Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Министерством общего и профессионального 22 страница



ИСТОРИИ

 

Форма истории (социальности) уникальна; содержание

ее универсально. Дело истории - всечеловеческое, корпора-

тивное; дело частного человека (лица), участвующего в тво-

рении истории, - партикулярное. Понимание этого актуа-

лизирует ряд проблем. Как два эти дела взаимосвязаны? На

чем крепить умопостигание истории как целого? Если само-

реализация лица эгоистична, а потому прозрачна, просчи-

тываема, тогда откуда в качестве деятельностного резюме

возникает имперсональное, надличностное? Частные науки,

анализирующие форму явлений, ищут <правду текущей жиз-

ни>. Философски экипированные метаисторические, полити-

ческие, юридические системы социального профиля осмыс-

ливают содержание явлений, <правду тайного предназначе-

ния>. Водораздел между двумя <правдами> проходит по ос-

нованию единичной или всеобщей субъектности.

 

На уровне <логии> (специальных наук) выявляется су-

щество деятельности; на уровне <софии> (мета-логия) выяв-

ляется существо смысла деятельности. В одном случае возни-

кает линия <правды лица>,, в другом случае - линия <прав-

ды народа, государственности>. Онтологический срез рассуж-

дений поставляет дихотомию личностного - сверхличност-

ного, свободного - предопределенного в творении жизни.

Деяния лиц - эгоистичны, партикулярны, обозримы; сово-

купный результат деяний лиц - имперсонален, едва не вы-

нужден. Как правило, получается то, чего никто не желал.

Живем, живем, а в конце жизни - одни пустяки; ищем, где

 

Слава I. Человеческий смысл истории

 

 

всем просторно, находим же железную клетку наличного по-

рядка; стремимся к бытию, захватывающему дух, имеем мел-

кие, редкие крохи доброго, бескорыстного, красивого. Гор-

няя тоска по необыкновенному перебивается дольней мудрос-

тью кротких.

 

: Четко фиксируемый разрыв цели и результата нашей

(исторической, политической, государственной) деятель-

ности питает стратегию <хитрости> мирового разума: некая

высшая интеллигенция <хитрит>, разбалансируя намерения,

интенции и плоды тщаний. Врожденным и неустранимым

пороком данной, заявленной Вико и развитой Гегелем идей-

ной культуры выступает, однако, подрыв естественности.

Наука кредитует лишь опирающиеся на понятия собствен-

ной динамики, исключающие скрытые параметры, каузаль-

но фундированные модели. С этих позиций конструкция



<хитрости разума>, очевидно, неадекватна.

 

i Как строить социософию, проводя глубокую концептуа-

лизацию объемных явлений исторического, политического,

Государственного? В створе вопроса зададимся проблемой при-

чин трагедии лиц у власти. Карамзин, подхватывающий его

взгляд А. К.Толстой усматривают корни коллизий в возмез-

дии за преступления: отчаявшийся народ поворачивается

телесным тылом к тиранам - историческим (политичес-

ким, государственным) лицедеям. Возникает контрастная

оппозиция деспотов-властолюбцев (Иван IV, Борис Году-

нов и т. д.) - просвещенных монархов (Екатерина II, Алек-

сандр I и т. д.). <Нет зверя свирепее человека, если к страс-

тям его присоединить власть>, - говорит Плутарх, выска-

зывая истину почти абсолютную. Изуверившись в самовлас-

тии, несении тягостей правления, Иван IV убеждает Федора

<царствовать благочестиво, с любовию и милостию>'. Но как

диссонирует наставление с фактическим опытом управления

державой. Личное дело не совпадает с делом государственным.

Гений и злодейство не единятся в сфере духа, но идут рука об

руку в сфере власти. Генрих IV, Ричард III - престолозахватчи-

ки-интриганы. Екатерина Медичи - отравительница родствен-

ников. Иван IV, Петр I - палачи сыновей. Екатерина II -

сообщница убийц мужа. Ленин, Троцкий, Сталин - народоне-

навистники. Примеры, конечно, легко множатся.

 

Пушкин, сторонники историко-юридической школы (Ка-

велин, С. Соловьев) разводят перипетии персональной судь-

бы и логики государственного устроения. Характер эпохи -

 

' Карамзин ИМ История государства Российского. Спб.. 1821. Т. 9. С. 434.

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

производное черт не лица, а социально-исторический обстоя-

ний. Скажем, Смутное время на Руси порождено не осо-

бенностями царя Бориса как тронодержателя. Оно - дериват

борьбы сил, интересов. Годунов, полагает Пушкин, обречен:

 

безотносительно психологической предрасположенности к ти-

рании, восстанавливавшей против него народ, он не отвечал

назначению. Такой нестандартный ход мысли чреват накатом

вопросов: что есть историческое, политическое, государственное

назначение? Какие неявные пружины величия (силы, интере-

сы) и как проступают в явной личностной деятельности?

Есть ли история (политика, государственность) результиру-

ющая взаимодействия лиц или манифестация сверхличност-

ного (провидения)? Если первое, то почему содержание исто-

рии (политики, государственности) рассогласовано с ее фор-

мой? Если второе, то в чем корень предопределения?

 

Поставленные вопросы в конце концов как к исходному

пункту стягиваются к одному: если <назначение> в истории,

политике, государственности не вымысел, то в чем высший

умысел, промысел, кем он установлен, как он проявим в

жизни?

 

Резонные чувства растерянности, недоуменности ввиду

последнего усугубляются многозначительной сентенцией Диз-

раэли: <Миром управляют совсем не те, кого считают пра-

вителями люди, не знающие, что творится за кулисами>.

Итак, закулиса. Рефлексия ее статуса упирается в общем слу-

чае в экспозицию баланса личностного - государственного,

человеческого - властного, индивидуального - державного

в синкретизме историко-политической деятельности. Мета-

физика роли лица в истории снимается, следовательно, ме-

тафизикой государственности - фундаментальной гумани-

тарной наукой, полноценное оформление которой принадле-

жит будущему.

 

Бог имеет дело с конечным (ultimate), человек с ближай-

шим (proximate). Объяснение причин необычайных событий

истории вязнет в кругу отличающихся поспешностью фор-

мы, темнотой содержания мнений. Спросим: каковы причи-

ны войны 1812 г.,- качества государственных лиц? Проис-

ки Англии? Недостатки континентальной системы? Ошибки

устремленных к единству союзников? Указанные факторы

не иллюзорны. Герцог Ольденбургский обижен; Наполеон

властолюбив; Александр тверд; континентальная система не-

годна; союз России с Австрией не замаскирован. Все так. Но

для обозревающих случившееся с высот времени причины

громадности произошедшего недостаточны.

 

Глава I. Человеческий смысл истории

 

 

Почему миллионы убивали, мучили друг друга (вслед-

ствие того, что Наполеон властолюбив, Александр тверд,

политика Англии хитра, герцог Ольденбургский обижен?);

 

почему состоялось <воинственное движение масс европейс-

ких народов с запада на восток и потом с востока на за-

пад>?2 (вследствие традиции, согласно которой колониза-

ция идет с запада на восток, а варвары с востока на за-

пад?). В чем непреложность осуществленных действий, свер-

шившегося? Что вообще означает непреложность?

 

Отстаивать фатализм: субъекты истории - рабы провиде-

ния, заложники промысла, - несерьезно. Проводить волюнта-

ризм: субъекты истории - гении, действующие случайно, -

несерьезно не менее. Персонификации, как и деперсонифика-

ции истории, означая отказ от жизнеподобия, комбинируют

отвлеченно-условными конструкциями. Акцентуация бытия

(надындивидуальное) в рассуждениях навевает вполне обез-

личенную, безымянную образность типа выведенной Л. Ан-

дреевым в <Жизни человека>, где в качестве персонажей

4й1гурируют <человек>, <жена человека>, <друзья>, <враги

человека>. Акцентуация быта (индивидуальное) навевает

образность точек стресса, срыва выбившихся из обоймы люд-

ских сцеплений парий. Такова, если искать прототипы в твор-

честве того же автора, система героев повести <Красный смех>,

вне места и времени изображающей коллизию недопустимо

необузданного индивидуализма (противоестественные чело-

веческие состояния на грани массового безумия).

 

Действия исторических лиц и не произвольны и не пред-

вечны; они и реальны, и символичны; будучи частными,

они находятся в общей связи со всем ходом истории. Кон-

цептуальной проработкой этой связи и занята философия

истории, озабочивающаяся установлением общих основных

черт определенных времен, проявляющихся личностно,

субъективно. Философия истории - не умозрительная де-

дукция тайных пружин исторического процесса, а его ос-

мысление, приуроченное к временным (цивилизационным)

сдвигам, смене склонных к авторефлексии поколений.

 

Существует мысль в истории; мысль для истории; мысль

об истории. Первые два прецедента - фиксация эпизодов

устроения, преодоления жизни индивидуальной волей (ис-

тория для себя), когда по словам Плутарха, существование

<зависит от одного... человека>. Это - стезя истории. Третий

прецедент - реалистичное изображение малореалистичных

 

2 Толстой Л.Н. Собр.соч. в 12т.Т.7. М., 1958. С. 252.

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

(на поверхности нередко неразумно нереалистичных) явле-

ний человеческой жизни со ставкой не на неведомые законы

воображения (спекуляция), не на повторяющиеся факты (эм-

пиризм), а' на факты, создающие последовательность. Гово-

ря об этом предмете, сошлемся на К. Леонтьева, отмечающе-

го: <Государство держится не одной свободой и не одними

стеснениями и строгостью, а неуловимой пока еще для со-

циальной науки гармонией между дисциплиной веры, влас-

ти, законов, преданий... обычаев, с одной стороны, а с дру-

гой, - той реальной свободой лица, которая возможна даже

при существовании пытки>3.

 

Рефлексия подобной <гармонии> и есть стезя философии

истории, претендующей на итоговую выработку не слепых

связей, а структурного понимания с последующим осмыс-

ленным переносом <человеческого> на <историческое>, меж-

ду которыми <такое глубокое, такое таинственное в своей

первооснове сращение, такая конкретная взаимность, что

разрыв их невозможен>4.

 

Сказанное подводит к заключению: вникнуть в судьбу

исторического, его назначения предполагает выработать се-

рьезную версию самостановления Homo sapiens. Приступая к

эскизу такой версии (связывающей <гонию> и <софию>),

оттолкнемся от идей антропософских.

 

1.1. ПРОЕКТ АНТРОПОСОФИИ

 

Резюмируя основные гносеологические соображения пер-

спектив достойного отображения субъективных деятельно-

стных перипетий, развитые выше (см.: T.I, ч.IV), акценти-

руем следующее. Организуясь согласно эталонам науки и

оттого превращаясь в социальную физику, стандартная со-

циальная теория (СТ) предполагала элиминацию из рас-

смотрения вопросов субъективности с тематическим сдви-

гом с человеческой, экзистенциальной, персонально-жиз-

ненной <репрезентативности> на расчеловеченную, безжиз-

ненную объективно-логическую <репрезентантность>.

 

Между тем подобный сдвиг во всех отношениях неправо-

мерен. В позитивности своего интереса СТ нацелена не только

на государство, но и на гражданина, не только на человече-

ство, но и на человека, не только на род, но и на индивида,

не только на социальность, но и на персональность, не толь-

ко на среду, но и на личность.

 

'Леонтьев К. Записки отшельника. М., 1992. С. 335-

' Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С. 14.

 

Глава I. Человеческий смысл истории

 

 

Правила задания типового концептуального мира не ори-

ентируют на познавательное освоение <индивида>. Традици-

онная наука бессубъектна, деперсонализирована, но что в

этом хорошего? Выдерживая высоты теории, подтягиваясь к

науке, стандартная СТ деформирует субъекта, проходится

по нему катком абстракций отождествления, приемами иден-

тификации. Однако, изгнанный в дверь, субъект рвется в

окно. При концептуализации мирожизненных реалий СТ не

избежать индивидоцентричных контекстов, эксплицирую-

щих, почему в ситуации <X> с участием действующих лиц

<Y> имело место <Z>. Родовые признаки, регулярности, ин-

варианты, типажи, расчеловеченные концепты оказываются

бесплодными, недостаточными.

 

Оправдан, следовательно, поворот от объектной стандар-

тнонаучной СТ к СТ субъектсодержащей. Перспектива его

связывается с проектом антропософии.

 

Гуманитарная субъектсодержащая, индивидоцентричная

антропософия комбинирует не с абстрактными носителями

(Кфешенных <признаков>, а с персональностями, утвержда-

ющимися по экзистенциальным целям. Она становится теле-

ологичным, герменевтическим знанием, имеющим двуху-

ровневую структуру (см.: Т. 1, 3.2. ч-VI).

 

Поскольку с первым уровнем более или менее ясно: он -

средоточие универсалий, что в силу правила обратной зависи-

мости теоретического и личностного в сознании (чем значитель-

нее удельный вес первого, тем незначительнее удельный вес

второго) существенно поднимает планку теоретичности СТ,

сконцентрируем внимание на уровне (2).

 

Первый уровень антропологической квазитеории (префикс

<квази> - для обозначения неточности, нестрогости, неапо-

диктичности суждений в формальном смысле) предполагает

задание ареалов субъективности. В общем случае (минуя оцен-

ку частных исполнений вроде теорий психологических, сек-

суальных, политических, культурных и т. п. типов) выполне-

ние этой задачи связано с последовательным возвышением

мысли от содержательно бедных фиксаций неких поверхност-

ных проявлений субъективности до развернутого понимания

ее сущностного назначения. Здесь обосабливаются фазисы:

 

-- <графия> - артикуляция субъективности в

феноменологических теориях, полуэмпирических констата-

циях наподобие веберовских, фрейдовских, юнговских ти-

пологизаций;

 

- <логия> - отличающая деятельность в рамках Б^ (тео-

ретический базис) сущностная проработка природы

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

субъективных типов - движение от атрибутивных Б^ (эмпи-

рический базис) и Бд (операционный базис) регистрации,

фиксаций в сторону процессуальных моделей (веберовская

модель социальной динамики от традиционной к рациональ-

ной организации);

 

- <гония> - концептуализация генезиса, возникнове-

ния, становления субъективности. Применительно к <гонии>

имеется явный дефицит идей. Причина - характер субъек-

тивности как особой телеологической субстанции, в отно-

шении себя не решающей <откуда>, <зачем>, <почему>. Кто

мы такие по природе своей, решают те, кто до нас и после

нас. Предшествующие нам отягощают нас онтогенетикой

(шлейфы <семьи>, <школы>, <эпохи>); наследующие нам

(представители наследства и наследия) удостоверяют цель-

ность, состоятельность, завершенность нашего явления в мир

(реконструктивные онтогенетические проработки с непре-

менной апелляцией к широко толкуемым <хронизму> и <био-

графизму>);

 

- <софия> - головоломный метауровень, рефлектирую-

щий вопросы цели, назначения субъективности как таковой.

Если человек для истории завершаем всегда, то человечество -

никогда. Оно есть ничем не лимитируемый имперфект. Задать

смысл, приписать значение, вывести предназначение субъектив-

ности возможно post factum. Но никакого post factum в случае

человечества нет. Мы встроены в историю и лишены способ-

ности выйти вовне: позиция стороннего наблюдателя для пред-

ставителя человечества по отношению к человечеству недости-

жима. Отсюда по части <Софии> - сугубо некритическая прак-

тика, в перекрытии опыта стремящаяся овладеть трансцен-

дентным. Таков, скажем, гегелевский социософский ортоге-

нез, наивные финалистские, провиденциалистские,

эсхатологические доктрины истории (хилиастического, ком-

мунистического, либерально-рыночного толка).

 

Смысл человечества выводим не извне, а изнутри его

бытия на базе фиксации капитальных для него ценностей. К

ним, пожалуй, относятся: а) продление существования и

б) обретение совершенного существования. Тематизация этой

сферы подводит к убеждению: нетрадиционная СТ оказыва-

ется не только антропологичной, но и аксиологичной нау-

кой; в прямом смысле слова она является универсальной

теорией ценностей жизни. Так как ценность человечна, лишь

интенция на человеческую ценность делает жизнь ценной;

 

ценность жизни - в воплощенноеT в ней фундаментальных

социальных констант: гуманитарных абсолютов. Свернутое

 

Глава I. Человеческий смысл истории

 

 

их понятие, обобщенно-объемный образ вводится трихото-

мией Истина - Добро - Красота. Расчленение Истины и

Добра влечет инструментализм. Нынешнее состояние челове-

чества ущербно, ибо инструментально. Разъединение Добра и

Красоты дает авангард - превращенную реакцию на безду-

ховное существование. Современная точка мировой линии че-

ловечества несовершенна также и потому, что авангардна -

потребительски-бездуховна.

 

. Будущая общесоциологическая парадигма ранга <софии>

оконтуривается по вектору соединения <органицизма>, <эко-

логизма>, <всеединства>. Ценно уникальное, а не тиражиру-

емое (предел инструментализма, механицизма). Геоусловия

существования человечества хрупки, самоценны (предел

инструментализма, консьюмеризма). Мир плюралистичен,

полифоничен, объединенные в нем особи, культуры, на-

ционально-государственные формирования самодостаточны,

взаимопроницаемы (предел редукционизма, линеаризма).

 

Я, Второй уровень антропологической квазитеории - опи-

ё&ние лиц - сосредоточен на артикуляции деяний индиви-

дов. Взятый единосущно, индивид как таковой - всегда

тайна, загадка, проблема; сам по себе он нерационализируем

и неконце птуализируем. Однако причастность к человечес-

кому делает его внутренний мир понимаемым. Поскольку

живут и толкуют жизнь более или менее схожие люди, в

отношении партикулярных пластов субъективности вполне

оправдан вопрос о характерных приемах их идентификации.

В качестве подобных видоопределяющих приемов идентифи-

кации нерефлектируемых комплексов интеллектуальной,

эмоциональной, моторной природы мы указывали на парти-

ципацию, синхронию, эмпатию (см.: Т. 1, 3.1. ч. V).

 

Как видно, намечаемая стратегия разработки нетрадицион-

ной СТ - антропологическая. Ее реализация при ближайшем

рассмотрении неожиданно натыкается на два препятствия.

Во-первых, в предельном смысле у нас нет надлежащей <го-

нии> - следствие концептуальной разобщенности космого-

нии, антропогонии и социогонии (см.: Т. 1, 4.3. ч. II).

 

Во-вторых, ввиду обозначенных выше сложностей им-

манентно теоретического порядка у нас нет добротной <Со-

фии>. Социософия в своем завершенном выражении как

рефлексия задним числом состоявшегося жизненно-исто-

рического пути человечества невозможна в принципе. <Че-

ловечество> для отдельного его представителя есть никогда

не завершаемый объект, открытая форма в прошлое и бу-

дущее, всегда становящаяся и ни в коем случае не <сгав-

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

шая>. <Человечество> для человека вообще не предмет опы-

та. Где оно подается содержанием не свершающегося (им-

перфектного, длящегося), но уже свершенного опыта, там

производится иллюзорное, выходящее за пределы и грани-

цы науки неверифицируемое натурфилософское конструи-

рование. Апекс его, как отмечалось, - спекулятивная, дог-

матическая платформа социально-исторического финализма,

развертывающаяся за счет извлечения искусственных, про-

извольных связей непосредственно из <высочайшего чере-

па> <избранных посвященных>.

 

Цель, смысл, назначение человечества, истории выводят-

ся не извне, а изнутри - из погружения в стихию актуально-

го вершения жизни, устроения социальности. Смысл бытия

суть само бытие. Оно, быть может, трудно выносимо - неиз-

вестность самопроизвольности вселяет ужас, но этот ужас

все-таки предпочтительнее кошмара неизбежности существо-

вания. Лучшее и худшее в нас - не от запрограммированнос-

ти, а от нас самих. Наш бог - бег. Не по проторенной колее,

тем не менее и не как попало, - с оглядкой на разумное,

доброе, вечное, посеянное в веках, - осуществляем мы бег

свой в незнаемое грядущее.

 

Итак, два препятствия, затрудняющие исполнение

антропологического проекта, - отсутствие респектабельной

<гонии> и <софии>.

 

<Живешь, смотришь на людей, и сердце должно либо

разорваться, либо превратиться в лед>, - печалился Шамфор.

Ламентация лишается привкуса драматического, если пред-

ставить, что дело человека связано с его назначением. Такой

поворот требует принятия принципиального рамочного усло-

вия в качестве предпосылки движения в теме. Разумеется до-

пущение о единстве всемирно-исторического процесса.

 

Если вставать на единственно приемлемую для нас сравни-

тельно-аналитическую точку зрения и выводить назначение

человечества из самого факта человечности, существа чело-

века, надлежит прежде всего оговорить исходное. Исходное

же - двуединый вопрос единства истории и его факторов. В

отношении первого признаем: мы являемся последовательны-

ми, убежденными сторонниками естественно-исторического

монизма. История едина: ее унитарность - в объективно-эво-

люционном возникновении. В отношении второго уточним:

 

опять-таки мы остаемся апологетами естественно-историч-

ности. Говоря откровенно, нам никогда не была близка ве-

роучительная схема Ясперса, обнаруживающая единство ис-

тории в мистериях творения богом человека по образу и

 

fffaaa I. Человеческий смысл истории

 

 

подобию своему и грехопадения. Сверхъестественное наделя-

ет смыслом, означивает нечто лишь для субъекта, потеряв-

шего вкус к разуму. Те же, на кого мало действует фидеис-

тическая установка, принимают в расчет внешний мир не

как фантазм, а как данность.

 

Человек как существо самоценное есть предмет, бытие

которого само по себе есть цель, он есть сущее для себя;

 

остальное все - его обслуживающее. С позиций этого не

человек - создание бога, а бог - создание человека. Вник-

нуть в судьбу человека позволяет не сакрализация, а взве-

шенная диалектическая натурализация становления человека

разумного. Подпочва единства истории - не священнодей-

ство, задающее тривиально чудотворный ряд: творение -

грехопадение - воплощение - искупление - воскресение;

 

ось жизни в ином - достойном движении к материальной и

духовной раскрепощенности, полноте самореализации через

социальный и экзистенциальный прогресс, восхождение к

гуманитарно высокому.

 

1.2. ГУМАНИТАРНЫЕ ОСНОВАНИЯ ИСТОРИИ КАК ПРОЦЕССА

 

Как творится история? Капитальный вопрос дополним

уточняющими. Непосредственно? Самовольно? Прямо? Ло-

бовые положительные ответы не снимают проблем, ибо вви-

ду своей нерефлективности не могут быть вдохновитель-

ными. Продумывание характера нашего вершения истории

наводит на наполняющий душу сомнениями, разъедающий

благополучие безмятежного состояния мысли вывод о не-

автоматичности актов жизнеисторического творчества. Оче-

видно, суть в том, что объем конкретного рутинного жиз-

нетока истории не исчерпывает, не покрывает. Четко фик-

сируемый разрыв между персональными историями и им-

персональной историей, снимающей частности лиц уни-

версальностью процесса, влечет понимание: история - не-

что большее позитивного самотека эмпирически данной

жизни. Одно дело явные перипетии лиц, иное дело - их

скрытые функции в жизнеисторическом творчестве. Драма-

тургия истории, превосходя вопросы судьбы отдельных,

пускай, выдающихся персонажей, актуализирует вопросы

судеб человечества, государств, наций.

 

В каком смысле перспективы человечества - в руках лю-

дей; перспективы государств - в руках правительств; перс-

пективы наций - в руках народов? Люди не живут интере-

сами человечества; правительства пренебрегают интересами

государств; народы отчуждены от интересов наций. Что в

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

итоге? Отсутствие моста от эгоистичного (едва не шкурно-

го), обозримого, вычислимого дела разноплановых истори-

ческих лиц к жизнереализующемуся делу истории в целом.

 

Подытожим. Происходящее в истории <значимо>. Между

тем в сцепленных с разномастными лицедеями локальными

жизнетоками бытия <значения> (некоей избыточной относи-

тельно тщеты и нищеты обстояний <метафизики>) не найти.

В известной мере оно надситуативно, сверхэмпирично. От-

сюда практикуемое некоторыми допущение расширяющего

онтологию истории транспозитивного её измерения (типа

<хитрости> мирового разума), существо которого, однако, в

рациональном дискурсе не выразимо.

 

Возникает сложность, связанная с выработкой адекватных

представлений как исторической онтологии, так и способов

ее концептуального воссоздания. Оппозиции <историй - ис-

тории>, <перипетий - судьбы>, <эгоистического - функци-

онального>, <личностного - державного> и т. п. навевают идею

многослойности онтологии истории, а именно: за рядовой

бессмыслицей, хаосом наличного самотека жизни, за меха-

низмом собственных забот, случайностью черт персонального

бывания располагается нечто сущностное.

 

Каково оно, это - <нечто> и как его выразить языком

теории?

 

Обращаем внимание буквально на головоломный харак-

тер подлежащей разрешению задачи: под рациональный дис-

курс требуется подвести сущность едва уловимую, в тер-

минах ratio едва воплотимую. В поэтических, теологических

контекстах в избытке модели, подобно <музыки бытия>

(Блок), <телеологического тепла> (Мандельштам), <царства

божия>, <рока>, <фатума>, <провидения> и т. д., - на реше-

ние данной задачи нацеленные.

 

Но приближает ли к решению метафорическое движе-

ние в вечном, задающее соответствующее сопричастие ос-

ваемому предмету посредством тропного слога, чувствен-

ного наития? Вопрос скорее всего риторический. Сказанное


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.115 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>