Глава 18
Зато первое января удалось. Мы с Али жарили шашлык, Мажор с Никитосом по очереди рассказывали анекдоты, девчонки варили глинтвейн, все пили водку, веселились и обсуждали скорую поездку в Таиланд. Компания туда собиралась, как выяснилось, большая и веселая. Солнца хотелось всем. Последние мутные московские зимы к этому предрасполагают. Злата в новой компании быстро освоилась, много смеялась, давая понять, что вчерашний эпизод забыт, но тем не менее почти не отходила от Инги, которая явно взяла мою чешскую принцессу под свое покровительство. Да и погода в тот день порадовала. Просто – на удивление. Ясный морозный день. Белый пушистый подмосковный снег. Яркое солнце и отличная компания. Что еще нужно, чтобы почувствовать себя нормальным, радующимся жизни человеком? Пожалуй, ничего. В общем, разъезжались мы по своим московским квартирам в отличном расположении духа. Я попросил Никитоса высадить нас со Златой на Манежной, у журфака, показал ей свою альма-матер. Даже в аудитории завел. Посидели на «сачке», потом пошли вверх, по Никитской, прогулялись по бульварам до Пушкинской, прошли через Малый Палашевский до Патриарших прудов и выбрались на Садовое кольцо, где и поужинали в первом же подвернувшемся на пути симпатичном японском ресторанчике. Злате в Москве явно нравилось, и мне даже показалось, что она начинает поглядывать на мой город по-хозяйски. А что? Ей – здесь жить. Все к этому, похоже, идет. И – даже стремительнее, чем мы оба надеялись. После Таиланда можно будет и официальное предложение делать девушке. Руки и сердца, ага. Как в старинных романах. Друзьям моя принцесса тоже явно понравилась. Даже Инге. А понравиться этой стерве, поверьте, – дорогого стоит. Вон, к примеру, Мажорова жена, похоже, до сих пор Ингу побаивается. Это и понятно. Инга – она такая. Ей нужно быть королевой во всем. А королевы, как известно, – существа довольно коварные. И – ревнивые даже тогда, когда это никакого смысла не имеет… …А потом у нас со Златой была фантастическая ночь. И я впервые в жизни задумался о том, что, наверное, буду не против, если она родит мне ребенка. Сам себе удивился, если честно. И ничего не сказал по этому поводу Злате. А зря. Ей эта идея могла бы понравиться… …На следующий день мы со Златой собрали большой чемодан – книги на двух языках, плавки, бермуды и купальники. За нами заехали Али с супругой, и мы все вместе выдвинулись в аэропорт. Нас ждали солнце, белый тайский песок, зеленые пальмы, острые, промаринованные специфическим местным соусом огромные тигровые креветки, холодное пиво и целых две недели безмятежного отдыха. А также пребывающие на этом славном острове человек пятнадцать наших добрых знакомых, бомбивших нас эсэмэсками о том, как отлично там отдыхается, какое правильное пиво подают в пабе «Мёрфис» в центре Чавенга и где можно приобрести, несмотря на строгость местных законов, суперскую марихуану и прочие производные этого, что ни говори, доброго растения… …Домодедово, мне кажется, несмотря на всю свою модерновость – самый бестолковый и безобразно организованный из всех аэропортов столицы. Он почему-то напоминает мне старую шлюху, пытающуюся выглядеть светской львицей. Отвратительное зрелище. Доводилось наблюдать на разного рода «мероприятиях». Вроде – и наряды подходящие, и ужимки соответствующие усвоены. А все одно: шлюха – она шлюха и есть. Ничем не скроешь, как фасад ни подмазывай… …Пока мы там сидели – благополучно и, надо отдать должное, быстро миновав паспортный контроль, – по-моему, ни один самолет по расписанию не вылетел. Наш задержался «всего» на четыре часа. Толпа такая, что даже присесть негде. Хорошо еще, что вместе с нами летели приятели Глеба, известные отечественные рокеры, можно даже сказать – звезды, которые, «торганув лицом», договорились «за автографы» с официантами ирландского паба, и те посадили нас за первый же освободившийся столик в своем заведении. Рокеры и Мажор тут же начали целенаправленно напиваться. Гарри вообще летать не любит. Есть такие люди, с каким-то иррациональным страхом перед полетами. Поэтому перед вылетом он всегда старается побольше принять внутрь – для храбрости. Ну, а рокеры – они рокеры и есть. Им просто сам процесс нравится. Вы вообще можете себе представить не любящего выпивать рокенрольщика? Вот и у меня не получается… …В результате в момент вылета у нас на руках были три абсолютно бухие тушки, да и мы с Али тоже… гкхм… не могу похвастаться, что были абсолютно трезвы. Но, в отличие от этих красавцев, хоть передвигаться могли самостоятельно. И то хлеб. Этих-то жены на себе транспортировали. …Сели в самолет, приняли еще вискаря, и я благополучно уснул. А когда проснулся, самолет уже пошел на посадку в Бангкоке. Повезло. Обычно мне такие дальние перелеты куда тяжелее даются, в первую очередь из-за того, что в самолетах курить не разрешают. Можно, конечно, попытаться договориться со стюардессами, иногда получается. Но, увы, не всегда. Вот и приходится обходиться никотиносодержащими жвачками, которые помогают – как мертвому припарка. Но лучше уж они, чем вообще ничего. А тут – красота. Не успел глаза продрать, как уже приземлились и к выходу приглашают. И выспался неплохо, и похмельем не мучился, в отличие от Мажора и остальной развеселой гоп-компании. Вот тем непросто было. Один из рокеров, Егор, по словам его встревоженной развитием событий супруги, похоже, в запой собрался. Надо было спасать парня. Ну, ничего страшного. Спасем. Только до Самуи долетим – сразу и примемся. Осталось-то – всего ничего. Полтора часа ожидания в комфортном, отлично кондиционированном аэропорту, потом пересадка на стыковой рейс и меньше часа полета. Прорвемся. По прилете на остров он, кстати, уже начал нас потихоньку узнавать. Егор, в смысле. До этого был в полном невмендосе. А тут разглядел Али, сказал, что очень устал, и попросил Глеба отвезти его домой, на улицу 1905 года. Типа, ему ща за руль нельзя, в таком состоянии, а у Глеба – водитель. Пьяный-пьяный – а соображает. Объяснениям, что на Самуи улицы с таким названием, скорее всего, просто не существует, чувак верить отказывался напрочь, улыбался расслабленной улыбкой умиротворенного человека и требовал «не гнать». Тяжелый случай. Он даже когда на выходе из аэропорта пальмы разглядел, решил, что его просто разыгрывают. Махнули рукой, влили в сабжа еще сто грамм виски, чтоб успокоился, и уложили на заднюю сидушку в заранее заказанном микроавтобусе. Где он немедленно захрапел. Присвистывая и изредка бормоча под нос что-то совершенно невразумительное. А потом, в гостинице, мы помогли его несчастной жене дотащить тело павшего в неравной битве с зеленым змием товарища в их семейное бунгало. А сами быстренько переоделись и помчались загорать на белом, прокаленном тропическим солнцем песке и купаться в теплом соленом море. Так начинался самый лучший из отпусков за всю мою уже довольно долгую сознательную жизнь… …Мы загорали на пляже, гуляли по Чавенгу, купались в море и в бассейне отеля, пили пиво, ели креветок, изредка покуривали травку и вообще не вспоминали о том, что где-то сейчас зима и снег. Наше состояние и общая атмосфера на острове были настолько кайфовыми и расслабленными, что когда однажды мы с парнями, зайдя попить пива в «Мёрфис», с изумлением обнаружили там смотревших футбольную трансляцию из Англии пару-тройку знакомых по Чехии щщей из «Лидса», это не привело даже к словесной перебранке. Просто посмотрели, кивнули, – после чего старательно пытались друг друга не замечать. Вроде как – получилось. И у них, и у нас. Никому не хотелось портить себе отдых. Придет время – пересечемся. Покрошим друг друга на мелкие кусочки. Хоть в той же Австрии. Или пораньше, бог даст, свидимся. Сейчас-то зачем напрягаться? …Егора, действительно ушедшего в запой, пришлось выводить оттуда с помощью абсолютно запретного на острове кокаина. Али нашел, когда его Егорова жена об этом попросила. Позвонил кому-то в Москву, там ему дали номер местного телефона, он дозвонился, съездил и привез. Мрачный, как черт, и даже, по-моему, немного напуганный. Неудивительно: я бы миллион сто тысяч раз задумался, прежде чем так рисковать. Чужая страна все-таки. Да еще с таким жестким законодательством… Вот и все относительно неприятные происшествия за отчетный, так сказать, период. Британцы и порошок. А во всем остальном – спокойствие и безмятежность. Полная. И – упоительная. Егорушка, когда пришел в себя, оказался любопытным, совсем не «звездно пафосным» персонажем и тонким, внимательным собеседником. Редкость в наши дни. Мы с ним по утрам на пляже часами напролет разговаривали. Пока все еще спали. Там ведь, как во всех подобного рода гостиницах в разгар курортного сезона, места на пляже нужно заранее «бронировать», чтобы потом не было мучительно больно ронять любимую задницу прямо в песочек. А то он, этот самый песочек, хоть и красивый, но больно уж, сцуко, горячий. А учитывая обилие соотечественников, лучше «бронирование» производить не посредством небрежно кинутого на шезлонг полотенца, а, так сказать, личным присутствием. Потому как там, где какой-нибудь глупый немец тихо поморщится, наш человек реально выкинет это самое полотенце к чертям собачьим и, сделав предельно честные глаза, скажет, что так и было. Глаз, короче, да глаз. А то ругайся с ним потом, ага. Особенно, когда сам «герой» на заднем плане предпочитает расположиться, а на тебя по очереди две тумбочкообразные фурии налетают, в лице, надо полагать, законной жены и тещи. А может, и незаконной. Хрен разберешь, с их запутанными личными отношениями. Ну, что делать. Договорились, установили «дежурства». Влегкую. А потом так же влегкую отменили. Потому как в компании неожиданно оказались два жаворонка-добровольца. В лице Егора и, к моему немалому удивлению, – вашего покорного слуги. Уж очень мне там, на острове, восходы понравились. И вообще – проснуться за три часа до завтрака, искупаться в прохладном утреннем море, досуха растереться колючим полотенцем, отдышаться, а после просто сидеть на шезлонге и смотреть, как сначала медленно светлеет край горизонта, а потом меняет цвет само море, – здорово, господа. Я и не предполагал. А если и поговорить при этом есть с кем – так вообще красота. Или там книжку какую на худой конец почитать. Но лучше все-таки поговорить. На любую тему. Вот и получилось, что он мне – про гастроли, пьянки и всю эту их звездную мутотень, а я – про околофутбол, естественно. Очень уж им сабж интересовался. Что, в принципе, неудивительно: нашу жизнь в реале вообще мало кто знает, большинство искренне считают футбольных хулиганов неудачниками, лузерами с низкими доходами из неблагополучных семей с окраин нашего огромного мегаполиса. Ага. Щазз. А откуда у этих «лузеров» деньги хотя бы на элементарные евровыезда – вы, ребят, как, не задумывались? Да и по России, скажем, до того же Владивостока – тоже так просто не доберешься. А левые «симки», которые чуть ли не каждую неделю менять приходится, чтобы в спецотделе каком не запалили? А шмотки от модных брендов в качестве спецодежды? Нет, господа. Все не так легко, как вам кажется. Просто если у человека есть мозги и он имеет склонность ими пользоваться, он довольно скоро понимает, что тупо просидеть всю жизнь, протирая штаны в офисе, нарожать детей и оставить им после своего ухода энное количество дензнаков – это как-то – неправильно, что ли. Должно быть в этой жизни хоть что-то еще. И – не так уж и важно, в чем это «что-то» заключается. Ты можешь искренне собирать средства для бездомных, верить в Бога, писать стихи, участвовать в нелегальных гонках по ночной Москве, прыгать с парашютом, уходить в горы или, как мы, бить головы врагам. Но это должно происходить искренне и бескорыстно, без «интереса». Иначе ты – планктон. Таких, к сожалению, – большинство. Но некоторые, типа, как мы – все-таки «выпадают»… …Вот об этом мы с ним бо́льшую часть времени и говорили. Помню, как он поразился, узнав, что в фестлайне по бо́льшей части приходится не бить, а терпеть удары вражин, не разрывая линию. А вмазать и из второго ряда могут. Через плечо. – Ни фига себе! – восхищается. – У вас же вроде почетно стоять считается, я ничего не путаю? Или все-таки туда – кого побольше и потупее, чтоб терпеть и не пущать?! – Да хотелось бы, – жму плечами, – чтобы «побольше и потупее». Но кому охота щщи свои под чужие кулаки подставлять? Там, понимаешь, не сборище мазохистов какое. Только если ты сам в фестлайне не простоишь, на хрен никому будешь не интересен. Это не честь и не почет – и то и другое просто слова, если в них что-то дополнительное не вкладывать. Это – как дышать, само собой разумеется и не обсуждается. Молчим. Думаем. Егор сигарету прикуривает. – Слушай, – спрашивает неожиданно, – а там у вас реально фашистские настроения в почете? Я аж чуть водой, которую из пластиковой бутылки потягивал, не захлебнулся. Прокашлялся, башкой потряс, тоже сигарету прикурил. Он – ждет. Видимо, для него это важно. – Да по-разному, – жму плечами, – случается. Крайне правых на террасе полно, врать не буду. Но и говорить, что там одни фашики собираются, – глупее не придумаешь. Как и везде, наверное. – А вот, – докуривает жадными затяжками сигарету и резко вдавливает ее в песок, – я, к примеру, еврей. У меня даже настоящее имя – Лев. Лева. А Егор – сценический псевдоним. Как ты к этому относишься?! Ничего себе у него сегодня вопросики, думаю. Может, опять в запой собрался? Ну его на фиг… …Но все одно непросто на такую хрень отвечать. Да еще с самого утра. – Мне, в принципе, фиолетово, – нахожу, наконец, точную формулировку. – Вообще. Пока ты мне не будешь тыкать в щщи, что я русский и поэтому неправильный, – будь хоть негром. Абсолютно по флагу. А так… – Что – так?! – жадно прикуривает следующую сигарету. – Так, – хмыкаю, – мы еврейский вопрос ни разу не обсуждали. Кавказцев – да, врать не буду. Гастарбайтеров различных. А вот евреями как-то не интересовались. Некоторым даже нравится, как Израиль у себя там с черными разбирается. Особенно сербам, тем, кто с албанцами в Косово дрался. Они рассказывали, что к ним целый батальон евреев прибыл, отставников. А может, и не отставников. Дрались, говорят, с муслимами – как черти, ага. Но и тех, кто евреев ненавидит, – тоже немало. Сложно все это, понимаешь… – Понимаю, – вздыхает. – А в нашей компании евреев хватает. И на многие вещи они смотрят странно. Даже к тому, что я с Глебом дружу, неоднозначно относятся. Связался, говорят, с нацистским вожаком. – Али, – ржу, – нацистский вожак?! Я думал, среди евреев идиотов меньше. Надо же, какая херня! Пошли лучше купаться. Мы с ним оба хохочем. Потом бросаем тапки и полотенца на шезлонги, бежим к воде, и нас накрывает тяжелая ласковая волна… …Все хорошее имеет свойство рано или поздно заканчиваться. Увы. И отпуск – тоже. Нас ждала холодная, ветреная Москва, мокрый снег и куча нерешенных проблем. Я, к примеру, еще ни разу в жизни не женился, к тому же на гражданке другого государства. И как вся эта хрень оформляется, тоже, естественно, не имел никакого, даже поверхностного представления.
Глава 19
По возвращении в столицу мне пришлось тут же погрузиться в юридическое крючкотворство с оформлением Златиного вида на жительство. Точнее, в сбор инфы об этом изощренном, надо сказать, мракобесии… …Одного не могу понять: почему кучу не знающих русского языка и абсолютно безграмотных таджиков на какую-нибудь стройку, где они будут отбирать места у коренного населения, оформить легко. А одну прекрасно владеющую русским языком чешскую девочку – геморрой. Загадка, однако. Парадоксы чиновничьего сознания. Представляю, как нам придется помучиться, если мы ей российское гражданство оформлять решим, ага. Она же – не какой-нибудь грузинский вор в законе. А всего лишь будущая жена обычного русского журналиста. Ну, к счастью, – не совсем обычного. Отыскались кой-какие лазейки. А если б у меня таких друзей не было, тогда что?! Впрочем, если у человека нет друзей – он и сам скорее всего не многого стоит, я почему-то так думаю… …В общем, моей девочке оставалось только получить весною диплом, и можно было смело оформлять отношения. О чем я ей и сказал в первом же телефонном разговоре. Она в ответ только рассмеялась своим удивительным серебристым смехом. – На диплом мне, – вздыхает, – придется, наверное, ходить, переваливаясь, как уточке. И – снова смеется. – Не понял, – говорю. – Почему это переваливаясь? Она уже просто заливается. А я постепенно фигею, потому что ну ничегошеньки не понимаю. А когда я чего-то не понимаю – я этого боюсь. Жизнь научила к некоторым вещам с настороженностью относиться. Нда-с… – А что тут непонятного? – удивляется. – У меня задержка. Уже две недели. Мы хорошо с тобой любили друг друга в Таиланде, русский. Очень хорошо. А я не предохранялась. И теперь у нас с тобой будет ребенок, Дан. Я только еще не знаю, мальчик или девочка. Я, врать не буду, чуть с ума не сошел. Ничего себе думаю, нечаянная радость. Нет, это, конечно, – здорово. Вот только – несколько неожиданно. И – непривычно, что ли. Жил себе, понимаешь, жил. И тут – бах! – Ты что, не рад? – настораживается. Я – икаю. – Рад, – говорю осторожно, – конечно. Просто – еще не переварил… – Ну, так переваривай, – хохочет. Потом вздыхает. И продолжает – уже очень серьезно: – Для меня, если честно, это тоже было немного неожиданно и не вовремя; но поскольку я – католичка, я не буду убивать ребенка, даже если он неожиданный. Молчим. Оба. Но недолго. Секунд эдак десять. – Если б ты со мной решила посоветоваться, – отвечаю, чуть помедлив, – я тебе, поверь, сказал бы то же самое. Хоть и не католик. И даже, наверное, не православный. Так, агностик. – Я, если честно, немного боялась, что ты скажешь. – Дура! – смеюсь. – Сам дурак! – делано обижается. Вот и поговорили. Нормальная хрень, думаю. Ага. Придется с оформлением документов для моей девочки ускоряться. Для начала позвонить Али, попросить, чтобы его МИДовские знакомые помогли с получением вида на жительство этой вполне лояльной нашей стране гражданке Чешской Республики. В качестве, так сказать, первого шага к возможному получению российского гражданства. Вот ведь, мать… …Подошел к зеркалу, зачем-то потрогал себя сначала за нос, потом за подбородок. Пощупал щетину на щеках… …Ну, здравствуй, что ли, папаша, вздыхаю про себя. Молодой, мать твою так. И даже, возможно, – эдак. Неопытный. Просто – офигеть можно, как оно все бывает, оказывается… …Надо будет, кстати, родителям сообщить, хоть я с ними уже год как не разговариваю. С того самого момента, как отец решил квартиру, в которой я жил, продать. Ему, видишь ли, деньги в Испании срочно понадобились. Виллу знакомые в более престижном районе предложили. В Марбелье. Пришлось мне бегать по друзьям, занимать. Мажору спасибо – помог ипотеку оформить в своем банке. А папаша еще и цену задрал такую, что я еще долго, похоже, долги раздавать буду. Ничего личного, только бизнес. Он бы и еще выше, наверное, поднял, да я пригрозил, что не дам продать квартиру. Я же в ней прописан, в конце-то концов. И на улицу меня выкинуть у него по давно забытому им жилищному законодательству хрен получится. Он еще и обижался потом. Как ты, типа, с отцом разговариваешь. И на улицу тебя, типа, никто не выгоняет, можешь переезжать к нам, в Испанию. Работать, как и положено сыну, в отцовском бизнесе. А если сам выбрал жизнь в этой сраной, холодной, не демократической и не приспособленной для цивилизованного человека России, то и живи там как хочешь. Тьфу. Противно. Как был папаша, несмотря на все свои миллионы долларов, «совком», – так им и остался. Без роду, без племени. Раньше ему все это походы на байдарках да песни под гитару с такими же, как он, заменяли. И осознание себя, любимого, «интеллектуальной элитой страны». А теперь – исключительно дензнаки, количеством которых на счетах один человек, по его мнению, и отличается от другого. Исключительно. На хрен, простите, таких родственничков… …Но сообщить – все равно надо, думаю. Хотя бы маме. И сестренке. Как она там сейчас, интересно? Русский язык-то хотя бы помнит? Ну, да ладно. Не о том тебе, Данил, сейчас думать надо. Ой, не о том…
Глава 20
Со Златой договорились встретиться в Марселе, где мой «Спартак» играл первый официальный матч сезона с местным «Олимпиком». Одну шестнадцатую финала Кубка УЕФА, ага. Весенняя стадия традиционно в последнее время для нас – далеко не самая счастливая. Достаточно вспомнить, как в прошлом году в Виго ездили. Нам-то тогда казалось, что уж кого-кого, а «Сельту» мы по-любому обязаны проходить. Просто – рвать. Угу. Порвали. До сих пор задница болит. Да и от качества игры – обплевались. На этот раз, правда, иллюзий особых не было. Ехали больше город посмотреть. Да еще и суровые, как нам тогда казалось, белые парни из крайне правого крыла хулсов парижского «ПСЖ» отзвонились, предложили вместе марсельских арабов в их логове погонять. Есть еще в Париже и такие, к счастью. Кто не забыл, что это, по крайней мере официально, пока французский город. Европейский. Хотя у меня уже тогда были на этот счет сомнения, которые потом подтвердились по полной. Та-а-акие фантики приехали. Прям срамота какая-то, а не белые футбольные хулиганы. «Крайне правые», ага. Особенно меня их «старшой» поразил, – пухленький такой типчик с двумя сережками в ушах. В виде серебряных сердечек. У парней из «ГФ», которые всю эту шнягу с парижанами и мутили, просто челюсти со стуком на марсельскую мостовую попадали, когда он в их гостиничке нарисовался. А у остальных – животы клина дали. От смеха, разумеется. Но это только потом выяснилось. А пока – почему бы и нет, думаем. Отчего бы не погонять. Короче, разгреб дела на службе, отпросился у начальства и – в Марсель. Через Париж, разумеется. Некоторые наши придурки решили, что им будет короче и дешевле туда через Барселону добираться. Только не учли: из Парижа на скоростной «собаке» до этого городишки, родины знаменитого супа «буайбезз» и графа Монте-Кристо – всего четыре часа. А вот из Барсы… Ну, да ладно. Их трудности. Некоторые вон вообще через Стокгольм ломанулись. Есть у нас такой персонаж, Серега, он парней и смутил. Путешественник, мать его. Бешеной собаке, что называется, – не крюк ни фига. Зато – дешевле… …В Париже мы со Златой и встретились. Она сказала, что давно хотела там побывать, побродить по старым узеньким улочкам Латинского квартала, подняться на Эйфелеву башню, поглазеть на Нотр-Дам де Пари, попить знаменитого кофе в маленьких университетских кафешках. И – обязательно вместе со мной. Любовь. Я к этому слову в последнее время, врать не буду, начал намного серьезнее относиться. И – ответственнее. А как вы хотите? Когда твоя маленькая девочка, твоя пражская принцесса ждет от тебя твоего первого в этой жизни ребенка – это вам, парни, уже не шуточки. Такая вот фигня получается… …Я вообще-то Париж, если честно, – не люблю. Мои города в Европе – Рим и Лондон. Быть может, еще надменный в своем каменном кружеве, пропахший рыбой и горькой морской солью Стокгольм. Ну, и Прага теперь, разумеется. А Париж… Слишком многого я, видимо, ожидал от первой с ним встречи. Все детство и юность об этом городе книжки читал: от Дюма до Эренбурга с Хемингуэем. Хотелось праздника, который всегда с тобой. Ехал туда впервые – аж трясся. Думал, сейчас найду места, где де Бюсси дрался с фаворитами Генриха Четвертого, зайду на местный рынок поесть знаменитого лукового супа, а потом обязательно посижу в кафе «Ротонда», где Пикассо пьянствовал с Аполлинером, а молодой красавец Модильяни соблазнял дикую восточную барышню Анечку Горенко с чудовищным для европейского уха татарским псевдонимом Ахматова. Ага. Как это называется-то? Кажется, завышенные ожидания? Попал в результате в грязную арабскую деревню. С мусорным ветром, грязной рекой, дерьмовым кофе и совершенно тошнотворными обитателями… …Ничто так не убивает, как обосранные надежды. Но ради Златы я еще и не такую шнягу готов перетерпеть. Не то что несчастную сраную столицу когда-то великой Французской Республики. Очень уж увидеть хотелось – не Париж, разумеется, – Злату. И – не только увидеть. Короче, встретились. Обнялись. И – будто не расставались. – Знаешь, – говорит, изящно помешивая маленькой ложечкой черный кофе в симпатичном заведении неподалеку от Сорбонны, – а я, кажется, придумала, чем мне хочется в Москве заниматься. Так, хмыкаю про себя. Уже хорошо. По крайней мере, вопрос, где мы с ней будем жить – в Праге или в Москве, – даже не обсуждается. Заметано. – И чем же? – интересуюсь. – Ну-у-у, – тянет, неодобрительно посматривая на мою дымящуюся сигарету, – сначала я хотела устроиться просто переводчиком. У меня, кроме русского и чешского, еще хороший немецкий, из-за мамы. И английский неплохой. – Ого! – удивляюсь. – Я и не знал об этих твоих талантах. Кроме, разве что, знания английского. Слышал, как ты на Самуи с местными общалась. Она кивает. – Да, – говорит. – Мне языки хорошо даются. Вот про итальянский еще думаю. Но устроиться переводчицей сейчас будет трудно… – Это еще почему? – поднимаю левую бровь домиком. Она тихо смеется. – Скажи, – улыбается лукаво, гладя себя по пока еще плоскому, подтянутому животику, – если б ты был бизнесменом, ты бы принял на работу беременную сотрудницу? Хлопаю себя по лбу. Вот идиот! Ну конечно же… – И что ты решила? – спрашиваю. – У меня хороший слог, и мне нравятся русские книги. Хочу почитать, подумать. Вдруг получится что-нибудь перевести? – Хочешь попробовать сблизить наши народы? – смеюсь. Смотрит неожиданно серьезно. Даже кофе помешивать перестала. – Ты напрасно смеешься, – говорит очень тихо. – Если б я не читала русские книги и не учила русский язык в университете, вряд ли я смогла бы с тобой жить. Мой народ не очень хорошо относится к русским, ты же понимаешь… Я молчу. Потом – прикуриваю следующую сигарету. – Наверное, ты права. Нас вообще многие не любят. И большей частью потому, что не понимают. Не хотят понимать. В шестьдесят восьмом к вам приезжали на танках не русские, Злат. А коммунисты. Которые насиловали и мой народ. Причем значительно дольше, чем твой. – Я знаю, – накрывает мою руку узкой прохладной ладошкой. – Я знаю, Дан. Но другие-то не знают… Я кривлюсь. – Что ж тут, – поднимаю на нее глаза, – непонятного? Особенно для тех, кто считает себя лидерами и интеллектуалами. Для них «не знать» – это не добросовестно заблуждаться, моя девочка. Для них «не знать» – это просто тупо врать другим, которые и вправду могут не понимать, что происходит и происходило на самом деле. Она гладит меня легкими пальцами по тыльной стороне ладони. – Давай не будем об этом, – просит, – хорошо? Я понимаю, тебе больно. Но ты сильный, ты справишься. – Я справлюсь, – киваю. – Мы уже привыкли к этому, понимаешь? Потому и справляемся. Как умеем. – Да, – качает головой. – Наверное… – А, кстати, – улыбаюсь, чтобы переменить неприятную для нас обоих тему, – как тебе пришла в голову идея изучать именно русский язык? Такая вроде симпатичная, европейски образованная девушка… Она смеется. – …И вдруг язык диких восточных варваров? – хохочет. – Меня даже в университете отговаривали. Именно такими словами. Чуть не отговорили. Отец настоял. Он очень любит Запад, но совершенно в него не верит. Говорит, что тут все мертвое. А вас он не любит. Но почему-то считает, что будущее именно за вами. И еще считает, что мне с тобой повезло. Смеемся уже вместе. Дальновидный ты дядя, папаша Мартин, думаю. И – расчетливый. Ладно, мне не с тобой жить. А с твоей дочерью. Спасибо за то, что воспитал. Что настоял, чтобы она изучала русскую филологию. И – до свидания… …Париж ей, как и мне, тоже не понравился, но обязательную программу мы все равно выполнили. Как там: увидеть Париж и умереть, говорите? Ну, лучше тогда – сразу вешайтесь. Поэтому дню, когда вся эта шняга закончилась и мы, наконец встретившись с прилетевшей из Москвы «группой поддержки» во главе с Али и Никитосом, уселись в скоростную «собаку» до Марселя, я искренне обрадовался. А из Марселя тем временем непрерывно шли звонки и эсэмэски о поджидающих нас толпах местных арабов, о ножах, цепях и прочей арматуре. И я, врать не буду, даже немного – самую чуточку – забеспокоился. Не за себя, разумеется. За Злату. Такие адреналиновые приключения не для беременной. В сад, что называется. Может, думаю, съюлить? А как? Все знают, что еду уже, и не один. Да и Злате хрен объяснишь… …Забегая вперед, скажу, что арабов мы в этом славном портовом городишке все-таки встретили. Их там вообще, по-моему, большинство. Подавляющее. Будто и не в Европе находишься. Вокруг – или тупо черные, или тупо носатые. Беда, короче. А белая часть населения – только полицейские и пенсионеры. Но вот с ножами, к счастью, обломчик вышел. Рожденный, есть такое смутное подозрение, воспаленным воображением парижан, предводительствуемых тем самым пухлым толстячком. И слава Богу. …За окном «собаки» уже начинали мелькать характерные южнофранцузские пейзажи. Красивая страна все-таки. Не тем досталась… …Али крякнул и полез в рюкзак, откуда, покопавшись, извлек бутылку купленного в дьюти-фри бренди и пластиковые стаканчики. – Ну, – говорит, разливая, – сдвинули. За приезд! Хорошему человеку, усмехаюсь про себя, – грех отказывать. Сдвинули так сдвинули. Даже Злата пригубила. Со свиданьицем. Отдышались. Али сигарету в уголок губ закидывает, поднимается. – Пойдем, – говорит, – покурим, что ли? А я что, когда-то отказывался? Подымили в специально отведенном местечке, вернулись. – Ну, и как тебе Париж, Дэн? – спрашивает Никитос. – Да как всегда, – хмыкаю, – говно говнищем. Живое доказательство гибели белой культуры. Али согласно кивает. А вот Никитос удивляется. – Я, – говорит, – все, конечно, понимаю. И разговоры ваши умные постоянно слушаю. О смерти западной культуры и тому подобное. Вот только смотрю сейчас в окно – и никакой гибели, представь себе, че-то не замечаю. Наоборот, нам бы так жить. И – кивает за окно, где с ошеломляющей скоростью проносятся ухоженные поля и аккуратные домики благоустроенных французских деревушек. Зрелище для непривычного российского взгляда действительно впечатляющее. Али только крякает. И разливает еще по одной. – Красиво, конечно, – соглашается, – но жизни-то все одно нет. Так, существование. За гранью конца истории. А насчет красоты: не раз замечал, что старые покойники зачастую в гробу гораздо лучше выглядят, чем в последние годы жизни. Увы. И – замолкает, глядя в окно. Он несколько месяцев назад отца схоронил. Я знаю. Хотя наш сильный Али не любит на эту тему распространяться. Но в нашей среде невозможно что-то друг от друга долго скрывать. Такая жизнь. Сами выбирали. – Ты действительно думаешь, Глеб, что западная культура умирает? – неожиданно спрашивает Злата. – У меня отец часто на эту тему рассуждает. – У тебя мудрый отец, – кивает, продолжая вглядываться в заоконный пейзаж, Али. – Он кто по профессии? – Бизнесмен, – вздыхает Злата. – По чешским меркам – очень крупный. Занимается торговлей энергоносителями. – Понятно, – кивает Али. И – снова смотрит в окно. Что он там разглядеть хочет, интересно? – Хорошо, – не успокаивается моя девочка, – допустим, западная культура гибнет. А вы, русские, разве не часть западной культуры? Или вы все же восток? – Не знаю, – поворачивается к ней Глеб, – не знаю, Злата. Наверное, мы – не совсем запад. Но и совершенно точно – не восток. – Кто же вы тогда? – удивляется. Али тихо смеется. – А черт его знает! – говорит наконец. – Север, наверное. На южан-то один хрен не тянем. А за окном продолжает проноситься благословенная южная Франция. Совсем другая по сравнению с той, из которой мы пару часов назад выезжали. Какая-то более солнечная, что ли. И – открытая. Я опрокидываю залпом пластиковый стаканчик с коньяком, беру со стола пачку сигарет и выдвигаюсь в сторону специально отведенного гетто для курящих… …Доехали до Марселя, добрались на смешном маленьком такси до гостиницы. Я созвонился с Мажором и остальными парнями, мы наскоро умылись и отправились в культовый для этих мест рыбный ресторан «Туану», где заседала вся наша выездная гоп-компания, пожирая в немереных количествах свежайшие местные морепродукты. Тут-то мы с этими чеченами и познакомились… Глава 21
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |