* * *
– Хитер! – поцокала языком Баба Яга, откладывая в сторону зеркальце. – Гена, налаживай сотовую. Лютый появился. Всех сюда. И еще на суверенное известие пошли. Кто там сейчас И. О. Бывалого?
– Паромщик. Он у них самый толковый.
– Срочно на совет вместе с боевиками. Работка как раз по их профилю.
Гена побежал налаживать связь.
* * *
А Илья уже был на подходе. Или, если быть более точным, на подбеге. Вредный Кощей устроил ему забег, перед которым марафонский и рядом не стоял. Или, опять-таки, если точнее, не бежал. Седмица была на исходе, а капитан все бежал. Следом летел клубочек Яги и назойливо верещал, помогая не сбиться с курса.
– Правее! Левее! Так держать!
И наконец в кильватере неслись вымотанные, измочаленные волки.
– Хоть он и папа, – сипел, роняя слюну, всклокоченный вожак, – но как догоню, лично пасть порву!
И тут случилось чудо. Бегуны пересекли невидимую границу, отделявшую царство Ивана от басурманских стран. Спящий на бегу Илья рухнул как подкошенный. На него плюхнулся клубочек. Рядом повалились волки. Рвать кому-то там пасть они уже были не в состоянии. Отключились серые практически мгновенно.
* * *
Как только Яга посвятила синдикат в коварные планы Люцифера, синдикат взорвался. Все загорланили разом. Чебурашка был громче всех. Так как росточком министр финансов не вышел, пришлось забраться с ногами на стол.
– Предлагаю забить нечистому стрелку! – проорал он.
Это был явный перебор. Яга поспешила стянуть министра с трибуны, однако ушастый оратор возник на другом конце стола и, размахивая своими коротенькими ручками перед носом Ивана, прокричал:
– Карфаген должен быть разрушен!
– Какой Карфаген? – возмутился царь, заталкивая министра под стол.
– Это я так, образно, – донеслось оттуда, – и вообще у нас свобода слова!
– Ребятушки! – Яга постучала сухоньким кулачком по столу. – Ну что расшумелись? Все под контролем. Папа уже в неметчине, Марьюшка в безопасности, а гребешок... да разберемся мы с гребешком!
– На нем заклятие, – тревожно сказал Гена.
– Есть идея. – Старушка поднялась со своего кресла с видом заправского полководца, докладывающего на военном совете план очередной военной операции. – Я уже все продумала. Мне рассказывали, ты у нас артист? – обратилась она к Паромщику. Тот изящно кивнул рогами. На заседании синдиката он был впервые, а потому предпочитал пока помалкивать. – Это хорошо. Побеседуешь с фрау. О чем, я тебе чуть позже растолкую. Михайло Потапыча туда же зашлем. На нем гребешок будет. Теперь главное. На земле наше зеркальце исправно работает, о пакостях нечистого предупреждает, а вот туда, – старушка выразительно посмотрела на каменный пол, – пробиться не может. А ведь планы свои Лютый именно там разрабатывает.
– А я на что? – пропищала из камина Саламандра.
– Умница! Будешь нашими глазами и ушами в стане врага. Не все ему нам агентов подсылать. Огня там хватает, так что вперед!
Саламандра могла мгновенно перемещаться в любое место независимо от расстояния, если там тлела хоть одна лучина, хоть одна искорка. А в аду, как совершенно справедливо заметила Яга, этого добра хватало. Засидевшаяся последнее время без дела ящерка радостно пискнула. Раздался легкий хлопок, вверх взметнулось легкое облачко пепла, и Саламандра исчезла.
– Ну-с, а теперь подробности. – Яга повернулась к Паромщику. – На клиентку наезжать нужно с умом...
Паромщик подался вперед, боясь пропустить хоть одно слово.
* * *
– Мам, ну пусти! Там сейчас самое интересное начнется, – пищали бельчата.
– Нечего смотреть на эти безобразия! – Мама белка решительно перекрыла выход из дупла.
– Мам... – Бельчата чуть не плакали.
– Да пусть посмотрят. Засиделись дома... – Папа белка одобрительно подмигнул малышам.
– А пантера? – резонно возразила мама. – А звери лютые?
– Я тут только одних зверей вижу. Рогатых. Всю дичь в округе распугали. Поохотиться не на кого!
Мама белка уставилась на белку папу.
– На тебя плохо действует это шоу, – вынесла она свой вердикт, но проход все же освободила.
Бельчата юркнули в дверь, волоча за собой кокосовый орех.
– Это еще зачем? – насторожилась мама.
– Ланч перед обедом, – пискнул самый вредный бельчонок.
Выскочив наружу, они, поплевав на лапки, взялись за лиану и дружно потянули. Верхушка ветки медленно поползла вниз.
– Хорош, – скомандовал самый вредный бельчонок.
Лиану захлестнули за ствол и надежно завязали тройным морским узлом. Кокос закрепили на развилке дубовой ветки. – Стрелять только по моей команде! – строго сказал самый вредный бельчонок. Его многочисленные братья и сестрички расположились вдоль натянутой, как тетива лука, лианы и обнажили свои крепкие зубки. Самый вредный бельчонок раздвинул листья и посмотрел вниз, туда, где затевалось очередное бесплатное развлечение.
* * *
– Опять тренироваться будете? – сочувственно спросила Марьюшка.
– Как положено. – Бывалый важно кивнул рогами. – Тяжело в учении, легко в бою!
– Тогда я за травками. Раны вам потом врачевать буду.
– Охрана! – скомандовал Бывалый.
Два лаборанта подскочили к Марье-искуснице. Один взял у нее из рук корзину, другой побежал вперед на разведку. Вдруг какой дикий обезьян окажется на пути их Марианны. Как только царевна исчезла в зарослях, Бывалый плюхнулся в плетеное кресло-качалку, на скорую руку слепленное из лиан и бамбука.
– Так. Предыдущие тренировки показали вашу низкую боевую и политическую подготовку. Ну, с политической подождем. Это терпит до нашего родного суверенного. Там с вами займутся профессионалы, а вот с боевой тянуть нельзя. Враг не дремлет! Работаем по новой системе. Условия, приближенные к реальности.
– Это как? – поинтересовался профессор.
– Узнаете по ходу дела. – Авторитет Бывалого и иже с ним был непререкаем. Демона силы они одолели шутя, изрядно изжевав его мягкое тело. Бывалый ткнул пальцем в профессора. – Ты будешь Марьюшка. Хотя нет, староват. И рога какие-то облезлые. – Профессор оскорбленно поджал губы. – Лучше ты. – Указующий перст ткнул в Труса. – Рога косичкой... с бантиком. То что надо. Держи! – Трус накинул на голову уже изрядно помятый, разодранный платок, стыдливо поправил рога, висящие на плече, запрыгнул на нижнюю ступеньку избушки и уставился оттуда на шефа в ожидании дальнейших распоряжений.
– Чего-то не хватает, – задумчиво пробормотал Бывалый, – не верю! Цветочек ему! И сделай свою пропитую рожу невинной!
Трус закатил глаза к небу, а потому не заметил, как в руки ему бухнулся “цветочек”. Заверещав, Трус закатился внутрь избушки. Оттуда он выполз, горстями выдирая из разных частей тела шипы. Цветочком оказалось какое-то дикое растение, отдаленно напоминавшее мексиканский кактус.
– Дебилы! Придурки! Уроды! Дегенераты! – в такт рывкам стонал Трус, пристраиваясь обратно на крылечке.
– Сколько экспрессии, – удовлетворенно хрюкнул Бывалый, – это мне нравится. Только слова другие подбери. И лепестки срывай не с себя, а с ромашки!
Трус принял позу, отдаленно напоминавшую позу факира, когда он собирается войти в транс, зажав между ног основание “ромашки”.
– Колючая! Блин! Зараза!
– Не верю! – поправил Бывалый. – Любит! Не любит!
– Не любит! Скотина! Зараза!
– Так, здесь все в порядке. Теперь вы. – Бывалый посмотрел на слегка побледневших статистов. Если охраняемому объекту на тренировке приходится так тяжко, то что же суровый тренер приготовил им? – Ты будешь папа! – Палец тренера ткнулся в возникшего перед ним профессора. – Что?!! Опять ты? Сгинь с глаз моих долой! ПАПА у нас крутой, значит, им будешь...
– Ты!!! – радостно завопили черти, глядя влюбленными глазами на Бывалого.
– Я ваша мысль, – веско произнес режиссер будущего шоу, – а мысль убивать нельзя, ибо она бессмертна!
– А ты проверял? – буркнул, высовываясь из-за кресла, Балбес с ошметками банановой кожуры в руках.
– За базар отвечаю! “Папой” будешь ты!
Балбес поперхнулся, подавившись бананом. “Папе” на тренировках доставалось больше всего.
– А мы кто будем? – поинтересовался толстощекий доцент.
– Пока статистами. Будете изображать толпу и бить “папу”. Только понатуральней! И учитесь уходить. Ударили, и с копыт! И уползайте, уползайте! Для вашей же безопасности говорю. Настоящего папу все равно не пробьешь, но уж если он ответит... – Бывалый помотал головой, видно что-то вспомнив. – Короче, начинаем. “Папу” на исходную. И быстро! Быстро! Время! Ползаете как черепахи!
Статисты это поняли по-своему. Подхватив Балбеса, они раскачали его и на счет “три!” запустили в полет, вследствие чего “папа” ускоренными темпами покинул охраняемую зону. Границей ее был бамбуковый частокол, прочно стянутый лианами. Раздался глухой удар. Дуб затрясся. Бельчата к этому были не готовы. Они горохом посыпались с ветки. Приземлились удачно. Прямо на мохнатую грудь “папы”.
– Убью! Зарежу! Загрызу вусмерть! Рога поотрываю, козлы безрогие! Вот только птичек разгоню... с белками вместе. Вы какого хрена летаете?
– А мы летяги, – нагло соврал самый вредный бельчонок, цапнул “папу” за нос и взметнулся по стволу вверх.
– Ну все! Я иду зверствовать!
– Учитесь у профессионалов! – восхитился Бывалый. – Как в роль вжился! Теперь вы! – Он ткнул пальцем в статистов. – Один из вас будет обидчиком, остальные играют в массовке. Итак, появляется “папа”...
За спиной режиссера раздался треск бамбука. Это “папа” сосредоточился и начал зверствовать. Но частокол был сделан на совесть и первый натиск благополучно выдержал. Увлекшийся “режиссер” слышал в тот момент только себя, а массовка начала потихоньку втягивать головы в плечи. Профессор на всякий случай решил ретироваться.
–...и видит, как какой-то козел обижает Марьюшку. Обидчиком будешь ты! – Палец Бывалого ткнулся в пятящегося профессора. – Опять ты?!! Ну, считай, ты попал! Дубль два! Мотор! Поехали! – Рука “режиссера” указала профессору, в какую сторону ему надлежит ехать.
– Почему два? – рискнул спросить профессор.
– Потому что дубль один был вчера. Ближе к тексту! – рявкнул Бывалый.
Сзади вновь затрещал бамбук. Профессор, опасливо косясь на трясущуюся изгородь, деликатно прогарцевал к “Марьюшке”, пошаркал копытом и начал обижать:
– На мой взгляд, вы неправильно готовите гороховый супчик. Во-первых, гороху маловато...
– Ну, ты даешь, старче, – проблеяла “Марьюшка” голосом Труса. – Откуда горох-то? Его в накладной нет. Я точно помню. Подержи! – В руки профессора ткнулась ромашка.
Пока “обидчик” визжал, пытаясь стряхнуть ее с рук, “Марьюшка” не поленилась сбегать в избушку и вернуться оттуда с товарной накладной Яги, заверенной печатью царя-батюшки, с личной подписью министра финансов. – Ну я ж говорил!
– Говорила! – рявкнул “режиссер”.
– Говорила, – согласился Трус. – Нет здесь гороха. И вообще за такие наезды могу отоварить по полной программе.
– Это как? – испугался профессор, стряхнув наконец “ромашку”, и взвыл по новой – “ромашка” падать не хотела.
– Это в рыло... тебе как, с ноги или с копыта?
– Да какая теперь разница! – верещал профессор.
– С копыта больнее, – пояснила “Марьюшка”.
Тренировка набирала обороты. Треск за изгородью усилился. “Папа” продолжал рваться к статистам.
– Нет, ну до чего ж упорный, – ежилась массовка. На “Марьюшку” и профессора-обидчика они не смотрели. Их больше волновал “папа”.
– Не верю! – решительно мотнул рогами Бывалый. Треск за спиной он по-прежнему не замечал. А лианы, опутавшие частокол, уже начали кое-где рваться. Тем временем профессор, спеша закруглить затянувшуюся, на его взгляд, тренировку, решился на отчаянный шаг.
– Вы не девушка!!! – провыл он, пытаясь отодрать от себя цветочек.
– Придурок, – хрюкнула “Марьюшка”, – ясен хрен...
– Вы меня не так поняли. – Профессор облегченно вздохнул, выдернув-таки “ромашку” из некоторых частей своего тела. – Марьюшка не девушка.
До Труса дошло.
– Ой, напрасно ты это сказал, старче. – “Марьюшка” горестно покачала головой и впечатала раздвоенный девичий каблучок в крючковатый нос профессора. Останки пенсне полетели в одну сторону, тело профессора – в другую. Профессор летел так быстро, что массовка увернуться не успела.
– Ты че делаешь? – выпучил глаза Бывалый. – Ты ж девушка!
– А он, скотина, утверждает, что нет!
– Он кого имеет в виду, тебя или Марьюшку? – насупил брови “режиссер”.
– Догадайся с трех раз, – прорычал Трус.
Первыми угадали коллеги профессора. Они поднялись с желтой мостовой, мрачно посмотрели на своего научного руководителя, засучили рукава и деликатно, копытами, объяснили своему бывшему шефу, что он не прав. И тут рухнула бамбуковая изгородь и, строго по сценарию, в дело вступил “папа”. Путь к статистам лежал через кресло режиссера.
– Огонь! – азартно скомандовал самый вредный бельчонок. Его братья и сестрички вонзили свои белые зубки в “тетиву”. Лиана лопнула. Прицел был точен. Кокос угодил в самую середину огромной кучи малы, в которой периодически мелькали хвосты, рога, копыта и ножки плетеного кресла.
– Умеет папа кадры подбирать, – умильно прошептала Яга, не отрывая глаз от зеркальца. – Еще пара таких тренировок – и их голыми руками можно брать.
* * *
Фрау Грета проснулась от грохота. Кто-то ломился в дверь и стучал явно не руками.
– Бегу, бегу... – запричитала фрау, торопливо одеваясь, – не фулюганьте!
Дверь слетела с петель, и на фоне полной луны перед испуганной старушкой предстал красавец-мужчина с крутыми козлиными рогами. Он был одет в безупречный черный фрак, белую манишку, бабочку, был слегка небрит, слегка нетрезв, а в руках держал огромный букет желтых роз.
– Ты жива еще, моя старушка? – вопросил он хорошо поставленным опереточным баритоном.
– Жива... пока... – испуганно прошелестела фрау.
– Жив и я, – успокоил ее ночной визитер, – привет тебе, привет. – Он картинно опустился на одно колено и протянул старушке букет. Та немедленно растаяла и жеманно приняла подарок.
– Пусть струится над твоей избушкой... – вдохновенно продолжил неизвестно откуда взявшийся воздыхатель, но фрау Грета, раздираемая любопытством, его прервала:
– Ты кто?
– Я посадский озорной гуляка, – последовал довольно невразумительный ответ, – у меня в кармане финский нож... – Это понравилось фрау уже меньше. – Беспредел, разборки и гулянка, моя жизнь...
– Да что ты, милый, врешь? – решительно прервала ночного гостя фрау, успевшая взять себя в руки. – Ты ж в душе-то добрый, я таких за версту чую. Неужто рука поднимется старушку обидеть?
– Мои шер ами! – возмутился Паромщик, а это, естественно, был он. – Я... да ни за что! Я здесь, правда, не один... – Черт вздохнул. – Мои коллеги не такие утонченные натуры. Если по правде, – доверительно зашептал он, – ну такие грубияны... мужланы, одним словом... слушай, я ж артист, а ты меня из образа выбиваешь. Столько репетировал, и все коту под хвост! У тебя кот есть?
– Нет, – прошептала старушка. Она уже не очень верила в благополучный исход этого ночного визита. – Кролик есть. С черными ушками, – зачем-то добавила она, – морковку у меня ворует... все поймать не могу...
– Поймаем, – успокоил Паромщик, доставая сигару, – огня мне!
В дверном проеме появился еще один черт, с факелом в руках. Низкий лоб, выдающаяся вперед челюсть и вообще вся его наружность говорили о том, что интеллектом он не блещет. Вошедший молча ткнул факелом в лицо своему новому шефу. Сигара загорелась вместе с бакенбардами. Получив копытом в живот, мужлан довольно быстро покинул помещение, вереща на лету.
– Вот видите, – недовольно пробурчал артист, гася баки, – с кем работать приходится. Доверь таким спички... так что там у нас дальше-то? А! Вспомнил! Пусть струится над твоей избушкой небольшой, веселый костерок!
Фрау Грета обежала гостя и высунулась наружу. Избушка была завалена хворостом по самую крышу. Вокруг суетилась рогатая братва. Кто-то подтаскивал хворост, кто-то уже разжигал факелы.
– Ребятушки, да за что? – взмолилась старушка.
Паромщик, вольготно расположившись в любимом кресле Греты, небрежно закинул копыто за копыто, выдернул из-за лацкана фрака бутылку экстра эликсира, сделал длинный глоток и, удовлетворенно вздохнув, произнес:
– Я натура тонкая, чувствительная, поэтому говорить с тобой будут другие. Очень хотят наши братки с тобой потолковать за жизнь... а уж договоритесь вы за жизнь или нет... пардон, мадам, вам решать.
– Я мадемуазель! – возмутилась фрау Грета.
– Сочувствую. – Гость скорбно качнул рогами. – Тем более обидно в цвете лет...
В дверном проеме появились еще три накачанные фигуры, обвешанные браслетами и гайками.
– Ну че, бабанька, побазарим за жизнь?
К русскому сленгу старушка была непривычна, но то, что базар может плохо для нее кончиться, поняла сразу.
– Значит так, старая. Капусту шинкуешь? Шинкуешь.
– Да какую капусту? Огород почитай лет пятьдесят не сажала. Мухоморчиками живу, корешочками, травками разными, настоечками...
– По поводу двух последних позиций мы попозже еще побеседуем, – пообещал Паромщик, допивая свою бутылку.
– Долю в общий котел не откидываешь? Не откидываешь, – продолжал перечислять качок. – Так что делать-то будем, бабанька?
– Не знаю... – Старушка развела руками.
– Бригаду собственную имеешь, – качнул копытом Паромщик, – с нашим злейшим... другом диаволом связалась.
Фрау ошарашенно посмотрела на чертей.
– Люцифер вам враг? – удивилась фрау.
– Я этого не говорил, – мохнатый палец Паромщика отрицательно покачался перед носом ведьмы, – однако на данный момент сей субъект нам, так сказать... слегка мешает. Политику неправильную ведет. Невинных девушек с пути истинного сбивает. Вот как вас, например... фройляйн Грета.
Качкам это надоело. Их новый шеф нахально хлебает эликсир, а им приходится работать на сухую.
– Короче, старая! Долю в общак, Лютому в морду. И вообще, кто не с нами, тот против нас!
В дверном проеме взметнулись зажженные факелы.
– С вами я, с вами! – заверещала ведьма. – Объясните только, что делать-то надо.
– Вот это базар! Шеф лучше нас объяснит. – Качки не спеша удалились.
– Скоро здесь появится добрый молодец. Большой человек в нашем деле. Папой его величают. Может представиться и Ильей. Погоняло у него такое. Надобно по русскому обычаю его принять, накормить, напоить, в баньке попарить. В русской баньке, – строго добавил Паромщик. – После баньки, как положено, кубок поднести с эликсиром.
– Да откуда ж я его возьму?! – схватилась за голову старушка. – Он денег бешеных стоит. Избушку продам, и то не хватит.
– Я же сказал, – проникновенно произнес артист, – папа приедет!
Он щелкнул пальцами. На порог бухнулся ящик эликсира, за ним еще один, еще, еще... следом пошли банки с малосольными огурчиками, помидорчиками, копчености... Избушка превратилась в продуктовый склад, которым можно было накормить пару армий. И неплохо накормить. Ножки избушки не выдержали нагрузки, подломились, и сруб оказался на земле.
– Разбирай завалы, – скомандовал Паромщик, – на растопку для баньки потом пойдет.
Черти быстро раскидали хворост.
– Еще парочку нюансов прорисуем, – небрежно произнес артист. – Все, что после папы останется, в оборот пустить можешь. Про общак, естественно, не забывай. Долю откидывай. А о товаре не беспокойся. Канал наладим. Жить хорошо будешь. Главное, крышу не меняй.
Старушка задумчиво посмотрела на потолок:
– А если потечет?
У Паромщика отпала челюсть.
– Ну ты даешь, девушка... хотя, что с вас взять? Запад он и есть Запад. Но ничего, под нашим чутким руководством... – Черт двинулся к выходу. – Да, чуть не забыл. После баньки папу гребешком причесывать не надо. Он у нас и так красивый.
– Во попала, – пробормотала ведьма, как только гость покинул ее просевшую избушку. – А Люцифер как же? – Старушка окинула взглядом продуктовый склад. – Нет, эти ребятки, пожалуй, понадежней будут.
В трапезную сунулась голова Епишки, дьячка при посольском приказе.
– Ваше царское величество, послы удиенцию просют.
– Какие еще послы, сколько их? – недовольно пробурчал Иван. Ему не терпелось после утренней трапезы поскорее покончить с рутинными обязанностями, заключавшимися в расстановке крестиков на бумагах, одобренных Василисой, и свалить в “Дремучий бор”. Он волновался за побратима. Как там идут дела у “папы”?
– Сегодня совсем мало, – заторопился дьячок. – Но все новые. Посол Японии Сухимото Квазимото. Прислан взамен спив... э-э-э... заболевшего Такиямы Забухавы, и еще двое. Один легально, мурза какой-то от хана Кучума.
– Откуда это? Почему не знаю?
– Из-за Урала. Орды у него там какие-то...
– Вчера Золотая Орда, сегодня зауральская. С ума они, что ли, посходили? Покоя от них нет. Ладно, примем этого мурзика.
Дьячок виновато пожал плечами.
– Кто еще?
Василиса успокаивающе похлопала супруга по руке.
– Вот третьего мы и сами не разобрали толком, кто такой. Талдычит, что инкогнито. Про какую-то козу плел. Тут у меня записано... Во, коза ностра. Может, носатая, спрашиваю. Головой трясет. Ностра, говорит, и все тут.
– Это его зовут так?
– Нет, зовут его, прошу прощения. Дон Хуан.
Василиса покраснела.
– Ну и имечко. Не повезло мужику, – посочувствовал Иван.
– Говорит, что это не настоящее его имя. Это он для конспирации. Настоящее только вам откроет.
– Ладно, ща будем.
Управившись с завтраком, Иван напялил на себя корону, мантию, подхватил державу со скипетром и широким шагом двинулся на “удиенцию”. Василиса едва поспевала за ним.
– Куда ты так торопишься?
– Дела, матушка, дела, – не вдаваясь в подробности, отмахнулся Иван, врываясь в тронный зал.
– Зови первого! – распорядился он, взгромождаясь на трон. Сотовый слетел с карниза и пристроился за плечом Ивана. Вдруг царю батюшке срочная связь потребуется? Не успела царица пристроиться рядом, как дверь распахнулась.
– Посол непобедимого хана Кучума мурза Буль-Буль Оглы, – раздался трубный голос глашатого, – вместе со своим ханом.
– Почему с ханом? – оторопел Иван. Василиса пожала плечами.
Первым показался мурза. Затравленно оглядевшись, он с облегчением вздохнул, потрогал распухший нос и робко перешагнул порог. Следом внесли непобедимого хана. На носилках. Весь замотанный не первой свежести тряпицами, заменявшими бинты, он больше походил на мумию, чем на хана. В руке бедолаги поблескивало что-то желтое. Но что, разобрать было трудно. Пока Василиса с Иваном хлопали глазами, процессия доползла до трона, мурза, содрав соболий малахай с головы, шмякнул его об пол и ринулся следом, догоняя шапку своей гладко выбритой головой. Пол содрогнулся. Даже соболий мех не смягчил удара.
– Иван-царь! Тебя хотим!
– Не дам! – испугалась Василиса, вцепившись в мужа.
– Зачем? – настороженно спросил Иван.
– Жизнь совсем худой стал! Пришел наш земля Еремка с Тимошкой. Марьюшку давай, говорит! Нету, аднака! Тогда прописка давай! Какой прописка в юрта, аднака? Еремка с Тимошкой сразу голова бей! Больна бей! Ты чурка не русска, аднака, пасол вона!
– От меня-то что хочешь? – Иван заерзал на троне. Ему стало стыдно за некультурное поведение своих подданных, и он просто не знал, что сказать несчастному послу и его побитому хану.
– Юрта хочу! Прописка давай! Дед мой юрта жил, прадед юрта жил, я тоже хочу!
– Так земли-то вроде не мои... – окончательно растерялся Иван, – не завоевывал еще.
– Твой земля, аднака! Хана Кучума ключ принесла. Золотой! – Посол шустро вскочил с колен, выдрал из руки хана ключ и подполз с ним к трону. – Только прописка дай! Домой хочу, аднака!
– Ай да папа! – ахнула Василиса. – Повезло тебе, непутевому, с побратимом, – зашептала она в ухо мужу. – Я-то все думала, почему один спасать не пошел? Счастье свое на удачу толпе отдал. А он все просчитал! Все предвидел! Листовками народ поднял, и каков результат! Соглашайся!
Иван поднялся. Долгие речи ему толкать было недосуг. В “Дремучем бору” его ждала верная команда, жаждущая обсудить дальнейший план действий за рюмкой эликсира. Рядом переминались с ноги на ногу воеводы и Чебурашка, мечтавшие о том же.
– Вот моя воля царская! Зауралье мы берем. Уговорили. Но чтоб вы у меня... спрашивать буду строго! В случае чего, сам лично...
Иван потряс пудовым кулаком. Мурза попытался залезть под шапку, хан оказался с другой стороны носилок, старательно делая вид, что висит там уже давно. – Грамотки вам выпишут. Я заверю. Следующий!
– Посол Страны восходящего солнца, попирающей ногами Поднебесную и Наднебесную...
– Ну, это он загнул. – Иван недоверчиво почесал затылок, поворачиваясь к воеводе.
– Портки лопнут, – согласился Никита Авдеевич.
– А при чем здесь Поднебесная? – удивился Чебурашка. – Мы их посла недавно выперли.
– Амбиции, – коротко пояснила Василиса, – они давно на Китай зубы точат.
–... Сухимото Квазимото!
Японский посол вошел в залу упругой походкой самурая, зыркая голодными глазами по сторонам. За последнюю седмицу он только раз смог относительно прилично покушать – съел всех трех канареек, подаренных ему императором. Но это было позавчера. Продуктовые склады посольства были пусты.
– С чем пришел, посол иноземный? – спросил царь-батюшка, тоскливо косясь на дверь. Василиса ткнула его локотком в бок.
– Мы приветствуем нового посла Страны восходящего солнца, – приветливо улыбнулась она самураю.
Иван тяжело вздохнул. Дела государственные утомляли державного. Если б не Премудрая, закатил бы узкоглазому в рыло. С левой, дабы не убить сразу, а потом войнушкой, душой отдохнуть, порезвиться... Царь-батюшка мечтательно почесал правую руку, затем, опомнившись, почесал левую.
– Вано джан! Василис джан! Ест балшой лычный просьб и малэнкий, савсэм малэнкий гасударственный дэл! – сложив ладошки на груди, произнес посол и вежливо, в лучших традициях восточного этикета, поклонился.
Василису было трудно удивить, но это был как раз тот случай, когда глаза у нее действительно стали квадратными. Она повернулась к глашатаю:
– Ты ничего не перепутал? Это японский посол?
– Так как же, матушка, – глашатай уставился в свои бумаги, – вот тут черным по белому написано: “... взамен внезапно заболевшего Такиямы Забухавы назначаем Сухимото Квазимото...”
Внешний вид посла вообще-то соответствовал его восточной национальности, но вот прононс...
– Обыжаеш, – расстроился посол, – моя чэстный японский джыгит...
– Вам на Кавказе бывать не приходилось? – на всякий случай поинтересовалась царица.
– О-о-о! Картли! – восторженно взвыл посол. – Мехети! Тбилиси знаеш?
– Бывать не приходилось, но про город сей знаю. Негоцианты приезжие рассказывали. В скорости послов от них ждем.
– Посол! – Сухимото выразительно ткнул себя в грудь. – Дывадацать дыва год посол!
– Вот в чем дело, – успокоилась царица, – двадцать два года в Тбилиси служил, а теперь тебя сюда перевели?
– Вах! Какой умный женщин! И главное – красивый! – Посол совсем не японским жестом приложил руку к сердцу. Василиса зарделась.
Это Ивану не понравилось. К славословиям по своему адресу, как и по адресу царицы-матушки, он давно уже привык, но в глазах Сухимото Квазимото горел нездоровый огонек.
– Так что там у тебя, – насупился царь-батюшка, – просьбы, дела, вываливай...
– Вежливей, – прошипела Василиса уголком рта, вторично вонзая локоток в бок венценосного супруга. – Начнем с просьбы, – ласково обратилась Премудрая к послу. – Что заботит вас, чем помочь можем?
– Сэм дэн назад дракон прилэтэт должэн. Укусю. Хароший дракон. Почтовый. Вчера прилэтэл.
– Ну и?.. – вопросительно поднял глаза Иван.
– Вах! Вах! Силно балной! Крыло битый, нога битый, морда битый.
– Кто посмел на дипкурьера наезжать? – немедленно разъярился Иван.
– Птичка. Черный такой, но наглый, да?
– Что, одна птичка? – удивилась Василиса.
– Зачэм одна? Цэлый отар! Спросил куда лэти-и-иш? Зачэм лети-и-иш? А Кусю хоть бал-шой, но глюпый, глюпый. Маладо-о-ой. За рэзвость цэним. Все как ест сказал! Золото везу-у-у! Почта везу-у-у! Как почта сказал, так птичка обидэлся! Сэрдитый стал! Почта Кусю сахранил. Скушал. Золота нэт! – Сухимото Квазимото побагровел. – Слюшай, слэдущий раз зарэжу на фик! – Тут японское начало возобладало, и самурай временно придавил джигита. – Ивана-джан, Василис-джан, балшой просьб. Кушат хотим. Зарплат тэпэр шест месяц ждать.
– Батюшки, – ахнула Василиса, – да они ж голодные!
– Чтоб у нас на Руси гости иноземные, да еще и послы к тому же, сголоду пухли... Сколько там дракон ваш золота вез?
– Балшой сумма! Тысяча! Золотом тысяча. Да?
– В день?
– Какой дэнь? Слюшай! Полгод!
– Тьфу, – сплюнул Иван, – я-то думал... Распорядись, – он кивнул Чебурашке, – скомпенсировать в десятикратном размере.
– Может, в тройном? – с надеждой спросил министр финансов.
– В десятичном!!! – рявкнул Иван. – На нашей территории наезд был, нам и ответ держать!
Василиса одобрительно кивнула головой.
– Вах! Какой джигит! – восхитился посол.
– А варнаков этих накажем, как найдем...
– Чего там искать! – фыркнула Василиса. – “Сотовые” твои Кусю за конкурента приняли.
– Да я из них полусотовую сделаю, – вскипел Иван.
– Правильно, хватит и половины дозы, – согласилась царица. “Сотовый” за спиной Ивана слабо каркнул и упал в обморок.
– С этим разобрались. Что еще? Государственное дело, говоришь?
– Письмо от великий император. Хароший письмо. Сюда брат нэ стал.
– Почему?
– Я говору. Дракон глюпый. Письмо глотал. Мы полдня ждал. Получил. Потом полдня ждал, чтоб прочэсть. Три раз обморок падал.
– А че падал-то? – заинтересовался Иван.
– Слюшай! Нэмножко... ну, савсэм нэмножко плехо пахнул, да?
– Ну, и что император от нас хочет?
– Курильский острова хочэт!
– Так они ж не мои.
– Падарить хочэт! Вах! Как дарагому другу падарить!
– Да на шута они мне? – Иван пожал плечами, не обращая внимания на отчаянные знаки Василисы. Прием безобразно затянулся, что сильно раздражало державного.
– Нэ хочэш? – расстроился посол. – А Сахалин хочэш?
– Беру и то и другое, – сердито буркнул Иван, сообразив, что только так можно ускорить процедуру.
Василиса облегченно вздохнула. Посол тоже. Дело его было наполовину сделано.
– Подарок щедрый, – милостиво кивнула царица послу. – Чем мы могли бы отблагодарить императора? И, извините за нескромный вопрос, почему в письме ни разу не был упомянут сегунат? Что случилось с Великим Сегуном, охранявшим покой императорской семьи?
Василиса умела смотреть в корень и задавать порой неудобные вопросы.
– Великий Сегун и его самурай на болничном... – неохотно пробурчал Сухимото Квазимото, старательно отводя глаза. – Слюшай! – внезапно взорвался посол. – Убэри свой джигит из Японии, да?
– И до вас уже добрались? – поразилась Василиса. – Когда ж они успели?
– Откуда знай? Приплыл свой лодий! Весла махай так, что вся кита разбегайся! На ускоритэл плыл, говорит! Элисир называется, да? Гейша всех перетра... извини, Василис-джан, перелюбил, самурай морда набил. Марьюшка да элисир требует. Предлагал сакэ! Нэ хочэт! Обижаэт! Это пойла сапоги мыть, гаварыт! Слюшай! У нас глаза узкий, да? Нэ хатим круглый. Забэри Сахалин, забэри Курилы, забэри свой джигит! Вот такой малэнкий палитичэский дэл к тэбэ.
– Успокойте Его Императорское Величество, – мило улыбаясь, сказала Василиса послу, – мы с удовольствием удовлетворим его маленькую просьбу и с благодарностью примем его щедрые подарки. – Она повернулась к воеводе. – Готовьте “спутниковую”, пусть сообщат спасителям отечества, чтоб двигались на освоение подаренных нам новых земель.
Посол просветлел лицом. Иван тоже. Как только Сухимото Квазимото удалился, глашатай громогласно объявил:
– Посол! Тайный!!! Козья мор... пардон... Коза с носом... нострой, в смысле... да он сам все объяснит! – Глашатай безнадежно махнул рукой, отчаявшись по-нормальному представить странного посла. Имя нескромное его он объявить даже не решился.
В залу стремительной походкой вошел человек в развевающемся черном плаще. На лице его сидела плотная черная маска с узкими прорезями для глаз, голову украшала черная треуголка.
– Я дон Карлеоне, – с легкой угрозой в голосе сообщил он, приблизившись к трону, – глава сицилийской и итальянской мафии. Ночной правитель и того и другого! – Он скинул треуголку и слегка тряхнул головой, изображая поклон.
– Царь, – лаконично ответил Иван, слегка приподнял корону и кинул ее обратно на свою пышную шевелюру. – Что-то он мне не нравится, – громогласно шепнул он Василисе. – Можно я сперва ему морду набью, а потом расспросим, чего хочет?
Даже черная маска не сумела скрыть бледности, наползшей на лицо дона Карлеоне.
– Нельзя. – Ладошка Василисы прикрыла могучую длань мужа. – Дипломатический этикет не позволяет...
Дон Карлсоне вздохнул с облегчением:
– У меня есть к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
– Послушаем, – кивнула головой Василиса, внимательно глядя на ночного правителя Италии.
– Предлагаю вам пол-Венеции. Половина ваша, половина моя.
– А че это половину? – Иван борзел на глазах. Посол ему явно не нравился.
– Хорошо, предлагаю вам пол-Италии.
– Это больше, чем пол-Венеции? – спросил Иван у Василисы.
– Больше, больше, – успокоила его царица, – соглашайся, кажется, наши спасители отечества уже там.
– Ладно, беру и то и другое, – милостиво согласился Иван. Он спешил в “Дремучий бор”. Только это и спасло Италию и Сицилию от полной аннексии.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |