Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Петровский А.В., Ярошевский М.Г. 45 страница



рофаза развития личности - охватывает три возрастных периода

(преддошкольный, дошкольный, младший школьный), эпоха отро-

чества и период подросткового возраста совпадают. Эпоха юности и

период ранней юности в свою очередь частично совпадают (ранняя

юность ограничивается рамками пребывания в школе). Для первой

макрофазы (эпохи детства) характерно относительное преобладание

адаптации над индивидуализаций, для второй (эпоха отрочества) -

индивидуализации над адаптацией, для третьей (эпоха юности) - пре-

валирование интеграции над индивидуализацией.

 

Предложенная А.В. Петровским концепция развития личности в

онтогенезе и его периодизация опирается на богатый опыт конкрет-

ных исследований и не противоречит полученным на их основе вы-

водам. Вместе с тем она выдвигает новые задачи для изучения, к при-

меру, специфических особенностей критических (но не обязательно

кризисных) фаз индивидуализации внутри каждого возрастного пе-

риода. Эта концепция позволяет понять действие социально-психо-

логических закономерностей, соответствующих типу и уровню раз-

вития группы, доминирующих на разных ступенях онтогенеза. Она

открывает возможности эффективного педагогического воздействия

на референтных лиц, "значимых других".

 

Данная концепция открывает пути осмысления и соотношения де-

терминант развития личности, складывающихся в общностях, в ко-

торые оказывается не только последовательно, но и параллельно

включен ребенок, задержек и застоя развития личности на фазе адап-

тации или индивидуализации, принимающих в отдельных случаях па-

тологический характер, и многих других.

 

Теоретическую основу социально-психологической гипотезы раз-

вития личности составляет принцип деятельностного опосредство-

вания межличностных отношений, последовательно примененный

при разработке теории личности и межличностных отношений.

 

Наиболее существенным в изложенном выше теоретическом под-

ходе к развитию личности и построению его возрастной периодиза-

ции является обращение к социальной психологии, оказавшееся эв-

 

ристичнымдля решения проблем психологии развития. Здесь, как и

во многом другом, интеграция научных отраслей, которые до некото-

рых пор не находили возможностей для успешной "стыковки" и не

всегда осознавали ее необходимость, открывает новые перспективы



развития каждой из них п отдельности и психологической науки как

единого целого.

 

^

К&М

 

Часть 5.

 

КЛЮЧЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ

ПСИХОЛОГИИ.

 

Глава 15. Психофизическая проблема

 

Мс}ниэм, дуализм В бесчисленных попытках определить природу

и плюрализм психических явлений всегда - в явной или не-

явной форме - предполагалось понимание их

взаимоотношений с другими явлениями бытия.

 

Вопрос о месте психического в материальном мире различно ре-

шался приверженцами философии монизма (единства мироустрой-

ства), дуализма (исходящего из двух различных по своей сущности

начал) и плюрализма (считающего, что имеется множество таких пер-

воначал).

 

Соответственно, мы уже знакомы с первыми естественнонаучны-

ми воззрениями на душу (психику) как одну из частных трансформа-

ций единой природной стихии. Таковы были первые воззрения древ-

негреческих философов, представляющих эту стихию в образе возду-

ха, огня, потока атомов.

 

Также возникли попытки считать единицами мира не веществен-

ные, чувственно зримые элементы, а числа, отношения которых об-

разуют гармонию космоса. Таковым являлось учение Пифагора

(VI век до н. э.). При этом следует учесть, что единое вещество, слу-

жащее основой всего сущего (в том числе души), мыслилось как жи-

вое, одушевленное (см. выше - гилозоизм), а для Пифагора и его шко-

лы число вовсе не было внечувственной абстракцией. Космос, им об-

разованный, виделся как геометро-акустическое единство. Гармония

сфер для пифагорейцев означала их звучание.

 

Все эти свидетельствует, что монизм древних имел чувственную

окраску и чувственную тональность. Именно в чувственном, а не аб-

страктном образе утверждалась идея нераздельности психического и

физического.

 

Что касается дуализма, то наиболее резкое, классическое выраже-

ние он получил у Платона. В своих полемических диалогах он раз-

 

^1^

'?№^^ ^

 

двоил все, что только возможно: идеальное и материальное, ощущае-

мое и мыслимое, тело и душу. Но не в противопоставлении чувствен-

ного мира зримому, чувств разуму состоит исторический смысл пла-

тоновского учения, его влияния на философско-психологическую на-

уку Запада, вплоть до современной эпохи. Платоном была открыта

проблема идеального. Доказывалось, что у разума имеются совершен-

но особые, специфические объекты. В приобщении к ним и заключа-

ется умственная деятельность.

 

В силу этого психическое, обретя признак идеальности, оказалось

резко обособленным от материального. Возникли предпосылки для

противопоставления идеальных образов вещей самим вещам, духа -

материи. Платон преувеличил одну из особенностей человеческого

сознания. Но только тогда она стала заметной.

Наконец, следует сказать о плюрализме.

 

Так же как уже в древности сложились монистические и дуалисти-

ческие способы понимания отношений психики к внешнему матери-

альному миру, зародилась идея плюрализма. Сам же термин появился

значительно позже. Его предложил п XVI II веке философ X. Вольф (учи-

тель М, В. Ломоносова), чтобы противопоставить монизму. Но уже древ-

ние греки искали взамен одного "корня" бытия несколько. В частно-

сти, выделялись четыре стихии: земля, воздух, огонь, вода.

 

В Новое время в учениях персонализма, принимающего каждую

личность за единственную во Вселенной (В. Джемс и др.), доминиру-

ющими стали идеи плюрализма. Они раскалывают бытие на множе-

ства миров и, по существу, снимают с повестки дня вопрос о взаимо-

связи психических и внепсихических (материальных) явлений. Со-

знание тем самым превращается в изолированный "остров духа".

 

Реальная ценность психики в единой цепи бытия - это не только

предмет философских дискуссий. Отношение между тем, что дано со-

знанию в форме образов (или переживаний), и тем, что происходит

во внешнем физическом мире, неотвратимо представлено в практике

научных исследований.

 

Первый опыт монистического понимания отно-

Душа как шений душевных явлений к внешнему миру при-

способ усвоения надлежит Аристотелю. Для предшествующих уче-

внешнего ний психофизической проблемы вообще не суще-

ствовало (поскольку душа представлялась либо со-

стоящей из тех же физических компонентов, что и окружающий мир,

либо она, как это было в школе Платона, противопоставлялась ему в

качестве гетерогенного начала).

 

Аристотель, утверждая нераздельность души и тела, понимал под

последним биологическое тело, от которого качественно отличны все

 

остальные природные тела. Тем не менее оно зависит от них и взаи-

модействует с ними как на онтологическом уровне (поскольку жиз-

недеятельность невозможна без усвоения вещества), так и на гносео-

логическом (поскольку душа несет знание об окружающих ее внеш-

них объектах).

 

Выход, найденный Аристотелем в его стремлении покончить с дуа-

лизмом Платона, был воистину новаторским. Его подоплекой служил

биологический подход. Напомним, что душа мыслилась Аристотелем

не как единое, а как образуемое иерархией функций: растительной, жи-

вотной (говоря нынешним языком - сенсомоторной) и разумной.

Основанием для объяснения более высоких функций служила самая

элементарная, а именно растительная. Ее он рассматривал в достаточ-

но очевидном контексте взаимодействия организма со средой.

 

Без физической среды и ее веществ работа "растительной души"

невозможна. Она поглощает внешние элементы в процессе питания

(обмена веществ). Однако внешний физический процесс сам по себе

причиной деятельности этой растительной (вегетативной) души быть

не может, если бы к этому не было расположено устройство организ-

ма, воспринимающее физическое воздействие. Прежние исследова-

тели считали причиной жизнедеятельности огонь. Но ведь он спосо-

бен возрастать и разрастаться. Что же касается организованных тел,

то для их величины и роста "имеются граница и закон". Питание про-

исходит за счет внешнего вещества, однако оно поглощается живым

телом иначе, чем неорганическим, а именно благодаря "механике"

целесообразного распределения.

 

Иначе говоря, душа есть специфический для живой организации

способ усвоения внешнего, приобщения к нему.

 

Эту же модель решения вопроса о соотношении физической сре-

ды и обладающего душой организма Аристотель применил к объяс-

нению способности ощущать. Здесь также внешний физический пред-

мет ассимилируется организмом соответственно организации живо-

го тела. Физический предмет находится вне его, но благодаря деятель-

ности души он входит в организм, особым образом запечатлевая не

свое вещество, а свою форму. Каковой и является ощущение.

 

Главные трудности, с которыми столкнулся, следуя этой страте-

гии, Аристотель, возникли при переходе от сенсомоторной (живот-

ной) души к разумной. Ее работа должна была быть объяснена теми

же факторами, которые позволили бы применить приемы, новатор-

ски справиться с загадками питания и ощущения.

 

Подразумевалось два фактора - внешний по отношению к душе

объект и адекватная ему телесная организация. Однако объектам, "ас-

симилируемым" разумной частью души, свойственна особая приро-

 

да. В отличие от предметов, действующих на органы чувств, они ли-

шены вещественности. Это - общие понятия, категории, умствен-

ные конструкты. Если телесность органа чувств самоочевидна, то о

телесном органе познания внечувственных идей ничего неведомо.

 

Аристотель стремился понять активность разумной души не как

уникальное, ни с чем не сопоставимое явление, а как родственное об-

щей активности живого, ее частный случай. Он полагал, что прин-

цип перехода возможности в действительность, то есть активации

внутренних потенций души, имеет одинаковую силу как для разума,

постигающего общие формы вещей, так и для обмена веществ в рас-

тениях или ощущения физических свойств предмета органом чувств.

 

Но отсутствие вещественных предметов, адекватных деятельности

ума, побудило его допустить существование идей (общих понятий),

подобных тем, о которых говорил его учитель Платон. Тем самым он,

переходя вслед за Платоном на позицию дуализма, обрывал детерми-

нистское решение психофизической проблемы на уровне животной

души с ее способностью обладать чувственными образами.

 

Трансформация

учения Аристотеля

в томизм

 

За пределами этой способности внутренние связи психической

функции с физическим миром обрывались.

Учение Аристотеля о душе решало биологиче-

ские, естественнонаучные задачи. В эпоху сред-

невековья оно было переписано на другой, от-

вечающий интересам католичества язык, со-

звучный этой религии.

 

Самым популярным переписчиком стал ФомаАквинский, книги

которого под именем томизма были канонизированы церковью. Ти-

пичной особенностью средневековой идеологии, отражавшей соци-

альное устройство феодального общества, являлся иерархизм: млад-

ший существует ради блага старшего, низшие - ради высших, и толь-

ко в этом смысле мир целесообразен. Иерархический шаблон Фома

распространил на описание душевной жизни, различные формы ко-

торой размещались в ступенчатом ряду - от низшего к высшему. Каж-

дое явление имеет свое место.

 

В ступенчатом ряду расположены души - растительная, животная,

разумная (человеческая). Внутри самой души иерархически распола-

гаются способности и их продукты (ощущение, представление, по-

нятие).

 

Идея "ступенчатости" форм означала у Аристотеля принцип раз-

вития и своеобразия структуры живых тел, которые отличаются уров-

нями организации. В томизме части души выступали как ее имманен-

тные силы, порядок расположения которых определяется не естест-

венными законами, а степенью близости к Всевышнему. Низшая часть

 

души обращена к бренному миру и дает несовершенное познание,

высшая обеспечивает общение с Господом и по его милости позволя-

ет постигать порядок явлений.

 

У Аристотеля, как мы отмечали, актуализация способности (дея-

тельность) предполагает соответствующий ей объект. В случае расти-

тельной души этим объектом является усваиваемое вещество, в слу-

чае животной души - ощущение (как форма объекта, воздействую-

щего на орган чувств), разумной - понятие (как интеллектуальная

форма).

 

Это аристотелевское положение и преобразуется Фомой и учение

об интенциональных актах души. В интенции как внутреннем, ум-

ственном действии всегда "сосуществует" содержание - предмет, на

который она направлена. (Под предметом понимался чувственный

или умственный образ.)

 

В понятии об интенции имелся рациональный момент. Созна-

ние - не "сцена" или "пространство", наполняемое "элементами".

Оно активно и изначально предметно. Поэтому понятие об интен-

ции не исчезло вместе с томизмом, но перешло в новую эмпириче-

скую психологию, как функциональное направление выступило про-

тив школы Вундта.

 

Важную роль в укреплении понятия об интенции сыграл австрий-

ский философ Ф. Брентано, выступивший в конце XIX века со сво-

им, отличным от вундтовского, планом преобразования психологии

в самостоятельную науку, предмет которой никакой другой наукой не

изучается (см. выше).

 

Будучи католическим священником, Брентано изучил психологи-

ческие сочинения Аристотеля и Фомы. Однако Аристотель считал ду-

шу формой тела - и применительно к ее растительным и сенсорным

функциям - сопряженной с физическим миром (телами внешней при-

роды). Интенция сознания и предмет, который с ней сосуществует,

обрели характер духовных сущностей. Тем самым психофизическая

проблема была "закрыта".

 

Новое содержание психофизическая проблема приоб-

Оброщение рела в контексте успехов естественнонаучной мысли в

к оптике области оптики, соединившей эксперимент с матема-

тикой. Этот раздел физики успешно разрабатывался в

эпоху средневековья как арабоязычными, так и латиноязычными ис-

следователями. В границах религиозного мировоззрения они, поста-

вив душевное явление (зрительный образ) в зависимость от законов,

объективно действующих во внешнем мире, возвращались к психо-

физической проблеме, снятой с повестки дня томизмом.

Наряду с трудами Ибн аль-Хайсама важную роль в укреплении это-

 

ro направления сыграло учение о "перспективе" Роджера Бэкона

(ок. 1214-1294).

 

Оптика переключала мысль с биологической ориентации на фи-

зико-математическую. Использование схем и понятий оптики для

объяснения того, как строится изображение в глазу (то есть психиче-

ский феномен, возникающий в телесном органе), ставило физиоло-

гические и психические факты в зависимость от общих законов фи-

зического мира. Эти законы - в отличие от неоплатонической спеку-

ляции по поводу небесного света, излучением (эманацией) которого

считалась человеческая душа, - проходили эмпирическую проверку

(в частности, путем использования различных линз) и получали ма-

тематическое выражение.

 

Трактовка живого тела (по крайней мере одного из его органов)

как среды, где действуют физико-математические законы, была прин-

ципиально новым ходом мысли, которого не знала античная наука.

Независимо от степени и характера осознания его новизны и важно-

сти самими средневековыми естествоиспытателями в структуре на-

учно-психологического мышления произошло необратимое измене-

ние, исходной точкой которого являлось понимание сенсорного акта

(зрительного ощущения) как физического эффекта, строящегося по

законам оптики. Хотя имелся в виду лишь определенный круг фено-

менов, связанных с функцией одного из органов, объективно начи-

налась интеллектуальная революция, захватившая в дальнейшем всю

сферу психической деятельности, до самых высших ее проявлений

включительно.

 

Конечно, выяснить пути движения световых лучей в глазу, особен-

ности бинокулярного зрения и т. д. очень важно, чтобы объяснить ме-

ханизм возникновения визуального образа. Но какие основания ви-

деть в этом нечто большее, чем выяснение физических предпосылок

одной из разновидностей рецепции?

 

Независимо оттого, претендовали ли Ибн аль-Хайсам, Роджер Бэ-

кон и другие на это большее, входила ли в их замыслы общая рекон-

струкция исходных принципов для объяснения психических процес-

сов, они положили начало такой реконструкции. Опираясь на опти-

ку, они преодолевали телеологический способ объяснения. Движение

светового луча в физической среде зависит от свойств этой среды, а

не направляется заранее данной целью, как это предполагалось в от-

ношении движений, совершающихся в организме.

 

Работа глаза считалась образцом целесообразности. Вспомним, что

Аристотель видел в этой работе типичное выражение сущности жи-

вого тела как материи, организуемой и управляемой душой: "Если бы

глаз был лживым существом, душою его было бы зрение". Зрение,

 

которое ставилось в зависимость от законов оптики, переставало быть

"душой глаза" (в аристотелевской трактовке). Оно включалось в но-

вый причинный ряд, подчинялось физической, а не имманентно-би-

ологической необходимости.

 

В качестве выражения принципа необходимости издавна высту-

пали математические структуры и алгоритмы'.

 

Но сами по себе они недостаточны для детерминистского объяс-

нения природы, о чем свидетельствует история пифагорейцев и нео-

пифагорейцев, платоников и неоплатоников, школы, в которых обо-

жествление числа и геометрической формы уживалось с откровенной

мистикой. Картина радикально изменялась, когда математическая не-

обходимость становилась выражением закономерного хода вещей в

физическом мире, доступном наблюдению, измерению, эмпириче-

скому изучению, как непосредственному, так и использующему до-

полнительные средства (которые приобретали смысл орудий экспе-

римента, например оптические стекла).

 

Оптика и явилась той областью, где соединились математика и

опыт. Сочетание математики с экспериментом, ведя к крупным до-

стижениям в познании физического мира, вместе с тем преобразовы-

вало и структуру мышления. Новый способ мышления в естествозна-

нии изменял характер трактовки психических явлений. Он утверж-

дался первоначально на небольшом "пятачке", каковым являлась об-

ласть зрительных ощущений.

 

Но однажды утвердившись, этот способ, как более совершенный,

более адекватный природе явлений, уже не мог исчезнуть.

 

Возникший в эпоху научной революции

 

Механика и изменение XVII века образ природы как грандиозного

понятий о душе и теле механизма и преобразование понятия о ду-

ше (которая считалась движущим началом

 

жизнедеятельности) в понятие о сознании как прямом знании субъ-

екта о своих мыслях, желаниях и т. д. решительно изменили общую

трактовку психофизической проблемы.

 

Здесь необходимо подчеркнуть, что мыслителями этого периода

проблема, о которой идет речь, действительно рассматривалась как

отношение между психическими и физическими процессами с тем,

чтобы объяснить место психического (сознания, мышления) в мироз-

дании, в природе в целом. Лишь один мыслитель, а именно Декарт,

не ограничился анализом соотношений между сознанием и физиче-

ской природой, но попытался сочетать психофизическую проблему с

психофизиологической, с объяснением тех изменений, которые пре-

 

' Наши термины "алгебра" и "алгоритм" (как и ряд других), пришедшие из

арабоязычной науки, сохраняют память о непреходящем вкладе последней.

 

терпевают в организме физические процессы, подчиненные законам

механики, порождая "страсти души".

 

Впрочем, для этого Декарту пришлось покинуть область чисто фи-

зических явлений и спроектировать образ машины (то есть устрой-

ства, где законы механики действуют соответственно конструкции,

созданной человеком).

 

Гипотеза

психофизического

взаимодействия

 

Другие крупные мыслители эпохи представляли соотношение те-

лесного и духовного (психического) в "космических масштабах", не

предлагая продуктивных идей о своеобразных характеристиках жи-

вого тела (как продуцирующего психику устройства) в отличие от не-

органического. Поэтому в их учениях психофизическая проблема не

отграничивалась от психофизиологической.

Отнеся душу и тело к принципиально различным

областям бытия, Декарт попытался объяснить их

эмпирически очевидную связь посредством гипо-

тезы взаимодействия. Чтобы объяснить возмож-

ность взаимодействия этих двух субстанций, Де-

карт предположил, что в организме имеется орган, обеспечивающий

это взаимодействие, а именно так называемая шишковидная железа

(эпифиз), которая служит посредником между телом и сознанием

(см. выше). Эта железа, по Декарту, воспринимая движение "живот-

ных духов", в свою очередь способна благодаря колебанию (вызван-

ному акцией души) воздействовать на их чисто механическое тече-

ние. Декарт допускал, что, не создавая новых движений, душа может

изменять их направление, подобно тому как всадник способен изме-

нить поведение коня, которым он управляет. После того как Лейб-

ниц установил, что во всех находящихся в динамическом взаимодей-

ствии телах остается неизменным не только количество (сила), но и

направление движения, аргумент Декарта о способности души спон-

танно изменять направление движения оказался несовместимым с фи-

зическим знанием.

 

Реальность взаимодействия междудушой и телом была отвергнута

воспитанными на картезианском учении Спинозой, окказионалиста-

ми, Лейбницем. Спиноза приходит к материалистическому монизму,

Лейбниц - к идеалистическому плюрализму.

 

Признав атрибутивное (а не субстанциональное)

Новаторская различие между мышлением и протяжением и

версия Спинозы вместе с тем их нераздельность, Спиноза постули-

ровал: "Ни тело не может определять душу к мыш-

лению, ни душа не может определять тело ни к движению, ни к по-

кою, ни к чему-либо другому (если только есть что-нибудь другое?)'.

 

' Спиноза Б. Избр. произв. Т. 1. М., 1957, с. 457.

 

Убеждение в том, что тело движется или покоится под воздействи-

ем души, сложилось, согласно Спинозе, из-за незнания, к чему оно

способно так таковое, в силу одних только законов природы, рассмат-

риваемой исключительно в качестве телесной. Тем самым вскрывал-

ся один из гносеологических истоков веры в способность души про-

извольно управлять поведением тела, а именно незнание истинных

возможностей телесного устройства самого по себе.

 

"Когда люди говорят, - продолжает Спиноза, - что то или другое

действие тела берет свое начало от души, имеющей власть над телом,

они не знают, что говорят, и лишь в красивых словах сознаются, что

истинная причина этого действия им неизвестна и они нисколько это-

му не удивляются"'.

 

Эта атака на "красивые слова", подменяющие исследование ре-

альных причин, имела историческое значение. Она направляла на по-

иск действительных детерминант человеческого поведения, место ко-

торых в традиционных объяснениях занимала душа (сознание, мысль)

как первоисточник.

 

Акцентируя роль причинных факторов, присущихдеятельности те-

ла самого по себе, Спиноза вместе с тем отвергал тот взгляд на детер-

минацию психических процессов, который в дальнейшем получил имя

эпифеноменализма, учения отом, что психические явления -это при-

зрачные отблески телесных. Ведь психическое в качестве мышления

является, согласно Спинозе, таким же атрибутом материальной суб-

станции, как и протяженность. Потому, считая, что душа не опреде-

ляет тело к мышлению, Спиноза утверждал также, что и тело не мо-

жет определять душу к мышлению.

 

Чем был мотивирован этот вывод? Согласно Спинозе, он вытекал

из теоремы: "Всякий атрибут одной субстанции должен быть пред-

ставлен сам через себя"".

 

А то, что справедливо в отношении атрибутов, то справедливо и в

отношении модусов, то есть всего многообразия единичного, кото-

рое соответствует тому или иному атрибуту: модусы одного не заклю-

чают в себе модусов другого.

 

Душа как вещь мыслящая и тело как та же самая вещь, но рассмат-

риваемая в атрибуте протяженности, не могут определять друг друга

(взаимодействовать) не в силу своего раздельного бытия, а в силу

включенности в один и тот же порядок природы.

 

И душа и тело определяются одними и теми же причинами. Как

же они могут оказывать причинное влияние друг на друга?

 

' Там же, с. 458-459.

" Там же, с. 367.

 

 

Вопрос о спинозистской трактовке психофизической проблемы

нуждается в специальном анализе. Ошибочным, по нашему мнению,

является взгляд тех ученых, которые, справедливо отклоняя версию о

Спинозе как стороннике (и даже родоначальнике) психофизическо-

го параллелизма, представляют его в качестве сторонника психофи-

зического взаимодействия.

 

В действительности Спиноза выдвинул чрезвычайно глубокую,

оставшуюся во многом непонятой не только его, но и нашими совре-

менниками идею о том, что имеется лишь одна "причинная цепь",

одна закономерность и необходимость, один и тот же "порядок" и

для вещей (включая такую вещь, как тело), и для идей. Затруднения

возникают тогда, когда спинозистская трактовка психофизической

проблемы (вопроса о соотношении психического с природой, физи-

ческим миром в целом) переводится на язык психофизиологической

проблемы (вопроса о соотношении психических процессов с физио-

логическими, нервными). Тогда-то и начинаются поиски корреляций

между индивидуальной душой и индивидуальным телом вне всеоб-

щей, универсальной закономерности, которой неотвратимо подчи-

нены и одно и другое, включенные в одну и ту же причинную цепь.

 

Знаменитая 7-я теорема 2-й части "Этики" "Порядок и связь идей

те же, что порядок и связь вещей" означала, что связи в мышлении и

пространстве по своему объективному причинному основанию тож-


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.077 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>