- Угу, в позе, когда я тебя положил на самый край и влетел в тебя резко…
- Бесстыжий, такое никому показывать нельзя.
- Целуются – можно, а тут? Они там, в скульптуре, обнажёнными сделаны?
- Да конечно, а как любовь изобразить, настоящую?
- Наверное…
- Тарнов, я вот я слышала, знаешь, всякие разговоры между девушками… Когда мужчина сделает такое с женщиной, он чувствует себя победителем? Правда, или чепуху болтают?
- Да не чепуха, чувство какого-то достижения появляется, я вон на что способен, что ли?
- А я? Я тоже способна, я в себе настоящую гордость чувствую. И есть мужчины, записывающие количество своих побед?
- Не знаю, я в другой стороне.
- Так, а сейчас расскажи мне, пока мы откровенней некуда, сколько у тебя здесь женщин перебывало?
- Никого.
- Живёшь один в квартире, известный в городе, и никого?
- Я был женат.
- Знаю. Лицо бы ей расцарапала, захватила чужое.
- Противно вспоминать – пошла по мужикам. Поэтому сразу развёлся. Проклял и отринул. Тебе говорю потому – не просто так у нас с тобой.
- А как? Ну – сделал меня женщиной, погордишься и забудешь?
- Не надо в грубую сторону сворачивать, Елизавета. Ты без всякого мрамора вливаешься и вливаешься в меня, ты одно со мной, разве не чувствуешь? Я тебе предлагаю остаться у меня сразу и насовсем, а у твоих родителей хочу спросить согласия и жениться на тебе. Только когда тебе такое нужно.
Елизавета смотрела в стену, почему-то неожиданно застывшая.
- Так не бывает. Ты можешь повторить?
Повторил.
- Тарнов, Саша, так не бывает, а у меня есть. Я бы никогда не позволила обнажиться себе, перед тобой, чужим. Как? Раздеться перед чужим? Ужас. И душой откровенничать? Ужас двойной. Я сама мечтала быть с тобой, мне без разницы, как называется, жениться или всегда быть с тобой.
- Мы сделаем по-человечески. Когда вокруг бардак – только по-человечески. С родителями твоими поговорим, свадьбу, небольшую, без шума. Ты должна быть со мною всегда.
- Я есть и буду.
- Не отрываемой.
- Не оторвусь.
- И не предавать друг друга, не изменять. Запрещено навсегда.
- Послушай, неужели такое бывает? Как у нас сейчас? Сижу и не верю, то ли сказка, то ли фантастика.
- Жизнь. Настоящая жизнь.
- Подожди, мне снова нужно в ванную, я быстро.
- Может, тебе вата нужна?
- Не смей лезть в мои бабские дела, мой мужчина! – вскочила, как подброшенная пружинами.
Взбаламученные сильными ветрами тысячи туч неслись на город, разбрасывая густо снег новой зимы, настроение тревожилось тёмными окнами и высвистами, снежно набрасываемыми на стёкла – они, казалось, сейчас начнут лопаться…
Жена. Настоящая жена. Полгода после знакомства с её родителями, после оформления документов, свадьбы, и ей нужно доучиваться в университете, всё чётче разбираясь в психологии человеческой…
Как занято сидит над книгой, одетая в толстый свитер, и остальные книги рядом, на секундочку коснулась глазами, наполовину сознающими видимое помимо страницы книги, и настоящим делом занимается, познавая редкое, свободно читая на немецком…
Метель началом новой зимы, закручивающая в желание завалиться – не лечь, завалиться под одеяло толстое, и как все медведи, лоси, волки, рыси в лесах от ветрища спасаются?
Принёс жене горячий чай, колбасу, белый хлеб…
Кивок чёлкой благодарный без отрыва от страницы, «мне минуточек двадцать осталось»…
Ну, и что же такое мужчина и женщина? Что за отношения между ними образуются, они – зачем? И где учитель, точно знающий можное и запретное, нужное и плохое, где, кроме самой природы, в двух половинах, противоположного человеческого, и единого, в единении проявляющееся?
Правильно, ошибочно… Никакого убеждения, - да, мы живём правильно, да, я живу правильно, только ожидание, - шандарахнет, как электричество по пальцу, сунутому в розетку.
Метель влияет. Закруженные ветрищами тысячи туч, швыряемых к самой земле снегами, подбрасываемые в перепутывании…
Завтра успокоится. Может, и через несколько дней…
А в голове, а в душе – когда?
Жить, чтобы знать своё…
Переплетаясь всем…
Подошёл сзади, приподнял волосы над свитером, сдвинул воротник ниже, поцеловал куда получилось и ниже ушка – мне немного осталось прочитать, - да и так сдашь, - на гладчайшей упругости щеки поцелуйно жить, обнять привставшую и объятием поднять на ноги полностью, поцелуйно забродить под оттянутым воротником свитера на светлой шее, отзывающейся другими подставлениями, переплетениями двух языком за губами…
Пестроватые трусики…
- Ты засмеялся над чем?
- Никак не пойму, почему сначала снимаешь юбку, а затем сверху, свитер.
- Потому что я – женщина, я противоположна, в чём-то… Так от природы…
Заранее улыбчиво растянув розовость щёк, блеснув зубами…
Поцелуйные брожения по… встречательно, - отшагнула, легла навзничь… по плечам, по продлённости самой середины спины, отзывающиеся вздрагиваниями от неожиданности приласкиваний таких мест, по холмам вздутым и с них ниже, - открытое без одежды тело светлостью в полусумраке забытой на столе настольной лампы, - перевернулась на спину, открытые знаемой надеждой крупные глаза, уверенные, «я на своём, я только на своём месте, и оно мне нравится», - e-ыыы, - сразу за прихватом, прижимом головы к тайнейшему, с разбросом ног на стороны, с разбросом волос на подушках головой замотавшей, и согласной и уыкающей перед провалом в непонимание нужнейшее…
- Дай твой, а если я жена - мой нефритовый стебель? Который живой, горячий, твёрдый, настоящий, а не пластиковый из магазина сексуальных протезов? Я три дня и три ночи не видела, я потрогаю?
- Немного потрогай, слишком некогда терпеть.
- Хороший. Хороший, - сдвинула и прикрыла, сдвинула и полюбовалась откровеннейшее, - мой, иди, - подтянула согнутые ноги наверх.
Принимая вовлечение… узнавание в самой себе…
И шепоточком ближайшим…
- Скажи мне про меня…
- Некогда…
- Ааа-ы? Ааа-ы? – помчалось догоняющее, за вбитиями в неё, в неё, за прихлопываниями бёдер по заду приподнятому, за прихлюпыванием губок тех, охвативших…
- Люблю тебя любить им. Чувствовать всю круглоту в ней.
- Люблю тебя любить ей. Её обмануть невозможно. Он сильнейше стоит на неё… По… по другому надо…
Выскользнула, изогнувшись девичьей тонкость тела.
С коленок отвернув ноги назад, верхом сидела на живот.
- Как нежно груди исподнизу наглаживаешь, - растеклась довольностью, - сильно нравится.
- Они исподнизу нежнее нежного, разве не знаешь?
- Мне на что знать? Я сама себя не глажу, есть – наджала взглядом, - гладить кому. Скажи мне про меня? Шепотом, тайно-тайно, насчёт интимного-интимного…
- Мне невероятно нравится, как у тебя на ней волосики растут из самой складочки двух пухлостей, я их им чувствую, когда заходит…
- И ещё тайнее…
- Как ты положила его на мой живот и накрыла горячими теми губами, и он твои волосики чувствует…
- Да, чувствует, меня подбросить начал пробовать, - подвигалась, сразу прикрывшись веками, так чувствуя ближайше…
Нависшими волосами беспорядочно, широко дотрагиваясь до мужской груди, протянув руку под себя, направив настоящий в самоё своё женское…
Натыкиваясь, наплюхиваясь, наскакивая быстрее, быстрее, запахивающейся и спешащей, - обрушившись взвоем затискиваемым, приподнявшись и сдёрнув себя с творимой сладчайшей не пытки, повернувшись тонкой спиной к его лицу, снова подставив пальцами и присев на удержанный в руке, натыкиваясь теперь так, настырно и сильнее чего-то отыскивая всеми нападаниями – остановилась, как вплотную к стене, дрогнула, излив стонания, повернулась лицом к лицу и сообщила опять удивлённо, не выпуская из ладони обхваченный, - «кончила, совсем неожиданно сорвалась и кончила? Ты не успел? Так не честно? Не переживай, я дальше, я и дальше хочу. Вые..дри меня? Вые.. меня сильно? Чтобы рухнула без силочек?»
Прислушалась низом тела, ей, замотала разбросанными волосами по подушкам, мотая головой, отыскивая бёдрами и самой-самой самое-самое, тихо выплывая, тихо начиная приоткрывать затопленные промчавшимся крупные глаза…
- Нет, не так! Сзади будет глубже!
Коленями на край постели, плечами пригнулась, придавилась, выставив требующее под растянутыми холмами зада… сорвавшись в ах и подвывание, подвывание, надвигиваясь подёргиваниями зала на стороны, самой дальней глубиной…
Обрушилась, успев наткнуться на окончание вместе…
Обнаружилась метель, воями. Светилась забытая неяркая лампа.
- Лучше такого в жизни не бывает, - просмеялась коротко и изумрудно. – Странно мне. Вроде кончила снова, а сил для желания жить самым острым резко прибавилось. Лихо придумано, ну, совсем лихо…
Подставили подушки выше. Полуприсели.
Жена прижалась, обнятая. Забрав в ладонь главное для неё, поглаживая и разглядывая с настроением не терять из вида.
- Расскажи мне, жена, как у тебя на ней появилась новая причёска? Побритую летом видел, а такая…
- Какой ревнивый голос, подозрительный ты сейчас какой… Да расскажу, не ревнуй сильно. Мужчины тут не причём. У меня подруга, Дина, показала в журнале новые причёски для интимного женского места. Я вспомнила через несколько дней, пошла к ней, попросила мне сделать. Тебе разве интересно?
- Про тебя интересно всё. И всегда.
- Ну и хорошо, лучше всего знать себя нужнейшей, да же?
- Да. Расскажи…
- Сейчас. Пришла к ней, выбрала в журнале, такую мне сделай.
- Разделась…
- А как? Через трусики волосы подстригать? Да, разделась. До пояса, снизу. Она сначала расчесала, специальной машинкой подстригла их коротко, как у мужиков рожи сейчас в телике, неделю не бритые. Потом намазала мыльной пеной, побрила сверху, по сторонам, снизу убрала. Из бывшего треугольника получилось продолговатым овалом.
- Я сразу почувствовал, мои любимые волосики, жёстковатые, между ней и попочкой исчезли.
- Она их сбрила, не переживай. Она мне полностью побрить предлагала, я не захотела. Сама всегда побритой ходит, говорила, привыкла. Ты хочешь увидеть?
- Её?
- Молодец, хорошо возмущаешься. Я и не соглашусь тебе на чужую смотреть, просто шучу. Она когда подстригала и брила, хвалила мою, ой-ой, красиво, хвалила. Работает медсестрой в гинекологии, болтали, научила меня новой позе, стоять на коленках на самом краю постели и плечами до низа пригнуться, для сильнейшей чувствительности. Глубже достанет твой, говорила. Мне показалось, Дана лесбиянка, чего-то больно старательно до неё дотрагивалась пальцами, неторопливо разглядывала и нахваливала. Говорить, так и тянет приласкать, сначала пальчиками, потом языком.
- И тебе захотелось, ты молча согласилась…
- На лесбиянок мне любопытно смотреть, на их фотографии, это одно из направлений женской психики, женского поведения с психикой в основе… Сама я и попробовать не хочу, мне бы лучше снова с тобой, сейчас ещё и не полночь.
- Вот ты сделала скрытно от меня, и у тебя в глазах до сегодняшней ночи появилась какая-то маленькая тайна, скрытность…
- И чего? Могу же я повлиять на тебя неожиданным? Хорошим неожиданным? Так что причины ревновать нет?
- Да так даже интереснее…
- Того я и желала, для тебя, новым видом её обрадовать. Вспомнил, как сильно сегодня хотел и умел, может, причёска повлияла?
- Ты мне нужна. Заросшей, побритой, с причёской, всякой. Вся.
- Как подарил, - засчастливилась. – Хочешь, расскажу сюжетик, в Интернете скачала? Мне по моей специальности интересно узнавать точное поведение людей, я постановочное не смотрю, а снятое скрытой камерой как раз реальное передаёт. Вот так, слушай, только сначала тебя поцелую… Слушай. Богатая современная квартира. Лежит красивая женщина на диване, голая, лицо почему-то не злое, а со злостью. И со злостью смотрит, молодой мужчина раздевается догола. Подходит, разбрасывает её ноги, вставляет, быстро-быстро заделывает её до конца, она скрипит зубами, визжит, он кончает, похоже она тоже, и он спрашивает, требовательно:
- Ты любишь меня?
- Нет.
- Так почему мне даёшь по средам?
- Для разнообразия. Муж по своему может, ты по своему.
- Я за тобой ухаживал, дважды просил развестись. Не соглашаешься. Так я у тебя за обслугу, приходящую?
- Мне – без разницы, дала тебе и отдыхай.
Конец сюжета. Дважды я посмотрела и подумала: сколько же в женщине жестокости? Ни капельки не позаботилась, что для психики мужчины – сильнейшая боль. Соврала бы, переменила разговор, а сразу – нет. Жестокость… она жестокостью свою продажность за жизнь с богатым защищает, как ты думаешь?
- Думаю, раз нет благодарности – такой твари влепить пощёчину и забыть, все дела.
- Так мужчина переживает, видимо, серьёзно влюбился…
- Любовь лиха, полюбишь и козлиху?
- Ха-ха, ты переделал любовь зла, полюбишь и козла? А верно, любовь к деньгам зла, полюбила она и какого-нибудь толстопузого козла, богатые всегда толстопузые, обычно. А жестокость её мне ну точно – бррр, противна. В моём восприятии со стороны психологической. Он ей – удовольствие, она ему – голову на снос. Не сходится. Давай теперь расскажу из древних сюжетов, в книге по искусству видела и сразу поняла, насколько древний приём.
- Какой?
- Там на старинной вазе, примерно шестнадцатого века, цветной рисунок… подожди, передвинься сюда, надо рассказывать и можно делать… Я раньше думала, современные люди придумали, а какой там современные, всё повторяется… Так лягу, а ты сюда… Там рисунок, лежит женщина, крылья ангельские означают не земные ласки, ткань с её ног поднята, как ветром оттуда, голова откинута, глаза закрыты восприятием наслаждения, между ног находится юноша, расщепивший её безволосую щелку и целующий прямо там, в ней… бугорочек, знаешь? Такая точечка, читала, при целовании его женщины точно с ума слетают, - зашептывала окончание не случайными обрывами, положив ладонь на мужской затылок, чуть передвигая, затапливая окончательно и твердеющий второй рукой не выпуская из обхвата пальцами, затапливая в губах замолчавших, затапливаясь в пристанывании, в расплывчивости осознавания, появившийся на самом деле, близящейся полнейшей…
Дождалась, лицо оказалось рядом.
- Понравилось?
- Мне – очень. Я ничего не понимала, кроме твоих ласканий… А тебя возбуждало, тебе понравилось, как с твоим делала?
- Да, уплыл в невообразимое. Тебя твоя подруга Дана научила?
- Почему? История древнего мира, ревнивый…
- Об одном жалею.
- И что?
- Невозможно тебе, любимой девушке бывшей, любимой жене второй раз – и прошептал на ушко.
- Ууу, жестокий… То больно было, а в новое проламываемся – только нравится, невероятно нежно и сладко.
Потянулась, всем телом раздовольная.
- А когда снова начнём?
Город, что за город? О чём он, и для чего?
Ну, город как город, на триста лет назад исторический, потому что раньше здесь тоже был. Учёные местные доказывают - семьсот ему лет, городу, - ах, семьсот? – и юбилей празднуют чиновники, сами себя полумиллионными премиями награждая и на банкеты тратя миллионы в первый вечер, во второй, там ещё прощальный банкет, гостей столичных угостить надо, ордена привезли, раздали, следующие обещали в самом столичном Кремле привесить – на банкеты стерлядка и стерлядка, может, по всей реке исторической её, запрещённую, боевыми гранатами поглушили и выловили…
На следующее лето учёные те же доказывают – городу семьсот двадцать пять лет, - ах, снова юбилей нужно праздновать и нужных людей столичных призывать? Пошли чиновники глушить гранатами стерлядку в реке, банкет устраивать и под дела юбилейные деньги присваивать «за проведение важного мероприятия».
И через зиму снова удивление, не семьсот двадцать пять лет городу, ошиблись те учёные, исполняется восемьсот пятьдесят – нет, горожане на юбилеи ежегодные и внимания не обращают, им от праздников и хрящики стерляжьи всё равно не достаются.
Весной начинается подготовка с призывом «все мы, горожане, обязаны» - к тысячелетию подготовка, - не, ребята, вы бы как-то иначе придумали причину для воровства из денег городских…
Город – и умные люди живут, как обычно в количестве малом, талантливых сосчитать – пяти пальцев хватит, и глупые, и разные…
Город – от перекрёстка до следующего всего двести коротких метров, и стоишь на балконе – внизу мчит на большущем мотоцикле заверченный в кожу и металл шлёма, мотоцикл ревёт трубами не тише реактивного истребителя, и куда мчит? Тут перекрёсток, тут на перекрестие дорог Мерседес важно выдвинулся, тут в бок его со взрывом встречным звуковым мотоцикл влепился – два колеса упавшего в стороне ревуна в воздухе крутятся, мчавшийся отлетел к стене близкого дома, головой без шлёма слетевшего точно в стену, из машины важной вышел кавказский человек – «вай-вай, вай-вай, кето мине за новый машин, за разбитий дывер заплатыт будейт? Кето денга даёт, матациклиста сапсем атбил галава, сапсем мёртвая стала? Сапсем мёртвый на неба уехал? Ви гаишники, ви пырыехали сколка быстра? Кето за рымонт палатить будете? Я на главный дарога ехал, зашем на моя дывер на перехрёстка матацикла скакала?»
Один уже не живёт, не понимавший, на коротеньких улицах мчаться на реактивной скорости нельзя, пусть и мотоцикл японский, - дураку японские тормоза тоже не помогают…
А родителям горе, горе, а что же они научить погибшего правильному не смогли?
Город, отвернёшься и уйдёшь с балкона, уйдёшь с мыслью – да хоть бы подобного не видеть, да пусть они бьются насмерть где-нибудь в стороне, в стороне от города, погибелью своей глупейшей на настроение остальных не влияя…
Тётки по улицам ходят с лицами угрюмыми, глазами всех, ну всех-провсех в самом плохом подозревающими, то ли их, тёток, обворуют сейчас же, то ли обманут, какую-то бумагу прямо на улице подсунут подписать, и должной останешься банку неизвестному, там и не была ни разу, семь миллионов кредита…
На заборах, на столбах, на стенах домов, на тряпках через улицу протянутых – «Построим квартиру улучшенной планировки за два месяца, подписывайтесь на ипотеку по даровым процентам»!
Даровые проценты – три цены квартиры, через вроде мелочные накрутки, в договоре указанные мельчайшим шрифтом либо строчечкой: банк оставляет за собой право повышать кредитные ставки - обманывать, значит.
Угрюмые глаза, всех подозревающие…
Тётки вырастали в дальних районах, в тихих деревнях, радио слушали и газеты читали девчонками, верили власти да верили.
Стояли у них большие дома из сосновых брёвен крепчайших, блеяли козы и мычали коровы, куры вертелись по дворам и около, утки в пруду жирными задами из воды торчали, нагульную толщину заныриваниями добирая, свои и колхозные животные доились, приумножались каждую весну запросто – воры, себя областным правительством называющие, колхозы запретили, денег на фермерские хозяйства не выдали – исчезли коровы из колхозных коровников, на коровниках и крыш, и рам оконных не осталось, исчезли куры из длинных птичников, исчезли из своих, домашних вслед за утками, за поросятами и коровами, потому что работы на полста километров вокруг не стало, дома крепчайшие никому не продать, побросать пришлось, как при отступлении от захватчиков, и деревни, и поля прежние лебедой, крапивой, ёлками, берёзками позарастали, а в город сельчане переехали – обман, куда на работу полы мыть не устроишься, либо поварихой,
Десять тысяч заработок пообещают – через месяц расскажут, плохо ты тарелки мыла, две тысячи выдадут и иди отсюда, всюду обман, глаза такими и сделаются, всех подозревающими, озлобленными глазами…
Город – ой город, смешной…
- Живу я на этаже четвёртом, над нами ремонт сделали, новый унитаз в туалете поставили. Так сразу в туалете с потолка на нас потекло, из нашего унитаза всё поганое ихнее полезло, лезет и лезет, с тряпками бегаю, убираю. К ним иду – вы как сделали? Почему из унитаза всё сливается в общий стояк, я точно знаю, в общий стояк, в толстую общую трубу, и у нас в квартиру вылезает, а не на третьем этаже и не на самых нижних? У вас и законы физики не работают, вы закон самого Ньютона сумели отменить?
Сантехника позвала, дом обслуживает. Не знаю, говорит, ремонтировать не буду. Над вами какая-то частная фирма унитаз новый поставила, чего понаделали – не знаю, сами пускай разбираются, деньги частной фирме заплатили.
Мужа из деревни вызвонила. Приехал, всех обматерил – да только тогда исправили, только тогда, настоящий русский мат для них свой, они быстро понимают, и свои сантехники, и из фирмы которые. А так-то неделю дрянь ихняя по нашей квартире плавает, вся квартира провонялась, как назло жара стояла…
Над городом горький, отравляющий дым, горят отвалы химического завода, чиновники неделю выясняют, кто обязан тушить, в реке, плывущей через город, как и в прошлое лето обнаружили холерные микробы, плавать запрещено…
Весёлый город, ухохочешься.
С утра до вечера стая молодых журналистов во всех местных газетах, на местных телеканалах, в интернетовских сайтах доказывает холуйски, насколько велик очередной губернатор, разворовывающий оставшееся от воровства губернатора прежнего…
В кафушке сидят прокисшие тётки в возраста вокруг сорока, подруги, обмениваются личными житейскими умностями.
- Я квартиру бесплатно получила, когда бесплатно давали. Думаю, чего одной жить? Нашла мужика, родила дочку. Надоел он мне, выгнала. Четвёртого поменяла. Приведу, поживёт, иди отсюда, говорю. И ни одного не прописываю, чтобы квартиру через суд не поделил, мою квартиру. Какой приглянется – приведу, когда на ночь, когда месяца на три. На три хватит, на что мне его обстирывать, готовить для него? Не хочу и не буду. Дура я разве?
- Теперь можно квартиру добыть знаете как? Отыскиваешь мужика, лучше с двухкомнатной квартирой. Спишь с ним, оформляешь замужество и прописку. Через год начинаешь скандалы, подавай на развод, он упирается. Сама подаёшь на развод и квартиру через суд делишь поломам, своя и обеспечена, квартира. Сейчас самое ценное – квартира.
- Я со своим ходила на день рождения, выпили много, захватили с собой молодую. Привязчивая, подумала, пригодится. Дома добавили испанского вина, сидим, треплемся насчёт секса, она раздеваться начала, сама. Деваха справная, сисястая. Я вижу, не хочу сегодня с мужиком своим натруживаться, пускай для меня угощение будет в виде их секса. Он с ней обнимается, на меня поглядывает, не против ли буду. Для храбрости хватанул водки, и тошнить его начало, перепил, вино с водкой не пошло. Так и пропал вечер, чего с них толку?
- Мне один мужик говорит, вы все стали проститутками, кто так квартиры добывает, у мужиков отбирает. Какое-то слово он говорил, карма… а, нет, вспомнила, говорил он – вы закамуфлированные проститутки, умное какое-то слово, не знаю, чего обозначает. Говорил, о семье настоящей не думаете, семью не хотите, мужиков несчастный обворовываете. Как, говорю, обворовываем? Всё законно происходит, по решению суда давай мне половину квартиры.
- Мои прелестницы, какие проблемы? Любви всё равно нет, с первым мужем убедилась. Я женщина состоятельная, квартиру имею, машину имею, фирма доход даёт, за границу езжу. Мужчина на постоянной основе не нужен, говорю как юридический сотрудник фирмы. У меня всегда три, четыре телефона, мужчина стоит тысяча двести рублей в час, на всю ночь побольше. Звоню, заказываю с предупреждением, заказ должен быть исполнен полностью. И точка, пусть деньги отрабатывает. Отработал – свободен, и зачем мне семья? Зачем о ком-то заботиться, переживать? Семья состоит и из работы, а мне работы на фирме хватает.
- А ты со своим первым так и жить продолжаешь? Бедная, других мужчин и не попробовала? У меня есть на примете с в машиной дорогой, давай познакомлю, начнём с ним ездить на наше озеро возле прежней деревни, туда всего два часа ехать, а у него машина новая, мощная.
- Мы все ездить, а мне с ним спать? Тоже, захотели.
- Дура ты, с ним лучше будет, гони своего из квартиры, обойдёшься. Менять мужиков знаешь насколько интересно?
- Не знаю, и знать не хочу!
- Зря! Не обижайся – зря!
- В газетке читала, одна наглая закончила школу, уехала учиться в Лондон, её родители самую большую мебельную фабрику присвоили, сильно богатые стали. Наглая пишет из Лондона, негры начали громить магазины, дома поджигать. Если начнут здесь поджигать дома, она уедет из города.
- Не поняла? Сначала пускай приедет сюда.
- Так и я не поняла, вот наглая! Живёт на воровских деньгах, ещё и здесь для неё благодать устраивай.
Город – как тюрьма, - из года в год те же улицы, те же ямы на тротуарах, те же скучные дома, архитектурой изображающие пятиэтажные сундуки, те же прохожие с телефонами на ушах, ораловкой несущие для всех ну совсем ненужное, - сходила в магазин за колбасой, и мяса купила, хочу рыбу копчёную, сейчас зайду в хозяйственный туалетную бумагу купить рулонов двадцать пять, - а прохожим зачем знать?
И неожиданно на улице встречается редкий для города человек, творческий.
- Вы же понимаете, что происходит? Вокруг нас быдло, быдло. Я их презираю. Вот для чего они живут? Для чего? Спят, просыпаются, жрут, болтаются до вечера, снова спят. Высшей целью для них – купить машину. Понакупили, смотрите, сколько мимо мчат! Мне машина – жестянка на колёсах. Появились деньги, хотел купит, подумал – куда ездить? От дома до мастерской? Пешком дойду, так полезнее для здоровья. Я пишу картины – быдло не покупает. Не нужна им живопись! Продаю во Франции, наладилось, тридцать четыре картины во Франции купили! Им жестянки на колёсах не нужны, их живопись интересует! Я через пару недель еду во Францию, возьму у них машину на прокат, стоит дёшево, поезжу по стране, напишу картины, им и продам. А здесь почитаешь историю – все умные люди и сто лет назад уезжали в Петербург, в Москву, сейчас молодёжь уезжает. Я задумался – в городе за сто лет не написано ни одной оперы, ни одного балета, не появился ни один выдающийся учёный! Исчезающий город, исторически пролетевший мимо культурного развития! И правильно молодёжь уезжает, правильно! Молодёжь полнейший тупик чувствует! Быдло нажрётся и спать, и мечта, кроме машины, купит телевизор метр на полтора размером, лечь на диван толстыми мясами, смотреть чушь подряд, и убийства, и порнуху! Всё, край мечтаний! Голосуют за воров, их обворовывающих каждый день и пищат, - хорошие они, хорошие, лишь бы не было войны. Я на них смотрю – пустые жизни, пустые судьбы! Бабахнется на своей иномарке во встречную, оттащат на кладбище – и чего осталось от прожившего человека? Пустота. И думаю, спасибо судьбе, творчеством наградила. Чего бы со мной не случилось – картины живут, картины, мой творчество живёт. В Европе нужное, не здесь. А они там не требуются, они – балласт. В чём здесь жизни отрада? Нет отрады, нет!
А может, он и прав? И прав намного серьёзнее остальных, для жизни настоящей посторонних?
Успокоенная и нравящаяся жизнь. Не замечаемая бытовщиной, направленная на работу – не для зарабатывания напрасных, особенно в России, денег.
Приходили гости. Рассказывали, разное.
Днём сбросила меховые сапоги в прихожей, попросила домашние тапочки Оля, лет двадцати восьми и вся ни разу не замужняя. Бухгалтерша какой-то очередной временной торговой фирмы.
- Решила к вам зайти, - объявила с такой твёрдостью, - очень долго думала, решать ли, и голосом – как сама сейчас на месте вождя народов и остальных племён. – На фирме сказала, пойду тарифы сравнивать, новые тарифы пришли, так что часа три у меня в запасе спокойно.
Сварили кофе, сидели в комнате.
- В одном подъезде раньше жили, конечно, виделись не через два месяца и восемь дней. Да же, Лизка?
- Почему Лизка? Моя жена – Елизавета.
- Ох да ладно, ладно, Елизавета. Крем по дороге к вам купила в каком-то новом магазине, раньше там рыбные консервы продавали, через полгода консервы исчезли, видно, хозяева проторговались. Крем удаляет последствия всяких воспалительных процессов, прочитала в инструкции, надеюсь, на самом деле полезный, а то напишут, купишь, вазелин и вазелин, опять обманули. В одном подъезде жили, помнишь, Елизавета, простудилась я сильно, болела, просила тебя по телефону сходить в аптеку, лекарства мне купить? Недавно заболела, потом расскажу. Меня замуж позвал один, новость поглавнее. Так-то у него всё есть, квартира двухкомнатная на четвёртом этаже, дому всего восемнадцать лет и четыре месяца, машина иномарка, подержанная, из Германии, холодильника два дома и телевизора два, и стиральная машина есть, дом в деревне тоже от его родителей остался, крепкий дом, видела, баня во дворе. А чего, решила, мне замуж? У меня тоже всё есть, мужчиной попользоваться и без удостоверения замужества можно, сейчас начали называть гражданский брак, когда без записи. Мне и гражданский брак не нужен, пришла да ушла, никого в своей квартире не хочу. Вам повезло, тебе повезло, Лиза, да, вспомнила, Елизавета надо теперь говорить, у тебя муж культурный, вежливый. Мой, ну, к которому прихожу когда потребность чувствую, матерится, меня сисястой обзывает. Я от его поведения прусь и прусь.
- Как понять – прёшься?
- Отталкиваюсь, слышать не хочу. В деревне вырастал, там все с детства матерятся, говорит, для деревенских матерщина нормальна. Матерится на улице, матерится в магазине, дома так само собой. Какая я, разве похожа на слово его обзывательское? Нормально я выгляжу, как молодой девушке положено. Что ли с плоской грудью ходить лучше, разве привлекательнее? Нет же, и – нет. Не хочу про него дальше рассказывать, надоел. Лучше – как я заболела.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |