Лена опешила – такого поворота событий она никак не ожидала. Ну и наглость! Хотелось возмутиться, оттолкнуть, лягнуть его ногой, в конце концов, но тело почему-то не слушалось. Слегка приоткрыв губы, *рана не позволяла большего*, она позволила ему начать сводящий с ума поцелуй.
Абдулов был не просто удивлён, он был в откровенном шоке – неужели она только этого и ждала? Быть такого не может. Или может? Впрочем, на эту тему он решил не задумываться, и медленно, стараясь не спугнуть эту вдруг проснувшуюся в Третьяковой покладистость, переместил ладони с его голеней на её лицо.
Почувствовав, как большие пальцы его теплых ладоней легонько проводят по её скулам, затем щёкам, затем медленно перемещаются на шею, Лена, замерев на долю секунды, переняла инициативу в свои руки, углубляя поцелуй и кладя немного подрагивающие ладони ему на плечи. Щеки пылали, и Лена была рада, что его ладони сейчас поглаживают её шею, а не лежат на лице, как пару секунд назад. Иначе бы он подумал, что она волнуется. А ведь она волнуется…
Виталий почувствовал, что мозг сдаёт позиции, и понял, что теперь забыть точно не получится. И не просто забыть поцелуй, а забыть именно её. Эту вечно кривляющуюся, непокорную и иногда просто невыносимую девчонку.
- Что ты со мной делаешь, - низкий полушёпот в её чуть приоткрытые губы, и Лена, открыв глаза, быстро отстраняется от лица обладателя пронзительно-синих глаз, которые сейчас с явным помутнением нетерпеливо вглядываются в её пылающее лицо. Чёрт. Ведь никогда же в жизни ещё не краснела! Как тупо.
- Я не знаю. И вообще, ты первый начал, - по-мальчишески хрипловатый низкий, но всё-таки женский голос старательно пытался не выдать волнение.
- Третьякова, - легко улыбнулся Абдулов, снова кладя ладони на её голени, - ты не перестаёшь меня удивлять. Ты прямо как маленькая - «первый начал».
Лена только слегка кашлянула, стараясь избавиться от рыхлого комка в горле, и отозвалась, не глядя на него, а изучая блестящим взглядом стоящую на столе зелёнку:
- Но ведь начал же. Чего ты от меня хочешь?
- Хочу, чтобы ты осталась. – Уверенно, но с какой-то слегка вопросительной интонацией ответил Абдулов, всё ещё удивляясь тому, что Третьякова не скачет по комнате в возмущении, не орёт на него, что он «совсем офигел», и, что ещё страннее, сидит и позволяет ему легонько поглаживать свои голени, и сейчас направляет ему в глаза неопределённый взгляд.
- Я должна родителям позвонить. – Нахмурившись, ответила Лена, - Предупредить, что дома не появлюсь.
Довольное выражение лица Абдулова заставило Третьякову тут же сделать небольшую оговорку:
- Но только потому, что не хочу в таком виде попадаться им на глаза. Завтра, по крайней мере, уже будет не так заметно. Надеюсь, - сказала она, доставая из кармана штанов мобильник и опуская взгляд на дисплей. Всё-таки природная вредность пересилила, и Третьякова изо всех сил старалась отвести любые мысли Абдулова от того факта, что ей самой хочется остаться у него.
- Как скажешь, - будничным тоном отозвался Виталий, поднимаясь с корточек. – Чай будешь? – Его очень напрягало то, что их поцелуй прошёл как-то незамеченно, будто его и не было вовсе. Для него он, конечно, кое-что означал, а вот почему Лена ведёт себя так, будто бы сейчас ничего не было?
- Кофе буду, - ответила Лена, набирая номер мамы.
Абдулов уже налил в чашку Третьяковой ароматного чёрного кофе, а в свою – не менее ароматного чая с бергамотом, и поставил перед развалившейся на диване басисткой синюю кружку.
- А если мама девчонкам позвонит? – поинтересовался Абдулов, садясь напротив Лены на деревянный стульчик, и подвигая ей сахарницу.
- Не позвонит, я же сказала, что я на базе осталась, - отозвалась Лена, проводя ладонью по горячей керамической поверхности кружки.
- Ну, это я слышал. А проверять не будет? – прищурился он, кладя локти на стол и беря из вазочки печенье.
- Не будет. Она мне доверяет, - по-прежнему равнодушным тоном ответила Третьякова, размешивая в кружке несуществующий сахар.
- И, как оказывается, зря, - усмехнулся Виталий, взглянув в лицо девушке, которая тут же приподняла в удивлении брови и уставилась на него:
- Почему это?
- Да потому, что ты ищешь приключений на свою… ну, просто приключений, и непременно их находишь, - улыбаясь всё так же немного снисходительно, ответил он.
Лена заёрзала на диване – внутри всё почему-то как-то подрагивало – она всё ещё не могла понять, зачем так легко согласилась остаться здесь, да и вообще, ей было очень странно осознавать, что вот она сейчас сидит и пьет кофе дома у человека, который вроде бы действует ей на нервы и, в то же время, вроде бы безумно интересует. А тот факт, что всего каких-то минут пятнадцать назад он целовал её, а она отвечала взаимностью – совсем сбил её с толку. Что-то странное творилось с ней, и Лена это начинала всё яснее осознавать. Глупо отрицать, что ей приятно чувствовать его заботу. Но она боялась одного – того, что не знала, чего конкретно добивается от неё этот человек. Нет, она, разумеется, понимала, чего может хотеть от молодой девушки зрелый (и, чёрт побери, безумно сексуальный) мужчина, но ей почему-то казалось, что ему нужно что-то ещё.
- Между прочим, ты – и есть это самое приключение, откуда ты свалился на мою голову? – хмыкнула она, отпивая глоток обжигающего напитка.
- Ты сама виновата, - ухмыльнулся Абдулов, ставя чашку на стол, - это же благодаря тебе я в этом сериале снимаюсь, это же ты типа «словечко замолвила», - хмыкнул он, по-прежнему изучая взглядом чуть бледное, но оттого не менее привлекательное лицо, замечая, что в глазах Третьяковой снова вспыхивают былые огоньки, именно их он так…(любил?) в этой девочке, а ещё то, как она строит из себя всемогущую, ничего не боящуюся амазонку, разгоняясь до двухсот километров в час, дерзко и вызывающе отвечая на его вопросы. Одно было для него загадкой – почему она такая? Не просто какая-нибудь «пацанка», а именно девушка, такая близкая ему духом. Он ведь тоже безумно любит скорость. И курить любит. И она любит, он знает это. Это он понял ещё тогда, когда она с какой-то детской просьбой в глазах попросила у него сигарету, а потом отказалась. Бросила, значит. Силу воли испытывает. Интересно, долго она держится?
- Слушай, а давно ты курить бросила?
- А откуда ты знаешь, что я бросила? – с каким-то немного оторопелым выражением в глазах спросила Лена, проглотив очередную порцию кофе и тут же от удивления поставив чашку обратно на стол.
- Не знаю, почему-то мне так кажется, - отозвался Абдулов, чуть подвигая руку вперед, к середине стола.
Третьякова по-прежнему сидела напротив, сложив руки перед собой на столе и, подняв руку, чуть поправила чёлку, и с ноткой гордости в голосе ответила, направив упрямый взгляд в лицо сидящему напротив мужчине:
- Почти три месяца.
- И почему бросила? – снова пронзительный испытующий синий взгляд, и мужские пальцы слегка постукивают по поверхности стола в каких-то двадцати сантиметрах от Лениных рук.
- Себя проверить хотела. Да и не нужны они мне. Сигареты, в смысле. Ну, почти не нужны, - лёгкая улыбка, промелькнувшая на её лице, заставила Виталия продолжить допрос:
- А почему тогда начала? – уже с ответной улыбкой поинтересовался он, подпирая левой рукой подбородок.
- Да просто так, за компанию с друзьями. Ну, ещё и из спорта ушла. Короче, всё как обычно – дело было вечером, делать было нечего, - пояснила Третьякова, посмотрев в кружку, и тут же подняла глаза: - А ты почему куришь?
- А я просто люблю, - отозвался Абдулов, посмотрев в свою кружку, - это как-то естественно для меня, будто бы всегда курил. – Поднял взгляд. – А я привык делать то, чего мне хочется.
- И чего же тебе сейчас хочется? – задала, наконец, давно мучивший её вопрос Лена, чуть прищурив глаза и откинувшись на спинку диванчика, сложила руки на груди.
- Хочется тебе кое-что сказать, - усмехнулся он, вертя кружку в ладонях. Третьякова напряглась.
- Ну, говори. Ты же привык делать то, чего тебе хочется. – Хмыкнула она, но всё-таки немного посерьёзнела.
- Точнее, спросить.
- Я вся – внимание. – Отозвалась она, всё ещё надеясь на то, что он не спросит у неё того, на что она не может дать ответа даже самой себе. И ещё было немного не по себе оттого, что какие-то внутренние силы буквально выталкивали её навстречу этому человеку, но умом Лена понимала, что если сейчас она совершит глупость, то потом может долго за это расплачиваться.
- Как ты относишься к разнице в возрасте? – чуть прищурив глаза, спросил Абдулов, откинувшись на спинку стула. По лицу Третьяковой нельзя было угадать, удивил её этот вопрос или нет. Но, в конце концов, его сейчас её ответ интересовал, как никогда раньше.
- Смотря что ты имеешь в виду, - неопределенно отозвалась Третьякова, прекрасно понимая, к чему он клонит. И от этого вопроса внутри что-то сжалось.
- Отношения мужчины и женщины я имею в виду. Вот, например, если мужчина старше женщины, как ты к этому относишься? – Виталий знал, что Лена прекрасно понимает, что он хочет от неё узнать, но также он понимал, что либо она решила помучить его своими расспросами нарочно, либо попросту не знает, что ответить.
- Старше насколько? – продолжала ответный допрос Лена, чуть наклонив голову вбок и чуть запрокинув голову так, что её взгляд казался слегка надменным, вопрошающим.
- Ну, лет так на восемнадцать. – Поджал губы Абдулов, ужаснувшись произнесенным вслух цифрам: чёрт, он же в два раза старше её!
Лена, почувствовав, как внутри загорается какой-то едва ощутимый тёплый огонёк, увидела, что Абдулов волнуется, ожидая её ответа. А потом, путём нехитрых арифметических вычислений, она выдала с характерной ухмылочкой на лице:
- Тебе тридцать шесть, что ли?
Абдулов, сам не понимая, отчего, нахмурился, и, основательно до этого изучив содержимое своей кружки, поднял немного потухший взгляд:
- Предположим.
- Да чего тут предполагать, - ответила, усмехнувшись, Третьякова, - ты ведь о себе спрашивал, не так ли?
- Ну, о себе.
- И обо мне, да? – снова атакующий взгляд. Почувствовав необъяснимый азарт, Лена отлепила спину от дивана и, снова положив локти на стол, взглянула в мужское лицо и, немного вызывающе приподняв подбородок, чуть наклонила голову вправо.
- И зачем ты спрашиваешь, если и так сразу поняла, о ком я говорю? Да, о тебе. – Абдулову очень не нравилось, что внутри постепенно появляется оцепенение. Блин, идиот, – теперь эта девчонка уверена, что нравится ему. И ведь права же. Играется, смотрит испытующе, нахально задирает нос и улыбается уголком губ – всё-таки именно такой она ему нравится. И против этого не попрёшь. – Ты не ответила.
Лена, наконец, почувствовала себя в своей тарелке. Всё, теперь сомнений не осталось – запал, всё-таки запал. И от осознания этого у неё с души будто бы камень свалился – он даже не отрицает! И непередаваемое желание дать ему такой необходимый ответ пересилило в ней все прежние выключатели, и даже боль в виске стала не такой противной и уже почти исчезла.
Встав в дивана, она подошла к сидящему на стуле Абдулову, и, ладонью попросив его подняться, и, когда он подчинился, сверкнула серым переливом глаз и подошла ещё ближе.
- Ты считаешь меня маленькой? – голова наклонена чуть вбок, а блестящий взгляд из-под чёлки даёт призрачную надежду.
- Для чего? – лёгкая улыбка Абдулова как ответ на её провокационный вопрос напрочь выбила у Третьяковой все здравые мысли из головы.
- Для себя, - чуть хрипловато вполголоса спросила она, поднимая подбородок, приближая своё лицо ещё ближе к лицу мужчины.
- Если бы считал, не спрашивал бы, - уже предвкушая близкую победу, уголком губ улыбнулся Виталий, ожидая, пока она сама подарит эту победу ему.
- Ну, в таком случае, прекрасно отношусь, - уже практически ему в губы выдохнула Третьякова и накрыла его губы своими. Боль в уголке рта совсем не чувствовалась, сейчас её тело ощущало совершенно другие чувства и эмоции, да и желания, в принципе, другие. Чувствуя, как крепкие руки уже обвивают её талию, прижимая к мужскому телу, Лена решила больше ни о чём не думать – сегодняшняя авария научила её кое-чему – нужно брать от жизни всё, пока это возможно, потому что она может закончиться в любой момент, неожиданно, не предоставляя шансов на новый выбор. И из-за этого, а ещё и из-за осознания безумного влечения к этому противоречивому мужчине, Третьякова совершала закономерные для себя самой действия – она попросту отдалась эмоциям по полной.
Сбивчивое дыхание Абдулова на её лице и горячие руки, проникающие под края олимпийки, в очередной раз сводили её с ума. Отступив назад, она увлекла за собой мужчину и медленно направилась спиной к выходу из кухни, по пути врезавшись в стену.
Лёгкое, но уже немного настойчивое покусывание её губ сигнализировало ей о том, что Абдулов готов к большему. Задохнувшись от переполняющих её эмоций, она притянула его за воротник рубашки ещё ближе, провела горящими пальцами по его шее, проникая под воротник, а потом, переместив ладони ему на грудь, медленно, одну за одной, начала расстегивать маленькие пуговицы.
Виталий уже не мог ни о чём думать, а эти сводящие с ума прикосновения её пальцев вовсе выбивали из его головы любые мысли. Поцелуй, набирающий всё новые обороты, вскружил голову, а ладони уже сами справлялись с молнией на её олимпийке. Расстегнув олимпийку, он один движением стянул её с Третьяковой и отправил в счастливый путь по направлению к паркету, слыша, как шелестящая ткань, шурша, падает на пол. И только тоненькая ткань белой майки спасала её кожу от его обжигающих прикосновений. Однако долго «спасать» она её не могла. Медленно, продолжая терзать её губы своими, Виталий взялся за нижний край Лениной футболки и потянул вверх, обнажая белую, совсем ещё молодую, мягкую кожу. Однако Третьякова не дала ему этого сделать – она, опережая его, расстегнула последнюю пуговицу на его рубашке и, проведя по его груди разгорячёнными, чуть влажными ладонями, отправила его рубашку вслед за своей олимпийкой. Следом за рубашкой полетела уже и её футболка.
- С ума меня сводишь, - только и успел выдохнуть Виталий, на долю секунды оторвавшись от её губ, и, столкнувшись с её потемневшими, совсем уж другими глазами, снова накрыл её губы своими.
На этот раз уже она прервала поцелуй:
- Пойдём отсюда, - взяв его за руку, сжав влажной ладонью его горячую ладонь, выдохнула она, прижимаясь к нему наполовину обнаженным телом.
На что Виталий, ни слова не говоря, потянул её за собой, идя практически на ощупь, так как свет был включен только в кухне.
Как только открылась дверь в комнату, два обезумевших от внезапно вспыхнувшего желания человека буквально влетели в неё, тут же снова прижавшись друг к другу, обжигая лица друг друга горячим возбужденным дыханием и бессовестным путешествием ладоней обжигая кожу на теле.
Опустившись на прохладную ткань простыни, Лена почувствовала, что джинсы уже сползают с её ног, как по мановению волшебной палочки, наверняка Абдулов уже наловчился в этом отношении. От этого было и здорово и немного страшно одновременно – а её тело уже ныло от предвкушения того, какие ощущения может подарить ему этот взрослый, опытный и безумно притягательный мужчина.
Тело ныло от горячих прикосновений, и мгновенно пересохшие губы Лены бессвязно пытались шептать какие-то слова. Но не получалось. Безумный ритм сердца и дрожь во всем теле мешали мыслить и отпускали разум в далёкое путешествие куда-то в глубины мозга. Мужские губы, исследующие её тело, сводили Лену с ума, и боль в правом уголке губ, и тупая боль в виске уже давно не давали о себе знать, а теперь, когда Виталий каким-то невероятным образом сумел раздеться, не отрывая губ от её горящей как в огне кожи, Третьякову и вовсе понесло – она обхватила его за плечи и притянула ещё ближе к себе, прикоснулась к таким необходимым сейчас губам, всей настойчивостью и жаром своего поцелуя требуя продолжения банкета.
Виталий сходил с ума. Никогда ещё он ТАК не желал близости с девушкой. Нет, с ориентацией у него всё было в порядке, в полном, даже, пожалуй, слишком полном. Но такого он не испытывал ещё никогда – смесь страсти, нежности, какой-то запретности, и привкуса крепкого кофе, которого дарил ему поцелуй Третьяковой, мешали ему как-либо оценивать ситуацию, и он просто подчинился её требовательным губам, чувствуя, как её горячие пальцы блуждают по его спине, а ноги – сжимают его туловище, будто опасаясь, что он может встать и сбежать. Но этого Абдулов не мог сейчас сделать, даже если бы очень захотел остановиться – тело бы просто его не послушалось.
Судорожный вздох – и кажется, что ещё немного – и тонкие простыни воспламенятся. Чувство боли в уголке губ проснулось с удвоенной силой – но очередной уже немного болезненный поцелуй почему-то не произвел отталкивающего эффекта, а только заставил девичьи пальцы ещё сильнее впиться в крепкую мужскую спину.
Всего пару десятков минут назад Виталий и подумать не мог, что можно чувствовать себя настолько опьянённым. Ни один алкогольный напиток и ни одна, даже самая дорогая, сигарета не могли подарить ему хоть отдалённо похожее чувство. А тёплая, такая странная и притягательная девушка, светлая голова которой сейчас покоилась на его груди, и вовсе в какой-то момент показалась ему лишь качественной галлюцинацией – за сегодняшний день и вечер произошло столько потрясающих душевное равновесие вещей, что он уже запутался – что происходило в реальности, а что – было лишь плодом воображения. Но одно он знал точно – сегодняшнюю ночь он забыть не сможет при всём желании, даже если поспорить на это и проиграть гонку.
Третьякова спала. Точнее, делала вид, что спит. Так странно было ощущать себя здесь и сейчас, в объятиях этого наглого, задиристого мужчины, который каждый раз, когда они встречались, изрядно давил ей на психику. Но сейчас всё было по-другому. Лена не могла понять, почему она вот резко изменила своё отношение к его персоне. Или не меняла его вовсе? Может быть, ещё тогда, в Твери, впервые передёрнувшись от морозного дурмана голубых глаз, она уже что-то решила для себя? От этой мысли почему-то захотелось улыбнуться, что Третьякова и сделала, проведя ладонью по широкой груди Абдулова, и, сморщив нос, уткнулась им в его грудь.
Почувствовав это, он только сильнее прижал её к себе за плечи, и закрыл глаза, обещая себе, что с какой бы нереальной скоростью ни удирала от него Третьякова, он всё равно не даст ей далеко уйти.
Утро наградило Лену жуткой головной болью – видимо, вчерашняя травма не прошла даром, и синяк в районе виска тупым нытьём напоминал о скользкой трассе и ударе головой об оконное стекло. Но было в этом утре и кое-что приятное – лёгкая усталость в теле напомнила Третьяковой о том, чем же завершился этот сумасшедший вечер. Улыбнулась – снова боль. Блин, ну и вечерок вчера выдался! Мягко выскользнув из-под тяжёлой абдуловской руки, она поискала взглядом предметы одежды, которые могли оказаться в этой комнате. Ага. Джинсы здесь. Что ж, продолжим поиски. Подняв джинсы, она направилась на кухню – с миру по нитке, как говорится. Подняв с пола майку, а за ней и олимпийку, Третьякова направилась в ванную – привести себя в порядок и одеться, сегодня им предстояли ещё съёмки. Будить Абдулова она не собиралась. Почему – и сама не знала. Просто не знала, что ему скажет. А сказать что-то было просто необходимо, и Лену пугало одно – ей с ним ещё работать вместе. А что, если сегодняшней ночью всё ограничится, и он, решив, что наигрался вдоволь, просто забудет о ней? Верить в это не хотелось, однако смыться из его квартиры она всё-таки решила незаметно, отложив важный разговор на неопределённый срок.
Увидев в зеркале ванной комнаты своё отражение, Третьякова едва удержалась, чтобы не выразиться нецензурно и во весь голос – в правом углу губ красовалось смачное зелёное пятно, а в районе виска – синяк размером с перепелиное яйцо. Интересно, что подумают ранетки, увидев её в таком виде? Боже, а родители что подумают?! Решив над этим пока не задумываться, а довериться умелым рукам гримёра, Лена по-быстрому собралась и, сняв уже сухую куртку с вешалки, на цыпочках покинула Абдуловскую квартиру.
Виталий проснулся от звонка будильника, который стоял на восемь утра, предупреждая о том, что через полтора часа – начало съёмок. Вставать дико не хотелось, да не то, что вставать, даже глаза открыть для него было сверхзадачей. Инстинктивно проведя правой рукой по соседней половине кровати и ощутив, что простыня холодная и пустая, Абдулов открыл глаза, и тут же почувствовал, что сон будто рукой сняло.
- Лееен, - позвал он, в надежде, что Третьякова просто ушла в душ или резко проголодалась.
Ответа не последовало. Снова откинувшись на подушку, Виталий провёл ладонью по лицу, как бы разглаживая напрягшиеся мышцы. Сказать, что он был разочарован – значит, ничего не сказать. Ему тут же показалось, что прошедшая ночь, либо его поспешность напугали Третьякову, и именно поэтому она сбежала, ни свет ни заря. А ведь он же пообещал, что не отпустит. Выходит, сам себя обманул. Однако одна здравая мысль всё-таки позволила ему заставить себя поднять задницу с постели и начать собираться на съёмки: ведь то, что он дал ей уйти, ещё не значит, что он не попытается её вернуть, верно?..
Третьякова вошла в школу чуть ли не на цыпочках – теперь её задачей было по-быстрому пробраться в гримёрку, всё-таки лучше пусть в таком виде её увидит только Катя, чем еще половина съёмочной группы. Однако спокойно добраться до гримёрки ей не удалось – буквально на подходе к заветной двери её перехватила возмущённая Козлова.
- Ленка! Куда крадёшься? Ты где всю ночь проторчала, блин?! – услышала позади себя Третьякова, и остановилась.
- Я… так это… дома проторчала. А что? – сделав как можно более естественное выражение лица, медленно развернулась Лена лицом к Козловой.
По лицу Леры сейчас можно было прочесть уже не возмущение, а какое-то волнение:
- Эй, Лен, что случилось? Ты чего такая разукрашенная?! Кто тебя так? – и уже подошла ближе, собираясь поближе рассмотреть Третьяковские «ранения».
- Да никто, в косяк дверной не вписалась, - отмахнулась Лена, из последних сил надеясь, что про тот вопрос о том, где же она ночевала, Козлова и думать забыла. Однако её снова ждало разочарование:
- Тааак, давай без этих твоих отмазок, окей? Где ночевала, спрашиваю? Звоню тебе домой, мама говорит, что ты – на базе. А ты ну никак не могла быть на базе, потому что там были мы с Анькой! – пошла в наступление Лера, испытующим взглядом исследуя разукрашенную в прямом смысле слова Ленкину физиономию.
- А вы что там делали?- всё же попыталась свести тему в другое русло Лена, удивленно приподняв брови.
- После клуба туда завалились, чтоб родителей не будить. – Отозвалась Козлова, но тут же спохватилась: - Так, ты мне зубы не заговаривай! Где была, спрашиваю? И что за вид? Тоже мне, гопник после стрелки, - хмыкнула она, изучая взглядом Третьякову, которая закатила глаза и, сложив руки на груди, судорожно пыталась выдумать правдоподобную отговорку. Однако гиперобщительная Лерка, как обычно, сама же придумала ответ на свой вопрос: - Это всё из-за этих тачек опять, да?
Сердце Третьяковой трепыхнулось немного резко, и она, убрав руки с груди, осторожно поинтересовалась:
- С чего ты взяла?
- Ну, ты же в автошколу собиралась, - сложила руки в характерном жесте на груди Лерка, и, отставив ногу в сторону, всё ещё пытливо вглядывалась в бесстыжие Ленкины глаза.
- Ну, да, - вздох облегчения и правдоподобная ложь уже вовсю лилась из уст Третьяковой: - Вчера немного перестаралась на трассе, - плевать, что с первых же занятий никто на трассу не выезжает, но Козлова-то не в курсе подобных нюансов, верно? Значит, можно немного присочинить. – С управлением не справилась, и головой хорошо к окошку приложилась, - продолжала нагло сочинять Лена, всем своим видом пытаясь убедить Леру в том, что не врет.
- Так. Ладно. Предположим, правдоподобно. А ночевала где? – продолжала допытываться Лерка, которой почему-то упрямо подсказывала интуиция, что Третьякова чего-то не договаривает.
- В Караганде, блин. – С досадой отозвалась Третьякова, терпение которой постепенно приближалось к точке кипения. – В больнице ночевала. А про базу соврала, чтобы родителей не волновать, - нашла, наконец, очередную отмазку Лена, и, приподняв подбородок, победно уставилась на Козлову, всем своим видом как бы спрашивая: «Что, съела»?
- Оу. – Отозвалась Лерка, которой, по-видимому, стало немного стыдно за этот допрос с пристрастием, который она устроила Ленке, которая всю ночь провела на больничной койке, а потом добиралась сюда с этим отвратительным зелёным пятном на самом видном месте. – Ну так что ж ты сразу не сказала, я-то думала, ты там неизвестно чем занималась, думала, расскажешь, - подмигнула Лерка так, как умела только она – одним взглядом зажигая на лице любого собеседника улыбку.
И Лена, ухмыльнувшись, подумала: «Ага, щас», а вслух ответила:
- Ну конечно рассказала бы, жаль только, что нечего, - и, бросив ещё один почти равнодушный взгляд, усмехнулась и скрылась за дверью гримёрки.
Виталий опаздывал. Опаздывал по двум причинам: во-первых, потому, что для того, чтобы получить возможность увидеть свою родную «Тойоту» сегодня вечером, ему пришлось сделать пару неприятных звонков, при этом долго и нудно объясняя, почему его машина оказалась ночью посреди трассы абсолютно пустая в окружении огромных круглых следов, оставшихся после безумного Третьяковского виража на мокром сером асфальте. И во-вторых, он минут двадцать тщетно пытался отмыть с пальцев зелёнку, которая вчера, просочившись сквозь вату, оставила смачные следы на трёх пальцах левой руки. И, как назло, никак не хотела отмываться. И только воспоминания о прошедшей ночи не позволяли ему сделать заключение о том, что день не задался, так как в голове всё снова и снова всплывали назойливые и такие приятные картинки, а близкое присутствие Лены, которая всю эту ночь была целиком в его власти, её дыхание на его груди – всё это заставляло его раз за разом делать один и тот же вывод – он не может без неё. Не может и просто не хочет. А она, видимо, может. Зачем она ушла? Так хотелось посмотреть утром ей в глаза, крепко обнять, предложить кофе, вместе поехать на съёмки. А она вот так взяла и ушла, как будто сбежала. От этого на душе мужчины было неприятно, и ожидание сегодняшней встречи на съёмочной площадке только усугубляло и без того сложное его состояние.
Козлова никогда не была паинькой – да и ей это и не нужно было никогда. Ей всегда всего хватало, и она могла позволить себе вести себя так, как посчитает нужным, и иногда она искренне не понимала тех людей, которые пытаются под кого-то подстроиться. Пока в этой жизни она знала только двух людей, которых абсолютно не волновало чужое мнение – себя и Третьякову. Что больше всего Лерке нравилось в Лене – так это её пофигизм, постоянный оптимизм, и вечная жажда приключений. Иногда находиться рядом с Третьяковой в такие моменты было опасно, так как в поисках приключений Третьяковой не было равных. А уж о том, чтобы садиться с ней в одну машину, и вовсе лучше было даже не думать. Но Ленку Козлова любила. Одно ей только было непонятно – почему Третьякова никого к себе не подпускает? Ни с девчонками откровенничать не собирается, ни с парнями долго не встречается. Да и вообще, не встречается. Один горький опыт с Леной и её «парнем» Костиком в главных ролях, Лерка забудет нескоро – тогда Третьякова здорово накуролесила. Хорошо, что водить тогда не умела. Лера помнила тот вечер, будто это было вчера, а не год назад: стоящая у неё на пороге Третьякова с недобрым огоньком в глазах, сжимающая в руках початую бутылку коньяка, тут же предстала у неё перед глазами.
Даже тогда, когда «Костик» сказал ей, что переспал с ней всего лишь из «спортивного интереса», Третьякова не плакала. Не любила просто, наверное. Но даже от обиды не плакала. И это было ещё одним качеством Лены, за которое Лерка её уважала. Хотелось научиться быть, как она. Не плакать, когда тебе плюют в душу, а просто сосредоточенно курить, запивая горький никотин тёплым коньяком. Да, тот горький опыт, наверное, здорово съездил Ленке по психике. Может быть, поэтому она такая каменная бывает. Ох уж этот Костик! Встретила б, наваляла бы непременно! Хорошо, что Серёжа не такой.
Лера молча шла по школьному коридору в обнимку с тёплой курткой, собираясь выйти из школы и купить чего-нибудь съестного. До обеда было ещё далеко, а позавтракать юная тусовщица сегодня ещё не успела.
Буквально влетевший в школу Абдулов, казалось, даже не заметил спешащую за провизией Козлову. Чуть не налетев на неё, он успел лишь слегка задеть темно-синюю куртку, которая тут же упала к длинным стройным ногам девушки.
- Виталик, ты чего летишь? – удивлённо спросила Лерка, наблюдая за тем, как он опускается и поднимает упавшую куртку.
- Прости, Лер, опоздал просто, вот и не замечаю никого вокруг, - усмехнулся Абдулов, протягивая уже улыбающейся девушке куртку, после чего, улыбнувшись, направился дальше по коридору.
Но, едва Лера взяла куртку из широких мужских ладоней, её солнечная улыбка тут же сменилась полным недоумением, который сочетался с каким-то необъяснимым шоком – небрежно разукрашенные изумрудно-зелёным цветом пальцы сразу же бросились ей в глаза, заставив, путём нехитрых логических умозаключений, засомневаться в правдивости «показаний» подозреваемой Третьяковой…
Странно, но Катя даже не стала задавать вопросов по поводу внешнего вида Третьяковой, просто сказав ей:
- О, весело вчера было, да? – на вразумительный ответ она всё равно не надеялась, так как знакомы с Леной они были всего второй день.
- Ага, ещё как, - хмыкнула Лена, сидя в кресле и позволяя Кате привести себя в порядок.
- Привет, Кать. Я опоздал немного, - раздавшийся за спиной знакомый голос вызвал в Третьяковой смешанные чувства. Резко опустив взгляд в пол, она молила Бога, чтобы Абдулов не заметил её в зеркале и поскорее смылся куда-нибудь. Но, разумеется, надеяться на это было верхом глупости.
- Ничего, я как раз с Леной работаю, - поспешно отозвалась Катя, усердно замазывая тональным кремом заботливо оставленное Абдуловым зелёное пятно в уголке Лениных губ.
Услышав наиболее интересующее его имя, Виталий тут же изменился в лице, взглянул в зеркало. Третьякова сидела неподвижно, не смотря в зеркало. Взгляд опущен вниз, говорить она, разумеется, не могла – Катина рука со спонжем мешала ей открыть рот.
- Доброе утро, Лена. – Поздоровался он, по-прежнему глядя на её отражение в зеркале, надеясь, что она хотя бы посмотрит на него. Подняла взгляд, коротко кивнула. По её лицу он не смог прочесть ничего. Как назло, глаза были спрятаны под длиннющей чёлкой.
Третьякова вжалась в кресло, понимая, что разговора избежать никак не получится. Она желала только одного – чтобы Катя подольше замазывала её «ранения». Однако Абдулов, судя по всему, решил дождаться своей очереди здесь же, не выходя из гримёрки. Он снял куртку, повесил её на вешалку и уселся на диван, направляя въедчивый взгляд в зеркальное отражение Лены. А она, в свою очередь, была рада тому что чёлка скрывает от него её глаза, а Катины манипуляции не позволяют открыть рот и как бы оправдывают её молчание.
Абдулову казалось, что Третьякова нарочно испытывает его терпение – утром сбежала, сейчас даже не смотрит в его сторону, лишь нахмурив брови и сосредоточенно делая вид, что не замечает никого вокруг. Почему она так себя повела? Никогда ещё женщины не сбегали от него после проведенной вместе ночи, как раз таки обычно именно он давал им понять, что ей уже пора. А поведение Третьяковой его совсем сбило с толку – и как теперь себя вести?
Виталий встал с дивана и вышел из комнаты – покурить. Нужно было собраться с мыслями и обдумать, как дать Третьяковой понять, что игра закончилась, и что прошедшая ночь уже не была её частью. Игра закончилась ещё тогда, когда он чуть не свихнулся, увидев в зеркале заднего вида безумные повороты Тойоты, а потом – струйку крови в уголке рта, усталый и испуганный взгляд Лены тогда вконец убедил его в том, что глупо вот так вот испытывать судьбу. В который раз.
Увидев, как Абдулов выходит из комнаты, Лена расслабилась – хоть немного соберется с мыслями. Однако не тут-то было. В гримёрку тут же влетела почему-то безумно довольная и даже слишком эмоциональная Лерка, и, раскрывая пакет чипсов, завалилась на диван.
Катя начала замазывать синяк на виске, и Лена, снова обретя способность говорить, усмехнулась:
- Снова о фигуре заботишься? Сколько можно лопать эту хрень?
- Лен, не бузи, сама, можно подумать, кефиром питаешься. – Отмахнулась Козлова, отправляя в рот здоровенный картофельный ломтик. – Хотя, в больнице, наверное, здоровой пищей кормят, да? Всего один вечер там провела – сразу стала борцом за здоровый образ жизни? Похвально, похвально. – Хмыкнула Лерка, изучая содержимое пачки.
- Кашу там дают. Невкусную. – Хмыкнула Лена, продолжая поддерживать легенду о своём героическом ночном пребывании в больнице.
- Зато доктора, наверное, симпатичные, - благоговейно закатила глазки Козлова, жуя очередную холестериновую пластинку.
- Не знаю, не обращала внимания, - усмехнулась Третьякова, вспоминая прошедшую ночь: действительно, было не до рассматривания. Было только безумное желание и не менее безумная близость, туманящая разум. Чёрт, как же было здорово. Нет, всё-таки, он красивый, глупо отрицать это и говорить, что не заметила. А стоило ей только провести ладонью по широкой мужской груди, как внутри тут же просыпался необъяснимый трепет – нет, не желание близости (хотя, чего брехать-то?), а скорее желание подчиниться этому сильному мужчине, позволить ему управлять собой. Только управлять нежно, делать так, чтобы ей хотелось быть управляемой им вечно. И ведь умеет же он. Блин, ну зачем ушла? Интересно, что было бы, если бы они проснулись вместе, в одной постели? Что бы он сказал, поцеловал ли бы? А ещё интересно было бы увидеть его взгляд. Теперь чувство собственной глупости прочно закрепилось в Ленином сознании, и она, закусив губу, напрочь забыв о том, что она по идее должна болеть, взглянула на собственное лицо в зеркало – следов уже почти не было видно. А Лерка всё никак не могла угомониться:
- Странно… Я бы обратила бы непременно. – Промычала она, снова запуская руку в пакет и бросая смеющийся взгляд в зеркало. Третьякова выглядела, как провинившаяся школьница – закусив губу, она рассматривала собственное отражение и явно о чём-то сосредоточенно думала. – Лен, а ты точно в больнице была? – «разбудила» Третьякову своим вопросом Лера.
Лена, отвлёкшись от собственных мыслей, чуть тряхнула головой, и ответила:
- Ну, я же уже говорила тебе. В больнице была. Где же ещё, - уже недовольным голосом продолжила Лена, злясь на саму себя, дуреху, и на прилипчивую Лерку заодно.
- Ну-ну, - промычала Козлова. Дверь в гримёрку снова открылась. Виталий вошёл, сел на диван рядом с Лерой, и, бросив короткий взгляд в зеркало, поймал быстрый взгляд Третьяковой, тут же отведённый в сторону.
Пачка опустела, и Лера, смерив брехливую подругу снисходительным взглядом, встала с дивана, и, выходя из гримёрки, бросила:
- Хреновую кашу ты варишь, Виталик. Ленке не нравится, - и, усмехнувшись, покинула гримёрку.
Надо было видеть выражение лица Третьяковой, как только она услышала эту фразу. Абдулов, искренне не понимая, что имела в виду Козлова, поэтому лишь вопросительно взглянул на Лену, которая, нервно прикусив губу, прикрыла глаза на секунду, а потом, по-видимому, успокоилась.
Догадалась. Она догадалась. Но как, чёрт возьми?! Третьяковой стало немного не по себе, будто бы кто-то прочитал её личный дневник. Странно, Лена ни разу в жизни даже не пыталась его вести, было просто незачем. Но сейчас у неё создалось впечатление, что Козлова знает все подробности прошедшей ночи. Но откуда? Неужели Абдулов ей рассказал? Быть этого не может. Или может?
Поймав вопросительный взгляд Абдулова, она услышала:
- Что она имеет в виду?.. Я что-то пропустил?
- Эмм, давай я тебе потом расскажу, - с недоверием в голосе отрезала Лена, покосившись на Катю, понимая, что теперь её ждет два серьезных разговора – не только с Абдуловым, но и с Леркой.
Как только Катя закончила приводить Третьякову в надлежащий вид, Лена встала с кресла и направилась к выходу их гримёрки с твёрдым намерением найти Леру и узнать у неё то, откуда она знает про Абдулова. А лучше, если ей удастся уверить её в том, что она и Абдулов – люди, которых глупо не то что сватать, а даже упоминать в вместе в одном предложении. «Блин, Третьякова, ты сама себе-то веришь?» - думала она, выходя из гримёрки. Она была немного удивлена, что Абдулов даже не попытался её остановить. Однако как только в её мозгу промелькнула эта мысль, она услышала позади себя:
- Далеко собралась? – немного осуждающий и почему-то немного неуверенный голос заставил её вздрогнуть и остановиться.
Она медленно развернулась, встретилась взглядом с синими глазами, в которых сейчас читалось непонимание. Непонимание её поведения и действий, а ещё неуверенность.
- Поговорить кое с кем надо. – Протянула Лена с угрожающими нотками в голосе – осведомленность Лерки всё не давала ей покоя.
- Может быть, со мной? – чуть прищурил глаза Абдулов, складывая руки на груди.
- Может, и с тобой. Но для начала с Лерой. – Отрезала Лена, чувствуя, как внутри просыпается какое-то странное чувство неуверенности – ну знает и знает, и что с того? Пускай себе знает… Эти глаза напротив не хотели отпускать.
- Нет. Для начала ты поговоришь со мной. – Сказал, как отрезал, Виталий. – Сколько ты будешь от меня бегать? – Требовательный взгляд, казалось, прожигал её насквозь, отчего Лена почувствовала, как начинают подкашиваться колени. Этот мужчина, стоящий напротив, кажется, безумно хотел что-то сделать, но видно было, что он сдерживается. Третьяковой хотелось сбежать. А ещё захотелось курить. Блин, только ведь бросила!
- Я не бегаю, - неуверенно отозвалась она, отводя взгляд в сторону, упираясь им в бежевую стену коридора.
- Нет, бегаешь. Лен, зачем ты так? – Столько разочарования было в этом голосе, что Третьякова невольно вновь переместила свой взгляд на его лицо.
- Я не знаю. Я не хотела уходить. Ну, в смысле, не хотела БЫ уходить. Как-то само собой получилось. Я подумала, - опустив взгляд на кеды, не закончила предложение Третьякова, судорожно думая над тем, стоит ли продолжать.
- Так почему ты ушла? Что ты подумала? – было заметно, что Абдулов не то, что возмущен, а безумно заинтересован. Ему было очень интересно, что же такого пришло в голову Третьяковой, что она сбежала ни свет ни заря, оставив его одного в холодной постели.
- Неважно. – Отозвалась она.
- Блин, Лена! Ты мне долго ещё нервы трепать будешь? Я ещё с того вечера в клубе как будто умом тронулся, а ты всё продолжаешь меня с ума сводить! Ты мне объяснишь, какая муха тебя укусила? Что я сделал не так? Тебе не понравилось? – вспылил, наконец, Абдулов, чувствуя, что закипает. А последнюю фразу он выдал как будто на автомате, чувствуя, что аргументы заканчиваются.
- В смысле «умом тронулся»? – Третьякова будто не слышала его последних фраз, ухватив только самую основную мысль сказанного. Внутри будто что-то упало, а в голосе послышались удивленные и какие-то взволнованные нотки.
- Влюбился я в тебя, Третьякова, влюбился! Теперь ясно? – Выдохнул Виталий, бросая обречённый взгляд в ту же стену, которую ещё несколько секунд назад разглядывала Лена.
Лена не знала, что ответить. Чего-чего, а такого она услышать не ожидала. И теперь окончательно убедилась, что совершила глупость, уйдя сегодня утром по-английски.
- Ну, что стоишь молча? Беги давай. – Хмыкнул Абдулов, по-прежнему стоя напротив со сложенными на груди руками, но уже рассматривая обалдевшую Третьякову.
- Куда? – пролепетала она, взглянув на него удивленно и ошарашено.
- Ну, ты же любишь убегать. Вот давай, беги, а то, наверное, придётся что-то ответить. Что-то обсуждать. А так – пожалуйста, убежала – и всё, проблемы нет. Я ведь прав? – продолжал свои попытки раскрыть Лену Виталий. Ему безумно хотелось услышать от неё что-то, что сможет дать адекватное объяснение её поведению. А ещё в груди неприятно покалывало от того, что его слова не вызвали ответной реакции.
- Нет, не прав. – Лене уже надоели его придирки. И она, решившись, наконец, твёрдым голосом ответила: - Ты не прав. Я ушла, потому что… потому что думала, что для тебя это несерьёзно. У тебя столько ба…женщин в постели поперебывало, наверное, что я среди них – всего лишь очередной экземпляр. И ещё я подумала, что утром тебе всё произошедшее покажется ошибкой. – Выдохнула она, отставив ногу в сторону и снова взглядом упёрлась в стену.
- Да с чего ты взяла?! – возмутился Виталий, убирая с груди сложенные руки. – Ты что, считала, сколько женщин у меня в постели поперебывало?
- А ты – нет? – хмыкнула Лена, припоминая, как Костя сказал когда-то: «Поздравляю, ты - восьмая».
- Да кто тебе такую дурь вбил в башку? Лена, ты понимаешь или нет? Если я был с тобой, значит я очень хотел этого. И ты, надеюсь, тоже. – Он посмотрел на неё вопросительно, если не сказать умоляюще. – А ещё я хотел с тобой проснуться. А ты не захотела. Если я тебе не нужен, ты так и скажи, только, пожалуйста, не бегай от меня, ладно? – Абдулов безуспешно пытался заглянуть ей в глаза. Но Лена по-прежнему смотрела в стену.
- Можно попробовать ещё раз. – Подняла она на него взгляд из-под чёлки и слегка улыбнувшись.
- Что попробовать? – удивлённо приподнял брови Абдулов, упирая руки в бока, и становясь в позу победителя.
- Проснуться вместе. Ну, и заснуть. И ещё что-нибудь, - снова быстрый взгляд из-под чёлки и улыбка ещё шире. Третьяковой казалось, что что-то внутри щёлкнуло – она не могла объяснить, что это было, но этот отчаянный взгляд, неожиданные откровения и в целом потрёпанный вид Абдулова почему-то грели её не менее потрёпанную душу.
- Третьякова, ты издеваешься надо мной? – теперь уже его губы медленно расползаются в улыбке.
- Ну, если только совсем чуть-чуть. – Усмехнулась Лена, подойдя ближе. – Я ведь тебе ещё машину мыть должна, так?
- Тааак, - синий взгляд мгновенно приобретает какой-то лукавый оттенок, а улыбка становится ещё шире. Руки уже сами тянутся к Лениной талии.
- В шортиках, - продолжала дразнить его Третьякова, медленно приближая своё лицу к его лицу.
- Нееет, а как же моральный ущерб? – ухмыльнулся Виталий, притягивая девушку ещё ближе.
- В купальнике? – уже практически ему в губы хрипловатым насмешливым голосом спрашивает Лена, ощущая, что уже сходит с ума по этому притягательному взгляду, постепенно погружаясь глубже и глубже в прозрачную синеву, чуть подёрнутую блестящей плёнкой.
- На завязочках? – чуть отодвигает счастливое лицо Абдулов, заглядывая в глаза Лене, ладони которой уже держат ворот его рубашки.
- На завязочках, - лёгкая, чуть хрипловатая усмешка и блестящий взгляд, дающий обещание, и прикосновение губ, рискующее перерасти в страстную борьбу противоречивостей, в которой оба – победители.
*** КОНЕЦ ***
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |