Библиотека Московской школы политических исследований 5 страница

Но как бы то ни было (возможно, тут сказались все факторы по­немногу), наш вывод однозначен: люди Бейкера, по крайней мере не­которые из них, хорошо знали и саму проблему, и вовлеченные в нее структуры, и президента — и активно пользовались не только свои­ми аналитическими способностями, но и историей.

Таким образом, в обоих случаях — и в ситуации ракетного кризи­са, и в ходе реформы социального обеспечения — решения прини­мались при более эффективном обращении к истории, чем обычно. Оба раза аналогии почти не рассматривались; глубоко изучалась ис­тория вопроса; исследовались исходные предпосылки; использова­лись биографии как заинтересованных личностей, так и организаций. И это позволяет надеяться, что привычная политическая практика все-таки поддается улучшению.

Две истории успеха, взятые в совокупности, позволяют пояснить отправные точки нашего анализа, изложенные в предисловии.

В применении политической власти огромное значение имеют де­тали и частности. Если бы Кеннеди с самого начала ответил на бро­шенный ему вызов бомбардировками, были бы убиты кубинцы и русские, многие из которых живы по сей день. Возможно, с исто­рической точки зрения данное обстоятельство никого, кроме них самих, не интересует, но хотя бы для каких-то людей это по-на­стоящему важно. Не исключено, что это столь же важно и для мил­лионов других.

Стоит добиваться даже самых незначительных улучшений деятель­ности. Отодвинув уничтожение этих людей по крайней мере на не­делю, удалось уменьшить вероятность начала ядерной войны из-за простого недоразумения. Конечно, данное заключение носит спекулятивный характер, как и любое другое, основанное на ги­потетической реконструкции хода событий, и далеко не всякий аналитик согласится с нами. Самому Кеннеди казалось, что он дол­жен был обратиться к Советам раньше или же предупредить их о недопустимости размещения на Кубе любых ракет — вместо то­го, чтобы разграничивать оборонительные ракеты ("пусть остают­ся") от наступательных ("ни в коем случае"). И Рейган, бесспор­но, тоже поступил бы правильно, если бы в мае 1981 года отправил Стокмэна дорабатывать подготовленные им документы. Но, как уже упоминалось, второстепенные улучшения, даже менее значи­тельные, все-таки заслуживают усилий. Ведь иногда достаточно взглянуть на проблему чуть-чуть по-другому — и результат может оказаться отнюдь не второстепенным. К примеру, когда речь идет о ядерной войне и ответа только два: да или нет. Всегда полезно немного поразмышлять. Первым импульсом пре­зидента Кеннеди, узнавшего о размещении ракет на Кубе, было стремление немедленно действовать. Лишь потом он задумался, нужно ли вообще что-то делать. Похожей была и ситуация Рей­гана. Такие "мысли вдогонку" весьма помогают. В основном они касаются истории. И пусть кто-нибудь попробует оспорить это.

Совершенствование механизмов принятия решений требует си­стематического и рутинного обращения к истории. Нас привлекает не какой-то конкретный результат — именно эту цель мы считаем главной, именно с этим связаны наши надежды. Не задав ни едино­го настойчивого вопроса, Рейган в мае 1981 года позволил Стокмэ-ну и прочим действовать. Напротив, предприняв подобную процеду­ру в октябре 1962-го, братья Кеннеди отказались от скоропалительных

массированных налетов на Кубу. Рейгана, по нашему мнению, мож­но было бы пожалеть, за Кеннеди — порадоваться. Мы отводим вы­дающуюся роль осмотрительности; а сама технология управления, будь то американская или советская, стоит у нас на втором месте. По­добные утверждения, разумеется, спорны. И все же они объясняют наш интерес к поставленным здесь вопросам.

Если кто-то сделает отсюда вывод, что история должна применять­ся только в аналитических целях, мы поспешим не согласиться с этим. Как уже отмечалось, для многих "пользователей" истории по­пытки самоапологии стоят в одном ряду со строгим анализом, а ино­гда даже впереди его. История советского "наступательного" оружия за рубежом, суммированная Кеннеди для "широкого потребления", должна была зажечь его аудиторию и обеспечить поддержку — то есть сгладить проблемы, а не ставить их. Она и подавалась соответ­ствующим образом. Подобных примеров довольно много, в том чис­ле и в области социального обеспечения; достаточно вспомнить хо­тя бы рейгановскую "сеть социальной защиты". Разумеется, граница между такими апологиями и строгим анализом довольно размыта — это нечто вроде пористой губки. Стремление оправдаться затушевы­вает вопросы и для самих аналитиков. Хотя возникает оно на осно­ве все того же анализа. Кеннеди, комбинируя оба метода, усилил свои позиции; при этом, однако, он по-прежнему был уверен в том, что Советы пытаются обмануть его. Ничто так не угрожает аналити­чески заостренным вопросам, как привычные убеждения, питаю­щие политическую апологетику. И наоборот для политика, пытающе­гося оправдать свои действия, нет вещи более губительной, нежели очевидные аналитические просчеты. С нашей точки зрения одина­ково плохо и то, и другое.

Как уже отмечалось, наша цель — выработка соответствующих ре­комендаций; мы стремимся усовершенствовать политическую прак­тику путем даже самых незначительных новаций. "Обычная" прак­тика, как ни грустно это осознавать, включает шесть ингредиентов: во-первых, это неукротимое стремление действовать, во-вторых, за­висимость от случайных аналогий, используемых либо в апологети­ческих, либо в аналитических целях, а то и в обеих сразу; в-третьих, невнимание к истории вопроса; в-четвертых, неспособность еще раз критически взглянуть на предпосылки, на основе которых принима­ется решение; в-пятых, стереотипные представления о задейство­ванных личностях или организациях; в-шестых, неумение вписать принимаемое решение в общую последовательность исторических со-

бытии. И хотя мы не претендуем на исчерпывающее (или строго на­учное) изложение утвердившейся в Вашингтоне практики приня­тия решений, наши знания и опыт позволяют утверждать, что назы­ваемое нами "обычным" отнюдь не является исключительным. И наши страхи регулярно подогреваются в ходе встреч со студента­ми-практиками, которые, гордо именуясь "менеджерами по управ­лению в кризисных ситуациях", утверждают при этом: "Именно так и нужно поступать". Если привычные обыкновения наших полити­ков лучше, чем мы думаем, то никакого вреда от нашей книги не бу­дет. Если же дело обстоит столь плохо, как нам кажется, мы прине­сем кое-какую пользу. Мы хотим приблизить политическую практику к тем двум образцам, которые только что были рассмотрены. Но да­же эти два случая не являются для нас идеальными. Позже многие уча­стники событий сами подмечали моменты, где можно было сработать по-другому. В последующих главах мы предложим процедуру, кото­рая, по нашему мнению, сделает удачу более гарантированной и, возможно, более быстрой. Но, как бы то ни было, две истории успе­ха свидетельствуют: исторические знания можно использовать с большим толком, чем это обычно делают. Наши случаи подчеркива­ют исключительную пользу нестандартных подходов.

Глава третья

Заблуждения, рожденные аналогиями

Вечером 24 июня 1950 года в роскошном белом доме в городке Ин­депенденс, штат Миссури, где проводила уик-энд чета Трумэнов, за­звонил телефон. Дин Ачесон, государственный секретарь, звонил из Вашингтона, чтобы сообщить президенту, что северокорейские вой­ска только что вторглись на территорию Южной Кореи.

На следующий день, когда президент вернулся в столицу, реше­ние уже было принято. "Мы будем сражаться", — записала в своем дневнике его дочь Маргарет. Встретившись в аэропорту с Ачесоном, заместителем госсекретаря Джеймсом Вэббом и министром оборо­ны Луисом Джонсоном, Трумэн сказал им по дороге в столицу: "Бог свидетель, я собираюсь как следует им вдарить"¹.

Вечером того же дня в Блэр-хаусе, находящемся через дорогу от Бе­лого дома, Трумэн провел первую из нескольких встреч с участием Аче-сона, Вэбба, Джонсона, председателя Объединенного комитета началь­ников штабов и прочих советников. Американский представитель в ООН воздержался при голосовании по резолюции о прекращении огня. Используя этот факт в качестве легального заменителя объявле­ния войны, Трумэн в течение недели отправил американскую авиацию, флот и сухопутные войска на спасение Южной Кореи.

Июньское решение выглядит особенно примечательным, если вспомнить о том, что совсем недавно те же самые люди, трезво гля­дя в будущее и перефразируя князя Бисмарка, заявляли: Южная Ко­рея не стоит и мизинца национального гвардейца из штата Миссури. Именно таковы были рекомендации совершенно секретных докумен­тов, подготовленных Объединенным комитетом начальников штабов

для Трумэна и Совета национальной безопасности в 1948 году. Засе­дая под председательством Трумэна, совет одобрил это мнение. Год спустя СНБ вновь вернулся к данной теме. Теперь в круг входили все те люди, которые в июне 1950 года станут основными советниками президента. Они вновь подтвердили намеченную линию: для Со­единенных Штатов Корея "имеет лишь незначительную политиче­скую ценность, а использование здесь вооруженных сил США было бы необоснованным". И на этот раз заседание прошло под предсе­дательством президента².

Почему же, провозгласив стратегическую никчемность Южной Кореи, в 1950 году Трумэн решил воевать за нее? Отчасти, несомнен­но, это произошло из-за обострения "холодной войны": русские толь­ко что испытали свою первую атомную бомбу; Трумэн объявил о раз­вертывании работ над водородной бомбой; европейцы все более нервозно вопрошали, рискнут ли США собственной безопасностью ради того, чтобы защитить их. Даже если бы Корея стоила не слиш­ком дорого, неумение отстоять ее предоставило бы и русским, и евро­пейцам еще один повод усомниться в способности США сражаться.

Свою роль сыграла и внутренняя политика. Многие республикан­цы, некоторые демократы, национальная пресса, включая наиболее читаемый еженедельник — журнал " Time", — обвиняли администра­цию в "сдаче" континентального Китая коммунистам. На фоне толь­ко что завершившегося глубокого экономического спада общест­венное одобрение деятельности Трумэна было весьма низким: согласно проведенному службой Гэллапа в апреле 1950 года опросу (это был последний опрос перед началом северокорейской агрессии), оно составило лишь 37 процентов по сравнению с 69 процентами, на­блюдавшимися полтора года назад, после удивительной победы пре­зидента на выборах³. Сформированное тогда в обеих палатах Конгрес­са большинство всерьез опасалось приближающихся ноябрьских выборов; в значительной степени этому способствовала общенацио­нальная кампания, развернутая Американской медицинской ассоци­ацией против предложенной президентом схемы медицинского стра­хования. У политических аналитиков также были веские основания остерегаться возможных обвинений в том, что администрация "от­дала" коммунистам еще один кусочек Азии.

За принятым в июне 1950 года решением стояла определенная си­стема убеждений, сформированных событиями недавнего прошло­го. Частично они отражали беспокойства, высказываемые как в Ев­ропе, так и в самой Америке. Эти взгляды твердо отложились в умах

и самого президента, и его собеседников в Блэр-хаусе. В своих мему­арах Трумэн описал размышления, которым он предавался во время воскресного перелета из Канзас-Сити в Вашингтон: "Я перебирал в уме опыт прошлого: Маньчжурия, Эфиопия, Австрия... Вспоминал, как в каждой из этих ситуаций бессилие демократии вдохновляло аг­рессора. Коммунизм действовал в Корее точно так же, как Гитлер, Муссолини и японцы за десять, пятнадцать и двадцать лет до этого. Я был уверен, что если мы позволим Южной Корее пасть, то комму­нистические вожди возьмутся за государства, лежащие у берегов США. Если коммунистам удастся навязать свои порядки в Респуб­лике Корея, не встретив противодействия со стороны свободного мира, ни одна малая нация не найдет в себе храбрости сопротив­ляться угрозам и посягательствам более сильных коммунистических соседей. Если эти вещи оставлять безнаказанными, третья мировая война станет неизбежной; точно такие же "малозначительные" ин­циденты положили начало второй мировой войне"⁴.

Мы не собираемся выяснять, насколько все сказанное соответ­ствовало подлинным настроениям Трумэна. Согласно свидетельст­вам современников, в первый вечер он рассуждал о неудачах Лиги наций и других провалах 30-х годов. Имея в виду его привычку ко­паться в истории, мы подозреваем, что президент начинал прогова­ривать аргументы, пущенные в ход позже. Объясняя Конгрессу, по­чему он решил отправить американские войска в Корею, Трумэн говорил о "судьбоносных событиях 30-х годов, в которых не встре­тившая сопротивления агрессия породила еще большую агрессию и в конечном счете — войну". Тогда это воспринималось отнюдь не как чисто ритуальная фразеология — не то что в годы Кеннеди. Сравне­ние, используемое Трумэном, неодолимо влияло на всех американ­цев.

Не будем настаивать на том, что именно аналогия привела Трумэ­на к ошибочному решению. Американцам приходилось сожалеть практически обо всех войнах, которые они вели. Вспомните, какой репутацией пользуются наши войны, начиная с 1812 года и вплоть до вьетнамской. Но, наряду с Войной за независимость и второй миро­вой, корейская война стала исключением. Лишь немногие историки считают ее грубой ошибкой или трагедией, которой можно было из­бежать. Мы не собираемся им противоречить. Напротив, мы хотим доказать, что трумэновское обращение к истории в июне 1950 года го­ворит в защиту корейской эпопеи. Вместе с тем, нам кажется, что пре­зидент и его советники упустили один важный вопрос. Они не заду-

мались над тем, почему, собственно, в той ситуации на ум приходи­ли аналогии именно 30-х годов.

Несмотря на то, что первоначальное решение кажется вполне обоснованным, этого нельзя сказать о некоторых последующих ша­гах. Войска были направлены Трумэном для того, чтобы помочь юж­нокорейской армии удержать плацдарм вокруг города Пусана. Полу­чив подкрепление, генерал Макартур осуществил успешную высадку в Инчхоне, глубоком тылу северокорейской армии. Боясь оказаться в западне, войска коммунистов начали отступление на север. Во вре­мя отхода они понесли тяжелые потери, но не были разгромлены окончательно. Между тем, Трумэн разрешил Макартуру преследова­ние северокорейской армии с целью ее полного уничтожения и объ­единения Корейского полуострова под некоммунистическим нача­лом. Не обращая внимания на глухие предупреждения, поступавшие из Пекина, Макартур рассуждал о возвращении солдат домой к Рождеству. Но в ноябре в войну вступили китайцы, а американские армии вновь были отброшены почти до Пусана. Согласно октябрь­ским опросам службы Гэллапа, 64 процента американцев предпочи­тали объединение Кореи размежеванию по довоенным рубежам. В ян­варе 1951 года 66 процентов были уже за то, чтобы вовсе вывести наши войска с полуострова'. Линия фронта в конце концов стабили­зировалась чуть севернее тридцать восьмой параллели. До того момен­та, когда китайцы и северокорейцы согласились на переговоры, вой­на шла еще два долгих года, почти 34 тысячи американских солдат были убиты, а демократы потеряли большинство в обеих палатах Конгресса и проиграли президентские выборы.

Оглядываясь назад, мы видим некоторую возможность — не аб­солютную, недовольно явную, — того, что если бы на встречах в Блэр-хаусе предприняли более тщательный анализ используемого истори­ческого материала, замысел исходного решения Трумэна удалось бы определить гораздо лучше. Сам президент сумел бы более четко по­нять цели, которые ставил, или результаты, на которые рассчитывал, и тогда последующие события могли бы пойти по другому, более благополучному сценарию.

Из размышлений над корейской эпопеей — историей утраченной победы — мы извлекаем следующую мораль: первым шагом в приня­тии любого решения должны стать анализ и определение тех момен­тов в ситуации, которые взывают к действию. Мы не требуем патен­та на этот совет. Сформулируем его иначе: прежде чем действовать, нужно в обязательном порядке разобраться с имеющимися на руках

фактами. Новизна данной версии состоит лишь в том, что мы пред­лагаем "мини-метод", постоянное применение которого, по наше­му мнению, сократит число случаев, когда тот или иной шаг упуска­ют из вида или сознательно игнорируют.

Даже для опытных практиков мы рекомендуем довольно элемен­тарную процедуру, построенную на анализе в буквальном значении этого слова (от "anas" — "смысл вещей", и "lysein" — "разъединять, расчленять"). Нужно только разложить "теперь" — текущую ситуа­цию, на составляющие, отделив Известное т Неясного, а потом и то, и другое — от Предполагаемого (предполагаемого теми, кто занима­ется проблемой и принимает решения).

Цель проста, а сама процедура еще проще. Тем не менее, наблю­дения показывают, что этот "мини-метод" легче описать и разъяснить, нежели применять на практике. Ведь в каждом деле так много Изве­стного, Предполагаемого — или Неясного. Как выбрать то, что дейст­вительно важно? Как сделать это, скользя от кризиса к кризису?

Секрет в том, чтобы постоянно держать в уме цели упражнения. Первая из них такова: нужно понять, почему в данной ситуации вооб­ще требуется какое-то решение. Что касается второй, то она состоит в определении ожидаемых нами результатов. Как правило, руководите­ли высокого уровня уделяют внимание той или иной проблеме толь­ко потому, что этого требуют их должностные обязанности. Регулято­рами их внимания могут служить предельные сроки — представления бюджета, подготовки ежегодного отчета, проведения слушаний или за­седания комитета (вспомним Рейгана образца 1981—83 годов). Или же стимулом к действию оказывается какое-то неожиданное событие — как для Кеннеди в 1962-м или для Трумэна в 1950-м. В любом случае ситуация требует незамедлительного внимания. Ни вчера, ни на прошлой неделе, ни когда бы то ни было такой проблемы просто не существо­вало. Или же, по крайней мере, ее можно было проигнорировать или отложить на "потом". Но теперь все иначе. Так вот, существенными со­ставляющими наших рубрик — Известного, Неясного и Предполагаемо­го — являются те детали и частности, которые делают нынешнюю си­туацию отличной от прежней, не требовавшей внимания.

Подобная фокусировка моментально защищает нас от естествен­ного желания подменить вопрос "В чем наша проблема?" вопросом "Что же, черт возьми, нам делать?". Она как бы изолирует заботы ли­ца, принимающего решения, вводит их в определенные рамки. (Мы намеренно используем здесь термин "заботы", поскольку послед­ние, в отличие от "проблем", не требуют ответов.) Исходя из таких

позиций, лидер не позволит "сторговать" себе рецепт, придуман­ный для другого случая.

Попытки выяснить, почему в данной ситуации вообще нужно действовать, помогают наметить ожидаемые результаты. Если рань­ше ситуация была вполне терпимой, то одна из возможных целей мо­жет заключаться в том, чтобы вернуть ее в прежнее русло. В любом случае ожидаемые результаты должны иметь какое-то отношение к факторам, побуждающим нас действовать; если дело обстоит иначе, принимающий решение должен осознавать это. В обычной практи­ке, насколько нам известно, все зачастую складывается по-другому. Обсуждая, что делать, не выяснив, зачем это вообще нужно, полити­ки намечают ошибочные цели, не имеющие прямого отношения к проблеме. На агрессию в отношении Южной Кореи Трумэн ответил не только отправкой войск, но также началом перевооружения Гер­мании, размещением четырех американских дивизий в Европе и трехкратным увеличением военного бюджета — в основном для за­купок бомбардировщиков дальнего радиуса действия. Сортировка деталей и частностей неизменно помогает увязывать проблемы с на­мечаемыми решениями (или нерешениями).

Дело не только в том, чтобы наметить относящиеся к конкретной ситуации Известное, Неясное и Предполагаемое; они должны быть идентифицированы в качестве таковых с точки зрения людей, кото­рым предстоит действовать. Если решение принимаете вы, то это дол­жен быть ваш личный список. Если же вы советник или аналитик, то вам следует ориентироваться на своих руководителей. Это не значит, что нужно соглашаться со всеми предпосылками — возможно, вы за­хотите опровергнуть их. Но проблема разведения Известного и Неяс­ного, а также отделения обоих от Предполагаемого заключается в том, чтобы максимально быстро и экономно выявить конкретные обсто­ятельства, заставляющие вполне конкретного политика в конкретный момент времени почувствовать, что он должен делать работу, за ко­торую ему платят.

И последнее: мы предлагаем заполнять эти три колонки — Изве­стное, Неясное и Предполагаемое, — на каком-нибудь листочке. Ком­ментируя свой опыт менеджера, Ли Якокка писал: "В устной беседе вы можете высказывать самые баснословные и пустые мысли, порой даже не замечая этого. Но именно фиксация идей на бумаге помога­ет выделить суть. Действуя подобным образом, гораздо труднее вве­сти в заблуждение как себя самого, так и кого-либо еще"⁶. Мы пол­ностью согласны с этим.

Иллюстрируя сказанное, вернемся в Блэр-хаус июня 1950 года и представим себе, что кто-то сделал для президента Трумэна таблицу с Известным, Неясным и Предполагаемым. Она могла бы выглядеть сле­дующим образом:

Известное

В Корее: северокорейские войска атакуют по тридцать восьмой па­раллели, южнокорейцы отступают.

В мире: "холодная война" обостряется в Европе (с появлением двух германских государств), а также в Средиземноморье, на Ближнем Востоке и в Азии; перед угрозой со стороны китайских коммуни­стов, укрепляющих контроль над материковой частью страны, особенно уязвимы Тайвань и французский Индокитай; советская делегация временно не участвует в работе ООН из-за отказа пре­доставить место коммунистическому Китаю. Дома: через четыре месяца должны состояться выборы в Кон-Фесе; только что завершился экономический спад 1949 года; Тру­мэн и демократы отстают в опросах общественного мнения; стра­на болезненно переживает "потерю" Китая; сенатор Джо Маккарти вышел на первые полосы газет с обвинениями в том, что админи­страция покрывает коммунистов; военные расходы снизились до уровня 30-х годов, ограничив обороноспособность США доволь­но скудными тактическими силами, но для проведения боевых операций в Корее будет достаточно оккупационных войск в Япо­нии, подкрепленных авиацией и кораблями с баз на Окинаве и Фи­липпинах.

Неясное

В Корее: устоит ли южнокорейский режим, если не оказывать ему помощь.

В мире: каковы намерения русских; как будут восприняты их по­пытки открыть новый фронт в Индокитае, Иране или Германии; как они или китайцы отреагируют на силовую акцию США и ООН в Корее.

Дома: какой будет политическая обстановка к моменту проведе­ния выборов; сохранится ли интерес общества к проблемам "по­тери Китая" и "присутствия коммунистов в правительстве"; ка­ковы перспективы инициатив, развивающих "справедливый курс", — к примеру, в области медицинского страхования.

Предполагаемое

В Корее: русские намеренно спровоцировали северокорейскую аг­рессию; Южная Корея хочет остаться некоммунистическим госу­дарством; в военном отношении северокорейцы сильнее южно-корейцев; хотя в Южной Корее установлен диктаторский режим, большинство корейцев как на севере, так и на юге в случае сво­бодных выборов предпочли бы его коммунистической тирании. В мире: учитывая американское превосходство в области ядерно­го оружия и стратегических бомбардировщиков, русские не риск­нут развязать новую мировую войну; если Соединенные Штаты встанут на защиту Южной Кореи, это усилит их авторитет в дру­гих странах; если же они не сделают этого, случится обратное; большинство некоммунистических стран ООН готово высказать­ся в поддержку Кореи; получив соответствующие просьбы, неко­торые смогут символически посодействовать и военной силой. Дома: по крайней мере на какое-то время решение о защите Ко­реи окажется популярным; критически отнесутся к нему только крайне левые, но они не заслуживают особого внимания; с дру­гой стороны, если администрация будет сидеть сложа руки, а Ко­рея падет, разразится скандал; тогда поднимутся правые, а они до­вольно сильны;

Повсеместно: оборону Южной Кореи будут оценивать с тех пози­ций, не предвещает ли она начало третьей мировой войны; под­держка внутри страны и со стороны союзников, а также осто­рожность русских обязывают американцев к сдержанности.

В июне 1950 года главным источником беспокойства президента стало изменение военной ситуации к югу от тридцать восьмой парал­лели. Исходя из предпосылки, что войну начали русские и сделали это не без причины, Трумэн заключал: следующую неприятность можно ждать откуда угодно. Из предпосылок, касающихся престижа США в мире, также следовала вероятность изменения международных по­зиций как самих Соединенных Штатов, так и ООН. И так далее.

В данном случае, как и во многих других, отбор Известного, Не­ясного и Предполагаемого должен был стать только первым шагом к прояснению целей и намерений. В приведенных выше "историях успеха" процесс принятия решения только выиграл от применения вполне определенной последовательности шагов. Первый из них, разъясняемый в настоящей главе, предполагает оперативное иссле­дование аналогий, всплывающих в уме политика. Второй, к которо-

му мы вернемся позже, состоит в изучении истории вопроса и обна­ружении его истоков.

В процессе принятия "корейского" решения 1950 года пауза, не­обходимая для анализа аналогий, могла отточить президентское по­нимание проблемы и, следовательно, встающих перед США задач.

В мемуарах Трумэн отмечает, что на ум ему пришли три события: маньчжурские инциденты 1931—32 годов, когда Япония аннексиро­вала у Китая огромный кусок территории; итальянская агрессия про­тив Эфиопии в 1935 году; предпринятое Гитлером в 1938 году на­сильственное присоединение (Anschluss) Австрии. Он мог бы также вспомнить о кризисе 1936 года в Рейнской области, когда Гитлер внезапно ввел войска в демилитаризованную зону, или же о чеш­ском кризисе 1938 года, когда Великобритания, Франция и Италия заключили недолговечное мирное соглашение ценой уступки Герма­нии значительной доли чехословацкой территории. Люди из прези­дентского окружения ссылались на эти события. Возможно, лишь по недоразумению никто не упомянул гражданскую войну в Испании 1936—39 годов. Тогда великие державы предпочли устраниться, нем­цы и итальянцы помогали националистам, русские — республикан­цам, а в итоге все были разочарованы конечным результатом.

Предположим, что в июне 1950 года советники Трумэна, сравни­вая ту ситуацию с аналогичными, на несколько минут задумались над вопросом: а в чем, собственно, их Сходства и в чем — Различия? То есть сравнили бы "тогда" и "теперь" до принятия решения о том, что делать в нынешней ситуации.

Для того, чтобы добиться полной объективности, мы должны ре­конструировать мировую историю 30-х годов в том виде, в каком ее воспринимали Трумэн и другие американцы. Но чары истории мо­гут увести нас слишком далеко в сторону⁷. Тем не менее, рискуя оза­дачить тех читателей, для который "Маньчжурия", "Рейнская область" и подобные названия мало что значат, мы воспроизводим ниже вы­мышленные наброски нашего инкогнито из Блэр-хауса.

Сходства

На месте событий: вооруженная агрессия, как в Маньчжурии и Эфиопии; жертва обращается за внешней помощью, как сделали Эфиопия, Австрия и Чехословакия; нарушение договорных обя­зательств — корейскую хартию ООН можно уподобить конвенци­ям Лиги наций по Маньчжурии, Эфиопии и Испании; в случае с Рейнской областью были нарушены Версальский и Локарнский,

а в ситуации с Австрией — Версальский и Трианонский догово­ры.

В мире: стремящиеся к экспансии диктатуры; миролюбиво наст­роенные демократии. Дома: говорить не о чем.

Различия

На месте событий: две Кореи не являются абсолютно различны­ми нациями; это выделяет ситуацию из всех прочих, за исключе­нием испанской. Войска крупных держав не пересекали государ­ственных границ. (В Маньчжурии, Эфиопии, Рейнской области, Австрии и Чехословакии агрессором была великая держава.) В мире: с 1945 года существует довольно эффективная система кол­лективной безопасности. (В июне 1950 года Трумэн высказывал удовлетворение этим обстоятельством, заявив одному из сотруд­ников Белого дома: "Корея — это дальневосточная Греция. Если мы проявим достаточную твердость, как сделали это в Греции три года назад, они не посмеют двигаться дальше". В иных случа­ях он сам или его помощники упоминали предъявленное в 1946 году Советскому Союзу требование вывести войска из иранско­го Азербайджана, берлинский "воздушный мост" 1948 года и под­писание в 1949 году Североатлантического пакта.) Дома: политика изоляции почти не имеет приверженцев, но еще меньшей поддержкой располагает политика умиротворения агрес­сора.

В военной области: существует ядерное оружие; государства, от­ветственные за поддержание коллективной безопасности, могут угрожать нарушителям заслуженным наказанием; в непосредст­венной близости к месту событий (в оккупированной Японии) они располагают силами, достаточными для отражения агрессии (это относительно верно в ситуации с Рейнской областью; с другими случаями ясности на этот счет нет).

Дата добавления: 2015-09-29