Политическое значение этой акции на время отодвинуло на второй план саму проблему. По словам одного из наблюдателей, "еще с начала 60-х годов Рейган был готов довольствоваться хотя бы номинальной надежностью системы социального обеспечения. Смущало его только одно: ее обязательность (которую он хотел заменить чем угодно). Эти сомнения уже создавали ему проблемы в кампаниях 1976 и 1980 годов, поэтому теперь президент старательно маскировал их"6.
Но сторонники OASDI усмотрели в президентских колебаниях очевидную угрозу, нацеленную на то, чтобы преобразовать практически универсальную систему "страхования" (которую американцы традиционно считали хорошим делом, воплощающим понятие "справедливо заработанного") в малозначительные мероприятия по поддержке относительно бедных — что-то вроде бесплатной раздачи социальных благ (не пользующейся одобрением американцев).
В 1980 году, также, как и в 1976, Рейгана обвиняли в стремлении разрушить систему всеобщего пенсионного страхования. Защищаясь, в ходе предвыборной кампании он старательно отгораживался от подобных упреков. Теперь же потворство намечаемым сокращениям ставило его репутацию под вопрос.
Почувствовав, что Рейган "сел в лужу", спикер Палаты представителей и стойкий демократ Томас О'Нил попросил Пикла воздержаться от какого-либо благожелательного ответа на инициативу президента. Демократы ринулись в бой; вскоре к ним присоединились и республиканцы. Через неделю контролируемый республиканской партией Сенат подавляющим большинством голосов принял резолюцию, в которой отмежевался от планов Рейгана урезать льготы для тех, кто рано вышел на пенсию. Тот факт, что сокращения предполагалось произвести немедленно, нарушил планы множества пенсионеров, вызвал значительное раздражение в обществе и получил широкую огласку. Повсюду шли разговоры о "несправедливости".
Все описанное происходило в мае 1981 года. И хотя эта история несравнима с имевшим место двадцатью годами ранее фиаско Кеннеди в заливе Свиней, то был совершенно очевидный "прокол", для Рейгана первый и наихудший, отчетливо иллюстрирующий трудности переходного периода, с которыми сталкивается любой только что избранный президент7.
Рейган отступил, отказавшись от своих намерений и многократно заявив о приверженности администрации действующей системе социального обеспечения. Но скандал не утихал. Спикер и его союзники решили воспользоваться президентским промахом в полном объеме, тем более что к тому времени других серьезных ошибок у Рейгана просто не было. Вопрос оставался предельно политизированным. Пикл молчал. Ту же линию поведения избрали и поддерживающие президента сенаторы. Некоторые, правда, говорили, что у OASDI скоро кончатся деньги, ибо углубляющийся экономический спад от месяца к месяцу сокращает занятость и, следовательно, денежные поступления. Инфляция, впрочем, тоже снижалась, но недостаточно быстро: поддержать меняющийся баланс она не могла. Первые признаки нехватки средств должны были проявиться в июле 1983 года*.
Осенью 1981 года Рейган объявил о формировании комиссии для изучения вопроса и подготовки доклада после намеченных на 1982 год выборов в Конгресс. Президент должен был назначить в ее состав пятерых членов, включая председателя. Спикер Палаты представителей и лидер большинства в Сенате также назначали по пять человек.
Среди прежних прецедентов были две комиссии Гувера, сформированные аналогичным образом, а пресса припомнила множество ситуаций, когда для обсуждения злободневных вопросов в год выборов создавались подобные органы.
События, однако, показали, что данный случай выделялся из общего ряда. Комиссия представила свой доклад в 1983 году, в самом начале сессии Конгресса нового созыва. Для того, чтобы справиться с денежным дефицитом, она выдвинула ряд согласованных инициатив, касающихся как объемов предоставляемых льгот, так и сроков повышения налогов. В первом были заинтересованы республиканцы, во втором — демократы; им удалось найти общий язык. Они договорились также о скрытом и одномоментном (хотя и не признанном таковым) "впрыскивании" в пенсионную программу дополнительных бюджетных средств. По поводу проблемы, поставленной "бэби-бу-мерами", члены комиссии разошлись во взглядах, выдвинув альтернативные предложения. Президент, лидер Сената и спикер Палаты представителей "благословили" отчет и призвали к совместным действиям обеих партий. Национальная ассоциация производителей, Объединенный профсоюз рабочих автомобильной промышленности и прочие заинтересованные стороны не возражали. Промолчал и Пеппер. Конгресс отреагировал довольно быстро. Он практически без изменений принял согласованные предложения, поддержав при этом одну из альтернатив по спорному вопросу, касающемуся долгосрочных планов9. Законопроект лег на стол Рейгана в апреле 1983 года. Президент подписал его, исполненный энтузиазма; последовали взаимные поздравления. По мнению политического истеблишмента, кризис с финансированием был преодолен.
Для комиссии, имеющей чисто совещательный статус, такой результат следует признать исключительным. Успеху способствовали по меньшей мере четыре обстоятельства. Первым стал состав комиссии, вторым — умение Белого дома перестраиваться на ходу, третьим — искусная закулисная дипломатия президентской администрации и четвертым — присущая некоторым действующим лицам способность убеждать Рейгана. Прокомментируем каждое из них.
Среди пятнадцати членов комиссии оказались как раз те игроки, которые могли составить единственно выигрышную партию: заключить двухпартийную и объединившую обе ветви власти сделку, подобную договоренностям 1972 года. Заслуга лидера большинства в Сенате Говарда Бейкера от штата Теннесси заключается в том, что он настаивал на придании комиссии особого статуса (за что подвергал-
ся резкой критике). Его коллеги-республиканцы и демократы — члены Палаты представителей (и сам спикер не в последнюю очередь) договорились не использовать в данном случае традиционную арену подобных сделок — комитет по ассигнованиям; Бейкер явно пытался найти поприще более удобное и полагал, что комиссия идеально подходит для этих целей. По этой причине он весьма тщательно подошел к отбору ее членов, четверо из которых активно способствовали заключению сделки, а пятый поддержал ее своим авторитетом. Четверку составили: Роберт Доул от штата Канзас, баллотировавшийся в вице-президенты в паре с Джеральдом Фордом в 1976 году, ныне председатель сенатского комитета по финансам; Вильям Армстронг, республиканец от штата Колорадо, председатель подкомитета по социальному обеспечению; Даниэл Патрик Мойнихен из Нью-Йорка, видный демократ, отметившийся в обеих палатах Конгресса, бывший помощник Никсона по социальным вопросам, а еще раньше — помощник Кеннеди; Лейн Киркленд, новый президент АФТ-КПП (профсоюзной федерации, с которой недавно воссоединился профсоюз рабочих автомобильной промышленности), прежде специализировавшийся в вопросах социальной защиты. А пятым назначенцем Бейкера стал сенатор Джон Хайнц, республиканец от штата Пенсильвания, фигура не столь видная, как остальные, но, тем не менее, возглавлявшая специальный комитет по делам престарелых. Спикер Палаты представителей, не особенно озабоченный судьбой комиссии, уделил ей гораздо меньше внимания, хотя и назначил как минимум двух членов, чья роль в заключенной сделке оказалась существенной. Одним из них стал бывший комиссионер Болл, ныне удалившийся от государственных дел, но по-прежнему консультирующий демократов в целом и самого О'Нила в частности. Другим был Барбер Конэйбл от штата Нью-Йорк, видный республиканец из комитета по ассигнованиям, высоко ценимый как в обеих партиях, так и в палатах Конгресса. Прочими назначенцами спикера оказались: несокрушимый Пеппер; Марта Кейс, бывший член Палаты представителей и заместитель министра здравоохранения, образования и социального обеспечения при Картере; республиканец от штата Техас, член возглавляемого Пиклом подкомитета Вильям Арчер. Но почему мы не видим здесь самого Пикла, а также председателя комитета Конэйбла, демократа от штата Иллинойс Даниэла Ростенковско-го. Эти двое остались за кадром. Ростенковский, наследник некогда могущественного Миллса, все надежды на достижение Договоренностей связывал с комитетом по ассигнованиям; говорят,
он намеревался дождаться провала комиссии, а потом сполна взять свое.
Неудачу комиссии предсказывали и в Белом доме; основанием служил богатый предыдущий опыт двухпартийных комиссий и комитетов. За исключением первой "гуверовской" комиссии, подобные органы, создававшиеся по различным поводам и в разное время, представлялись советникам Рейгана полезными только в плане сглаживания противоречий на время подготовки соответствующего доклада. После этого дела шли обычным порядком; иногда доклад комиссии только добавлял масла в огонь, а иной раз о ее работе просто забывали. Многочисленные комиссии, деятельность которых завершалась именно так, создавались во времена Никсона и Форда. Рей-гановская группа законодательной стратегии, в которой преобладали ветераны тех администраций, рассуждая по аналогии, — первый и последний раз за всю эту историю, — видела в данном начинании лишь "чулан", в котором проблему можно было припрятать до осени 1982 года, дабы она не мешала республиканцам и самому президенту в ходе предстоящих выборов в Конгресс. Белый дом, следовательно, отнесся к кандидатурам пяти своих назначенцев менее ответственно, нежели Бейкер или даже О'Нил. Двое из них были готовы к серьезной работе, трое — нет. Первыми оказались Александр Траубридж, демократ, бывший при Линдоне Джонсоне министром торговли, знающий проблему не понаслышке, а сейчас, по счастливой случайности, являвшийся президентом Национальной ассоциации производителей, и Ален Гринспен, умеренный республиканец, некогда президент Совета экономических консультантов при Форде, имевший хорошую репутацию как на Уолл-стрит, так и в Конгрессе, относительно аполитичный, работавший теперь с Рейганом и находившийся в дружеских отношениях с Кирклендом. Именно Грин-спена президент назначил председателем комиссии. Что касается трех других выдвиженцев Рейгана, не отличавшихся подобными деловыми качествами, то ими стали двое республиканцев из сферы бизнеса — Роберт Бек, президент компании " Prudential Life", и Мэри Фуллер, консультант по вопросам менеджмента, а также демократ-консерватор Джо Ваггоннер, представлявший Луизиану в Палате представителей вот уже шестнадцать лет.
Завершал список группы ее исполнительный директор Роберт Майерс, игравший для республиканцев ту же роль, которую демократы определили Роберту Боллу, — роль "придворного" эксперта. Майерс также был карьерным государственным чиновником. Он стяжал
себе уважение в качестве актуария Администрации социального обеспечения, в течение многих лет оставаясь грозой для аппарата Болла и источником добрых советов для умеренных республиканцев. Мы не знаем, кто именно порекомендовал Майерса на пост исполнительного директора, но как только его кандидатура появилась, ее восприняли без возражений.
Таким образом, из людей, способных провести или, напротив, похоронить реформу, в комиссии отсутствовали всего трое: спикер Палаты представителей, председатель комитета Ростенковский и президент. Белый дом меньше всех остальных содействовал выгодной расстановке фигур, но по завершении парламентских выборов стратеги Рейгана "созрели" для осознания тех возможностей, о которых говорил лидер большинства в Сенате. В предвыборный период члены комиссии занимались одной проблемой — им удалось выработать согласованную формулировку стоящей перед ними задачи. Учитывая персональный состав комиссионеров, это соглашение можно было воплотить в конкретные действия при единственном условии: три отсутствующих члена должны быть адекватно представлены или нейтрализованы. Столкнувшись с этой неожиданной (для них) перспективой, Джеймс Бейкер и его сотрудники решили сделать акцент на важности поставленной темы как для президента, так и для страны. Их подстегивали результаты опросов общественного мнения, согласно которым туманное будущее социального страхования вредило республиканцам. Забыв о несчастливых аналогиях прошлого, Бейкер и другие попытались реорганизовать комиссию, не делая каких-либо персональных замен в ее составе. Они добились своего, создав "теневой" орган — неформальную "переговорную группу", составленную таким образом, что все необходимое представительство было в ней выдержано.
Аналитики Белого дома, возглавившие это начинание, не были новичками в своем деле; кроме того, их хорошо знали и ключевые члены комиссии. Сам Джеймс Бейкер был заместителем министра торговли (вторым после Эллиота Ричардсона) в администрации Форда. В паре с Ричардом Дарманом, бывшим тогда помощником министра по политическим вопросам, он занимался первыми проявлениями финансового кризиса в президентском Совете по экономической политике. Более того, Дарман работал с Ричардсоном еще в 1971—72 годах, когда последний являлся министром здравоохранения, образования и социального обеспечения, в то время как Болл возглавлял Администрацию социального обеспечения, а Мойнихен только-
только ушел из Белого дома. Теперь Дарман был заместителем Бей-кера. В 1982 году еще одним членом группы законодательной стратегии был Кеннет Дуберштейн, руководитель подразделения по связям с Конгрессом, тесно сотрудничавший с администрацией в годы Форда и пользующийся доверием всех заинтересованных сторон, не исключая самого спикера. Другой рейгановский стратег, директор Административно-бюджетного управления Стокмэн, не только являлся бывшим конгрессменом, но в университетские годы был протеже профессора Мойнихена. Упомянутые взаимосвязи шли еще глубже; у нас просто нет места далее развивать тему. Достаточно сказать, что эти четверо вошли в состав "переговорной группы" наряду с шестью комиссионерами. Шестерка включала в себя Болла, Мойнихена, До-ула, Конэйбла, Гринспена; Армстронг участвовал в работе эпизодически. Обо всем происходящем регулярно информировались Кирк-ленд и Траубридж10.
На протяжении шести недель, в обсуждениях с глазу на глаз, иногда в полном составе, а иной раз разбиваясь на группы, эти двенадцать человек "кроили" доклад комиссии. Занимаясь этим, они постоянно контактировали с президентом (через Бейкера и Дармана) и со спикером (через Болла и Дуберштейна). Им удалось не только заручиться поддержкой Рейгана и О'Нила, но и договориться о том, чтобы оба политика публично и одновременно "благословили" доклад. На этом настаивал президент, один раз уже обжегшийся на проблеме. Что касается Ростенковского, то поначалу его тревожила перспектива оказаться в тени президента и спикера, но затем, убедившись, что доклад открывает перед ним довольно широкие возможности, он успокоился. Ведь тем самым ему также гарантировался шанс вступить в игру: окончательный выбор предстояло делать его комитету, и именно последний решил увеличить к 2027 году пенсионный возраст на два года.
Учитывая то обстоятельство, что комиссия состояла из довольно заметных и даже выдающихся людей, единое решение удалось выработать на удивление быстро. (Тогда, впрочем, на это не обратили особого внимания; газеты были полны мрачных пророчеств и предчувствий)." Отчасти это объяснялось необычайной серьезностью проблемы. Комиссия была единодушна в том, что в ближайшие семь лет социальным службам понадобятся дополнительные ресурсы в объеме 150—200 миллиардов долларов. Где и каким образом получить их — вот о чем размышляла "переговорная группа". Цифра казалась слишком высокой: ее нельзя было обеспечить только за счет прием-
лемого повышения налогов или же сокращения социальных выплат. Таким образом, и демократы, высказывавшиеся за налоги, и республиканцы, настаивавшие на сокращениях, с самого начала знали, что придется чем-то поступиться. Более того, указанную сумму невозможно было обеспечить без дополнительных бюджетных затрат, и консерваторы, противящиеся этому в принципе, были вынуждены потворствовать либералам, которые не возражали, но предпочитали избегать широкой огласки. Для того чтобы поддержать казенными деньгами трастовый пенсионный фонд, номинально существующий только за счет налога на зарплату, были изобретены различные "компенсационные" выплаты. Адля смягчения стремительно нарастающего налогового бремени работодателей было учреждено временное кредитование подоходного налога. Мало-помалу в качестве источников финансирования были задействованы почти все новации в налогообложении и предоставлении социальных льгот, предлагавшиеся в последнее десятилетие. Болл и Стокмэн, признанные мастера деталей, постоянно расширяли этот список, предлагая остроумные, подчас прямо противоположные идеи. Остальные слушали, возражали, советовали, обсуждали, шли на уступки. Взвалив на плечи бремя в 200 миллиардов долларов, комиссионеры не могли рассчитывать на чью-то помощь; им нужно было постепенно "раскидать" его по частям — и они справились с этой задачей.
Что же касается долгосрочной проблемы обеспечения "бэби-бу-меров", в массовом порядке выходящих на пенсию в следующем столетии, то в этом вопросе группа решила не настаивать на консенсусе и не делать однозначного выбора между двумя альтернативами: либо немного увеличить пенсионный возраст, либо же чуть-чуть поднять налоги. Семь комиссионеров-республиканцев высказывались в пользу первого варианта, пять демократов — в пользу второго. Прогнозы свидетельствовали, что годится и то, и другое. Комиссия решила ограничиться постановкой этой дилеммы перед Конгрессом, сняв с себя ответственность за решающий выбор и предоставив Ростенков-скому столь желаемую им роль, правда, весьма ограничив ее. (Ведь иногда можно побыть и в зрителях12.) В выработке компромиссов Бейкер и его "переговорная группа" действовали идеально.
Но нельзя было забывать и о самой комиссии. Хотя "переговорная группа" и была более представительной, чем комиссия в целом, она не могла действовать самостоятельно или вопреки мнению комиссионеров, ибо конечный продукт предполагалось облечь в форму официального доклада. Для достижения максимального полити-
ческого эффекта требовалось единодушие хотя бы по основным вопросам. Доклад должен был воплотить консенсус сторон. Среди комиссионеров, не вошедших в "переговорную группу", большим влиянием на коллег обладал сенатор Хайнц. Люди спикера, включая Пеппера, работали с Боллом и Конэйблом. Но прочие назначенцы Рейгана были склонны поскандалить, а поскольку их позиция — особенно это касалось Бека, — была важна для получения поддержки со стороны бизнеса, их приходилось убеждать в Белом доме, причем в роли последнего аргумента выступал сам президент. Такова была цена, которую теперь приходилось платить за ложные аналогии, поначалу очаровавшие сотрудников Рейгана.
Таким образом, комиссия и "переговорная группа" действовали заодно; последняя как бы "рассеялась". По ходу дела Рейган и О'Нил (а также Говард Бейкер) были привлечены к исполнению отведенных им ролей: в момент обнародования подготовленного комиссией доклада они дружно аплодировали. Ростенковский наметил парламентские слушания, Доул следовал его примеру, и через три месяца все ключевые позиции были зафиксированы в официальных документах.
По нашему мнению, самым поразительным во всей этой истории стало следующее: после первого промаха Рейгана изощренные (и вполне успешные) усилия по "исцелению" и президента лично, и трастового фонда повлекли за собой радикальный пересмотр стереотипов использования и игнорирования истории, совсем как в дни ракетного кризиса. В мае 1981 года, удрученные негативным голосованием Сената и постоянным нытьем спикера Палаты представителей, сотрудники администрации прошли первую реактивную фазу, завершившуюся вопросом: "Что же нам делать!" Они пробовали увещевать своих оппонентов; но по мере того как надежды таяли, на ум приходили всевозможные аналогии. Среди них был опыт предыдущих комиссий, "охлаждавших" самые горячие вопросы. Как бывает довольно часто, именно в аналогиях усматривали искомый ответ. Но после завершения этой первой типичной стадии что-то изменилось. В какой-то момент, — как и в 1962 году, — люди, занятые проблемой, поняли: вопрос настолько серьезен, что аналогии тут не годятся. Насколько нам известно, ни сотрудники Белого дома, ни сами члены комиссии больше не вспоминали опыт иных консультативных групп. И это было весьма мудро, ибо ни одной из них не приходилось решать задачу такого масштаба, над которой Говард Бейкер и Джеймс Бейкер бились теперь.
С другой стороны, — опять же как в 1962 году, — люди, добившиеся успеха, уделили внимание таким аспектам, на которые обычно закрывают глаза. Планируя кампанию, они живо интересовались историей вопроса, как экономической, так и политической. На каждой их встрече присутствие истории ощущалось даже более живо, нежели на заседаниях созданного Кеннеди "исполнительного комитета". В составе "переговорной группы" не было никого, кто лично не пережил бы всю или хотя бы значительную часть пятидесятилетней эпопеи американского социального обеспечения. Все ее члены оказались непосредственными участниками событий, по крайней мере, в последние десять лет, когда начались неприятности. В итоге они не позволяли себе забыть о том, что понимание ОАSD1 как программы "страхования", а не выдачи благотворительных "пособий", имеет прочные корни (к которым мы еще вернемся). Обращение к истории вопроса заставило вновь оценить подноготную используемых предпосылок. Их предшественники, включая даже Миллса в 1972 году, рассчитывали на предсказуемость контрольных факторов — возрастного среза общества, соотношения пенсионеров и занятых, индексов инфляции и взаимоотношения между ценами и заработной платой. "Переговорная группа" решила: не стоит полагаться на это. Она постоянно принимала в расчет неопределенности. Опираясь на долгосрочные прогнозы стоимости жизни, комиссионеры построили гибкую систему, автоматически реагирующую на любые изменения в экономике13.
Состав комиссии, и в еще большей степени — "переговорной группы", гарантировал чуткое отношение вовлеченных в них людей к многочисленным историческим нюансам и подробностям. Эти структуры были не просто совещательными органами, представлявшими все заинтересованные стороны. В своей совокупности члены "переговорной группы" и сотрудники комиссии помнили практически любое предложение, когда-либо касавшееся функционирования и финансирования программы OASDI. Гринспен не позволял комиссионерам присылать на заседания заместителей, и благодаря этому в ходе работы ни один вариант не был подменен суррогатом, изготовленным на основе внешних и поверхностных деталей, без реального представления об истории вопроса. Причем в данном случае под "историей" понималась и история вовлеченных в дело организаций — будьте профильные комитеты Конгресса или Администрация социального обеспечения.
Мы не знаем, насколько далеко назад или вперед заглядывали члены "переговорной группы". Мы не пытали их на сей счет; за нас это
сделают другие. Они — гордые люди и довольны тем, что совершили. Пройдет время, и обо всем этом будут написаны мемуары. Но уже сейчас ясно: в 1983 году, как и в 1962-м, успех был достигнут, помимо прочего, благодаря тому, что главные действующие лица считали принимаемые ими решения лишь звеньями в цепочке, начало которой было положено много лет назад и которая тянется в далекое будущее. И если потребуется выделить главную особенность их работы, то таковой станет отношение к историческому времени. Применяемая формула не была сиюминутной, нацеленной лишь на следующие выборы. Но в нее и не пытались втиснуть универсальное решение "на все времена". В докладе комиссии констатировалось, что трудности могут возникнуть вновь и тогда их опять придется преодолевать. Документ также давал понять, что альтернативные долгосрочные предложения основывались на несовершенных прогнозах: в них было слишком много оценочного и мало определенного. И все же вызов будущего был встречен весьма достойно. Обе альтернативы, предложенные Конгрессу, исходили из того, что нынешним работающим, как и их работодателям, впредь придется выплачивать как минимум полную стоимость собственного пенсионного содержания. Внутри прежней пенсионной системы "pay-as-you-go" медленно вызревала новая, основанная на добровольных пенсионных взносах. Фактически, это было возвращением к изначальному смыслу Закона о социальном обеспечении 1935 года, вытесненному уравнительной логикой нынешней программы в 1939 году (еще одна тема, к которой мы обратимся ниже). Весь этот комплекс проблем могли постичь только исторически мыслящие люди.
Один эпизод, за подлинность которого мы, впрочем, не готовы поручиться, свидетельствует, что некоторые из комиссионеров всматривались в прошедшее и грядущее не менее глубоко, чем Кеннеди, обращавшийся к первой мировой войне в раздумьях о ненаписанной книге "Октябрьские ракеты". Вырабатывая действенный компромисс, команда Бейкера не могла "пробить" его без участия спикера и президента. Необходимо было убеждать обоих. О'Нил, демократ рузвельтовской закваски, с колыбели преданный идее социального обеспечения, с готовностью позволил Боллу убедить себя в том, что компромисс спасет систему от краха в ближайшее время и сможет защитить ее в будущем. Но Рейган явно не разделял подобных чувств — по крайней мере, субъективно, отвлекаясь от политической риторики. Что же сломило его? Об этом и рассказывается в нашем эпизоде.
Как известно, Рейгану нравилось предпринимать эффектные шаги в четко выверенные моменты (и нынешний был как раз таковым); но, как свидетельствует история с сокращением налогов (не говоря уже о "стратегической оборонной инициативе"), он любил продвигать только лично выношенные идеи. Говорят, члены его команды усматривали лишь один способ подтолкнуть президента к компромиссу: надо было убедить его в том, что предстоящий поворот назад на самом деле станет как бы объездом, позволяющим прорваться значительно дальше прежнего. Поэтому весной 1982 года "рост доходов бюджета" увязали с сокращением налогов — главной целью прошлого, 1981 года, остававшейся в силе до того момента, пока Рейган не одолел демократов, проведя через Конгресс собственный налоговый билль. А начавшееся в декабре 1982 года реформирование системы социального обеспечения, номинально усиливающее позиции Болла и О'Нила, представили как нечто глубоко им противное.
По рассказам, Стокмэн и другие сомневались в том, что согласованные преобразования решат проблемы "бэби-бумеров", поскольку по выходе на пенсию последние получат значительно меньше, чем могли бы получить, самостоятельно инвестируя деньги в собственное будущее. Осознав это, завтрашние пенсионеры неминуемо поднимут бунт, требуя свободы выбора. "Придет время, и все эти реформы рухнут под собственной тяжестью", — так, якобы, дело представили Рейгану. Вот он, настоящий объезд!
Незадолго до этого президент, встречаясь в Белом доме с одним из комиссионеров, сказал: "Надеюсь, вы подготовите реформу, основанную на добровольном страховании". Изумленный чиновник рассказал об этом всему городу. Возможно, произнося эту фразу, Рейган прятал улыбку. И все-таки...
Более того, у него имелась еще одна навязчивая идея, на которую реформы работали самым непосредственным образом: ему хотелось внедрить частичное налогообложение льгот и пособий, получаемых зажиточными и обеспеченными. Рейган, по словам очевидцев, вообще не понимал, почему его "богатые друзья" должны получать какие-то социальные льготы. Советники внушили ему, что здесь появляется возможность чего-то добиться: воплотив принцип в закон, можно будет идти дальше. В данном отношении президент нашел общий язык с О'Нилом — ведь оба были не только ирландцами, но и популистами.
Мы не беремся утверждать, что Рейгана убедили именно таким образом. Максимум, на что мы готовы, — это процитировать одного из сотрудников Белого дома, обычно хорошо информированного, хотя
и не присутствовавшего на главных встречах: "Я не знаю; возможно, так оно и было; по крайней мере, это очень похоже на правду. Если бы этой истории не было, я бы сам выдумал ее хотя бы для того, чтобы объяснить его энтузиазм. Разумеется, он должен был двигаться вперед — к этому обязывали политические ставки и финансовые проблемы трастового фонда. Президенту, конечно же, не хотелось стать свидетелем банкротства системы в разгар "его собственного" экономического спада. Но этого недостаточно, чтобы объяснить его силу и энергию. Ведь он даже лично работал со своими комиссионерами-диссидентами! Подобная версия расставляет все по местам. Она объясняет также, почему весной 1984 года Дон Риган, бывший тогда министром финансов, публично заявил, что в долгосрочной перспективе трудности системы пенсионного обеспечения по-прежнему не преодолены; в то время подобное утверждение казалось беспочвенным (он же не знал, пожертвует ли Конгресс программой OASDI ради программы "Medicare" — ведь такое было возможно), но вполне вероятно, что Дон просто хотел подзадорить юппи от имени президента"14.
Мы допускаем, что все могло быть и не так. Скорее всего, невзирая на свои личные предпочтения, Рейган последовал принципу, усвоенному еще со времен Сакраменто. Он гласит: если на тебя надвигается танк, а бежать уже поздно, не падай под гусеницы, прыгай на броню! Его энтузиазм вполне можно списать на этот счет.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |