Ученый полагает, что одним из основных факторов, способствующих становлению фашистской ментальности, является сексуальное торможение, т.е. система запретов, налагаемая на ребенка в семье. В результате такого подавления возникает бессознательная тревога, служащая источником патологических процессов в организме и социальной иррациональности. При этом важной чертой авторитарного сознания Райх считает стремление личности к самоидентификации с государственной властью или иным авторитетом, что позволяет ей избавиться от бессознательной тревоги.
Вслед за В. Райхом к проблеме авторитарного характера обратился Э. Фромм. В известной работе «Бегство от свободы», впервые изданной в 1941 г., он анализирует такой феномен, как стремление отказываться от независимости своей личности и слить свое «я» с кем- то или с чем-то, чтобы обрести силу, недостающую индивиду. Индивидов, обладающих такой склонностью, Фромм описывает как людей с авторитарным характером. В качестве признаков авторитарного характера Фромм выделяет:
— отношение к власти и силе. Последняя бывает внешней (властные институты и их представители) и внутренней или интериоризо- ванной (долг, совесть, супер-эго, принятые в обществе нормы и условности). Для личности с авторитарным характером характерна двухполярная система взаимоотношений с миром. Фромм утверждает даже, что для такого человека существует два пола: но не мужской и женский, а имеющий власть и не имеющий ее. Соответственно он делит всех людей на сильных и слабых. В отношении сильных у такой личности возникает любовь и уважение, а в отношении слабых — агрессия и презрение. Категория равенства в картине мира авторитарного характера отсутствует;
— для авторитарного характера особое значение имеет понятие «судьбы» как внешней силы, от которой зависит его жизненный путь. Преклонение перед ней и следование этой внешней силе для него является очевидным и необходимым. В целом для авторитарного мышления свойственно убеждение, что «жизнь определяется силами, лежащими вне человека, вне его интересов и желаний». Эту особенность современная психология определяет как экстернальность, она измеряется с помощью теста Дж. Роттера на локус-контроль. С. Реншон показал связь высоких значений экстернальности с отсутствием демократических убеждений1;
— для человека с авторитарным характером характерно неосознаваемое стремление примкнуть или подчиниться более высокоорганизованному, чем он, существу или силе.
Фромм показал, что авторитарный характер обладает одновременно садистскими и мазохистскими чертами. Первые проявляются в желании иметь неограниченную власть над другими и в агрессии в отношении к подчинившимся им людям. Последние проявляются в готовности подчиниться и следовать указаниям внутренней или внешней власти.
Говоря о механизмах бегства от свободы, наряду с авторитарным характером, Фромм выделил такие психологические механизмы, как деструктивность, проявляющуюся в тревоге, скованности и чувстве бессилия, и автоматизирующий конформизм. Оба эти свойства психики способствуют усилению авторитаризма, так как приводят в свою
' Renshrm S. Psychological Needs and Political Behavior: A Theory of Personality and Political Efficiency. N.Y., 1974.
очередь к готовности подчиниться власти, предлагающей личности избавиться от сомнений.
В 1943 г. появляется работа А. Маслоу «Структура авторитарного характера», который в отличие от двух предшествующих авторов показал, что в становлении авторитарных структур личности большую роль играют не только внутренние психологические факторы, но и ситуация, или «поле», в котором происходит становление индивида. Согласно Маслоу, авторитарный человек, как и все психологически незащищенные люди, воспринимает мир как опасные джунгли, несущие в себе потенциальную угрозу. Этот мир населен людьми, подобными животным, которые либо едят, либо будут съедены и соответственно их надо либо бояться, либо презирать. Маслоу указывает на такие типичные черты авторитарного характера, как:
— иерархичность сознания (тенденция рассматривать всех остальных людей как соперников, которые либо превосходят, либо занимают более низкое положение по сравнению с самым авторитетным человеком. При этом значение имеют не внутренние характеристики, а внешние атрибуты власти);
—склонность обобщать характеристики превосходства или неполноценности;
—стремление к внешним атрибутам престижа — власти, деньгам, статусу и т.д.;
— наличие в характере враждебности, ненависти, предрассудков;
— идентификация доброты со слабостью и стремление использовать ее в своих целях;
—садо-мазохистские тенденции',
— постоянная неудовлетворенность и неспособность достичь удовлетворения в жизни;
—внутрипсихологический конфликт;
— чувство вины, которое в свою очередь порождает чувство враждебности.
Помимо этих главных составляющих, авторитарный характер склонен также к таким более частным проявлениям, как
—ущемление личности женщин и деление всех женщин на мадонн и проституток;
—развитие гомосексуальности;
—стремление к милитаризованному (сверхорганизованному) и упорядоченному идеалу, стремление к унижению других для подтверждения своего статуса;
—неприятие образования;
—тенденция избегать ответственности за свою судьбу. Эстетизация подчинения и отказ от своей независимости в обмен на покровительство.
Маслоу призывает быть осторожным, чтобы не спутать всех незащищенных и зависимых индивидов с авторитарными личностями. Однако при этом подчеркивает, что покорные и пассивные граждане составляют значительную часть населения как в демократических, так и в авторитарных или фашистских странах.
Описанные выше работы Райха, Фромма и Маслоу представляют собой первый этап изучения феномена авторитарности. Следующий этап открывается знаменитым исследованием Т. Адорно,
Э. Френкель-Брунсвик, Д. Левинсона и Н. Сэнфорда «Авторитарная личность», опубликованным в 1950 г. в Нью-Йорке и переведенным на русский язык в 2001 г.1
.Авторы этого исследования исходили из того, что в основе авторитарного менталитета лежит особый склад характера, т.е. «более или менее устойчивая организация сил индивида, которая определяет его реакции в различных ситуациях и тем самым его устойчивое поведение. будь то в вербальной или физической форме»[101]. Следуя за основоположником психоанализа, авторы полагают, что движущей силой личности являются ее потребности — стремление избежать наказания. желание поддерживать позитивное мнение окружающих о себе и гармоничность своего внутреннего мира.
Хотя работа была написана полвека назад и в последующие годы неоднократно подвергалась критике методологического характера, этот проект продолжает оказывать влияние на современных исследователей. Прежде всего заслуживает внимания теоретическая проработка самого понятия «авторитарный синдром», дающего инструмент для выявления и микроанализа макрополитических объектов. Эта задача остается для политической психологии чрезвычайно актуальной и в наше время.
После работы Адорно и его соавторов, понятие авторитарной личности получило развитие в трудах Г. Айзенка, М. Рокича, Ф. Тэтлока, Р. Кристи, X. Гибениша, Б. Альтемейера. С. Мак Фарленда, В. Агеева и других политических психологов, подтвердающих, что авторитарность — это особый синдром или связка качеств, которые возникают у личности в ходе ее социализации, преимущественно первичной.
Эти личностные качества проявляются:
— в форме когнитивных особенностей, в частности в форме догматизма, стереотипности мышления, нетерпимости к инакомыслию, ригидности, и
—в потребностно-эмоциональных характеристиках личности: в авторитарном подчинении (потребности в подчинении властям), в авторитарной агрессии, направленной против тех, кто нарушает общепринятые нормы, и
— на уровне системы ценностей в виде конвенционализма или высокой степени приверженности общераспространенным нормам и ценностям, которые воспринимаются как одобренные властью и обществом[102].
Современные исследователи психологии авторитарности пришли к выводу не только о том, что авторитарность отражается на всех уровнях проявления личности, но и о том, что на ее основе складывается особый манипулятивный тип в политике, получивший название «макиа- веллиевского»[103]. Исследования также показали, что авторитарность представляет собой своего рода линзу, сквозь которую личность воспринимает власть и политиков[104]. При этом образы власти таких индивидов рассогласованы и противоречивы, носят патерналистский характер.
Интерес к проблеме авторитаризма в политической психологии пережил периоды подъемов и спадов. Так, в первые послевоенные годы он диктовался стремлением понять психологические истоки фашистского национал-социализма. Затем был период стабильного политического развития, по крайней мере в развитых странах Запада, который породил иллюзию, что авторитаризм для них ушел в прошлое. Однако ни национализм, ни авторитаризм не относятся к числу феноменов, с которыми человечество простилось навсегда, в силу того, что в их основе лежат некоторые фундаментальные пси
хологические механизмы, которые вновь и вновь приводят к возникновению этих феноменов, как только политическая ситуация становится для этого благоприятной. Однако это явление имеет не только социальные корни, но и подчиняется определенным психологическим закономерностям. В частности, была установлена зависимость между типом семейного воспитания и проявлениями авторитарности.
Признание безусловного превосходства своего народа над другими невозможно обосновать никакими рациональными мотивами. Когда распался Советский Союз, одним из первых вооруженных конфликтов, вспыхнувших на его территории и до сих пор не нашедших своего разрешения, стали конфликты между Арменией и Азербайджаном по поводу Нагорного Карабаха, между Грузией и Абхазией, Грузией и Северной Осетией. Каждая из конфликтующих сторон дает свое обоснование того, почему именно она должна владеть данной территорией. В ход идут и исторические аргументы, и апелляция к справехтивости. и призывы к международному общественному мнению. Однако все рациональные аргументы сторон не могут скрыть главного: психологической почвой возникновения конфликта были националистические чувства, подогретые определенными политическими силами, которые использовали их для разжигания конфликта. Лаже если объективно никто из его участников уже не будет заинтересован в продолжении военных действий, «выключить» националистические установки автоматически невозможно.
Изучая этноцентризм как частное проявление авторитарности уже в постперестроечные годы, российский политический психолог В. Агеев и американский С. Макфарлэнд пришли к выводу, что этноцентризм у русских и американцев одинаково укоренены в авторитарной личности. И у них, и у нас национальные предрассудки направлены против всех видов культурных чужаков (будь это негры, мексиканцы в Америке или лица кавказской национальности или евреи в России)1.
Национализм и этноцентризм выражается прежде всего в форме предрассудков в отношении представителей иной этнической группы. В книге «Природа предрассудков» Г. Оллпорт рассматривал предрассудок как социальную установку, приобретенную под влиянием
внешних факторов и личностной структуры и выполняющую обычную психологическую функцию. Так, например, неприязнь к неграм и другим меньшинствам описывается им как иррациональное, извращенное и длительное чувство. Дискриминационное поведение в отношении меньшинств нередко является результатом приспособления индивида к определенным социальным привычкам и ситуационным требованиям, а не выражением впитанной с детства враждебности или глубоким убеждением[105].
Проявления нетерпимости к чужакам, людям из другой группы коренятся еще в одном политико-психологическом феномене — политическом конформизме.
Существует связь между авторитаризмом и конформизмом. Так, западные исследования показали, что конвенционализм, т.е. жесткое следование определенным культурным нормам, является центральной чертой авторитаризма. Коммунистические взгляды в бывшем СССР были такой же конвенциальной нормой, как теперь в России — демократия. Агеев и Макфарленд показали, что в перестроечный и постперестроечный периоды авторитаризм привязан именно к конвенционализму. При этом смена политических ориентиров с коммунистических на либеральные не приводит к уменьшению конвенцио- нальности, хотя эта конвенциональность и не лишена содержательной окраски. Авторитаризм проявляется как лояльность разным культурным нормам, даже когда они друг другу противоречат.
Консерватизм. Еще в тридцатые годы были проведены первые психологические исследования консерватизма. Так, Лентц[106] предложил и апробировал шкалу консерватизма-радикализма, включавшую опросник из 60 пунктов. Он обнаружил, что по этой шкале женщины более консервативны, чем мужчины. Консервативно настроенные респонденты чаще являются выходцами из слоев с невысоким образовательным и экономическим уровнем. Они менее либеральны в своих политических и религиозных предпочтениях. Их отличает меньшая активность в научных и прочих спорах. Лентц предложил респондентам выбрать наиболее близкие им по духу имена из списка 156 известных людей. Консерваторы поставили в начало списка религиозных, военных лидеров, звезд шоу-бизнеса и спортсменов. В то же
время радикалы поставили в начало списка ученых, изобретателей, писателей (особенно поэтов) и исполнителей классической музыки.
Лентц так суммирует свое исследование: «Работа в целом показывает. что в отличие от радикалов консерваторы:
—больше сопротивляются изменениям;
— больше предпочитают все условное, традиционное и рутинное;
—больше предпочитают церковь (не говоря о религии);
— больше отвергают науку, особенно ее будущие открытия;
— более щепетильны в вопросах секса;
— больше склонны к морализированию;
— в целом более застенчивы;
— чаще стремятся сгладить конфликты, как в личных, так и в публичных отношениях и не любят споров;
— менее терпимы к побежденной стороне и не склонны ей симпатизировать;
— больше поддерживают капитализм, хотя их экономический статус ниже, чем у радикалов;
— больше милитаристы и националисты;
— чаще склонны разделять расовые предрассудки;
— больше интересуются спортом;
— больше подвержены предрассудкам;
—меньше интересуются эстетическими темами и обладают меньшим воображением;
— реже разде.ляют идеи феминизма».
Таким образом, еще до Второй мировой войны Лентц дал определение консерватизма, которое предваряет понятие авторитарной личности и сводится к таким ее проявлениям, как конвенциональ- ность, религиозность, морализм, капитализм, милитаризм, национализм, расовые предрассудки и сексизм.
Позже эту линию продолжил Айзенк, чье определение консерватизма включало «предпочтение патриотизма, посещение воскресных церковных служб, признание необходимости смертной казни, суровое наказание преступников, веру в неизбежность новой войны и в реальность Бога»[107]. Позже (1978) Айзенк доработал свою двухфакторную шкалу социальных установок, в которой представлены два измерения: консерватизм—радикализм и жесткость—мягкость мышления.
Другой известный психолог, занимавшийся проблемой нетерпимости, Милтон Рокич показал, что консерваторы существенно больше, чем радикалы, склонны к авторитарности, этноцентризму и ригидности. Он ввел еще одно измерение авторитарности, названное им догматизмом. Рокич считает, что нельзя путать авторитаризм, замешанный на правой идеологии, с обычной закрытостью мышления. Он предложил шкалу догматизма, которая призвана измерять «закрытость психической организации, веру в абсолютную власть... и проявления нетерпимости»’. Так, английские консерваторы и коммунисты имеют одинаково высокие показатели по этому показателю. Позже оказалось, что левые менее догматичны, чем правые, и не более догматичны, чем центристы.
Вообще вопрос о том, связаны ли идеологические предпочтения с определенной психологической структурой личности, не получил достаточно достоверного ответа. С. Липсет проводил различие между политически и экономически левыми взглядами, показав, что если рабочий класс экономически высказывается в пользу левых взглядов, то средний класс является политически более левым в вопросе гражданских прав и демонстрирует большую толерантность[108]. Чуть позже Томкинс высказал предположение о связи между идеологическими предпочтениями и эмоциональным настроем респондентов. Так, радикалы чаще верят в изначальную доброту человека. Это убеждение коррелирует (0,30 и больше) с предпочтением демократического правительства, эмпатией, нежесткой дисциплиной, верой в чувства и разнообразие. Консерваторы считают, что человек изначально плох. Это убеждение коррелирует с предпочтением правительства, которое может наказывать, с отсутствием эмпатии, обязательностью дисциплины, страхом перед чувствами и иерархической избирательностью. Таким образом, «то, как человек научается ощущать самого себя и других людей, определяет и его общий идеологический выбор»[109].
Таким образом, как идеологические, так и собственно психологические составляющие авторитарной личности оказываются связанными с проявлением нетерпимости к инакомыслию и непринятием плюрализма. Совершенно очевидно, что эти качества противополож
ны тем, которые необходимы для того, чтобы человек принял и следовал в своем поведении тому, что принято называть демократическими ценностями. Между тем понятие «демократической личности» в отличие от авторитарной не получило широкого распространения и встречается в единичных работах по политической психологии. Так, можно встретить в литературе гипотезу, предполагающую, что для установления демократии необходимо, чтобы определенный «демократический» тип личности приобрел достаточно широкое распространение, хотя о пропорциях «демократов» и «автократов» в разных политических системах нет никаких достоверных сведений. Этот тип личности отличается открытостью мышления и терпимостью к инакомыслию. способностью к компромиссам и свободой от бессознательной тревожности, приоритетом рационального начала в выборе полит!гческой позиции и отсутствием стремления к подавлению других. признание людей равными и активной жизненной позицией.
Очевидно, терпимость вообще и ее политическая разновидность являются неким желательным, идеальным качеством, стремление к которому декларируется как моральная норма, но выполняется в реальности достаточно редко. Особенно затрудняется достижение по- липгческой толерантности в ситуациях противостояния, раскола общества на враждующие партии и группы, каждая из которых добивается единства прежде всего за счет противопоставления своих членов противникам. Лозунг «Если враг не сдается — его уничтожают» мог появиться как раз в такие сложные времена.
И все же библейская максима, требующая от христианина подставить левую щеку, если тебя ударили по правой, тоже была высказана не в идиллически мирные дни. В ней содержится не просто призыв к терпению и прощению своих врагов, но еще более трудновыполнимое требование: возлюбить своего врага. Это парадоксальное, не соответствующее здравому смыслу моральное требование никогда не было простым и естественным. Для его осуществления нужно преодолеть инстинктивное стремление к отмщению за причиненный ущерб, за обиду. Однако великая религиозная доктрина две тысячи лет назад нашла в терпимости инструмент подлинного решения конфликтов через любовь, смирение, прощение и отказ от насилия. Все эти качества не появляются сами собой. Они являются плодом воспитания через осознанное преодоление нашей животной природы. Таким образом, проявления терпимости являются признаком моральной и социальной зрелости личности, до которой, увы, дорастают не все.
§ 2. АВТОРИТАРИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ В ИХ ПОЛИТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ Итак, если принять за исходное положение, что Россия и другие восточноевропейские страны, как и многие другие страны до них, находятся сейчас в переходном периоде от авторитаризма к демократии, то следует в первую очередь определиться с тем, откуда они отправляются в этот путь. Именно это исходное положение вызывает немало вопросов и нуждается в критическом осмыслении. Одним из широко распространенных стереотипов последнего десятилетия, который в равной степени имел хождение и в России (особенно среди российских «демократов»), и за рубежом, является представление о том, что Советский Союз и другие социалистические страны являются типичным примером авторитарных и даже тоталитарных режимов.
Если для периода сталинизма такое определение представляется вполне оправданным, то для более поздних периодов оно вряд ли подходит. Во-первых, даже в годы наиболее жестоких репрессий и политической несвободы эти режимы не были монолитными и отличались друг от друга в соответствии с тем, на фундаменте каких политических культур они насаждались и укоренялись. С этой точки зрения нельзя сравнивать Германию с Казахстаном, Албанию с Белоруссией, как это нередко делается в политологической литературе институционалистского толка. Коммунистические режимы сильно отличались и по тому, какие факторы оказывали на них определяющее воздействие в каждом конкретном случае.
Прежде всего авторитаризм в этих странах отличался по тому, на какой ступени экономического развития она находилась в момент установления политической системы советского типа. В странах с более развитой экономикой авторитарность режима переживалась гражданами в другой форме, чем там, где экономика была на грани краха. При этом примечательно, что в экономически развитых странах сопротивление авторитаризму сохранялось в более выраженной форме, чем в бедных странах.
Другим важнейшим фактором, влияющим на формы авторитарности, является национально-этническая структура населения. Федерации (СССР, Югославия) получали дополнительный источник напряжений в обществе по сравнению с мононациональными странами, что в свою очередь приводило лидеров этих стран к соблазну «раз и навсегда» решить не только экономический, политический, но и национальный вопрос авторитарными способами.
Третий фактор, влияющий на формирование авторитарных режимов, — это фактор географический, или геополитический. Размер территории, ее статус как империи или колонии, несомненно, окрашивал авторитарные режимы в определенные цвета. Здесь же следует упомянуть и историческую судьбу нации. Например, тот факт, что Россия на протяжении всей своей истории была объектом завоеваний со стороны агрессоров, сформировал определенную настороженность, готовность отражать агрессию, которые были использованы сталинским режимом, насаждавшим ксенофобию, закрытость, которые были приняты населением, так как опирались на историческую память народа.
И наконец, следует отметить то влияние, которое оказывает на формы авторитаризма культурно-психологический фактор. Национальный характер, национальная психология каждого из народов, переживавших авторитаризм, придавал этим режимам весьма специфические особенности. Так, русская бесшабашность, украинская меланхолия или германский педантизм делали авторитарные формы правления весьма различными и по тому, как вели себя правители, и по тому, как воспринимали эти режимы рядовые граждане.
Общий вывод, который напрашивается из приведенных аргументов, заключается в том, что, во-первых, единой формы авторитаризма не было в странах, принявших коммунистическую идеологию и построивших более или менее сходные политические системы. Во- вторых, психологически этот авторитаризм также был весьма различен, как были различны и пути выхода из него. «Бархатная революция» в Чехословакии мало напоминает жесткие формы перехода к демократии в Румынии. Да и в рамках бывшего Советского Союза трудно сопоставлять даже психологически и культурно близкие Россию и Белоруссию, не говоря уже о Прибалтике и Средней Азии.
Все это означает, что само понятие авторитаризма как в политическом, так и в политико-психологическом смысле сильно диверсифицировано, оно рассыпается и пользоваться им довольно затруднительно. Примем рабочее понимание авторитаризма как политическая система или режим, при которых власть сосредоточена в руках одного человека или в одном ее органе и снижена роль других, прежде всего представительных институтов, а рядовые граждане лишены всей полноты прав.
Считается, что для авторитаризма как политического понятия характерны три основных признака: централизация власти, безапел
ляционно командный метод руководства и безусловное повиновение и подавление воли и свободы подчиненных лиц и общества в целом.
Многие исследователи авторитаризма как политико-психологического феномена исходят из того, что такой режим влияет на отдельного индивида, у которого под воздействием авторитарной среды складывается определенный комплекс личностных качеств, который получил название «авторитарной личности». Этому типу личности присущ целый набор характеристик, среди которых следует выделить, во-первых, содержательную сторону, т.е. политико-идеологические представления: национализм (этноцентризм), т.е. установки, направленные против чужаков, политический конформизм как установка в отношении своей группы, консерватизм как характеристика не только политическая, но и психологическая, конвенционализм, милитаризм и религиозность.
Во-вторых, в авторитарной личности необходимо выделить психологические формы выражения. Психологически эти идейно-политичес- кие установки проявляются в нетерпимости по отношению к инакомыслию, нетерпимости к неопределенности и беспорядку. Для авторитарной личности типичны особые способы мышления: ригидность, стереотипность, закрытость, склонность все видеть в черно-белых цветах.
Указанные характеристики авторитаризма как политического и психологического феномена позволяют использовать определенные эмпирические индикаторы, которые позволяют провести эмпирическое исследование конкретных форм авторитарности, помня при этом
о неоднозначности самого этого феномена, о чем мы упоминали выше. Переход к демократии, по-видимому, должен осуществляться не только на поле институциональных реформ, но и через изменение психологии в ходе длительного и весьма непростого процесса политической ресоциализации.
Теперь посмотрим на то, к чему должен привести этот процесс, т.е. куда движется трансформация: на демократию. Понятие демократии даже в теории столь же расплывчато, как и понятие авторитаризма. Когда речь идет о современной демократии как о форме правления, то кроме того, что это некая форма народовластия, согласия между исследователями больше ни в чем нет. Говоря о конкретных признаках демократии, исследователи указывают прежде всего на необходимые институциональные признаки. Так, среди них называют следующие.
1. Высший политический законодательный орган должен быть избран народом.
2. Наряду с ним должны существовать избираемые органы власти и управления менее высоких уровней вплоть до самоуправления.
3. Избиратели должны быть равны в правах, а избирательное право — всеобщим.
4. Все избиратели должны иметь равное право голоса.
5. Голосование должно быть свободным.
6. Выбор из ряда альтернатив должен исключать голосование списком.
7. Выборы должны совершаться на всех уровнях большинством голосов, хотя значение этого большинства может определяться различным способом.
8. Решение большинства ограничивает права меньшинства.
9. Орган власти должен пользоваться доверием других, прежде всего важных по отношению к нему и сотрудничающих с ним органов власти.
10. Отношения общества и избираемых им органов власти должны быть взаимными и симметричными с гарантированными законом и реакцией избирателей ответственностью делегированных им носителей власти.
11. Демократия существует под непрерывным и пристальным общественным контролем.
12. Государство и общество вырабатывают действенные механизмы предотвращения и изживания конфликтов между большинством и меньшинством, социальными группами, нациями, городом и деревней и т.д.
Политический контекст проблемы. Как видим, демократия — это более сложная, чем авторитаризм, форма не только институтов, но и процедур правления, т.е. правил политической игры. Если попытаться вывести некие общие правила демократического правления, то скорее всего нас постигнет разочарование, так как мы сталкиваемся с невозможностью отвлечься как от культурно-исторического своеобразия каждой нации или региона, в которые эти правила вписываются с учетом региональных, национальных и локальных особенностей, так и от множественности самих моделей демократии. Так, представления о демократии даже в одной стране, скажем в Германии, будут резко отличаться у «зеленых», сторонников социал-демократов или сторонников консерваторов. В качестве модели для подражания российские и многие восточноевропейские реформаторы избрали лишь одну из
форм демократии: либеральную. За десять лет реформ стало совершенно очевидно, что она в наименьшей степени соответствует нашим национальным особенностям.
Проблематика перехода от авторитаризма к демократии (а было как минимум три такие волны) поставила в полный рост вопрос о соотношении ценностей демократии (ценностей либеральных и партиципаторных) и национальных институтов и политических культур. Исследователи ценностной динамики как в обществах стабильной демократии, так и в переходных обществах (X. Линц, Р. Инглхарт, Х.-Д. Клингеманн[110]) приходят к выводу о том, что для понимания обеих форм правления недостаточно ограничиваться анализом институциональных факторов. Необходимо учитывать поведенческие и социокультурные компоненты политических систем.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |