результата.
Чтобы еще раз попытаться ослабить давление немцев на Верден, русские начали
силами
двадцати шести дивизий наступление у Молодечно, имевшее переменный успех. Место
Иванова в командовании фронтом занял генерал Брусилов, а подчиненной ему была
группа
талантливых генералов - Каледин, Сахаров, Щербачев и Лещицкий. Прошедшее
пятимесячное
затишье было благотворно для русской армии, наведшей в своих рядах определенный
порядок.
Наконец-то оканчивается дефицит стрелкового оружия. Генерал Нокс пишет в апреле.
1916 г.:
"Русское военное положение улучшилось так, как того не смог бы предсказать ни
один
иностранный наблюдатель в дни отступлений прошлого года" {214}. Только из
Соединенных
Штатов прибыло более миллиона винтовок; их массовое производство для России
наладили
японцы и итальянцы. В русской армии число снарядов увеличилось с 80 000 в 1914
г. до 20 млн.
в 1916 г., 1100 пулеметов в 1914 г. и 11 000 в 1916-м. В начале войны Россия
производила 1237
полевых орудий в год, а в 1916 г. - 5 тысяч {215}. Заново вооруженные русские
армии начали
думать об активизации своих действий.
В начале 1916 г. военный престиж России находился на низшей точке. Немцы,
наоборот,
были преисполнены самоуверенности. "Мы сделали огромные шаги в направлении
полного
крушения России, - пишет Людендорф в это время. - Германский солдат полностью
убедился в своем неоспоримом превосходстве над русскими" {216}. Менее склонный
к
агрессивному самомнению Гинденбург отмечает все же фактор неизвестности: "Есть
нечто
неудовлетворительное в отношении окончательных результатов операций прошлого
года.
Русский медведь, нет сомнения, кровоточит от ран, но он избежал смертельных
объятий...
Сможет ли он восстановить жизненные силы и осложнить ситуацию для нас снова?"
{217}. И
союзники, и противники смотрели на Россию, как на огромное неизвестное в своих
планах.
Невозможно было определить, будет ли Россия продолжать свое отступление; либо
она
восстанет от неудач и явит миру новую силу.
Представители западных союзников полагали, что Россия восстановит численный
состав
своей армии, улучшит проблему военного снабжения, но ей трудно будет возродить
свое
волевое начало {218}. На заседании Военного совета, состоявшемся под
председательством
Царя в ставке в середине апреля 1916 г., возобладало Мнение, что переход в
наступление таит
лишь новые несчастья России. Однако это мнение не разделял новый командующий
Юго-Западным фронтом генерал от кавалерии А.А. Брусилов: "По моему мнению, мы не
только можем, но обязаны предпринять наступление, и я лично убежден, что у нас
есть шансы
на успех" {219}.
Россия: смена правительства
Между тем Россия решительно меняла свое лицо. Огромная волна населения
потянулась
из деревень в города. Рабочий класс Петрограда увеличивался за каждый год войны
на одну
пятую, Москвы - на одну десятую. В обрабатывающую промышленность России пришли
тысяч человек {220}. Это был новый, едва укоренившийся пролетариат. В то же
время
обезлюдевшая деревня ждала пахаря. Политические партии так или иначе отражали
новое
недовольство населения огромной страны. Их лозунги и слова ложились на серьезное
народное
недовольство; В критическое время - апрель-сентябрь 1915 г. в России бастовали
400 тысяч
рабочих, что стоило стране более миллиона рабочих дней {221}.
Идеи смены правительства вызрели в России с устрашающими поражениями 1915
г.
Лидер партии октябристов А.И. Гучков говорит вождю кадетов П.Н. Милюкову о
необходимости контроля над государственными делами до того, "пока в дело не
вмешаются
неконтролируемые силы" {222}. Впервые думские деятели начинают открыто
претендовать на
управление страной; впервые с такой отчетливостью образованные люди России
начинают
выражать ту мысль, что "тирания царизма привела страну на край пропасти" {223}.
Страной,
по выражению Милюкова, "должны управлять люди, которых страна знает и уважает"
{224}.
Престарелого (87 лет) председателя совета министров И. Л. Горемыкина
русские
политики и западные дипломаты характеризовали как примерного скептика. Он не
преувеличивал ни сил России, ни степени изнурения Центральных держав, ни
вероятных
плодов победы. Запад он устраивая тем, что не создавал препятствий курсу
Сазонова на
сближение с Антантой. Подписанная царем отставка Горемыкина (февраль 1916 г.)
официально
объяснялась его возрастом, тем, что он не мог уже успешно защищать политику
правительства
в Думе, где 30-40-летние депутаты соревновались в критике правительства. Запад
мог только
сожалеть об уходе политической фигуры, способствовавшей сближению Петрограда с
Парижем
и Лондоном.
Как первый сигнал об опасности русского сепаратизма, была воспринята
отставка
военного министра Поливанова (1 апреля 1916 г.). Опасения Запада были тем
большими, что,
по мнению западных союзников, он привел, насколько это было возможно, военное
ведомство в
порядок, пресек злоупотребления (процветавшие при Сухомлинове), проявил
несомненное
стратегическое чутье, признанное даже критичным генералом Алексеевым. Не
является ли уход
Поливанова признаком ослабления партии Запада в России? Замена Поливанова
бесцветным
генералом Шуваевым была воспринята как грозный знак.
На должности двух уходящих министров - председателя Горемыкина и министра
внутренних дел Маклакова - государем был назначен Б.В. Штюрмер - член
государственного
совета, церемониймейстер двора и бывший ярославский губернатор. Кто выдвинул на
политическую арену воюющей России малоизвестного чиновника, кто протежировал
Штюрмера? Императрица пишет в январе 1916 г. Николаю Второму: "Его голова полна
свежих
идей, и он очень ценит Григория... Штюрмер - честный и превосходный... Это будет
начало
славной страницы твоего правления и русской истории... Пусть Штюрмер прибудет в
штаб-квартиру, поговори с ним" {225}. В середине месяца царь принял решение. В
результате
к власти пришел человек с незначительным опытом, отсутствием видимых талантов и
сомнительной честностью. Критически настроенные наблюдатели высказывались еще
определеннее: ключевой пост в российском правительстве заняла себялюбивая и
пустая
личность и это в тот час, когда страна начала всерьез ощущать фактор отрыва от
ее
экономической жизни десяти миллионов человек, одевших шинели.
Для Запада это была фигура малоизвестная, и союзные дипломаты устремились к
Сазонову с расспросами о личности нового премьера. Сведения, которые они
получили,
обескураживали.
Вот что писал в Париж посол Палеолог: "Штюрмеру 67 лет. Как личность, он
ниже
среднего уровня. Ума небольшого; мелочен; души низкой; честности подозрительной;
никакого
государственного опыта и никакого делового размаха. В то же время с хитрецой и
умеет
льстить" {226}. Бывший премьер В.Н. Коковцов назвал его "бесталанным и пустым
человеком" {227}. Британский посол Бьюкенен тоже достаточно прямолинеен: "Как
реакционер с прогерманскими симпатиями, Штюрмер никогда не смотрел
благожелательно на
идею союза с демократическими правительствами Запада, боясь, что будет создан
канал, по
которому либеральные идеи проникнут в Россию" {228}.
На американского посла Френсиса премьер-министр Штюрмер произвел также
негативное
впечатление. "Его внешность столь же немецкая, как и его имя. Его ум работает
медленно, у
него темперамент флегматика. Он произвел на меня впечатление скучного человека"
{229}.
(Однажды Френсис невольно стал свидетелем сцены, когда Штюрмер, думая, что он в
одиночестве, с удовлетворением подкручивал перед зеркалом усы "а ля Вильгельм
Второй").
Френсис противопоставил Штюрмеру министра иностранных дел Сазонова, которого он
считал
столь же алертным, насколько флегматичным был Штюрмер. Френсису импонировало,
как
быстро схватывает суть дела Сазонов, и он постоянно отмечал его хороший
английский язык.
Немецкие корни происхождения Штюрмера были известны - он был внучатым
племянником барона Штюрмера, служившего комиссаром австрийского правительства по
наблюдению за Наполеоном на острове Святой Елены. Западные посольства быстро
пришли к
заключению, что его назначение - дело рук политиков, которые группируются вокруг
императрицы. От Штюрмера, сошлись во мнении западные политики. можно ожидать
неприятных сюрпризов.
По меньшей мере, можно было констатировать, что царь пожертвовал одним из
верных
своих слуг, доказавшим лояльность союзникам; если уходят лояльные прозападные
деятели -
то кто же приходит им на смену? Едва ли нужно специально подчеркивать, что на
протяжении
всех лет войны Запад страшила победа в России прогерманской партии.
Посла Франции особенно огорчило назначение управляющим канцелярией премьера
Манасевича-Мануйлова, которого он знал еще с 1900 г., когда тот работал в Париже
в качестве
агента охранного отделения. Палеолог назвал Мануйлова "странной смесью Панурга,
Жиль
Блаза, Казановы, Робера Макэра и Видока... Я видел перед собой олицетворение
всей мерзости
охранного отделения". Палеолог все же старался подавить в себе предубеждение-он
зондировал
довольно широкие круги общества. 15 февраля 1916 г. французский посол беседовал
с великой
княгиней Марией Павловной, которая и не пыталась скрыть своей подавленности:
императрица
сумасшедшая, а государь слеп; ни он, ни она не хотят видеть, куда их влекут.
Грозит ли это
Западу? "Государь останется верен Антанте. Но я боюсь, что на нас надвигаются
серьезные
осложнения. И это естественно отзовется на нашей боевой энергии. Другими
словами, Россия,
не отказываясь от своей подписи, не исполнит, однако, всех своих обязательств
перед
союзниками. Если она поступит так, то на какие же выгоды от этой войны она может
рассчитывать? Условия мира будут зависеть от результатов войны. Если русская
армия не
будет напрягаться до конца с величайшей энергией, то прахом пойдут все громадные
жертвы,
которые в течение двадцати месяцев приносит русский народ. Не видать тогда
России
Константинополя; она, кроме того, утратит и Польшу, и другие земли" {230}.
Пока вклад России в общую борьбу был полновесным, потенциально спорные
вопросы
уходили на второй план. Но стоило восточному союзнику ослабить свой напор, как
вперед
вышли маскируемые прежде проблемы. Французский посол не зря в беседе с княгиней
Марией
Павловной помянул Польшу - она становилась проблемой во взаимоотношениях Запада
и
России. Понимая, что Германия и после войны будет для нее "вечной проблемой",
Франция
полагала, что возрожденная Польша будет безусловно антигерманским элементом
европейской
политической картины. А Франция нуждалась именно в таком элементе.
Координационный
польский комитет находился в Швейцарии, но наибольшую поддержку он получал от
Парижа.
Соответственно и французское посольство в Петрограде было на острие того
давления, которое
Запад оказывал на Россию в польском вопросе. (Разумеется, западные державы
должны были
действовать деликатно. Во-первых, в русском обществе еще достаточно живо помнили
о
польских восстаниях 1830 и 1863 гг. Во-вторых, обращение к польскому вопросу
могло вызвать
к жизни память о русско-германском согласии). Сазонов предупреждал посла
Палеолога:
"Будьте осторожны. Польша - скользкая почва для французского посла" {231}.
Чрезмерным
благоволением к Варшаве Запад мог потерять Россию.
Но и среди самих русских не было единой позиции в данном вопросе. Царь был
настроен
в польском вопросе достаточно либерально - он не являлся противником
предоставления
Польше широкой автономии. Ради сохранения ее под скипетром Романовых, он готов
был идти
на существенные уступки. Эту позицию разделял Сазонов, хотя и ощущал, что особой
общественной поддержки такая линия не имеет. И практически все западные послы
разделяли
ту точку зрения, что автономия Польши более реальна как результат выполнения
царем своего
обещания, чем как итог законодательства Думы, подверженной патриотическим
веяниям
публики.
Устраивала Запад и восточная политика царя. Император Николай явственно не
желал
чрезмерного увеличения территории Армении (он был за включение в состав империи
Эрзерума и Трапезунда - стратегически важных для Кавказа - но не больше, и был
против
предоставления Армении конституции. Нужно сказать, что русская армия продолжала
развивать успех на кавказском фронте; продвигаясь в глубину Малой Азии и вдоль
черноморского побережья. Результатом успехов русских войск было то, что Англия в
марте
1916 г, согласилась на расширение русской сферы влияния в Персии, изменяя
договоренность
1907 г. о демаркации зон влияния. Именно в эти дни тридцатипятилетний полковник
Мустафа
Кемаль - один из виновников галлиполийского унижения западных союзников -
получил на
Кавказском фронте генеральское звание и титул паши.
Дипломатические маневры Германии
Властителей Германии весной 1916 г. подгонял страх перед возможным русским
наступлением. Именно поэтому они с таким вниманием восприняли инициативу
японского
дипломата Усиды. Тот рисовал радужные картины перед зачарованным германским
коллегой
Люциусом: мировое соотношение сил будет поколеблено, если Германия, Россия и
Япония
найдут взаимопонимание - их блок будет непобедим. Чтобы избежать перенапряжения
войны
на два фронта, кайзер, Бетман-Гольвег и Ягов после информации Люциуса
согласились
пожертвовать германскими владениями на Тихом океане, "если только Япония
проделает
необходимую работу в Петербурге и обеспечит без промедления мир; с Россией". В
Берлине
возродились радужные, надежды. Наследник Тирпица на посту военно-морского
министра
адмирал фон Капелле был полностью согласен с территориальными уступками на Тихом
океане, "если они обеспечат нам мир с Россией... Это огромный шанс".
В предложении Германии от 8 мая Японии обещались германские острова и
протекторат
над Китаем (всем Китаем, за исключением русской зоны влияния). Условия,
предъявляемые
России, были следующими: Россия теряет Польшу, Литву и Курляндию на Западе;
Курдистан,
Луристан и Хуристан отходят к Турции. Россия отказывается от всякого влияния на
Балканах и
от режима капитуляций в Турции. Но Россия при этом сохраняет часть турецкой
Армении,
завоеванную ею северную часть Персии, Восточный Туркестан, Джунгарию, Внешнюю
Монголию, Северную Маньчжурию и прилегающие китайские провинции. Она получает
право
прохода кораблей через Босфор и Дарданеллы. Япония обязывалась заключить
оборонительный
договор с Германией против Британии и Франции в конце войны или ко времени
истечения
срока англо-японского договора. Согласно германскому проекту, если в будущем
Германия
"будет атакована" Британией, она должна была получить помощь России и Японии.
Если
Германия подвергнется нападению Франции, Россия останется нейтральной. (Был
очевиден
общий стратегический замысел немцев: отбросить Россию от западной границы и с
Балкан,
предоставив ей значительные возможности в Азии.)
Но Япония тоже взвесила все шансы. Только сейчас становится ясно, что схема
не удалась
во многом потому, что Россия уже заключила сепаратное соглашение с Японией (дав
ей
дополнительные возможности в Азии). Почти одновременно и Британия уступила
Японии в
Китае. Подсчитав за и против, усомнившись в готовности России пойти на смену
фронта,
японское правительство дезавуировало инициативы Усиды.
Америка
В 1914-1915 гг. слово "Запад" для русских означало, прежде всего, Францию и
Британию.
В 1916 г. на мировую арену, благодаря энергичной политике президента Вильсона,
выходит
Америка. Ей в этом в немалой степени способствовала сама Германия. В январе
начальник
военно-морского штаба Германии адмирал Хольцендорф выразил уверенность в том,
что его
субмарины могут вывести из войну Британию еще до окончания текущего года. Новый
главнокомандующий германским флотом адмирал Шпеер утверждал" что германский флот
готов встретиться с британским и уверен в победоносном исходе большого военно-
морского
сражения. Но все германские адмиралы утверждали, что главным препятствием краха
Британии
является неофициальная поддержка Америки. И не они одни. Газеты пестрели
карикатурами, на
которых президент Вильсон одной рукой запускал голубя мира, а другой отправлял
военную
помощь Антанте. В день рождения кайзера - 27 января 1916 г. - на статую Фридриха
Второго
водрузили американский флаг с черным крепом. Немецкие газеты комментировали:
"Фридрих
Великий первым признал независимость молодой республики после того, как она
добилась
свободы от ига Англии после жестокой кровавой борьбы. Наследник Фридриха -
Вильгельм
II - ощущает на себе благодарность Америки в виде лицемерных фраз и военной
помощи
своему смертельному противнику" {232}. Отныне Запад - как противостоящее
Германии
население Западной Европы И Северной Америки - органически включает в себя
Соединенные Штаты, которые не только постепенно входят в коалицию Россия -
Запад, но и
начинают предпринимать усилия, чтобы возглавить эту коалицию. Впервые на первый
план
дипломатической колонии в Петербурге начинают выходить американцы. Начало
процесса
выдвижения Америки на российскую дипломатическую и политическую сцену связано с
прибытием в Петроград нового американского посла - Дэвида Френсиса. О причине
выбора
Вильсоном именно Френсиса, деятеля демократической партии из чрезвычайно
далекого от
связей с Россией города Сент-Луис, достоверно ничего не было известно. Можно
предположить, что президент, заботясь об укреплении экономических связей с
Россией, избрал
в качестве посла человека с большим опытом и большими Связями в среде
американского
бизнеса. Сам Френсис абсолютно не ожидал дипломатической карьеры. Но
представительство
Америки в великой стране ему льстило; он оставил семью в Америке и прибыл в
Петроград с
секретарем и негром-слугой. Френсису было в 1916 г. шестьдесят пять лет. Он
приступил к
своим дипломатическим обязанностям 28 апреля 1916 г. Резиденцией был избран дом
на
Фурштатской - неподалеку от Таврического дворца и от Смольного института, где
творилась
русская история времен революции. Представлявший американский Средний Запад
Френсис не
был похож на рафинированных западноевропейских дипломатов. Менее всего напоминал
классического дипломата - избегал больших приемов, любил узкий круг друзей за
карточным
столом, предпочитал сигары, хорошее виски. Жизнь немногочисленного американского
посольства отличалась от гораздо более бурной активности англичан и французов.
Френсис не
установил особенно дружественных отношений с другими посольствами. Те, в свою
очередь,
воспринимали причуды янки за провинциализм. Посол Бьюкенен почти не упоминает
Френсиса
в своих мемуарах, а француз Нуланс отметил только то, что Френсис "плохо говорит
по-французски и не продемонстрировал знакомства с дипломатическим этикетом, как
и с
основами международного права" {233}. Но по мере военного ожесточения Америка,
ее
значимость и роль приняли далеко не провинциальный характер. Напротив. Америка
двигалась
в центр мировой сцены. Деятель демократической партии, бывший губернатор штата
Миннесота был убежденным сторонником идеи, что война открыла Соединенным Штатам
путь
к мировому лидерству. (Примечательно, что даже в американской глубинке вызрели
идеи
оптимального использования геополитических позиций и преимуществ Соединенных
Штатов).
После полуторавекового изоляционизма Америка при президенте Вильсоне устремилась
в
мировую политику, и насущной реальностью для нее стал конфликт между
русско-западноевропейской группировкой я блоком Центральных держав. Выход на
мировую
арену стал означать для США сближение с Англией, Францией и Россией. Война
приближалась
к своему апогею, усталость и ослабление обеих коалиций стали ощутимыми, На этом
фоне
новая мощь и энергия Америки выглядели более чем эффектно. Вильсон ставил перед
своими
дипломатами задачу не упустить исторический шанс для создания нового мирового
порядка.
Одним из элементов этой грандиозной стратегии было формирование новых, гораздо
более
тесных отношений с Россией. Френсис подошел к своей дипломатической миссии в
России с
безусловной верой природного американца, что энергия и свобода от предубеждений
не могут
не привести к успеху. Цель его миссии была двоякая. Первое - следовало укрепить
потрясенную годами войны Россию, гарантировать ее, подвергающуюся давлению извне
и
изнутри, от коллапса. Второе - следовало на внутренней российской арене
потеснить лидеров
Антанты, уже неспособных (с американской точки зрения), вследствие опустошений
войны, к
овладению контрольными экономическими позициями в России (в частности, не
имеющих
ресурсов для оснащения, техникой и оружием армии величайшей страша
антигерманской
коалиции).
Вызывают интерес личные впечатления представителя Запада, увидевшего Россию
глазами "свежего человека. Посол Френсис отметил, что ко времени его прибытия
Россия жила
только войной. Население огромной империи - от министра двора до последнего
чиновника - находилось под страшным прессом сложившихся обстоятельств -
комбинации
изоляции и мобилизации. Рекруты проходили военную подготовку прямо под окнами
американского посольства. Психологически ситуация была, так сказать, "здоровой"
- повсюду
царила ненависть к Германии (подобно тому как в Германии ощущалась всеобщая
ненависть к
Англии). Городское население, особенно купцы, убеждало всех, что Германия на
протяжении
столетий обогащалась за счет России. Чтобы распалить праведный дух мщения, все
вспоминали
о торговом договоре, навязанном Германией России в трудное время войны с
Японией, словно
Россия была не в силах от него отказаться или пренебрегла более привлекательными
альтернативами. Индоктринация общества, базирующаяся на убеждении, что в бедах
страны
виноваты иностранцы, достигла такого уровня, что, начиная с императора и кончая
последним
мелким купцом, - все были полны решимости не позволить никакой державе занять в
России
такие же доминирующие экономические позиции, какие занимала Германия накануне
1914 г.
Укрепить американские позиции
Наблюдая свежим взглядом за экономическим состоянием России, американский
посол
пришел к выводу, что обрыв связей с Германией дорого стоил России. Своему
политическому
наставнику, ближайшему советнику президента - полковнику Хаузу - Френсис писал о
жизненной значимости для России связей с Германией. Но полагал, что обрыв этих
связей
будет благотворным: Россия диверсифицирует свои связи с зарубежными партнерами и
разовьет собственный потенциал. Верил он также и в грядущую либерализацию
политической
системы России: "Воздействие этой войны на Россию, чрезвычайно дорогостоящее
ввиду
пролитой крови и затраченных материальных богатств, будет в высшей степени
благотворным
в плане либерализации взглядов ее народа" {234}. Такой прогноз сбудется при
одном
условии - если Россия опять не попадет в кабалу к монополисту, который ограничит
российские возможности. Следует предотвратить посягательства Британии на занятие
позиций
монополиста на русском рынке. В этом отношении у Френсиса были тяжелые
предчувствия
еще до приезда в Россию, а по прибытии в Петроград он укрепился в худших своих
предположениях. Теперь ему было абсолютно ясно, почему Лондон готов бросить все
свои
ресурсы на борьбу с Берлином: помимо прочих, одной из главных арен торговой
деятельности
англичан будет после войны "оторванная" от Германии Россия. Он пишет в Вашингтон
о
решимости англичан: "Англия желает, чтобы все внешние сношения России
коммерческого
или финансового характера проходили через Лондон" {235}. Скорость, с которой
британский
капитал. занимал новую нишу, была внушительна. Френсис был поражен степенью уже
достигнутого успеха англичан. Прискорбным фактом является то, что он уже
сомневается,
можно ли говорить об "экономической независимости" России. Американский посол
сообщает
в Вашингтон о внешне незаметных чертах нового союза России и Запада: нет
сомнения (писал
Френсис), что целью западных союзников является обеспечение себе
привилегированного
места в послевоенном экономическом развитии России. Посол записывает жалобы
русских
чиновников на укрепившееся буквально в течение нескольких месяцев новое засилие.
Трудно
избежать впечатления, что Френсиса меньше волновала судьба России, но его
искренне
беспокоило будущее многомиллиардного рынка, уплывающего из американских рук.
Говоря об
исключительной важности текущего периода, посол предлагал президенту Вильсону
мобилизовать все доступные американцам рычаги. Одним из этих рычагов, пишет
Френсис
президенту, является зависимость Британии от американских займов. А наиболее
эффективным
путем предотвращения вхождения России в британскую зону влияния является
ужесточение
предоставления Лондону кредитов.
Одновременно посол Френсис стремился выяснить геостратегические планы
России. Во
время первой аудиенции у императора Николая (состоявшейся 5 мая 1916 г.) Френсис
уведомил
Николая, что, хотя Соединенным Штатам поручена охрана интересов Германии и
Австро-Венгрии в России, все его симпатии на стороне Антанты, и эту точку зрения
разделяет
его руководство в Америке. Так обозначилась возможность того, что два растущих
гиганта XX
века - Америка и Россия окажутся в одном военном союзе. Посол был очарован
приемом царя
и особенно царицы, манеры которой - начиная с "американского" крепкого
рукопожатия -
произвели на него большое впечатление. Возможно, безудержный оптимизм первых
посланий
Френсиса продиктован непоколебленной пока верой в то, что логика конфликта ведет
Америку
к главенствующим позициям и на Западе и на Востоке, в России. Но уже первые
практические
шаги посла Френсиса несколько охладили его пыл. 1 мая 1916 г. состоялась
аудиенция посла у
министра иностранных дел Сазонова. На протяжении полутора часов Френсис с
американским
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |