Глава 13
Выезд в Тулузу оказался, наверное, самым скучным в моей богатой на выезда биографии. Хотя поначалу обещал быть романтичным. Ага. Как говаривал один наш бывший премьер-министр – хотели как лучше. А уж что выросло, то выросло. В эту французскую пердь ко мне собиралась хотя бы на денек подскочить моя Злата. Но – не получилось. А я в предвкушении романтики умудрился забронировать двухместный номер в пафосном по местным меркам отеле «Crowne Plaza», расположенном в самом центре города, на площади Капитоль. Из всех наших там только я, Камри да Мажор остановились. Очень хотелось, чтобы моя девочка чувствовала себя принцессой. А тут… В общем-то, ее «не могу» было вполне разумным. Через две недели – Новый год. Который она собиралась встречать в Москве, у меня. Даже визу уже получила и билеты на самолет выкупила. Так что вроде бы все правильно. В смысле, этот ее неприезд в Тулузу. Но все равно обидно… …Ну, да ладно. За неимением гербовой пишем на пипифаксе… В общем, первый раз я нажрался еще по пути в Париж. А как вы хотели? В такой веселой компании да еще и в расстройстве оттого, что придется, как идиоту, спать одному в шикарном двухместном номере. Попробуй не нажрись. Особенно когда у тебя с одной стороны в самолете – Стасик Здасс, а с другой – Вадик Фанстер. Те, кто на выезда с этими алкашами путешествовали, поймут, что опция «не выпить» в этой ситуации – просто напрочь отсутствует… …Как меня, точнее, мое тело, парни в Париже с рейса на рейс перегружали, восстановить в памяти мне, честно говоря, так и не удалось. Знаю только по рассказам. А рассказчики всегда привирают, сами понимаете. Поэтому если вам начнут трепать о моих буйных похождениях – советую тупо не верить. Как говорит один из моих хороших приятелей: «Не помню – значит, ничего и не было». Хотя и то, как вписывался в отель, я тоже не очень хорошо помню. Но как-то же вписался? Значит, было?! Парадокс, однако… Неразрешимая, сцуко, загадка мироздания. Подкидывает оно, мироздание, иногда такие загадки. Мало не покажется… …Короче, пришел в себя, лежа поперек роскошной двуспальной кровати в этом самом «Crowne Plaza», и – загрустил. Игра-то – только послезавтра. А мне, блин, больше, чем просто тупо опохмелиться, – мне почему-то уже прямо сегодня домой хочется. Но хватит мечтать о несбыточном. Москва – далеко. Даже Прага, где сейчас скучает без меня моя девочка, неблизко. Значит?.. Ага. Угадали. Засосал маленькую бутылочку местного красного вина из мини-бара, принял на скорую руку обжигающе горячий душ, нашел среди разбросанного по всему номеру шмотья плоскую коробочку новой навороченной мобилы. Набрал Мажора. Для начала. Если не отзовется, можно и остальным поотзванивать. Но – отозвался. Хотя и не могу сказать, что сильно довольным голосом. – Ты где сейчас обитаешь-то, старый? – спрашиваю. Он что-то бурчит. И я отчасти разбираю содержание месседжа. Но как-то не верю. По крайней мере, – не до конца. – Где-где?! – переспрашиваю. Уж очень он адресок любопытный произнес. Нет, я, конечно, тоже там иногда бываю. Но чтобы вот так, целиком… – Да пошел ты, – скрежещет зубами, – алкаш чертов. Там как раз и нахожусь, судя по самочувствию. В этом, блин, самом женском половом органе. У-у-у… и зачем только люди пьют?! – Да, – смеюсь, – по разным причинам. А если серьезно, ты где? Он опять что-то бурчит. Потом матерится. Потом наконец успокаивается. – В номере своем, – вздыхает, – если серьезно. И в очень хреновом самочувствии. Через стенку от тебя, между прочим. Пока твою тушку тащил, так расстроился, что сразу по заселении пару бутылок красненького заказал в рум-сервисе. Под местный козий сыр. И какую-то дурацкую передачу по телевизору. Теперь вот башка, сцуко, трещит. Да так, будто по ней десяток конявых кроссовками оттоптался. – Ну, – смеюсь, – так иди тогда в ванную, рожу ополосни. Да пойдем куда-нибудь погуляем, опохмелимся. Он тяжело вздыхает. – Опохмелимся, – ворчит. – Умник! Ты на часы когда в последний раз смотрел, придурок?! Время-то, между прочим, уже почти семь вечера. Так что пойти-то мы пойдем. Но не опохмелимся. А снова нажремся. Опохмеляться завтра с утра придется. Нормальненько, блин, выезд начинается. И все из-за тебя, дурака. Я фыркаю. – Можно подумать, у нас когда-нибудь по-другому начинается. – Согласен, – вздыхает Гарри. – Вечно одно и то же. Никакого, сцуко, разнообразия. Разве что морду когда от души начистят, при известной доле везения. Или сам кому щщи отрихтуешь слегонца. Тут уж – как повезет. А так – сплошная пьянка, с местными вариациями. Но хотелось все-таки и город посмотреть. Когда еще тут будем. У него, говорят, история богатая. Тамплиеры там, все дела. Поэты разные средневековые. Хотя сейчас – говно-говном, конечно. Вообще, когда бываешь в таких местах, как Тулуза, Копенгаген или еще какое-нибудь Бордо, где мы когда-то с их местной командочкой в Лиге чемпионов играли, почему-то не оставляет ощущение, что у них уже – все в прошлом. У европейцев. А не у заселенных туда арабов и прочего генетического мусора… …Прямо на нашей площади, украшенной предрождественской иллюминацией и заполненной местными гуляками, в кафе перед Капитолием уже весело горланила спартаковские песни шальная выездная гоп-компания во главе с вездесущим Мосфильмовским. Вручение одному из «наших надежд» Теме Дзюбе «Золотого кабана» как лучшему игроку дубля отмечали. Сегодня, говорят, преподнесли, прямо в гостинице. Вадик Фанстер речь от лица движа держал. Даже представить себе страшно этого топового оратора в такой неординарной, блин, ситуации. С ними-то и нажрались, как водится. Чуть ли не каждый выезд одна и та же история. Ничего нового. И ведь не надоедает почему-то. Единственное, что хорошо помню в тот вечер, – это красные в свете заката стены домов на площади, какой-то необычно солнечный для Франции вкус терпкого местного вина да огромный кусок мяса с кровью, который мне принесли после того, как я наугад ткнул пальцем в первую попавшуюся строчку меню на французском языке. Англоязычного в этой кафешке не оказалось, а просить кого-нибудь перевести было лениво. Но, на удивление, – угадал. Это – помню. А вот как до номера добирался – опять провал. …Среди ночи проснулся от дичайшего депресняка. У меня такое бывает иногда. В последнее время – все чаще и чаще. Наваливается тяжелым пыльным мешком осознание дикой тупости и бессмысленности происходящего. Зачем я здесь? Не только в этом французском городе, но и просто здесь – на земле? Чтобы тупо бить головы врагам, прятаться от всевозможных спецотделов, ненавидеть Систему, а потом переодеваться, ехать в редакцию, где снова и снова становиться одним из ее надежно функционирующих винтиков?! Почему все так? Неужели смысл жизни не в том, чтобы просто жить, а в том, чтобы непрерывно искать глоток свежего воздуха? И где я тогда – настоящий?! Здесь?! Там?! Нигде?! Покурил у окна, заказал в рум-сервисе бутылку виски: любого, самого дешевого. Не до изысков. Позвонил Мажору. – Здорово, – говорю, – старый. Спишь? – Нет, блин, – матерится сонным голосом, – канат перетягиваю. Заколебался уже – прям в полный рост. Что случилось? До утра подождать не может?! Только голову до подушки донес – ты тут как тут! Молчу. Вздыхаю. – Хреново мне что-то, старый, – признаюсь наконец сквозь зубы. Он замолкает. Думает. – Опять депресняк накрыл? – спрашивает, вздыхая и, похоже, нервно потягиваясь. Он меня однажды из такого говна уже вытаскивал. В Самаре, на выезде. В этом году. Там накрыло даже пожестче, чем сегодня. Сегодня-то полегче, но в одиночку все одно, похоже, не справиться. Всю ночь тогда проговорили. Ни о чем. Но помогло. Одно осознание тупого и упрямого факта, что они с Али в свое время такую же шнягу проходили. Значит, не я один такой. Я не один. И это – самое главное… …На этот раз они почти одновременно пришли. Гарри и официант с бутылкой вискарика. В Самаре ему за водкой бегать бы пришлось куда-то, нет там пока такого, как здесь, сервиса. Ну, да ладно. К счастью, все в этом мире когда-нибудь да заканчивается. В том числе и утреннее похмелье… …Это Гарри так философствовал, пока мы в кафешке с утра заказа дожидались. Состоявшего, как водится на юге Франции, из омлета с овощами и травами, теплых хрустящих булочек, минеральной воды, крепчайшего ароматного кофе и бутылочки местного вина на двоих. Так, чисто здоровье поправить. Город-то и вправду посмотреть, честно говоря, хотелось. А зачем иначе ехали? Игра-то наша с местным клубом уже ничего, после недавней победы над швейцарцами, не решала. Так, обычная формальность. Выиграем – хорошо. Проиграем – тоже особенно не расстроимся. Из группы-то мы уже по-любому вышли. А остальное – так, частности. Позавтракали и пошли бродить. О ночных событиях по молчаливой договоренности не упоминали. Было – и было. Прошло. Пока прошло. Вернется, конечно, – куда же без этого. Гарри ночью сказал, что того же Али иногда до сих пор так накрывает, что лучше не задумываться на эту тему. Там скелетов по всем стенным шкафам рассовано… Не пересчитать. И с этим ничего не поделаешь, такая уж у нас порода необычная. Не сильно подходящая для нашего далеко не самого лучшего из миров. С этим просто придется научиться жить, как некоторые живут до ста лет с время от времени накрывающими приступами головной боли. Мигрень называется. Это, по словам Мажора, Глеб такое сравнение придумал. Тоже типа мигрень. Только душевная… …А так-то Тулуза – красивый город, как во время прогулки выяснилось. И доброжелательный. Аж до противного. Их фаны даже на секторе «Добро пожаловать, Москва!» умудрились написать на самопальном баннере: с грамматическими ошибками, но, чувствуется, – реально от всего сердца. И как с ними, простите, после этого акционировать? Сироп, сплошной сироп. Заботливо приготовленный, грамотно разбавленный, сладкий до приторности. И скучный. Как раз от этой скрипящей на зубах доброжелательности. Вот, в принципе, и все – если местную кухню, которой мы отдали должное в обед и вечером, не описывать. А про музеи и все остальное можно прочитать и в путеводителе. Если есть такое желание… …Ах, да. Французам мы, вполне себе ожидаемо, проиграли. Два – один.
Глава 14
По возвращении в Москву я озаботился двумя насущными вещами: подготовкой к встрече Нового года и организацией нашей со Златой поездки куда-нибудь на острова. Лучше всего – в Таиланд. Там и довольно бюджетно получается, и вкусно, и комфортно. То, что нужно в нашей с ней непрерывно развивавшейся ситуации. Ну, а насчет «бюджетно» – я же не Рокфеллер, сами понимаете. Нет, зарабатываю, в принципе, хорошо. Не только по российским, но и, наверное, по европейским меркам. Репутация-с. Но – не миллионер, как ни крути. Хотя на жизнь хватает. В том числе и на отдых. Вот только одна беда: путевки в более или менее приличные места, типа Самуи или Пхукета, были на тот момент давно раскуплены. А тащить свою девочку куда-нибудь в грязную, засранную Патайю мне совершенно не хотелось. Я уж и всех знакомых на ноги поднял, и Интернет прошерстил, и связи напряг – ничего. Ноль. Зироу. Пустота. Беда, думаю. Потеря лица. Обещал ведь… …Помощь пришла оттуда, откуда и не ожидал. У Мажорова приятеля дочка неожиданно заболела. Не было бы счастья, да несчастье помогло, что называется. Ага. И в нашем со Златой распоряжении неожиданно оказалось отличное бунгало в не самой дорогой, но вполне комфортабельной гостинице в самом центре города Чавенга на моем любимом острове Самуи. И Гарри с Али и их семьями в придачу. Не самая, доложу я вам, дурная компания. И Злате, опять-таки, с моими друзьями и их женами поближе полезно познакомиться будет. А что? Если у нас с ней все срастется – пусть привыкает. Эти люди – часть моей жизни. В прошлом и, надеюсь, в будущем тоже. А значит – тьфу-тьфу-тьфу – и ее жизни тоже. Такие дела… …Еще одной проблемой неожиданно стала покупка новогодней елки и всяческих комплектующих. Игрушек, в смысле. Сам-то я на эту тему никогда особо не заморачивался. На хрена? Праздник для самого себя устраивать как-то неинтересно. Если только котяру порадовать. Типа, пусть посидит мальчик, полюбуется. Но ему-то все эти блестящие штуковины должны быть абсолютно по фигу. Типа, как рыбе зонтик. Ага. Как потом выяснилось, насчет котяры и игрушек я реально косячил. Они его очень даже заинтересовали. В первый же день пару штук с елки лапами сбил, сволочь. Вдребезги. А потом еще и осколки сожрать попытался, хорошо еще, что я недалеко от этого елового побоища тусовал. Хрен его иначе знает, чем эта байда могла закончиться. Стекло все-таки. Не хухры-мухры… …Запер кремового разбойника, несмотря на жалобный мяв, в дальней «родительской» комнате, старательно сначала подмел, а потом еще на всякий случай и вымыл пол, перевесил бьющиеся финтифлюшки повыше, чтобы лысая сволочь не допрыгнула. А потом подумал – и снял их к чертовой матери. Сложил в ящик, убрал в шкаф, выпустил кота, оделся и побрел покупать небьющиеся. Есть и такие. Для тех, у кого есть маленькие дети, я в Интернете недавно вычитал. А мой кот, по сути, – тот же ребенок. И один из немногих на этой планете, кого я реально люблю… …Небьющиеся игрушки, конечно, были чуть менее красивыми. Зато куда более безопасными. Ну, да бог с ними. Что-то я от основной темы отвлекся… …А основной темой, неожиданно для меня, оказалась обычная зеленая елка. Казалось бы, что в ней особенного? А я зашел на елочный базар – и чуть от восторга не задохнулся. Сразу вспомнил, как мы с отцом в детстве очереди за этим безобразием многочасовые отстаивали. И покупали в результате, как правило, сразу две – такими они тогда были жидкими и осыпающимися. Составишь их между собой, свяжешь как следует бечевкой, и вроде ничего. Стоят. «Снега» из ваты поверх игрушек набросаешь, гирлянды развесишь, «дождик» из золотистой и серебряной фольги аккуратно расправишь – никто и не заметит, что елочка-то «составная». Зато – как пахли… До сих пор помню. Елки и мандарины – это, по-моему, и есть Новый год. И еще – хрустящий снег под толстыми подошвами моих детских валенок. А сейчас – ни снега нет, ни елки не пахнут. Даже обилие мандаринов уже не радует… …Выбрал пусть и не пахнущую хвоей, зато пушистую и густую датскую красавицу, приволок домой, установил неподалеку от телевизора. И – сразу что-то в моей холостяцкой берлоге неуловимо изменилось. Будто – замерло в ожидании. Что случилось потом – с котом и стеклянными елочными игрушками, – я уже рассказывал. Смешно, конечно. Представьте себе: сидит, понимаешь, здоровый бритый бугай. Морда – в шрамах, плечи – в татуировках. И – чуть не плачет, так ему жалко разбившегося елочного шарика. Хороший такой, понимаешь, шарик. Красивый. Хрупкий. Как никому, кроме тебя самого, не нужные детские воспоминания.
Глава 15
Злату я встречал за три дня до Нового года, двадцать девятого декабря. Само собой – в Шереметьево. Она же «Аэрофлотом» летела, как иначе. Чехия, оно конечно, страна европейская и цивилизованная, но авиакомпания «Чешские авиалинии», продолжающая гонять в Москву изношенные советские самолеты, от этого лучше не становится. И рейс, разумеется, прилично задерживался. Они перед Новым годом всегда почему-то задерживаться начинают, ага. Я уж и в ресторане посидел, и книжку почитал. А он – все не прилетает и не прилетает. И ведь не выпьешь, как назло. Не снимешь стресс, так сказать. За рулем. А везти свою любимую девушку по заснеженной зимней Москве в состоянии «в легкое говнецо» – все-таки неправильно. Наконец – объявляют. И у меня тут же звонит, пиликает мотивом из «Doors» плоская коробочка мобильного телефона. «Come on, baby, light my fire…» – Алье-о-о… – Здравствуй, – почему-то задыхаюсь, – Золотой. Прилетела?! Смеется. – Какой же ты глупый, Русский, – старательно выговаривает. – Не из воздуха же я тебе звоню, да? У меня в груди – сразу же отпускает. И я обретаю способность нормально мыслить и разговаривать. – Понятное дело, не из воздуха. Это просто – фигура речи такая в русском языке. Ну, ты же филолог, в конце концов… – Да-а-а?! – удивляется. – Я – да, филолог. А ты – врунишка, Дан. Ты просто очень меня ждал, поэтому растерялся. Ну, ничего. Подождешь еще немного, мне надо багаж получить: подарки тебе и твоим друзьям, купальники для Таиланда. Тебе придется носить… – Ничего, – смеюсь, – донесу. Я у тебя здоровый. – Да уж, ты у меня здоровый. Большой. Очень большой. Очень сильный. И очень глупый. И почему меня сразу к тебе не пускают? Или тебя ко мне. Я соскучилась… И – снова смеется своим легким, серебристым смехом. Мне кажется, что он у нее – какой-то совсем новогодний. Как елочные игрушки. И эти игрушки я не дам разбить никому, даже любимому кремовому коту с белой как снег грудкой и мягкими лапами. Лучше сам разобьюсь… …С Арамисом, кстати, Злата подозрительно легко подружилась. Я даже немного взревновал. Он у меня вообще-то парень своенравный. И недоверчивый. Скольких моих случайных подруг в свое время в кровь подрал, если они, с его кошачьей точки зрения, что-то в квартире неправильно делали. А Злата просто вошла в мою холостяцкую берлогу, скинула отороченную мехом куртку, стянула черную шерстяную шапку, размотала длинный шарф и села на диван. И эта кремовая сволочь запрыгнула к ней на колени. И никаких тебе, блин, прелюдий. Сразу – умиротворенное мурчание. Причем, сцуко, – до обидного обоюдное. Как будто всю жизнь друг друга знают, ага. Сидят, понимаешь, в обнимку, один башку подставляет, другая – ее почесывает. А я?! Я, выходит, чужой на этом празднике жизни?! Не, ребят. Так не пойдет. Меня тоже любить надо. Желательно – регулярно и с удовольствием… …Вздохнул, оттащил ее чемодан в гардеробную, пошел ставить чайник. Все, думаю, Дэн. Вот ты, брат, и попался. Надо же… …Когда я проснулся, моей девочки рядом уже не было. Зато на кухне отчаянно воняло подгоревшей до углей яичницей. Вот тебе, блин, и позавтракали… …Захожу на кухню – сидит, плачет. – Я, – говорит, – Дан, плохая хозяйка. Совсем ничего не умею. Совсем… И – снова в слезы. А я, блин, и не знаю, – то ли утешать ее, то ли самому плакать, то ли ржать, как подорванному. Яиц-то в холодильнике больше не предусмотрено. А кроме яиц, кефира, пельменей и вареной колбасы там вообще ничего не бывает. Ну, йогурт еще иногда. Да бутылки с пивом. Так уж заведено. Обнял, вытер горькие детские слезы тыльной стороной ладони, погладил по легким, пушистым, разметавшимся после сна волосам. – Нам, – говорю, – девочка моя, теперь обоим учиться придется. И не только яичницу готовить. Ничего страшного, научимся. А пока одевайся, пойдем завтракать. Тут неподалеку ресторанчик симпатичный открыли. Я туда хожу, когда дома жрать нечего. Она тихонько смеется. Сквозь слезы. Вы летом дождик грибной видели? – А часто у тебя бывает, чтобы дома совсем-совсем нечего было кушать? – Часто, к сожалению. Я же один живу, понимаешь? – Мужчина не должен жить один, – смотрит на меня серьезно. – Теперь с тобой жить буду я. Вот только университет закончу – и сразу приеду, хочешь? – Хочешь, не хочешь, – ворчу, прижимая ее к себе. – Можно подумать, у меня выбор имеется. Она отрывает голову от моей груди и внимательно смотрит мне в глаза. Снизу вверх. Но это – только пространственно. А если по жизни, так очень даже может быть, что – наоборот. – Выбор есть всегда, – говорит неожиданно серьезно. И я сразу же вспоминаю, как эти слова говорил мне когда-то Али. Давно. Когда я был сопливым, недавно пришедшим на террасу мальчишкой. Сколько лет прошло с тех пор, интересно? – Выбор есть всегда, – повторяет. – Просто я свой выбор уже сделала. А ты, Русский? Я хмыкаю. Нет, думаю, дорогая. Что-что, а это у тебя – по-любому не получится. Я уже научился быть первым и всегда оставлять за собой последнее слово. – А у меня, – отвечаю как можно спокойнее, – не было никакого выбора. Хоть тресни. С того самого момента, как я тебя увидел. Там, в ресторане, на этой вашей дурацкой промозглой набережной. Она наклоняет голову и что-то хочет сказать мне в ответ. Возразить скорее всего. Но – не тут-то было. Я уже – взрослый мальчик. Не знаю уж – к счастью или к сожалению. Прикладываю к ее припухлым со сна полудетским губам указательный палец, улыбаюсь. – Все, – подмигиваю, – после договорим. Потом. А сейчас я хочу съесть огромную порцию яичницы с ветчиной, помидорами, луком и жареным черным хлебом, выпить кружку-другую пива и погулять с тобой по Москве. Прага, конечно, очень красивый город. Но тебе придется полюбить и этот долбаный разросшийся мегаполис. Мою родину, понимаешь? Москву. Потому что тебе здесь, похоже, жить. Но это потом. А пока мне нужно представить вас друг другу. И постараться, чтобы вы друг другу понравились…
Глава 16
У меня уже который год одна странная примета срабатывает. Моя личная. Чем хуже встретишь Новый год, тем лучше он для тебя сложится. И наоборот. Этот год, судя по всему, должен стать более чем удачным. Ага. Потому что мы со Златой в эту сказочно детскую ночь так посрались… Надеюсь, в нашей жизни это больше никогда не повторится. Боюсь, такого высокого накала чувств – просто не выдержу. А начиналось все замечательно… …Злата к поездке на Глебову дачу очень серьезно отнеслась. По-взрослому. Еле отговорил ее платье вечернее надевать: шикарное, с глухим воротом впереди и голой спиной прямо до роскошной упругой попки. Хорошо бы она там в нем смотрелась. Среди джинсовых и кожаных отморозков и их не менее джинсовых жен и подруг. Или, к примеру, за поеданием истекающего ароматным мясным соком только-только снятого с огня шашлыка. Пришлось ей даже пообещать, что мы потом обязательно сходим в какой-нибудь пафосный ресторан, чтобы это платье хотя бы разок выгулять. Не напрасно же она его из Праги тащила, сами понимаете. Ничего, обошлось. Нацепила узкие, стильные джинсы, сапожки на плоской подошве, свитерок. Обмотала шею длинным пушистым шарфом, натянула черную вязаную шапочку, накинула на плечи куртку. Ну вот, думаю. Совсем другое дело. Мне она, если честно, в таком хулиганистом виде куда больше, чем в наряде от какого-то пафосного итальянца нравилась. Посидели с ней немного, по бокалу красного вина выпили. А потом за нами Никитос заехал, часов в восемь вечера. И все б, наверное, было ничего, если бы уже в дороге мне Али не звякнул. – Привет, – говорит, – Дэн. Вы как, уже едете? – Едем, – хмыкаю, – потихоньку. Точнее, толкаемся. Желающих больно много по предновогодней Москве покататься. – То есть вы еще из города не выехали? – Ну, – смотрю в окно, – это смотря что считать городом. МКАД уже переехали. А вот из Митина пока выбраться не получается. – Это хорошо, – радуется. – А то я тут ревизию запасов спиртного решил провести. И немного, понимаешь, забеспокоился. Винища – полно. Шампанского – ванны принимать можно. Виски, ром, коньяк – все в полном порядке. А вот нормальной русской водки и пива под завтрашние утренние шашлыки – ни фига, как выяснилось. Никто, сцуко, не озаботился, все, понимаешь, дорогими напитками меряются. А я не представляю, как, к примеру, двадцатилетний ром под шашлыки получится оприходовать. Не вяжется такое сочетание послевкусия. Так что – просьба к тебе: прикупи по дороге, пожалуйста. Кстати, в Митине нормальные супермаркеты есть, я сам там иногда отовариваюсь. – Хорошо, заедем. Сколько брать-то? – Ну, – считает, – водки бутылок семь, судя по количеству алкашей, будет достаточно. А вот пива – литров десять, думаю, имеет смысл прихватить. Там в «Рамсторе» живым пивом сейчас торгуют, в двухлитровых кегах. Возьми штук пять, если не хватит, мы потом в местном магазинчике обычным догонимся. – Ну, блин, ты даешь! А водку в местном магазинчике что, больше не продают? Молчит. Думает. Но, как потом выясняется, не над покупкой водки в местном магазинчике, а над тем, как мне ситуацию объяснить подоходчивее. – Ты, дружище, давно водку в подмосковных магазинчиках покупал? Судя по тому, что до сих пор жив, – давно… …На выходе из «Рамстора» они нас и накрыли. Человек десять. Говорил ведь Никитосу – давай поближе к крыльцу подъедем. Нет. Подвеску на своей свежекупленной тюнигованной «субарке» пожалел, сволочь такая. Сугробы, говорит, намело, я лучше здесь встану. Ничего, дотащим. Вот, блин, и дотащили. Злата тоже с нами сдуру поперлась: хочу, говорит, русские супермаркеты посмотреть, интересно. Интересно, ага. Особенно интересно стало, когда эта гопота прямо перед носом нарисовалась, а у нас руки заняты. Пиво, водка. Никитос еще и орешков накупил своих любимых, а я сушеных колец кальмара и креветок под ожидаемое утреннее пивко. А тут – полный, блин, интернационал, судя по русскому мату и молдавско-таджикскому характерному «гыргырканью». Гастарбайтеры. А во главе, похоже, – наша, подмосковная сволочь. Слишком уж, сцуко, много в речи характерного «аканья». – Та-а-ак, – говорит, поигрывая дешевым ножиком. – Ящики и девку нам. Сами – валите, не тронем. И – не дай бог милицию позовете. У нас здесь, на районе, – все схвачено. Найдем и зарежем. Понял?! Понял, думаю. Чего уж тут, блин, непонятного. Поставил пакеты на землю, выхватил бутылку водки, врезал по металлическому ограждению. Отличная розочка получилась. Прям как заказывали. А слева от меня – характерный щелчок. Сколько раз я Никитосу говорил, чтоб перестал эту чертову выкидушку на кармане таскать. Заметут ведь рано или поздно. А ведь вот – пригодилась. Короче, Злата даже испугаться не успела, как эта комиссия по встрече уже по улицам Митина неслась, давая фору любому олимпийскому спринтеру. Но старшего я догнал. Слишком мне, блин, его слова насчет «девки» не понравились. Располосовал морду, развалил надвое обе щеки. Уж очень розочка удачная получилась. Жалко, сцуко, было выбрасывать, не использовав по назначению. Гляжу – Никитос тоже кого-то в сугроб завалил. Мордой вниз. Сел сверху и что-то старательно своей выкидушкой у него на жопе выписывает. Художник, блин. Мастер настенной живописи и прочей прикладной графики. Тут-то Злата и заорала. Я от удивления аж гопника из рук выпустил. Бегал он, надо отдать должное, – совсем неплохо. Ошметки от обеих щек, как крылья, за спиной развевались. Уважаю. Хотя – жить захочешь, не так раскорячишься. – Звери! Звери! – кричит во весь голос моя принцесса, моя золотоволосая девочка. И я вдруг с удивлением понимаю, что это отнюдь не к наехавшей на нас чуркестанско-гопнической шобле относится. А как раз наоборот. К нам с Никитосом. Нет, ну ни фига ж себе, думаю. – Звери! – плачет. – Какие же вы звери! Прекратите! Прекратите немедленно! Сгреб ее в охапку, поволок к машине. Орет, отбивается. Всю таблицу мне когтями исполосовала, кошка чешская. Пришлось вкатить оплеуху. Причем не слабую. Слабая бы в таких говенных обстоятельствах точно не помогла. Дотащил до машины, засунул на заднее сиденье. – Грузись! – кричу Никитосу. – У меня тут оперативка по ликвидации стихийного бедствия! – Угу! – кричит в ответ. – Морду от этого бедствия береги! А то оно те точно глаза повыцарапает! Вот ведь, блин, темперамент! Даже завидую! А сам туда-сюда носится, пока я Злату нейтрализую. Пакеты с покупками в багажник «субарки» скидывает. Ну, погрузились кое-как. Тронулись. Я Злату за руки держу и лицо от нее старательно отворачиваю, а то она уже пару раз кусаться пробовала. – Ты, – ору Никитосу, – куда-нибудь во дворы двигай! Чтобы у меня была возможность ее успокоить! А то, если ментов проезжать будем, они верняк решат, что у нас тут изнасилование запланировано! – Согласен, – выворачивает руль. – Садиться в тюрьму в мои планы пока что не входит. Да еще по такому поганому обвинению. Наконец она устает. Обмякает. Сидит, всхлипывает. – Звери, – шепчет. – Какие вы звери… Пришлось ей снова пощечину выписать. На этот раз достаточно легкую. Взял за плечи, подтянул к себе, заставил смотреть в глаза. – Это они, – говорю, – звери. Даже не звери. Твари. Ты представить себе не можешь, что бы они с тобой сделали. А мы с Никитой – не звери. Мы, девочка, укротители.
Глава 17
Пока мы доехали до дачи, Злата почти успокоилась. Правда, похоже, так и не простила. По крайней мере, разговаривала исключительно односложно. «Да». «Нет». «Не знаю». Чувствовал я себя после всего этого, мягко говоря, – не очень уверенно, врать не буду. Когда наконец доехали, из машины – даже не вышел, а вывалился. Будто мешок с говном. Да и хозяева, встречавшие нас на пороге, когда мою разодранную таблицу разглядели, скажем так – немного удивились. Али, так тот – аж присвистнул от изумления. – Что, – спрашивает, – котик подрал, что ли? За что это он так тебя? Мясо несвежее зверю подсунул, что ли? Вздыхаю, лезу в карман куртки за сигаретами. – Ага, – прикуриваю, заслоняя огонек зажигалки сложенными в лодочку ладонями, – котик. Чешский. Породистый, блин, прям до не могу. Можно даже сказать, кошечка. Минута молчания. Потом Инга фыркает, стыдливо прикрывая рот аристократической узкой ладонью взрослой, ухоженной женщины. – Молодец, – говорит, косясь в сторону Глеба, – девочка. С вами, кобелями, только так и надо, иначе нельзя. Стоит, наверное, тоже взять на вооружение. Али тоскливо вздыхает. – А ведь возьмет, – опасливо кивает в сторону жены. – Прецедент создан. Дальше – дело техники. А если серьезно, что случилось-то? Может, помощь нужна? – Да нет, – вздыхаю, – уже, пожалуй, не нужна. И излагаю события. В своей версии, разумеется. Но – максимально приближенной к реальной боевой действительности. Инга моментально становится серьезной, потом подходит к Злате, обнимает ее за плечи. И я замечаю, что эти плечи опять мелко дрожат. Будто моя принцесса вот-вот снова расплачется. – Пойдем, – говорит Инга, – пойдем со мной, девочка. Пойдем в дом. Сейчас мы с тобой умоемся, почистим перышки, приведем себя в порядок… И, большой, рассерженной кошкой, вполоборота в мою сторону: – Мудак! Я чуть сигарету от удивления не проглотил. Нет, ну ни фига же себе! Я же – как лучше хотел! Гляжу, Али тоже башкой укоризненно качает. – Не могли просто эту шпану пугнуть, что ли?! Тоже мне, хардкор, блин. Раззуделась удаль молодецкая?! Идиоты! Пижоны доморощенные. Спортсмены. А что у девчонки шок может быть, трудно, блин, догадаться?! Она же, может, кровь впервые в жизни увидела, ты, козел! Вот ведь, блин, учишь вас, учишь… И тоже уходит в дом. А мы с Никитосом так и остаемся стоять на крыльце. С раззявленными, мягко говоря, щщами. Может, думаю, мы и вправду что-то не так сделали? Да нет, все верно. По крайней мере, сегодня эти уроды уж точно никого не ограбят, не убьют и не изнасилуют. Это что, плохо?! Хотя насчет Златы, наверное, Али прав: не стоило девчонку так вот сразу шокировать. Неудобно получилось, чего уж тут говорить. Интересно, как она там сейчас? В это время дверь открывается и на крыльце снова появляется Али. С бутылкой коньяка в руках. И с тремя пустыми стаканами. – Пойдем, – качает головой, – выпьем, идиоты малолетние. На лавочке посидим, пока там Инга твою Злату в порядок приводит. Похоже, кстати, хорошая девочка. И любит тебя, идиота. Вот ведь повезло придурку. Прям как утопленнику. – Хм-м, – удивляюсь, – а в чем, интересно, утопленнику повезти может? Али жмет плечами. – Хрен его знает, – ставит стаканы и бутылку на лавочку. – Может, в том, что не повесили… – Ну, – смеется Никитос, – разве что в этом. Ты б лучше сказал, Глеб, в чем наш косяк-то? Че вы все на нас с Дэном накинулись?! Али хмыкает, ехидно изгибая левую бровь «домиком». – Дэн уже, по-моему, понял. Правда, Дэн? Я – молчу. Если честно, ни хрена я не понял. Так, догадки. С одной стороны, мы с Никитосом стопудово правы были. Даже безотносительно личных тем. Ведь если по-взрослому разобраться, этих отморозков даже в ментовку сдавать бессмысленно. И не потому, что тупо откупятся. Откупятся, не откупятся – какая разница. Думаю, у главаря, которому я щщи розочкой располосовал, в районной ментуре куча друганов и одноклассников. А то и родственников. Так что даже если б мы их тупо повязали и чисто по закону отвели в ближайшее отделение – толку от этого не было бы ровным счетом никакого. Но это не важно. Важно то, что когда бы эти гоблины из ментуры ни вышли – хоть через день, хоть через семь лет, скажем, по приговору суда, – в их тупых мозгах все одно ничего, по сути, не изменилось бы. Ни-че-го. И в следующий раз, возможно, их жертвой стал бы тот, кто не имеет такой школы уличных драк, как мы с Никитосом. Так в чем тогда наш косяк, извините? В излишней жестокости?! А что делать, если эти уроды по-другому не понимают?! А Злата… А что Злата? Пусть привыкает. Нам с ней – жить. Долго и, по возможности, счастливо. Так что о моей «изнанке» ей лучше сейчас узнать, чем через пару лет или месяцев. Потому что я такой, какой я есть. Санитар леса. И меняться в этом отношении – не собираюсь. – Что, Дэн, и вправду понял? – продолжает лезть Никитос. Жму плечами. – Давайте лучше выпьем, – говорю. – И забудем на хрен эту никому, блин, не нужную историю. Что мы немедленно и сделали. А через некоторое время к нам Инга присоединилась. Со своим стаканом, само собой. – Напугал ты девчонку прямо до полусмерти, – вздыхает. – Она ведь любит тебя. И похоже, по-настоящему. – Я ее тоже, кажется, люблю, Инг. И что теперь, не пить? – Да пить, конечно! – смеется. – Только приучать к своей жизненной философии влюбленную в тебя девочку нужно не сразу. Она же совсем маленькая еще. К тому же иностранка, человек с совершенно другой ментальностью. Меня вон Глеб, знаешь, как берег от лишних знаний о своих невинных развлечениях? И то в шоке была, когда узнала! А если б раньше узнала, могла бы и замуж за него не выйти, представляешь?! И мучились бы сейчас оба. Чокается с Глебом, делает маленький глоток коньячку, потом прижимается к нему, осторожно целует в свежевыбритую щеку. – Да, – вздыхаю. До меня, кажется, наконец-то начинает доходить вся щекотливость сложившейся ситуации. – Что «да»? – усмехается Глеб. – Иди, вымаливай у девчонки прощение. Докури только сначала. И пару раз вдохни поглубже, чтобы немного успокоиться. – Не стоит, – качает головой Инга. – Я ее успокоительными накачала. А потом отвела на второй этаж, в спальню. Пледиком там накрыла. Пусть поспит девочка. Она, кажется, этого идиота и так уже простила, просто в шоке до сих пор… …Злата, кстати, так и проспала всю ночь, даже Новый год с нами не встретила. Видимо, и вправду ее Инга серьезно успокоительными накачала. Да и сам этот праздник был пока что для моей девочки понятием довольно абстрактным. В Чехии, как и во всей Европе, главным все-таки является Рождество. Но все равно нехорошо получилось. Причем, что самое обидное, – винить в произошедшем, кроме себя – некого. Сам дурак. …Когда я в полчетвертого ночи тоже ушел спать, Злата так трогательно дышала, свернувшись калачиком под теплым шерстяным пледом, что побеспокоить ее я не решился. Выпросил у Глеба пару пуховиков, бросил на пол, улегся поудобнее, укрылся точно таким же пледом, как у моей любимой, и уснул по-походному. Ничего страшного. Лучше так перетерпеть, чем ее реакции при пробуждении всю ночь бояться. А наутро она меня сама разбудила. Села рядышком с моим импровизированным ложем на пол и давай меня по голове гладить. Все-таки жалость к своему мужчине – не только у русских женщин основное движущее любовь чувство. Посидели, пообнимались, поцеловались пару раз. Она немного поплакала, я поутешал. Потом она меня поутешала, когда я начал про то, как был не прав, рассусоливать. И – пошли зубы чистить. Жизнь, блин…
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |