«Так. На раз-два-три».
Роми дернулся, когда дверь резко распахнулась, он подскочил на кровати, сел и вытаращил глаза.
- Ты что здесь делаешь?! – это единственное, на что его хватило в тот момент при виде ненормально оживленного и сверкающего глазами эмо-придурка.
- Я же тебе говорил, что я обычно делаю, - пропел Дирк, все же решившись и метнувшись к его кровати. – Иди сюда, Мышка.
- Чего?! – парень просто обалдел, он взбил ногами одеяло, отодвигаясь в угол, к подоконнику, забитому книгами и…мягкими игрушками. Он этим делом грешил, что поделать. – Ты какого хрена приперся?!
- У тебя все равно предков дома нет, миссис Миллет ничего не узнает, а уж папочке ты точно не расскажешь, - Дирку становилось все веселее при виде реакции на его действия и при осознании, на кого он собирается наброситься. Точнее, он уже на него набросился, пытаясь стащить вниз по кровати и уложить.
- Ты рехнулся?! Да что с тобой, какого хрена вдруг?! – Роми просто не понимал причин такой перемены в поведении и отношении.
- Ты же меня сам пригласил, - мерзким голосом пояснили ему, отмахиваясь от ног, которые брыкались и пытались ударить. – Ты же давно об этом мечтаешь уже, с восьмого класса, давай, не выделывайся. Тебе понравится. Я видел, как тебе нравится.
- Что?! Что ты видел?! – Роми остолбенел, и это было его ошибкой, потому что он на мгновение перестал сопротивляться, и Дирк его к кровати все же придавил. Он навис сверху, вклинившись между ног, которые Роми автоматически раздвинул. Парень себя убить был готов, но не мог ничего поделать с ненормальными инстинктами, не свойственными обычным парням. Ноги и правда сами раздвинулись, позволив Дирку между них устроиться. А тот приподнялся, перехватив заодно еще и руки, которыми Роми неубедительно отбивался, развел их в стороны.
- Ой, я видел все, честное слово. Мне особенно понравилось, как ты спокойно трепался о Зои, а сам в это время дрочил на… На кого, кстати? Опять на Рэтбоуна или на Лето?
- На Олтрейна, - фыркнул Роми и пошевелился, пытаясь выползти. Весь кураж, который был у него во время припадка возбуждения перед камерой, куда-то делся от страха и реальности происходящего. У него просто в голове не укладывалось, что совершенно нормальный, психанутый и тупой эмо-Вильямс лежал на нем в его комнате, на его кровати, в его доме. Причем, совершенно пустом, без родителей и без надежды на неожиданное спасение.
«Ой, блин», - подумал Роми и решил, что надо срочно что-нибудь придумать.
Хотя, не очень-то и хотелось вырываться.
Его телодвижения и попытки выкрутиться ни к чему не привели, кроме закономерной реакции одного сильно борзого тела, так что вырываться Роми стал очень убедительно и страстно, потому что ему в самом деле стало страшно.
- Да что ты делаешь?! Ты псих! Ты же не педик!
- Один раз – не… Сам знаешь, - отмахнулся легкомысленно Дирк, пытаясь его удержать на месте и засосать одновременно. Но не получалось, Роми метался очень активно.
- Я не хочу один раз!
- Хочешь два?
- Нет! Я не хочу с тобой, отвали, Вильямс, какого хрена ты вообще придумал?! Я думал, камера выключена, я просто так! Я же не знал, что ты видишь, а ты мне не сказал! А почему ты мне не сказал?!
- Мне было интересно, - весело сообщили ему. – И вот, я здесь, ты своего добился.
- Я не буду с тобой трахаться, пошел вон!
- А почему нет? Олтрейна позвать?
- Я ни с кем не хочу, вы нормальные! А я не хочу один раз, ты потом всем расскажешь, я тебя знаю!
- Все будут знать, что тебе повезло.
- Ублюдок!!! – Роми взвыл во все горло, запрокинув голову и выгнув шею. Дирк этим воспользовался и поцеловал его в дернувшийся кадык, а потом увлекся и решил успокаивать по-своему, стабильным и привычным методом «Заткнуть, чтобы не орала».
- Да ты расслабься, тебе понравится. Ну, я надеюсь, что понравится. Мне будет очень жаль, правда, если тебе будет неприятно, Мышка. Ты не поверишь, обычно я о таких мелочах не парюсь, а тут аж колбасит.
- Не надо мне делать одолжений! – Роми все же не удержался и заревел. – Ты всем расскажешь об этом, и все будут думать, что ты мне одолжение сделал, все меня будут жалеть и поздравлять, как дебилы, все будут ржать! Не надо, ну я тебя прошу! Я хочу, можешь собой гордиться, ты даже мужикам нравишься, ты очень офигенный, я просто тащусь от тебя, уже четвертый год тащусь, но не надо мне таких одолжений… - он затих, потому что Дирк перестал его мучить и просто застыл в ступоре.
Целки способны на гениальные высказывания, будь они девчонки или голубые пассивные парни. И ни одному нормальному человеку такой бред не придет в голову.
- А если не расскажу, тогда все нормально? – уточнил Дирк задумчиво, уловив суть припадка.
Роми потерял дар речи, шмыгнул носом по инерции, а потом протянул.
- Ну, если точно не расскажешь… Хотя, кому ты врешь?! Ты все равно растреплешь «по секрету» Роджерсу, а уж после него весь город будет знать! И тогда просто клево будет, особенно меня родители похвалят, охренеть, просто обалдеют от счастья! А твоя мать, я уверен, только скажет: «Молодец, ты мужик, несчастного мальчика утешил»!
Дирк чуть не заржал, но решил не терять время, ведь за окном уже темнело. Мать ничего не скажет, решит, что он у одного из дружков, но и хотелось очень сильно, хотелось прямо сейчас и все сразу. Особенно, после таких убедительных доводов Роми. Закон подлости – чем убедительнее доводы, тем меньше хочется отпускать.
Он заткнул его рот своим, чтобы не сильно выделывался, чтобы наконец заткнулся. Роми сначала мычал и еще вырывался, а потом понял, что ему это до дрожи нравится, что это страшно, странно, но безумно приятно. И ему даже стало плевать, пусть даже Дирк рассказал бы всему городу лично и заказал вертолет с лентой «Я трахнул Роми Миллета», пролетевший бы над Фолсвортом в час пик.
Если бы Дирка попросили описать это все словами, он бы не смог, потому что слова бы шли через запятую, отрывисто, несвязно, лишь отрывками впечатлений. Было жарко, влажно, стыдно, круто, смешно, нежно, медленно, быстро, резко, ласково, по-взрослому, по-детски. Взрослые так сексом не занимались, он это точно знал, ведь они к этому подходили без стыда, а ему в этот момент было ничуть не менее стыдно, чем Роми, который превратился в кого-то незнакомого. Его скулы покраснели до цвета переспелой клубники, зато внешне он казался старше и красивее, взрослее и намного сексуальнее, чем обычно. Он показался совсем другим, незнакомым, нежным, потрясающим. Он разрешал делать совершенно все, и это не было за деньги, как у Марлена с Дэйвом, и Дирк не чувствовал, как его друг прошлой ночью, будто его не пускают в душу. Роми ее просто распахнул, а Дирк в ней отрывался по полной программе, то пряча лицо в подушку или начиная целовать истерзанную поцелуями и укусами шею, то глядя на вдохновенно-возбужденное лицо бывшего одноклассника. Он не казался мышкой, он уже казался кошкой, такой прижимающийся, тянущийся следом за оторвавшимися от его губ губами, он очень редко открывал глаза, в основном жмурясь от удовольствия и еще оставшейся боли. Но каждый раз, когда он глаза открывал, взглядом сталкивался с Дирком, смотрел на него пару секунд, а потом Вильямс снова не выдерживал и начинал его целовать, захватывая, покоряя, получая, забирая все, что мог, забывая о том, что он не считал себя «таким». Это было круче, чем что-либо раньше, и теперь он точно не смог бы назвать Роми мышью. Только «Мышкой» и то, с подоплекой странной нежности, которую раньше никто не замечал.
Роми никогда не думал, что это будет так запретно и страшно, волнующе и приятно. Ему казалось, что его первый секс будет таким же дурацким, как первый поцелуй и первый засос – холодный, равнодушный, неприятный. Ему эти вещи доставались за большую цену, да и то, необходимы были, как доказательства, что у него еще не все потеряно. А теперь он беспокоился, что родители поймут все по виду его шеи, изуродованной багровыми пятнами, по потрескавшимся, искусанным и припухшим губам, по синякам на боках, на запястьях, на руках вообще, по походке, по виду в целом. У него даже взгляд изменился, но он этого пока не заметил, привыкнув к Дирку, к ситуации, к процессу и осознанию, что его хотят и немного даже любят. Нелюбимых не целуют так, как целовал Дирк. Или он и правда такой мастер секса, что со всеми обращался одинаково? Вряд ли.
Роми страшно было даже то, что все узнают, но через несколько минут он об этом тоже забыл, а потом и вовсе забил, решив, что он теперь другой, он Новый придумает, как поставить придурков на место.
И все было так, как он даже не мечтал. Нет, он мечтал, но уже и не надеялся, что это будет в его комнате, в идеальной обстановке, на мягкой кровати, под музыку, под одну из его любимых песен, при приглушенном мягком, теплом свете. С Дирком Вильямсом, по которому он и правда болел четыре года, скрывая это изо всех сил.
А с Дирком никто так раньше не обращался. Девчонки ему давали без вопросов, только немного ломались, да и то не всегда. Но они не вели себя так, будто были влюблены в него по уши. А он не спал с бедняжками, которые были влюблены в него по уши, потому что они были некрасивыми. Вот такая у него была нелепая жизнь. А теперь он не знал, представление это в его честь, шутка, прикол или реальное отношение Мышки Миллета. Он обнимал его нежно, но крепко, будто боясь отпустить, он обхватил его ногами, прижимая колени к бокам, к ребрам, задрав ноги повыше. Он выгибался, прижимался, он подставлял под поцелуи шею, плечи, ключицы, но главным образом – губы, теперь уже не бледные, как обычно. Он стонал и вздыхал сорванно, он вскрикивал иногда и хныкал, он ныл, стоило двинуться сильнее или быстрее, но ему все это дико нравилось, было заметно. Он запустил руку в выкрашенные иссиня-черной краской волосы Дирка, пропуская пряди между растопыренных пальцев. Дирк чуть не умер, когда его до боли сжало, он испугался и сразу прикинул, что скажут в «Скорой». Они же заплачут от смеха, если их вызвать и сказать: «Мы застряли». Но ничего такого не случилось, так что через пару секунд уже он сам зажмурился, вытянувшись в струнку от судороги, выпрямив спину и застонав глухо, сквозь зубы, отвернувшись и не глядя на Роми. Ему не хотелось, чтобы парень видел его лицо в подобный момент, даже у Дирка осталась капля стыда. А Роми сразу же, не упуская момента, поцеловал его благодарно и страстно в шею под челюстью, так удачно подставленную. Он вдохнул запах его уложенных с гелем и лаком волос, лезущих в лицо и щекочущих жесткими кончиками, случайно оставил пятно засоса на этой самой шее. Это точно не была безжизненная восковая фигура, это был парень его мечты, причем настоящий, из плоти и крови, горячий и невероятный.
Стоило отдышаться и прийти в себя, Дирк понял, что ему тоже стыдно. Они друг от друга отодвинулись так, будто вообще не были знакомы. Вильямс подумал, что это предел, но он уверен был, что это не было ошибкой. И он ни о чем не жалел, это уж точно. Поэтому, одевшись, он вел себя и выглядел довольно позитивно и жизнерадостно, посмотрев, как Роми сел и свернулся в клубок, прижав к груди одеяло. Ему было то ли холодно, то ли очень стыдно. Судя по красным щекам и блестящим глазам, скорее второе. Встрепанный, такой уставший, еле дышащий, со стучащим о ребра сердцем… Он был какой-то не такой, как раньше. То ли он изменился только в глазах Дирка, то ли он изменился вообще.
- Сил вообще нет. Может, мне у тебя тут остаться на ночь?.. – задумчиво так протянул эмо, рассматривая его в упор. Не верилось. Он был просто потрясающим.
«Боже, я сошел с ума», - Дирк затолкал эту мысль подальше.
Роми же смотрел куда угодно, только не на него.
- Нет, нельзя. У меня завтра родители рано приедут. Очень рано утром. Спокойной ночи, - очень холодно отозвался он, стараясь сдержать истерику. Ему очень было обидно, что он так быстро сдался и поддался искушению. И ему до слез, до боли не хотелось, чтобы это все закончилось, чтобы Дирк ушел, чтобы все осталось просто воспоминаниями. Но этот вечер уже закончился.
- Тогда до завтра, - Дирк к нему шагнул, наклонился, поцеловал в щеку и вылетел за дверь. Парень офигел, в самом деле опешил, посмотрев на эту дверь, хлопнувшую со всей дури. Улыбаться он не торопился, ему тоже не верилось, что ничего не закончилось. «До завтра»? Что значит «до завтра»? Что Дирк еще хочет увидеться?
* * *
Дэйв не понимал, какого черта творилось. Он с самого утра звонил всем, кому мог, разыскивая компанию, чтобы прогуляться и поржать. Но Микки был занят, Тони вообще уехал, а Дирка было не выцепить, его телефон был просто отключен. Наверное, опять батарея села, а он забыл зарядить.
Роджерс думал о той ночи, но мысли постепенно выветривались. Он был парнем умным и рациональным, поэтому предпочитал не зацикливаться на одном человеке, оценивать его по поступкам. Судя по поведению Марлена, надеяться было не на что, ведь он совершенно нормальный парень, ему просто иногда нравится ради вдохновения и развлечения спать с мужиками. Он зарабатывает этим, он отшил Дэйва лично, а не через кого-то там, так что и добиваться каких-то отношений смысла просто не было.
Дэйва интересовало только, куда пропал Дирк, ведь он всегда был свободен.
Вильямс спал до одиннадцати часов, чего с ним обычно не случалось. Потом он проснулся, уставился в окно, за которым красовалось странное солнце и почти черные тучи. Будто начинался конец света.
Дирку снилась прошедшая ночь, его аж трясло от случившегося, он не мог поверить, что совершил подобное. Это нельзя было считать насилием, но он от себя просто не ожидал, а ведь все получилось как-то само собой… И руки сами трогали влажную горячую кожу, сжимали бедра и стискивали запястья, тело вообще двигалось механически, на инстинкте. А мозги были где-то далеко, только подсознание уверяло, что это было потрясающе. Роми был потрясающим, таких просто больше нет, кто бы мог подумать, что он сможет заменить самую лучшую девчонку? Он ничего не запрещал, не говорил «не надо», не просил остановиться, но он был очень нежным и ласковым, он на каждое движение реагировал бурно и искренне, отдаваясь целиком и полностью, совершенно ничего не оставляя себе. Как так можно было? Ведь девчонки обычно сами в себе запираются, никому ничего не говорят, а секс для них порой – просто набор движений. Для Роми все было по-другому, он этому придавал огромное значение.
Почему?.. Он именно с Дирком таким был или он был бы таким с кем угодно?
В последнее Вильямс просто не верил, люди не способны быть одинаково добры ко всем, даже при всем своем альтруизме.
У Дирка в мыслях шуршали простыни, слышались чмокающие и влажные звуки, вздохи, охи, стоны, шумное дыхание. Он чуть снова не завелся с утра пораньше.
Он даже не знал, чего он теперь конкретно хотел. Увидеть Роми? Ну и что? Увидел бы, так что бы он сделал? Хотел обнять его, поцеловать? Бред собачий, Роми не поймет, он холодный, он не верит, что Дирк может влюбиться в кого-нибудь вообще, не то что в него. Сказать, что было супер? Роми покончит с собой, опять приняв все близко к сердцу и поняв совершенно неправильно. Просто ничего не делать? Дирк не мог, его тянуло к бывшему однокласснику. Он просто не знал, чего он хотел.
Роми тоже не очень-то представлял себе дальнейшую жизнь. Теперь все так изменилось, все стало по-другому. Врали все, кто говорил, что после «этого» первого раза ничего не меняется, для него изменилось совершенно все. Он сидел дома, поговорив с приехавшими родителями, поулыбавшись им, получив кучу привезенных побрякушек и всякой ерунды, отказавшись от завтрака из-за странной тошноты. Он не знал с утра, что это рыдания задушенно подступают к горлу и не дают проглотить даже крошку. Он включил для фона грустную, тоскливую музыку. Физически почти ничего не ощущалось, Дирк, как ни странно, был нежным, осторожным, никаким не придурком в этом смысле. Он не хотел ничего плохого, ни за что Роми не «мстил», ни за что не «наказывал». Хотя Роми часто предупреждала Эшли, что он рано или поздно нарвется на тех, кто совсем не понимает его ориентацию, и вот они-то ему покажут небо в алмазах, научат правильности. Дирк был лучшим, у Роми катились из глаз слезы по этой же самой причине.
Он обожал плакать, хоть и не был эмо. Плакать полагалось, вообще-то, Дирку, ведь у него челка, подводка для глаз, вся ерунда, пирсинг… Но Роми плакать просто обожал. Ни дня не проходило, чтобы он не заревел. Хотя теперь все стало слишком сложно, раньше он рыдал от одиночества, а теперь от того, что стал абсолютно никем. Еще сутки назад он был единственным в городе голубым девственником, а теперь он был просто единственным геем, получившим единственную ночь от парня, которого любил. И больше у него, кроме воспоминаний от этой ночи, ничего не осталось. Не осталось ни сил, ни уверенности в себе, ни обиды, ни разочарования, ни злости, ни проклятой «девственности», которая вообще была теоретической в его случае, ведь он парень. Он натянул рукава черного свитера посильнее, зажал их края в кулаках, расправил высокий ворот, натянув его до глаз, лег на кровать и свернулся клубком. Все было настолько плохо, что жить не хотелось, потому что он не знал, что ему делать. Дирк наверняка об этом не вспомнит больше. А если и вспомнит, то со смехом. И хорошо еще, если не расскажет всем своим дружкам и половине города о том, как дурында Миллет ему дал у себя же дома, почти не сопротивляясь.
Все же, еще было, что терять, хоть Роми и казалось, будто ему будет все равно в случае полного позора.
Марлен вторые сутки жил на кофеине, не в силах остановиться. Ночью он работал с искусственным светом, а днем с естественным, но не отрывался от скульптуры ни на секунду. Он закончил руки, закрепил их на каркас, сплавил и загладил швы и несколько часов ночью занимался париком, приделывая его к восковой голове. Он с шести утра воскресенья доделывал второе крыло, вставляя в него перья… И к полудню скульптура была готова, он просто не знал, что еще можно к ней добавить, а это означало полную победу. Она была странно живой, появились какие-то чувства в душе самого француза, но он не знал, в честь чего они объявились и к кому относятся. Ему казалось в свете странного солнца, что начался конец света, настоящий апокалипсис. И фигура отбрасывала тень на кремовую стену, выглядела по-настоящему жуткой. Правая половина ухмыляющегося лица оставалась темной, так что кровь смотрелась очень натурально, а левая половина тела была отлично освещена. Крылья казались настоящими, будто вот-вот шевельнутся, расправленные и разведенные в сторону, а пальцы пугающе скрючились.
Обычно скульпторы, работающие с воском, не могут закончить свое творение очень долго, даже неделями, месяцами, полугодиями, если не годами. Им всегда есть, что добавить, что усовершенствовать, что сделать еще натуральнее, даже если натуральнее уже некуда. Но в этот раз даже вредный Марлен не мог придраться к собственному произведению, хотя был очень самокритичен сам по себе.
Он спустился на кухню только в час дня, приведя себя в относительный порядок, отмывшись от восковой стружки и краски. Лиз, решившая занять-таки пост хозяйки, и ему тарелку поставила, но француз был слишком увлечен своими мыслями, чтобы сосредоточиться на еде. Зои на него посмотрела и сообщила спустившемуся Делани.
- Смотри. Ты наблюдаешь редкий момент, когда он закончил работу и прется от самого себя.
Марлен был погружен в рай, поэтому не то что не ответил, он этого даже не услышал, еле заметно улыбаясь и загипнотизированным взглядом изучая аппетитно выглядевший суп. Лиз улыбнулась Делани и помахала ему половником.
- Садись. Обедать будешь?
Он не ожидал. Вообще, с появлением прекрасного пола в доме стало уютнее, да и Лиз, можно сказать, нашла то, о чем мечтала последние несколько лет – дом, где есть не только она и ее вечно обиженная дочь, но и хоть какой-то мужчина. Марлена она воспринимала скорее, как сестру, чем как мужчину или, на крайний случай, брата. А вот Делани, даже учитывая его возраст, производил впечатление главы семьи. Где он этому научился? Непонятно. Возможно, это было заложено в него природой.
- Буду, - согласился он, садясь за стол, глядя на тарелку, на руку с половником зачарованно. Мачеха не готовила вообще, а повар в их доме никогда не снизошел бы до личного расплескивания по тарелкам свежего супа. Лиз на него посмотрела и улыбнулась довольно, такого взгляда она раньше не видела.
- Съедобно, не бойся, - фыркнула Зои, посмотрев на него и приняв молчание за опасения.
- Я не сомневаюсь, - заверил парень скорее Лиз, чем ее дочь. Зои решила, что если и следующая ее попытка сблизиться с ним увенчается провалом, то она сдастся. Ни один мужчина, да и вообще, ни один человек не стоит того, чтобы бегать за ним. То есть, бегать можно, но не через силу, не заставляя себя, не мучаясь при этом. Как только начинаются мучения, сразу начнутся после этого претензии в «отместку» за конфетно-букетный. А тот, за кем бегали, никогда не оценит того, кто так себя тратил. Это жизнь.
- Ты же ночью не спал? – Делани посмотрел на своего «хозяина».
Марлен покачал головой молча, наблюдая за тем, как ложка в его руке рисует круги в тарелке.
- И совсем не устал? – «удивился» Райен.
- Естественно, он устал, - Зои усмехнулась. – Только спать все равно не пойдет. Сейчас отойдет немного и поедет в центр.
- Зачем? – Делани взглянул на девчонку, поняв, что она – кладезь информации.
- За материалами. А кто теперь будет, Марли? – Зои его ласково потрогала за локоть. Француз на нее взглянул затуманенными глазами.
- Не знаю.
- Кто-то грозился меня сделать, - тихо, ненавязчиво шепнул Делани.
- Значит, тебя, - Марлен пожал плечами и наконец немного очнулся, принялся за еду.
- Остыло уже все, - Лиз буркнула, но посмотрела на весь стол удовлетворенно. Впервые в жизни никто не сказал ей, что готовить она не умеет.
- Нормально, - Марлен отмахнулся.
- Да, очень вкусно, - улыбнулся Делани.
- А по-моему, ничего особенного, - Зои не поняла их, рассматривая свою ложку.
Делани пнул ее под столом.
- В смысле, да, потрясающе, - она поправилась.
- Ты же засыпаешь на ходу, - Делани продолжал сверлить взглядом француза, который встал и медленно, лениво мыл посуду, натянув на руки перчатки.
- Не засну, - Марлен зевнул, округлил глаза, чтобы они не так настойчиво закрывались.
- Ты уже почти спишь, - парень хмыкнул и тоже встал с тарелкой.
- Давай сюда.
- Сам помою.
- Сюда дай, сказал.
Делани мрачно подчинился.
- Сам мог бы помыть.
- Какая разница, все равно перчатки у меня, - Марлен повел плечом. Зои вскочила и скинула еще и свою тарелку в раковину, мол, раз уж он все равно взялся…
- Зои! – Лиз возмутилась, но девчонка уже убежала наверх, так что подруга француза решила, что от него не убудет, еще одну помоет.
- Сейчас кофе выпью и все будет отлично.
- Ред Буллом еще отшлифуй, - предложил Делани в шутку, но понял, что это было зря – налив себе кружку кофе, Марлен достал из холодильника сине-серебристую банку и сунул ее в сумку, стоявшую на столике возле двери. Вроде как, на всякий случай, вдруг отключится случайно?
- Я поеду с тобой, - Делани решил и этим решением поставил в дискуссии точку.
- Нет, - Марлен точки предпочитал расставлять сам. И это явно была запятая.
- Я тебя не спрашиваю, я просто с тобой еду. Мне, может, хочется посмотреть на центр вашего этого захолустья?
- Проваливай, если не нравится наше захолустье, - Марлен поднялся по лестнице и скрылся за дверью своей спальни. Делани бегом взметнулся на третий этаж, захватил пафосную, кожаную куртку, сунул ноги в патрули и был на все двести готов. Когда Марлен спустился, надевая очки и подходя к зеркалу для оценки внешнего вида, противный квартирант уже ждал его у двери.
- Какого хрена ты со мной попрешься? Сам быстро съезжу и вернусь, лягу спать, не парься ты.
- Я не парюсь, я прогуляться хочу. Одному скучно.
- Возьми с собой Зои.
- Я еду с тобой, - Делани не стал говорить, что Зои милая, конечно, но почему-то ему хотелось поехать именно с Марленом.
* * *
Дэйв решил прогуляться в одиночестве, потому и поехал в центр. Там можно было подцепить девчонок из другого маленького городка, оторваться с ними в караоке или просто баре, потусоваться со знакомыми в автоматах, сходить в кино, в конце концов. В центре кинотеатр был огромный, так что там выбор фильмов отличался большим разнообразием.
И он уж никак не ожидал, что встретит там француза, с которым кувыркался с пятницы на субботу. И уж точно он не думал, что рядом с ним, а точнее, чуть позади будет тащиться смазливый мажор, которого отлупил Дирк. Хотя, еще неизвестно, кто кого там отлупил. В любом случае, Дэйву было отчего-то неприятно видеть эти мелкие ссоры и стычки домовладельца и его квартиранта. Роджерс был хорошим парнем, хоть и считали его хулиганом, как остальных из их мега-квартета. А потому он очень серьезно относился к большинству связей, если они были не по-пьяни заключены. И его первый парень сейчас шел и огрызался на своего «просто квартиранта», пытаясь от него отвязаться. Все это выглядело довольно романтично и ясно со стороны, даже Дэйв подумал, что Райену француз нравится. Но вот по злобному Ротте было не слишком понятно – то ли это его обычное состояние психоза и желания спать, то ли в нем действительно начало тлеть какое-то чувство.
- Отвяжись! Посиди в кафе, я скоро вернусь!
- Нет, я пойду с тобой, - Делани зевнул, поднял свою левую руку и взглянул на часы. – Времени еще полно, не хочу один торчать в кафе.
- Ты меня тормозишь, а так я быстро схожу!
- Мы же гуляем, куда торопиться?
- Это ты, может, гуляешь, а я приехал по делам. Ненавижу гулять!
- Да ладно тебе, - Райен себя вел расслабленно, с чувством собственного достоинства. Он никогда ни перед кем не унижался, да и теперь не собирался приплясывать перед каким-то скульптором, который был старше всего на полтора года, да еще и проституткой работал. Странно, Делани это не отталкивало и не пугало, потому что между ними ничего официально не было, он не имел права диктовать Марлену, как ему жить. А Марлен не делал вид, что он просто зарабатывал этим на жизнь, на свое творчество, потому что все его связи были стопроцентно приятными ему самому, как обычный пьяный секс со случайным человеком. А девяносто девять случаев из ста и вовсе не были постыдными. Дэйв чуть ли не впервые стал тем «клиентом», о связи с которым Марлен жалел несколько часов. Так что его и проституткой-то считать было сложно. Человек, целесообразно использующий свое тело, одновременно удовлетворяя собственные желания. Вот и все.
Делани его притянул к себе, обнял за плечи, прижал покрепче нарочно. Марлен застонал, сначала пытаясь вырваться, а потом успокоившись и держась за запястье руки, свисавшей у него с плеча.
- Идем туда.
- А что там?
- Там развалы. Мне там надо кое-что найти.
- Кое-что это что? – Делани на него посмотрел сверху вниз, но не смог рассмотреть левый глаз и его выражение через темные очки. Наверное, Марлен был одним из немногих, кому шел «полицейский» фасон очков.
- Манекен сидящий.
- А как ты в него заливаешь воск? Там же перемычки.
- Я их отрезаю и заливаю по отдельности каждую часть, а потом просто насаживаю на каркас. Ничего сложного. Но проще, конечно, со стоячими фигурами, - парень вздохнул. – И вообще, отпусти меня. Если уж на то пошло, и тебе хочется повыделываться, то ты меня не привлекаешь, извини. Ты не в моем вкусе.
- А какой у тебя вкус? – Делани вскинул брови. Обычно, когда ему такое говорили (а говорили очень редко), он сразу сдавался и посылал избирательную овцу к черту. Не хочет, не надо, никто уговаривать не станет. А теперь ему стало интересно.
- Если я когда-нибудь, не дай бог, и влюблюсь, стану жить с кем-то по-настоящему…
- Со мной ты тоже живешь, можно сказать.
- …буду спать с ним во всех смыслах. И в смысле секса, и просто в одной постели по ночам. Если я буду беспокоиться, с кем он, где он, что он делает и когда… То ему будет лет тридцать пять, он будет огромным, как викинг, чтобы мог защитить и постоять не только за себя, но и за меня. У него будут огромные плечи, суровое лицо, сильные руки и, желательно, ничего огромного в штанах, - он вздохнул мечтательно. Делани опешил от последнего.
- А почему так?
- Потому что это все легенды, что чем больше, тем лучше. Про баб не знаю, конечно, но для меня так.
- Тебе принципиален возраст и уродская харя?
Марлен на него посмотрел, скидывая с плеч его руку и проталкиваясь в развалы, где толкались художники и скульпторы разных направлений.
- Нет. Но мне уже точно никогда не понравится смазливая малявка, которая очень любит себя и тратит папашины деньги.
- И с большим членом, - Делани просто не удержался.
- Ты себе льстишь, - вздохнул Марлен, протискиваясь боком, хотя перед Делани все невольно расступались. Он умел себя вести так, чтобы люди его замечали и пропускали. А французу это было не нужно, он быстро протискивался между чужими телами, на пару секунд останавливаясь то у одного стола, то у другого, запихивая купленные штуковины в сумку.
- Могу доказать.
- Докажи Зои. Ты ей нравишься. Хотя, Лиз тебе этого не простит, если ты на ней потом не женишься, - Марлен застыл перед безликим манекеном, сидевшим в той самой позе. Он просто остолбенел, рассматривая эту фигуру, а потом принялся торговаться с мужчиной за столом, на котором фигура сидела.
- Да ты заколебал уже ее рекламировать, ей всего четырнадцать, а мне нужен кто-то взрослый и состоявшийся, - Делани повертел в руках какую-то безделушку и поставил ее на место.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |