51.
Уже знакомое нам по прошлым событиям, высокое мрачное тюремное здание, обнесенное сплошным забором и колючей проволокой. Узкие окошки, сплошь обнесенные решеткой, придавали общему виду какой-то зловещий, мистический оттенок. В этот зимний, ненастный день, тюрьма особенно выделялась на фоне белоснежного снега и тишины: расположенная на окраине большого города, спрятанная от глаз людских, она таила в себе нечто чудовищное, страшное, о чем знали лишь немногие, посвященные в секретные дела учреждения.
В который раз за эту неделю к воротам подъезжал воронок с иностранными гостями, пронесся по пустой, окружной дороге, он и сейчас. Завернув за угол строения, автомобиль остановился на заднем дворе, у проклятой двери, ведущей в подвальное помещение. Именно в подвале разрослись владения зловещих лабораторий, в которых теперь трудились не только советские ученые, но и немцы.
По узкому, тускло освещенному, длинному коридору шла группа человек. Во главе ее ступал профессор Вальтер фон Криг, человек с каменным сердцем и холодным рассудком, он завоевал признание на поприще мировой науки и ненависть простых людей, отличаясь изощренной жестокостью и беспринципностью, он стал незаменимым орудием в руках советов, более всего ценивших таких ученых, не останавливающихся не перед чем, ради достижения своей цели. Ему не было чуть больше тридцати, всегда держащийся с подчеркнутой вежливостью и чопорной самоуверенностью он притягивал к себе внимание одних и отталкивал других, на интуитивном уровне улавливающих токи зла, исходящие от него. Внешне, идеально сложенный, с безукоризненными, норманнскими чертами лица, с по орлиному, острым взглядом слегка прищуренных глаз, этот молодой мужчина напоминал совершенную скульптуру… скульптуру без души, мраморную, ледяную и пустую внутри. Происходил Вольтер из знатного рода. Семья, как ни странно, при больших деньгах старалась жить добрыми целями и не ставила материальное богатство выше всего, напротив, глава семейства всегда старался помогать обездоленным, защищать обиженных, мать Вальтера была женщиной мягкой, тихой, кроткой, эти же качества, которыми обладали сами, родители старались привить единственному сыну. Но уже с детства Вальтер проявил совсем другие рвения. Он мог с ужасающим азартом следить, как собака травит зайцев, мальчишка без капли жалости взирал на чужие страдания, причем без разницы, животного ли, человека ли. А после, уже юношей Вальтер и вовсе покинул отчий дом, забыв о нем навсегда, с головой уйдя в науку и политику, причем выбирая к этому пути не самые лучшие. Недавно ему поступило предложение возглавить научный центр на территории послереволюционной России, и мужчина с радостью принял это предложение.
Здесь Вальтер Криг чувствовал себя, как дома, он трудился в лаборатории над своим новым проектом уже три месяца и знал каждый уголок этого подвального помещения. Получивший широкие полномочия, Вальтер сейчас знакомил своих немецких коллег, видных ученых в разных областях деятельности, с бытом и особенностями лабораторного комплекса.
- Здесь мы занимаемся изучением влияния на человеческое подсознание. – Ровным, бесстрастным, как у робота голосом, негромко продекламировал фон Криг. – Это, наверное, самый интересный блок, пойдемте, посмотрим. Блок делится на несколько частей, в каждой из которых проходят свои исследования. Стоит отметить, коллеги, что медики делают просто потрясающие открытия.
Профессор подвел группу к первой двери. Достав из нагрудного кармана толстую связку ключей, он быстрым движением тюремщика отпер ее. На мгновение от его старинного перстня, надетого на указательный палец, отразился калейдоскоп причудливых бликов. Дверь с протяжным стоном открылась, и группа оказалась в небольшом, ярко освещенном коридоре. Отсюда шло несколько направлений в разные боксы, также запертые мощными, звуконепроницаемыми дверьми.
- Для начала, войдемте, сюда.
Фон Криг с привычной учтивостью, пригласил своих гостей в правый бокс. Открыв кипельно белую дверь, они очутились перед еще одной дверью. За ней уже десять дней томились люди, ставшие подопытными мышами. Бокс охранял конвой, состоящий из восьми человек, в соседнем кабинете находился медперсонал, который отмечал малейшие перемены в состоянии подопытных «экспонатов», и по мере надобности испытания, вносил коррективы, выполняя директивы главных научных сотрудников.
- Иван Петрович, - позвал сидящего в глубине кабинета молодого врача фон Криг, - подойдите сюда, пожалуйста, ознакомьте наших коллег с предметом нашего испытания.
Из кабинета вышел невысокого роста, не по годам взросло выглядевший, начинающий потихоньку лысеть и оплывать, молодой человек. Цепким взглядом пустых, водянисто-голубых глаз, он окинул присутствующих.
- По-моему, там происходит что-то демоническое, - без каких-либо эмоций провозгласил он, - мы пока не заходим к ним, мало ли что, но с сегодняшнего дня, материал ведет себя не так, как мы предполагали.
Да. Такие медики называют живых людей материалом. К большой беде и спустя десятилетия, некоторые из них сохранят тот же лексикон, не понимая, что в таком случае и они сами тоже…материал.
- Ну что же, посмотрим, что там творится, - так же пугающе ровно, вынес вердикт фон Криг, повернувшись к группе, - Спешу рассказать вам, мои друзья, здесь проводится разработка уникального газа. В последствии, если нам всё же удастся изучить все его свойства и управлять ими, мы планируем применять этот газ в военных целях, создав, таким образом, идеального солдата, бесстрашного, быстрого, энергичного, не нуждающегося ни в сне, ни в пище. Иван Петрович, принесите, пожалуйста, записи, которые вы делали в течение этих дней эксперимента.
Врач метнулся вглубь кабинета и уже спустя пару секунд вернулся с объемной папкой, которую Вальтер взял с бережной осторожностью. Она представляла для него намного большую ценность, нежели жизни человеческие.
- На первом этапе, - открывая папку для прочтения, как и всегда тихо, вкрадчиво, начал свою вступительную речь Вальтер, - пять испытуемых были помещены в герметичный бокс, заполненный газом Х. Согласно предварительным заключениям, газ должен был лишить их возможности засыпать, ведь именно на сон солдаты тратят столько драгоценного времени. Кроме того, они должны были стать быстрее, сильнее, выносливее. Но, как можно предположить, это качество обретается ненадолго. Скорее всего, выработав все ресурсы, тело умирает. Нам нужно было узнать, сколько продолжается это время выработки, и по возможности, увеличить его по максимуму. Спустя десять суток, за которые никто из испытуемых так и не заснул (что уже положительно и подтверждает первоначальную теорию), наши подопечные впали в какое-то странное состояние ступора. И здесь наши расчеты несколько разошлись с реальностью. Так… сейчас я прогляжу данные, полученные за сегодня….
На минуту профессор замолчал, с увлечением погрузившись в чтение.
- Странно… очень странно. Вы, профессор Козлов, отмечаете, что в восьмом часу утра подопечные начали отчаянно кричать. Насколько отчаянно? И что они хотели?
Молодой врач на мгновение переменился в лице, но быстро совладал со своими переживаниями, приняв вновь бесстрастное выражение.
- Да там такое творилось. Мы не рискнули без вас заходить туда. Сначала начал кричать первый. Просто, на одной ноте, истошно, дико, как раненный зверь. Мы могли наблюдать за происходящим лишь через иллюминатор. Удивительно, что остальные, казалось, не слышали его, они, раскачиваясь из стороны в сторону, смотрели перед собой. Потом, резко подскочил второй и начал кричать точно также, как и первый, затем в вакханалию пустились все. Попеременно объекты успокаивались, но лишь для того, чтобы сорваться на еще более жуткую эмоциональную вспышку. Потом еще хуже. Они начали вырывать у себя клочья волос, мяса даже, биться о стены. Это было, скажу вам, очень страшно. Мы попытались воздействовать на них через микрофон, объявив, что, если они не успокоятся, будут застрелены, но объекты не обратили на голос никакого внимания. Сейчас они опять замолчали и впали в ступор. Что будет дальше – не могу предположить, теория разнится с практикой.
- Ну что же, и такое встречается. Надо посмотреть. Приготовьте, на всякий случай, снотворное, - обращаясь к конвою, - будьте начеку.
Одев белые халаты и бахилы, закрепив респираторы, медики вступили в бокс.
В боксе на холодном, цементном полу сидели люди. Когда фон Криг вступил в помещение, никто не шелохнулся. Лица заключенных были перекошены гримасой боли и безумия, зрачки, неестественно расширены, кулаки стерты в кровь, с такой яростью они бились о стены. Фон Криг указал на оцепеневших людей и тоном экскурсовода продекламировал:
- Это побочное действие препарата. Нам нужно суметь устранить его, а с этими… скорее всего от них уже не будет толку. Материал израсходовал свой полезный потенциал. Иван Петрович, позаботьтесь, чтобы к вечеру была поставлена новая партия экспонатов. Я, кажется, понял в чем причина такого поведения и догадываюсь, как значительно увеличить срок действия препарата. Хотя конечный результат, как я полагаю, в любом случае будет плачевный. Но что поделать. Война требует жертв, и порой стоит пожертвовать одной, другой тысячей солдат, чтобы выполнить задачу. Наверху меня полностью поддержали.
Фон Криг подошел к одному из заключенных, чтобы проверить зрачки. Он нагнулся и посветил маленьким фонариком в глаза обезображенному чудовищной гримасой настигающего сумасшествия пожилому человеку. Первую секунду никакой реакции не последовало, но когда фон Криг уже убрал фонарик и собирался подойти к другому заключенному, тот внезапно сорвался со своего места и с остервенелой яростью, не свойственной человеку, напал на профессора. Он так мгновенно вцепился в горло Вальтера, что тот не успел даже среагировать. Через мгновение, все пятеро последовали примеру первого и выбрали из присутствующих себе противников. Начался хаос, крик, шум. Конвой пытался оттащить обезумевших арестантов от медиков, но это было безуспешно. Фон Криг потерял сознание, но нападающий продолжал душить его. Охрана применила оружие, но оно не подействовало на взбесившихся людей. Прогремел выстрел, второй, третий. Пули изрешечивали тела заключенных, но они от этого становились еще сильнее и энергичнее и будто бы совершенно не чувствовали боли. Первый, удостоверившись, что фон Криг уже не шевелится, отбросил его, как ненужную игрушку и повернулся к охраннику, который выпустил в него пять пуль. По дикому выражению лица арестанта было ясно, что это мгновение для охранника с пистолетом – последнее. Он попытался убежать, но не успел. Мощным ударом заключенный сшиб его с ног.
- Что делать? Что же это такое? Как их остановить???!
Находясь на грани отчаяния, кричали еще совсем недавно такие чопорные и самовлюбленные немцы, кричал советский ученый, Иван Петрович, кричал конвой. Пятнадцать человек не могли утихомирить пятерых, и по всему было видно, что и целая рота не справилась бы с такой энергией.
Когда накал страстей достиг своего апогея, неожиданно пришел в себя, забытый дерущимися фон Криг. Он уже решил, что сделает в этой ситуации. Хрипя и держась за разодранное ногтями того человека, окровавленное горло, Вальтер пополз к выходу и быстро закрыл дверь. Повернув четыре раза по часовой стрелке колесо, установленное на двери, он с удовлетворением услышал знакомое шипение заполняющего камеру газа. Это уже был не газ Х, а смертоносный газ, который после применят для подавления восстаний. Минута и возня в боксе прекратилась. Фон Криг решил пожертвовать не только заключенными, но и своими коллегами, спасение которых, как посчитал профессор, было уже бесполезным занятием: большинство уже были мертвы, остальных же было невозможно вырвать из клещей напавших.
- Нужно доработать формулу. – Это всё, что только и сказал фон Криг, только этим сейчас и был занят его мозг.
52.
Сережа Громов с грустью сидел у распахнутого окна. В доме было на удивление тихо. В этот день, день его рождения, все разбрелись по своим делам, чему мальчик был несказанно рад, ведь здесь он был совершенно не нужен. Шура, сестра матери, с брезгливостью посматривала на парнишку, и только еще дотлевавшие человеческие чувства долга и родства, еще вынуждали женщину оставлять племянника в доме, но темная сторона ее души заставляла измываться над ним, как над виновником всех бед. Супруг Шуры, Семен и вовсе возненавидел Сережку, который до боли напоминал ему его собственного отца и в особенности, бабушку, таких кротких, таких кристально честных и порядочных, а порядочность Семен на дух не выносил, так как сам таковым не являлся. Нейтральную позицию заняла Светка, избалованная до нельзя, но в принципе, не плохая девчушка, которая при хорошей воспитании могла бы стать вполне сносным человеком, но пока имела лишь негативные примеры перед глазами, которым старалась соответствовать. С одной стороны Светке было жаль двоюродного младшего брата, с другой… какое ей дело до чувств какого-то мальчишки, без которого они итак жили нормально. Нормально… но не хорошо.
Вот почему Сережа в этот час наслаждался тишиной и покоем. Ближе к ночи должны были прийти все: Шура с завода, уставшая и озлобленная, Семен от друзей, как всегда пьяный и дурной, Светка от подружек, в последнее время такая задумчивая и скрытная.
- Эх, была не была, пойду по городу пройдусь. Чего мне тут сидеть то! – Решил для себя Сережа и, быстро одевшись, выбежал во двор.
На улице стоял чудный зимний день. Снег еле слышно похрустывал под ногами. Легкий морозец несильно щипал лицо. Укрыв быстро озябшие руки в рукава потертой курточки, которая уже стала изрядно мала, Сережка поспешил вперед. Эту улицу он уже знал хорошо и поэтому мог смело брать новые высоты, осваивать новые горизонты. Но не успел мальчик выйти за поворот, как ему на дороге попалась их соседка с первого этажа, молодая учительница, Анна Сергеевна. Девушка сурово посмотрела на одинокого ребенка и спросила:
- А почему же ты один по улицам гуляешь? Неужели никто из взрослых не следит за тобой, не заботится о тебе? И куртка на распашку! Так ведь и заболеть не долго! А ну, пойдем ко мне, я тебя покормлю, как раз моя мама что-то приготовить должна была.
Сережа задумался. Он был голоден, даже очень, со вчерашнего утра ничего не ел, так как Семен, как всегда был пьян и агрессивен и занял на весь день кухню, празднуя со своими дружками очередное, только им понятное, событие. Шура пришла поздно, и ей всё было всё равно. Светка и вовсе теперь старалась не попадаться никому на глаза, какая-то черная дума пудовым грузом лежала на ее очерствелом сердце. Поэтому мальчик, еще раз взглянув исподлобья на эту такую необыкновенную красивую рыжеволосую девушку, похожую на добрую волшебницу из сказки, утвердительно кивнул головой.
- Ну, вот это правильно, - улыбнулась Анна Сергеевна, - а у меня сегодня день рожденья.
- Да вы что! А у меня тоже!
- О, поздравляю.
- Я вас тоже поздравляю! Мне 7 лет исполнилось. А сколько вам?
Анна немножко запнулась, цифра 24 пугала ее, казалось, что жизнь уже прошла мимо, а радости, долгожданного счастья и любви, почему-то и не было в ней.
- Да, сколько бы ни было, все мои, - шуткой ответила Анна и, потрепав задумавшегося мальчишку по загривку, повела его домой.
В небольшой, но аккуратно обставленной квартирке вкусно пахло чем-то печеным. Мама Анны, Валентина Григорьевна, чуть ли не весь год копила деньжат, чтобы сейчас побаловать свою дорогую дочку и всех ее друзей, которые вот-вот должны были прийти большой компанией, чем-нибудь съедобным, что было возможно по этому такому неспокойному, тяжелому, голодному времени.
- Мама, а вот и первый гость, знакомься, это наш маленький сосед сверху. Он сегодня тоже именинник.
Валентина Григорьевна быстро вышла из кухни. Помахивая хлопчатобумажным полотенцем, вся разрумяненная и какая-то, просветленная, она улыбалась, глядя на скромно вставшего посреди прихожей мальчика.
- Ну, заходи, раз пожаловал, будь, как дома.
Сережа осторожно, боясь, как бы расстеленный старенький ковер не укусил его, сделал шаг в комнату. Потом также осторожно присел на краешек дивана. Пока он делал эти передвижения, бабушка уже накрыла на стол и перед ним лежала тарелка с лепешками. Стол был скромен, даже очень, но та забота, искренность и доброта, которой была пропитана вся атмосфера этой квартиры, восполняла недостаток яств. Впервые за долгое время Сережа почувствовал себя дома. Вспомнились родители. На душе стало тоскливо. Несколько дней назад Сережа случайно подслушал разговор Шуры и Степана, в котором она с брезгливостью рассказывала о судьбе, постигшей деревню Покровку, в том числе и его родителей. Тогда мальчик проплакал целую неделю, не выходя из комнаты. После с большим трудом он попытался свыкнуться с горем, но невосполнимая брешь была нанесена в его сердце. Теперь же что-то теплое, уже забытое, пробиралось в его озябшую детскую душу.
- Это всё мне? – Удивился он.
- Ну, конечно! А то вон, какой тощий, не кормят они тебя что ли.
Валентина Григорьевна не стала слушать протестов застеснявшегося мальчишки и упорхнула вновь на кухню. Потихоньку стали подходить гости, друзья Анны.
53.
День прошел на удивление шумно и весело. Но вечер, подкравшийся незаметно, принес с собой тяжесть усталости и безнадежной меланхолии. В последнее время Анна все чаще стала впадать в какое-то пространное, апатичное состояние. На людях она старалась всегда быть веселой, всем заинтересованной, кроткой и милой, да такой она и была на самом деле. Но, когда оставалась одна, наедине со своим одиночеством, то беззаботная улыбка покидала ее красивое, точеное лицо, и вселенская грусть оживала в глазах. Так она сидела у окна часами, сама не замечая, как проходит время. И всё думала, думала, думала. О прошлом, о настоящем, о будущем. Иногда это будущее рисовалось в радужных красках, всё же оптимизм молодости вселял надежду, что не может быть всегда плохо, после зимы ведь приходит весна, а после ночи утро. Но чаще это будущее, причем как всей страны, так и ее личное, отражалось в кривых зеркалах, и там девушка не видела ничего хорошего. Стал теряться смысл жизни, смысл всего. Любви на Земле Анна не нашла, и, быть может, поэтому теперь теряла всяческий интерес к земному. Вроде бы и друзей много, и людей на планете много, а найти одного, своего, настолько сложно, что порой кажется, и вовсе невыполнимой задачей, особенно, если ищешь нечто настоящее, чтобы на всю жизнь, чтобы не как говорят в народе, «стерпится, слюбится», а сердце билось в бешеном ритме, чтобы говорить об одном, дышать об одном, чтобы даже молчание не становилось тягостным, а выражало мысли и чувства каждого, чтобы никогда и ни на кого, ни ей, ни ему и смотреть не хотелось, чтобы…. Да что говорить! Всё равно ничего этого не было. А то, что было рядом – всё не то. Уже который год за Анной ухаживал неплохой паренек, он тоже мечтал посвятить свою жизнь педагогике. Но его девушка воспринимала только, как друга, и не более того. Он понимал это, и обижался, но сделать что-либо, изменить что-либо и заставить Анну посмотреть на него другими глазами, не мог. И уйти от нее не мог тоже.
Часы пробили полночь. Из-за темных туч выглянула бледная полнолицая луна. Всмотревшись в этот удивительный лик, Анна все же заставила себя лечь и уснуть. Завтра нужно было рано вставать, на работу. Всю ночь Анне снились кошмары. Некто пытался задушить ее длинными, костлявыми руками. Внешности палача Анна не видела, но запомнила диковинный, дорогой перстень в виде змеи на его указательном пальце.
Утро Анна встретила измотанной донельзя. Сил начинать день не было совершенно, но, превозмогая себя, девушка поднялась с постели, привела себя в порядок и пошла на работу, в школу, которая прежде функционировала в обычном порядке, а сейчас становилась, то плацдармом для политических дебатов большевиков, то концертным залом, где проводились агитационные мероприятия, то еще чем угодно, но только не школой. В перерывах между этими многочисленными событиями, учителя пытались научить чему-то оголодавших, одичавших детей. В таких нечеловеческих условиях выполнить эту задачу было практически невозможно.
- Мама, я ушла, - предупредила Анна Валентину Григорьевну, которая тоже собиралась на работу, она трудилась на зернохранилище, кладовщицей.
- Давай, доченька, до вечера.
Анна вышла на улицу. Утро было на удивление морозным, аж дыхание перехватывало. Спустя пару секунд девушка поняла, что безнадежно замерзла, руки, без рукавичек превратились в две закоченевшие ледышки, лицо раскраснелось и стало неприятно щипать. Но девушка привыкла ко всем тяготам этой жизни, поэтому только ускорила шаг, надеясь в быстрой ходьбе как-то, пусть если и не согреться, то хотя бы, не замерзнуть. Она мотала километры по-мужски размашистым шагом, до школы оставалось совсем ничего, только дорогу перейти. Обычно такая тихая, особенно по утрам, дорога не являлась для девушки препятствием, и Анна, не посмотрев по сторонам, пошла напролом. Но именно в этот момент, из-за угла выворачивал на приличной для тех лет скорости автомобиль. Такая редкость для этого города, он выделялся, как белая ворона среди темноты леса. Водитель, полусонный, полупьяный, тоже надеялся, что дорога будет пуста, и не сразу заметил девушку. Визг тормозов, крик испуга и боли, удар. Анна упала, оглушенная столкновением.
- Идиот! – Крикнул пассажир перепуганному до полусмерти водителю. – Ты когда на дорогу смотреть будешь?!
Водитель и разгневанный человек выбежали из машины. Водитель, молодой еще парнишка, лет девятнадцати-двадцати, с добродушным круглым лицом, сейчас походил на маленького, затравленного сурка. Вжавшись в тоненькую курточку, он всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытался привести в чувство пострадавшую. Подоспевший вскоре пассажир, высокий мужчина лет тридцати со светлыми, зачесанными назад, немного удлиненными волосами, сурово созерцал эту картину. В итоге поняв, что от парнишки толка нет, он грубо оттолкнул его и склонился над девушкой, проверить, насколько серьезны повреждения. В его быстрых движениях прослеживалось что-то нечеловеческое, со стороны, глядя на этого молодого мужчину можно было подумать, что это робот, идеально красивый и отпугивающий одновременно, вежливый и холодный, заботливый и безразличный ко всему на свете.
Анна открыла глаза. Обморок был вызван скорее испугом, неожиданностью, нежели сотрясением или другими повреждениями. Вот только правая нога болела нещадно. Девушка попыталась подняться и не смогла. Сморщившись от боли, она вновь осела на землю.
- Либо вывих, либо перелом. – Констатировал факт мужчина-робот. – Нужно срочно госпитализировать.
- Какой там госпитализировать, - возмутилась Анна, - мне на работу надо. Да и кто в наше время будет лечит какую-то бедную девушку с какой-то ногой? Вон, люди миллионами гибнут, никто к ним не подходит, а тут…. Справлюсь сама. Сама виновата, нужно было смотреть по сторонам.
На мгновение ее взгляд встретился с орлиным, немного прищуренным взглядом мужчины, отчего девушка, сама не зная отчего, впала в какой-то ступор. Всегда такая смелая, энергичная, спокойная, она чувствовала себя крохотной мышкой перед удавом. Не в силах отвести взор, Анна всматривалась в сверкающие необъяснимым огоньком серые глаза незнакомца.
- Вы думаете, мы оставим вас, вот так, на дороге, ждать своей участи? Ничего подобного. Это наша вина в первую очередь, поэтому я беру на себя всю ответственность за ваше здоровье. А с вашей работой мы разберемся, можете не переживать.
Анна растерялась. Идти самостоятельно она теперь действительно не могла, но и принимать помощь от неизвестных ей людей, тоже не хотелось. Что же делать?
Но не успела девушка принять решение, как этот странный мужчина подхватил ее на руки, словно пушинку и бережно, будто хрустальную вазу, уложил на заднее кресло автомобиля.
- Как звать вас хоть? – Пытаясь разрядить атмосферу, спросила Анна.
- Зовите меня просто, Вальтер.
54.
Франция. Март-апрель 1920 г.
После странного вторжения неизвестных в дом Жан Поля, профессор стал еще более задумчивым и замкнутым. Все чаще он хватался за сердце и пил безостановочно прописанные врачом капли, только вот они не помогали совершенно. Жан Поль понимал, что после первого нападение будет второе, еще более серьезное, и нужно в срочном порядке что-то решать, придумывать, уезжать, скорее всего, как можно дальше от города, из страны, чтобы затерялись его следы и его дочери, и так переждать необходимое время, пока не станет вновь спокойно. Только вот…будет ли когда еще в мире спокойно? Вот в чем вопрос.
Тех негодяев, которых обезвредил Дмитрий, после забрал отряд вызванных Жан Полем жандармов. Их посадили за шпионство на долгий срок, но получить какую-либо информацию от них жандармам так и не удалось. Методами советского террора французы все-таки не пользовались, и, поняв это, шпионы почувствовали себя вне опасности. У себя на родине, за провал задания их ждал бы, по меньшей степени, расстрел. По большей… смерть долгая и мучительная. А здесь они даже чувствовали себя вполне сносно, не комфортно, конечно, но и не как лагерники советских Соловков, которые уже поглотили тысячи тысяч безвинных людей.
Дмитрий более в доме профессора не появлялся, понимал, что его пока не смогут принять, ни Мишель, ни ее отец. Зато снова стал приходить Люк, окрепший после полученного ранения.
Мишель, узнав о произошедшем, сразу же кинулась искать своего друга по всему городу. Она рассказала всё его отцу, профессору Шору, и уже все вместе они начали розыск Люка. Только спустя два дня, подключив всю жандармерию города, им удалось найти адрес тех людей, которые спасли его жизнь. Люк как раз едва пришел в сознание и был несказанно обрадован, когда услышал знакомый и такой родной голос Мишель. Он еще не мог вставать с постели, так как только недавно миновал кризис, но любовь творит чудеса. Уже на следующий день, мужчина чувствовал себя практически здоровым и смог покинуть дом своих благодетелей, которые настолько прикипели душой к этому такому улыбчивому, искреннему французу, что и отпускать его не хотели. У пожилой супружеской пары не было детей, и в Люке они видели, если не сына, то родного по духу человека. Расстались они друзьями, и спустя годы, Люк еще не раз поможет им во многом.
Люк не стал рассказывать Мишель подробности драки и ту фразу, которую Дмитрий бросил ему в конце, и хоть Мишель, растревоженная закидывала его сотнями вопросов, он уводил тему в другую сторону. Любимая девушка была рядом, он по-прежнему жив, живы все, кого он любит – чего еще желать?
Утро начиналось несказанно хорошо. Встав пораньше, чтобы привести все дела в порядок и разобраться с новыми чертежами до того, как настанет час видеться с Мишель, Люк сидел в высоком плетеном кресле на веранде, перебирая толстую папку с бумагами. Теплый апрельский ветерок шаловливо растрепывал его черные, как смоль, волосы, но молодой человек не замечал этого, настолько погрузился он в работу. Вокруг расцветал дивный яблоневый сад, и сладкий аромат, исходящий от цветов, кружил голову, опьяняя, чаруя. Воздух, кажется, сотканный из самой жизни, вливал в легкие энергию, радость, надежду, а птицы, с радостным щебетом и переливами, встречающие весну, пробуждали в душе что-то новое, чистое, прекрасное. Но не эти звуки апреля вывели Люка из забвения, а громкий окрик до боли знакомого, но уже подзабытого голоса.
- Эй, привет! Мой друг дорогой!
Мужчина встрепенулся. В столь ранний час он уж точно не рассчитывал, что кто-то потревожит его покой. Люк поднял взор и аж подпрыгнул от изумления. Перед ним стояла Паула, знойная брюнетка, девушка, с которой он познакомился во время поездки в Италию. Слишком энергичная, эмоциональная, неординарная, она в начале их знакомства привлекла его внимание, но вскоре отпугнула этими же качествами. В умеренной дозе экспрессия характера – это интересно, но в передозировке – это катастрофа в юбке. К сожалению, Люк понял, что они слишком разные, не сразу, где-то через месяц, за который успел наговорить сгоряча множество разных глупостей, которые для него самого не значили ровным счетом ничего, а для итальянской красавицы, привыкшей к повышенному вниманию к ней со стороны представителей мужского пола, значило многое. Она была уверена, что ей, знаменитой на всю страну певице нельзя говорить о любви, так, мимоходом, чтобы выгнать из души мысли о другой. А именно так и обстояло дело. Люк, озлобившийся на дерзкие выходки Мишель, сначала пытался найти утешение в работе, потом в спиртном, но зеленого змия мужчина победил быстро. После он с еще большей страстью бросился в учебу и работу, в момент, когда ему было особенно одиноко и тоскливо, на его пути встретилась Паула. Тогда она показалась молодому человеку лучиком света в темной царстве. Веселая, позитивная, всегда имеющая в своей голове массу безумных задумок, которые превращают обыденную жизнь в феерию красок, в праздник, Паула увлекла Люка и заставила его посмотреть на жизнь с другой, более оптимистичной стороны. Она вернула его к жизни, но теперь…. Теперь он был благодарен Пауле за всё, только вот видеть ее у себя дома совсем не хотел. Скоро должна была прийти Мишель, Люк с отцом ждали ее в гости….
- Здравствуй, Паула, - смущенно поднялся со своего места Люк, - какими судьбами? Хорошо выглядишь.
- Спасибо, - кокетливо поправляя длинные локоны, проворковала девушка, - а приехала я по очень понятной причине....
Паула многозначительно посмотрела на своего друга. На мгновение повисла тяжелая пауза, за которую в голове Люка пронеслась сотня самых нереальных мыслей, которые он всеми способами старался отогнать подальше.
- Ты не понимаешь, почему я приехала к тебе, в другую страну, бросив все свои дела, работу, друзей, дом?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |