Структура социального действия *. (Главы из книги) 2 страница

12 Если и существует влияние, которое может быть понято в терминах социологии знания (Wissenssoziologie), то практически оно должно быть общим для всей западной цивилизации. Wissenssoziologie — термин, часто употреблявшийся в Германии в последнее время для обозначения дисциплины, вскрывающей влияние социальных факторов на развитие «идей».

13 Профессор Сорокин, отвечая на вопрос о наиболее выдающихся социологах недавнего прошлого, назвал эти три и только эти три имени.

Для того чтобы избежать какого-либо недопонимания, следует снова повторить, что данная работа мыслится как монографическое исследование специфичной проблемы в истории современной социальной мысли, а именно — возникновения теоретической системы, которая называется «волюнтаристическая теория действия». Отсюда следует, что имеется масса смежных проблем, которые оставляются, и при том сознательно, за пределами книги. Во-первых, данная работа — это не история социологической теории в Европе прошлого поколения. Как проблематика, так и персоналии, необходимые для такой истории, умышленно не включены в нее. Если можно вообще говорить о результа­тах данного исследования, то они представляют собой не больше, чем рассмотрение одного из элементов истории европейской социологической теории определенного пери­ода. Следовательно, данная работа является всего лишь монографическим вкладом в эту историю.

Во-вторых, данная работа не является общим истолкованием произведений данных авторов. Цель исследования не состоит ни в пересказе как таковом, ни в критической оценке упомянутых работ14. В данном исследовании анализируются аспекты, занимающие значительное, иногда центральное место в трудах этих теоретиков, хотя нигде не будет сделано попытки оценить аспекты по отношению к другим частям работы. Это должно быть сделано в других исследованиях. Наконец, в соответствии с указанными целями, автор не пытается обсуждать все стороны творчества этих ученых или всю литературу о них. Практически вся вторичная литература по этим вопросам прочитана, но цитироваться будет только тогда, когда она будет особенно релевантна непосредственному контексту. Отсутствие цитат должно рассматриваться не как скрытое критическое отношение, а как признак нерелевантности15.

14 И то, и другое, хотя занимает значительное по объему место в данной работе, является средством достижения цели, но не самой целью.

15 Там, где существует более чем одна «хорошая» работа, цитироваться будет только «лучшая».

То же относится и к самим текстам, к энциклопедической полноте которых мы не стремимся. Будет цитироваться не любой отрывок, релевантный целям данной работы, а только такой, который в терминах структуры той или иной теории как целого будет достаточен для доказательства рассматриваемого положения16.

16 Следовательно, любые упущения несущественны до тех пор, пока не будет точно установлено их прямое касательство к тем или иным положениям теории.

Я позволю себе еще одно замечание, касающееся понимания данной работы. Это исследование задумано как органическое целое, имеющее дело с идеями, логически взаимосвязанными и пронизывающими всю работу. Читатель должен помнить об этом при формулировании критических замечаний, которые он, возможно, будет склонен делать. В исследованиях подобного типа вполне законно настаивать, чтобы приводимые факты или формулируемые утверждения воспринимались не только в свете их внутреннего характера и значения, но и в связи с тотальной структурой, частью которой они являются.

Остаточные (residual) категории

Следует обсудить еще два или три предварительных вопроса, чтобы развеять те сомнения, которые могут возникнуть у читателя по поводу некоторых вещей. Прежде всего из уже принятых позиций следует определенный вывод относительно характера развития науки. Можно обладать разрозненными неинтегрированными фрагментами знаний и восходить к «истине» последующих разрозненных фрагментов, по мере того как они будут попадать в поле зрения. Подобный тип знания не является, однако, научным в принятом здесь смысле.

Знание является научным лишь тогда, когда эти фрагменты интегрируются в ясно очерченные теоретические системы17.

17 Многие научно достоверные эмпирические знания не являются с этой точки зрения наукой, поскольку их интеграция происходит вокруг иных центров, нежели систематическая теория. Так, многие практические знания и сведения повседневной жизни объединены потребностями и интересами практики. Факты такого ненаучного знания могут интегрироваться в научных теориях лишь постольку, поскольку они действительно достоверно известны.

Поскольку это происходит, можно сделать следующие два утверждения. Маловероятно, что такая система будет играть важную роль в определении направления мысли значительного числа высокоинтеллектуальных людей в течение длительного времени, если она не будет включать в себя эмпирические отношения к явлениям — реальным и, в пределах данной концептуальной схемы, в целом правильно наблюдаемым.

В то же время структура концептуальной схемы неизбежно фокусирует интерес на ограниченном количестве таких эмпирических фактов. Они могут быть представлены как вырванное из темноты, ярко освещенное прожектором пятно. До тех пор, пока луч про­жектора не изменит направление, все, что лежит вне этого пятна, остается, по сути дела, «невидимым». Может быть известно значительное количество фактов вне этого центра, но они не будут научно значимыми до тех пор, пока не будут поставлены в связь с теоретической системой.

В качестве канона интерпетации этот факт приобретает огромное значение. При изучении эмпирической работы того или иного ученого вопросы будут задаваться не по поводу того, каких мнений он придерживается об определенном эмпирическом явлении, и даже не о том, какой вклад сделан этим ученым в наше «знание» об этих явлениях. Прежде всего вопрос будет касаться тех теоретических причин, которые заставили его интересоваться одними определенными проблемами больше, чем другими, а также того, насколько результаты его исследования оказались существенными для решения его теоретических проблем. Далее ставится вопрос, какие выводы, полученные в результате этой работы, повлияли на переформулирование теоретических проблем, а в итоге и на пересмотр всей теоретической системы. Так, Дюркгейм нас интересует не в связи с установленным им фактом, что во французской армии в определенный период процент самоубийств был намного выше, чем среди гражданского населения. Интерес к таким фактам может быть удовлетворен самим произведением Дюркгейма. Для нас интерес заключается в другом, а именно: почему Дюркгейм вообще изучал самоубийство и каково значение этого и других установленных фактов для его общей теории?

Стоит сказать несколько слов о том, как вообще происходит пробуждение научного интереса в области факта и перестройка теоретических проблем. Любая система, включающая в себя как теоретические положения, так и релевантные эмпирические знания (insights), может рассматриваться как яркое освещенное пятно, окруженное темнотой. Логическим именем для этой темноты будет термин «остаточные категории». Роль последних может быть выведена из внутреннего стремления системы к логической замкнутости. На каком бы уровне теоретическая система ни действовала18, она должна включать позитивное определение эмпирически идентифицированных переменных или других общих категорий. То, что они вообще определяются, предполагает их отличие от других, а также и то, что факты, составляющие их эмпирическое содержание, являются тем самым, по крайней мере в определенных аспектах, специфически дифференцирован­ными от других.

Если, как это почти всегда случается, не все непосредственно наблюдаемые или ранее наблюдавшиеся факты данной области точно соответствуют позитивно определенным категориям, то им стремятся дать одно или несколько общих наименований. Эти наименования относятся к негативно определенным категориям, т.е. к фактам, известным как существующие, даже более или менее адекватно описанным, но с теоретической точки зрения не попадающим в число позитивно определенных категорий системы. Теоретически значимые утверждения, которые делаются относитель­но таких фактов, могут быть только негативными утверждениями — «они не есть то-то и то-то»19.

18 Некоторые возможные различения будут указаны в конце главы.

19 Возможно, что самым ярким примером важной остаточной категории в теоретической системе будет то, что у Парето называется «нелогическим действием». Фактически эта категория является ключом к пониманию всей теоретической схемы Парето.

Но отсюда не следует, что из-за своей негативности эти утверждения не являются важными.

Правда, в работах посредственных теоретиков эмпирические выводы из теории, необходимые в силу существования таких остаточных категорий, часто не отмечаются или настолько неясно формулируются, что становятся фактически бессмысленными. А догматики вообще отрицают существование остаточных категорий или, по крайней мере, их важность для системы. Оба подхода широко поощряются методологией эмпиризма. Но в работах способнейших и наиболее ясно мыслящих создателей и сторонников теоретической системы эти остаточные категории присутствуют не только имплицитно, но и эксплицитно, и по поводу их делаются совершенно отчетливые утверждения. В этом смысле лучшим способом найти слабые места для сокрушения теоретической системы является обращение к работам наиболее способных ее сторонников. Этим лучше всего объясняется тот факт, что работы многих величайших теоретиков столь «трудны» для понимания. Лишь менее значительные умы могут позволить себе догматизировать исключительную важность и адекватность позитивно определенных ими категорий20.

Отсюда следует, что вернейшим симптомом надвигающегося изменения в теоретической системе служит повышение интереса к остаточным категориям21.

20 Прекрасные иллюстрации этого имеются в классической экономике. Ри-кардо, без сомнения, самый великий теоретик среди классиков, наиболее ясно видел ограниченность своей теоретической системы. Его оговорки были тут же забыты таким эпигоном, как Маккаллок. Работы Рикардо полны таких остаточных категорий, как «привычки и обычаи народа».

21В той мере, в какой так называемое антиинтеллектуалистическое движение может быть как-то определено, оно определяется остаточно, т.е. простым противопоставлением его рационализму. То же самое можно сказать и об «институционализме» в американской экономике.

Действительно, один из видов прогресса в теоретической работе состоит именно в вычленении из остаточных категорий позитивно определенных понятий и их верификации в эмпирическом исследовании. Явно недостижимая, но ас-симптотически достигаемая цель развития научной теории состоит в элиминации из науки всех остаточных категорий и в замещении их позитивно определенными и эмпирически проверяемыми понятиями. Для каждой конкретной теоретической системы, безусловно, всегда будут существовать остаточные категории, но они будут переводиться в позитивные категории одной или более других систем22. При эмпирическом применении этих систем остаточные элементы окажутся включенными в них как необходимые данные.

22 Этот предмет будет подробно обсуждаться в последней главе (XIX).

Процесс выделения позитивных категорий из остаточных является одновременно процессом, посредством которого осуществляется перестройка теоретических систем, в конечном счете, до неузнаваемости. Но здесь нужно сказать следующее: исходные эмпирические представления (insights), связанные с позитивными категориями исходной системы, при такой перестройке примут иную форму; но до тех пор, пока они не падут окончательно под объединенными ударами теоретической критики и эмпирической проверки, их нельзя элиминировать. В действительности, к сожалению, их часто элиминируют, оправдывая это рассуждениями о «прогрессе» науки. Но подлинный научный прогресс состоит не в этом, а в том, что теоретические системы изменяются. При этом происходит не простое количественное накопление «знаний о фактах», а качественные изменения в структуре теоретических систем. Но поскольку верификация обладает достоверностью и обоснованностью, постольку всякое такое изменение оставляет после себя некий осадок сохраняющего силу эмпирического знания. В частности, может быть изменена форма утверждения, в то время как его сущность останется прежней. В других случаях старые утверждения могут принять по отношению к новым форму «частного случая».

В утилитаристской ветви позитивистского направления, в силу структуры ее теоретической системы, интерес был сосредоточен на некотором круге определенных эмпирических представлении и связанных с ними теоретических проблем. Центральный факт — факт, не подлежащий сомнению, — состоит в том, что в определенных аспектах, при определенных условиях и в определенной степени действия человека рациональны. Это значит, что люди адаптируются к условиям, в которые они попадают, и приспосабливают средства к своим целям таким образом, чтобы наиболее эффективным способом достигнуть своих целей. Отношения этих средств и условий для достижения целей «известны», в том смысле, что по самой своей сути они могут быть проверены и доказаны методами эмпирической науки.

Конечно, это утверждение содержит значительное количество терминов, которые были и еще остаются двусмысленными в их общем употреблении. Их определение составляет одну из первоочередных задач данного исследования. Предметом первой части анализа является круг эмпирических представлений и теоретических проблем, связанных с ними. В первых двух частях прослеживается их развитие при переходе из одной достаточно определенной теоретической системы в другую. Происходящий при этом процесс, только что очерченный в общем виде, состоит в фокусировании внимания на остаточных категориях, обнаруживаемых в различных вариантах первоначальной системы, и вычленении из них позитивных теоретических понятий.

Вероятно, здесь позволительно снова повторить в несколько иной форме жизненно важный канон понимания исследования такого рода. Игнорирование многих фактов и теоретических соображений, важных с каких-то других точек зрения, является для данной работы вполне естественным. Только что был предложен специальный критерий для определения научной «важности», и сделанные выше замечания должны помочь прояснить сущность этого критерия. Критику, обвиняющему автора в пренебрежении важными положениями, придется показать: а) что игнорируемое соображение имеет прямое отношение к тому ограниченному ряду теоретических проблем, который определен рамками данного исследования, и что правильное их рассмотрение значительно изменит выводы работы; б) что вся концепция природы науки и ее развития, выдвинутая здесь, является настолько ошибочной, что эти критерии важности оказываются непригодными23.

23 В общем, мои усилия направлены на то, чтобы сделать потенциальную критику моей работы настолько ясной, насколько это возможно, ибо мой опыт, в особенности при знакомстве с литературой, посвященной этим авторам, показал чрезвычайные трудности восприятия идеи или идей, которые не укладываются в рамки господствующей «системы» или систем даже среди наиболее интеллигентных людей. Эти авторы постоянно подвергались критике в терминах, абсолютно неприложимых к их работам. Наиболее яркими примерами здесь служат положение Дюркгейма об «обществе как реальности sui generis», которое до сих пор считается «метафизическим постулатом» (вначале оно было подлинной остаточной категорией), и теория Вебера о связи протестантизма и капитализма. Недавние дискуссии по поводу работы Парето, вызванные появлением ее английского перевода, не дают повода для оптимизма в этом вопросе. См. подборку ста­тей в «Journal of Social Philosophy», October, 1935, и ср. с трактовкой этого вопроса в главах V—VII.

Теория, методология и философия

Все эти соображения приводят непосредственно к другому кругу проблем. Коротко остановимся на них. Могут спросить, будет ли это исследование только научным, и не погрузится ли оно в опасные воды философии. Конечно, такое рискованное предприятие окажется необходимым, и в определенных местах без него будет трудно обойтись. Поэтому было бы целесообразно сделать несколько общих утверждений относительно отношений этих дисциплин друг к другу и к исследованиям такого типа, как наше. Подобно всем другим утверждениям данной главы, они будут сделаны кратко и без критического обоснования.

Основные характеристики эмпирической науки уже были даны. Отличие науки от всех философских дисциплин является весьма существенным. Это будет видно на любой стадии данной работы. Но это не означает, что эти две дисциплины не являются существенно взаимосвязанными и что каждая из них может позволить себе игнорировать другую. Для целей данного исследования (но не для других) справедливо определить философию как остаточную категорию. Она является попыткой достигнуть рационального осмысленного понимания человеческого бытия методами, отличными от методов эмпирической науки.

Существование важных взаимосвязей между философией и наукой, коль скоро различие между ними установлено, является простой дедукцией из общей природы самого разума. Общий принцип состоит в том, что разум по своей природе стремится к рационально последовательному объяснению всего опыта, находящегося в его границах. Поскольку как к философским, так и к научным положениям привлекается внимание одного и того же разума, то естественна тенденция установления логической согласованности между ними. Отсюда точно так же следует, что в человеческом опыте не может существовать непроходимых перегородок. Рациональное познание является единым органическим целым.

Установленные выше методологические принципы служат каноном, который можно использовать как в этом, так и в других контекстах. Поскольку основное внимание в данной работе сосредоточено на характере и развитии конкретных теоретических систем в науке, рассматриваемых с научной точки зрения, философские вопросы будут затрагиваться лишь тогда, когда они будут приобретать важную роль для этих систем. Обсуждение будет умышленно ограничено только важными философскими вопросами в указанном ограниченном смысле. Но нигде не будет предпринято попытки уклониться от их рассмотрения на том основании, что они являются философскими или «метафизическими» вопросами и, следовательно, им нет места в научной работе. Часто такой подход оказывается легким путем уклонения от решения важных, но запутанных проблем.

Необходимо коротко указать некоторые главные пути, по которым философские вопросы будут вторгаться в проблемы данного исследования. Во-первых, несмотря на то, что научное познание отнюдь не является единственным когнитивным отношением человека к своему опыту, оно обладает подлинностью и достоверностью. Это значит, что два ряда дисциплин находятся во взаимной корректирующей критической связи. В частности, материал для доказательства, получаемый из научных источников, наблюдение фактов и теоретические средства из этого наблюдения представляют собой в той мере, в какой это носит научный характер, твердую почву для критики философских взглядов.

Далее, если правильное и имеющее отношение к важным проблемам научное доказательство вступает в конфликт с философскими положениями, эксплицитно или имплицитно присутствующими в исследуемых работах, то это служит указанием на необходимость вникнуть в основу этих взглядов на философском уровне. Цель здесь состоит в том, чтобы установить, в какой степени философские основания являются неопровержимыми и не оставляют другой альтернативы, кроме пересмотра более раннего представления о том, что принято считать достоверным научным доказательством. Нам встретится значительное количество примеров такого рода конфликтов, когда философские идеи вступают в противоречие с существенно важным для данного контекста эмпирическим доказательством. Однако ни в одном из этих случаев невозможно обнаружить убедительные философские основания для того, чтобы можно было отбросить этот фактический материал24.

24 Самым ярким примером является здесь положение позитивистской (в нашем смысле) философии о том, что «цели» не могут быть реальными (не-эпифеноменальными) причинными элементами действия. Эта проблема рассмотрена ниже.

Но эта необходимость критики философских положений с научной точки зрения представляет собой не единственную важную сторону в отношениях двух дисциплин. Любая научная теоретическая система приводит к философским последствиям, не только позитивным, но и негативным. Это не более чем естественное следствие рационального единства познавательного опыта. Столь же истинным является и утверждение, что любая система научной теории строится на философских предпосылках25. Эти предпосылки могут быть различными. Из них особое внимание следует обратить на «методологичес­кие» предпосылки. Такие вопросы, как обоснование эмпирической достоверности положений науки, виды процедур, ведущих, исходя из общих оснований, к получению истинного знания и т.д., вторгаются в философские области логики и гносеологии26.

25 Следует отметить, что данные два термина обозначают два аспекта одного и того же явления. Две системы — философия и наука — логически взаимосвязаны. Научные рассуждения приводят нас к философским импликациям. Но поскольку последние не поддаются верификации путем эмпирического наблюдения, то с точки зрения научной системы они остаются допущениями.

26 См. обсуждение методологических вопросов в книге: Scbelting A. von. Мах Weber Wissenschaftslehre, Tubingen, 1934, Sec. I.

В самом деле, не будет преувеличением, если мы скажем, что главной проблемой современной гносеологии, начиная примерно с Локка, был именно вопрос о фило­софских основаниях достоверности положений эмпирической науки. Поскольку вопросы достоверности будут оставаться насущными в течение всего исследования, нельзя без нежелательных последствий пренебрегать их философскими аспектами. Особенно важными эти аспекты будут в одном контексте: нам встретится группа методологических взглядов, которые для удобства, и только для этого, объединяются под названием «эмпиризм». Их общей характеристикой является идентификация значений отдельных конкретных положений науки, теоретических или эмпирических, с научно познаваемой целостностью внешней реальности, к которой они относятся. С их точки зрения, существует непосредственное соответствие между конкретной реальностью, могущей быть познанной при помощи опыта, и научными положениями, и только в силу соответствия имеет место достоверное знание. Иными словами, они отвергают законность теоретической абстракции. Стало уже очевидным, что такой взгляд в основе своей несовместим с точкой зрения на природу и статус теоретических систем, которая является основой всего нашего исследования. Поэтому нельзя избежать обсуждения философских оснований, выдвигаемых для поддержки этого взгляда.

Термином «методология» в данной работе обозначается именно эта пограничная область, существующая между наукой, с одной стороны, и логикой и гносеологией, с другой. Поэтому этот термин относится прежде всего не к «методам» эмпирических исследований, таким как статистика, монографическое исследование, интервью и т.п. Последнее более целесообразно назвать техникой исследований. Методология рассматривает общие27 основания достоверности научных положений и их систем. Как таковая, она не является ни чисто научной, ни чисто философской дисциплиной. Конечно, она является областью, в которой научные системы подвергаются философской критике по поводу оснований их достоверности, но в то же время это и область, где философские аргументы, выдвигаемые в пользу или против достоверности научных положений, подвергаются критике в свете данных самой науки. Если философия имеет значение (implications) для науки, то не менее справедливым является утверждение, что наука имеет значение для философии.

27 В противоположность частным основаниям специфических фактов данной области науки.

Следующий пример проиллюстрирует, что при этом имеется в виду. До Канта обычно ставили гносеологический вопрос: каковы философские основания для того, чтобы считать, что мы имеем достоверные эмпирические знания о внешнем мире? Кант полностью изменил постановку этого вопроса и прежде всего констатировал: фактом является то, что у нас есть такие знания. И только после этого он спрашивал: как это возможно? Хотя ответ Канта может быть не полностью приемлем, его постановка вопроса имела революционное значение. Наличие таких знаний — это факт, известный так же надежно, как любой другой факт эмпирического опыта28. Существование и последствия этого факта должны оставлять главную исходную точку для любого философского рассмотрения оснований достоверности науки.

В этом контексте можно различить три уровня рассмотрения. Прежде всего это собственно научная теория. Мы уже более или менее подробно обсудили ее статус. Она непосредственно связана только с частными эмпирическими фактами и с логическими импликациями положений, включающих эти факты, для других положений, включающих другие факты. Следовательно, собственно теория ограничивается формулированием и логическим связыванием положений, содержащих эмпирические факты, в прямом взаимодействии с наблюдением этих фактов, т.е. с эмпирической проверкой истинности теоретических положений.

Методологическое рассмотрение начинается тогда, когда мы идем дальше этого и спрашиваем, являются ли законными процедуры, при помощи которых проводились эти наблюдения и проверка, включая формулирование утверждений и входящих в них понятий, и способы, которыми делаются выводы из них. Мы спрашиваем, может ли, исходя из общих оснований, независимо от специфического характера конкретных фактов, такая процедура привести к достоверным результатам или же наше впечатление их достоверности иллюзорно. Проверка научной теории на этом уровне является задачей методологии. Отсюда дальнейший путь ведет к философскому уровню рассмотрения, ибо некоторые из оснований достоверности научной процедуры29, действительных или мнимых, будут философского порядка, и их надо будет рассматривать философски. Таким образом, эти три уровня рассмотрения являются тесно взаимосвязанными. Но тем не менее важно помнить об их логическом различии30.

28 Если бы это не было фактом, то не могло бы быть и действия в том смысле, в каком оно является предметом рассмотрения настоящего исследования, т.е. вся схема, построенная на «действии», должна была бы быть выброшена из научного обихода.

29 Заметьте, не единственное основание.

30 Одной из наиболее распространенных серьезных ошибок является представление о том, что взаимозависимость предполагает отсутствие независимости. Никакие две целостности не могут быть взаимозависимы, если они в то же самое время не являются в каких-то отношениях независимыми. То есть в общих терминах все независимые переменные ввиду того, что они являются переменными системы, взаимозависимы с другими переменными. Независимость в смысле полного отсутствия взаимозависимости свела бы отношения двух переменных к простой случайности, не поддающейся выражению в терминах какой-либо логически определенной функции. С другой стороны, зависимая переменная — это переменная, которая находится в фиксированном отношении к другой, так что если известна величина X (независимая переменная), то величину Y (зависимую переменную) можно получить из нее с помощью формулы, выражающей их отношения, не прибегая к каким-либо другим эмпирическим данным. Напротив, в системе взаимосвязанных переменных значение любой переменной невозможно точно определить до тех пор, пока не известны величины всех остальных переменных.

Следует вкратце отметить два основных контекста, в которых с необходимостью встают методологические вопросы.

Первый — это область общих оснований достоверности теорий эмпирической науки в нашем смысле употребления этого термина, т.е. вне зависимости от конкретного класса или типа эмпирических фактов. Каждую теорию, претендующую на научность, правомерно подвергнуть критическому анализу в этих категориях. Методологические вопросы встают в связи с суждениями, с одной стороны, о достоверности положений относительно конкретных типов эмпирических фактов, а с другой — о достоверности стоящего за этими положениями конкретного типа теоретической системы, отличной от других систем. Неразличение с достаточной четкостью этих двух порядков методологических вопросов является источником ненужной путаницы и недоразумений.

Эмпирическим предметом данного исследования является действие человека в обществе. Можно отметить несколько специфических характеристик этого предмета, в связи с которыми встают методологические проблемы. Независимо от того, как это будет истолковано, является фактом, что люди приписывают своим действиям субъективные мотивы. Если спросить их, почему они совершают некоторый поступок, они ссылаются на «мотив». Безусловно также, что они выражают причины своих поступков, т.е. субъективные чувства, идеи, мотивы, как при помощи языковых символов, так и другими путями. Кроме того, как в действии, так и в науке, встречаются некоторые классы кон­кретных явлений, подобных следам чернил на бумаге. Их толкуют как «символы», обладающие «значением».

Дата добавления: 2015-09-29