И вот Давид с Сакием брали, крадучись, заходя справа и слева, растопырив руки и хмуря кустистые брови, да нервно облизывая пересохшие губы. Они старались прицелиться поточнее, пытались схватить мальчишку, который вдруг смиренно застыл у стеночки, с кривой усмешкой наблюдая, как два взрослых Ангела, явно трясясь и ожидая подвоха в любую минуту, подходят к нему с видом, с каким обычно охотники в лесу ловят какого-нибудь крупного и страшного зверя. Вильгельм не удержался, рассмеявшись тогда звонким смехом, почти позволяя себя схватить, когда Сакий, со словами: «Давайте, ваше првсхтво!» – трубно загорланил и резко накинулся на мальчика слева, пока Давид наваливался справа, и они одновременно, закрыв от страха глаза, оба метнулись в его сторону. Они бились и терзали мальчишку, хватая его и связывая по рукам и ногам, стараясь затянуть его покрепче, накинув на него метры и метры золототканой Райской тесьмы - единственного, что попалось под руку для нужных им целей - связать паршивца и доставить для сурового разговора в кабинет к Верховному Апостолу в состоянии, безопасном для окружающих.
-Крепче вяжи! – орал Давид.
-Я его держу! – рычал Сакий.
-Он вырывается! – вне себя вопил верховный Апостол.
-Ай, он меня укусил! – взвизгнул охранник.
-Это был не он! Отпусти меня, идиот! – вне себя, отплевываясь от перьев и попавшей в рот туники, Давид в ужасе оглядел себя, связанного по рукам и ногам. И Сакий, осмелившись, наконец, открыть глаза, в шоке таращился на своего начальника, обернутого, как мумия фараона, толстенными слоями тесьмы. Он напоминал теперь всем своим видом, скорее, гигантскую куколку тутового шелкопряда, нежели грозное начальство.
-Ваше Превосходительство, я не...
-Развязать меня немедленно! – завизжал Давид.
Крики его тонули в истерическом смехе парящего над ними и едва не падающего от дикого хохота при виде этих терзаний черноволосого Ангела. Он взмыл в пределах помещения, легко паря над своими преследователями и наблюдая, как два его попечителя, борясь друг с другом и жамкаясь в страстных объятиях, пытались поймать его, пока он беззаботно порхал над их головами, разумеется, нарушая одно из важнейших правил техники безопасности при полете: подниматься в воздух в закрытом помещении, и тем более – во Дворце, было строжайше запрещено. Но иначе как бы ему еще спастись от двух его разъяренных надсмотрщиков? И он бессердечно заливался почти натуральными слезами смеха, глядя на эту картину внизу.
Он, правда, тогда предпочел все же ретироваться ненадолго, вылетев в окно Зала Заседаний, подальше от Давида. Его дядя страшно багровел и визжал, его крик резонировал по окрестностям на расстояния и расстояния вокруг... Вильгельм хотел, чтобы у дядюшки было время подумать о своих чувствах и, возможно, простить своего племянника, немного подостыв. Но когда, выждав, полный надежды, что его родственник немного сдуется, вернулся через несколько дней, его все равно заставили отмывать все портреты, и Ангел, фырча и заливисто ухахатываясь в кулак, под надзором багровеющего до синевы Сакия делал свое дело, отмыв их все почти до первоначального состояния, кроме одного.
И этот один он так и утащил к себе в каморку, повесив его там и изредка тыкая в него вилками или кидаясь дротиками, по настроению и в рамках каких-то своих, одному ему понятных, экспериментов. Давид сто раз уже приказывал извлечь оттуда это позорище, но каким-то неведомым образом позорище все равно возвращалось на место в каморку племянника, продолжая подвергаться атаке всевозможных колюще-режущих предметов разного назначения.
После того случая Давид просто плюнул на все это, заказав себе новый портрет и оставив старый на поругание гаденышу. Но в каморку к нему он был больше был не ходок, предпочитал обходить это помещение по дуге максимального радиуса, мысленно кипя и булькая при одном воспоминании о тех жутких временах.
Вот и сейчас он ужасался, прикидывая, что однажды это снова может вернуться, да еще и с новыми силами. Ярость подступала к нему, пока он рылся в комнате племянника, и, не находя никаких улик, лишь злился и молился, чтобы Всевышний его пощадил и подкинул хоть какую-нибудь помощь.
-Алконост его забери, – ругнулся он и топнул ногой. Половица отозвалась ему пустым звуком. Давид настороженно глянул вниз на свою сандалию с торчащими из нее смуглыми пальцами и снова стукнул ногой в пол. Затем рядом... Звук был явно глуше.
-Аха! Так, это уже интереснее.
Давид с видом бывалой ищейки бухнулся посреди комнаты на коленки. И постучал по плитке еще раз, сначала кулаком, затем ладонью... Звук был звонкий. Давид поднял голову, почесав макушку.
-Сакий. А ну иди сюда!
Громила-охранник, виновато глядя на Симонию, протиснулся мимо и присел рядом с Давидом.
-Ну-ка, подсоби...
Сакий глянул на начальника с удивлением, однако просьбу его все же понял. Огромный кулак охранника со всего размаха опустился на плитку... Каменная крошка полетела в стороны, Давид закрыл глаза рукой, чтобы пыль не попала туда. Когда, секунд через десять, облачко улеглась, он увидел, что в полу образовалась черная зияющая дыра.
-Сакий, посмотри, что там!
-Что? Почему я? - возмутился до глубин души Страж, в ужасе косясь на отверстие.
-Потому, что я тут начальник, а начальство надо беречь! - Давид тоже явно нервничал, пребывая на пороге этого открытия.
-Нет уж, вдруг у него там щенок Цербера живет или клубок ядовитых гадюк? - отнекивался Сакий.
Давид побагровел, понимая, что его, кажется, коварно и бессердечно кинули. Сакий напрягся, поджавшись, как будто старался сгруппироваться, ожидая длительную словесную перепалку, но Апостолу было не до того. Решив про себя, что поговорит с предателем и дезертиром опосля, и, бросив на того нервный взгляд и бледнея лицом, Давид осторожно запустил руку в темноту. Он сразу же нащупал, что в дыре явно было что-то, какая-то ткань... Осторожно вцепившись в нее кончиками пальцев и подозревая худшее, он извлек сверток на свет.
Симония нахмурилась.
-Давид, мне кажется, это слишком. Личные вещи – это личные вещи!
-Они уже не личные, когда дело касается серьезного преступления! – произнес Давид железным тоном, заставив сестру вздрогнуть.
Она уже и забыла, каким был ее брат. Для такого, как Давид, работа и долг стояли на первом месте, не зависимо от того, с кем он имел дело – с семьей или чужими людьми. Плюс накладывались его личные отношения с племянником, которого он хотел, наконец, проучить по первое число.
Сверток лежал на полу, и Давид опасливо покосился на Сакия. Доблестный охранник стоял в явном напряжении, как будто ожидал, что из-под ветхой тряпицы вырвется отряд Демонов и начнет моментальный захват Дворца.
Давид аккуратно приподнял уголок и заглянул туда. Ничего особенного не происходило, и потому он решил, что можно приоткрыть находку еще больше.
Из свертка выкатились что-то. Давид аккуратно изучал выпавшие безделушки - монеты неизвестного и явно человеческого происхождения, коробочку, какой-то неизвестный предмет цилиндрической формы, книжки, пузырьки... Продолговатый предмет с колесиком. Давид случайно чиркнул колесико, и из миниатюрного предмета вырвался крошечный язычок пламени, лизнувший его пальцы. Давид отбросил в ужасе адскую штуковину в сторону. И тут его взгляд вцепился в последнюю вещь, на которую он смотрел с ужасом, еле веря, что он, верховный Апостол, в своих святых хоромах видит подобное.
Это был какой-то кошмарный кожаный и безвкусный то ли ошейник, то ли какой-то еще предмет из аксессуаров, и на нем, весело поблескивая бодрыми солнечными лучиками, легкомысленно играющими на поверхности, висел совершенно четко выбитый значок пентаграммы, украшенный чудными, издевательски яркими стразиками.
Это был подарочек с юмором от Дарии Вильгельму на сто восьмидесятый день рождения, который она притащила ему ради смеха, когда тот подорвал на самодельной взрывчатке кучу компоста в Эдемском саду, забросав комьями грязи от получившегося неслабого барабума кабинет несчастного Апостола Йоанна на первом этаже. Дария тогда усмехнулась и сказала, что Вильгельм с его выходками навсегда и с гордостью причислен к лику Демонов в ее глазах. Она, посмеиваясь, презентовала ему красивую коробочку, где лежало украшение, от которого ее друг пришел в неописуемый восторг. На нем красиво переливалась надпись: «Моему лучшему другу в день рождения. Не забывай никогда, кто ты». И Вильгельм не забывал, заодно напоминая и другим о своем тяжелом характере. Давид немо таращился на эту гадость.
«Лучший друг?» - в голове его затрезвонил колокол.
-Сакий, созвать Совет. У нас, кажется, назрела ситуация.
Давид опустил глаза на сверток с вещами из человеческого мира. Вильгельм никогда раньше не бывал там. А, значит, это могло быть только одно... Да и при всем хорошем отношении, человеческие побрякушки простить еще было можно, но вот залихватский и броский ошейник с пентаграммой и трогательной надписью – это был факт, говорящий за себя чуть более, чем просто красноречиво. Давид страдальчески посмотрел на сестру, глаза которой были расширены от осознания ужаса происходящего.
-Что же, Давид. Как я полагаю, кто ищет, тот всегда найдет... - железным, неживым голосом прошептала она, глядя брату в глаза.
Он только поджал губы, в упор смотря на нее.
СПАСИБО тем, кто все еще читает.
ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО так мало народу отзываться.
ВЫКЛАДЫВАЮ только потому, что есть те люди, которые все еще ждут.
НАДЕЮСЬ, комментарии будут, не хочу больше задерживать выкладку.
Глава 19. Вечность и еще тысяча лет после.
Билл шел так быстро, что ему казалось, будто легкие вот-вот выпрыгнут из груди. Что же такое успел натворить непоседливый Том всего лишь за пару часов, пока они не виделись?
«Ведь ни на секунду оставить нельзя, сам как большой ребенок, а еще на меня бочку катил», - с досадой думал Билл, ускоряясь.
Его все еще немного потряхивало от столь неожиданной встречи с Томом, и все мысли сейчас роились вокруг теплой ладони, которая была зажата в его руке. Но от окончательного погружения в сладкую негу, полную неадекватного счастья, и отсутствия всякого присутствия Билла весьма ощутимо начало отвлекать беспокойство, которое поднималось из глубин его желудка и распространялось по телу, оставляя липкие ледяные следы своими противными щупальцами.
Что-то такое было во взгляде Дарии, что напугало его очень сильно. Уж от кого-кого, а от нее паники ожидать было сложно. Она оставалась бы спокойной, с ледяным и бессердечным выражением лица подтачивая ногти, даже если бы ей сказали, что через час мир уйдет в перезагрузку и не будет оттуда возвращаться в принципе. Дария, скорее всего, не повела бы и бровью, просто, пожав плечами и улыбнувшись своей фирменной улыбочкой, продолжила бы свое занятие даже под летевшими раскаленными камнями и кипевшим под ногами асфальтом, и лишь в последний момент спохватилась бы, что неплохо, наверное, отойти подальше, пока у нее не выбило из рук пилочку для ногтей. Но минуту назад ее глаза метали такие молнии и она выглядела так зло, что это откровенно выбило Билла из колеи.
Вся эта история с Амулетом была по-настоящему жуткой, если в нее вдумываться и пытаться искать какое-то решение, то очень долго можно слепо натыкаться все на одну и ту же глухую стенку, в которой не было совершенно никакого просвета. Если Том кому-нибудь понадобится, например, Демонам, которые уже явно были начеку, что можно будет сделать, чтобы остановить их? Да ничего, по сути. Они рано или поздно все равно получат свое, и у Билла не было совершенно никакого понятия о том, что вообще можно придумать в таком случае.
Он разрывался надвое, размышляя, стоит ли вообще рассказывать все это Тому. Или лучше молчать до последнего?
Украдкой оглянувшись на парня, Билл поймал на себе его пронизывавший темный взгляд. В груди будто молотом бухнуло, прямо в районе ребер, и брюнет впервые с раздражением подумал, что, если Том не прекратит так на него смотреть, окончательно утаскивая за собой в эту даль неадеквата цвета темного шоколада, то у них тогда вообще не останется никакого шанса спастись. Не будет ничего хорошего в том, что они будут оба, как пьяные, продолжать погружаться друг в друга, отключив мозг по полной программе. А этот самый мозг был бы как никогда кстати сейчас. Билл словно впервые за последние сутки очнулся от наваждения и теперь шел, стиснув зубы и ругая себя за неосмотрительность. Дария, как всегда, оказалась права, отчитав его за парившую в небесах голову. Ухнув в чудесный и затягивавший мир людей, в мир Тома, из которого совершенно не хотелось вылезать, он едва не проморгал самое главное: то, чего никогда не простил бы себе, если бы вдруг потерял. Он снова обернулся на парня.
Тот теперь улыбался, мягко, будто он не от мира сего, разглядывая их с Биллом переплетенные пальцы, блуждая взглядом по тонкой кисти, сильно сжимавшей его ладонь. Она была примерно такого же размера, что и его, разве только рука Билла была немного изящней.
Билл снова, против своей воли, принялся изучать его опустившиеся ресницы и кончик прямого носа, его скулы и щеки, на которых появились небольшие ямочки от этой блуждавшей мягкой улыбки, и мысленно дал себе тычка. Он чуть не застонал. Ну вот как можно было быть таким притягательным, разве рядом с Томом вообще возможно думать трезво, даже когда это, черт побери, так необходимо?
Билл впервые волновался не за себя. Он переживал из-за того, что отвернулся от мальчишки и позволил ему натворить глупостей. Он уже и думать забыл, что на это была причина, совершенно наплевав на свою обиду и затолкав ее так глубоко, что она больше не всплывала в памяти. Это стало для него поразительным открытием, он вдруг начал понимать, что волноваться за кого-то и думать про другого человека было гораздо приятнее, чем беспокоиться о себе. Это было потрясающее ощущение — он чувствовал теплую кожу и знал, что не один, что ему было, о ком позаботиться... Что этот кто-то, спотыкаясь и наступая себе на шнурки, плелся за ним сзади, не спрашивая даже, куда его вели, потому что полностью доверял этой руке, державшей его. Это выносило мозг - нуждаться в ком-то и знать, что он точно так же нуждался в тебе.
И подвести его Билл боялся больше всего.
Он больше не оглядывался на Тома, понимая, что стоило ему сделать это, как он начинал терять ориентацию в пространстве и думать совсем не о том, о чем надо. А он ведь твердо обещал себе, что будет искать выход, чего бы ему это ни стоило - эти глаза придавали ему столько нездоровой дури и желания грести против течения любой ценой, что Биллу оставалось только удивляться, во что он превращался рядом с этим человеком. Он становился совсем другим, мягким, лишь для него. И готовым на все, тоже для него.
-Билл, пожалуйста, стой! Ты мне объяснишь, что происходит? Ты летишь как на уезжающий поезд, - взмолился Том через пять минут бега.
-Уезжающий поезд тут и рядом не валяется, Том, - непривычно резко и хрипловато отозвался Билл.
Его рука, сжимавшая пальцы Тома, чуть усилила хватку, и парень с дредами почувствовал его напряжение.
-Нам надо оставаться в движении и найти себе какое-нибудь местечко подальше отсюда.
«Пока еще не поздно», - Билл додумал эту мысль уже про себя.
-Билл. Билли...
От такого обращения Ангел чуть притормозил и обернулся, глянув едва ли не жалобно.
-Том, прошу тебя... Нам надо идти. Дарии можно, нет, даже нужно верить. Ты веришь мне?
Том без колебаний кивнул.
-Ну конечно, я верю. Как может быть иначе...
Только вот одно лишь доверие не решало многих вопросов. Том не знал, что и думать. Он был раздосадован, злился, не понимал ровно ничего. А еще он не понимал, что именно вызывало в нем все эти чувства: то, что Билл так безоговорочно верил этой девчонке с дикими волосами, или то, что у них вдвоем явно был какой-то секрет, в который его посвящать собирались явно не скоро. Если вообще собирались.
Его пугало то, с какой безоговорочностью он доверял ему и шел следом. Билл, однако, вел себя с каждым разом более чем таинственно. И вопросов накапливалось намного больше, чем ответов.
Том шумно и слегка раздраженно вздохнул и позволил брюнету увлекать себя все дальше и дальше от парка, не задавая больше вопросов. Он готов был честно признаться — делать это казалось все труднее...
Через пару минут на месте, где только что стояли Ангел и человек, около входа в парк возникло несколько фигур в капюшонах. Они шли, медленно вырисовываясь из-за серых и пока еще голых деревьев. Налетевший на них холодный ветер трепал одежды, которые, как зловещая тень, окружали их рваным ореолом, развеваясь и распространяя в весеннем воздухе тяжелый удушливый запах гари и дыма. Их было всего трое, и они, утробно урча, то ли плыли над землей, то ли просто медленно шли, смотря лишь перед собой, будто взгляд их был направлен на какую-то невидимую цель, к которой они стремились, не останавливаясь. На момент их появления парк был уже совершенно пуст, настало обеденное время, и вокруг не оказалось ни людей, ни собак, ни птиц. Будто почувствовав это гнилое дыхание Ада, весь живой мир поспешил испариться куда-нибудь из их поля зрения, пока они мрачной тучей надвигались, проползая по весеннему, залитому холодным земным солнцем миру людей.
Один из них резко припал к асфальту, будто принюхивался к чему-то, и прямо по земле подполз к коричневому пакету, стоявшему у парапета. Впившись в него когтями, он вмиг разорвал тонкую бумагу на клочки и извлек оттуда зеленую бутылку, опорожненную почти на две трети. Затем удивленно повертел ее в лапах секунды две и приник к горлышку, втягивая носом запах. Впрочем, он тут же резко отшатнулся из-за резкого запаха и недовольно забулькал гортанным звуком. Зло метнул бутылку в дерево, и она разлетелась яркими блестнувшими зелеными брызгами на тысячи осколков, добавив ко всем прочим запахам в парке еще и аромат абсента. Капюшончатый так же резко поднялся с земли и показал своим спутникам двумя пальцами — а их было ровно столько на его зеленоватой чешуйчатой склизкой руке - на север. В том направлении, в котором только что простыл теплый след двух парней - обыкновенного человека и Ангела, уводившего его за собой от греха подальше, прочь от проклятых отродий. Второй Демон толкнул первого локтем в бок и слегка махнул головой, указывая левее. Все трое обернулись, уловив в парке присутствие еще одного существа, явно кого-то из своих.
Этот кто-то, ослепительно улыбаясь, тут же вырос в поле их зрения, сунув руки в карманы штанов и красивой танцевальной походочкой, излучая инфернальное дружелюбие всем своим видом, направился к ним.
-Ма-а-альчики, какой сюрприз.
Черные фигуры не двигались и не издавали ни звука. Они все молча взирали на Дарию из-под своих, не по этой солнечной и весенней погоде мрачных, одинаковых капюшонов.
-Вы тут моего носителя Амулета не видели? - сладенько пропела Фурия, хлопая глазками.
Демоны переглянулись. Дария прекрасно знала, что они ни за что не сказали бы ей ни слова. Низшие создания заботились только о своей выгоде, которую, несомненно, извлекли бы, схватив парня первыми и доставив его туда, где смертному место было только после его, собственно, смерти - прямо в Ад. И они будут продолжать молчать, лелея в своем гнилом нутре идею о том, что их несметно наградят, как только они схватят мальчишку и не медля полетят с ним пресмыкаться перед губернатором их ареала. Утробно урча по дороге и празднуя свою победу, вонзая свои ядовитые грязные когти в тело смертного и наслаждаясь его криками.
Это и было то, чего опасалась Дария - стоило только глупому человеку проявить свою самодеятельность, как уже началось. Она пересчитала Демонов глазами. Их было всего трое, и, похоже, кроме них на территории парка не было больше никого, она не чувствовала ауры других Демонов.
Но это все - только самое начало. Те, кого она видела перед собой, были всего лишь мелкими сошками, обыкновенными Личами, низшими, малоразговорчивыми и малоразвитыми Демонами. Они только и могли, что высасывать положительную энергию из себе подобных, из людей, животных, Ангелов, в общем, из всего, что было хотя бы на пару процентов живым. Они отлично ощущали пространство вокруг и только поэтому прилетели первыми, почуяв какую-то новую вспышку энергии из этого района. Но эти были еще сущей ерундой, могли явиться и другие, куда более неприятные твари. И это был всего лишь вопрос времени.
Тройка Демонов стояла перед ней, мерзко урча и направляя свои капюшоны в ее сторону, пытаясь настроиться на ее каналы, чтобы начать пить энергию. Они хотели отпугнуть от себя непрошеную гостью, позарившуюся на их территорию и вторгшуюся своим наглым присутствием в темную мечту о том, что именно они первыми схватят Амулет и исполнят тысячелетнюю надежду старины Люци. А сам он сейчас, наверное, сидел в своем Дворце, изнемогал от неизвестности и, капая на стол ядовитой слюной, прожигал мебель насквозь.
Дария лишь холодно и криво улыбнулась. Этот их фокус с высасыванием энергии уже был не в новинку, будь она смертной, конечно, ее бы тут же накрыло ледяным ужасом при приближении тварей. Но она уже видела и знала достаточно о своем мире, и потому постоянно таскала с собой заколдованную косточку, которая предотвращала любые попытки магического воздействия, направленные на ее обладательницу. Дария не преминула продемонстрировать ее Демонам. Как ни в чем не бывало достав оберег из кармана и задумчиво на него поглядев, она пожала плечами и убрала обратно, проследив, чтобы твари заметили ее движение. Они отвратно зарычали.
-Сорри, пупсики. Позавтракаете где-нибудь еще. Я сегодня что-то не настроена. Так что там, где мой Амулет? Я хотела бы забрать его и скорее лететь за своей наградой.
Она развязно облокотилась о ближайший фонарный столб, вызывающе посмотрев на Демонов, и сделала вид, что сильно призадумалась.
-Впрочем, откуда вам знать. Головешки безмозглые.
Дария пнула пару камушков в их направлении и поиграла бровками. Как она и ожидала, со стороны трех фигур тут же раздалось сердитое и еще более громкое рычание. Демоны переглянулись, и один из них полетел к ней.
Дария не стала терять времени - как только Лич рванул вперед, Демоница тоже побежала, на ходу изобретая дальнейший план действий. Впрочем, сегодня у низших тварей Ада было явно рассудительное настроение - два других создания, к неудовольствию девушки, не купились на ее трюк. Они, постояв немного, бросились в другую сторону – туда, куда скрылись мальчишки.
«Черти поумнели слегонца с нашей последней встречи», - с досадой подумала она, уводя за собой одного из них в противоположную сторону.
Она знала, что ей не составит труда сбросить с хвоста эту жалкую отрыжку Преисподней. Только сейчас ее больше беспокоила не своя судьба.
Билл и Том спешили вдоль дороги, что вела обратно к центру города и к дому. Хотя Билл подозревал, что именно туда сейчас идти не стоило. Особенно домой, где не то, что не удастся спрятаться, так еще и возникнет вероятность подвергнуть серьезному риску соседей.
Он лихорадочно соображал, что теперь им делать, и единственное, что приходило в голову - просто все время оставаться в движении. Нельзя было стоять на одном месте.
Главное - идти, идти и не останавливаться, избегая любых безлюдных мест и закоулочек, стараясь смотреть в оба по сторонам - только так и можно было продержаться и хотя бы чуть-чуть сбить преследователей со следа. Только вот что делать, когда эта беготня надоест и идти будет уже невмоготу, куда деваться потом? Это был уже гораздо более интересный вопрос.
Билл заметно нервничал.
-Билл, я задалбываюсь, нам надо тормознуть. Я дышу как загнанная лошадь... - через двадцать минут безостановочного шевеления булками, дыша, как туберкулезник со стажем, снова просипел Том, пытаясь вмешаться в этот произвол.
Билл обернулся и с состраданием посмотрел на него. И все же сбавил шаг. Том был бледен, еле дышал и покрывался каплями пота - всем своим видом показывал, что он готов вот-вот шлепнуться в обморок от постоянной ходьбы, если Билл немедленно не прекратит гнать со скоростью ультразвуковой ракеты. По правде, Ангелу самому было еще не очень хорошо после вчерашнего, его крутило и шатало, голова была как не родная. Хотя после выпитого с утра абсента, на удивление, стало чуть получше, тело все равно ощущалось так, будто было склеено наспех из отдельных, мало связанных друг с другом частей. И он, наконец, сжалился, остановившись совсем.
-Хорошо, только ненадолго, прошу. Нам правда не стоит оставаться на месте, - он умоляюще посмотрел на Тома.
-Может, ты мне объяснишь-таки, что вообще творится? Я не понимаю ничерта. Чуть более, чем... - сказал Том, упираясь руками в колени и тяжело отдуваясь, и с укоризной посмотрел на парня. Его терпение по дороге растряслось, царапаясь об резкие края раздражения, которое как острая щебенка подрыгивало в нем дробленой крошкой. Оно будто рассыпалось по всему организму, и Том все-таки не вытерпел, выпалив свой вопрос, который жег его от самого парка.
Отдышавшись, он кинул острый взгляд на Билла, когда поднял, наконец, свою отяжелевшую голову и перестал пялиться на асфальт, все так же держась за свои слабевшие коленки. Так непонятно и плохо физически ему бывало в жизни всего несколько раз, и этот из всех по полному праву мог считаться наиотвратнейшим.
Билл обессиленно привалился к стенке, стараясь не смотреть Тому в глаза. Он отчаянно не хотел поднимать этот разговор и решил для себя, что ничего такого рассказывать человеку пока не станет - зачем лишний раз пугать мальчишку всякими страстями? Но Том заслуживал право знать, и от мысли, что вот сейчас надо открыть рот и сказать честно всю правду, кидало в дрожь. Биллу живо представилось, как он воодушевленно берет Тома за плечи и радостно объявляет ему: «А... Пустяки, Том. Тебя всего лишь хотят похитить Демоны. Ангелы хотят того же, но, кажется, они еще не до конца разобрались в ситуации, так что бойся пока только первых. Скорее всего, темные просто заберут тебя к себе, дождутся там, когда твое тело исполнит свое предназначение и Амулет воспользуется им, затем сожрут, причмокивая косточками, на закуску и повесят твою шкурку над дверью в покои Люци в напоминание о счастливых днях».
И при этих словах Том, несомненно, запрыгает, хлопая в ладоши, и зальется счастливым смехом.
Билл несколько раз оторвал затылок от стенки и снова приложился им, небольно ударяясь о ее поверхность. Ему надо было сделать просто невозможное: одновременно сберечь парню пучок нервов, да еще и попытаться сделать это так, чтобы тот ничего не заметил. Билл приоткрыл один глаз и посмотрел вниз, на все так же стоявшего, согнувшись в три погибели, Тома. Тот с любопытством разглядывал Билла и ожидал его подробного ответа.
-Эм-м-м... С учетом того, что я сам знаю только часть, остальное только подозреваю, - начал юлить брюнет, - кажется, возникла проблема в твоем украшении. Это ведь явно не простая штучка. Расскажи мне лучше, что ты уже о нем знаешь?
-Да он не то, чтобы мой... Я его нашел, это не браслет, это кулон на цепочке. Я его подобрал в тот день, когда нашел тебя. Два дня назад... Мне на голову прилетела коробка, и из нее выпала эта блестяшка, – Том пожал плечами, потому что все это Биллу он уже рассказывал, когда они оба застали вспышку Амулета в комнате. - Я только посмотреть нагнулся, а потом зашел, что ли, кто-то, и я эту дрянь, похоже, машинально сунул в карман... А потом...
Том кусал губы, раздумывая, стоит ли рассказывать дальше, или не рисковать быть принятым за полного шизика?
-А потом?
-Он разговаривает со мной, Билл! Цацка разговаривает! - выпалил Том, глядя на Билла измученными, полубезумными глазами. - На ней постоянно зажигаются какие-то надписи, как на Кольце Всевластия, я себя чувствую каким-то, ей-богу, хоббитом, несущим писюльку куда-то в глубины Мордора! И, что самое дикое, хотя эту часть ты уже застал, она не снимается! Я надел ее на руку, чтобы не забыть закинуть на работу, где и взял, и после этого - все. Труба!
-Это все?- Билл слушал внимательно, изучая своими темными глазами Тома. В его серьезном взгляде не было и тени насмешки.
-М-м-м... Не совсем, - краска начала подступать к лицу парня, а в горле резко запершило. - Он сказал... Бред какой-то...
-Ну?
Том слегка сжал ткань собственных джинсов.
-Что я должен быть его хозяином. Я сначала думал, мне пора лечить нервы, правда, сейчас я в этом просто уверен...
-А ты?
-Я согласился. Не сразу, правда, но выбора не было, - Том понимал, что сам себя загоняет в угол этим разговором, однако отступать он уже не собирался. Он пожевал нижнюю губу и воззрился на Билла, выпрямляясь наконец, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
-Почему? - тихий шепот, не похожий на голос, скорее на шелест.
Билл чувствовал, что вот сейчас Том скажет что-то важное, и его слова хоть немного прояснят ситуацию. В его движениях и том, как он мялся, явно сквозило, что он недоговаривает что-то особенное.
-Потому, что мне стало страшно, Билл. Когда ты ушел, я испугался так, будто от этого зависело все. В обмен на мою кровь, всего каплю, он обещал вернуть мне тебя, - Том пожал плечами, но получилось, скорее, нервное дерганье. Он коротко облизал сухие губы. - И мне было настолько все равно, я вообще не соображал. Ну, я взял стекло, и того … этого...
Человек окончательно умолк, опустив глаза на асфальт и ожидая вердикта.
Вот сейчас, наверное, все. Он осторожно поднял взгляд на Билла, который, снова приложившись затылком к стенке, так и стоял, рассматривая Тома странными глазами и совершенно не двигаясь. По нему сложно было что-то понять, Том ожидал, что вот сейчас, наверное, ему действительно прилетит по первое число - теперь, когда он высказал все, что его тревожило. Это показалось вдруг ему таким глупым и опрометчивым, что он и сам ужаснулся своей неосмотрительности.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |