Автор/-ы, переводчик/-и: барон де Куртнэ 4 страница

Драко переломил палочку Гарри – хруст полированного дерева отозвался болью во всем теле. Затем слизеринец повернулся и пошел прочь, на ходу швырнув обломки в кусты.

Где-то на вершине дерева несмело просвистела птица.

Глава 4.

Часть 2

- Вот так оно все и было, ребята, - Гарри повертел в руках бокал с виски, посмотрел сквозь янтарную жидкость на пламя свечи и выпил. – Пока я добрался до Марселя, сами понимаете, без магии это заняло довольно много времени, Малфой уже исчез.

Рональд Уизли привычным жестом взъерошил волосы, успевшие отрасти за несколько месяцев свободной жизни.

- Не могу понять, зачем он отдал тебе настоящий архив.

- Откупился, - Гермиона пожала плечами и кинула оливку в бокал с мартини. – Чтобы его в покое оставили.

- С тем же успехом он мог отправиться в Штаты, Гермиона, никто бы не стал его там искать, - Рон откинулся в кресле и вытянул ноги к огню. – С документами и всем прочим. Пока бы у нас разобрались, что он подсунул фальшивки, Малфой сто раз успел бы спрятаться. Ты пытался его найти, Гарри?

- Пытался, - Поттер налил себе еще виски и теперь сидел, бездумно глядя куда-то в стену. – Сразу, как в отставку вышел. Как видите, безрезультатно.

- А все нам рассказать ты почему-то решился только сейчас. - Гермиона прошлась по гостиной. – Точнее, если бы два дня назад мы не вытащили тебя из многодневного запоя, ты так и продолжал бы топить свое несчастье в алкоголе. Это последняя порция виски, Гарри, кстати говоря. Рон, отними у него бутылку.

Поттер безропотно отдал огневиски и устало закрыл глаза.

Друзья появились в его доме на Гриммаунд Плейс позавчера. К своему стыду, Гарри этого не помнил. Пить он начал четырнадцатого февраля, после того как почтовая сова принесла ему ту валентинку.

“Ты счастлив без меня, Поттер?”

Несколько слов, легкий летящий почерк, пошлые голубки, воркующие на развороте, розовые сердечки, мыльными пузырями лопающиеся по обрезу. Сначала он просто обрадовался, что Малфой жив и на свободе. Но чем дольше он разглядывал валентинку, тем отчетливее понимал, что прислать в День влюбленных такое убожество – а иного слова у Гарри для открытки не нашлось – можно было только в качестве издевки. Он сжег валентинку в камине и отправил Добби за огневиски. Из дальнейшего он помнил только, как, плача и обжигаясь, разгребал горячий пепел, но нашел всего лишь несколько закопченых блесток.

Рона и Гермиону вызвал верный эльф. Гарри легко мог себе представить, как Добби появляется в Норе и, колотясь о первые попавшиеся на глаза предметы, завывает об умирающем Гарри Поттере, драгоценном хозяине, ни за кнат пропадающем в пустом доме.

Рон отмыл Гарри в ванной, Гермиона напоила множеством зелий, снимающих алкогольную зависимость и избавляющих от абстиненции, вдвоем они заставили еле живого друга что-то поесть, и он спал после этого часов двенадцать, измученный процедурами и собственной совестью. А когда проснулся, то обнаружил, что за окном уже середина марта, и воробьи нагло орут и дерутся на подоконнике из-за горсточки конопляного семени, насыпанного Гермионой.

Но все равно, чтобы рассказать друзьям правду, ему понадобилось выпить.

Гарри искал Драко до Рождества и после Рождества, и месяц спустя искал, уже потеряв надежду, в расчете на счастливую случайность. Но, видимо, запасы счастливых случайностей были исчерпаны. Он вернулся домой за несколько дней до праздника Святого Валентина, и послание от Малфоя добило его окончательно. Драко был где-то рядом, может быть даже в Лондоне, хоть это и было самоубийственным риском – его перестали целенаправленно разыскивать, но, обнаружив, непременно бы задержали. Оппозиция добилась-таки своего, свалив кабинет Министров, однако Малфой по-прежнему стоял в списке врагов нации под первым номером. А Волкер по-прежнему занимал свой пост.

Гарри с горечью думал, что и в этом Драко оказался прав. Он был изгоем при любой власти – слишком много знающий, слишком независимый, слишком гордый, чтобы подчиняться нуворишам и политиканам. В нем всего было слишком, в Драко Малфое, последнем потомке древнего и влиятельного рода, под корень уничтоженного войной. Его не спасла даже амнистия, торопливо подготовленная и объявленная новым Кабинетом: входившие в ближний круг Волдеморта под нее не подпадали, а таковых в живых оставалось всего несколько человек, и на свободе был только Малфой, остальные гнили в камерах Азкабана.

В отставку Гарри ушел сразу же после того, как Волкер продемонстрировал ему приказ об освобождении Рональда Уизли – это произошло в конце ноября. Его не удерживали, не пытались переубедить. В “Еженедельном пророке” промелькнула короткая заметка о том, что после выполнения серьезного задания в Европе Мальчик-Который-Мерлин-Всех-Возьми-Тоже-Человек нуждается в длительном отдыхе. И это было все. О Гарри прочно и, видимо, навсегда забыли. Он был бы рад одиночеству и долгожданной свободе от обязательств перед магическим сообществом, если бы не память.

Память упорно не желала становиться избирательной. Месяцы, проведенные рядом с Малфоем, возвращались то душевной болью, то острым желанием близости, то безысходным и тоскливым отчаянием. Раз за разом Гарри задавал себе один и тот же вопрос: кем он должен был пожертвовать? Другом ради любовника или любовником ради друга. Гарри знал Рона много лет и готов был отдать за него свою жизнь. Гарри спал с Драко чуть больше трех месяцев и никогда не считал, что любит его. Полгода назад, разгадав игру Поттера, Малфой избавил его от возможных последствий выбора, сработав на опережение. Он сохранил жизнь себе и дал Гарри возможность вытащить Рона из лагеря. Может, Поттер вздохнул бы с облегчением, но существовало одно серьезное обстоятельство – проницательность Малфоя не отменяла его собственных поступков.

Когда-то он говорил Рону, что давно избавился от угрызений совести. Время проведенное рядом с Драко, в особенности их последний месяц в Марселе, непостижимым образом размыло стену, тщательно выстроенную Гарри, и чувства, так успешно сдерживаемые много лет, вырвались на свободу. Он напоминал себе дамбу, в которой тонкий ручеек сделал промоину – незамеченная вовремя, она стала руслом для мощного и неуправляемого потока.

Нельзя сказать, что Гарри не пытался бороться. Внушая себе, что дело только в сексе, он искал спасения в любви за деньги, намеренно выбирая парней прямо противоположного Малфою типа. Ночью все было хорошо, но неизменно наступало утро, приносившее растерянность и разочарование – натыкаясь спросонок глазами на какого-нибудь шатена, брюнета или рыжего в своей постели, Поттер каждый раз не мог понять, куда делся Драко. И только через мгновение вспоминал, что имеет дело с очередным суррогатом.

“Ты счастлив без меня, Поттер?”

Если Малфой хотел свести Гарри с ума – то он почти добился желаемого. Если бы Поттер был совсем один… Но к счастью рядом жил преданно-незаметный эльф, на свой страх и риск решившийся позвать на помощь тех единственных людей, которым Гарри все еще доверял.

- Влюбленный Малфой, - Гермиона покачала головой. – Не могу себе представить. Ты уверен, что он не морочил тебе голову, Гарри?

- У тебя есть другие версии, почему он не убил его? – Рон закинул руки за голову и потянулся. – Гермиона, если бы ты видела, как все это начиналось…

- Ты рассказывал.

- Видеть надо было, - Рон ухмыльнулся. – Словами не передать. Это было до такой степени непристойно – я до сих пор краснею от одних воспоминаний. И ведь я уже тогда чувствовал, что все это плохо кончится.

- Объясни мне, Рон Уизли, что тебя так веселит? – Гермиона остановилась перед другом, уперев руки в боки. – Если ты вдруг забыл, Малфой тогда убил этого мальчика, ты из-за него лишился работы и попал в лагерь, Гарри тоже досталось по первое число, только прошлые заслуги и спасли. Малфой убийца, Пожиратель Смерти. Человек без чести и совести…

- Прекрати, Гермиона, - Гарри сказал это негромко, но молодая женщина сразу же замолчала. – У Драко есть честь и есть совесть. Еще неизвестно, в ком их больше – в Малфое или в тех, кому мы так верно служили. Да и я далеко не образец благородства, особенно если вспомнить, зачем я приехал тогда в Малфой-Мэнор и как вел себя этим летом. Нравится нам это или нет, но в Драко есть многое, что сами мы растеряли во время войны. И чем, кстати, гордились в Хогвартсе. Я был с ним рядом несколько месяцев, и у меня была возможность узнать его с другой стороны. Да, он хитрый, безжалостный, жестокий – если он твой враг. А если он друг – то полезет за тобой в пекло, сам не сломается и другим не даст, и придумает тысячу способов вытащить близких людей из ловушки. Помнится, в себе мы такие качества ценили. Все зависит от точки зрения, от стороны окопа, на которой ты сам находишься. И кстати, Малфой очень сильный маг. Наверное, самый сильный из всех, кого я знаю в Британии. Не зря же он был лидером своего факультета.

- Гарри! – Гермиона всплеснула руками. – Лидерство Малфоев существовало на абсолютно средневековых принципах – сюзерен-вассал. Отцу подчинялись старшие, сыну – младшие. Зависимость, передаваемая по наследству, основанная на богатстве, родовитости, степени приближенности к Волдеморту. Мы же сами видели и знали это. Что вдруг произошло?

- Знали, потому что нам это внушали все семь лет. И видели мы только то, что хотели видеть, Гермиона. Гойлы были менее родовиты? Розье менее богаты? Лейстранжи менее приближены? Паркинсоны менее умны? А первыми оказались Малфои – потому что сочетали в себе все эти качества, плюс жажда власти, умение манипулировать людьми и приспосабливаться к обстоятельствам, способность перспективно мыслить, обширные связи. Добавь к этому мощную наследственную магию, внешнее обаяние и железную волю – получишь харизматичных лидеров, которым и Волдеморт-то был не нужен, по большому счету.

- Знаешь, мой дорогой, я не понимаю, почему ты не пошел в адвокаты, - сердитая Гермиона отошла к окну и махнула рукой, распугивая нахальных воробьев за стеклом. – Ты у Пожирателей Смерти был бы нарасхват, с такой горячностью ты защищаешь Малфоев. Все эти замечательные качества, которые тебя сейчас так восхищают, в конечном итоге служили единственной цели – процветанию самих Малфоев. Эгоизм, ставший жизненным принципом одной отдельно взятой семьи.

- Да я же не спорю, Гермиона, - Поттер обхватил руками колени, устраиваясь в кресле в любимой позе. – Я просто не могу понять, почему Дамблдор никогда даже не пытался перетянуть Драко на нашу сторону. Ладно я – мальчишка, глупый, меня соперничество с Малфоем на массу дурацких подвигов вдохновляло, пацанам нужны такие местные враги. Но Дамблдор-то всегда масштабно мыслил, не мог не видеть, какая ягодка в Слизерине вызревает.

- Ты и сейчас не слишком поумнел, - Рон молчал так давно, что Гарри и Гермиона успели позабыть о его присутствии и теперь удивленно смотрели в его сторону. – Или у тебя времени думать не было. Ты сам-то мозгами пораскинь – зачем Дамблдору были нужны два враждующих лидера в Хогвартсе? Герой должен быть один, и у него должен быть антипод, которого ненавидят все, кроме кучки таких же изгоев. Волдеморт первые годы был бесплотен, потом слишком далеко, а Малфой – вот он, рядом. Все твои победы над слизеринцами в целом и Драко в частности придавали тебе уверенности, воспитывали характер. Кстати, не только в тебе, во всех нас. Хагрид изначально повлиял на твое восприятие, ты ему симпатизировал, поэтому его мнение счел за истину. Да и я свою лепту внес: Слизерин, злые волшебники... Подружись ты с Малфоем на первом курсе, к чему бы это привело? Во-первых, неизвестно, кто бы на кого сильнее влиял, здесь Дамблдор рисковать не мог. Во-вторых, невозможно было предсказать, кто из вас лидировал бы в паре, и тут тоже ничего пускать на самотек было нельзя. В-третьих, противостоять вам двоим в школе не смог бы вообще никто – вопрос, какие качества в тебе это развило бы вместо нужных. Вспомни Мародеров – они не стали идеальными героями как раз потому, что у них не оказалось идеального врага. Малфой-старший к тому времени уже закончил Хогвартс, а Снейп борьбы не выдерживал. Мародеры были силой только вместе и поодиночке оказались ни на что не способны. Прости, но это так. Кстати сказать, я уверен, что именно в силу своей испорченности Драко Малфой в вашей паре играл бы первую скрипку. Ты после своих родственничков Дурслей был слишком закомплексован и подвержен чужим влияниям, и в Хогвартсе тебе очень хотелось оправдать всеобщие надежды. У Малфоя таких проблем не было – он смог бы позволить себе быть чуть-чуть плохим, ровно в той степени, чтобы привлечь окружающих.

- Рон, - изумленная Гермиона присела на подоконник. – Могу я узнать, когда в тебе проснулся аналитик?

- Можешь, милая, - Уизли щелчком выбил из пачки сигарету. – И где, и когда, и с чьей подачи.

- Думаю, и тут причина в Малфое? – Гарри невесело улыбнулся. – Тебя задели его слова о манипуляторах?

- Да, Гарри. А в лагере у меня появилось много времени для размышлений. Собственно говоря, там больше нечем было заняться. Я ведь шахматист, я стал просчитывать варианты. Малфой, конечно, умница. Не спорь, Гермиона, так оно и есть. Но он был не совсем прав. Да, Дамблдор, несомненно, интриган и манипулятор. И все-таки он сделал единственно верный ход, чтобы не позволить Гарри Поттеру уйти на сторону зла – он не дал ему подружиться с Драко. Помнишь, о чем Малфой в имении тогда говорил?

- Малфой то, Малфой сё! – Гермиона стукнула ладонями по подоконнику. – Роль личности в истории, тоже мне. Почему ты считаешь, что Гарри перешел бы на сторону зла, подружись он с Малфоем? Волдеморт убил его родителей, нормальный человек не будет служить тому, кто его обездолил.

- Ну ты же умная женщина, Гермиона, - в голосе Рона впервые зазвучало раздражение. – Сама-то подумай. Сложи два и два. Мальчик-сирота с большим будущим сдружился с богатым отпрыском древнего и очень богатого рода. Его приглашают погостить в имение, на каникулах возят отдыхать на роскошные курорты, относятся как к родному сыну, делают дорогие подарки, исподволь внушают идею об его, мальчика, исключительности, развивают те качества, которые считают предпочтительными, смещают в определенную сторону моральные установки…

- И никакой Волдеморт уже не нужен, - Гарри понимающе покачал головой. – Новый Лорд созрел и готов к употреблению.

- Вот именно, - Рон повернулся к другу. – Плюс ко всему, ваша с Драко нетрадиционная ориентация – хотя вряд ли Дамблдор мог и это знать, скорее, это случайность - рано или поздно вы бы стали любовниками. И в финале этой пьесы Люциус Малфой получает нового хозяина магического мира, которому никто ничего не в состоянии противопоставить, и при котором его сын является фаворитом или просто лучшим другом, а сам Люциус – серым кардиналом. После чего Волдеморт нервно курит в сторонке всю оставшуюся вечность, если, конечно, призраки способны курить.

- Тебе бы страшилки для магглов писать, Рон, - фыркнула Гермиона. – Ты бы озолотился. Вариант с перевоспитанием Малфоя-младшего ты не рассматриваешь в принципе?

- Не рассматриваю в принципе, - согласился Уизли. – Во-первых, он слишком любил и уважал своих родителей, чтобы от них отречься. Во-вторых, ему с рождения внушали совсем иные представления о будущем. В-третьих, Гарри нечего было бы предложить Малфою взамен того, от чего ему пришлось бы отказаться. Моральные ценности плохая замена богатству и власти для тех, кто привык быть богатым и властвовать. Но даже если чисто теоретически допустить, что Малфоя удалось бы еще на первых курсах перетянуть на нашу сторону, для планов Дамблдора это оказалось бы совершенно бесполезно. Более того – вредно. На кого бы тогда Гарри натаскивали? На Крэбба с Гойлом?

- Ммммммм! – Одним движением Гарри смахнул с журнального столика у камина бутылки, бокалы, розетку с оливками и грохнул кулаком по столешнице. – Ненавижу! Всю жизнь позволял кому-то собой управлять! Я что, произвожу впечатление бесхребетного слизняка?

- В гневе ты больше напоминаешь торнадо, - сердито сказала Гермиона. – Рон, посмотри, до чего ты его довел.

- Ни до чего я его не довел, думать полезно, - Уизли подобрал ноги, давая Добби возможность собрать осколки. – У тебя, Гарри, просто другой тип мышления – очень конкретный. Ты ставишь перед собой задачу и ищешь способы ее выполнить. Ты тактик, а не стратег, в этом нет ничего плохого. В конце концов, нас всех в той или иной мере используют. Друзья, любимые, знакомые, общество. Мы не в пустыне живем и очень зависимы от окружающих. Но чем значимее личность, тем тоньше должны быть манипуляции. Дамблдор играл на твоем чувстве избранности и желании отомстить за близких. Волкер - на верности долгу и ответственности. Малфой… Малфой использовал твою сексуальность.

- Малфой использовал? – неожиданно на Гарри снова накатила тоска. – Это я его использовал, Рон, я. Я притворялся, я привязывал его к себе, чтобы получить нужные мне бумаги, я играл в любовь, зная, что рано или поздно сдам его аврорату.

Он уронил голову на руки, безнадежно мечтая снова напиться и ни о чем не думать.

“Ты счастлив без меня, Поттер?”

- Ну да, - пробормотал Уизли. – Он-то свободен и наверняка весь в шоколаде. А ты в отставке и в обнимку с бутылкой.

- Гарри, - Гермиона присела рядом на корточки и осторожно погладила друга по затылку. – Ты уверен, что он в Лондоне? Почему?

- Следящее заклятие на сову повесил. Она из Лондонского почтового совятника прилетела.

- Кто не хочет, чтобы его нашли, тот всегда сумеет спрятаться, - Рон с сомнением покачал головой. – Месяц прошел, Малфой может быть где угодно.

- И все-таки, Рон, попроси Джинни. Если Малфой в Лондоне, скрываться он может только в Лютном переулке, там полно притонов.

Джинни Уизли была анимагом. Она превращалась в симпатичную рыжую кошечку с лукавым выражением на острой мордочке. Анимагическая форма позволяла ей беспрепятственно гулять по карнизам и балконам, заглядывая в любые окна. К сожалению, днем Джинни работала в оранжереях с лекарственными растениями, поэтому совершать набеги в Лютный переулок она могла только по вечерам. Помочь Гарри она согласилась сразу же, и даже не потому, что была обязана ему жизнью. Просто ей хватило одного взгляда на Гарри, чтобы понять: она его последняя надежда.

Вечер за вечером она последовательно обходила здания – лавки, бордели, доходные дома, подвалы, чердаки. Вечер – дом. В выходные она пропадала в Лютном переулке целыми днями.

Миновал март, пролетел апрель, надежды найти Малфоя в магическом Лондоне таяли, как утренний туман. Все это время Рон оставался с Гарри в доме на Гриммаунд Плейc. Основной его задачей было не дать другу снова схватиться за бутылку. Он пытался отвлечь Поттера от тяжелых мыслей, несколько раз вытащил его на прогулку по маггловскому Лондону, но все усилия были тщетны. Все глубже погружаясь в депрессию, Гарри не мог думать ни о чем, кроме Малфоя. В бессильном отчаянии Рон даже предложил другу вместе сходить в какой-нибудь гей-клуб в Лондоне, развеяться, но вылазка в столь шокирующее Уизли место не помогла. Вид обнимающихся на танцполе парочек настолько выбил Гарри из колеи, что весь следующий день он пролежал на кровати, отвернувшись лицом к стене.

Гермиона приносила какие-то фиалы – Гарри молча выкидывал зелья в мусорное ведро, и никакие уговоры не могли заставить его их выпить. Когда Джинни вернулась из очередной – безрезультатной – вылазки с подбитой лапой, Поттер категорически запретил ей появляться в Лютном переулке. Рисковать жизнью единственной сестры своего друга ради пустых надежд он не мог и не хотел. На следующий день в “Еженедельном пророке” появилось объявление, что дом на Гриммаунд Плейс продается.

И все-таки Джинни – на свой страх и риск – продолжала наведываться в темномагический квартал. За два месяца она заглянула в такое количество окон, что стала бояться лиц за стеклом. Но видеть Гарри таким – похудевшим, подурневшим, с глазами, обведенными темными кругами, с обметанными вечной лихорадкой губами – было невыносимо. Понять эту любовь Джинни не могла, но что значит любовь безответная, она хорошо знала. Интуиция подсказывала ей, огонь какой силы сжигает Гарри изнутри – пламя, питаемое воспоминаниями об упущенном счастье и угрызениями совести. И она продолжала искать – из последних сил карабкаясь по карнизам и запрыгивая в открытые форточки, чтобы еще раз вытащить знакомую костяшку – пусто, пусто, пусто…

Она уже три раза пыталась проверить окна мансарды под самой крышей в одном из домов рядом с Темзой. Но каждый раз форточки были закрыты, шторы задернуты и внутри было темно. Джинни уже решила, что мансарда нежилая, когда однажды вдруг увидела еле заметный слабый огонек, просвечивающий сквозь плотную ткань. Под проливным майским дождем влезть на скользкий карниз было нереально. Проскочив в грязный подъезд, Джинни поднялась по темной лестнице на самый верх и уселась на коврик перед единственной дверью. Подавляя отчаянное желание вылизать мокрую слипшуюся шерсть, она громко и жалобно мяукнула. Прислушалась к шагам и мяукнула еще раз, прижимая морду к щели под дверью.

- И что ты тут делаешь, симпатяга такая? – две сильные теплые ладони подхватили ее под передние лапки, поднимая вверх и прижимая к пушистому свитеру.

Джинни не видела лица говорившего, но не узнать голос было невозможно. Она еще раз мяукнула и закрыла глаза, счастливо заурчав.

Завернув неожиданную гостью в махровое полотенце, Малфой отправился на кухню. В Малфой-Мэноре никогда не держали кошек, однако он знал, что они любят молоко и рыбу. Но мисочка вылетела у него из руки, когда, вернувшись в комнату, он обнаружил на своей кровати Джинни Уизли, пытающуюся высушить мокрые волосы его полотенцем. Предупреждая его возможные действия, она вытянула вперед обе руки, отгораживаясь ладонями:

- Подожди… Драко.

Изумление от того, что представительница семейства Уизли, некогда серьезно пострадавшая в комбинации его отца с дневником Тома Риддла, сидит в его комнате, обернув голову его полотенцем, и назвает его по имени, оказалось сильнее порыва наложить империо, обливиате и еще парочку подходящих к случаю заклятий.

- Я искала тебя два месяца, - Джинни отчаянно чихнула, прикрывая ладонью лицо. – Ой, извини, дождь на улице ужасный просто. Я насквозь промокла.

- Сделать тебе грог? – буркнул Малфой.

- Если нетрудно. И высуши меня, пожалуйста, я палочку дома оставила. А потом я все тебе расскажу.

Глава 5.

Приготовленный Малфоем грог был удивительно вкусным и ароматным. Джинни маленькими глотками пила горячий напиток, чувствуя, как согревается, и разглядывала Драко, не скрывая любопытства. Последний раз она видела его… Ну да, лет семь назад или даже больше. Если бы не голос, вряд ли она узнала бы его с первого взгляда. Сигарета в углу рта, короткие волосы, маггловские джинсы – привычно-знакомым остался разве что прищур, с которым ее рассматривал бывший Пожиратель Смерти. Он не торопил Джинни с рассказом и не выказывал нетерпения, впрочем, Малфой всегда очень хорошо владел собой.

Комната, в которой они находились, была небольшой, чистенькой и довольно светлой, хотя обстановка оставляла желать лучшего. Джинни назвала бы ее спартанской: стол, пара стульев, кровать, старенький шифоньер – вот и вся мебель. Невозможно было сказать – кто здесь живет, настолько все было обезличенным.

- Обычные меблирашки, - отвечая на незаданный вопрос произнес Драко. – Даже до вашей Норы далеко, про Малфой-Мэнор уже и не говорю. – Хочешь еще?

- Да, - благодарно кивнула Джинни. – Очень вкусно. Как ты его делаешь?

- Скотч, чай, мед, - лаконично ответил Малфой. – Ничего особенного. С твоего позволения я себе кофе сделаю еще.

Пока Малфой пропадал на кухне, Джинни размышляла, с чего ей начать. Очевидно, сразу говорить Драко: “Малфой, тебя разыскивает Гарри” – было неразумно. Если Драко до сих пор не счел нужным дать о себе знать, значит, у него имелись на то веские причины. С другой стороны, что-то ведь держало его в Лондоне, несмотря на весь риск. Впечатления “весь в шоколаде” Малфой не производил, Джинни сказала бы, что его вид мало отличался от вида Гарри – то же измученное выражение лица и темные круги под глазами.

- Значит, ты анимаг, - Малфой протянул Джинни кружку с грогом и снова присел на стол. – Из тебя получилась симпатичная кошка. Много симпатичнее, чем из МакГонагалл.

Джинни улыбнулась:

- Честно говоря, я ожидала от тебя другой фразы. Что-нибудь вроде: “Вот, у Уизли даже анимагическая форма для того, чтобы по помойкам лазать”.

Малфой фыркнул в чашку с кофе и рассмеялся. Глядя на него, Джинни Уизли вдруг поняла, что никак не может связать этого от души веселящегося молодого мужчину ни со злобным подростком, попортившем ей и ее братьям немало крови в Хогвартсе, ни с безжалостным убийцей, которого магическая пресса называла не иначе как “главным врагом свободной Британии”. И, не думая о последствиях, она сказала то, что говорить ни за что не собиралась:

- Он тебя любит. И ему очень плохо.

Малфой перестал смеяться так внезапно, словно его выключили. Вытер ладонью капли кофе с лица и шеи, отставил чашку в сторону, достал из пачки очередную сигарету и только тогда взглянул на рыжеволосую девушку, настороженно ждавшую его ответа:

- Поделом вору и мука.

Вот теперь он был хорошо знакомым Малфоем: злая ухмылка на тонких губах, насмешливое выражение лица и поза “плевать я на все хотел”. Джинни мысленно прокляла ливень на улице, свой болтливый язык и две кружки малфоевского грога. Не надо было ей вообще принимать человеческий вид – напилась бы молока, обсохла и сбежала бы по-тихому, запомнив адрес. Пусть бы Гарри сам с Малфоем разбирался. А теперь ей придется каким-то образом убедить Драко, потому что иначе он опять исчезнет и все мучения последних двух месяцев пойдут насмарку. Про то, что будет с Гарри, даже думать не хотелось.

Джинни уже открыла рот, чтобы начать свою речь, но Малфой предостерегающе поднял руку:

- Ради Мерлина, избавь меня от уговоров. Я знаю все, что ты мне можешь и хочешь сказать. Поттеру плохо, Поттер страдает, Поттеру надо помочь. Только мне-то какое до всего этого дело? Он сам во всем виноват, а за все в жизни надо платить.

- Он искал тебя, - Джинни закусила губу и исподлобья посмотрела на Малфоя. – А пил потом как, ужас. Гермиона и Рон его еле-еле из запоя вытащили.

- О, так твоего брата выпустили? – Малфой небрежно раздавил в блюдце окурок. – Давно?

Джинни насупилась. Рона посадили из-за этого… Хорька. И вообще, как она могла забыть, с кем разговаривает и на чьи чувства пытается повлиять? Чувства у Малфоя, ха! Да у него на лице написано, что его только собственные проблемы волнуют. Нет, не будет она Гарри говорить, что нашла Малфоя – пусть лучше он им переболеет. В конце концов, все заканчивается, и любовь тоже.

Прищурившись, Драко наблюдал за ней. Скрывать свои мысли Джинни никогда не умела, этому гриффиндорцев не учили. Малфой же искусством притворяться владел в совершенстве, понять, о чем он размышляет, Джинни не могла. Поднявшись, она поправила одежду и пошла к выходу, не думая о том, что за спиной у нее сидит на столе убийца, задумчиво катающий между ладоней волшебную палочку.

- Постой, - голос Драко настиг ее у самой двери, когда Джинни уже пыталась сконцентрироваться, чтобы принять анимагическую форму. – Я иду с тобой.

Малфой вернулся в Лондон следом за Гарри. Зелий на этот раз применять не стал, просто перекрасил волосы и купил мягкие контактные линзы коричневого цвета. Выяснилось, что такой простой прием меняет его внешность до неузнаваемости. Он и сам с удивлением разглядывал в зеркале темноволосого кареглазого незнакомца. Выдать его могли разве что татуировки, но тут помогал обычный тональный крем и длинные рукава.

По пути в Лондон он сделал остановку в Кале, где продал перекупщикам кое-что из своих основательно истощившихся запасов. Сняв в Лютном переулке крохотную квартирку в доме на берегу Темзы, Малфой наведался в Имение, но попасть в подземелья Малфой-Мэнора не смог – поместье хоть и стояло заброшенным, но охранялось заклинаниями, наложенными авроратом. Это было досадно, он рассчитывал разжиться еще кое-какими полезными вещицами из коллекции отца.

Все эти месяцы Драко вел довольно замкнутый образ жизни, выбираясь из квартиры только за продуктами и газетами. Сообщение об отставке Поттера вызвало у него усмешку, падение кабинета Министров и приход к власти оппозиции – сардоническую гримасу, объявленная к Рождеству амнистия – острое разочарование и горечь. Делать было решительно нечего, жить воспоминаниями оказалось донельзя больно, а надежд на прекрасное будущее Малфой не питал. Если бы не его нелюбовь к спиртному, он, скорее всего, начал бы пить, но у него с юности была очень тяжелая реакция на алкогольное отравление. Похмелье страшило его больше чем круцио, и Драко смог удержать себя от самого легкого пути к безумию.

Дата добавления: 2015-09-30