— Мы столкнулись с определёнными трудностями, — тихо ответил Хейдэн. Не то чтобы он промямлил эти слова, просто командор произнес их так, что до всей остальной Вселенной дошёл лишь сам факт произнесения, а смысл завернул на середине дороги. Правда, тут стоило сделать поправку — Луна ко всей остальной Вселенной если и относилась, то только немного свысока и к тому же имела превосходный слух.
— Трудностями? — переспросила она, заставив стоявшего поодаль капитана Народа втянуть голову в доспех так, что прибрежные черепахи могли бы взять у него пару уроков. — И с какими же трудностями могли столкнуться столь доблестные стражники как вы?
— На этой неделе было совершено ограбление красильни, — обреченно сообщил командор. Самое худшее для него все равно было позади, а на горизонте уже маячило нечто действительно ужасное и пугающее. Нет, разумеется, кто-нибудь другой наверняка подумал бы: "Мне ведь уже нечего терять, так почему бы...", но Хейдэн всегда считал себя принадлежащим к тем пони, которые на подобные вопросы не задумываясь отвечают "Все что у меня есть" и чаще всего оказываются правы.
— Ограбление, — нахмурилась Принцесса. За окном ударил ещё один раскат грома, по-видимому специально карауливший этот момент за ближайшим углом. — Я надеюсь, что виновные уже найдены?
— Вот с этим у нас и появились проблемы, — замялся командор. — Понимаете ли, Принцесса, единственный преступник, которого нам удалось настигнуть, сумел уйти из копыт Стражи. Но мы ведем расследование и в самом скором времени будем готовы предоставить результаты...
— Вы провалили дело, — спокойно заметила Принцесса, заставив Хейдэна вздрогнуть. Спокойный тон Луны мог означать все, что угодно кроме, собственно говоря, самого спокойствия. — Как в том случае с кобылкой и морской капустой.
Хейдэн поморщился. В душе разумеется, потому что в такой обстановке его лицо обычно застывало как гипсовый слепок и принимало примерно такой же оттенок. В общем-то, если взять настоящий гипс и изваять профиль командора в натуральную величину в нем наверняка будет больше жизни чем в оригинале, не говоря уже о том, что скульптура не развалится от одной мысли о беседе с Принцессой.
— Прошу заметить, что тогда нам все же удалось остановить злоумышленников, — осмелился возразить он, поражаясь этому неожиданному порыву, который вполне мог стать последней для него неожиданностью. — И ущерб оказался не таким уж большим по сравнению с возможным.
— О, конечно, — кивнула Принцесса, — половина лотков с Рыночной улицы, дюжина фонарей и городской фонтан, разумеется, не идут в счет. Командор Хейдэн, зачем нам нужна Ночная Стража?
— Боюсь я не совсем понял суть вопроса, Принцесса, — с сомнением ответил Хейдэн.
— Я имею в виду: зачем нам нужна Ночная Стража, командор? — повторила Луна, выжидающе глядя на Корэджа.
— Мы охраняем порядок на улицах, — немного помедлив ответил Хейдэн. Это напоминало урок в Академии, но тогда за проваленное выступление можно было лишь схлопотать неудовлетворительную оценку. Здесь же любая ошибка могла стать прямым билетом в один конец до исполнения фантазий Принцессы Луны, которая в подобных случаях выдавала идеи ничуть не медленнее, чем философ, на которого пролили ведро с голубой краской. – Мы защищаем простых граждан. Мы блюдем законы. Мы противостоим преступникам и расследуем самые запутанные дела. Мы патрулируем улицы и охраняем самые важные объекты города.
— Все это правда, — кивнула Принцесса. – Но вспомните самое главное – девиз Ночной Стражи, который гласит, что ночь будет спокойной. Оглянитесь вокруг, командор, и спросите себя, спокойна ли эта ночь?
“Нет, — мог бы сказать Хейдэн. – Эта ночь неспокойна, потому что я валюсь с ног от усталости, потому что у меня не готов отчет и потому что я балансирую на чем-то более тонком, чем острие ножа и более опасном, чем веревочный мостик над бассейном с крокодилами. Потому что кто-то посмел бросить Страже вызов, а я ничего не знаю о них. Потому что я ничего не могу сделать, кроме как ожидать следующего их шага. Потому что я не притрагивался к термосу уже пару часов, в конце концов! Если для кого-то это и спокойная ночь, то его имя точно не начинается на Хейдэ…”
— Я не знаю, Принцесса, — потупил взгляд командор. По крайней мере это на пару секунд избавило его от созерцания огоньков в глазах Принцессы. Он совсем не представлял, что они могут означать, но от всей души надеялся, что они никак не связаны с раскаленной сковородкой.
— На этот вопрос можете ответить только вы, командор Корэдж, — улыбнулась Принцесса. Из трех стражников, находившихся в комнате, самым близким к поэтическом искусству являлся капрал Нерд, потому что только он мог объяснить значение слова “анафора”, но в тот момент мысль о холоде звезд или о серебряной пустоте луны, возможно проскользнувших на лице Принцессы упрямо вытеснялись из его головы воспоминанием о незакрытой форточке. – Что вы собираетесь делать дальше?
— Ждать, — честно признался Хейдэн. – Мы будем готовиться к их возможным действиям и постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы предотвратить дальнейшие преступления.
Все, что в наших силах – это очень хорошее выражение. Оно не означает, что вы собираетесь сделать что-то конкретное. По правде говоря, оно вообще не значит, что вы что-нибудь предпримите, зато потом всегда можно повторить его, только уже в прошедшем времени, потому как предел сил среднестатистического стражника неизменно иссякал возле таверны с самым дешевым сидром. В Ночную Стражу брали отнюдь не тех, кто был способен на чудо, если не считать таковым способность простоять восемь часов уставившись на собственное копье.
— Раз таково ваше решение, командор, так тому и быть, — согласилась Принцесса. – Но имейте в виду, что у вас есть всего двенадцать ночей, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию. Используйте их с умом. Ночная Стража должна обеспечивать спокойные ночи для города, так пусть она и дальше это делает. А мне уже пора удалиться – меня ожидают срочные дела во дворце.
— Я не подведу вас, Принцесса, — вытянулся Хейдэн, внутри которого чувства устраивали парад в честь того, что Луна ни одним словом не упомянула их регулярный отчет. – И пусть ночь будет спокойной.
— Да, и еще кое-что, — добавила Принцесса ночи, грациозно расправляя. – Запомните, что каждое преступление имеет целую паутину последствий, командор, но ваша главная задача состоит в том, чтобы найти паука…
***
— Итак, что же вы хотели мне предложить? – спросила Лаки после недолгого молчания, в ходе которого со стола успели исчезнуть три чашечки чая и небольшая порция пирожных, которой при экономном расходе хватило бы на не неделю. Но Голди, кажется, и слыхом не слыхивала о слове “экономный”, зато понятие расхода было для нее вполне знакомо, если судить по длине счета, который услужливо держал стоявший рядом официант, одетый в выглаженный смокинг и добродушно-приветственное выражение лица, такое же обязательное умение при приеме на работу, как и способность отмыть две сотни тарелок за час.
— Ну, дорогуша, наслаждайся пока можешь, — посоветовала земнопони. – Где еще тебе доведется попробовать настоящий сталлионградский чай из самых натуральных продуктов?
Лаки и сама не представляла такого места, но на всю жизнь решила, что если она найдет кафе, где будут подавать подобный напиток, то она будет держаться на расстоянии дня галопа от него. Сталлионградский чай был, мягко говоря, на любителя. Говоря же жестко, как и следовало говорить обо всем, что создавалось в этом городе, стоило упомянуть, что одним из его основных ингредиентов были жёлуди и древесная кора, хотя пегаска готова была с пеной у рта спорить, что и сама древесина дуба принимала в процессе готовки немалое участие – некоторые чашки и выглядели так, будто только сейчас вышли из под умелых копыт плотника, овладевшего секретом растворения трех ложек сахара в твердом деревянном бруске. Сами коренные жители считали, что этот чай был лучшим, что вы могли выпить с утра пораньше, и Лаки начинала понимать, почему же среди них ходили подобные мнения – если у вас были силы допить хотя бы одну чашку до конца, все остальные жизненные проблемы сегодняшнего дня определенно не смогут составить хоть какую-то конкуренцию. “Cталлионградский чай, — как говорилось на упаковке, на котором по мнению Лаки не хватало этикетки “непригодно для приема внутрь”, — Это напиток для согревания души и для отрады тела”. Хотя врачи Эквестрии и сама пегаска наверняка бы заменили одну букву в предпоследнем слове.
— Натуральнее некуда, — заверила ее Лаки Койн. – Но раз уж мы пришли говорить о делах, так почему бы нам не начать как можно скорее? Время – деньги, вам ли не знать.
— Ну, если вам так не терпится приступить к делам, то, пожалуй, не стоит затягивать, — согласилась земнопони, осторожно опуская на стол зажатую в копытах кружку. – Итак, как вы ззнаете, я тоже имею право присутствовать на этих дурацких собраниях, которые проводят эти мешки, набитые деньгами и манией собственного величия. Ха! Они думают, что звон монет может отличить их от всех остальных.
— Я слышала историю о том, что стекло позволяет нам смотреть сквозь него и видеть всех остальных, но стоит присыпать его серебром и начинаешь видеть только себя… — многозначительно произнесла пегаска.
— Бред, — усмехнулась Голди. – Похоже, ее автор вообще не слышал о процессе изготовления зеркал. Взять хотя бы то, что подойдет не всякое стекло, не говоря уже об очистке и обработке… Так о чем бишь я? А, да. Как насчет того, чтобы утереть нос Ричу? Прийти туда и открыто бросить ему в лицо, что он ворюга и скупердяй было конечно очень весело, но вряд ли принесло тебе большую пользу. Скорее всего, он уже разрабатывает план как стереть ваш завод с лица земли, а потом продать освободившийся участок по выгодной цене. Но я могу дать тебе средства, которые тебе так нужны. Не все, конечно, но на первых порах сойдет.
— Это конечно звучит очень заманчиво, — улыбнулась Лаки. – Но в чем тут подвох?
— А ты мне все больше нравишься, дорогуша, — одобрительно заметила Голди. – Подвох в том, что я обдеру тебя как липку, когда придет время эти деньги вернуть. Видишь ли, мое основное занятие, как и у любой почтенной старушки моего возраста, — это вышивание крестиком и горные санки. Но у меня есть одно маленькое такое хобби – я председатель Картофельного Банка Сталлионграда.
Лаки кивнула. То, что она слышала об этом банке, вызывало уважение, если отбросить в сторону его название. Вообще она всегда восхищалась банками – столько средств переложить пару монет из кармана обывателя в свой не изобрел еще ни один мошенник, а этот банк был банком из банков. Роскошные филиалы под гербом, на котором изображен красный дракон, восседающий на горе картошки, были знакомы любому жителю Сталлионграда, который имел дело с финансовыми операциями сложнее чем покупка моркови в овощной лавке. “Стабильность. Надежность. Картошка.” – вот три столпа, на которых основывался их успешный бизнес, а об его основательнице ходили легенды. Например та, в которой описывался путь первоначального обогащения, связанный с мытьем и продажей найденных на улице картофелин. Лаки же всегда считала эту историю немного бредовой, если не заменять одну картофелину на целую телегу или хотя бы большой мешок – в противном случае, по ее подсчетам, копить на основание первого отделения банка пришлось бы сто семнадцать лет и два месяца, учитывая то, что питаться придется в основном картошкой. Как бы то ни было, перед Лаки сейчас сидело воплощение мечты любого начинающего предпринимателя, мелкого банкира или продавца мытых овощей.
— А я – директор путей сообщения, — напомнила Лаки. – И это тоже в каком-то роде мое маленькое хобби. Но если у меня в ближайшее время не найдется никаких средств для этого, мне придется вышивать паровозы. Крестиком.
— На это стоило бы поглядеть, — заявила Голди. – Но пора перейти к серьезной стороне дела. Итак, я предоставляю твоей компании займ на первоначальные нужды. Вы отдаете мне процент от своей прибыли. Все просто и понятно, в выигрыше остаются все.
— Все действительно очень просто, за исключением того, что перед словом процент не стоит никакой цифры, — заметила пегаска.
— Цифры, цифры, — отмахнулась Голди. – Ты видела, что они делают с цифрами, цифры означают за собой деньги, а деньги больше похожи на воду, чем на кирпичи – они так и норовят куда-нибудь уплыть. Но если для тебя это так важно, то пусть будет, скажем, восемьдесят процентов…
Сказать, что Лаки чуть не задохнулась, значило сказать одно лишнее слово – “чуть” здесь никак не подходило. Начавшийся за этим спор о цене вопроса мог войти в число самых жарких мест в Эквестрии, хотя обе стороны при этом мило улыбались и изредка делали вид, что делают глоток из чашки, изредка прилипающей к столу. К счастью для новоиспеченной директора путей сообщения, Голди оказалась достаточно сговорчивой пони и через каких-то два часа упрямых отказов, небольших уступок и убедительных уговоров, Лаки удалось снизить долю банка в два раза.
— Ты подсовываешь мне кота в мешке, — с сомнением проговорила Голди, подписывая чек. – Все-таки в Эквестрии паровозы не так уж и популярны. Много пассажиров можно набрать лишь в столице, а остальные предпочитают кареты, телеги или четверых проверенных друзей. Придется делать все быстро и гораздо лучше чем у конкурентов. Справишься?
Лаки помедлила с ответом. Идеи были нужны, банкир говорила правду. Придумать, как сделать паровозы очень и очень быстро. Придумать, как заманить на них пассажиров. Придумать, чем заменить эту ужасную расцветку, в конце концов. И для всего этого нужны светлые мысли, но они ведь приходят неожиданно, как удар молнии или падение ложки. Ложки… Лаки еще раз взглянула на небольшую ложечку, поблескивающую недавно приобретенными темными пятнами от пролитого чая – вряд ли их можно вывести каким-нибудь из известных науке средств. Ложки! Вот оно! Идея, которая поможет ей довести это дело до конца, причем до такого, в котором не придётся оправдываться перед Принцессой. Что же касается популярности паровозов, то тут Лаки была уверена на все сто – главное дать жителям зрелище и интерес, и тогда дело у нее в фуражке.
— Знаете, — пегаска хитро подмигнула сидевшей перед ней земнопони. – Есть у меня одна идея…
Брошенный вызов
Сталлионград — город, построенный на металле и угле.
С этой фразой вполне могли согласиться начинающие поэты, которые сталкивались с необходимостью подобрать рифму к слову "мгла", или же составители путевых заметок о красотах Эквестрии в большинстве случаев уже с третьей страницы превращавшихся в описание самых распространённых сортов сидра, щедро сдобренное восторженными комментариями автора и парой мутновато-желтых капель. Зато коренные сталлионградцы, услышав подобное высказывание о своем родном городе, призадумались бы, а потом спокойно разъяснили бы вам, что у них тут вообще-то полным-полно домов из кирпича, дерева или камня, а из стальных листов они возводят в основном склады. Возможность же применения угля в качестве строительного материала наверняка привела бы их в ужас. Эти пони были настолько приземленными и практичными, что даже воздушные замки строили по чертежам, выясняя оптимальную плотность воздуха и количество необходимых облаков. Если бы вы попросили их изготовить веревку из песка, они бы только серьёзно кивнули и спросили о требуемой длине. И, что самое главное, вы скорее всего получили бы эту веревку, потому что сталлинградец держится за своё слово гораздо крепче, чем за свой кошелёк.
Именно такими пони славился род Серогривов — твердыми как брусок стали, надежными как пожизненная гарантия и обладающими голосом, способным гнуть гвозди. Вера же унаследовала все основные семейные качества, служившие гордостью их фамилии, за исключением, пожалуй, бороды, сравнимой по жесткости с металлической теркой. В привычном заводском грохоте, шуме и звоне нещадно избиваемых кусков железа она чувствовала себя как... как пони, которая находится именно там, где ей и следует находиться, а всякое сравнение с рыбами пускай остаётся на совести комкающих очередной листок рыцарей пера и пролитой чернильницы. Основным ее развлечением в нерабочее время являлся восьмичасовой сон, хотя иногда она позволяла себе немного расслабиться и полежать на диванчике в своём кабинете, взяв в копыта книгу, название которой нельзя было понять без трёх курсов на физико-техническом факультете. Именно поэтому Вера совершенно не удивилась, когда Лаки Койн ворвалась в небольшую комнату и с триумфом бросила на стол маленькую чайную ложку.
— Вот! — заявила влетевшая в комнату пегаска. — Вот решение наших проблем!
— Ложка? — скептически отозвалась инженер. — Не думаю, что ложкой можно построить паровоз, если только вы не собираетесь катать на нем блох или микробов.
— Да нет же, — отмахнулась Лаки. — Присмотритесь повнимательней — перед вами наше будущее.
Вреда пристально вгляделась в кусок металла, принявший форму столового прибора. Ничего поражающего воображения, за исключением пары трудновыводимых отметин ложка предложить не могла, хотя инженер честно старалась вникнуть в суть ожидающего их счастливого будущего как можно глубже. И, надо признать, не достигла в этом хоть каких-нибудь успехов. Возможно потому, что разглядеть это счастливое будущее можно было только с помощью микроскопа.
— Ложка как ложка, — наконец произнесла она. — Немножко погнулась, правда, и вот здесь какая-то странная царапина, но если почистить и выпрямить, то ей вполне можно будет есть или даже размешивать сахар в чае, если захочется рискнуть...
— Дело не в самой ложке, — прервала ее размышления пегаска. — Дело в том, как делают ложки. Вы знакомы с этим процессом?
— Я что, похожа на пони, которая на каждый праздник преподносит знакомым новый сервиз? — фыркнула Вера. — Моё дело — строить то, что ездит, выпускает пар и иногда взрывается, если переборщить с углем в топке. И за весь день я общаюсь с ложками только за обедом, так почему же мне стоит узнать, кто и как их делает?
— А как вы делаете детали для паровозов? – задала встречный вопрос Лаки.
— Каждая деталь производится отдельным рабочим, — подозрительно нахмурилась земнопони. — Так было всегда — иначе просто нельзя успеть набрать нужное количество. Так почему же?
— Потому что следует расширять границы сознания, мисс Седогрив. — сообщила Лаки, побарабанив копытом по столику. — На старом угле мы далеко не уедем, как сказали бы наши рабочие. Ложка действительно не важна, но то, как делают ложки... Вы позволите?
Вопрос, конечно же, был, задан главному инженеру, однако в тот момент внимание Лаки было приковано вовсе не к ней, а к небольшой тарелке, на которой лежал довольно широкий ломтик сыра, больше напоминавший некачественный бетон и пара зелёных листьев неизвестного происхождение. Один вид этого блюда внушал вам мысль, что вы сможете протянуть еще пару часиков до конца рабочего дня и без перекуса. Причём взор пегаски трудно было оторвать от этого незамысловатого блюда даже с помощью гвоздодера.
— Я не голодна, — бросила Вера, проследив за взглядом Лаки. К ее чести стоит сказать, что она даже не поморщилась.
Главный директор осторожно подошла к тарелке, стараясь не размышлять, откуда же появились эти зеленоватые кусочки и не убегут ли они обратно при первых признаках опасности. Приблизиться к столу ей, правда, удалось без особых происшествий, как, впрочем, и взять в копыта стоявшую рядом небольшую кружку. Последовавшие же за этим события Вера могла охарактеризовать как "немного выбивающиеся из привычного поведения", или же на языке простых обывателей, не лишенных способности ронять челюсти при виде чего-то необычного, очень и очень странными. Возможно даже очень, очень и очень странными, потому что кружку обычно используют для временного хранения жидкостей, а не как инструмент для превращения сыра в решето. Когда же Лаки закончила в копыта у неё все ещё оставалась кружка, зато на тарелке перед ней лежало четыре ломтика сыра поменьше, притаились никуда не уползшие и выжидающие своего часа листочки, а также появилось сырное нечто, похожее на кусок картона из которого жеребята недавно сделали аппликацию, насыщенную круглыми желтыми мячиками.
— Вот о чем я вам говорю, — торжественно произнесла Лаки, указывая копытом на тарелку. Вид у неё был такой, что надень ей на голову оливковый венок и повесь на шею золотую медаль — и можно тут же рисовать картину "Символ триумфа", правда художнику определённо стоило поискать краски, чтобы подчеркнуть внешний вид и, самое главное, несъедобность лежащих на блюде предметов. — Именно по такому принципу делаются столовые приборы, и именно по такому принципу мы будем делать паровозы. Зачем вытачивать каждую деталь, если можно штамповать их сотнями? Время, когда можно было не спешить прошло мисс Седогрив. Теперь для нас самое важное — скорость. И мы рванем с места так, что мало не покажется! – она немного призадумалась. — Необходимо установить новые станки сегодня же.
— Но как же график? Нужно ведь составить расписание....
— Тогда нам придётся расписывать каждый час, если не минуту, — заявила Лаки. — Стране нужны паровозы, говорите? Так мы будем делать их! И пусть потом не жалуется, что надавали слишком много!
— Только если вы найдёте клад или призовете дождь из золотых слитков, — хмыкнула инженер. — Потому что в последний раз я видела деньги только когда получала зарплату, а это, поверьте мне, совсем не впечатляющее зрелище. О, разумеется, если вы предоставите средства, то станки будут стоять здесь к ужину, но шанс на то, что это случится...
— Один на миллион? — обезоруживающе улыбнулась Лаки и протянула ей аккуратно сложенную бумажку. — Тогда нам сегодня крупно повезло. Вот чек из банка.
Пегаска передала Вере документ. Лицо главного инженера все ещё оставалось выточенным из камня, только сейчас это был булыжник, глаза которого медленно перемещаются поближе ко лбу. Она читала написанное на листке очень внимательно и осторожно, словно опасаясь, что он вот-вот рассыплется в ее копытах. Наконец она удостоверилась, что чек не менее материален чем стол, диван или улыбающаяся пегаска, и со вздохом подняла глаза на Лаки.
— Я не отказываюсь от своего слова, — заявила она. — Мы подготовим оборудование к вечеру. Но что вы знаете о том, как делаются паровозы?
" Ничего, — могла ответить Лаки. — Потому что меня прислали сюда не за то, что я высококлассный специалист в области издевательств над металлом, и не за то, что я могу сказать в каком углу чертежа должна находиться деталь А74. Я здесь, потому что единственное, что я умею делать — это делать деньги, но никто ведь не скажет, что это у меня плохо получается? Я умею играть в подобные игры с Судьбой, но что важнее всего — я знаю, как в них побеждать."
— Я знаю лишь основы, — сообщила Лаки. — Но с таким профессионалом как вы, я наверняка смогу быстро разобраться во всех тонкостях производства.
— Тонкостях производства, вы сказали? — переспросила Вера, и пегаске показалось, что в ее глазах сверкнул огонёк паровозной топки, в которую добавили чуть больше угля, чем положено по инструкции. — Тогда вам определенно стоит познакомиться со Старушкой Бэтти...
… В ремонтном цехе кипела работа. Это было понятно сразу – копыта Лаки еще цокали по коридору, а ее разум уже забежал вперед, чтобы представить себе картину упорного труда, напряженной сосредоточенности и огромной махины паровоза, окруженной снующими туда-сюда рабочими. Но, как и всем воображаемым картинкам, этому представлению суждено было столкнуться с реальностью – такого сильного удара оно точно не ожидало. Если эта мысль была бы пони, то она тут же собрала бы вещи и уехала куда-нибудь в глушь страны, прикупила себе домик у пруда, и каждый вечер старалась бы изгнать воспоминания об этом ужасном миге с помощью кресла-качалки и чашки горячего чая. Главный же конфликт с действительностью заключался в самом существовании Старушки Бэтти.
Старушка Бэтти оказалась паровозом, и, по мнению Лаки, это было единственной причина, по которой она все ещё оставалась стоять в ремонтном цехе, а не отправилась на металлолом. Это был самый старый экземпляр из всех виденных пегаской, и то, что она ещё оставалась одним целым, а не рассыпалась в прах, можно было объяснить только чудом и хорошим клеем. Хотя нельзя было не признать, что она все ещё была на ходу. Да, грохот ее двигателя способен был пробудить от спячки тысячелетние ледники, паровозный гудок давно превратился в болезненный хрип, а дым, вырывающийся из трубы, наводил на мысль о драконе, страдающем несварением желудка, а если труба была немного шире, над Сталлионградом не было бы видно облаков. Но она определенно двигалась, хотя когда Лаки наблюдала за этим движением, ей приходилось подавлять настойчиво желание подарить этому паровозу клюку. Чтобы это поезд хорошенько разогнался его нужно было как минимум сбросить со скалы.
— Ну как вам? – пытливо поинтересовалась Вера.
— Отличный паровоз, — кивнула Лаки, напоминая себе, что быть уверенной в себе не самое главное, в отличие от того, видят ли твою уверенность окружающие. – К завтрашнему утру он должен отправиться в путь.
— В путь? — эхом отозвалась Вера. — Но кто же согласиться купить билет на такой поезд?
— О, я же вам ещё не сказала, — пегаска игриво стрельнула глазами в сторону инженера. — Мы сами заплатим за проезд пассажиров, потому что несколько тонн угля вряд ли способны бросить пару монет в нашу кассу.
— Но вагоны слишком маленькие, — запротестовала Вера. — Каждый из них рассчитан на небольшое количество пони, туда не поместится уголь, тем более в таком объёме.
— Тогда нам стоит заняться расширением пространства, — решительно кивнула Лаки и схватила зубами лежащий рядом лом. Вере оставалось только проводить ее взглядом и понадеяться на то, что инструмент окажется недостаточно тяжелым, чтобы ее перевесить.
Пегаска медленно и торжественно направилась к вагону в полной тишине, созданной вниманием трёх десятков пар рабочих глаз, внимательно следящих за каждым ее шагом, и исчезновением гула всех видов деятельности. За ее приближением наблюдали затаив дыхание, как следят за налоговым инспектором, медленно добирающимся до итоговой страницы гроссбуха. На первой ступеньке пегаска остановилась, чем вызвала пронесшийся по залу вздох и тихие шепотки. Она внимательно оглядела дверь, кивнула чему-то и вошла внутрь, причём те, кто стоял рядом с дверью вдруг вспомнили, что до этого момента длина своей шеи их вполне устраивала. Спустя несколько секунд из вагона начали доноситься странные звуки, которые вполне мог издавать полубобер-полумедведь, пожирающий рощу столетних дубов. Хотя тяжелый лом, разбивающий неудобные и весьма твердые скамейки тоже годился на эту роль. В конце концов, звуки прекратились, и из вагона вышла все та же улыбающаяся Лаки Койн, и единственным изменением в ее облике было то, что на конце лома теперь висел огромный кусок дерева, в прошлой жизни бывший частью дверного косяка.
— Я надеюсь, что теперь там достаточно свободного места, — обратилась она к оцепеневшим рабочим. — Хотя, конечно же, крыша тоже занимает довольно большое пространство, — Лаки тяжело вздохнула, мельком бросив взгляд в сторону главного инженера. — Ох, мы, кобылки, такие хрупкие создания — у нас совершенно не хватает сил справиться с подобной тяжелой работой, а вагонов осталось ещё так много... Джентльпони, не согласитесь ли вы помочь? И, кстати, когда закончите с вагонами, крышей и переоборудованием грузовых отсеков, не забудьте все перекрасить. Бабочки — это замечательно, но мне почему-то всегда казалось, что к угольно-черному они не слишком подходят…
***
Черная свеча скупо одаривала светом небольшую комнату, зловеще мигая при любом дуновении ветерка или неосторожном колыхании плаща одного из стоящих рядом с ней пони. Свеча была не просто зловещей, нет – она являла собой прямую противоположность тем розовым квадратным свечкам, которые продаются в прозрачных пакетиках, перевязанных тонкой красной ленточкой и обладающих неприятной особенностью не открываться без помощи пилы. Такие свечки предназначены в основном для того, чтобы пылиться в шкафчиках вместе с другими дорогими сердцу вещами, оставленными на долгую память и благополучно забытыми. Единственным плюсом подобных сувениров является то, что археологи в будущем будут абсолютно уверены, что за несколько сотен лет фантазии на тему выбора оригинальных подарков не прибавилось ни на йоту. Что же касается той самой свечи, то ее пламя никак не могло источать аромата роз или радовать глаз замысловатым оттенком. Это был огонек, идеально подходивший для тайных собраний – маленький, незаметный, создающий гораздо больше теней, чем светлого пространства и скрывающий не только мысли, но и лица участников. Единственным же его недостатком можно было назвать лишь то, что он слишком резко погас.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |