- Ты будешь следовать за нами в паре шагов.
Билл сжал челюсти. И это после всего того, что произошло? Просто следовать в двух шагах? Маленький молоточек начал дребезжать у него в виске. Нет, это они все будут следовать в двух шагах. Он не мог допустить, чтобы эти чертовы ручищи легли сейчас на плечи Тома и попросту забрали его, как какого-то узника, пока его Хранитель … бывший хранитель… будет следовать за ним в двух шагах.
-Я сам вынесу его. Встречайте нас во внутреннем дворике, - зло бросил им Билл через плечо.
И прежде, чем Апостолы успели хоть что-то сообразить, Билл обвил руки Тома вокруг своей шеи, крепко прижимая его к себе за талию.
- Держи меня, – он легко оставил невесомый поцелуй на горячих губах, – крепко.
Билл лишь на секунду оторвался от любимых губ и, подхватив Тома, поднял его от земли. В последний раз. Быстро и шумно взмахнув своими большими крыльями, он взмыл в воздух, сквозь открытое нараспашку гигантское окно под потолком, встречая лицом порывы ветра.
Павел и Йоанн раздраженно переглянулись.
- Ну что, разрешил ему, да? – ехидно спросил Йоанн. – Сжалился над мальчиком?
Павел развернулся на пятках, гневно вышагивая прочь из медицинского кабинета. Сакий засеменил следом. Рафаэль в нерешительности сделал шаг в сторону Дарии. Та безоружно подняла руки в воздух.
-Со мной проблем не будет. Я не такой псих, как вот этот вот. Я уже и сама жду не дождусь, как уйду отсюда, – заверила она блондина.
Светлый Страж облегченно вздохнул. Нести Демона на руках второй раз ему совершенно не улыбалось, потому, что он уже успел принять медово-персиковую ванну аж три раза, отскребая от своей кожи запах Ада а месте с тем и напоминание о том, чем ему все это аукнулось в итоге. Все они поспешили прочь из медпункта, оставив рыжеволосую медсестру радостно молиться Всевышнему о великом избавлении. Еще никогда на ее памяти медпункт Райского Дворца не подвергался таким надругательствам, как за последние несколько часов.
Билл все так же прижимал Тома к себе, закрывая глаза и отдаваясь прикосновениям его теплых ладоней. Воздух мягко пружинил в маховых перьях, приятная тяжесть Тома сводила немного его руки и он зарывался носом в шею человека, до боли стискивая зубы и не понимая, как теперь нужно было дышать.
Он бы очень дорого отдал, чтобы сейчас можно было просто послать все к чертям собачьим и не возвращаться никуда, просто не отпускать Тома от себя, взять и улететь с ним далеко-далеко, туда, где не будет ни Рая, ни Ада, куда-то, где будут только они вдвоем, безо всяких дурацких правил и запретов. В тот мир, где Ангелам и людям разрешено было быть вместе, если такой где-то и существовал. Где не нужно было прощаться с теми, кого ты так сильно любишь.
Том судорожно дышал ему в ухо, явно с трудом справляясь со своими эмоциями и Билл чувствовал, как сдается и сам. Ветер сорвал одинокую слезинку, скатившуюся с его ресниц и она горизонтально поползла по его виску.
-Том, пообещай, что ты не влипнешь без меня в неприятности, пожалуйста? Я буду очень беспокоится.
- Вся моя жизнь и так обещает теперь быть одной сплошной неприятностью, – радостно сообщил ему Том, голосом, каким обычно сообщают, что умер родственник, – как это было раньше.
- Не говори так, пожалуйста, – Билл уже с трудом удерживал их вдвоем в воздухе. Ему пришлось пойти на снижение, – пообещай мне, что с тобой все будет хорошо.
-Не хочу. – Том уткнулся в его плечо носом. – В отличие от некоторых, я не люблю обманывать, даже если эта ложь во спасение.
Билл дернулся от его слов, как будто бритва прошлась по его сердцу. Но он держался из последних сил, ему никак нельзя было сломаться сейчас.
-Какой же ты дурак, - он мягко опустил Тома на зеленую травку.
Снова не сговариваясь, сталкиваясь лбами, Ангел и человек налетели друг на друга, стараясь ощутить, запомнить все изгибы губ, запомнить на ощупь гладкую кожу, знакомый запах. Билл не имел понятия, что ждет их дальше – что будет с ним. И еще больше он не представлял себе, как теперь разжать руки, отпуская от себя этого человека. Сколько пройдет времени – дни? Недели? Годы? Прежде, чем у него снова будет шанс увидеть эти глаза. Никогда? Наверное, это было неважно. Это было всего лишь время – одинаково болезненное при любом раскладе. Время, которое надо было как-то прожить теперь, по-другому. Без него. Смертные и Ангелы - не самая идеальная идея, чтобы строить какие-либо планы на будущее.
Том шумно вдыхал носом запах кожи Хранителя. Он слабо представлял себе, как будет теперь возвращаться на землю, заниматься все теми же делами, все это казалось ему немыслимым теперь. Ведь мир никогда уже не будет снова таким же, после того, как тебе дается шанс, один на миллион, найти то, что ты искал всю свою жизнь. Того самого человека и то самое чувство, поглощающее целиком. Это было почти как отрезать себе доступ к кислороду. Том целовал эти губы и не верил, что он сможет заставить себя хоть когда-нибудь поцеловать другие губы, кривился от мысли, что, возможно, он будет просыпаться однажды по утрам и видеть рядом с собой чьи-то другие глаза. Это казалось ему диким и неправильным теперь, потому, что из миллионов всех людей на планете всего лишь один заставлял его сердце делать сальто. И лишь один заставлял его чувствовать.
Он оторвался от Билла и крепко обнял его за шею. В последний раз.
- Не слушай никого, Билл. Они все дураки, не понимают ничего, - Том подумал, что сейчас было важно сказать именно это. - Для меня ты - самый лучший, не смотря ни на что.
Билл ощутимо содрогнулся от этих слов, его пальцы сжались лишь крепче.
-Что бы ни случилось, я буду ждать тебя, слышишь? Всегда. Сколько бы времени ни прошло.
Из Дворцовых ворот показалась Стража и два Апостола. Билл не хотел их видеть, он развернулся к ним спиной, из последних сил закрывая глаза. Он больше всего на свете хотел бы пообещать Тому, что вернется когда – нибудь за ним. Но врать еще и об этом у него больше не было сил.
- Если бы я только мог… - он прижался лбом ко лбу Тома. – Я бы отдал все, что у меня есть чтобы вернуться с тобой, – Ангел втянул носом воздух. – Главное, держись крепче за Рафаэля. Когда он доставит тебя на землю, там все еще будет день, тут время течет по-другому. И там больше не будет никаких Демонов. Ты сможешь жить спокойно. – Шептал Билл всякие глупости, гладя Тома по волосам, беспорядочно впутывая пальцы в его дреды.
-Билл. Меня это не беспокоит сейчас, – Том, сотрясаясь всем телом, хотя воздух был прокален солнцем. Он вцепился в материю белой тоги на груди брюнета, – там не будет тебя и это в сто раз хуже.
Еще один поцелуй, жадный, короткий, быстрый.
-Вильгельм, пора, – Рафаэль нетерпеливо переминался с ноги на ногу за их спинами.
Том наклонился и шепнул Биллу что-то на ухо. Он хотел бы, чтобы Билл помнил эти три слова всю свою оставшуюся жизнь. Быстрый рывок в сторону, он разорвал этот последний поцелуй, и пальцы Ангела через мгновение уже держали лишь только пустоту. Вывернувшись с силой из объятий Билла, Том шагнул от него в сторону, отвернувшись спиной. Ни секунды больше не медля, он подошел к Рафаэлю, встав рядом с ним, низко опустив голову так, чтобы никому не было видно его лица.
Дария на секундочку отошла от Габриэля, который собрался сопровождать ее до пропасти.
- Билл. Хотя ты и козел последний, - начала она, сжав всю свою волю в кулак. – Но, может, хоть попрощаемся по – человечески? Хочу тебе напомнить вероятность того, что мы с тобой увидимся, тоже весьма мала, в конце концов.
Дария протянула ему руку, но он, стараясь забыть свою недавнюю дурацкую вспышку злого гнева, потянул ее на себя обнимая ее, не обращая никакого внимания на то, как перекосилось лицо Рафаэля.
- Ненавижу прощания и телячьи нежности, – тихо пробормотала она ему в плечо.
- Прости меня, что я так разговаривал. Я не имел в виду того, что я сказал, – тихо пробормотал он, – я просто на взводе, не знаю что со мной.
- Не переживай, я тебе рано или поздно все равно это припомню. Главное, постарайся не сдохнуть к тому моменту. – оптимистично завершила она свою речь. – Что за день такой, все передо мной извиняются и носят на руках.
Билл невесело отслонился от нее. Дария, прищурив один глаз, посмотрела на него, и ковырнула носком ботинка мелкий камушек.
-Ну что, значит, пока?
- Наверное. – он тоже глянул на нее. - И даже тебя не будет рядом сейчас...
- Может, и не будет, - Дария улыбнулась ему уголком рта, сверкнув белозубой улыбкой.
Она подмигнула Тому, стоящему за его спиной.
-Удачи тебе, человек. Постарайся больше не влипать ни в какие истории.
И, не дожидаясь ответа Тома, она подошла к сопровождающему ее Ангелу, который подхватил ее на руки и взмыл в голубое небо, моментально становясь темной точкой на горизонте.
Все-таки это болезненное искусство – отпускать от себя. Том отошел от Билла подальше, чтобы только не смотреть в эти глаза, он все еще держал лицо вниз, яростно вглядываясь в расплывающуюся под его ногами зеленую траву.
-Вильгельм, можно тебя на минуту? - нехотя пробормотал Рафаэль.
Он отвел в сторонку младшего Ангела.
-Ты в курсе о том, что правила одни для всех? Люди не должны помнить ничего из того, что с ними происходило за пределами их мира.
-Я знаю, – сквозь сжатые зубы процедил Билл. Это дурацкое правило не давало ему покоя с самого того момента, как только они прилетели сюда. Последняя вещь, о которой сказать о Тому он так и не нашел в себе сил.
-Я тебя прошу только об одном Рафаэль, доставь его в целости и сохранности. И не говори ему о том, что ты сотрешь ему память…
Рафаэль кивнул.
Он развернулся, сократив расстояние между собой и человеком парой размашистых широких шагов и подхватил Тома, взмывая с ним вверх так быстро, что Билл даже не успел проронить ни слова. Ему больше всего хотелось взлететь за ними прямо сейчас, кинуться за Томом, обнять его, хотя бы еще на секундочку. Хотя бы еще раз взглянуть в его глаза, потому, что Билл знал - для него эта встреча действительно будет последняя. Хранитель, оставшийся без своего единственного подопечного был очень уязвим. Но он не сделал этого. Он просто стоял и смотрел, как белокрылый Рафаэль взмывает в воздух, становясь все меньше и меньше, унося с собой в руках самое ценное, что было когда либо во всей жизни Ангела.
И его сердце, которое несомненно все же билось где-то там, глубоко внутри, проснувшееся и оттаявшее ото льда под взглядом карих глаз земного парня, гулко ударялось об ребра, причиняя почти ощутимую боль. Эти три дня уйдут, уже уходили для него в воспоминания, которые, Билл знал наверняка, он не отпустит от себя даже спустя тысячи и тысячи лет, если бы у него был шанс прожить так долго. Он будет нести с собой по жизни которую ему еще предстояло прожить здесь, в этом одиноком и чужом для него Раю…
Силы, которые он держал в кулаке до последнего, ради Тома, стараясь не рухнуть на траву ничком прямо при нем, начали медленно покидать изломанное тело. Билл думал, что если Рафаэль сотрет парню память хорошо, Том даже не вспомнит, что он оставит за спиной. И теперь, что бы ни случилось, Билл надеялся, что он сможет быть счастлив. Это было самое главное.
- Вильгельм! Тебе пора на Совет, его уже нельзя больше откладывать. – Напомнил ему Йоанн из-за спины.
Билл стер со лба ледяную испарину.
- Я иду…
Он прошел пару шагов. Застыл, как каменное изваяние. И, не в силах больше держаться на ногах, без чувств рухнул на траву, закрывая свои черные глаза. Дария, как всегда была чертовски права в своих прогнозах, процесс разрыва связи с Хранителем оказалось крайне болезненной штукой. Это будет очень неприятно, проживать оставшееся время так.
Here we are
Isn't it familiar
Haven't had someone to talk to
In such a long time
And it's strange
All we have in common
And your company was just the thing I needed tonight
Somehow I feel I should apologize
Cuz I'm just a little shaken
By what's going on inside
I should go
Before my will gets any weaker
And my eyes begin to linger
Longer than they should
I should go
Before I lose my sense of reason
And these days hold more meaning
Than they ever could
I should go
(I should go – Levi Kreis)
Глава 35. Новая старая жизнь.
Иногда приходится что-то менять в этой жизни и быстро привыкать к ее повторотам. Она может с легкостью давать шансы, а может с такой же легкостью отбирать их обратно, оставляя после себя осколки, разбитые вдребезги мечты, перевернутые столы, напоминающие о недавней жаркой баталии и сосущую пустоту после себя. Некоторым везет выбраться из такой схватки живыми, некоторе так и остаются погребенными под обломками несбывшихся надежд, разрушенных планов и исковерканных сердец.
Ветер перемен слишком сильно бьет по лицу, оставляя после себя жжение на коже и все, что остается в таких случаях – жить в отражении того, что было и безвозвратно прошло, вряд ли оставив после себя открытую дверь и надежду на то, что все еще можно поменять и вернуть обратно. Открытые рваные раны еще будут долго будут затягиваться и почва под ногами будет уплывать, как будто ты идешь по воздуху, не имея никакого понятия, как найти хоть какой-нибудь клочок твердой земли, на которой можно было бы стоять, не боясь снова упасть носом вниз.
Иногда, все, что остается в руках – это лишь воздух и облака, и ничего больше. Хотя до этого казалось, что ты держался за что-то реальное. Но оно попросту ускользнуло, растворялось прямо в руках и можно очень долго лететь, падая вниз, разбиваясь, распадаясь в полете на тысячи кусочков, возвращаясь из своих чудесных снов в суровую реальность. Обратно, туда, откуда ты и пришел.
Утро на земле было погожим и солнечным, хотя этого ничто не предвещало еще вчера, ведь на улице выла промозглая зимняя метель. Сегодня, как никогда, весна чувствовалась в воздухе, озаряя солнечным светом улицы, играя бликами в лужах и отражениях витрин, теплый ветерок налетал на прохожих, ероша им волосы и ласково согревая кожу. И хотя это был понедельник, на улицах было как никогда много народу: школьники с портфелями, весело щебечущие и радостно подставляющие кожу первым лучам солнца, мамаши с колясками, медленно прогуливающиеся по аллеям парка, пожилые леди в уличных кафе, чопорно болтающие со своими подругами, оттопырив мизинец, за чашечкой кофе. Гудки машин, собачий лай и город словно оживал, отряхивая с себя серый саван зимы.
Часы на прикроватной тумбочке уже показывали два часа дня, когда Георг, морщась от боли и с трудом соображая, где он вообще находился, разлепил глаза. В них все двоилось, и голова у парня гудела, как медный котел, в который будто продолжали бить огромным половником: Бооом! Бооом! Бооом!
Георг снова поморщился.
-Ооой… - застонал он и попытался принять позу, хотя бы отдаленно напоминающую сидячее положение.
Он поднял голову. Сфокусировав с трудом взгляд в одной точке, он постарался осмотреть место, где находился. Кровать, гитара в углу, светлый паркет – он явно был не у себя, но место было чем-то знакомо ему, он припоминал что-то, но в таком состоянии мысли не сразу собирались в его голове. Он медленно и постепенно начинал приходить к выводу, что он был дома, обстановка и мебель были смутно, до боли знакомы ему. Но вот в чьей же комнате? Георг обшарил взглядом пол, стены в поисках хоть какой-то зацепки и его глаза остановились на широких штанах Тома, скомканных на полу, на его майке, валявшейся там же, неподалеку. Кое-какие мысли начали потихонечку, капля за каплей проникать в его еще пустую спросонок гудящую голову.
-Бля…Х*ле я делаю у Каулитца в комнате? Моя голова.
Он поднял руку ко лбу, стараясь нащупать эту часть тела, которая явно вчера плохо думала перед тем, как делать то, что она делала. Что бы это ни было… К его удивлению, голова оказалась на месте, даже целая, хотя по всем его подсчетам там должна была быть кровоточащая сквозная рана от гранатомета, как минимум. Георгу сейчас сложно было представить что-то еще в этом мире, что могло бы вызывать такую боль.
Из прошлой ночи он не помнил ровным счетом ничего. И уж тем более у него не было никакого разумного объяснения тому, почему он спал тут, в одежде, да еще в такой неудобной позе, привалившись спиной к острому дверному косяку. Комната Тома напоминала собой место мамаева нашествия. Она и в принципе всегда - то была далека от идеала, вместе с этими вывороченными из шкафа носками, джинсами и бесконечной грудой кепок и клубками проводов, того и гляди готовых зашипеть на всякого сюда входящего, подобно молодой семейке гаденышей, но теперь она была просто шедевральна. Разбросанная на полу одежда, бумаги, какие-то мелкие предметы, всякие гитарные прибамбасы, перевороченная наизнанку кровать, на которой явно резвились какие-то животные, судя по тому, как она была переворошена. На полу почему-то валялись разбитые стекла, и Георг заметил мельком, что в раме теперь не хватало половины окна, ковер на полу был сбит и скомкан, вещи сброшены с тумбочки...
-Вот блин, белочка пришла … - хмыкнул Георг, силясь найти в своей памяти хотя бы какие-то отголоски произошедшего, которые могли бы прояснить ситуацию, и безнадежно проваливаясь в этом деле.
Нужно было спросить у пацанов, а что вообще вчера было? Кстати, самого Тома на месте отсутствовало. И Георга посетила мысль, что, очевидно, они вчера опять перебрали где-то настолько, что тот либо вообще не ночевал дома, либо надо было проверить свою собственную комнату, вдруг они махнулись по пьяни и Том теперь сладострастно дрых, на его, Георга, чистенькой большой кровати. С трудом, как на терминальной стадии церебрального паралича, басист, осторожно держась за стеночку, поднялся на свои дрожащие конечности, пытаясь унять это кошмарное шатание в глазах.
- Море волнуется раз…
Он сделал шажок влево, и его мотнуло еще на два направо.
-Море волнуется два....
Он попытался попасть в дверь, но вместо этого прописался лбом об дверной косяк.
- Ох, бля. Море волнуется три …
С третьей попытки, наконец, вылетев в коридор, словно гонимый восьми балльным штормом, Георг все-таки запнулся о палас и смачно поцеловался с ним же, растянувшись в коридоре во весь свой немалый рост. Больно приложившись лбом об пол он еще с минуту лежал, собираясь с мыслями и пытаясь сделать так, чтобы стремная темнота расступилась перед его глазами, чтобы кошмарные звездочки прекратили плясать свои дикие танцы. Все его тело совершенно отказывалось его слушать – будто обидевшись на такое жестокое обращение. Знать бы еще, что именно было вчера такого, что теперь так плохо сегодня. Он все же пересилил себя и открыл мутные и плохо держащие фокус глаза - взгляд его, блуждающий по всему пространству комнаты наткнулся на какие-то белые дорожки, выложенные вдоль двери.
- Ух бля, это че еще такое?
У него начали зарождаться нехорошие подозрения. Вообще-то, обычно он не барыжил таким сильным барахлом, стараясь обходиться влегкую. И уж тем более он не представлял, откуда у них могло взяться столько денег, чтобы выкладывать ковровые дороги из кокса прямо в квартире. Пока он смотрел на эти белые следы, перед его воображением крутилось много чего разного, того, чего лучше было не представлять – ему представились пузатые лысые мужики, в зоне чиллаута какого-нибудь фешенебельного клуба, в окружении офигенных чик, слизывающих шампанское с их лысин. Потом Георгу зачем-то представилось, как они с Томом подходят к этим мужиками, отбирают все их наличные, покупают на всю сумму товара килограмма на два, как минимум, идут домой, и обдолбавшись в сиську рассыпают снежок вдоль всех порогов, в буквальном смысле воспринимая слово «дорожка»
Георг похолодел от этой мысли. На что они с Томом и Густавом были способны в невменяемом состоянии он знал прекрасно, они постоянно просыпались на следующее утро точно так же, с чудовищно гудящей, неродной головой и полным отсутствием памяти за ближайшие сутки. Если на этот раз все так и было и Георг верно представил себе всю ситуацию, значит, у них были крупные проблемы.
- Господи, пусть это будет не то, о чем я думаю,– прошептал он и осторожно, пальчиком ткнул в эти белую дорожку и, аккуратно поднеся к носу, понюхал ее. -Соль? Тьфу, что здесь делает соль… Это же надо было так упороться, чтобы солью по всей квартире кидаться…
Если бы это был кокс, то это стремное инопланетное состояние еще можно было объяснить. Но соль, конечно же, лишь запутывала ситуацию еще больше. Одному тут точно было не разобраться, ему нужны были еще чьи-нибудь мозги и память, на свои в данной ситуации он уже отказался полагаться – они все равное не выдали бы ничего полезного сейчас.
Басист медленно встал на четвереньки. В глаза тут же бросилась оборванная и висящая на одном гвозде вешалка с одеждой. Георг уже даже не стал удивляться тому, что творилось вокруг. Он уже понял, что веселье выдалось на славу.
Правда, ходить на своих двоих сейчас ему не представлялось возможным, это он уже понял. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее, кроме кучи ссадин, синяков и шишек. Медлительной черепашкой, с дикой мигренью и всеми синдромами похмелья, Георг вполз в свою комнату. В ней, на счастье Тома, никого не было, только окно было нараспашку и вещи разбросаны по полу. Бардак чуть меньше, чем у Каулитца, конечно, но тоже завидный. Но в целом, комната как комната, совершенно пустая и, что самое главное, никаких инородных тел на его кровати, что не могло не вызвать облегчения. Любимая бас-гитара валялась, брошенная на полу, наушники там же неподалеку и музыка все еще играла в них, разносясь в тишине комнаты каким-то невнятным шипением. Ничего подозрительного.
-Так, тут нам ответов не найти. Поползли дальше тогда… - Георг сдал задом в коридор и все так же на четвереньках отправился навестить Густава. Должен же был выжить хоть кто-то еще в этой постапокалиптичной картине? Этим кем-то сто процентов должен был быть Густав, только с его выдержкой можно было оставаться на плаву долго во всей сумасшедшей жизни, среди разгульных и буйных воскресных пьянок, после которых обычно приходилось собирать себя по шарнирчикам.
Барабанщик, слава богу, был на месте, он мирно спал на своей кровати, с книжкой на груди и, проползая мимо порога, Георг заметил, что соль была и тут. Он потряс головой и закатил глаза. Кому-то явно было очень весело вчера.
- Ну слава богу, хоть одна живая душа. Густ. Густав!
Георг подполз к другу и принялся бодро, насколько мог тормошить его за плечо. Густ встрепенулся во сне и шарахнулся к стенке, когда неожиданно, открыв глаза, увидел рожу басиста рядом с собой.
-Мать твою, Листинг! Я чуть коньки от страха не отбросил. Какого пня тебе надо с утра пораньше? - Густав в шоке прикрыл лицо обеими руками прижимая ладони к глазам.
-Да какое, к псам, утро, третий час уже.
Густ поправил очки.
-Да ладно? Нам ведь в студию к трем!
- Ооо… Прекрасно… - Георг застонал. Эти детали в его голове еще не восстановились.
-Ты разбудил Тома и Билла?
-Ты знаешь, я бы и разбудил, но ни того ни другого в комнате нет.
«Точно. Билл...»
Георг теперь начал припоминать кое-какие детали. Странный новенький жилец их скромной обители, которого Том притащил пару дней назад и с которым…
Глаза Георга медленно поползли на лоб. Он начал медленно припоминать, что он с Томом немного не поладил, обсуждая этот вопрос. Возможно, именно поэтому челюсть сейчас так саднила и ею сложно было пользоваться по назначению.
Георг понял, что окончательно ничего не понимал. Так где же, черт их побери, были Билл и Том, которые были вместе вчера. Георг уже сообразил, что никакой вечеринки не было, они все сидели дома, мучаясь похмельем и разбрелись мирно и тихо по своим комнатам.
Но пропажу солиста и гитариста это, разумеется, не объясняло. Георг страдальчески потер лоб, пока Густав в панике спрыгивал с кровати и носился по комнате, в срочных поисках своих джинсов.
-Просто потрясающе, – он вытряхнул из кармана свой мобильный и быстро набрал номер Тома.
В трубке послышались короткие гудки. Однако, оба парня прислушались к тишине – где-то заиграла мелодия, какая-то бодрая и громогласная, с речетативом и всеми прилагающимися прелестями. Звонок мобильного совершенно точно доносился из недр квартиры.
-Ну что за человек такой, почему он вечно оставляет мобильный где попало? В чем, по его мнению, смысл данного удобства цивилизации? – раздосадованно буркнул Густ, поняв, что дозвониться до Тома будет нереально.
Георг сполз по ножке его кровати, глядя на друга и понимая, что Густ, как всегда, был бодр, как огурец, и в отличие от него, хоть что-то соображал. Барабанщика как всегда не мучила ни головная боль, ни шатание стен, ни синдром черепашки. Про студию Георг не помнил ровным счетом ничего – да и что толку помнить – двоих членов группы в квартире не было, и, похоже, они не собирались просто так материализоваться где-нибудь в ближайшее время.
-Густав, ты мне можешь объяснить, что было вчера? Почему я чувствую так, будто по мне проехала танковая дивизия?
Густ прекратил бегать по комнате и озадаченно глянул на басиста, морща лоб. Какие-то дурацкие картинки начали всплывать теперь в его памяти - истерично ржущий и сползающий в коридоре Том, какие-то люди, ломящиеся к ним в двери, Билл, требующий посыпать солью все пороги и подоконники…
Густ хотел, было, открыть рот и что-то сказать, но не успел. Откуда-то из конца коридора послышался немыслимый грохот, такой, будто кто-то со всей дури навернул на пол гигантский шкаф с железными инструментами. И парни, переглянувшись друг с другом, моментально забыли, о чем они говорили, толкая друг друга и пихаясь в дверях, ринулись на этот шум, который, судя по звуку, доносился прямо из комнаты Тома. Они оба влетели туда, Густ чуть впереди, Георг следом, немного не рассчитав и вписавшись в барабанщика так, что тот по инерции вылетел на середину комнаты.
Зрелище, которое открылось им, заставило рты парней открыться. На подоконнике, мрачный, аки готичная статуя, стоял Том, одетый в какую-то странную и непонятную одежду, джинсы с зелеными коленками, в пятнах крови, белой рваной майке или каком-то ее подобии. Георгу и Густаву было невдомек, конечно, что это было последним творениием Райской моды, криво выстриженном ножницами из выданой ему в медпункте туники.
Он был мало похож на себя, в целом весь его вид говорил, обо всех вселенских ужасах сразу. На него то ли напала шайка злобных цыган, то ли он пожертвовал всю свою одежду детям голодающего континента, то ли за ним гналась стая адских гончих, которая весьма преуспела в попытке догнать свою жертву. Но по всему его виду вероятнее всего было предположить что это все стряслось одновременно и сразу. Взгляд Тома не выражал ровным счетом ничего, он смотрел в одну точку, куда-то в пол, пустыми и безжизненными глазами. А за его спиной высился …
Георг испуганно замычал и попятился в тень коридора. Он понял, что вот сейчас, с утра, его накрыло по-настоящему и окончательно. То, что было до этого, показалось просто детскими играми, а вот теперь он увидел его, прямо за Томом стоял красивый, в белых одеждах молодой мужчина, томно помахивающий огромными, под три метра в размахе, белыми, как у лебедя, крыльями. Расширенными от ужаса глазами Георг смотрел и смотрел на это ужасающее зрелище, ощущая, как вся его разгульная, пьяная жизнь буквально промелькнула перед глазами, достигнув апогея своего пи*деца. Нет, ему и раньше, конечно, приходилось, ловить глюки, но они были не столь масштабными, как теперь. Он все пятился и пятился, пока его спина не уперлась в твердую стену.
Рафаэль спустился в комнату, и огляделся вокруг.
-Человек, сколько еще смертных живет тут, в сей квартире?
- В сей квартире живем только мы с друзьями, трое, – охрипшим голосом, не глядя ни на своих друзей, ни тем более на Рафаэля произнес Том, язвительно коверкая его странные устаревшие указательные местоимения.
-Подойди к своим друзьям, человек. Мне нужно сделать вам последнее напутствие.
Том молча сполз с окна, ни о чем не спрашивая и встал плечом к плечу рядом с Густавом, который, кажется, потерял способность разговаривать в принципе. Впрочем, ничем не отличалось от его обычного состояния.
Тому было все равно, что там скажет этот чванливый белокрылый хрен. Ему казалось, что все его внутренние органы были оборваны, разом, а внутри зияла такая огромная кровоточащая дыра, что все эмоции, мысли, падали в нее, теряясь навсегда и без ответа. Ему вообще было бы неважно, если бы Рафаэль вдруг просто подошел и вбил ему свой меч, свисающий у него с пояса, промеж ребер. Хотя бы эта жуткое сосущее ощущение пропало навсегда. Теперь уже ничего не имело смысла. Но Том молчал, тупо глядя в пространство и дожидаясь чего-то.
Рафаэль протянул руку в сторону Георга.
-Подойди сюда и ты…
-Уйди…Уйди… Белая горячка … - шептал Георг бледными трясущимися губами. – Пацаны, не разговаривайте с ним!
Густав не шевелился. Том закатил глаза. Рафаэль удивленно поднял брови,не понимая, каким это таким странным именем его только что окрестил этот странный смертный. О значении этого понятия он ничего не знал. Единственное, что вертелось у него на уме, это то, что к счастью, теперь, когда вся эта магическая чехарда с Амулетом кончилась, ему больше не надо было пребывать на земле и надзирать за такими вот личностями. Всю дорогу до мира людей он мечтал лишь об одном - когда он вернется в Рай, то немедленно возьмет отпуск на пару лет, улетит, наконец к себе домой и там как следует отдохнет ото всех этих приключений, которые оставили глубокий след на его психике. И мечты о медово – персиковых ваннах и теплом солнышке Рая только лишь подгоняли его в спину.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |