|
Если процесс формирования политической поддержки выглядел так, как его описали Истон и Деннис у американских детей из среднего класса, белых и городских жителей, то иначе складываются отношения с властью у других социальных и этнических групп. Так, в одном из неблагополучных район США (Аппалачи), где высок уровень безработицы и масса социальных проблем, политическая картина мира у детей и подростков выглядит иначе. По сравнению со своими более благополучными сверстниками подростки 10-12 лет не осознавали себя американцами, не городились своей страной, т.е. у них не сложилось даже национальной идентификации, не говоря уже о политической. Надо ли говорить, что фигура полицейского для них не выглядела дружелюбной, а о президенте и политиках они имели совсем смутное представление.
Политическая психология 1980-1990-х годов, опираясь на идеи теоретиков «политической поддержки» развила одни их положения и отказалась от других. Так, те молодые люди, которые были детьми, когда их изучали Истон и Деннис, оказались позднее в рядах бунтующего поколения конца 1960-х —начала 1970-х годов. Если даже эти благополучные дети, получившие казалось бы столь хорошую прививку, очутились потом в рядах хиппи и панков, отказывающихся от политических взглядов своих родителей, то что-то должно было быть неверным в рассуждениях наших теоретиков. Сами они полагали, что виноваты не теоретические модели, а уникальная ситуация того периода, которая привела к перерыву постепенности в передаче политических ценностей от одного поколения к другому. Следующий виток политической истории вернул все на свои места.
Подвергся критике коллег и другой тезис Истона и Денниса о том, что в норме гражданин должен быть абсолютно лоялен системе, между тем как критичность ведет к ее дестабилизации. Все попытки найти описанный теоретиками «поддержки» идеальный тип человека с условной моралью, высокой степенью доверия к правительству и политической активности, встречается столь редко, что его можно назвать скорее исключением, чем нормой. Если такая ситуация складывается в стабильных политических системах, то что же говорить о
странах, где идет быстрая смена режимов, лидер и идеологий? Тут гипотезы Денниса и Истона нуждаются в новой проверке.
Другой разновидностью функционалистской теории была ролевая теория политики. В центр объяснения политического процесса (как международного, так и внутреннего) она поставила понятие роли. Появление новой теоретической модели был вызвано самим политическим процессом. Периодом модернизации политических систем многих стран (как развитых, так и развивающихся) стали 1970— 1980-е годы. Это потребовало мобилизации новых слоев населения, ранее выключенных из политической активности. Необходимость рекрутирования новых членов в политические партии и организации, привлечение их к электоральному процессу потребовало и новых теоретических подходов. Ролевой подход к анализу политики был почерпнут функционалистами из социологии и социальной психологии.
Несмотря на то что введение в оборот политической теории психологической категории роли, оказалось очень плодотворным, ее функционалистская трактовка породила и определенные возражения. Во- первых, ряд исследований показал, что роль участника политического процесса не сводится к тому, как это понимают функционалисты, — к простой адаптации гражданина к политической системе, к пассивному усвоению им имеющихся образцов. Не срабатывают автоматически и нормативные ролевые предписания. Все чаще встречаются невозможные ранее политические движения и союзы: «Генералы за мир» в Европе, мятежные священники в Латинской Америке или союз предпринимателей и профсоюзов в России. В таких случаях исполнители политических ролей не вмещаются в предписываемые своими ролями образцы политического поведения.
Во-вторых, практика не подтверждает и другого тезиса ролевой теории политики о том, что эффективное включение человека в роль происходит через идентификацию личности с системой в целом и с отдельными политическими институтами (прежде всего с партиями и организациями) в частности. Если раньше партийная принадлежность или поддержка той или иной партии на выборах была семейной традицией, переходящей из поколения в поколение, то в последние десятилетия даже в наиболее устойчивых политических системах такая идентификация является скорее исключением из правила.
В работах 1980-х — начала 1990-х годов ролевая теория политики пошла по пути поиска тех ролевых рамок, за которые исполнитель не должен выходить. Это было связано с тем, что этап мобилизации закон
чился и правящие элиты искали инструменты для обеспечения политического участия «без эксцессов». Доминирующей идеей была идея консенсуса. мода на который докатилась и до российской политики.
Но новые политические реальности даже в относительно стабильных западных системах, не говоря уже о странах распавшегося Советского Союза, диктовали необходимость не столько искать согласие (что необходимо, но весьма нереально), сколько учиться сосуществовать с конфликтом и по возможности управлять им. Ролевая теория политики оказалась эффективной для решения этой задачи. Так, получила распространение идея разрешения международных конфликтов методом «переключения ролей», предложенная Б. Коэном и А. Раппа- портом. Они полагали, что конфликт неизбежен в жизни общества. Надо лишь цивилизовать его, введя определенные правила игры, например, мысленный обмен ролями.
Другой пример применения теории ролей представляет собой его использование в совокупности с математической теорией игр. Например. мотивы поведения сторон в международном конфликте были смоделированы по аналогии с такими ролями, как шофер и грабитель машины, хозяин дома и вор-взломщик. С помощью этих моделей американские политические психолога еще совсем недавно просчитывали внешнеполитические ходы в отношении СССР, естественно приписывая своей стороне защитные роли, а оппоненту — агрессивные.
Функционалистские модели политики оказали немалое влияние на современное понимание поведения человека в политике. Но они оперировали по большей части макрофакторами. Их методы исследования и практические рекомендации были непригодны для решения не столь крупных политических задач. Для них понадобились более психологизированные теории политики, «достающие» до отдельного человека. Такой теоретической ориентацией явился политический бихевиоризм. Основной задачей этой теории стало изучение индивидуального поведения в политике с целью оптимизации управления этим поведением со стороны элиты. Для достижения цели использовался широкий набор собственно психологических методов.
Основная идея классического бихевиоризма, прямо заимствованная политической наукой из психологии, — это прямое влияние среды на поведение индивида. Политическое поведение подчиняется старой формуле бихевиористов: S-R (стимул — реакция). Например, желая понять феномен политического отчуждения, политические би- хевиористы предлагают формулу: простые социальные условия —
политическое поведение. Исследователям остается замерить первый и второй показатели и найти корреляцию между ними. При этом подходе значение ситуационных факторов явно превалирует над внутренней активностью индивида.
Радикальные течения бихевиоризма используют формулу «стимул — реакция» прежде всего для контроля над поведением индивида или, по их терминологии, для «модификации поведения». Ведущий теоретик этого направления, американский психолог Б. Скиннер, формулирует эту мысль с предельной ясностью: «Ошибочно полагать, что проблема заключается в том, как освободить людей. Она состоит в том, чтобы улучшить контроль над ними»1. Аргументы Скиннера послужили «научной» основой, оправдывающей программы насильственного контроля над поведением граждан самыми варварскими средствами, включая генную инженерию, аверсивную терапию и электрошок.
Крайности радикального политического бихевиоризма как политического, так и методологического свойства не разделялись многими исследователями. Так представители школы социального научения смягчили жесткую модель поведения, включив в нее ряд промежуточных переменных (установки, мнения и даже личность в целом). Шагом вперед было и включение в анализ политического поведения его содержательных компонентов: ценностей, которые усваивает индивид в процессе получения жизненного опыта.
Реакцией на игнорирование политическими бихевиористами и функционалистами внутреннего мира человека было выдвижение на первый план концепций антипозитивистского толка. В европейской политической психологии этот поворот шел под влиянием идей феноменологов, экзистенциалистов и других теоретических школ, поставивших под сомнение позитивистские трактовки проблемы личности. В США и Великобритании критика позитивистских концепций шла не столько от теоретиков, сколько от практиков, нуждавшихся в более эффективных моделях управления поведением человека. Будучи разочарованными методами воздействия непосредственно на поведение, эти специалисты обратились к изучению сознания (когнити- визм и гуманистическая психология) и бессознательных структур психики (психоанализ).
Когнитивистское направление политической психологии прежде всего исследует процесс политического мышления. Согласно об-
щим взглядом психологов этой школы, выбор модели политического поведения опосредуется теми взглядами и ценностями, которые составляют содержание сознания человека. Одни исследователи при этом основное внимание уделяют процессу становления политического сознания, других больше интересует его структура (см. главуЮ о политическом сознании).
В последние два десятилетия акцент в исследованиях был сделан не столько на динамике формирования политического мышления в детском возрасте, сколько на том, чем руководствуется взрослый человек, делая свой политический выбор. Так, английский политический психолог X. Химмельвайт предложила «потребительскую модель», в которой она проводит аналогию между принятием политического решения и решением покупателя о выборе того или иного товара. Избиратель, отдающий свой голос, ищет максимального соответствия пли наименьшего несоответствия между набором установок и партийными программами: «Привычка к голосованию за определенную партию сходна с привязанностью к определенному магазину или фирме, а воздействие референтных групп напоминает то, как образ жизни наших друзей или коллег направляет наши пристрастия»1.
Работы когнитивистов показали, что в странах со стабильной политической системой, где у избирателей действительно есть привычка голосовать за конкретную партию, политическое сознание граждан заполняется определенными «пакетами идей». На уровне индивидуальной психологии идеология, ставшая частью сознания человека, предстает в виде связки идей. Так, установки англичан по вопросам атомного оружия коррелировали с их отношением к национализации общественного транспорта и системы здравоохранения, иммиграции и смертной казни.
Два других английских политических психолога П. Данливи и П. Сондерс, использовали «потребительскую модель» для описания нового общественного расслоения, которое возникает в современном постиндустриальном обществе не по линии производственных отношений, а по линии потребления товаров и услуг. Политическое сознание англичан, например, определяется сегодня не только и не столько размером их дохода, сколько тем, имеют ли они дом в собственности или снимают его, ездят на собственном автомобиле или пользуются городским транспортом, делают покупки в престижных магазинах или
! HimmelweitH. How Voters Decide? L.: Academic Press, 1981. P. 131.
на толкучке. Эти субъективные линии являются не менее важными для политического выбора избирателя, чем объективная классовая принадлежность или уровень доходов.
Среди антипозитивистких ориентаций важное место принадлежит представителям гуманистической психологии, выступающим за учет эмоционально-мотивационной сферы личности при анализе политики. Большое влияние на политических психологов данной школы оказали идеи А. Маслоу об иерархии потребностей и ненаправленная психотерапия К. Роджерса. Их идеи были реакцией на бихевиористскую трактовку личности как пассивного объекта воздействия среды и подчеркивали самостоятельную ценность активности личности. Движущей силой личностного развития здесь выступают потребности.
Политических психологов привлекла возможность проникнуть вглубь личностных механизмов формирования политического сознания и поведения через систему потребностей. Они исходили из того, что важнейшим мотивом политического участия является не простая выгода или политическая сделка, а глубинные потребности личности, образующие основу ее убеждений. Эти базовые потребности служат в свою очередь фундаментом собственно политических установок.
Американский политический психолог С. Реншон использовал теорию потребностей Маслоу для исследования проблемы демократии. Он исходил из того, что только та система, которая удовлетворяет базовые человеческие потребности, может эффективно вовлекать в политическую активность своих граждан и рассчитывать на их поддержку. Одной из таких потребностей, важных для становления демократии, является потребность человека в участии, которая на психологическом уровне выражается в установлении личного контроля над ситуацией. Реншон был одним из первых политических психологов, предложивших включить в исследование политических проблем, в частности демократии, психологические индикаторы[67].
Если представители гуманистической психологии и когнитивис- ты исследовали потребности, эмоции, мотивы, механизмы политического мышления, которые дают индивиду программу рациональных действий, то политический психоанализ основной акцент делает на бессознательных структурах психики. В настоящее время это направление является одним из наиболее распространенных, особенно среди американских исследователей. Свою задачу политический психо
анализ видит в изучении политических структур личности, в классификации типов личности и в создании психобиографий политических деятелей.
Основой представлений о политическом поведении в этом направлении является фрейдовское учение о бессознательном. Личность в целом и особенно ее стремление к власти трактуются психоанализом как иррациональные, инстинктивные феномены. В политическую психологию эта школа внесла важную идею о том, что человек является не полностью сознательным существом и в своем поведении в немалой степени подчиняется инстинктивным импульсам. Последователи 3. Фрейда и Г. Лассвелла руководствуются тем, что подлинные мотивы поступков обычно скрыты под благопристойной «упаковкой». Скажем, борьба за справедливость или стремление помочь бедным на поверку могут оказаться продиктованы иными, чисто личными мотивами политика.
В главе 1 мы уже обращались к особенностям психобиографического метода В данном разделе проиллюстрируем методологию психоанализа в политических исследованиях на примере построения политических типов.личности. Один из первых политических психоаналитиков, Г. Лассвелл исследовал различные стили политического поведения. Он высказал гипотезу, что стиль речи, стиль межличностных отношений и другие особенности лидеров связаны с общими личностными характеристиками. Так, он выделил три типа политиков: агитатор, администратор и теоретик и описал конкретных носителей этих типических черт. Вот как выглядит, например, агитатор. Это человек с неистребимой склонностью к публичным выступлениям. Он по убеждениям — социалист. Лассвелл выводит приверженность к данной идеологии у описываемого им политика из чисто семейного опыта. У этого человека был брат, которому наш герой завидовал, к которому ревновал. Такие чувства обычно тщательно скрываются, поскольку они социально неприемлемы. Но и в скрытой форме зависть продолжала его мучить, он испытывал чувство вины, которое в дальнейшем трансформировалось в приверженность идеям равенства и братства в их социалистической интерпретации.
Другой пример, приводимый Лассвеллом, относится к описанию сторонника антирасового движения в Америке, чьи политические взгляды он связываел с интимным опытом политика, которого в юности совратила чернокожая женщина. Конечно, столь прямолинейная интерпретация сегодня выглядит анахронизмом. Однако лассвеллов-
ская мысль о необходимости поиска неосознаваемых мотивов, питающих политическую деятельность, остается весьма привлекательной.
Политический психоанализ внес вклад и в исследование такой важнейшей проблемы, как проблема авторитарной личности. Еще в 1950 г. Теодор Адорно вместе со своими соавторами провел исследование личности «фашистского» типа, для анализа которой была предложена специальная шкала F — шкала фашизма. Интерес к человеку такого склада диктовался опасениями повторения трагедии Второй мировой войны.
Исследование проводилось, однако не на реальных фашистах из Германии. Объектом исследования стали обычные американцы из среднего класса, не бедные и белые. Результат исследования стал неожиданным. Оказалось, что среди этих средних американских граждан авторитарный тип встречается, и нередко. Авторитарная личность — это особый набор психологических характеристик: стремление подавлять других, нетерпимость, этноцентризм (т.е. представление о превосходстве своей нации над другими) и ряд других. При этом такой человек, подавляя слабых, боится тех, кто сильнее его.
В настоящее время проведено немало исследований, посвященных психологии авторитаризма. Многие первоначальные положения политического психоанализа получили свое развитие. В частности, важнейшее положение, касающееся истоков происхождения авторитаризма из раннего семейного опыта, из структуры семейной власти'.
ГЛАВА 3
МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДЫ ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Начиная со второй половины XX в. современная политология в мире все больше становилась эмпирической наукой. Это означает, что политолог должен не только быть вооружен общей теорией, но и владеть методами сбора и обработки эмпирических данных. Сегодня в необходимости развития политической психологии, социологии, геогра- фии, которые принадлежат к субдисциплинам, базирующимся прежде всего на эмпирических методах, похоже, уже мало кто сомневается[68].
Говоря о методологии, следует заметить, что у нее есть несколько уровней: уровень общей теории, или философско-доктринальный; концептуальные построения среднего уровня и конкретные методы сбора, обработки и анализа эмпирической информации.
Единой и общепринятой методологии, понимаемой как общая теория, нет ни на Западе, ни у нас, в России. Если западные исследователи, особенно позитивистски настроенные, осознанно ориентируются на эклектические идеи, то эклектизм отечественной методологической базы можно назвать скорее бессознательным. После того как марксизм перестал быть доминирующей теорией, выявить реальные методологические основания того или иного исследования бывает чрезвычайно непросто. Рефлексия в отношении методологии встречается редко, а те или иные взгляды проводятся с некой стыдливостью. Отсутствие методологической рефлексии и саморефлексии среди отечественных политологов вообще является достаточно распространен
ным явлением. К сожалению, и в политической психологии наблюдается такая же картина.
В данном разделе мы остановимся в первую очередь на первом и третьем уровнях: уровне общей теории и конкретных методах исследования. Что касается второго уровня — теорий среднего уровня, то мы обратимся к ним в тех разделах, которые будут посвящены отдельным проблемам.
§ 1. МЕТОДОЛОГИЯ КАК ОБЩАЯ ТЕОРИЯ.
ВЕДУЩИЕ ШКОЛЫ И НАПРАВЛЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Современная политическая психология представлена большим числом теоретических моделей. Однако все это пестрое разнообразие подходов, исследовательских стратегий и методов вписывается в две ведущие тенденции. Первая из них основана на представлении о человеке как простом винтике политической машины. Отсюда и инженерный подход к налаживанию работы этой машины, сциентизм и технократизм как исследовательская философия этой группы политических психологов. Методологическим фундаментом этой группы концепций являются по большей части позитивистские теории, пришедшие как из психологии, так и из политологии.
Вторая группа исследователей исходит из иной теоретической установки. Для них человек является не только объектом политического воздействия, но и целью развития политической системы и ее активным субъектом. В рамках этой тенденции работают иные методологические подходы. В частности, для теоретиков этого направления характерно обращение к антипозитивистским моделям личности. Они также выбирают такие теоретические парадигмы, для которых менее свойственны манипуляторские тенденции.
Начнем знакомство с теоретическими представлениями политических психологов с первого, позитивистского типа моделей, среди которых остановимся на функционалистской теории политики и политическом бихевиоризме.
В конце 1950-х — начале 1960-х годов, когда начинались первые политико-психологические исследования, у ученых практически не было выбора теоретических моделей: структурный функционализм и его разновидность — системный анализ политики — были монополистами в области методологии. Политологи ставили перед собой задачу
развить идеи основоположников этого метода — Т. Парсонса и Р. Мертона применительно к политической системе. К. Дойч, Г. Алмонд, Д. Истон. Дж. Деннис, Ф. Гринстайн, Дж. Торни, Р. Хесс и другие американские политологи стремились построить чисто научное, лишенное субъективизма и идеологической тенденциозности знание о политике.
Одной из наиболее известных политико-психологических концепций этого направления стала теория «политической поддержки». Она была разработана американскими политологами Д. Истоном и Дж. Деннисом в 1960-х годах в русле общей теории системного анализа политики. Эта концепция базировалась на нескольких фундаментальных допущениях. Во-первых, она исходила из понимания политики как такой системы, где на «входе» граждане предъявляют властям определенные требования, но одновременно обязуются добровольно подчиняться правилам, предложенным им элитой. На «выходе» власти принимают решения, выполнять которые будут граждане. И на «входе», и на «выходе» политологи обнаружили, что им приходится иметь дело с психологическими реальностями: готовность граждан оказывать поддержку политикам и решения самих политиков подчиняются определенным психологическим закономерностям. Соответственно сбои в работе политической системы во многом объясняются этим человеческим фактором, учет которого поможет систему наладить.
Личность как таковая теоретиков «политической поддержки» не слишком интересовала. Их задача состояла в поиске источников сбоев в работе политической системы. Поскольку человек оказался в числе факторов, порождающих стресс системы, надлежало с ним разобраться. Найденный Истоном и Деннисом ответ заключался в том, что стресс системы уменьшается, если граждане принимают предложенные им системой правила игры без сопротивления и добровольно. Это более вероятно, если требования системы впитываются ими по мере социализации, с раннего возраста. Тогда сами запросы граждан становятся более предсказуемыми и менее разнообразными. Конечно, можно добиться того же эффекта и силой. Однако такой путь чреват ростом политической нестабильности и в современных обществах не выгоден экономически.
Во-вторых, психологические воззрения Денниса и Истона имеют своим источником определенную смесь психоаналитических и бихевиористских идей. Так, они исходят из того, что политические установки взрослых являются конечным продуктом предыдущего науче
ния и, в свою очередь, определяют их поведение. При этом они исходят из того, что «базовые детские чувства труднее вытесняются и изменяются, чем те, что приобретены позже». «В моменты кризисов вероятно возвращение личности к своим базовым представлениям»1. Теоретики «политической поддержки» также убеждены в том, что совокупность установок и активности граждан оказывает воздействие на правительство и политическую жизнь страны, определяя прежде всего ее стабильность.
Понятно, что не политика является центром детской психики. Истон и Деннис и не пытались вывести собственно политические феномены напрямую из детства. Они высказали плодотворную гипотезу о том, что основой наших более поздних политических убеждений являются общие, не собственно политические установки, корни которых можно найти в нашем детском опыте: в типе семьи, в опыте взаимодействия с властью отца или учителя. Теоретики «политической поддержки» выводили из этого опыта дальнейшие отношения гражданина к власти в государстве. Так, если ребенок вырос в семье с авторитарными родителями, то это может впоследствии сформировать его отношение к главе правительства или президенту, который занимает в сознании личности то место, которое когда-то занимал там его отец.
Центральная идея рассматриваемой нами концепции — идея психологической поддержки власти со стороны рядовых граждан — также выводится авторами концепции из психологических оснований. Человек будет оказывать политической системе поддержку в зрелом возрасте в том случае, если его отношение к системе было в детстве окрашено позитивно. Детская политическая картина мира, конечно, не совпадает в деталях с убеждениями взрослого человека, но базовые ценности поддержки остаются и проявляются в лояльности к власти, в доверии к государству, в симпатии к национальному флагу, в идентификации со своей страной.
Мы видели, как проявляется политическая поддержка на уровне личности. С точки зрения системы, такая поддержка является необходимым стабилизирующим ее компонентом. Без нее система разлаживается. При широком хождении негативного образа политики начинаются такие ее дисфункции, как движения протеста, экстремизм, терроризм, апатия и прочие малоприятные и опасные для устойчивости системы явления. Отсюда Истон, Деннис и их единомышленники
сделали вывод: если система стремится себя сохранить, она должна предпринимать специальные усилия для того, чтобы с раннего детства новые поколения граждан получали позитивные впечатления от политики. При этом средства такого воспитания должны быть адекватными детскому- восприятию: комиксы и мультфильмы, игры и детские книги, где различные представители власти — от полицейского до президента — вводили бы ребенка в устойчивый и «хороший» мир взрослых.
На следующем этапе развития политической психологии исследователи проверяли гипотезу Истона и Денниса и пришли к выводу, что в целом процесс был описан ими верно. Так, в одном из детских садов Нью-Йорка ученые опросили детей пятилетнего возраста. Их интересовало, что они знают о полицейском и президенте («голова» и «хвост» политической системы). Оказалось, что полицейского дети хорошо узнают и имеют достаточно детальное представление о его функциях. С президентом дело обстояло несколько хуже. Один мальчик сказал, что президент (это был Ричард Никсон) похож на его дедушку’, другой — что это президент мира и свободы, третий — что президент делает войну. Только последний ответ принадлежал ребенку, который действительно интересовался политикой: его любимой телевизионной программой были новости. У других детей политические представления либо еще не сформировались (президент как дедушка), либо воспроизводилось идеологическое клише без их личностного осмысления1.
Если процесс формирования политической поддержки выглядел так. как его описали Истон и Деннис у американских детей из среднего класса, белых и городских жителей, то иначе складываются отношения с властью у других социальных и этнических групп. Так, в одном из неблагополучных районов США (Аппалачи), где высок уровень безработицы, масса социальных проблем, политическая картина мира у детей и подростков выглядит иначе. По сравнению со своими более благополучными сверстниками подростки 10-12 лет не осознавали себя американцами, не гордились своей страной, т.е. у них не сложилось даже национальной идентификации, не говоря о политической. Надо ли говорить, что фигура полицейского для них не выглядела дружелюбной, а о президенте и политиках они имели совсем смутное представление.
Политическая психология 1980-1990-х годов, опираясь на идеи теоретиков «политической поддержки», развила одни их положения и отказалась от других. Так, те молодые люди, которые были детьми, когда их изучали Истон и Деннис, оказались позднее в рядах бунтующего поколения конца 1960-х — начала 1970-х годов. Если даже эти благополучные дети, получившие, казалось бы, столь хорошую прививку, очутились потом в рядах хиппи и панков и отказались от политических взглядов своих родителей, то что-то должно было быть неверным в рассуждениях наших теоретиков. Сами они полагали, что виноваты не теоретические модели, а уникальная ситуация того периода, которая привела к перерыву постепенности в передаче политических ценностей от одного поколения к другому. Следующий виток политической истории вернул все на свои места.
Подвергся критике коллег и другой тезис Истона и Денниса о том, что в норме гражданин должен быть абсолютно лоялен системе, между тем как критичность ведет к ее дестабилизации. Все попытки найти описанный теоретиками «поддержки» идеальный тип человека с уловной моралью, высокой степенью доверия к правительству и политической активности встречается столь редко, что его можно назвать скорее исключением, чем нормой. Если такая ситуация складывается в стабильных политических системах, то что же говорить о странах, где идет быстрая смена режимов, лидеров и идеологий. Тут гипотезы Денниса и Истона тем более нуждаются в проверке.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |