Гарри толкнул дверь кафе и сразу повеселел: ноги привели его в очаровательное место. Гарри очень любил этот тип старых закусочных. Внутренне убранство было уютным и неброским, народу немного, в воздухе витал запах жареной баранины. Небольшая стойка сияла чистотой.
- Добрый вечер, - вежливо обратился он к бармену, - будьте добры, мне...
- Простите, - мягко перебил его женский голос, - но Петер не говорит по-английски. Я могу вам помочь?
Гарри обернулся. Вьющиеся рыжие волосы. Из-под золотистых ресниц на него смотрели чистые голубые глаза. Россыпь веснушек. Аккуратный носик. Словом, хорошенькая девушка лет семнадцати, может, чуть больше.
- Меня зовут Марианна, - представилась она, застенчивым жестом протягивая ему руку.
- Гарри, - он слегка сжал ее ладонь.
- Так что вы хотели заказать?
Гарри заказал фирменное блюдо заведения и кружку пива. Марианна ограничилась пивом. Она отлично говорила по-английски, даже немного вычурно, и Гарри, которого поначалу так и подмывало ввернуть в разговор какое-нибудь жаргонное словечко, незаметно для себя втянулся в беседу. Через пять минут они уже болтали, как старые знакомые, через полчаса перешли на «ты».
- Там и вправду очень красиво, - Гарри рассказывал ей про Стоунхендж, - необычное зрелище. Сколько раз там бывал, все не переставал удивляться...
Глаза Марианны сияли.
- Расскажи еще!
- В древние времена это место было священным для друидов, кельтских жрецов, - Гарри выгребал из памяти детали из прочитанных когда-то давно книг, - божественный круг камней, к которому приходили в поисках совета богов. Никто не знает, кто установил эти камни...
На самом-то деле Гарри знал это, но не хотел разрушать чарующую атмосферу этого вечера страшилками о добрых и злых волшебниках, о призмах света и атаках темных сил, поднятых чьей-то жестокой волей из глубин небытия. К тому же, Марианна слушала его с таким упоением, словно Гарри рассказывал ей о своем путешествии на Луну.
Он никогда не был любителем пустого трепа, но сейчас все было иначе. Все было настоящим. Перед ним сидела девушка, умевшая слушать сердцем. Она с одинаковым восторгом встречала легенду о Граале (Гарри не стал рассказывать ей правдивую версию, ограничившись тем, что из поколения в поколение передавали друг другу магглы), равно как и красочные описания пикси. Гарри болтал без умолку, ощущая, как внутри тает острая ледышка, столько лет мучившая его. Он внезапно понял, как ему не хватало всего этого - уюта старого городка, возможности спокойно, не давясь, съесть вкусный ужин и человека напротив, которому не все равно, есть ты на свете или нет. А Марианне было не все равно. Гарри не думал, почему, - слово «любовь» страшило его, но он привык верить своим чувствам, они редко его обманывали. А чувства говорили, что наконец-то перед ним сидит девушка, которой он может подарить то щемящее сокровенное, что он так долго носил в себе. Что-то большее, чем любовь. Он хотел заботиться о Марианне, хотел, чтобы она была рядом, ласковая и правдивая рыжая девочка.
«Ты ведь тоже хочешь этого?» - спрашивал он ее глазами.
«Всегда», - отвечала она.
Он знал ее тысячу лет. И, когда опустели кружки, и Гарри выложил на стол несколько банкнот, они просто взялись за руки и вышли из кафе на свежий ночной воздух, направляясь в гостиницу, где остановилась группа Гарри.
Они не притронулись друг к друг, лишь Марианна робко поцеловала его в щеку перед тем как заснуть. В ту ночь Гарри впервые за много лет спал сладко, будто ему ничего не угрожало.
А наутро все потонуло в кровавой дымке. Потом, когда он бесновался в кабинете Дамблдора, осыпая его самыми грязными ругательствами, которые только мог придумать, у него перед глазами стояло бледное лицо Марианны. Ледяная кожа. Она была мертва, Гарри, собственно, и проснулся от странного ощущения дискомфорта. Когда он понял, что полночи сжимал в объятиях труп, что его рыжую девочку убили, а он даже не почувствовал, то чуть не сошел с ума. А ее убили, это Гарри знал наверняка. Ему сказал об этом Джейкоб Ларсен, осматривавший тело до прибытия спецгруппы авроров из Праги. Девушка была совершенно обескровлена. Иными словами, ее кровь поглотил вампир.
Гарри знал об этих Чадах Тьмы не понаслышке, но всегда считал их в лучшем случае полулюдьми, одержимыми жаждой крови. Ему было известно, что вампиры предпочитают кровь юных девственниц, но он же был аврором, черт побери! Он не мог не почувствовать! Только потом кто-то из «кошечек» объяснил ему, что существуют еще и высшие вампиры, существа такой ошеломляющей силы, что и не снилась даже самому могущественному магу. Они стары, хитры и со времен Средневековья скрываются от человеческих глаз, лишь изредка пополняя свои ряды достойными, по их мнению, смертными. Они невидимы и неслышимы. Их замыслы - тайна для всех. Именно такой вампир убил Марианну.
Гарри не предъявили обвинение. Дело вообще предпочли замять как можно скорее. Что до чаши Елизаветы Батори, то ее, как и подозревал в глубине души Гарри, Хранители отдали британскому Министерству добровольно, разумеется, оговорив, что те вернут ее, как только минует опасность.
В глубине души Гарри знал, что никто не в состоянии предусмотреть все возможные последствия своих поступков, но так и не смог простить Дамблдора. Как не смог простить себя самого. Старик пытался объяснить, что не желал зла своему питомцу:
- Марианна была дочерью одного из Хранителей. Долгой и усердной службой он заработал право сложить с себя обязательства стража чаши. Он очень долго готовился к этому и с самого детства ограждал Марианну от страшного знания и не менее страшной участи продолжательницы рода Хранителей. Она ничего не знала ни о мире магов, ни о чаше. Хранитель понимал, что рано или поздно ему придется рассказать ей хотя бы часть правды, но оттягивал этот момент как мог. Я обещал ему свою помощь и покровительство для девочки в обмен на чашу. Он смог убедить своих собратьев в том, что чаша будет в безопасности у нас, но Гарри, мальчик мой, кто же мог знать?!
- Почему вы ничего не сказали мне? - орал Гарри. - Почему не поручили охранять ее? Зачем вам было надо, чтобы мы встретились сами, случайно?
Старый интриган, жалкий и бессильный. Ублюдочный сводник, прикидывающийся святым, он «надеялся, что они с Марианной ста. Он так привык манипулировать людьми, что забыл о существовании сил более могучих, чем его. Гарри было противно смотреть на него. Он закрыл рот, развернулся на каблуках и пошел к двери. У самого выхода он бросил через плечо, вложив в свои слова все то отвращение, которое испытывал к Министру Магии:
- Я предпочел бы вообще не знать ничего о существовании Марианны, чем потерять ее вот так.
С тех пор Гарри замкнулся окончательно, превратившись в безликого исполнителя чужой воли, молчаливого бунтаря, тихо ненавидевшего своих хозяев. Он перестал что-либо чувствовать. Он не утруждал себя рассматриванием лиц тех, в чью постель его заводила судьба. Он никогда не оборачивался. И уж, конечно, никогда не говорил «до встречи». После гибели Марианны это казалось ему диким.
До того самого дня, как его, истощенного после тяжелого рейда и магической атаки, приволок в Мэнор Драко Малфой, полузабытая тень из далекой юности. Сначала Гарри внутренне посмеивался над ним. Потом он начал его злить. А потом всплыло то странное чувство, которое Гарри подсознательно всегда к нему испытывал: интерес. Конечно, он предпочел бы не знать о том, насколько тесные отношения связывали их в одной из далеких прошлых жизней. Это было в равной степени не нужно им обоим. Но теперь, когда Гарри лежал, закинув руки за голову и вперив в потолок немигающий взгляд, он думал, что не хочет забывать увиденное. Вопреки всему, что он знал и во что верил.
Словно пламя свечи вспыхнуло, еле различимое и неверное, где-то в неизведанной глубине души. Гарри был уверен, что у него больше нет души, и, как оказалось, ошибался.
Глава 4. Маленький Принц
За все, что нужно было продумать,
но мы не продумали
За все, о чем не должны были
думать, но думали,
За все, что нужно было сказать,
но мы не сказали,
За все, о чем не должны были
говорить, но говорили,
За все, что нужно было сделать,
но мы не сделали,
За все, что не должны были делать,
но делали,
За мысли, слова и поступки, мы
молимся, Боже, о
прощении.
Молитва о прощении, приписывается Зороастру (628-551гг. до Р. Х.)
Я торопливо заглотал завтрак и, сунув газету подмышку, направился было к двери, как вошел Поттер. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, потом он с усилием, как мне показалось, проговорил:
- Пожалуйста, дай мне ключ от библиотеки.
Я не спросил, что он собирается там искать. Я и сам это знал. И, поверьте, именно туда и направлялся.
- Держи. Вернешь вечером.
Он собирался выяснить все возможное об Анне Бонни и Мэри Рид. Что ж... Так или иначе, несколькими часами раньше или позже, но я тоже это узнаю.
Гарри потратил несколько часов на поиски нужной информации. Библиотека Малфоев превзошла все его ожидания - размером не меньше Хогвартской и, как ни странно, лучше организована и более... чистая. Гарри от души посочувствовал эльфам, которые вынуждены были поддерживать в этом огромном хранилище порядок. А потом, в свою очередь, посочувствовал себе: найти здесь хоть что-то казалось совершенно нереальным. Искать по алфавиту? Руки-ноги отвалятся, пока стремянку будешь таскать. Каталога здесь, разумеется, не было, хозяева отлично знали, где какая книга лежит. Пойти спросить Драко? Эээ...
А есть ли здесь вообще книги о пиратах? Гарри предположил, что все же есть. Пираты частенько привозили из далеких путешествий странные вещи. В некоторых случаях они оказывались проклятыми, но тут уж ничего не попишешь. Опасно, зато полезно. Для выкормышей Слизерина, разумеется.
Гарри долго бродил вдоль стеллажей, пока, наконец, не заметил некую систему в их расположении. Стены библиотеки были четко ориентированы по сторонам света. В западной части размещались книги по заклинаниям всех типов и мифологии, в северной - по Темным искусствам, некромантии и демонологии. Со стороны востока громоздились труды магов древности и литература, посвященная всевозможным духовным практикам, что несказанно удивило Гарри. Зачем Малфоям подобные книги? Или они собирали их просто так, престижа ради? Наконец, южная часть была посвящена артефактам, предметам силы и была щедро украшена древними картами, до которых Гарри решил на всякий случай не дотрагиваться. Мало ли что.
Так или иначе, если в этом книгохранилище и была информация об Анне и Мэри, то искать ее следовало именно здесь. Пыхтя, Гарри подтащил стремянку к одному из южных стеллажей и принялся за поиски. Книги о пиратах там действительно были, но нигде не было ни слова об интересовавших Гарри женщинах. Кокосовый остров, Эльдорадо, Летучий Голландец и тому подобное. Проклятые алмазы... Монеты безумия... Серебряная сеть с края мира... Все не то. Наконец Гарри наткнулся на довольно увесистую «Историю пиратства». Книга была издана еще в девятнадцатом веке, и, судя по идеально сохранившейся обложке и золотому обрезу без следов пальцев, ее то ли вообще не прочли, либо читали очень осторожно. Гарри открыл оглавление, пробежал глазами по строчкам. Восемнадцатый век... Пираты Ирландии... Анна Бонни!!! Гарри едва сдержался, чтобы не издать торжествующий вопль.
«Их деяния были так чудны и неправдоподобны, что в них трудно поверить даже годы спустя. Мэри Рид, девушка, обладавшая склонностью к авантюрам, в совсем юном возрасте сбежала из дома и поступила матросом на военный корабль. Вскоре она дезертировала и записалась в армию, где сражалась сначала в пешем строю, после чего ввиду ее мужества девушку перевели в кавалерию. Офицеры быстро признали ее своей, даже не догадываясь, кем является юный боец. Трудно сказать, каких высот в армии могла бы достичь эта неординарная девушка, если бы не любовь...»
На этом месте Гарри на мгновение зажмурился и протер глаза, но потом продолжил читать.
«Мэри увлеклась молодым кавалеристом, причем настолько, что отважилась открыть товарищам по оружию всю правду. К счастью, все закончилось хорошо: молодые люди поженились, оставили службу и открыли таверну под названием «Под тремя подковами». Вскоре, однако, супруг Мэри умер, и она была вынуждена эмигрировать в Западную Индию, разумеется, снова выдавая себя за мужчину. Там ее пути пересеклись с Анной Бонни...»
Вкратце их история выглядела следующим образом. Анна, ирландка по происхождению (Мэри родилась в Англии), быстро заметила молодого способного моряка. Капитан Рэкем, заметив это, пригрозил, что пустит юного наглеца по доске, и Мэри снова пришлось раскрыть карты. Гарри улыбнулся про себя. Как мало знал автор об истинных причинах, толкнувших Мэри на это!
Согласно морским хроникам того времени, с тех пор ни один корабль, чей путь лежал из Индии или с Ямайки в Англию, не мог чувствовать себя в безопасности. «Два пирата», «два головореза», - так говорили о них выжившие. То, что «два головореза» на самом деле были женщинами, выяснилось только на суде. Во время одной из кровавых морских сражений Анне и Мэри изменило счастье. Обе сражались до последнего, а когда сдались те немногие, кого еще не успели взять в плен или добить, разъяренная Анна выстрелила им вслед из пистолетов. Она так и не простила капитана Рэкема за трусость. Даже в день его казни, когда Анне разрешили с ним попрощаться, она заявила, что она очень сожалеет, но, будь он настоящим мужчиной, то не сдался бы и не подыхал сейчас как собака.
Казалось, на стороне этих отважных женщин была сама судьба, поскольку обе они, как выяснилось, на момент битвы были беременны. Это и спасло их: казнь отложили. Через некоторое время Мэри свалила тропическая лихорадка. Ни она, ни ребенок не выжили. Анну же освободили после родов, но что случилось с ней потом - неизвестно. Анна Бонни исчезла, словно ее никогда не было.
Гарри задумчиво перелистывал страницы. Итак, Анна Бонни, воплощенный ужас морей, женщина, которая жила так, как ей нравилось. И любила того, кого хотела, невзирая на пол, не ставя условий, не интересуясь прошлым. А он смог бы так?
Гарри впервые задумался об этом и то, что он увидел в глубине души, испугало его. Он, доблестный защитник мира, прирожденный солдат Света, никогда никого по-настоящему не любил. Своим истосковавшимся по ласке огненным сердцем он прикипал к любому, кто выказывал к нему интерес, но не любил. Не любил Чжоу. Не любил Джинни. Не любил Сириуса. И Марианну он тоже не любил. Потому что любовь - это доверие и готовность отказаться от самого себя ради кого-то. И сделать это с радостью.
Потому что, попав в тело Анны, он вспомнил, что это значит - жить так, словно каждая минута последняя. Любить так, словно завтрашнего дня никогда не будет. Он не помнил, испытал ли оргазм, потому что самым важным было это стройное, похожее на лютню тело в его руках. Наслаждение Мэри. Ее затуманившийся взгляд. Ее дрожь. И, если Бог существует, Мэри (или Драко?) должна была это понять. Сущность Анны ушла, растворилась, оставив это воспоминание, которое дало, наконец, ответ на вопрос, почему все эти годы Гарри чувствовал себя мертвым. Он не умел любить, и рядом не было никого, кто смог бы научить его этому.
Что за странный каприз судьбы заставил его вспомнить свою далекую прошлую жизнь именно сейчас? И что ему теперь делать с этим нежданно свалившимся на голову богатством? Словно золотой песок протек сквозь пальцы, а Гарри не успел поймать ни песчинки. Осталось только ощущение золота в руках. Волосы Мэри. Волосы Драко.
У него никогда не получалось планировать свою жизнь, поэтому Гарри не стал отвечать себе. Он не знал, что будет делать. Кроме того, многое зависит от Драко. Возможно, что тот смотрит на происшедшее под совершенно другим углом. Гарри снова принялся рассеянно перелистывать страницы.
Из книги выпал аккуратно сложенный лист пергамента. Гарри машинально развернул его и пробежал глазами по строчкам. Мигнул. Пробежал еще раз. Он узнал четкий каллиграфический почерк Драко, но мозг решительно отказывался воспринимать содержание.
«Мой дорогой, печальный ангел,
я знаю, что не имею права тревожить тебя. Ведь ты дал мне так много. Но все-таки я хочу, чтобы ты знал, Себастьян: без тебя моя жизнь была бы непоправимо, безвозвратно пуста.
Ты не любишь жалоб, и мне это близко. Когда нам больно, мы дарим что-нибудь на память. Я бы очень хотел жить в крошечной, пусть даже самой запыленной, комнатке твоей памяти. Потому что я тебя не забуду. Прошу, не выбрасывай и не отсылай мой подарок, - это та малость, которая, я надеюсь, тебя не обидит и не покоробит твой утонченный вкус.
Я всегда думал, что есть вещи, которые нельзя произносить, или мир рухнет. Но я уже говорил и хочу сказать снова - я люблю тебя. И безмерно тебе благодарен: я знаю, ты ушел, чтобы не прогонять меня самому. До встречи с тобой я не знал, как это легко и славно - говорить правду. И как отрадно принимать ее в ответ.
Ты говорил, что ты - Мара, создатель иллюзий, летучая мышь с кожистыми крыльями? Это не так, Себастьян. Ты - ангел-целитель, божественное создание, посланное в мою жизнь, чтобы исцелить душу. Ты - как рыбка, блеснувшая серебряной чешуей в темных водах глубокого ручья, как звезда, которую видит провалившийся в колодец - и смеется от счастья. Ведь настоящее счастье - как всполох, иначе мы просто ничего бы не знали о его существовании.»
Гарри не помнил, сколько раз он перечитал письмо. Во всяком случае, когда он, наконец, поднял голову и взглянул в окно, уже темнело. Пора ужинать. Надо встать, закрыть книгу, положить на место письмо и спускаться в столовую. Или не надо? А может, попробовать сбежать, несмотря на все предупреждения, или запереться у себя в комнате, или... Или...
Гарри запахнулся в мантию поплотнее, подхватил книгу и направился в столовую. Он был наследником Годрика Гриффиндора, черт побери! Он должен был узнать правду, чего бы ему это ни стоило. Он должен был узнать, кто такой Себастьян. Даже если это разорвет ему сердце.
Весь день я просидел у письменного стола, пытаясь написать несколько важных сообщений, но ничего не выходило. Мысли сбивались, путались и прыгали, как сотня дурашливых пикси, отплясывающих джигу. Кажется, я перепортил уйму пергамента и рявкнул на ни в чем неповинного филина, который ластился ко мне, пытаясь ухватить за палец.
Я хотел видеть его. Это было ужасно, но я ничего не мог с собой поделать. Тот внезапный поцелуй словно приоткрыл во мне что-то, какую-то запретную дверь, и мне смертельно хотелось распахнуть ее настежь. Так хотелось, словно по ту сторону были сложены все сокровища Креза. Страх то отступал, то снова накатывал, но я то и дело ловил себя на том, что не могу оторвать взгляд от часов.
Наконец тихо появившийся эльф сообщил, что ужин подан. Я медленно поднялся, стараясь не расплескать ту странную, жутковатую полупрозрачную сладость, которая заливала грудную клетку, и отправился вниз.
Поттер сидел, отодвинув тарелку и нервно теребя в руках книгу с золотым обрезом.
- Нашел? - быстро спросил я.
- Да, они...
- Рассказывай.
Он начал говорить - сбивчиво, запинаясь, теряя нить, словно думал о чем-то другом. Я не решался его одернуть, казалось, что-то тревожит его. Но, когда он в третий раз начал рассказывать про суд над командой Анны, я не выдержал:
- Поттер?
- Да? - он вскинул на меня глаза.
Я смотрел на него выжидающе.
- Кто такой Себастьян? - спросил он после паузы.
Судя по звону в ушах, на меня свалилась наковальня. Откуда?.. Как?..
Поттер аккуратно развернул книгу и протянул мне исписанный лист пергамента. Послушай, Ты, Который Наверху, у Тебя вообще есть совесть? Не бывает столько совпадений сразу! Я спрятал черновик письма Себастьяну в одну из секций, до которой никогда не дотрагивалась мама - после смерти отца она почти поселилась в библиотеке. То письмо мне нравилось, и поэтому я не сжег его, как остальные послания... Как случилось, что я засунул его именно в энциклопедию пиратства?
- Малфой? - осторожно спросил он.
Нет, это было невыносимо, немыслимо, чудовищно, отвратительно неправильно. Он последний должен был прочесть это, нет, он вообще не должен был это читать! Я облизнул пересохшие губы.
- Верни мне его.
Поттер покачал головой и засунул пергамент во внутренний карман мантии.
- Сначала ответь на вопрос.
- Да как ты смеешь!!!
- Малф... - он не успел договорить, потому что я бросился на него, пытаясь вырвать злосчастный черновик. Аврор явно не ожидал атаки и потому не успел должным образом отреагировать - я сбил его с ног, и мы оба рухнули на пол.
- Отдай! - хрипло рычал я, пытаясь добраться до внутреннего кармана, - как ты смеешь... отдай...
Я совсем забыл, как мой отец пекся об одежде. Его мантии не то что разорвать - расстегнуть нельзя было, если владелец этого не хотел.
- Ты не смеешь... Не смеешь...
Поттер перехватил мои руки легко, почти без усилий, и резким движением перевернулся, нависая сверху:
- Отвечай, Малфой!!! Кто он?
Я изловчился и боднул его. Кажется, удачно, потому что Поттер выпустил меня и схватился за нос.
- Дурак.
- Да пошел ты, - огрызнулся я, пытаясь подняться на ноги. - Отдай мне пергамент.
- Нет, пока ты не скажешь, кто такой Себастьян. И что на самом деле делал Добби на Прайвет-драйв.
Я скрипнул зубами в бессильной ярости. Он топтал самое дорогое, что у меня было, и даже не понимал этого!
- Ничего я тебе не скажу, Поттер, - я щелкнул пальцами, велев эльфу отнести ужин в мой кабинет. - Не думай, что вчерашнее хоть что-то для меня значит, - это был удар ниже пояса, но у меня внутри все просто ныло от боли и обиды.
- Я и не думаю. Ты всегда был бессердечным ублюдком, Малфой, разве не так?
Я вышел, не ответив. Я избавлюсь от него, чего бы мне это ни стоило. Даже если придется курить марихуану вместе с ним. Все зашло слишком далеко.
Себастьян был моей светлой тайной. Светлой и заветной, моим единственным счастьем за всю жизнь. Моим другом и любовником, моим исповедником и Бог знает кем еще. Мы были вместе всего неделю и больше никогда не виделись, но я не забыл его. Порой мне даже казалось, что это воспоминание - все, что у меня есть.
Мы познакомились около двух лет тому назад. Я хорошо помню, что стоял ужасно унылый и дождливый ноябрь. Казалось, что сама жизнь опустила руки. Это чувство не было случайным, - чья-то до ужаса официальная сова принесла мне сообщение о смерти профессора Снейпа, написанное безразличной и твердой рукой, и приглашение на закрытые похороны. Странно, но тогда я совсем не удивился. Я долго не видел декана, - почти сразу после того, как наш курс окончил Хогвартс, он оставил должность преподавателя Зелий. С тех пор он жил отшельником, крайне редко появляясь на людях. О нем понемногу начали забывать. Так уж устроена жизнь - неприятных людей стараются как можно скорее вычеркнуть из памяти. Их проще забыть, нежели понять.
Людей на кладбище было совсем немного - человек одиннадцать-двенадцать, не больше. В глаза бросились аврорские спины, седые лохмы Люпина, чье-то знакомое министерское лицо, Минерва Макгонагалл в дурацком магглском наряде и надвинутой на глаза шляпе. А впереди всех за гробом шли двое - девушка, несшая охапку белых хризантем, и молодой мужчина, бережно поддерживающий ее. Я направился прямо к ним, подмечая, что у нее длинные черные волосы, заплетенные в простую косу, густая вуаль закрывает лицо, что она облачена в черный наглухо застегнутый брючный костюм и плащ, который ей чуть великоват. И что ее руки дрожат, дрожат так сильно, что...
- Сиринга, - тихо проговорил ее спутник, нагнувшись, чтобы собрать цветы, которые она уронила, - пожалуйста, потерпи еще немного. - Он поднялся и сжал ее локоть.- Ты слышишь меня? Еще чуть-чуть.
Сиринга - очень редкое имя. Я знал только одну девушку, носившую его. Кэр.
Я подошел к ним и тихо окликнул ее.
Девушка повернулась ко мне. Да, это была она, и хотя я не видел ее глаз за вуалью, сомнений не было.
- Драко? - прошептала она охрипшим голосом, - а я уж думала, что ты не придешь... Я просила этого дурака из Министерства отправить тебе сову...
- А почему не отправила сама?- спросил я, не подумав. Сиринга не ответила, и я мысленно обругал себя. Спасение пришло само собой:
- Вы Драко Малфой, верно? - Ее спутник протянул мне хризантемы, - Будьте любезны, понесите цветы Сиринги.
Я механически кивнул, принимая охапку из его рук, а он обхватил ее за талию и легонько встряхнул.
- Дорогая, сзади идут министерские имбецилы, - умоляюще прошептал он. - Возьми себя в руки.
- Я в порядке, Себастьян, - глухо проговорила она. - Можешь убрать лапищи.
Но лапищи он не убрал, снова сжав ее локоть.
- Меня зовут Себастьян Снейп, - повернулся он ко мне, протягивая руку. - Я племянник Северуса.
Я сжал его ладонь. Да, на лапищи его руки никак не походили - тонкие, изящные, почти прозрачные. Я краем глаза рассматривал его - худенький, гибкий, чуть выше среднего роста. Гладкие черные волосы до плеч. Он и вправду напоминал Снейпа - такого Снейпа, каким никто из нас его никогда не видел - юного, но мудрого. И красивого.
Себастьян до конца церемонии поддерживал Сирингу, которая, казалось, не замечала этого, вперившись взглядом в гроб. Она стояла совсем близко к краю могилы, когда бросала туда цветы, и чуть было не упала туда, но мы с Себастьяном успели ее подхватить.
- Пустите меня,- прошептала она отчаянно, и я видел, что намокшая вуаль прилипает к ее щекам, видел, как струятся из-под нее слезы, - я не могу... я...
- Нет, Сири, как раз этого тебе не нужно.
Я понял, что у нее сейчас начнется неконтролируемая истерика. Видимо, это осознал и Себастьян - он резко рванул ее к себе и сжал в объятиях. Так они и стояли, пока могильщики засыпали гроб, и присутствующие прощались со Снейпом, и все это время Сиринга содрогалась в беззвучных, страшных рыданиях.
Немногочисленные провожавшие подходили, кивали Себастьяну или мне - Сиринга их не видела - и безмолвно удалялись. Я уже приготовился вздохнуть свободно, когда чье-то покашливание за спиной заставило меня вздрогнуть.
- Мне действительно... мне, правда, очень жаль, Сиринга.
«Надо же, сам Поттер!» - как-то отстраненно подумал я. И вдруг в мозгу злой молнией мелькнула мысль: «И ни черта тебе не жаль, лицемерный святоша».
- Я... если тебе нужна моя помощь... или помощь любого из нас...
Плечи Сиринги по-прежнему вздрагивали, кажется, она даже не слышала его слов. Себастьян вопросительно посмотрел на меня поверх ее головы. Я обернулся и процедил - очень тихо, но достаточно внятно, так, чтобы он услышал:
- Я полагаю, мистер Поттер, что Ваша помощь вряд ли понадобится.
Внутри все пылало от желания взреветь от этой слащавой фальши. Ты же рад его смерти, зачем же засовывать свою грязную пятерню в рану того, кто любил его? Но я сдержался. Не хватало еще одной истерики у могилы.
Я подошел вплотную к Себастьяну и прошептал:
- Аппарируем?
- Да, конечно. Помоги мне.
Я поддерживал Сирингу, пока он искал в складках одежды палочку.
- Готов? На счет три!
Перед тем, как произнести заклинание, я невольно обернулся. Поттер стоял у края могилы, сжимая и разжимая кулак, в котором лежал комок свежей глины.
******
Я никогда не питал особой любви к аппарации. Для меня эта процедура была сродни поеданию клея. Во время аппарации Сиринга потеряла сознание, и Себастьяну пришлось нести ее в спальню. Обессилевший и растерянный, я бухнулся в кресло. Себастьяна не было довольно долго, и у меня появилась возможность поосмотреться.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |