Тарантас для длинных туч 1 страница

Юрий Панченко

ТАРАНТАС ДЛЯ ДЛИННЫХ ТУЧ

Писать реализм как фантастику,

происходящую не в стороне от Земли…

автор

Роман

Часть первая

Избавиться бы ото всех слов и передать мысль – мыслью…

Как воду водой. Электричество электричеством.

Чем-то таким, непонятным, не понимаемым, не определяемым и называемым электричеством…

Мысль – мыслью. Без слов произнесённых, написанных.

Люди так не умеют. Обычные.

Высоко поднятые, надземные могут. Молчат, а - разговаривают. Мысль первого понимается вторым. Второго – первым.

Электричество. Существующее в натуральности и никем не объяснённое. Никаким великим, неизвестным учёным.

«Я в жизни впервые разговариваю молча. Я понимаю взглядом, всего одним».

«Понимаю тебя. Без звуков, без слов на бумаге и в воздухе».

Мысль от человека к человеку, и в каком они состоянии, чем связаны, общим? Что в воздухе между и рядом?

Хрустальной прозрачности…

…Когда-то остаёшься совсем один. Рядом с остальными. Не у кого спросить, как делать, никто помочь не умеет. Помощь невозможна.

Это и называется творчество.

Тогда, в восемьдесят восьмом, разворачивалась горбачёвская перестройка, в бесконечной болтовне кремлёвского меченного пятном на лбу – чёрт, крестились старушки, чёрт его метил, - обещалось «общество с человеческим лицом», будто вся страна издавна жила со свиными рылами на месте лиц человеческих.

«Вот новый поворот» - орали под грохоты электрогитар морочившие головы ревичи-гундовичи, поворот не уточняя местом, и во всех городах страны висела в телеящиках голова сумрачного авантюриста, требующего ставить перед экранами банки с водой, класть тюбики с любым кремом, «я даю команду, они заряжаются энергией и вылечат вас от любых болезней, засыпайте, не открывайте глаза и не шевелитесь, вы у меня под контролем»…

- Денег сколь хапают с телевидения, ой, хапают, дурят нас, а я верю, верю, вчерась пять трёхлитровых банок ставила, - соседка соседке возле подъезда, и некогда их ерунду слушать.

Из телевизора каждый вечер обрушением – «можно всё, что не запрещено», и без объяснений списком и по отдельности для защиты от этой же власти, чего же не запрещено.

На газеты очереди возле ларьков появились, начали в них печатать скрываемое многими годами, не пропускаемое цензурой.

Почему-то у многих людей возникли настроения на что-то лучшее, романтическое, не затхлое, - настроение на свободу, на светлотой радующее, и жить теперь хотелось свободой, пьянящей остротой озона, свежайшего летнего воздуха, без кислоты, набрасываемой на город старыми заводскими дымящими трубами… Никто и не знал, что же возникнет новое, а многих разговорах – что-то будет, чем-то заменится стылое, надоевшее тупиковостью, сплошными запретами.

Перемены на общество с человеческим лицом…

Тогда композитор зарабатывал на семейный быт в филармоническом оркестре, и на левых делах – до поздней ночи в ресторане, на свадьбах, в поездках по районам с концертной бригадой, - пианист везде требовался, в городе среди музыкантов известный.

На улице встретился знакомый, спросил:

- Ты где работаешь?

- В филармонии.

- Чего там делаешь?

- Играю в оркестре, певцы поют.

- Нет, это я без тебя понимаю. А работаешь где?

Город с позавчерашними людьми…

В середине лета получил телеграмму жены – победа, победа, вылетаю из Болгарии, в город прибуду поездом из Москвы, люблю, встречай.

Прямо на перрон вокзала выехали шесть чёрных обкомовских «Волг», сам начальник области – первый секретарь обкома партии коммунистов, и его какие-то заместители, видимые раньше только на фотографиях в их областной газете, и начальник областного управления культуры со своими замами, держащими букеты цветов.

Посмотрели, переговорили между собой. Подозвали.

- Уважаемый муж, - протянул руку первый секретарь обкома, к нему в кабинет попасть невозможно, - ваша уважаемая жена принесла такой подарок нашей области, такой подарок! Победила на международном конкурсе в самой Болгарии! Первое место! Нам всем хорошо известно, как трудно добиться победы на международном уровне. Как вы знаете, в нашем городе проживают два чемпиона олимпийских игр, мы к ним относимся с большим, заслуженным уважением. И вот новая замечательная победа, делающая нашу область широко известной во всём мире. К новым победам, товарищи! Согласны? Недаром установка нашей партии на текущий момент – «Разрешается всё, чего нами не запрещено». К новым достижениям, товарищи! А, чего? Поезд прибывает? Встретим победительницу достойно, товарищи.

Камеры телевидения, духовой оркестр, выставленный тут, на перроне, красно-жёлтые толстые букеты цветов…

- Я инструктор отдела идеологии, поручено вам, как мужу, передать, отсюда мы направляемся в училище культуры, где состоится чествование победительницы. Торжественное, разумеется. Не беспокойтесь, багаж вашей жены доставят в квартиру, адрес нам известен. Саму её доставят часа через три, полагаю. Кстати, у вас однокомнатная квартира? Зайдите ко мне, начнём решать вопрос. Для такой семьи, ставшей известной на весь мир, необыкновенно много сделавшей для известности нашей области, выводящей нашу область в передовые по вопросам культуры, двухкомнатную квартиру улучшенной планировки безотлагательно выделим из фондов, полагаю.

Любимая поцеловала при всех только в щёку, как полуузнав, глазами будто вспомнив что-то призабытое и глазами же решив – а, да как-нибудь! – её сразу забрали окружением начальников в кольцо и повели к самой первой машине, самого главного в области первого секретаря обкома.

Хамство, - понял, сидя в самой последней машине. Не выветриваемое провинциальное хамство. Разве меня не должны были посадить рядом с ней? Почему она посмотрела странно, как наткнувшись на меня, неожиданного?

После её телеграммы…

И на встречу с горожанами ехать отказался. Там тоже сидеть зрителем, а она в президиуме рядом с этими?

Обкомовские шофера внесли за ним в квартиру охапки цветов, большой пластиковый пакет и два чемодана, первый жены а второй – новый, большой, наверное за границей купила.

Жена влетела в квартиру, сильно и длинно придавив дверной звонок. Пахнущая выхлопными аэропортовскими газами, поездом, шампанским и коньяком, дорогой рыбной икрой, незнакомыми новыми духами и цветами, - четырьмя букетами, принесёнными с собой.

- Милый, милый, как я победила, как победила! Счастье! Счастье! Первая во всём Советском Союзе! Первая! Меня и московская эстрадная мафия не смогла остановить, победа! Где мой багаж? Сначала подарки для тебя, потом в душ, с дороги надо отмыться. Вот для тебя две бутылки болгарского коньяка, вот болгарское вино, коробка шоколадных конфет оттуда, болгарские копчёные колбаски, держи себе моднейшие джинсы, эти джинсы мне, вот тебе пуловер модный, мне немецкий фен для быстрой сушки волос, а сейчас самое главное. Мы стали счастливыми! У нас теперь есть свой видеомагнитофон! Японский! Гляди, он не как советский, не с чемоданище, он маленький, компактный! У нас в городе ни у кого такой не видела! И магнитофон на две кассеты сразу, тоже японский, там их свободно продают, даже без очередей! Тут я себе платья разные привезла, и такое, только тебе положено видеть. Хрустальные бокалы, комплект, болгарская керамика, разное-всякое, потом разберём. Ты разбирайся с магнитофоном, в душ мне, в душ! И отлично вечер проведём, никого не пустим к себе! Тихо, тихо, обниматься и целоваться после душа, я туда.

Из душа – только в его белой, застёгнутой на одну пуговицу рубашке с отвёрнутыми наверх манжетами рукавов, в новейших желтоватых, отблёскивающих шёлком трусиках, - села на постель, подвернув под себя ногу, приподняв коленом вторую, горячим воздухом из фена за ушами по волосам, по сделанной в Болгарии причёске новой, укороченной, как когда-то у болгарской певицы Лили Ивановой, бывшей первой лет пятнадцать назад…

Приоткрыла прихваченный из чемодана крупный конверт, порылась в нём внимательно, достала фотографии, не все, убрала конверт, спрятав за спину и сама же начала разглядывать, передавая выбранные ему.

- На экскурсию по городу мы ездили автобусом все вместе, певцы и музыканты разных стран, нам насчёт памятников архитектуры рассказывали. Я на сцене, и сам видишь, я на банкете, лучшим фотоаппаратом фотографировали, называется «Кодак». Гуляем по городу, с остальными солистами и музыкантами, с этой девушкой мы подружились, она из Германии, второе место заняла. Там у меня скандал получился, из-за моей уверенной самостоятельности, - торопилась рассказать обо всём одновременно. - Мне в Москве выдали платье специально для выступления, похожее на русский сарафан, разлюли малина, не платье. Ага, разогналась я на международном конкурсе виднейшем, европейском дурочку деревенскую изображать, у них на одежду для сцены сильно внимание обращают. Я в Болгарии быстро подобрала и купила белое платье, ты видел, где я на сцене, внизу до пола, низкий вырез на груди. Там руководитель делегации, сам понимаешь, откуда он, козёл-чиновник московский, разорался – как вы, советская девушка, будете представлять на сцене нашу страну, у вас позади вырез на платье до самой попы, вы чего тут устраиваете? Надевайте выданное в Москве, а не наденете – увидите, чего будет, когда вернёмся в Союз. Я вышла на сцену в белом, я на своём настояла, хочу выглядеть не куклой Машкой, но только элегантной, современной, европейской девушкой. Я победила, победителей не судят. У меня корреспонденты иностранные через переводчиков спрашивали, на какой фабрике Советского Союза для меня сшили платье? Имени Клары Цеткин, отвечала им. Они хохотали! Тот барбос, руководитель делегации, сразу рядом - правильно вы им отвечали, сказал, поддержали престиж страны. Как он мне надоел, ходил везде и нос совал, у самого будто петля в кармане, сейчас задушит. Премиальные деньги выдали долларами – он сразу: сдать мне, получить от меня в рублях. Вы идите, ответила, на сцену, может и вам выдадут, когда споёте? Возненавидел меня, в Москве ну точно гадить будет, если насчёт концертов встретимся. Поглядел фотки? Давай сюда, в конверт положу. Так, - спрыгнула с кровати, - на столик ставим коньяк болгарский, вино болгарское открывай, колбаски оттуда, свечи наши зажигай, две, начинаем праздновать, - тряхнула букетом георгин, во все стороны рассыпая их по полу, и вторым, и букетом роз… - Кофе хочу, наш, домашний, настоящий. Из зёрен, не растворимый.

- Давай, сейчас сделаем. Я тут шабашил, нам немного накопить осталось, купим «Жигули» новой модели.

- Совсем здорово! А в меня, - присекретилась прищуром желания, - сегодня можно, не забеременею. Мне тоже везёт, концерт за концертом намечается в Москве и Ленинграде, потом гастроли по крупным городам Урала и Сибири. Может, и на «Волгу» денег насобираем. Не надо вина, налей мне тоже коньяк?- присела в кресло напротив.

- Сначала пусть исчезнет лишнее, - отстегнул последнюю пуговицу и убрал с неё рубашку.

- Правильно ты придумал, согласна, так интимнее, да же? – подняла хрустальный широкий бокал. – Желаю возлежать на этих рассыпанных цветах…- тонкозвонно ударила бокалом о его бокал.

- Чего расскажу… Мы после окончания конкурса поплыли на небольшом корабле по морю в сторону от города, пристали к пустому пляжу, пили вино и жарили на костре свежую рыбу. Рыба широкая, свежая, из моря. В смысле, всей компанией, разных стран певцы, их продюсеры, оркестранты и кто конкурсом руководил. День отдыха устроили, как праздник для себя. Красиво, море, пляж. Немецкие первыми разделись наголо, и девушки, и ребята, у нас так, говорят, на природе отдыхают, в смысле на пляжах.

- И ты раздевалась совсем?

- Ты чего? С моей скромностью туда же, разве? Мне настолько удивительно сделалось, рядом ходят, лежат на песке голые и парни, и девушки, там и из Франции, и из Польши, и чехи, венгерские ребята, да со всех европейских стран, и я смотрю, ого, и стыдно и интересно, не знала, что у них так бывает.

- До любимых грудок никто не дотрагивался? Они по мне скучали?

- Скучали, скучали. Не показывала их там, в смысле на море. Налей мне коньяка? Немного, глоточка полтора, под кофе. Мне у них понравилось коньяк кофе запивать, глоточек, и сразу горячий кофе. Подсказали делать так.

Лепестками большой розы по её губам, оттянутым к краям полуулыбкой при глазах, показывающих удовольствие, - по губам поцелуйностью, поцелуйностью, сходом на шею любимой, на ключицы любимой, на выгнутые сверху груди, на самое…

- Погоди, я тебе сделаю, чего никогда не знала, - приподнялась, опустилась перед ним на колени, стянула плавки, взяла в руку ждущее её и совсем неожиданно забрала его в рот, ууукнув, натягиваясь на него и передвигаясь ближе, на коленках…

- Понравилось? Называется, приласкать ртом, перед началом… сильнее меня возбуждает…

- Что-то новое, удивила. Мне вспоминалось, - нравится, что, когда я тебя это самое, ты всегда приподнимаешь голову и стараешься разглядеть, как я тебя… у тебя лицо сильно краснеть начинает от ярости… ярая…

- Да, да, ярая для тебя… Готовая я, сюда…

Отпавшая спиной на смешанные запахи цветов…

И груди любимые розовее при свечах, и рот распахом сильнее, при входе ожидаемом и неожиданно резким…

А ночью проснуться ни с того, ни с сего и тревожно, - любимая рядом? любимая тут? – найти её грудь, найти и прижать вторую, услышать полусонное «да сейчас» перевернувшейся на спину, схватившей и потянувшей его туда, к провальности в горячее-горячее, хотеть и совершать, натыкаясь на встречное хотение, на приподнятые раскиданные ноги, поддерживаемые её руками, на её пальцы, впившиеся в зад, - глаза её закрыты в полусне-полупамяти, губы шепчут благодарно и восторженно болгарское имя, фамилию болгарского мужчины…

Да мало ли?

Не остыла ещё от той страны, что-то запомнившееся перепуталось во времени и месте.

Утром стоит возле газовой плиты, варит кофе - подошёл, руки на её плечи…

- Как посмотрю сзади на тебя, на узкую талию, резко выгнутые бёдра, на просвет между ног над коленками…

- Гы-гу… Хочешь сказать, снова в постель пойдём?

- Да. Особенно почему-то сильно включается желание от вида своих ног ниже колен, икры у тебя заводные, они меня включают.

- Сама бы не поняла, не догадалась. Погоди, кофе доведу до кипения… Дай солонку и перечницу, сделаю, как в Болгарии мне показали? Только через полтора часа мне надо быть в областном управлении культуры, мы ведь успеем?

Собралась быстро и вызвала такси…

Чёрно-белые фотографии чёткого качества размерами с журнал он достал из конверта, когда начал разбирать чемоданы и раскладывать вещи в шкафу. Порадоваться, ещё раз.

За фотографиями, видимыми вчера, начались другие.

На раскинутых руках лежащего на пляже молодого голого мужчины лежали две девушки, справа темноволосая в плавках и лифчике, спущенном с одной груди, слева вплотную, повернувшись к нему на бок, положив растопыренную ладонь на живот возле самого изогнутого в её сторону большеватого самцового, обычно посторонним не показываемого, совсем голая. На лице её проявилось желание иметь изогнутый в себе, в своём теле, она как-то и охраняла его от второй девушки, и будто уже отдалась полуулыбкой открытого желания, будто искала случая нового, второго, должного стать сейчас же. И мужчина смотрел перед собой строго, прижимая её за плечо, глазами самца, охраняющего свою самку. Если бы не вторая девушка рядом и не стоящие близко остальные пляжники, голая девушка забрала бы в свою руку его изогнутый, прочитывалось в глазах желающих, ждущих, охраняющих его от других самок.

Глядя на одну обнажённую грудь лежащей с другой стороны и ревниво, и с невозможностью отстранить.

Глазами взъерошенными, показывающими то, что в деревенской простоте называется - у сучки началась течка, она природно правильно ищет кобеля.

Правильно, - природно…

Самое плохое – ведь правильно, ищет, если на то всем присутствием своим в природе переключилась, с «нет» на «да» перешла…

Не остановить? Не отвлечь?

А как, рядом не присутствуя?

Этот же мужчина голым стоял, прихватив совсем голую за одно плечо и прижимая к своему телу, голая девушка задрала голову, пила из бутылки кока-колу, ладонью и пальцами опущенной руки крепко обернув, обжав горизонтально поднявшийся твёрдым черенком точный признак самца с длинноватым впереди завидным толстым закруглением, теперь со сдвинутой её пальцами с края прикрывавшей кожей. По руке девушки показывалось - длинной в две её ладони, и как такой мог уместиться в теле с талией тонкой, почему-то подумалось сочувственно. Куда, держа за горизонтальный, твёрдый, поведёт его?

Девушка лежит на спине в траве, расставив поднятые коленами ноги, закрывая ладонью низ живота, прикрывая глаза от слепящего солнца и смотря на самочное напротив, между ног её сидит, удерживая свой, задранный ещё выше.

Двумя ладонями закрывает весь низ живота, запрещая, не разрешая, а почему-то подняв согнутые ноги, а наблюдая, как надевается презерватив.

Расширившись тазом, села почти вплотную, помогая надеть презерватив, говоря что-то весёлым лицом, гордящимися глазами. Груди видом со стороны, прогнутые сверху, не маленькие и не здоровенные.

Опрокинулась на спину, прихватив его за бока, задрав согнутые ноги до невозможности задрать дальше, и лицом – ожидание начала исполнения требуемого, желания дать войти в своё тело части тела самца, называемого мужчиной.

Приоткрыла рот, начиная утопать в не восприятии окружаемого, начиная пропитываться насыщением изнутри.

Схватила себя за ноги, натягивая их ближе к грудям, откинув голову почти набок, растянув дыру рта в крике, в захлёбе. Мужчина, выгнувшийся спиной над ней, разинувший рот, орущий самцом, себя самке отдавшим до обессиливания.

Оперлась на локти, разглядывая накачивание в себя самцовой яростной силы.

Вцепилась ногтями в кожу зада, натягивая всего налёгшего на себя, лицом внимающая делающееся в глубине своего тела и восприятию в тело вошедшего, заканчивающего все движения.

Да, как она орала, девушка под самцом.

Почему-то позавидовалось им, почему-то захотелось быть вместе с ними.

Только… только девушка под самцом, девушка, уводившая самца к траве за его горизонтально поднявшийся, девушка на фотографиях – любимая, жена, жена любимая…

Погибнуть самому или убить её?

Чем? Чем убить?

Как можно думать, как можно убить любимую?

Любимое лицо, любимое тело, любимые движения и слова?

Но и жить как, после увиденного?

«Мы после окончания конкурса поплыли на небольшом корабле по морю в сторону от города, пристали к пустому пляжу, пили вино и жарили на костре свежую рыбу».

«И ты раздевалась совсем»?

«Ты чего? Мне настолько удивительно сделалось, рядом ходят, лежат на песке голые и парни, и девушки, там и из Франции, и из Польши, и чехи, венгерские ребята, да со всех европейских стран, и я смотрю, ого, и стыдно и интересно, не знала, что у них так бывает».

Узнал…

Потолок принизился, над глазами крутанулся темнотой, только что белый…

Самому двадцать восемь лет. Высшее образование, консерваторское. По классу рояля. Одновременно учился сочинению музыки. Вперёд и вперёд, ширина жизни впереди. Концерты одно, а музыку писать – высшее, как дойти…

Двадцать два года ей.

Обрыв всего?

Попробовать перетянуть на другую дорогу?

Хрустальное. Разлетится в дребезги в ней – упадёт осколками в самом себе.

Невидимую радиацию можно измерить приборами, а что внутри человека, чего таинственное, непонятное, не открываемое сразу на всякий случай называется душой, чувствами…

Не придуманные, они какие?

Был с компанией на озере. Приехала автобусом ещё одна девушка. Сразу стянула платье, стояла на берегу. Почему-то увидел как в первый раз, у парней в плавки заложено много, оттопыривается многим, у неё – бугорок, чего-то сильно принижено, отсутствующе, по сравнению с противоположными…

Нырнула в воду, какая есть. Перемениться ей невозможно, такой родилась…

И чем только не отыскивается невозможно швырнуть хрустальное на камни, на гранит твердейший, вдребезги…

Пришла домой поздним вечером.

- Замотали меня в управлении культуры, возили в соседний городок, петь пришлось во дворце культуры завода, юбилей у них. Меня объявили – наш подарок вам, заводчане. Я им не вещь, дураки.

Любимая?

Ненавидимая?

- Поцелуй меня ещё раз вот тут…

Перед зеркалом с расчёской, с глазами уверенными, в доме своём как в доме, нужная, спокойная от домашности.

Расслабленная.

- Дождь летний начался, медленный, наверное долгий…

Ночь на всю глубину темени. Свет углом, не выключенный в коридоре, тепловатый. Размятая телами постель, - я не стану так разговаривать, - отворотиком, - сначала с тобой хочу, соскучилась, за поездку, и вообще хочу и хочу, я такая.

- Бешеная матка?

- А это что?

- В народе говорят, есть женщины, хотящие бесконечно.

- Мне бесконечно не нужно, а заорать под тобой – самое то.

Сидит, раскрыв ноги, глядя на него и глазами, и раскрытой красной щелью изогнутых вертикально створок. Натёртых до красноты от самого входа, проткнутым, прогретым многими движениями.

Зная, она, красная, не отпустит от себя потребность смотреть. И, как то и дело получается, начать заново.

Не вытирая вытекающую на простынь общую клейкость.

Придерживая высыхающий, ладонью обёрнутый…

Чего бы не понималось разумом – чувства ему противоположны.

Перед началом подход подныривающий, полушагами как в танце, блещенье глаз, указывающее точнейшее, - надо, не отвертишься, руки, затягивающие на одеяла раскиданные, - да мы потом поговорим, потом, сейчас нужнее нам страстное, на двоих…

Теперь, удерживая в не отвержении голостью, в пропаже злости после постельной отдачи, надеется проскочить мимо предчувствия?

- Кто такой Желев?

- Болгарский певец. Мы вместе на конкурсе были. Ты по телевизору услышал? Рассказывали о конкурсе? Меня тоже показали?

- Меня вчера ночью так назвала.

- Он мне приснился, я до сих пор перегружена впечатлениями.

- На пляже голым он с тобой был? В траве ему отдавалась? – схватил за ногу, притягивая к себе.

- Ты все фотографии смотрел? – уточнила усталовато.

- Все.

- Тебя просили?

- До сих пор ждать мне просьбы посмотреть?

Помолчала, прикурив сигарету.

Не разволновавшись.

Смелая для себя, и для него.

- Изменила?

- Нет. Изменяют умышленно. Мне повезло, вот и всё. Звереть не надо.

- Я не зверею, но как мне соглашаться?

- Сам видишь, я спокойна, я уверенна. Объясню постепенно, тебе ещё станет здорово-прездорово.

- И изображаешь себя правой?

- Да, правой. Да, удивляйся. Вспомни, ты мне сам раз ночью говорил, когда я тебе давала, плохая баба, если она другим мужикам не нужна.

- Так шутка есть такая!

- С частью правды, у людей во всех шутках часть правды.

- Вспомни, ты сам говорил, как хотел бы увидеть меня под другим парнем и не обиделся бы, так тебе нужно. В людях много странного, молчат все, сказать пугаются, а ты говоришь.

- Болтать разное, выпирающее непонятно почему, и делать – разница.

- Я ему и не давала, он же с презервативом был. С презервативом как в резиновой перчатке, не считается. Он своим вставшим во мне до меня не дотрагивался, в резинку спрятанный. В автобусе до меня дотрагивается случайный парень, ну и чего? Разве так я изменяю, когда дотрагивается случайный? Сколько бывает, к попе чья-то рука в тесноте прижимается?

- Ты сегодня умел мощнее, чем всегда. Понял? Означает, полезно для тебя увиденное на фотографиях, ты соревноваться начал, доказывать, как самец ты сильнее, настырнее, таким тебя узнать – да сколько уважения к тебе ответного…

- На озере в палатках мы компанией спали, ты слушал, как Нинка даёт, стонет в их палатке, и меня настойчивее драл, утром она у меня вся болела. Подумала, до крови стёр на самом входе, зудело. Так что полезно, чтобы других узнавать, они на нас положительно влияют.

- Почему ты фотографировалась? Кто-то третий был, кто-то всё видел?

- У них мода такая. Сильнее секс получается, они говорят. Третий к нам не лез, фотографу я не давала. C ним Эльза была, немка, она скрипачка. Мы закончили – опять давила полнейшей откровенностью, и раздавливала, и заменяла злость на любопытство, - она перед ним на четвереньки встала, он её в позе сзади драл. Я-я кричала и охала. Ты бы видел…

- Да чего я видел до женитьбы? Пришёл к подруге позвать в кино. Звоню, Ленка распахнула дверь спешно – стоит в рубашечке до трусов и в трусах, бёдра сильные, пружинные, ой, говорит, я подумала Вера пришла, - заторопилась по прихожей в комнату одеться.

- Ты за ней не пошёл?

- Нет, она случайно открыла, не мне.

- Тебе пока не повезло, ты других девушек не заголял, не щупал и не драл, ты их не знаешь, других. С другими попробуешь, появится, с чем сравнивать, больше понимать начнёшь, кого выбирать. Ты нормальный молодой человек, я понимаю, у тебя есть желание узнать других. Я любимая, я жена, но ведь запрета никогда не говорила?

- Любимая? Так чувствуешь после приезда?

- Да, и сильнее чувствую. Ещё Шекспир в старое время написал в одном сонете, я читала и запомнила: любовь любовью новой испытать. Я испытала. Та любовь мимолётная, короткая, день, да и финал. Зато так-то сравнила, нужна мне та любовь? Тоскую я по ней? А нисколько. Ты и как человек мне любимее, ты и дерёшь намного сильнее, не догнать тому. Я того и выкинула, забыла. Так что тебе не изменила, тем более в презервативе он торчком до моего влагалища внутри не дотронулся. С презервативом не считается. Вспомнила, расскажу одну подробность. Немка перед тем как дать сзади, села фотографу на лицо, он её снизу лизал.

- Так она оттуда писает.

- А и чего? Видел же у меня в деревне, кобели сучек по ней лижут, и потом на сучек вскакивают. Да всё похожее природой устроено. У нас темнота, закроются одеялом в тёмной комнате, повозятся, и не понять, наслаждения где. Кроты в норе, всё в слепую, когда само разглядывание голой девушки прямиком на желание действует. У них за границей лишь бы получалось удовольствие, без стеснения. Заметила, когда рассказала насчёт немки, твой в руке сильно зашевелился. Снова будем? Я научу, давай попробуем. Сначала её трогай, нежно трогай, щелочку раздвигай, и начинай целовать, там найдёшь чувствительнейший маленький бугорок… Так я никому не давала, ты первый, - промурлыкала кошкой изгибчивой…

Длинной…

Перестройка, ничего не запрещено, а никто и не объясняет, как надо жить иначе, самостоятельно. Где чистота и правильность?

В книжных магазинах появились фамилии писателей, неизвестных. Оказывается, эмигранты, вчера тут запрещённые.

Появилась книга Бунина «Окаянные дни». О такой никто и не знал, до перестройки.

Художники позвали на открытие выставки, - сыграете на рояле после речей чиновников, для настроения, у нас выставка впервые без комиссии обкома партии, авторы приехали из Мурманска, Архангельска, Нижнего Новгорода, из Казани, Ижевска, Костромы, мы культурно хотим провести открытие. Благодарны будем, когда и жена ваша с вами придёт, споёт, чем на международном уровне прославилась, заранее приглашаем к братскому столу, сразу после открытия.

В выставочном зале народ, народ, - многие проснулись от скукоты надоевшей?

Картины в начале выставочного зала кондовые, обкомовские разрешения когда-то прошедшие – «Стадо коров на пастбище», «Портрет тракториста передовика», «Полеводы в майском поле», «Металлурги в цехе» - большущая пустая по отдаче на зрителя муть, напоминающая раскрашенную фотографию. Скульптура – гипсовая широченная тётка держит под полусогнутым локтём курицу, раздутую до индюшки, видимо, курица вырастала под чтение передовиц партийных газет насчёт повышения рекордов?

Много в багетных рамах берегов озёр, полянок, берёзок, ёлок, церквушек, катеров возле берега. Так что-то, пустоватое.

Жена, улыбающаяся знакомым во все стороны, переходящая в следующую отгородку зала, приостановилась, держа её под руку познакомила с подругой Ларисой, сочной девушкой, укуси и брызнет, как из созревшего плода яблока, - муж, после выставки я пригласила Ларису пойти к нам. Лариса, у нас появился свой видеомагнитофон, посмотрим фильмы, посидим вечерок, я уверенна, ты заранее согласилась.

По спине Ларисы до самой выгнутости зада висела толстая тёмная коса. Показывая самое цветенье девушки.

Картины, по чьей-то глупости совсем недавно запрещённые, - «Лечу» - мальчишка на коне летит в небе над деревней, «Мои соседки» - женщины идут по зимнему снег в шубах до снега, на фоне ёлок новогодних, «Флот» - вздыбленные волны, накрененные корабли, орудия, длинный алый горизонт, «Взлом льда на Волге»… «Кандагар», бой где-то в Афганистане, «Сухой закон» - свадьба с трёхлитровыми банками томатного сока на столе.

Несколько акварельных картин висит, автор женщина. На всех картинах цветы, роскошный парк, и гуляют разные дамы с белыми зонтиками от солнца, с веерами, чудными шляпами над лицами, лирически-лирические. И все они в платьях восемнадцатого века, и все они почему-то не хотят, как автор показала, жить сейчас.

Тогда было ладнее? Гармоничнее?

Похоже – так же, только отсюда то время идеализировалось. Освобождённое от лишнего.

И всё равно нежное – парк, цветы, мягкое небо, мягкие их платья колоколами, мягкие платья – нежное нужнее…

Мягко жить на картине, не среди людей…

Дата добавления: 2015-09-29