровать. В полутьме лицо Гарри до удивления хорошо видно; он наклонился надо мной, и пахнет чем-то приятным, фиалковым.
И я поддаюсь минутной слабости. Я пускаю все на самотек – если ему хочется продолжать эту игру, он сам виноват. Он не может не понимать, что происходит. Он не должен думать, что подобные шутки пройдут ему безнаказанно.
В глазах Поттера я уже могу различить азарт и любопытство. Могу поспорить, он так ни разу не был ни с мужчиной, ни с женщиной. Скорее всего, активно изучал вопрос с помощью порнушки и интернета. Я не позволяю себе думать о том, что являюсь учебным пособием для Поттера, игрушкой, которую вертят, стригут и раздевают.
Словно услышав мои мысли:
– Рубашку трудно задрать. Давай, ты ее снимешь?
Я уже не сопротивляюсь. Только секунду медлю, прежде чем скинуть с плеч легкую ткань и отдать рубашку Гарри. Он аккуратно вешает ее на спинку стула, прежде чем вернуться к кровати и начать меня разглядывать. Я не тороплю его, следя за выражением его лица: мне-то прекрасно известно, как именно я выгляжу, и какие чувства может вызывать мое бледное тощее тело.
Уже не так любопытно, Поттер?
– Перевернись.
Я вжимаюсь лицом в подушку, а Поттер садится на меня, придавив своим немаленьким весом мне ноги. Я успеваю только подумать, как все могло зайти так далеко, когда его руки ложатся на мою спину.
Теплые, сильные, они уверенно растирают круговыми движениями, разминают и пощипывают, начиная с поясницы и вверх. Отвлекается Поттер один раз, когда обводит пальцем лопатку – именно это просто движение посылает волну дрожи по всему моему телу. Больше всего внимания он уделяет плечам и шее.
– Кошмар, Северус! У тебя тут… отложения солей, или что-то такое. Надо размять хорошенько.
Это даже больно, но в то же время очень приятно. По всему телу расходится тяжелая усталость, и вместе с тем кое-что настойчиво требует внимания. То, что Гарри склоняется надо мной, проводя большими пальцами по шее, прижимаясь грудью к моей спине, только усугубляет мое плачевное состояние. Когда я не могу больше терпеть, я начинаю постанывать. Возможно, Гарри думает, что это облегчение человека, которому разминают затекшие мышцы. Он начинает покачиваться, подаваясь вперед, чтобы с усилием вжать пальцы в мои плечи, и от этих равномерных движений мне становится трудно дышать, только это совсем не приступ, это другое, это… лучше.
Когда он трогает шею у самого роста волос, мне приходится закусить губу. Если бы я не знал Гарри, то был бы уверен, что он издевается.
После долгих, мучительных и прекрасных минут Гарри слезает с меня, касается легко затылка.
– Ну, все. Готово. Так лучше, Северус?
– Да... – бормочу я в подушку, не делая попытки перевернуться.
– Вот и хорошо. – Гарри молчит какое-то время. – Э-э-э… Северус? Ты что там, спать собрался?
– Выйди, Гарри... – прошу я, все еще вжимаясь в подушку.
– Что? Что-то случилось?
– Выйди, – настойчиво повторяю я. – Выйди и жди меня внизу. Я… спущусь через пару минут.
– Нет.
Его голос звучит странно.
– Что – «нет»?
– Нет. Не выйду.
– Немедленно, Поттер.
– Это моя комната.
– Это комната твоей матери.
– Теперь это моя комната. И я никуда не собираюсь.
Что ж. Раз он так со мной.
Я переворачиваюсь на спину, спокойно гляжу ему в глаза. Нет, я не собираюсь стыдиться или прятаться. Нельзя унизить того человека, который не считает себя униженным.
Я запускаю руку в штаны, следя за тем, как изумленно расширяются глаза Гарри. Он следит за каждым моим движением, напряженный, застывший посреди комнаты, блестит глазами в полумраке. Когда я начинаю двигать рукой, мне сложно держать глаза открытыми, но я пытаюсь следить за его лицом из-под опущенных ресниц. Я крепко сжимаю губы, не позволяя ни единому лишнему звуку вырваться наружу. Тишина комнаты нарушается только дыханием – моим, сдавленным и неровным, и его, глубоким, лихорадочным.
Все это так привычно – слегка сжать, провести вверх-вниз, коснуться головки, ускориться. Но теперь на меня смотрит Гарри, и каждое движение вспыхивает двумя одинаково сильными чувствами – стыдом и удовольствием. Мне нравится, что он смотрит. Я в ужасе.
К тому моменту, когда я кончаю, так и не издав ни звука, но дернувшись всем телом, он уже едва стоит на ногах, сжимая и разжимая пальцы в воздухе, на штанах его заметна выпуклость. Я вытаскиваю руку и брезгливо вытираю ее о простыни, застегиваю штаны, поднимаюсь. Надеваю рубашку, все так же, в полной тишине, и прохожу мимо него к двери.
Спускаясь по лестнице, я знаю наверняка, чем занимается Гарри Поттер наверху, в своей комнате.
XXIII.
Остаток дня я провожу в кресле, уставившись на стену. В подобной позе я в детстве часто заставал отца; обычно это не предвещало ничего хорошего.
Так и сейчас не предвещает…
О том, что я совершил ужасную, чудовищную ошибку, я понял, еще шагая от дома Гарри к своему.
«Что я наделал» - эта мысль безостановочно крутилась у меня в голове, пока я принимал душ. Как я мог? Что я за монстр такой?! Сириус Блэк был прав. Гарри следовало быть осторожнее со мной.
Но почему не нашлось никого, кто предупредил бы об осторожности меня? Что же теперь делать? Как я буду смотреть ему в глаза? Как я вообще осмелюсь покинуть дом, если буду чувствовать, что Гарри видит меня насквозь, знает, какое я гнилое, испорченное, грязное существо?
Он приходит, когда совсем темнеет. Погода окончательно испортилась, и ветер ломает ветви деревьев. Гарри замирает, глядя на меня, когда я распахиваю дверь настежь.
– Привет.
Меня колотит дрожь. Я готов к оскорблениям, к обвинениям, к насмешкам. Готов.
– Я должен принести свои извинения. – выдавливаю из себя, когда становится ясно, что Гарри ничего не скажет.
– Ты здорово помог мне сегодня, спасибо. Голова совсем не болит.
– Ты это серьезно?
– Могу я войти?
– Нет. Что-то еще?
Он вздыхает. Я выставляю руки в стороны, загораживая ему проход.
– Ладно, – говорит Гарри. Поворачивается. Я сверлю взглядом его взъерошенный затылок. Он стоит ко мне спиной несколько секунд, и я напряженно жду. Потом он разворачивается, шагает ко мне и целует.
XXIV.
– Ладно, – повторяет Гарри несчастным голосом, потирая скулу. Я сажусь рядом с ним на ступеньку крыльца. Протягиваю платок со льдом. – Нет, я все понимаю.
– Вот и прекрасно.
-Если прежде я мог утешать себя тем, что у человека, которого я… в общем, что у него была другая ориентация, то уж теперь-то ясно – все дело во мне.
Я вздыхаю, запустив руки в волосы. Лучше бы я не приезжал сюда.
– Мы оба наделали глупостей.
– Да, но я думал… разве ты…
– Молчи.
– Разве ты не…
– Молчи, Поттер. Не договаривай.
– Ну почему? – таким тоном дети спрашивают, когда им объясняют, что нельзя открывать подарки до Рождества.
– Вселенская несправедливость, – усмехаюсь я. Универсальный ответ. Но Гарри, конечно, заслуживает лучшего. – Ты не можешь не понимать, что это неправильно и противоестественно.
– Я так не чувствую.
– Мало ли! Зато я чувствую. Мы не можем…
– Почему? Скажи, я тебе хоть немного нравлюсь?
– Ты – сын Поттера.
– Я – Гарри.
– Ты – сын Поттера и Лили.
– Я – Гарри. И все.
– Ты еще ребенок.
– Я Гарри. Что тебе еще нужно?
– Ты правда не понимаешь?
– Ты мне нравишься. Сильно.
– Возраст…
– Моему учителю было еще больше.
– Значит, ты просто извращенец.
– Нет. Я просто делаю так, как мне велит сердце.
– Как тебе велит член. Просто я единственный знакомый тебе педик.
– Северус…
– И тебе любопытно, я понимаю. Это понятно, Гарри, я серьезно… я не сержусь. В твоем возрасте… любой подойдет, лишь бы попробовать, что это такое.
– Фигня, Северус. Я уже занимался этим. Так что эта твоя отмаза отпадает. Ты – не какой-нибудь там злодей-совратитель, а я – не маленький глупый мальчик. Я – это я. Гарри.
– Ты – мой пациент, плюс ко всему прочему.
– Я – Гарри.
– Ты – идиот.
– Я – твой идиот.
Он снова меня целует. Нет, все-таки, этого идиота жизнь совсем ничему не учит.
XXVI.
Гарри раскопал среди старых книг в моем доме толстенную «тысяча рецептов со всего света», и каждый вечер мы теперь готовим блюда, выбирая в содержании названия позабавнее.
– Ляля-ляля-люля-кебаб… – Гарри играет на перечнице и солонке, как на маракасах. Вид у него – придурошный и счастливый. Боюсь даже ловить собственное отражение в темном оконном стекле – наверняка не лучше. – Или вот: чак-чак, чак-чак-чак… Давай сделаем?
– Тут мед нужен, – замечаю я, заглядываю ему через плечо, склонившись над книгой. Гарри чуть подается назад, прижимаясь ко мне.
– А у нас варенье есть. Будет импровизация.
– Какие ты умные слова знаешь… – хмыкаю, отодвигаясь, он сердито сопит.
– Эй! Хватит называть меня глупым. Это обидно, все-таки.
– Ты еще заплачь.
– И заплачу!
– И ножкой потопай.
– И ножкой потопаю. И маме пожалуюсь.
Он осекается, а я отворачиваюсь и выхожу из кухни. Мне вслед расстроенное:
– Северус…
Но он не идет за мной следом.
XXVII.
– Из-за чего вы в школе враждовали? Ну, с отцом и Сириусом?
Я качаю головой.
– Тебе не нужно это знать.
– Да, но…
– Серьезно, Гарри.
Он замолкает. И то, что он не стал допытываться дальше, терзать меня, вынуждая сказать – это еще одно напоминание о том, какие они разные. Может быть, поэтому я и говорю:
– Нельзя сказать, что мы враждовали. Это слишком… возвышенное определение. Меня просто все ненавидели. А маро… твои отец и крестный – не ограничивались словесными оскорблениями.
– То есть, вы дрались?
Усмехаюсь. Он неисправим. Для того чтобы драться, надо быть на равных. Мне же и в голову бы не пришло ударить Блэка, к примеру. Потому что тогда моя жизнь точно была бы кончена, можно сразу бежать из школы. Все, что я мог – стараться избегать унижений. Но необходимость их избегать была сама по себе унизительной.
Гарри я, понятно, этого не расскажу. Мне не хочется видеть отвращение в его глазах. Я прекрасно знаю, каким жалким я был. Я тысячу раз повторял себе все эти годы, что надо было дать им отпор. Хоть раз. Что надо было размахнуться и ударить, надо было встать с колен и ударить, надо было… и пусть бы потом жизнь в школе стала невыносимой. Зато не такой невыносимой была бы жизнь после школы. Потому что синяки на самоуважении болят куда сильнее, чем на теле.
– Северус…
– А?
– У тебя такое лицо…
Вспышка злости. На секунду мне хочется его ударить.
– О, прекрати. Не надо делать из меня какую-то жертву!
– Я не…
– Я был не самым приятным человеком в общении и никогда не пытался изменить свое положение в обществе. Мне это было просто не интересно. Блэк и Поттер были не единственные, кто считал меня высокомерным засранцем.
– Так значит дело не в них, а в тебе? – спрашивает он с надеждой. Я ухмыляюсь. Показать бы ему шрам, который оставил Лунный. Уродливый, толстый, рваный – на бедре. Но я зарекся раздеваться перед Гарри после того раза, как однажды снял рубашку перед сном, и он терся об меня носом всю ночь.
Мы спим вместе, на кровати моих родителей – спальню Эвансов я осквернять не хочу. Мы спим одетые, и я к нему не прикасаюсь. Зато мальчишка грязно домогается меня, и приходится пользоваться самым строгим своим тоном, чтобы он дал мне хоть пару часов спокойного сна, без ерзаний, объятий и нелепо-томных вздохов над ухом.
– Прекрати, а? – прошу устало, когда он в темноте вновь придвигается ближе и перекидывает через меня ногу. – Ведешь себя, как озабоченный сексуальный маньяк.
– Главное, что сексуальный, – фыркает Гарри мне в ухо, а потом мочки касается его язык, и я едва не падаю с кровати на пол, отпрянув. Пульс колотится в висках, воздух нагревается.
– Не стыдно? – хрип из моих легких. – Что бы твой отец сказал?
Протянутая ко мне рука падает на матрас, Гарри съеживается, игривого настроения как ни бывало. Я осторожно ложусь рядом с ним, кладу голову на его вытянутую вдоль подушки руку.
– Он бы вообще со мной разговаривать не захотел. – говорит Гарри едва слышно. – Он бы даже не посмотрел больше в мою сторону.
Я знаю это. Мне не нужно объяснять. Я знаю – Джеймс Поттер просто ненавидит педиков.
Я знаю.
XXVIII.
Наши разговоры крутятся вокруг Джеймса Поттера, как собака ходит вокруг конуры, к которой привязана цепью. В какой-то момент мне начинает казаться, что он тут, в нашем доме. Незримый призрак. Сидит за столом на кухне, пока мы готовим чак-чак. Стоит, прислонившись к шкафу с совой, пока мы разговариваем в ночной темноте. Качается на качелях, пока мы пьем пиво на ступеньках дома.
Но это ветер. Ветер раскачивает ржавые качели.
– Погода портится. Так бывает в наших краях – только недавно жара, а потом вдруг шторм и буря.
– Значит, никакого моря?
– Слишком опасно. Течение сильное, может потопить. Если Уизли так не терпится искупаться, по крайней мере, не уплывайте далеко от берега.
– Мы лучше в кафешку сходим. Знаешь, есть в центре города – «Придира».
Я помню, да; помню, потому что проходил мимо мутного стеклянного окна сотни раз, глядел, как Поттер тискает Лили на виниловом сиденье.
– Дочка хозяина такая классная! Она вроде как официантка, но постоянно забывает принести заказ, зато садится к нам и рассказывает всякие небылицы. – Гарри улыбается. – Джинни ревнует, – его улыбка становится хитрой.
– А на самом деле – твоя маленькая грязная тайна это я. – Мрачно киваю, и он со смехом обхватывает меня за шею, потеряв последний стыд.
– Ну, уж точно не маленькая. И совсем не грязная!..
– Прекрати виснуть на мне, Поттер!
– Ладно! – он держится за меня еще крепче, и приходится пощекотать его, чтобы он выпустил мою шею.
– Ах-х… Нечестно! Подлый прием!! – вопит он.
– А кто говорил про честную игру?! – ухмыляюсь. Он хватает диванную подушку, и мне приходится обратиться в бегство, чтобы избежать его страшной мести.
Погода портится, приходится закреплять ставни на окнах, запирать двери, проверять, насколько все устойчиво в доме. Сначала мы занимаемся домом Эвансов, затем моим.
– Здесь и ураганы бывают! – пугаю я Гарри. – Однажды дерево с корнями вырвало и волокло по нашей улице. Все машины смяло.
– Если случится ураган, мы спрячемся в доме, запремся изнутри, и нас смерчем отнесет куда-нибудь в страну Оз.
– Значит, хоть что-то ты читал?
– Эй! Ну хватит, я не тупой!..
Мне хорошо с ним.
Я понимаю, как далеко все зашло, насколько все серьезно, когда просыпаюсь однажды среди ночи... Мы лежим в обнимку, причем это я распахнул объятья, а он уткнулся мне лицом в плечо и дрожит.
– Тебе холодно? – спрашиваю шепотом.
– Да, – в ответ. Я прижимаю его еще крепче, смыкая руки за его спиной.
И чувствую, как во мне что-то болезненно, необратимо умирает, чтобы дать дорогу другому, новому.
XXIX.
Гарри не оставляет попыток соблазнить меня, что само по себе звучит смешно. То лезет обниматься, тычется носом, чуть ли не поскуливая, как щенок. То изображает из себя рокового искусителя, наклоняясь за скинутой со стола вилкой или разгуливая по дому мокрым и полуголым после душа. То пошлит напропалую, пытаясь взять меня измором.
Однажды находит открытку Сивиллы. Хохочет, разглядывая кривые запутанные строчки.
– Эй, Северус, моя башня уже совсем каменная! – ерничает, широко раскинув ноги в стороны. – Не хочешь освободить прекрасную деву?
– Уймись! – отбираю открытку, он снова хохочет.
– Это что, гороскоп по почте? Ты таким увлекаешься?
– Это прислала мне моя знакомая.
Он презрительно морщит нос.
– Нифига себе знакомая. Она всегда такая?
– Какая?
– М-м-м… странная?
– Тебе что-то не нравится? – мне неприятно узнавать насмешливые интонации в его голосе. Я не особо привязан к Сивилле, но она была моим единственным другом на протяжении многих лет.
– Просто мне казалось, что ты… ну-у… так легко к себе никого не подпускаешь. – Вот оно что. Собственническое чувство? Ему нравится думать, что все эти годы я был никому не нужный, как риф в море, но вот пришел он с предложением позавтракать вместе и спас меня от одиночества? – Мне казалось, ты привередливый в выборе друзей.
– Не тебе обсуждать мой вкус. Взгляни сначала, с каким отребьем дружит твой папаша.
– Эй!
– Впрочем, то же справедливо и по отношению к Блэку.
– Прекрати! Не оскорбляй их!
– А то что?
Я сжимаю кулаки, глядя на него с вызовом. Открытка в моей руке сминается.
– Каким образом это вообще относится к моему отцу? Почему ты все время говоришь о нем? Может, ты просто не можешь думать ни о чем другом?
Его вопрос бьет наотмашь, и я отшатываюсь, не сводя с него глаз. Гарри тяжело дышит, насупившись, сверлит меня этим упрямым сердитым взглядом.
«Не продолжай», умоляю я взглядом. Но он говорит совсем не то, чего я боюсь и ожидаю:
– Может, ты и ко мне не прикасаешься из-за этого? Ты ведь до сих пор боишься его? Ты просто с ума от страха сходишь при мысли, что он все узнает о нас, верно?!
И тут у меня выбивает воздух из легких. Я кидаюсь на Гарри, и он вытягивает губы трубочкой, словно думает, я хочу его поцеловать – но я хватаю его за грудки, встряхиваю и швыряю прочь от себя.
– Я НИКОГДА НЕ БОЯЛСЯ ДЖЕЙМСА ПОТТЕРА!!! Не смей так говорить!! – Гарри глядит на меня с пола, рот его перекошен, растерянное выражение лица сменяется обиженным, затем гневным. Мне нет дела до его гнева – мой собственный разрывает меня изнутри, клокочет, жжет. – НИКОГДА НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТРУСОМ!
– А разве это не трусость?!! – орет он, вскакивая на ноги. – Я же вижу, что ты хочешь! Что тебе нравится… что тебе нравлюсь я..! У тебя нет других причин отворачиваться, кроме того, что я сын Джеймса и Лили!
– У меня тысячи причин! – кричу, и он зло смеется, покраснев лицом:
– Назови хоть одну!!!
– Не собираюсь! Я не обязан… и, если хочешь знать, я мог бы трахнуть тебя – просто чтобы утереть нос Поттеру, чтобы отомстить ему!
Я не замечаю, как застывает Гарри, и продолжаю, издевательски ухмыляясь:
– Представляешь, как забавно это будет? «Эй, Поттер, я всунул твоему сыну! Ну, каково тебе сейчас, гребаный ублюдок?!»
– ЗАТКНИСЬ!
– «Он так корчился и стонал подо мной! Что, Поттер, получил?! Называл меня грязным пидором, а твой собственный сын…»
– УМОЛКНИ! Заткнись, заткнись, перестань!!! – кричит Гарри, в глазах его сверкают слезы. Я осекаюсь, глядя на него беспомощно, а он все кричит, наступая на меня, размахивая руками, - Хватит! Я не хочу это слушать! Заткнись, заткнись, ты подлый… ты… ты не можешь так говорить!!! Сириус был прав, прав насчет тебя! Ты использовал меня, ты всего лишь мерзкий Со…
Я выбегаю из дома прежде, чем он закончит эту фразу.
XXX.
Море бьется и лижет скользкий песок. Я не помню, как здесь очутился – помню лишь, что бежал, бежал, словно от этого зависела моя жизнь. В последний раз я бежал так быстро по этим улицам много лет назад, убегал от неизбежного.
Я гнал без остановки через весь город, не разбирая дороги, не думая, как выгляжу со стороны – просто несся со всех ног, пока не рухнул на сырой песок пустого вечернего пляжа.
Никак не могу отдышаться. Сначала я решаю, это из-за долгого бега – но чем старательней я пытаюсь вдохнуть хоть немного кислорода, тем отчетливей понимаю – это новый приступ, приступ, которого уже не избежать, и которого, возможно, я уже не переживу.
Я закрываю глаза, пытаясь вызвать картинку снежного поля – но ничего не получается, паника захлестывает, как приливная волна, и я царапаю рукой, перепачканной в песке, горло, пытаясь вдохнуть.
Море шумит и плещется.
Странные хрипы, выходящие из моего рта, даже меня самого пугают. Они звучат в вечерней тишине жутко и пронзительно. Меня колотит дрожь, а перед глазами все рябит, как в испорченном телевизоре. Я успеваю испугаться и понять, что здесь меня никто не увидит, никто не поможет – на опустевшем вечернем пляже ни единого туриста, прохожего, никого.
До дома я уже не доберусь. Я даже встать с колен не могу. Невероятно – даже теперь… умираю на коленях.
«Помогите. Пожалуйста. Помогите мне» - бессмысленный призыв в пустоту. Я чувствую, как огонь охватывает легкие. Пульсирует старый шрам на бедре. Море плещет, бьется в берег, пытается дотянуться до меня.
Помоги…
Не могу дышать. Как же страшно. Как больно. Скорее бы все закончилось.
– Северус??..
Я зажимаю рот рукой, чтобы не пугать его своими хрипами. Он уже упал на колени рядом со мной, обхватив мои плечи, притягивая к себе, заглядывая в лицо.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |