(миди) Мир заканчивается за его плечом 1 страница

(миди) Мир заканчивается за его плечом

http://www.snapetales.com/all.php?fic_id=22658

Автор: Трегги Ди

Бета: Magistr Ginger

Рейтинг: NC-17

Пейринг: СС/ГП

Жанр: AU, Drama, Romance

Отказ: все принадлежит Роулинг

Каталог: Пост-Хогвартс, AU

Предупреждения: насилие/жестокость, OOC, AU

Статус: Закончен

Последнее обновление: 2011.12.04

Аннотация: Северус возвращается в родной город спустя много лет, по просьбе старой подруги. Возвращается, чтобы помочь ее сыну. Возвращается, чтобы помочь себе. Возвращается, чтобы доказать – он не трус. Больше не трус.

Глава 1.

I.

Для того чтобы вернуться, всегда требуется мужество.

Этим я и утешаю себя, стоя на пароме, причаливающем к светлому берегу. Брызги теплого, грязного моря летят мне в лицо, усеивая кожу мелкими капельками, а ветер приносит запах соли и птичьего помета. Да, я узнаю его, этот запах. Запах моего детства.

Город, в котором я родился и вырос, казался дружелюбным – отсюда, с шаткой палубы, сколоченной из выгоревшей на солнце древесины. Крыши города сияли разноцветной черепицей, яркие одежки стоящих на берегу людей раскрашивали причал всеми цветами радуги. Я знаю все это – лживость свежей краски на стенах, запаха соленой кукурузы и сорбета, звона колокольчиков над дверьми сувенирных лавок и лакированных улыбок, встречающих паром. Я знаю все это – ежегодное притворство, игра, правила которой неукоснительно выполняют все жители нищего городка в сезон туристов.

Я помню все слишком хорошо, и на короткую секунду меня охватывает паника – еще не поздно повернуть. Ступить на берег, зайти в кассу и купить билет на обратный паром, а там – аэропорт, короткий перелет куда угодно, лишь бы подальше отсюда…

Но, во-первых, я не нарушаю данных слов. Тем более, данных ей.

И, во-вторых, требуется мужество, чтобы вернуться.

А меня никто не посмеет назвать трусом.

II.

Я схожу на берег, вцепившись в свой багаж, как в единственную опору. Стараюсь не смотреть по сторонам, пересекаю широкий причал. Ноги сами несут меня к выходу в город – к счастью, я еще помню дорогу.

Только когда шумная толпа оказывается позади, решаюсь замедлить шаг и оглядеться. Все так изменилось… знаю, это говорит каждый, кто спустя десятилетие возвращается в город детства. И не могу избежать клише, вот только звучит оно с надеждой: «здесь все изменилось… правда же? Правда?..» Я хочу, чтобы все было по-другому. Чтобы не встретилось ни одного знакомого лица. Ни единой старой вывески. Я хочу не узнавать тех мест, которые были для меня ловушкой столько лет. Я хочу надеяться, что в этот раз город не отвергнет меня; что все теперь будет иначе.

Но я видел старика на причале. Альбус Дамблдор. Он следил за мной взглядом и улыбнулся, когда я прошагал мимо.

Черт бы побрал его и его память.

«Добро пожаловать, мой мальчик».

Нет! Меня больше не обратят в бегство. Город может быть каким угодно; изменился я.

И я возвращаюсь домой.

III.

Лили попросила меня; иначе бы ни за что. Иначе бы я находил себе тысячу причин не возвращаться даже мыслями в эти места.

Но Лили попросила. И я, как всегда, не смог отказать.

Старый дом Лили выглядит теперь куда роскошней; застекленная терраса, гравиевая дорожка, пластиковые фламинго, воткнутые в жухлый газон. Безвкусица, но живенько. Ярко. Как платьишки Лили – желтые, сиреневые, зеленые, с широкими юбками. Она была похожа в них на бабочку. От нее пахло лакричными леденцами.

Поэтому я здесь.

Соседний дом тоже неплох, хотя и не выглядит таким уж обустроенным. Антенна на крыше внушает надежду – возможно, кабельное подключено. Я открываю калитку, и она даже не скрипит. Скрипят старые качели – их так и не снесли, ну надо же – и скрипят ступени крыльца.

Этот дом, мой дом, дом Снейпов, я ненавидел каждый день своей жизни. Сейчас я смотрю на эти мертвые стены, пыльные окна, кнопку звонка – и не чувствую ничего. Подумать только, да это же всего лишь старый дом! А я столько лет превращал его в своих воспоминаниях чуть ли не в кровожадное чудовище.

Те, кто жили здесь после нас, навели порядок. Цветастые обои в коридоре, кухня оборудована всем, чем необходимо. Долго разглядываю соломенные абажуры в комнатах – кажется, самодельные, и очень красивые.

Поднимаюсь в свою комнату, разбираю чемодан. Ну, надо же. Я вернулся, и ничего ужасного не случилось. Пока еще – не случилось.

Первые часы я занимаюсь уборкой. Избавляюсь от пыли – она нам здесь не нужна; долго разбираю скопившуюся на коврике корреспонденцию – отбираю рекламу от важных писем, чтобы потом переслать их бывшим жильцам. Но в итоге мне это дело надоедает, и я бросаю все бумаги в ведро.

Затем со мной происходит что-то странное. Я уже не могу остановиться – выбрасываю все. С азартом выгребаю содержимое ящиков, консервы, забытые расчески, смятые рецепты и бусины, закатившиеся в углы. Весь этот мусор. Срываю шторы – я куплю себе другие. Сдираю неприличные плакаты со стен в туалете, сметаю ковры, статуэтки, садовое кресло, сложенное и кое-как запиханное в угол возле кровати. Выбрасываю все, кроме книг – тут уж рука не поднимается, хотя читать такую дребедень точно не буду.

Последними снимаю абажуры, балансируя на табурете. Выношу все на задний двор, поджигаю. Огонь получается неожиданно большим. В первые секунды я даже пугаюсь, что это привлечет внимание соседей, и кто-нибудь нагрянет: «Северус, как?! Ты вернулся?..». Но за мной наблюдает только мальчишка в драных джинсах, видимо, садовник – я заметил днем, что он возился в саду перед домом. У этих чертовых Поттеров слишком много денег, если они могут позволить себе содержать летний домик в таком хорошем состоянии, даже не наведываясь туда.

Гляжу, как горит хлам, до позднего вечера. Это действительно успокаивает… огонь, вода и чужая работа, хм. Когда на улице становится совсем темно, тушу костер и ухожу в дом – завтра разгребу сожженные остатки. Падаю на кровать и сплю, как убитый – никаких кошмаров.

Возможно, оттого, что кровать занимаю родительскую – а свою комнату запираю на ключ и даже не суюсь туда.

IV.

Проклятый мальчишка меня обманул.

Я понимаю все слишком поздно. Я считаю, что еще есть время настроиться, собраться с мыслями, выработать стратегию поведения. Отрепетировать свое «лицо». Я не хочу думать о Поттере, так старательно не хочу, что даже не соображаю, что к чему, когда открываю дверь ему этим утром. Мне следовало понять раньше, конечно же, но кто же мог подумать..! Что чертов..! Гарри Поттер..! Приедет раньше почти на целую неделю!

Садовник. Он до сих пор одет как какой-нибудь подзаборный хулиган. Джинсы едва не падают с тощих бедер, в широких дырах просвечивают круглые коленки. Футболка – белая и слегка влажная от пота, плотно обтягивает торс. Сплошной бардак, как на голове, так и в ней – это ясно уже с первого взгляда.

Ладно, может, я не объективен.

Зеленые глаза за стекляшками очков.

Зеленые.

Наверное, поэтому я не веду себя как обычно. Тем более, я зарекся швырять в людей предметы раньше, чем на третий день знакомства.

– Что вам надо? – грубо говорю я, только открыв дверь. Еще не сообразив. Утро, повторяю. Я не пил кофе.

Он смущенно улыбается, спрашивает:

– Это вы – Северус Снейп?

Я думаю, что Поттер не приедет – и мальчишке-садовнику позвонила Лили, конечно, она не смогла до меня дозвониться – в старом доме нет телефона, а мобильник я все никак не заведу… Поттер передумал, побоялся, или укатил куда-нибудь на Ибицу, клеить несовершеннолетних девчонок с пирсингом… или как там отпрыск Поттера развлекается, вместо того, чтобы чахнуть в такой дыре, как эта… их садовник, разумеется, пришел передать мне, что Поттер не приедет, и я могу вздохнуть спокойно, остаться тут еще на пару дней, только чтобы доказать себе, что могу. А потом уехать, уехать и не встречаться ни с каким Поттером, да, именно так…

– Здравствуйте. Я Гарри.

Он протягивает мне ладонь, и тут-то я понимаю. Понимаю всю степень его коварности.

V.

Зеленые глаза.

Расставленные в стороны колени. Любопытство, смешанное с легкой робостью. Он сидит на моей кухне, пока я готовлю кофе. Очень медленно, очень тщательно. Это – тоже медитация, в каком-то роде.

Гарри Поттер. Вот он какой.

Удивительно, но он совсем не похож на Джеймса. Когда я мельком взглянул на него вчера, мне и в голову не могло прийти… Нет, конечно теперь, когда я знаю, кто его папаша, я невольно нахожу схожие черты – может, упрямый подбородок, и густые брови – но у Джеймса они были почти прямыми, а у Гарри удивленно изогнутые. Очки сбивают с толку – слишком нелепые, чтобы сынок Поттера мог носить их на полном серьезе. Скорее, это «фишка» – я знаю, так они называют это. Современные юноши, желающие выделяться из толпы. Словно он рискует слиться – только не Поттер, ну нет.

– Мне, пожалуйста, с молоком, – просит он вежливо, и я лезу в холодильник. Пусто. Конечно, я же ничего толком не привез с собой, а в магазин здесь еще не заглядывал. – Ой, а хотите, я домой сбегаю? За молоком. И сахаром. Одолжу вам немного. По-соседски... – улыбается, на щеках образуются складки. Меня передергивает от этого его «одолжу».

– Предпочту отказаться, – церемонно отвечаю. Он пожимает плечами, руки болтаются вдоль тела, елозят по джинсам, водят по сиденью стула – он не знает, куда их деть. Он элементарно нервничает. Как и я. От понимания этого сразу становится легче.

В самом-то деле, Северус, – говорю я сам себе. Это просто мальчишка, а не исчадие ада, или что ты там себе придумал. Это как с домом. Просто не позволяй своей фантазии создавать монстров, которые могут тебя сожрать – и тебя не сожрут.

На этой оптимистичной мысли я прекращаю стоять столбом посреди кухни, подаю ему кофе и сажусь рядом, на шаткую табуретку.

– Рассказывай, Гарри, – требую я. Он морщится.

– Э-э-э…

Изумительное красноречие. Да его не заткнуть!

– Симптомы, причины, последствия.

– Э-э-э… ну, я… – он трет большим пальцем лоб, – я не знаю, что там насчет причин. Просто временами болит голова. Сильно. Это же не смертельно, – пожимает плечами, поднимает на меня свои невероятные глаза. – Просто мама, как обычно, переживает.

Да. Мама.

– Слышал когда-нибудь про гомеопатию?

Он мотает головой, и тут же предполагает:

– Это что-то вроде лекарств?

– Что-то вроде. Но не совсем. Все – из природных материалов. Травы. Растения. Минералы.

– Вроде зелий?

– Зелий? – приподнимаю я брови. Нет, конечно, меня можно принять за какого-нибудь злобного колдуна, не спорю…

Многие мои коллеги и знакомые считают привычку носить всегда черное экстравагантной. Я не стремлюсь быть экстравагантным, мне просто удобней в черном. Мне ничего не идет, но черный, по крайней мере, практичен, и помогает мне оставаться незамеченным, когда я не хочу привлекать лишнего внимания к своей персоне. Да я привык, в конце концов.

Говорят, у меня взгляд недобрый. Не знаю. Может, и так. Я давно уже перестал обращать внимание на все те гадости, которые болтают люди. Хотя неприятно, конечно, когда в очередной раз профессию гомеопата представляют этаким магическим шарлатанством. Точная наука, никакой магии – это вам не глупые размахивания руками под аудиокассету шаманских набатов.

Но я понимаю, отчего приходят подобные ассоциации. Я лечу аконитом, белладонной, ртутью-«меркурием», мышьяком – «арсеникум альбум»… Чемерица, плющ, арника, ромашка, конский каштан… Понятно, что подобные «лекарства» не вызывают доверия, и даже маскирующие латинские названия не помогают. Меня в глаза называли знахарем, алхимиком и зельеваром, и приятного тут мало для человека, отдавшего много лет изучению профессии. Но тратить время и нервы, чтобы кого-то переубеждать, я не собирался раньше, да и сейчас – не стану.

– Нет. Не зелья. Но и не лекарства. Это просто точно подобранные природные материалы в точно рассчитанных дозах. И они тебе помогут.

К счастью, мальчишка не спорит.

– Ладно.

Ему банально все равно; небось, приехал только из-за просьбы матери. Я знаю, Лили умеет настоять. Мне до чертиков хочется расспросить его о ней, но я не собираюсь терять остатки достоинства – достаточно и того, что мальчишка был вчера зрителем на представлении с костром, которое я устроил.

– Мы начнем лечение сегодня– –говорю я, отбирая у него кофе, к которому он еще не притронулся. – Кофе тебе больше нельзя; мяту и ментол тоже, так что воздержись от жвачек.

– О. Ладно.

– Алкоголь тоже нежелателен, – добавляю строго, и парень вздыхает.

– Хорошо.

– Можешь подождать меня в гостиной. Я скоро приду.

Я смотрю ему вслед – расхлябанная походка, сутулая спина, затылок еще более лохматый, чем челка и бока.

Я испытываю смутное, злорадное удовлетворение, что этот нелепый тип – сынок Поттера.

А потом вспоминаю, что у меня и такого нет.

VI.

Сейчас я действительно напоминаю какого-нибудь сказочного персонажа, нелепого в гипертрофированности своего злодейства. Если бы Гарри пришло в голову сунуть свой любопытный нос в эту темную кладовую, он бы обязательно нашел, как пошутить, как прокомментировать эту картину. Я сгорбился над сундуком, копошусь в нем, зыркаю сердито глазами по сторонам – взглядом отпугиваю пауков и прочую пакость. Перебираю крохотные пузырьки, поднося их к глазам, разбирая расплывчатую чернильную подпись на каждом. Рус токсикодендрон, Калий, Кальций карбоникум, Фосфор, Пульсатилла, Ликоподий… Бриония. Скорее, тридцатка, чем шестерка – но тут нужно уточнить. Справочник я беру с собой на всякий случай, хотя помню все наизусть. Но точность – она никогда не бывает лишней, спросите у гомеопата.

Яды. Арсеникум альбум – мышьяк, Аконит и Фосфор… Яды. И вся разница в дозировке. Точно до миллиграмма, ювелирная работа. Яд превращается в противоядие, трусость в осторожность, недоверчивость – в бдительность.

Я закрыт, как сундук с гомеопатией.

Спускаюсь по лестнице, Гарри уже развалился в кресле, и я с жадным азартом выискиваю в нем это – наглость, умение всюду чувствовать себя как дома, неуважение чужой территории. Да, сын Поттера. Гарри Джеймс Поттер.

– Вам помочь? – вскакивает с кресла, вовремя – у меня пузырьки вываливаются из пальцев, взял слишком много за один присест, но не бегать же по лестнице? Падают, гремя горошинами, которыми наполнены. Гарри кидается их подбирать, а я застываю над ним мрачной тенью.

Он поднимает голову, сидя у моих ног с Ликопоидумом и Пульсатиллой, и улыбается.

Сын Лили.

– Садись, – возможно, чересчур хрипло. Но кто меня в этом обвинит? Здесь только мы, мы вдвоем. Мне нет ни малейшего дела до сына Лили и Джеймса. Я не собираюсь драться с призраками в пустой комнате. Даже если это – призрак взгляда. Призрак улыбки. Слишком знакомой.

Следующий час мы беседуем, выясняя все, что может быть важным, все, что имеет значение. Что ему хочется есть во время приступов мигрени, что облегчает боль, а что усугубляет, как он переносит свет и звук, нужно ли ему общество, или хочется одиночества, когда болит голова… Я спрашиваю, он отвечает, поначалу смущаясь, а потом все спокойней, и он снова развалился в кресле, но временами улыбается мне, как другу, и я совершенно запутался.

Но через час я уже разрабатываю для него программу лечения.

VII.

Я даю мальчишке тысячу наставлений и даже пишу подробный график; прием гомеопатии расписан по часам, еда – в строго отведенное время, никаких перекусов, это может повредить лечению. Шесть-семь горошин – на его вес будет достаточно.

– Они горькие? – спрашивает он опасливо, как маленький ребенок перед уколом.

– Они сладкие, – я даже не лгу.

Отправив его восвояси, я долго брожу по дому, без дела и цели. В конце концов, я отправляюсь на почту. Встретить кого-то из местных было бы неприятно, но мне нужно позвонить.

Я должен позвонить Лили.

Ее голос на том конце провода звучит рассеяно и торопливо; она говорит:

– Да, я знаю, Гарри захотел поехать пораньше. Сказал, что хочет привести дом в порядок, и осмотреть город.

– Словно тут есть, что осматривать, – фыркаю я, и Лили немедленно обижается:

– Зря ты так, Северус. Я до сих пор с улыбкой вспоминаю все эти улочки, и пустошь за твоим домом, и набережную, и…

Она говорит, а я думаю – отчего же ты вот уже десять лет не делала попытки вернуться сюда? Отчего ты бежала, Лили? Разве у тебя был хоть малейший повод бежать?

На заднем плане голос ее мужа, и я не могу сдержаться – морщусь, отодвигая трубку от уха, словно он может достать меня через нее.

– Спроси его, как там Гарри, – ворчит Джеймс.

– Ты уже подружился с Гарри? – спрашивает Лили.

– Я не собираюсь с ним дружить. Моя задача – вылечить его.

– Будет просто замечательно, если ты сможешь, Северус, – теперь она говорит мягко, таким же тоном она уговаривала меня на эту авантюру.

Она позвонила мне спустя восемь лет с нашей последней встречи. Встречи, на которой Лили притворилась, что не заметила меня, и прошла мимо, а я остался стоять и смотреть ей вслед.

Лили позвонила, и пока я пытался справиться с растерянностью, болтала о пустяках, так, словно ничего не случилось. Словно ничего и не было.

Потом уже, когда она заговорила про сына, я понял, что к чему. «Твоя слава гомеопата дошла даже до нас». Лесть всегда хорошо на меня действовала. Лили знает это. Она знает меня.

Хотя я и изменился. Я не стал врать и придумывать оправдания. Потакать своему страху. Я сказал, что приеду на какое-то время домой, и если ее сыну действительно нужна моя помощь, пусть проведет свои каникулы в нашей дыре, пока я буду его лечить. Лили согласилась тут же.

И я, конечно, сто раз уже пожалел.

– Пожалуйста, приглядывай там за ним, – просит она, и теперь я не только доктор, но еще и нянька. Мне стоило бы сказать ей, все, что я думаю… но я только киваю, уныло и неохотно.

– Северус?

– Я киваю. Ладно. Я присмотрю. Если он не будет слишком проблемным.

– Гарри не доставит тебе никаких проблем, он чудесный, ты увидишь, – обещает Лили, и на заднем плане возмущенный голос Поттера:

– Что он там говорит про нашего сына? Какие еще проблемы?! Это с ним вечно были проблемы, так пусть…

– Обязательно звони, если что, – торопливо прощается Лили.

После этого короткого разговора я выжат, и настроение мне не поднимает тот факт, что, выходя из телефонного автомата у здания почты, я сталкиваюсь с Прюэтт.

– Северус? – она чудовищно растолстела, и за ее спиной отираются четверо рыжих детишек. Я кисло киваю и тороплюсь уйти, а она растерянно повторяет мне вслед: – Это правда ты, Северус? – И уже почти кричит, потому что я в рекордные сроки достигаю конца улицы: – Добро пожаловать…

К черту.

Проходя площадь, замечаю картину маслом: Поттер, так и не переодевшийся, сидит на бортике фонтана, а рядом с ним еще один рыжий, долговязый и бледный. На нем футболка с надписью: «я не занимаюсь сексом; я тупо трахаюсь». Оба держат по рожку с подтаявшим мороженым.

Наблюдаю со стороны, оставаясь в тени здания. Поттер что-то рассказывает, улыбаясь своей фирменной смущенной улыбкой, размахивает мороженым, и то и дело щурится на солнце. Рыжий уныло разглядывает свой рожок, настороженно косясь на Поттера, но потом несмело улыбается какой-то его реплике, а в следующий момент уже хохочет вовсю, толкая Гарри в плечо.

И этот паршивец радостно кивает, а потом облизывает свое мороженое.

– Поттер.

Я сам не замечаю, как оказываюсь рядом с ними. Рыжий мгновенно хмурится, вызывающе выпятив вперед подбородок. Гарри в первую секунду выглядит перепуганным, словно его застали на месте преступления – так и есть – но тут же строит обаятельную мину, хлопая глазами. И прячет мороженое за спину.

– Что я тебе сказал?! – рычу, сдерживаясь, чтобы не встряхнуть его хорошенько. Дисциплину нужно навести раз и навсегда, иначе потом придется сложнее. Не хватало мне еще с этим щенком возиться. – Твой график приема пищи куда-то потерялся?

Рыжий изумленно глядит то на меня, то на Поттера, а Гарри тем временем жалобно мотает головой.

– Нет-нет, я все помню, я все пил, только немножечко сместил время…

– Во сколько тебе можно есть?!

Он строит щенячьи глазки. Меня не проймешь.

– Простите, сэр, я не…

– ВО СКОЛЬКО?!

– В семь тридцать… – тихо вздыхает.

– Дай сюда, – протягиваю руку, он снова мотает головой, а рыжий глядит на нас с немым изумлением. – Отдай!

– Неа.

Паршивец еще и улыбается. Я чувствую себя невероятно глупо – как похититель Рождества, или тот, кто отбирает конфетку у ребенка. Ну что, в фонтан мне его окунуть что ли, из-за этого мороженого? Все равно уже график сбит, придется выстраивать по новой…

– Мне жаль, Поттер, – выплевываю с презрением, – Что вы недостаточно созрели, чтобы владеть собой и ставить приоритеты. Мне казалось, мое потраченное время и ваше выздоровление важнее минутной прихоти, но вам, понятно, виднее. – Я разворачиваюсь и шагаю по улице, рыжий тут же что-то насмешливо бубнит за моей спиной, но через пару минут, звонко шлепая подошвами по мостовой, Поттер догоняет меня.

– Простите, сэр! – выпаливает он. – Этого больше не повторится!

– Мне-то какая разница, – ворчу. И действительно. Ровным счетом никакой.

– Хотите мороженое? – он протягивает мне талый рожок. Фыркаю, прибавляю шагу. – Не хотите? Ладно, я тогда выброшу.

– Дай сюда, – отбираю. До дома идем вместе.

Это черт знает, что такое.

VIII.

На следующее утро все повторяется. Звонок в дверь, я – сонный и злой, и Поттер на пороге. Сияет улыбкой, словно по какой-то природной ошибке он не нуждается в семичасовом сне, чтобы нормально функционировать.

Если этот паршивец выпил кофе…

– Доброе утро, сэр.

Эти его «сэр» меня порядком бесят. Чувствую себя стариканом-учителем, в пыльной мантии и в профессорской шапочке с кисточкой.

– Северус.

– А?

– Северус Снейп. У меня есть имя. Зови меня Северус. А не «сэр», не «доктор», не «док», и не…

Эй, Сопливус!

С чего это я вдруг вспомнил? Морщусь. Настроение – хуже некуда. Лучше бы он ушел.

– Тебе что-то надо, Поттер? – получается даже грубее, чем я собирался. Мальчишка отступает, растерявшись, но тут же снова расцветает.

– Я вам тут кое-что принес… вы же не против позавтракать вместе?

Пока он загружает продукты в холодильник, я расспрашиваю его об изменениях в состоянии и записываю в тетрадь. За один день результата мы, конечно, не добились, но любая, даже незначительная на первый взгляд деталь, подвижка в болезни, может потом оказать серьезное влияние на лечение.

– Ого. Ну у вас и почерк, – он наклоняется, заглядывая мне через плечо. Я уже привычно готов огрызнуться – в последний раз этим меня донимала Сивилла, и к ее безобидным нападкам я почти привык, но тут Поттер задумчиво добавляет: – Красивый. Какой-то… старинный.

Вообще-то, он просто кривой и неразборчивый. Что в нем старинного – ума не приложу. Но если Поттеру нравится так думать…

– А вы тосты любите?

Едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Молча сижу и наслаждаюсь зрелищем.

Поттер – сын Поттера – разгуливает по кухне в фартуке и делает мне гренки. С сыром.

IIX.

Я пытаюсь быть вежливым. Не хочу оправдывать свою репутацию нервного мизантропа. Не знаю, что его отец наговорил про меня – наверняка кучу гадостей – но думать об этом не собираюсь. Мы взрослые люди. Я – взрослый человек. Состоявшийся в жизни. Уверенный. Профессионал.

Прошло много лет. Воспоминания больше не могут причинить мне боль. Я не позволю.

Поэтому я и не запираюсь в доме, прячась от Поттера. Напротив – вечером мы усаживаемся на качели и болтаем о том, о сем. Я пью пиво, которое он принес, а Поттеру приходится довольствоваться соком.

И я пытаюсь, честно пытаюсь быть вежливым. Делаю вид, что мне интересно.

– Как тебе город? – спрашиваю.

– Красивый. – Чего и следовало ожидать. Мальчишка не видит дальше своего носа. Впрочем, чтобы разглядеть наш город, надо пожить в нем стылой слякотной осенью, когда из труб валит черный дым из-за низкосортных дров, и нищие щелястые дома заполнены сквозняками. Или зимой, когда от моря идет пронизывающий ветер, и половина населения в лежку – с ангиной, фарингитом. Или весной, когда потоки грязи плывут по узким улочкам, и местная ребятня играет со всяким мусором.

Но Поттер уедет уже через две недели, нагруженный гомеопатией и впечатлениями о «красивом» приморском городке.

– Кто этот рыжий?

– Кто? А, Рон? Рон Уизли. Классный парень. Мы познакомились пару дней назад, когда я приехал. Он помог мне найти дорогу до дома.

– Зачем ты приехал так рано?

Ладно; я не умею вести светские беседы, поэтому со стороны и кажется, что это допрос. Поттер никак мою манеру не комментирует, за что я мысленно начисляю ему несколько очков.

– Привести дом в порядок, – привычная ложь. После паузы, – И еще… мне было интересно посмотреть на вас. Я хотел, чтобы у нас было больше времени, чтобы познакомиться как следует.

А это уже что-то новенькое.

– Зачем?! – каркаю. Сжимаю бутылку со всей силы. Вот-вот стекло лопнет. – Что же так заинтересовало тебя?! Хочешь узнать, правда ли это?

– Что? – он выглядит обескураженным, но меня не проведешь. Злость и еще что-то пакостное, темное, разливается внутри меня.

– То, что тебе рассказывал твой отец. Интересно, правда ли я такой убогий? И действительно ли все эти истории случались? Тебе интересно, правда ли я клеился к твоей матери?

Он долго молчит, а я хватаю губами ночной холодный воздух, глядя на бутылку.

– Правда? – спрашивает он тихо.

– Нет. Это не… Лили никогда не интересовала меня в этом плане.

– О.

– И я не собираюсь отвечать на твой следующий вопрос.

– А я не собираюсь его задавать.

Он ставит бутылку с соком в траву и начинает раскачиваться на качели. Я гляжу на его взлетающие в воздух ноги и темную копну волос, задевающую ночное небо. Оглушительный скрип качелей наполняет тишину.

IX.

На следующий день мальчишка с утра пораньше убегает куда-то с этим его Уизли. Я занимаюсь тем, что дописываю статью, каждый час прерываясь, чтобы разыскать зарядку для ноутбука – не мог же я забыть ее дома? Обычно мои вещи сложены в идеальном порядке, и я всегда четко знаю, в каком отделе моего чемодана свежие рубашки, а в каком – паспорт. Мне приходится часто ездить по конференциям и сборищам, где старые пердуны обмениваются опытом, а я пытаюсь делать умное лицо и не храпеть слишком громко. Как любой другой хронический холостяк, я отлично умею стирать, гладить, готовить и складывать чемоданы. Но, собираясь в эту проклятую поездку, я так нервничал, что накидал всякой ненужной ерунды, и забыл все самое важное. Статья закончена и выслана на электронный адрес заказчика прежде, чем экран гаснет, но у меня все еще восемь часов до приема снотворного, и абсолютно никаких дел.

Дата добавления: 2015-10-21