Звонивший произнес пароль: “Tiempo”[33], на что Мигель ответил: “Relampago”[34]. Существовал запасной вариант ответа: если на “погоду” он ответил бы словом “гром” вместо “молния”, это означало бы, что в силу ряда причин его группе нужна двадцатичетырехчасовая отсрочка. Под “relampago” подразумевалось следующее: “Мы готовы к отъезду. Назовите место и время”.
За этим последовала главная фраза: “Sombrero, profundo sur[35], две тысячи”.
“Sombrero” означало аэропорт Тетерборо, до которого было меньше мили пути, “profundo sur” — южный въезд. Число “две тысячи” служило указанием времени — 20.00, когда заложники и сопровождающие должны подняться на борт колумбийского самолета “Лирджет 55ПР”.
Мигель коротко ответил: “Lo comprendo”[36], и беседа окончилась.
На сей раз звонил другой дипломат — сотрудник Генерального консульства Колумбии в Нью-Йорке; вот уже месяц — с момента прибытия Мигеля в Соединенные Штаты — этого человека использовали для передачи информации. Дипломатические корпуса Перу и Колумбии кишели людьми, либо сочувствовавшими “Сендеро луминосо”, либо состоявшими на службе у “Медельинского картеля”, либо и то и другое одновременно; они вели двойную игру за немалые деньги, которые получали от латиноамериканских королей наркобизнеса.
После телефонного разговора Мигель обошел дом и другие постройки, предупреждая остальных об отъезде, хотя приготовления велись уже полным ходом и каждый знал, что от него требуется. Лететь с гробами, в которых будут перевозить узников, должны Мигель, Баудельо, Сокорро и Рафаэль. Хулио оставался в Соединенных Штатах в прежнем качестве агента “Медельинского картеля” — на “случай надобности”. Карлос и Луис должны через несколько дней вылететь в Колумбию разными рейсами.
У Хулио, Карлоса и Луиса оставалось напоследок одно дело: после того как самолет улетит, они должны выгнать из гаража машины и бросить их в разных концах города.
Мигель много думал над тем, как поступить с их логовом в Хакенсаке. Он решил было на прощание поджечь все. Однако пожар привлек бы внимание, пепел могли подвергнуть экспертизе, и не исключено, что всплыли бы улики. Пусть даже это и не имело значения — их все равно здесь уже не будет, — но с какой стати облегчать работу американской службе безопасности. Поэтому идею поджога Мигель отверг.
Если же просто уехать из дома, оставив все как есть, никто — в течение нескольких недель, а то и месяцев, а то и вовсе никогда — не заподозрит, что у похитителей был тут опорный пункт. Следовало только избавиться от автомобилей — разъехаться в них в разные стороны и бросить. Конечно, это было опасно, особенно для ребят, которые сядут за руль трех легковых машин, фургона и катафалка, но, по мнению Мигеля, риск был не так уж велик. В любом случае он принял такое решение.
Первым на глаза Мигелю попался механик Рафаэль, и он сказал этому мастеру на все руки:
— Выезжаем сегодня вечером в 19.40.
Рафаэль что-то буркнул себе под нос и кивнул — казалось, его больше занимал фургон, который он накануне перекрасил. Еще совсем недавно фургон был белый, с надписью “Суперхлеб”; теперь он стал черным, на обеих стенках золотом было выведено: “Тихий похоронный приют”.
Работа была выполнена по приказу Мигеля. Окинув взглядом фургон, он остался доволен.
— Bien hecho![37] Жаль, что только раз на нем прокатимся. Верзила повернулся к нему, явно польщенный, — на его покрытой шрамами, звероподобной роже появилось нечто вроде улыбки. Мигель в очередной раз удивился тому, что Рафаэль, который мог мучить и убивать с сатанинским упоением, порой вел себя как ребенок, любивший похвалу.
— Новые? — спросил Мигель, указав на номерные знаки штата Нью-Джерси.
Рафаэль снова кивнул:
— Из последнего комплекта. Еще не использованные; остальные я тоже сменил.
Это означало, что пять остальных автомобилей теперь имели номерные знаки, которые никто еще не видел: ехать в машинах с такими номерами куда безопаснее.
Мигель вышел во двор, где Хулио и Луис копали под деревьями глубокую яму. Земля была мягкой после вчерашнего дождя, и работа продвигалась медленно. Хулио пытался разрубить лопатой кривой древесный корень; увидев Мигеля, он прекратил работу, отер рукавом пот со смуглого лица и выругался:
— Pinche grbol.[38] Только быкам заниматься такой работой. У Мигеля чуть не сорвалось с языка ответное ругательство, но он сдержался. Безобразный ножевой шрам на лице Хулио налился кровью — верный признак того, что Хулио клокочет от ярости и нарывается на скандал.
— Отдохните, — отрывисто сказал Мигель. — Еще есть время. Мы все выезжаем в 19.40.
Глупо было устраивать ссору за несколько часов до отъезда. К тому же яма, куда они закопают все радиотелефоны и медицинское оборудование, все-таки должна быть вырыта.
Конечно, избавиться от телефонов таким путем — не лучший выход. Мигель предпочел бы выбросить их в какой-нибудь глубокий водоем. И хотя на границе штатов Нью-Джерси и Нью-Йорк в водоемах нет недостатка, рассчитывать на то, что удастся сделать это незаметно — за оставшийся небольшой срок, — было трудно.
Потом, когда яму забросают землей, Хулио и Луис разровняют граблями листья, чтобы все выглядело как и прежде.
Следующим, к кому направился Мигель, был Карлос — он жег бумаги в чугунной печке. Карлос, человек молодой и образованный, в течение всей слежки вел запись и фотографировал посетителей дома Слоуна — сейчас все это полыхало в огне.
Когда Мигель сообщил, что вечером они уезжают, Карлос явно вздохнул с облегчением. Его тонкие губы слегка дернулись, и он произнес: “Que bueno!”[39] После чего его взгляд вновь стал непроницаемо жестким.
Мигель понимал, в каком напряжении находились все члены группы последние двое суток, и в первую очередь Карлос, самый юный из них. Но выдержка молодого человека заслуживала всяческих похвал, и Мигель не сомневался, что в скором времени этот мальчик станет руководителем террористических групп.
Рядом с печью лежала кучкой одежда Карлоса. Перед отлетом Мигель, Карлос и Баудельо наденут темные костюмы: в случае таможенной инспекции они должны быть в трауре. Все остальное барахло они оставят здесь.
— Не жги это, — указал Мигель на одежду, — слишком много будет дыма. Проверь карманы, все вынь и сдери этикетки. Остальное — в яму. — Он кивнул в сторону копавших во дворе. — И другим скажи.
— Хорошо. — Опять уставившись в огонь, Карлос сказал:
— Нам цветы нужны.
— Цветы?
— На гроб, который повезут на катафалке; может, стоит и на остальные положить. Так поступила бы любая семья.
Мигель колебался. Он знал, что Карлос прав: занятый подготовкой отъезда из США — сначала аэропорт Тетерборо, потом самолетом до аэропорта Опа-Локка во Флориде, а оттуда — прямиком в Перу, — он упустил эту деталь из виду.
По первоначальному замыслу, когда предполагалось, что заложников будет двое, катафалк должен был совершить две поездки из Хакенсака в аэропорт Тетерборо, поочередно доставив туда гробы, так как катафалк мог вместить только один гроб. Но трижды гонять катафалк — слишком велик риск, поэтому Мигель разработал новый план.
Один фоб — какой именно, решит Баудельо, — доставят в Тетерборо в катафалке. А два других повезет перекрашенный фургон с надписью “Тихий похоронный приют”…
Мигель знал, что самолет “Лир-55” оснащен грузовым люком, в который легко войдут два гроба. Третий — уже проблема, но Мигель не сомневался, что разрешимая.
Взвесив предложение Карлоса, он пришел к выводу, что такая деталь, как цветы, придаст их легенде большую убедительность. В Тетерборо им придется проходить через службу безопасности. Не исключено, что из-за похищения там окажется и полиция, и почти наверняка начнутся расспросы о гробах и о покойниках. В общем, волнений не миновать, но главное — проскочить Тетерборо, представлявшийся Мигелю вратами к благополучному исходу всей затеи. В Опа-Локке, где они и распрощаются с Соединенными Штатами, проблем не предвиделось. И Мигель решил пойти на незначительный риск во избежание более крупного риска в будущем. Он кивнул:
— Цветы так цветы.
— Я возьму какую-нибудь из машин, — сказал Карлос. — Есть одно местечко в Хакенсаке. Я буду осторожен.
— Бери “плимут”.
“Плимут” был перекрашен в темно-синий цвет, и, как сказал Рафаэль, на нем стояли новые номерные знаки.
После Карлоса Мигель отправился на поиски Баудельо. Он нашел их вдвоем с Сокорро в большой комнате, напоминавшей лазарет, на втором этаже основного дома. Баудельо — с пластырем на правой щеке — был похож скорее на пациента. Баудельо всегда выглядел изможденным, бледным и состарившимся, но сегодня это как-то особенно бросалось в глаза. Лицо его заливала мертвенная бледность, движения были вялыми. Но он продолжал приготовления к отъезду, и, когда Мигель назвал ему время — 19.40, Баудельо кивнул:
— Успеем.
Бывший доктор подтвердил, что эксперименты с наркотиком пропофолом, проводимые в течение полутора дней, показали, какую дозу следует вводить каждому из трех похищенных, чтобы те находились в глубоком сне нужный отрезок времени. Это было необходимо выяснить, поскольку “пациенты” будут лежать в закрытых гробах без контроля извне.
Период принудительного голодания — к моменту отъезда он составит пятьдесят шесть часов — для всех троих был достаточным. Рвоты или скапливания жидкости в легких можно не опасаться, впрочем, на всякий случай будут приняты дополнительные меры: прежде чем закрывать гробы, похищенных повернут на бок и во избежание удушья или захлебывания введут им в гортань специальные отводные трубки. А пока внутривенные вливания глюкозы и специальных растворов должны были предотвратить обезвоживание организма.
Мигель остановился, разглядывая лежавших в гробах. Их лица были безмятежны, казалось, они мирно спали. Он отметил, что женщина весьма недурна собой, при случае он воспользуется ею в постели. Облик мужчины был преисполнен достоинства — он напоминал солдата на отдыхе, каковым, если верить газетам, он и был. Мальчишка выглядел хилым, личико осунулось — возможно, его ослабило принудительное голодание, однако главное, чтобы он был жив по прибытии в Перу — так хотели в “Сендеро луминосо”. Все трое были мертвенно-бледны, но дышали ровно. Удовлетворенный, Мигель отвернулся.
Гробы, в которые перед самым “исходом” в Тетерборо перенесут Энгуса, Джессику и Никки, стояли в горизонтальном положении в козлах. Мигель знал, что в каждом гробу просверлены крошечные вентиляционные отверстия, — он сам наблюдал, как Рафаэль делал это под руководством Баудельо. Их почти и не видно, но воздух они будут пропускать.
— Это что? — Мигель ткнул пальцем в банку с кристалликами, стоявшую рядом с гробами.
— Гранулы лимонада, — ответил Баудельо. — Положим их внутрь, чтобы они поглощали выдыхаемую двуокись углерода. Там же будет цилиндр с кислородом, который будет регулироваться снаружи.
Помня о том, что в течение предстоящих трудных часов от медицинских познаний Баудельо многое будет зависеть, Мигель спросил:
— Что еще?
Бывший врач повернулся к Сокорро:
— Ты объясни. Тебе предстоит проделывать это вместе со мной.
Сокорро, как всегда, смотрела и слушала с безучастным видом.
Мигеля по-прежнему одолевали сомнения относительно надежности Сокорро, однако сегодня ее обольстительная красота, чувственные движения и сверхсознательность отвлекли его от подобных мыслей. Словно в насмешку, в ее голосе зазвучали дразнящие нотки.
— Если кто-нибудь из них захочет пописать, то даже во сне может пошевелиться так, что будет слышно. Поэтому, прежде чем их закрыть, — Сокорро кивнула в сторону гробов, — мы введем катетеры, это такие трубки, которые вставляют мужикам в член, а бабам в дырку. Entiendes?[40]
— Что такое катетер, я знаю, — с раздражением бросил Мигель.
У него чуть было не сорвалось с языка, что его отец был врачом. В результате минутной слабости из-за какой-то бабы он был готов раскрыть подробности своего прошлого, чего с ним никогда не случалось.
— Если понадобится, сможешь расплакаться? — спросил он Сокорро.
По сценарию она должна была играть роль безутешно скорбящей.
— Si.[41]
— Я подложу ей под нижние веки по зернышку перца, — произнес Баудельо с оттенком профессиональной гордости, которая прорезалась в нем время от времени. — Себе тоже. Слезы в три ручья и будут литься, пока зернышко не выйдет. — Он пристально посмотрел на Мигеля. — Могу и тебе это устроить, если хочешь.
— Видно будет.
— Наконец, в каждый из трех гробов будет помещен мини-монитор ЭКГ, фиксирующий дыхание и глубину сна, — завершил свой стратегический перечень Баудельо, — я буду следить за их показаниями. Пропофол тоже можно будет вводить, не открывая гробов.
После разговора с Баудельо Мигель почувствовал себя увереннее: несмотря на посещавшие его ранее опасения, Мигель увидел, что Баудельо знает свое дело. Сокорро тоже.
Теперь надо было просто дожидаться вечера. А время тянулось бесконечно долго.
Глава 11
В субботу утром на Си-би-эй совещание специальной группы поиска, назначенное на 10 часов, было прервано, не успев начаться.
Гарри Партридж, сидевший во главе стола, только было открыл обсуждение, как по селекторной связи из главной репортерской поступило сообщение. Партридж замолчал и вместе со своими шестью коллегами стал слушать.
“Сектор распределения заданий. Ричардсон. Только что получен бюллетень ЮП:
Уайт-Плейнз, штат Нью-Йорк. Несколько минут назад взорвался пикап, которым, как предполагают, пользовались преступники для похищения семьи Кроуфорда Слоуна в четверг. По предварительным данным, трое погибли, остальные ранены. Взрыв произошел в тот момент, когда полиция выехала для осмотра пикапа, оставленного на многоэтажной стоянке Главного городского торгового центра. Это случилось, когда многие покупатели в свой выходной день подъезжали к магазину на машинах. Здание получило сильные повреждения. Пожарные и спасательные бригады, а также машины “скорой помощи” прибыли на место происшествия, которое, по описанию очевидца, “напоминает бейрутский кошмар”.
Чтение бюллетеня еще продолжалось, а в комнате для совещаний уже задвигали стульями, и члены группы вскочили с мест.
Как только селектор замолчал, Партридж первым бросился в репортерскую этажом ниже, Рита Эбрамс — за ним.
В отделе новостей любой телестанции субботним утром допускаются некоторые послабления. Большинство сотрудников, занятых с понедельника по пятницу, остаются дома. Те немногие, что соглашаются — частенько под нажимом — на дежурство в выходные дни, чувствуют себя весьма раскованно без начальства. Поэтому стиль одежды бывает неофициальным — в основном джинсы, — и мужчины являются без галстуков.
В главной репортерской царила непривычная тишина — две трети столов пустовали; ответственный за задания Орв Ричардсон одновременно отвечал и за внутриамериканскую информацию. Молодой, энергичный, подтянутый Ричардсон недавно перешел на работу в центр из одного из отделений Си-би-эй. Орв не без удовольствия выполнял свои обязанности, однако из-за важного сообщения из Уайт-Плейнза немного нервничал, боясь допустить ошибку.
Поэтому он вздохнул с некоторым облегчением, когда в репортерскую влетели маститый корреспондент Гарри Партридж и старшая выпускающая Эбрамс.
Пока Партридж, пробежав глазами распечатку бюллетеня Юнайтед Пресс, читал по монитору более подробное сообщение, Рита сказала Ричардсону:
— Надо немедленно выходить в эфир. Кто дает разрешение?
— У меня есть нужный номер телефона.
Прижав трубку щекой к плечу и глядя в свои записки, Ричардсон набрал номер заместителя заведующего Отделом новостей Си-би-эй, который был дома. Когда тот ответил, Ричардсон, объяснив, в чем дело, попросил разрешения выйти в эфир с экстренным сообщением.
— Разрешаю. Действуйте! — бросил заместитель.
Дальше произошло почти то же, что в четверг, когда незадолго до полудня программа телестанции была прервана сообщением о похищении. Партридж занял “горячее” кресло корреспондента в эфирной студии, Рита Эбрамс выступала в роли главного выпускающего, а в аппаратной появился режиссер, который, услышав “специальный бюллетень”, срочно примчался из другого крыла здания.
Си-би-эй вышла в эфир через четыре минуты после того, как пришел бюллетень ЮП. Другие телестанции, как показывали мониторы в аппаратной, почти синхронно прервали свои программы.
Гарри Партридж говорил, как всегда, собранно и четко, что лишний раз свидетельствовало о его высочайшем профессионализме. Времени на то, чтобы написать текст или воспользоваться “экраном-подсказкой”, не было. Партридж просто запомнил содержание полученных по радио сообщений и сейчас импровизировал.
Спецвыпуск занял всего две минуты. В нем перечислялись голые факты с минимумом подробностей и никаких “картинок” — лишь над плечом Партриджа сменялись наспех подобранные фотографии членов семьи Слоуна, их дома в Ларчмонте и супермаркета, где в четверг произошло похищение. Партридж пообещал телезрителям, что более обстоятельный репортаж со снимками из Уайт-Плейнза будет передан позже, в субботнем выпуске “Вечерних новостей” Си-би-эй.
Как только красные лампочки в эфирной студии погасли, Партридж позвонил Рите в аппаратную.
— Я еду в Уайт-Плейнз, — сказал он. — Ты можешь это организовать?
— Уже организовала. Айрис, Минь и я тоже едем. Айрис будет выпускающей сегодняшней передачи. Ты можешь там сгоняться, а звук наложим потом. Машина с шофером ждет.
Как оказалось, события развивались роковым образом. Накануне вечером дежурный охранник переписал номера и марки автомобилей, оставленных на ночь, — обычная мера предосторожности против некоторых не слишком щепетильных автомобилистов, которым вздумалось бы заявить, что они поставили машину только на день, но потеряли квитанцию.
Пикап “ниссан” с номерными знаками Нью-Йорка был записан еще предыдущей ночью, что опять-таки было в порядке вещей. Иногда в силу причин автомобили простаивали на стоянке с неделю, а то и больше. На следующий вечер другой, более бдительный, дежурный заинтересовался, не тот ли это “ниссан”, что разыскивают в связи с похищением семьи Споуна.
Он включил этот вопрос в свой отчет, и начальник службы эксплуатации стоянки, ознакомившись с ним утром, немедленно позвонил в полицейское управление Уайт-Плейнза, откуда была выслана патрульная машина для осмотра пикапа. По полицейским сводкам, это произошло в 9.50 утра.
Однако начальник службы эксплуатации решил не дожидаться приезда полицейских и отправился взглянуть на пикап, прихватив с собой увесистую связку ключей от автомобилей, которые скопились у него за многие годы работы. Коллекция ключей была предметом его гордости — с их помощью он мог открыть практически любой автомобиль.
Была суббота, и на стоянку одна за другой начали въезжать машины покупателей.
Он быстро подобрал ключ к “ниссану” и открыл дверцу кабины водителя. Это было последнее, что он успел сделать в своей жизни.
С грохотом, от которого, по словам очевидцев, содрогнулась земля, “ниссан” взлетел в воздух, обратившись в полыхающий огненный шар. Огонь охватил большую часть здания и несколько стоявших рядом машин, к счастью, в них не было людей. Но пострадало не только здание автостоянки. Разрушениям подвергся и сам торговый центр — взрывной волной выбило все стеклянные двери и окна в универмаге и в близлежащих домах. Обломки, образовавшиеся в результате взрыва, теперь сыпались на улицу, калеча людей и машины.
Эффект был абсолютно шоковым. Когда первоначальный грохот стих, некоторое время был слышен только шум падающих обломков и бушующего пламени. Затем начали разноситься вопли, нечленораздельные крики и проклятия, истерические взывания о помощи, невразумительные приказы, и, наконец, с разных концов города раздался вой приближающихся сирен.
Но, как ни странно, число человеческих жертв оказалось невелико. Помимо начальника службы эксплуатации, который умер мгновенно, двое скончались от ранений и ожогов, четверо серьезно пострадали и находились на волоске от смерти. Еще двадцать два человека, в том числе около десяти детей, были ранены и госпитализированы.
Тем не менее аналогия с Бейрутом, содержавшаяся в бюллетене ЮП, была не лишена оснований.
Развернувшаяся впоследствии дискуссия затрагивала главным образом единственный вопрос: удалось бы предотвратить взрыв, если бы начальник службы эксплуатации дождался приезда полиции?
Беспредметную дискуссию решили прекратить. Одно стало очевидно. Взорвавшийся пикап был действительно тем, на котором два дня назад увезли семью Слоуна. Все факты — близость к Ларчмонту, появление пикапа на центральной городской стоянке в четверг (о чем свидетельствовала регистрационная запись), а также то, что в него подложили мину-сюрприз, — красноречиво говорили сами за себя.
Проверка автомобильного банка данных показала, что номер принадлежал четырехдверному автомобилю марки “олдсмобиль” 1983 года выпуска. Однако вскоре выяснилось, что фамилия владельца, адрес и страховые данные, занесенные в официальные документы, — фальшивые; кроме того, регистрационный и страховой взносы были выплачены наличными, и никаких сведений о себе плательщик не оставил.
Это означало, что, хотя “олдсмобиль” и исчез, — вероятно, его бросили где-то на дороге, — его регистрационный номер так и остался в компьютере — в черном списке. Стало быть, номерные знаки “ниссана” были фальшивыми, хотя и не значились в полицейских досье.
Была тут, правда, одна закавыка: свидетель из Ларчмонта показал, что на “ниссане” стояли номерные знаки Нью-Джерси, в то время как на автостоянке в Уайт-Плейнзе обозначения на нем были нью-йоркскими. Позднее следователи объяснили, что преступники, как правило, меняют таблички с номерами сразу после совершения преступления.
Шеф полиции Уайт-Плейнза, прибывший на место происшествия, пришел к выводу, который он с мрачным видом высказал репортерам:
— Это, безусловно, дело рук матерых террористов. На вопрос, можно ли предположить, что трех членов семьи Слоуна похитили иностранные террористы, шеф полиции ответил:
— Хоть это случилось и не на моем участке, я в этом почти уверен.
— Сделаем версию об иностранных террористах главной новостью сегодняшнего вечернего выпуска, — сказал Гарри Партридж Рите и Айрис Иверли, после того как ему передали слова шефа полиции.
Группа Си-би-эй, покрыв расстояние в двадцать пять миль за каких-нибудь полчаса, прибыла несколько минут назад на двух машинах — съемочная группа в джипе; Партридж, Рита, Айрис и Тедди Купер — в четырехдверном “шевроле”, который вел водитель телестанции. На месте преступления уже собралось множество журналистов, а полицейские кордоны преграждали путь растущей толпе любопытных. Минь Ван Кань и звукооператор Кен О'Хара уже снимали на видеокассету — в естественном звуковом сопровождении — разрушенное здание, раненых, которых продолжали выносить, груды изуродованных, догорающих машин. Они успели вовремя присоединиться к спонтанно организованной пресс-конференции, чтобы записать на пленку заявление шефа полиции.
Оценив ситуацию, Партридж подозвал Миня и О'Хару и стал брать интервью перед камерой у спасателей и нескольких свидетелей взрыва. Эту работу съемочная группа могла бы проделать одна или вместе с выпускающим. Но интервью давали Партриджу ощущение причастности к происходящему, внесения собственной лепты в общее дело, первого, непосредственного прикосновения к событиям.
Корреспонденту психологически необходимо прикасаться к живым фактам, независимо от того, насколько он владеет их предысторией. Партридж работал над похищением семьи Слоуна уже около сорока двух часов, но до сих пор чисто умозрительно. Временами ему казалось, будто он заперт в клетке: письменный стол, телефон и экран компьютера — вот все, что связывало его с внешним миром. Поездка в Уайт-Плейнз при всем трагизме связанных с ней событий заполняла вакуум. Партридж знал, что то же самое относится к Рите.
Подумав о Рите, он отправился ее искать.
— Кто-нибудь говорил с Кроуфом? — спросил он ее.
— Я только что звонила ему. Он хотел примчаться сюда, но я его отговорила. Во-первых, его начнет осаждать толпа. А во-вторых, он ужасно расстроится, увидев, на что способны эти подонки.
— Но он ведь все равно увидит “картинки”.
— Да, он намерен их посмотреть и будет ждать нас в телестудии вместе с Лэсом, а я захвачу с собой уже отснятый материал. — Рита держала в руках несколько видеокассет. — Думаю, нам с тобой пора ехать. Айрис и Минь задержатся еще ненадолго, — добавила она.
Партридж кивнул:
— Ладно, только дай мне еще минуту.
Они находились на третьем этаже гаража. Оставив Риту, Партридж прошел в дальний, нетронутый угол, где не было машин. Отсюда открывался вид на Уайт-Плейнз — городок жил своей обычной жизнью. Вдали виднелось шоссе, ведущее в Новую Англию, за ним простирались зеленые холмы Уэст-Честера — то была жизнеутверждающая панорама, контрастировавшая с хаосом и разрушениями вокруг Партриджа.
Ему хотелось спокойно подумать в тишине и попытаться ответить на мучивший его вопрос: он взялся найти и, быть может, вызволить Джессику, ее сына и отца Кроуфорда, но есть ли основания.., пусть самые слабые основания надеяться.., на успех? Сейчас Партридж опасался, что ответом будет “нет”.
Сегодняшнее происшествие, доказавшее, на что способен противник, заставило его трезво взглянуть на вещи и породило новые вопросы. Что можно противопоставить подобной жестокости? Сейчас, когда фактически подтвердилась связь с террористами, удастся ли обыграть такого коварного врага, прибегая лишь к цивилизованным методам борьбы? Даже если ответ окажется утвердительным, не занимаются ли они самообманом, невзирая на весь оптимизм, с которым взялись за дело? По силам ли группе безоружных журналистов добиться успеха там, где часто терпели неудачу полиция, правительство, разведка и армия?
Что до него самого, думал Партридж, то эти скрытые боевые действия, эта тайная война — хорошо это или плохо — пьянили его, будоражили кровь.
История гнусная и отвратительная; враг неизвестен; жертвы — невинные люди; иметь дело с мерзавцами противно…
Однако, если отбросить эмоции, должен ли он из прагматических соображений рекомендовать Си-би-эй отказаться от активного расследования и ограничиться своей прямой обязанностью по освещению событий или хотя бы переложить свои полномочия на кого-нибудь другого?
Сзади послышались шаги. Оглянувшись, он увидел Риту.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила она.
— Такими делами до сих пор мы никогда ведь еще не занимались, — сказал он, — здесь главное не то, какую передачу мы сделаем, а как мы поступим.
— Знаю, — ответила она. — Ты сейчас думал о том, чтобы умыть руки и спихнуть с себя этот груз, правильно?
Рита и раньше удивляла его своей проницательностью. Он кивнул:
— Да, думал.
— Не делай этого, Гарри, — горячо проговорила она. — Не сдавайся! Ведь нет человека, который сумел бы тебя заменить, даже наполовину.
Глава 12
Партридж, Рита и Тедди Купер возвращались в Манхэттен вместе — гораздо медленнее, чем когда мчались к месту события. Партридж сидел рядом с шофером, Тедди и Рита — сзади.
Купер принял решение отправиться в Уайт-Плейнз в последний момент и держался там в тени, наблюдая за происходившим; и тогда, и сейчас, судя по его отрешенному виду, он был поглощен какой-то проблемой. Поначалу Партридж и Рита тоже молчали. Обоих одолевали мрачные мысли. Они неоднократно были свидетелями последствий террористических актов, совершенных по другую сторону океана, однако видеть, что та же болезнь проникает в Америку, было мучительно тяжело. Значит, дикость и варварство внедрились и сюда и будут отравлять жизнь, которая до сих пор была если не безоблачной, то, во всяком случае, основанной на здравом смысле. Возможно, губительный процесс уже необратим.
Партридж сел вполоборота и, обращаясь к своим попутчикам, сказал:
— Англичане были уверены, что иностранный терроризм никогда не проникнет к ним в страну, однако же проник. У нас тоже многие так считали.
— И заблуждались, — откликнулась Рита. — Это было неизбежно с самого начала — вопрос никогда не стоял: “А вдруг?..”, вопрос стоял: “Когда?..”
Оба были почти уверены — их предположения подтвердил шеф полиции Уайт-Плейнза, — что Слоунов похитили иностранные террористы.
— Кто же они, черт побери, такие? — Партридж ударил кулаком по ладони. — Вот на чем мы должны сосредоточить все свои умственные способности. Кто?
Рита поняла, что Гарри принял решение идти до конца.
— Первое, что приходит в голову, — сказала она, — это Ближний Восток — Иран, Ливан, Ливия.., все эти религиозные организации: Хэзболлах, Амаль, шииты, джихад, ЛВРО[42], ООП.
— Я тоже так считал, — признался Партридж. — Но потом я подумал: а зачем им это? Чего ради забираться в такую даль и так рисковать, когда поближе есть более доступные объекты?
— Может быть, хотят страху нагнать. Доказать “великому Сатане”, что опасность подстерегает всюду.
Партридж медленно кивнул.
— Может, ты и права. — Он взглянул на Купера. — Тедди, как, по-твоему, стоит включать ИРА[43] в список подозреваемых? Вопрос вывел “следователя” из задумчивости.
— Вряд ли. ИРА — подонки, способные на все, но только не в Америке: еще есть идиоты — американцы ирландского происхождения, — которые их финансируют… И если ИРА начнет действовать здесь, то потеряет эти субсидии.
— Есть другие идеи?
— Гарри, я согласен с тобой насчет Ближнего Востока. Может, действительно попробовать поискать на юге?
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |