3-е издание, исправленное и дополненное 4 страница

Еще одним источником формирования современной зарубежной политической психологии стала психология личности — прежде всего
в ее психоаналитической интерпретации. Знаменитая книга Г. Лассвел- ла «Психопатология и политика» открывается справедливым утверж­дением автора: «Политология без биографии подобна таксидермии — науке о набивании чучел»'. Действительно, описание политического процесса без его творцов — скучно, да и неверно. Жанр политического портрета использовали авторы самых разных ориентаций. Например, в России начала века большой популярностью пользовалась книга пси­хиатра П.П. Коватевского «Психиатрические этюды из истории»^[36], где представлена целая галерея портретов политических деятелей — от царя Давида до Петра I, от Суворова до пророка Мохаммеда, от Жан­ны д’Арк до Наполеона.

Однако именно психоаналитическое движение придало полити­ческому портретированию широкую известность. Мы уже касались одного из первых исследований, принадлежащих перу психолога

3. Фрейда и дипломата У. Буллита об американском президенте Вуд­ро Вильсоне. Большой вклад в создание таких портретов внес после­дователь Фрейда, чикагский политический психолог Г. Лассвелл. Так, в качестве материала для анализа личностей американских полити­ков он использовал их медицинские карточки. При этом исходил не из того, что политики, как и другие люди, могут иметь те или иные отклонения, которые и представляют интерес для биографа. Лассвелл искал прежде всего срытые бессознательные мотивы поступков поли­тических деятелей и находил их в особенностях детского развития, в тех конфликтах, которые оставили в душе будущего политика шрамы психологических травм. Власть же согласно Г. Лассвеллу и его пред­шественнику А. Адлеру, является тем средством, которое компенси­рует указанные травмы, что и объясняет ее притягательность.

Отечественная психология политики. Современная российская политическая психология также имеет замечательных предшествен­ников. Особенно богато наследие конца XIX — начала XX века, когда интерес к личности, к психологическому компоненту социальных про­цессов был широко представлен и в политической мысли, и в филосо­фии, и в нарождавшейся социологии. Свой вклад в развитие пробле­матики внес народник Н.К. Михайловский. Развитие этих идей можно наблюдать и в полемике марксистов с народниками, в частности в ра­ботах Г. В. Плеханова и В. И. Ленина.

До сих пор представляют не только историческую ценность кон­цепции целого ряда русских мыслителей того периода. Так, в «Очерках по истории русской культуры» П. Милюков прослеживает развитие российской политической культуры, в частности особенности русского политического сознания в его «идеологической» форме на протяжении всей русской истории '. В свой русский период П. Сорокин размышлял над проблемой социального равенства, свободы и прав человека^[37]. Пере­жив ужасы Гражданской войны, он попытался их осмыслить не только как социолог, но и как тонкий психолог^[38]. В начале века выходят пять маленьких томиков «Психиатрических эскизов из истории» П. И. Ко­валевского^[39], представляющие собой вполне реальную альтернативу пси­хоаналитическим подходам к анализу биографий политиков. Позже, уже в 20-е годы, вышла книга Г. Чулкова о русских императорах, где даны блестящие психологические портреты русских правителей^[40]. Книга Чижа^[41] продолжает ряд психологических очерков о политиках.

Отдельная страница истории политической психологии связана с психоанализом. Это направление стало необычайно быстро распро­страняться в России особенно после революции 1917 года. О необы­чайной судьбе тех, кто увлекся ставшей модной теорией 3. Фрейда, можно прочитать в книгах А. Эткинда «Эрос невозможного» и «Со­дом и Психея»^[42]. Пожалуй, самое поразительное в истории расцвета, запрета и вновь проявившегося интереса к психоанализу в России уже в наши дни — это именно его связь с реальной политикой. Можно без всякого преувеличения сказать, что не будь среди увлеченных идеями психоанализа таких политиков, как Троцкий, Каменев, Радек, судьба этой психологической школы в России была бы иной.

Еще предстоит осмыслить влияние марксизма на политическую психологию. Но, очевидно, это можно будет сделать не раньше, чем осядет пыль после политических и идеологических баталий Новей­шего времени. Сейчас ясно лишь, что тот вариант марксизма, кото-

рый развивался в Советском Союзе, не слишком способствовал про­явлению интереса к этой проблематике. В отечественном общество­ведении того периода преобладали тенденции, которые подчеркива­ли определяющую роль масс в политическом процессе и одновременно игнорировали значение личностного фактора, деятельность отдельных политических групп. При этом трактовка масс была весьма упрощен­ной. Они понимались как некая безликая сумма индивидов, приводи­мая в движение волей политического авангарда. Такие методологичес­кие посылки делали ненужным учет психологического фактора. Добавим к этому, что реааьного знания о политическом сознании и поведении отдельных представителей этой массы не было в силу от­сутствия обратной связи между правящей элитой и населением.

В этом отношении политическая психология находилась в гораз­до худшем положении, чем социальная психология и социология. Пос­ледние дважды во второй половине XX в. приступали к изучению че­ловеческих компонентов общества в целом и политики в частности. Оба раза эти попытки были связаны с реформой системы: в годы хру­щевской оттепели и в годы перестройки.

Правда, говоря о развитии современной российской политичес­кой психологии, следует заметить, что она возникла не на пустом ме­сте и не только под влиянием политической конъюнктуры. Как и у всякой науки, у политической психологии был период предыстории, когда уже велись отдельные исследования, но не было еще целостно­го теоретического знания и нередко сам термин не использовался еще для обозначения ее предметного поля.

Назову лишь несколько наиболее заметных фигур, внесших свой вклад в становление политической психологии. Среди отцов—осно­вателей российской политической психологии нельзя не вспомнить Н. Михайловского, П. Ковалевского, П. Сорокина, П. Милюкова, Г. Чулкова, В. Бехтерева и других замечательных исследователей из числа как социологов и психологов, так и политологов.

Не менее важно помнить и о тех ученых, которые заложили фун­дамент нашей науки в советский период, хотя их работа велась в усло­виях, когда изучение текущих политических процессов, и тем более современных им политиков, была несравненно более сложной в силу идеологических причин. И тем не менее в этот период было сделано немало для изучения фундаментальных закономерностей психологии политики благодаря трудам Э. Баталова, Ф. Бурлацкого, А. Галкина, Г. Дилигенского, Ю. Замошкина, Б. Парыгина, Б. Поршнева, В. Оль­
шанского, С. Рощина, Ю. Шерковина и других. Сам термин «полити­ческая психология» был впервые использован С. Рощиным в его ста­тье 1980 г.^[43], где он познакомил отечественного читателя с ведущими западными работами в этой области. Первая попытка использовать политико-психологический инструментарий для анализа отечествен­ной политической теории и практики была предпринята в том же году Е. Б. Столбун и Ю. А. Шерковиным^[44].

Не уходя в глубь истории, отметим, что к концу советского пери­ода был накоплен большой теоретический потенциал, позволивший этой субдисциплине в конце 1980-х принять более зрелые институци­ональные формы.

Начиная с 1980-х годов политическая психология бурно развива­ется. Этот период можно считать уже началом собственно истории политической психологии в нашей стране. Наряду с упомянутыми основоположниками, начавшими работу в области политической пси­хологии в советский период, в 1980-е годы появилось много интерес­ных исследователей: А. Асмолов, И. Бунин, А. Донцов, Т. Евгеньева, Е. Егорова-Гантман, М. Лебедева, С. Митина, А. Назаретян, Д. Оль­шанский, В. Петренко, П. Федосов, А. Юрьев и многие другие, поли­тологи, социологи и психологи, посвятившие свои труды изучению психологических аспектов политических процессов, проблемам мас­совых политических настроений и установок, психологии политиче­ского лидерства, политического менталитета, массового стихийного поведения, политической социализациии и другим темам, изучение которых до этого было возможно только применительно к зарубеж­ным политическим системам, но не к СССР.

В 1980-1990-е годы были защищены и первые докторские дис­сертации по политико-психологической проблематике, хотя ваковс­кая специальность этого профиля еще отсутствовала. Назову лишь несколько диссертационных исследований, ставших важными веха­ми в становлении дисциплины: это работы Е. Егоровой-Гантман, М. Лебедевой, Д. Ольшанского, А. Назаретяна, Г. Вайнштейна, автора этого материала и др. Институционально многие из этого поколения исследователей были связаны с кафедрой социальной психологии и пропаганды Института общественных наук при ЦК КПСС, которой в

те годы руководил Ю. А. Шерковин. Несмотря на близость к власти, а может быть, и благодаря ей, преподаватели этого института находи­лись на переднем крае мировых исследований в данной области и были избавлены от мелочной идеологической опеки, от которой в те годы страдали ученые, работавшие в университетах. Кроме того, препода­вание социальной психологии для активистов левых партий из капи­талистических и развивающихся стран неизбежно ставило перед пре­подавателями проблему интерпретации реальных политических процессов под психологическим углом зрения. Этот уникальный опыт позволил уже в 1991 году, после развала СССР и трансформации дан­ного института в Фонд социальных и политических исследований при Президенте СССР (позже Фонд Горбачева), создать на базе института кафедру прикладной политологии, которая занималась преподаванием политологии активистам возникших в то время первых политических партий (Демократической и Республиканской). Как руководителю этой кафедры, мне приходилось отбирать все наиболее эффективное, что было в нашем прежнем теоретическом и практическом багаже. И. конечно, одним из первых слушателям был предложен курс поли­тологии, включавший политико-психологическую проблематику.

Конец 1980-х — начало 1990-х годов для политической психоло­гии был чрезвычайно продуктивным периодом. Во-первых, изменился, а точнее — появился объект изучения - публичная политика, которая потребовала психологического анализа и ярких лидеров, выдвинувшихся в этот период, и граждан, мобилизованных для активного политическо­го участия. Оба этих объекта нуждались в психологическом анализе, так как политический процесс был и остается весьма персонифициро­ванным, и без понимания психологических закономерностей поведе­ния и лидеров, и граждан знание о политическом процессе не может быгъ полным, а прогнозы - неточны. Во-вторых, не только появились первые исследования в данной области, но и началась ее институцио­нализация. Так, возникли первые кафедры и была открыта ваковская специальность 19.00.12. (по психологическим наукам).

Внутри постсоветского периода также можно выделить подэта- пы развития политической психологии, непосредственно связанные и с этапами политического процесса, и с определенными изменения­ми в ходе институционализации политико-психологического знания.

Первый такой этап относится к 1991-1995 годам. Во-первых, в эти годы как секция Российской ассоциации политических наук (РАПН) и Российского психологического общества (РПО) была со­
здана Российская ассоциация политических психологов, объединив­шая в своих рядах как политологов, так и психологов и ставшая кол­лективным членом Международного общества политических психо­логов (ISPP). До сих пор эта ассоциация работает в рамках обеих материнских организаций, проводя свои конференции и круглые сто­лы в рамках и РАПН, и РПО.

Политическая психология с самого начала складывалась как меж­дисциплинарная область, получившая от материнских дисциплин — социологии, психологии и политической науки — научный инстру­ментарий, теоретические установки и общенаучные подходы. Приоб­ретя самостоятельность и институциональное оформление, она по-пре- жнему сохраняет с ними методологические и теоретические связи и решает ряд общих задач.

Примечательно, что и в настоящее время разработки в области политической психологии идут в двух вариантах - в рамках как поли­тологии, так и психологии, что нашло отражение в ее институциона­лизации — в создании соответствующих кафедр и курсов, отделений и факультетов политологии и психологии.

Так, в рамках психологии политическая психология получила институционализацию несколько раньше, чем в политологии, хотя и не без некоторого сопротивления со стороны ряда психологов, счи­тавших, что психологии лучше бы дистанцироваться от политики. На одном круглом столе, проходившем в середине 1990-х годов и посвя­щенном проблемам политической психологии, наши ведущие психо­логи сравнивали эту науку с ребенком. Любопытно, что одни ученые называли этого ребенка законнорожденным, но трудным, другие - по­здним и переношенным. Третьи утверждали, что и на свет-то он по­явился не сам, а в результате кесарева сечения и от неизвестного отца'.

Такой насмешливо-покровительственный тон представителей од­ной из двух материнских наук - психологии — в отношении области, о появлении которой они узнали не столь давно, понятен: слишком много ожиданий, которые могут и не оправдаться. Добавим, что и со­циальная психология, и социология, и политология к тому времени уже пережили эйфорию больших надежд со стороны общества, а за­тем заняли достаточно скромную нишу среди своих собратьев по цеху. Тот факт, что один из родителей «не заметил» появления своего от-

прыска, не вызывает удивления. Психологи и социологи в нашей стра­не традиционно не очень-то интересовались в советские времена по­литикой как объектом изучения. Причиной такого дистанцирования от политики в нашей стране была... сама политика, а точнее страх пе­ред официальной политической машиной, вполне понятный в недав­нем историческом контексте.

Однако, несмотря на довольно сложную обстановку, в 1989 г. А. II. Юрьев основал первую в России кафедру политической психо­логии на психологическом факультете Санкт-Петербургского государ­ственного университета. Преподавание курса политической психоло­гии на психологическом факультете МГУ началось примерно в те же годы на кафедре социатьной психологии. Соответствующая кафедра политической психологии и акмеологии была создана в РАГСе (зав. ка­федрой - доктор психологических наук А. Деркач.) Кафедра полити­ческой психологии на отделении политологии философского факуль­тета МГУ была создана в мае 2000 года. С сентября 2008 года она была пробразована в кафедру социологии и психологии политики в рамках нового факультета политологии МГУ

В данном издании нас будет интересовать в первую очередь раз­витие политической психологии в рамках политической науки.

§ 2. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ КАК ОБЛАСТИ СОВРЕМЕННОГО ПОЛИТОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Современное состояние политической психологии за рубежом

В мировой политологии политическая психология практически с момента своего возникновения была востребована и признана как пер­спективная область исследования. Правда, следует заметить, что раз­витие политической психологии более интенсивно шло (да и сейчас идет) в США, чем в Европе. На политологических факультетах боль­шинства европейских университетов та проблемная область, которая в США традиционно относится к политической психологии, обычно преподается в рамках курса политической социологии^[45]. Между тем в

США курс политической психологии читается в более чем в 200 уни­верситетах и является обязательной частью подготовки политологов.

Фундаментальные и систематические теоретические разработки по психологии политики начались в 60-е годы в США под влиянием «поведенческого движения». Тогда при Американской психиатричес­кой ассоциации была создана группа для изучения проблем междуна­родной политики, которая в 1970 году переросла в Институт психиат­рии и внешней политики. В 1968 году в Американской ассоциации политических наук возник исследовательский комитет по политичес­кой психологии, а в 1979 году на его основе было организовано Обще­ство политических психологов, уже получившее статус международ­ного (International Society of Political Psychology или ISPP). Это общество сразу начало издание своего журнала «Political Psychology». В насто­ящее время публикации по политико-психологической проблемати­ке появляются во всех престижных изданиях по политологии и пси­хологии. В ISPP сейчас более 1000 членов практически со всех континентов. Ежегодно оно проводит свои собрания, посвященные наиболее актуальным теоретическим проблемам. Так, годичные собра­ния последних лет были посвящены таким темам, как «Психологи­ческие аспекты политики изменения», «Национальное строительство и демократия в мультикультурных обществах». Годичное собрание 2000 года в Куэрнаваке (Мексика) было посвящено теме «Язык поли­тики, язык гражданства, язык культуры». Годичное собрание 2009 года посвящено теме преодоления насилия, несправедливости и лишений.

Хотя политическая психология получила действительно между­народное признание, большая часть исследователей живет и работает все же в США и Канаде. Назовем имена таких крупных ученых, как М. Херманн, Р. Сигел, Д. Сирс, С. Р.еншон, Ф. Гринстайн, А. Джордж, Д. Уинтер, Р. Такер, Дж. Пост, Б. Глэд, Р. Кристи, С. МакФарланд, К. Монро они и десятки их коллег работают практически во всех севе­роамериканских университетах.

В Европе существуют свои давние традиции анализа политико­психологических явлений. Серьезные работы в области политико-пси­хологических исследований изданы в Германии (А. Ашкенази, П. Шмидт, Г. Ледерер, Х.-Д. Клингеманн, Г. Мозер и др.), во Франции (А. Першерон, А. Дорна, С. Московичи), в Великобритании (X. Хает, М. Биллиг, А. Сэмюэль), а также в Финляндии, Голландии, Чехии, Ис­пании, Польше и других странах. Хотя следует отметить, что тради­ционно политологи испытывают в Европе определенные опасения пе­
ред иррацноналпстнческнми концепциями психологов (прежде всего перед психоанализом), с которыми у них по преимуществу и ассоции­руется политическая психология.

Следует отметить, что интерес к политической психологии наблю­дается и в таких регионах, где раньше и политическая наука, и психо­логия не имели развитых традиций либо традиционные школы нахо­дились в отрыве от современной методологии. Так, в последние десятилетия исследования в этой области проводятся в Латинской Америке, в Африке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в частности, таких странах, как Китай, Индия, Пакистан, Южная Корея, не говоря уже об Австралии и Новой Зеландии, где ведется огромная исследо­вательская работа, издаются десятки монографий.

Хотя единичные книги и статьи появлялись и ранее, отсчет со­временного этапа развития политической психологии, очевидно, сле­дует вести с издания в 1973 году коллективной монографии под ре­дакцией Джин Кнутсон, в которой подведены итоги развития этой науки и выделены важнейшие направления для дальнейших исследо­ваний¹. Другой крупной вехой было появление монографии под ре­дакцией М. Херманн в 1986 году^[46]. Эта книга дает представление о тех изменениях, которые произошли в политической психологии. М. Хер­манн выделила следующие позиции. Во-первых, большинство иссле­дователей пришло к убеждению, что фокус изучения должен быть со­средоточен на взаимодействии политических и психологических феноменов. Во-вторых, объектом исследования должны стать наибо­лее значимые политические проблемы, к которым привлечено внима­ние общественности. В-третьих, следует уделять значительно большее внимание политическому и социальному контексту анализируемых психологических явлений. В-четвертых, необходимо не только изу­чать результат тех или иных психологических воздействий на поли­тику, но и пытаться понять процесс формирования тех или иных политических убеждений. И, наконец, в-пятых, современные полити­ческие психологи стати гораздо более терпимыми в отношении мето­дов сбора данных и исследовательских процедур, полагая, что мето­дологический плюрализм — неизбежное явление на нынешнем этапе развития теории (см. сноску 2). В настоящее время в ISPP начата под­готовка новой коллективной монографии, подводящей итоги разви­тия дисциплины за последние десятилетия.

О состоянии науки во многом можно судить по тому, кому и как широко она преподается. В качестве примера можно взять практику университетов США и Канады. Так, в 1990-е годы в 78 университетах читалось более 100 курсов политической психологии. В настоящее время число их значительно выросло. Лекции и семинары по полити­ческой психологии ежегодно слушало более 2300 студентов только на младших курсах. Преподавание ведется как для студентов-политоло- гов, так и для психологов (хотя и в меньшей степени)^[47]. В государствен­ном университете штата Огайо ежегодно проводятся летние школы для молодых ученых, которые специализируются в области полити­ческой психологии.

Другим параметром развития науки является ее прикладное ис­пользование. Так, политические психологи активно привлекаются для поиска решений в конфликтных ситуациях. Известна эффективная роль политических психологов во время карибского кризиса, при зак­лючении кэмп-дэвидской сделки между Израилем и Египтом. Извес­тный политический психолог Джерри Пост составил психологический портрет террориста, известного как Unibomber и угрожавшего устро­ить взрывы в Нью-Йорке, по которому тот был найден и арестован. Специалисты по политической коммуникации в разных странах Ев­ропы и Америки внесли свой вклад в подготовку политических лиде­ров к парламентским и президентским выборам.

Многие политические деятели сами владеют психологическими методами, используют их для выработки стратегии на будущее и для анализа прошлого. Так, один из соперников Дж. Буша по президентс­ким выборам 1988 года, М. Дукакис, активно работает в области по- литико-психологической теории. Такие известные политические дея­тели, как Р. Никсон и Д. Локард, психологически осмыслили свой прежний политический опыт. Интерес к работам по политической психологии проявляют политики всех ориентаций. Они используют данные этой науки для налаживания отношений с общественностью, для мобилизации населения на выполнение реформ, для принятия решений по важнейшим стратегическим направлениям политики.

Политическая психология в современной России Сейчас в стране работают десятки исследователей, ведущих как фундаментальные, так и прикладные исследования, занимающихся одновременно аналитической и консультативной работой. Особенно востребованы эти специалисты в период выборов, так как способны просчитать ситуацию — не на глазок, а с использованием специально­го научного инструментария.

В начальный период (1991-1995 гг.) постсоветского этапа разви­тия политической психологии сами политические события требовали осмысления того кризиса, который переживали российское общество и политическая система. Политологи и социологи в этот период фик- спровали резкую, на грани шизофренической, расколотость массового сознания, когда граждане доверяли одним политикам, симпатизиро­вали другим и голосовали за третьих. Это приводило к неустойчивос­ти и непредсказуемости самой политической системы. Отказ от ста­рых советских ценностей и от всего советского наследия привел к тому, что в обществе образовался серьезный ценностный вакуум, который привел к потере населением какой бы то ни было психологической основы для идентификации.

Не случайно политико-психологические исследования этого перио­да были сфокусированы на изучении архетипов ментальности россий­ских граждан¹, политических ценностей в массовом сознании российских граждан^[48], массовых политических настроений^[49], психологии авторитариз­ма и демократии^[50], психологии этнических проблем в политике^[51], психо­логии выборов^[52], психологии международных отношений^[53], политичес­кой культуры ^[54]. Активно разрабатывались вопросы разрешения поли­тических конфликтов^[55].

В эти годы появляются первые исследования по проблематике политического восприятия⁵, развитие которой наиболее активно ве­лось на следующем этапе (в конце 1990-х — начале 2000-х годов).

Последняя тема была особенно востребована политической практикой (прежде всего практикой выборов) и требовала от политических психологов как ответа на вопрос о том, какие факторы воздействуют на политическое восприятие политиков, так и разработ­ки конкретных инструментов воздействия на поведение политиков со стороны политических психологов, занятых консультативной деятель­ностью. Становление профессионального политического консалтинга стимулировало как работы по психологии политического лидерства^[56], так и изучение различных аспектов консалтинговой деятельности.

При определении места политической психологии по отношению к политической практике возникает серьезная теоретическая пробле­ма. Акцент на прикладных аспектах политической психологии как науки привел к тому, что нередко ее стали ошибочно отождествлять с

так называемыми технологиями, с «имеджелогией» и другими псев­донаучными или просто прикладными областями политической прак­тики. Политическая психология действительно дает немало полезной информации для тех, кто принимает политические решения, для орга­низаторов политических кампаний. Но сама она является прежде всего наукой, которая эти знания добывает, а не ремеслом или хуже того, псев- донал"чной приманкой для клиентов. У нее есть свои достаточно тонкие методы, с помощью которых она может выявить, что происходит с по­литиками и рядовыми гражданами, как они понимают политику и что чувствуют по отношению к власти. Но во всех случаях чрезвычайно важно для развития этой дисциплины в рамках университетского об­разования, чтобы соблюдался баланс фундаментальных и прикладных аспектов с приоритетом фундаментальных проблем.

Второй этап развития политической психологии можно выделить в связи с темп серьезными изменениями, которые происходили с се­редины до конца 1990-х годов в российской политической практике. Это было время, когда в ней господствовали «грязные политические технологии и менялся психологический механизм восприятия граж­данам политиков: росло недоверие к власти, и происходила полити­ческая демобилизация одновременно с процессами партийного стро­ительства и дифференциации политических ценностей у населения.

Нам представляется, что наиболее серьезное продвижение в разви­тии политической психологии в этот период связано с разработкой те­матики политического лидерства и психологии власти. Говоря о психо- логии политического лидерства, следует особенно отметить работы, посвященные изучению личностей современных российских и зарубежных лидеров¹. В работах российских политических психологов представлены как отдельные психологические портреты политиков (Н. Ракитянский), так и концептуальные подходы к теории лидерства² Электоральные процессы, проходящие на национальном и региональ­ном уровнях требовали все более точных инструментов понимания

психологических механизмов выбора гражданами того или иного поли­тика и формирования установок в отношении власти как таковой. Вооб­ще проблема власти в ее психологическом измерении встала на этом этапе в полный рост^[57]. Примечательно, что ее разработка все больше уходила от исследования психологии властителей и перемещалась в область пси­хологии восприятия власти гражданами, что, как нам представляется, было связано именно с электоральными особенностями того периода.

Накопленный теоретический потенциал позволил на третьем эта­пе (начавшемся в 2000 году и продолжающемся до сих пор) продви­нуться в ряде областей знания, в частности, в понимании закономер­ностей политического восприятия. Проблематика восприятия власти и политиков вышла на передний план политико-психологических ис­следований современного периода. По этой теме прошли многочис­ленные конференции и круглые столы, были опубликованы десятки статей и монографий^[58].

В последние годы акцент на изучении личностей и образов поли­тиков, доминировавший в конце 1990-х — начале 2000-х годов, сменя­ется интересом к психологии рядовых граждан, участвующих в поли­тике. На авансцену вышла проблематика политической социализации и ресоциализации*, бывшая в небрежении в предшествующие годы.

Это. видимо, не случайно, так как отражает необходимость преодоле­ния реальной политикой того кризиса политической социализации, который crai серьезным препятствием на пути политических реформ. Столь же востребованной оказатась и проблематика психологическо­го анализа политических ценностей как основания для идеологии, психологических аспектов политического процесса^[59], которые в пост­советский период практически выпали из поля зрения политологов.

Можно констатировать, что пока еще медленно заполняется ваку­ум. существующий в области психологии международных отношений. Выявился и дефицит работ, связанных с изучением политического ли­дерства методами политической психологии, которые в изобилии по­являлись в 1990-е годы. Одним из немногих исключений стали книга челябинского политического психолога В. Зорина¹ и недавно защищен­ная кандидатская диссертация Э. Гиззатова, посвященная влиянию по­литических кризисов на личность политика (на примере Дж. Буша-мл. и В. В. Путина). Возможно, это закономерно, ведь в политике тоже на­метился дефицит лидерства и ярких личностей, изучение которых пред­ставляет и теоретический, и практический интерес.

Дата добавления: 2015-08-28