слать нас на баррикады, недостаточно сказать: <Пролетарии всех
стран, соединяйтесь! После революции вы будете страдать только
от необходимого подавления>. Вместо этого вы должны сказать:
<Пролетарии всех стран, соединяйтесь! После революции вы бу-
дете свободными!> И его фантазии, его мечты об абсолютной
свободе будут настолько неизбежными, насколько и невыполни-
мыми.
Революционная роль негативных, оппозиционных установок,
нашедших свое выражение в искусстве, состоит именно в высво-
бождении подавленных желаний для оказания сопротивления
необходимым подавлениям внутри нас и, следовательно, для того
чтобы <подливать масла в огонь> в борьбе против дополнительно-
го подавления. Артистический образ подавления необходим и
иллюзорен. Отдельное выступление против существующего по-
рядка эстетических канонов ничего не решает. В некоторых слу-
чаях одно <чертыхание> будет иметь такой же эффект, как всеоб-
щее обнажение в другом. Смысл в том, что независимо от того,
что именно разрешается, остается и подавленное удовольствие,
которое отрицается, и стремление открыто выразить его. Борь-
ба всегда возникает по поводу отдельного артистического пра-
вила, которое отвергается, но в действительности - сводится
к существованию (утверждению) самого подавления. В случае
успешного восстания влияние дополнительного подавления
уменьшается, но участники воспринимают этот успех как по-
ражение, поскольку надежда на полное освобождение рано
или поздно покидает их.
Общественные функции искусства, таким образом, состоят в
том, чтобы сохранить то, что Маркузе называет трансценденцией.
Под трансценденцией он понимает не выход из этого космичес-
кого мира времени и вещей в высший, вечный мир форм или
идеальных сущностей, как это было бы у Платона или Вордсвор-
та, а скорее воображаемый скачок за пределы данного социально-
го мира со всеми его подавлениями, угнетениями и ориентиро-
ванными на реальность жертвами. Это означает переход к кон-
цепции возможной будущей социальной организации, в которой
освобождена часть подавленной чувственной энергии. Тем са-
мым, по заявлению Маркузе, искусство, добавляя к нашему
существованию второе <измерение>, помогает нам избежать
одномерности данного общества. Но в задачи искусства не
входит проектирование будущего. Оно должно лишь поддер-
живать те подавленные мечты о свободе и удовлетворении,
энергия которых, заблокированная, но не исчезнувшая, будет
питать революции, уменьшающие дополнительное подавление
и тем самым приближающие состояние подлинного человечес-
кого счастья.
Посмотрим в этом последнем отрывке данной главы, что
Маркузе говорит об <отрицательной> функции великого искусст-
ва. Я думаю, что, несмотря на трудность философского языка, вы
сможете увидеть в нем некоторые из тех проблем, которые мы
обсуждали на протяжении последних страниц.
Достижения и неудачи этого общества делают его высшую форму
культуры недействительной. Превозношение автономии индивида,
гуманизма, трагической и романтической любви появляется как иде-
ал прошедшего этапа развития. То, что происходит сейчас, является
не деградацией высокой культуры в культуру массовую, а опроверже-
нием этой культуры реальностью. Реальность превосходит свою куль-
туру. Сегодняшний человек может сделать больше, чем герои культу-
ры и полубоги; он решает множество неразрешимых проблем. Но он
также предает надежду и разрушает истину, которые сохранились в
сублимациях высокой культуры. Разумеется, высокая культура всегда
находилась в противоречии с социальной реальностью, и лишь
привилегированное меньшинство пользовалось ее благосклоннос-
тью и представляло ее идеалы. Две антагонистические сферы об-
щества всегда сосуществуют; высокая культура всегда приспосаб-
ливается, в то время как реальность редко нарушается ее идеала-
ми и ее истиной.
Новая черта сегодняшних дней заключается в выравнивании ан-
тагонизма между культурой и социальной реальностью с помощью
уничтожения оппозиционных, инородных и трансцендентных эле-
ментов в высокой культуре, силой которых образовывалось другое
измерение реальности. Такая ликвидация двухмерной культуры проис-
ходит не путем отрицания и отвергания <культурных ценностей>, а
через полное включение их в существующий порядок, через их реп-
родукцию и распространение в массовых масштабах...
В противоположность концепции Маркса, где показывается
отношение человека к себе и своей работе в капиталистическом
обществе, отчуждение искусства является сознательной транс-
ценденцией отчужденного существования - <высшей ступенью>
или опосредованным отчуждением. Конфликт с миром прогрес-
са, отрицание порядка в бизнесе, антибуржуазные элементы в
буржуазной литературе и искусстве не являются ни эстетическим
принижением этого порядка, ни романтической реакцией - нос-
тальгическим освещением исчезающей стадии цивилизации. <Ро-
мантик> - это термин снисходительной клеветы, которая часто
применяется в пренебрежительном отношении к авангардным
проявлениям, позициям, так же как термин <декадент> гораздо
чаще осуждает подлинно прогрессивные черты умирающей куль-
туры, чем действительные факторы упадка. Традиционные черты
отчуждения искусства действительно настолько романтичны, на-
сколько они эстетически несовместимы с развивающимся обще-
ством. Несовместимость - символ их истинности. Что они
вспоминают и сохраняют в памяти для будущего: образы удо-
вольствия, которое могло бы раствориться в обществе, сдержива-
ющем их...
Напряжение между действительным и возможным переходит в
неразрешимый конфликт, примирение в котором наступает благода-
ря произведению как форме: красота как <promesse de bonheur> (обе-
щание счастья - фр.). В форме произведения действительные обсто-
ятельства помещаются в другое измерение, где данная реальность
показывает себя как она есть. Таким образом она говорит правду о
себе; ее язык перестает быть таковым из-за обмана, невежества и
покорности. Беллетристика называет вещи своими именами, и их
господство разрушается; беллетристика ниспровергает ежедневный
опыт и выставляет его в искаженном и ложном виде. Но искусство
обладает этой волшебной силой - лишь в форме способности отри-
цания. Оно может говорить на своем собственном языке лишь до тех
пор, пока образы живут, что отвергает и опровергает установленный
порядок.
Ритуализированное или нет, искусство содержит в себе рацио-
нальность отрицания. Созрев, оно является Великим Отказом -
протестом против того, что есть. Способы, которыми люди и вещи
представлены в видимом - песни, звуки и речь - есть способы
отказа, разрушения и восстановления их фактического существова-
ния. Но эти способы отрицания платят дань антагонистическому
обществу, к которому они прикованы. Будучи отделенными от сферы
труда, в которой общество воспроизводит себя и свои несчастья, мир
искусства остается существовать, создаваемый этими формами, со
своей истиной, привилегией и иллюзией.
В этом виде он, несмотря на все демократизации и популяриза-
ции, прошел через XIX в. в век XX. <Высокая культура>, в которой
приветствовалось это отчуждение, имеет свои собственные каноны и
собственный стиль. Салон, концерт, опера, театр предназначены для
рождения и существования иного измерения реальности. Их аудито-
рия требует праздника; они отбрасывают и преодолевают повседнев-
ный опыт.
Итак, эта существенная брешь между искусством и порядком,
установленным жизнью, которая оставалась открытой в отчуждении
искусства, все больше и больше закрывается развитым технологичес-
ким обществом. И по мере закрытия происходит отказ от Великого
Отказа; <другое измерение> растворяется в современном деловом го-
сударстве. Механизмы отчуждения сами включаются в общество и
циркулируют как часть и деталь оборудования, которое улучшает и
занимается психоанализом современного делового государства. Так
они становятся коммерческими - они продают, создают комфорт и
убеждают.
ГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ. <Одномерный человек>
Основные положения главы пятой
1. Платон критиковал классических греческих поэтов на том
основании, что они лишь имитируют или копируют реаль-
ность, что уводит их слушателей от истины. Он, таким обра-
зом, поднял вопрос о ценности или задачах искусства, обсуж-
дающийся до сих пор.
2. Великий ученик и последователь Платона, Аристотель, защи-
щал поэтов, утверждая, что через их трагедии мы можем пере-
жить сильные ощущения ярости и жалости и с их помощью
очистить душу.
3. В XIX и XX вв. некоторые деятели искусства отказались от
мнения, что искусство должно оправдывать себя, считая ис-
кусство ценным само по себе, утверждая, что оно обладает
внутренней ценностью.
4. Направлению <искусство ради искусства> мы можем противо-
поставить несколько теорий о том, почему искусство необхо-
димо, что оно делает такого, чего не могут сделать иные фор-
мы человеческой деятельности. Романтизм, например, считал,
что искусство дает нам возможность прикоснуться к области,
превосходящей сферу обыденной жизни. Романтики считали
художника необычной личностью, чье сильное созидательное
воображение выделяет его среди обычных людей.
В противоположность романтикам, великий русский писа-
тель Толстой сказал, что истина искусства - в выражении
всеобщего, заключенного в человеческом опыте, следователь-
но, оно имеет религиозную цель объединять нас и дать нам
связь с Богом.
Самая необычная в истории этого спора форма защиты искус-
ства шла со стороны социальных теоретиков XX в., таких, как
Герберт Маркузе, который защищал искусство как выраже-
ние чего-то негативного, оппозиционного в человеческой лич-
ности и в обществе. Искусство, говорил Маркузе, - это сред-
ство социальной революции.
ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИИ
СЕРЕН КЬЕРКЕГОР
(1813-1855)
был основателем и самым блестящим представителем того
стиля философствования, который известен как <экзис-
тенциализм>. Вся его жизнь была посвящена непрекра-
щающейся внутренней рефлексии о человеческом суще-
ствовании, страхе и неизвестности, которые каждый из
нас испытывает перед лицом своей собственной смерти.
Кьеркегор был глубоко религиозен, несмотря на то, что
он отвергал все то, что казалось ему поверхностным и
самодовольным в лютеранстве его родной Дании. В серии
книг, часть которых была посвящена философским про-
блемам, а другая сосредоточивалась на чисто религио-
зных вопросах, он переосмыслил природу веры, сделав
сильный акцент на ее субъективной стороне и отделяя ее
от обычного систематического разума.
Кьеркегор был блестящим, остроумным, эпатиру-
ющим писателем. Его работы изобилуют сложной иро-
нией, которая бросает вызов читателю. Все время кажет-
ся, что он хочет выбить из колеи, потрясти нас - своих
читателей, вывести из равновесия и тем самым заставить
пересмотреть свою жизнь, так же как сам Кьеркегор пере-
смотрел свою. Одним из его многочисленных литератур-
ных приемов достижения этого эффекта была публика-
ция книг под псевдонимами. Свои <Философские фраг-
менты>, например, он опубликовал под авторским име-
нем <Иоганна Климакуса>, а страницей ниже он заявлял,
что <ответственным за публикацию является С. Кьерке-
гор>. Подобными и другими способами Кьеркегор пытал-
ся предотвратить какие-либо попытки со стороны своих
читателей упорядочить свое мировоззрение и разложить
его по полочкам, так как был твердо убежден, что такая
методика систематической профессиональной филосо-
фии была не более чем самым простым способом уничто-
жить весь смысл книги и лишить ее действенности.
Однако, как он и предвидел, Кьеркегор все же попал
в руки профессоров и систематизаторов и, более того,
вызов, брошенный им существующей философии, был
просто представлен как еще одно ее направление, а имен-
но экзистенциализм. Кьеркегор, наверное, громко смеял-
ся бы, а может быть, напротив, рыдал, узнав, что вся его
борьба со смертью и вечностью была в конечном счете
сведена еще к одному <изму>.
I
ПОЕДИНОК КЬЕРКЕГОРА С ВЕРОЙ
Серен Кьеркегор родился в 1813 г., когда его отцу было 56 лет,
а матери 44. Весь ранний период своего детства и образования он
находился под неусыпным оком своего отца, который требовал от
сына, чтобы тот в совершенстве овладел как классическими язы-
ками, так и литературой. Юный Кьеркегор глубоко проникся чув-
ством вины, которую чрезмерно пиетистский протестантизм столь
часто внушает своим приверженцам. Хотя, как мы видим, Кант и
Кьеркегор получили приблизительно одинаковое воспитание,
Кьеркегор был полностью лишен кантовского внутреннего спо-
койствия и мира. Его первой реакцией на мучения религиозного
воспитания было погружение в жизнь, полную физического снис-
хождения к самому себе, потакания своим желаниям, выражав-
шимся в пристрастии к еде, попойкам и щегольским нарядам.
Однако подобные развлечения не смогли освободить его от чер-
ной меланхолии, витавшей над ним, и в конце концов, он решил
вернуться к учебе и стать пастором.
Драматическим поворотным моментом в личной жизни Кьер-
кегора была его помолвка, а затем ее разрыв, с семнадцатилетней
Региной Ольсон. Кьеркегор пишет бесконечные письма о своих
чувствах к Регине, о философском смысле брака, любви и обо всех
других проблемах, связанных с этим жизненным обстоятельст-
вом, но несмотря на все это нельзя удержаться от мысли о том, что
она выступала для него скорее как объект медитации, чем как
реальная живая женщина. За свою короткую жизнь Кьеркегор
выпустил ряд статей и книг по вопросам эстетики, морали и
религии и умер относительно рано, в возрасте 42-х лет.
Внутренняя эмоциональная жизнь Кьеркегора, борьба с рели-
гиозной верой на протяжении всей жизни и его реакция на гос-
подствовавшую в те дни гегелевскую философию столь тесно
переплетены, что очень трудно говорить о чем-то одном, не упоми-
ная об остальных двух. Конечно, трудно во вводном тексте такого
рода провести полное исследование этой темы, но все же не-
сколько систематических замечаний будут не бесполезны. Мне бы
очень хотелось, чтобы у вас появился интерес к Кьеркегору, пото-
му что, по моему глубокому убеждению, после бессмертного Пла-
тона, он - самый одаренный мыслитель среди всех значительных
философов, которые известны нам в западной философской тра-
диции. Если вы возьмете одну из его книг, многие из которых
можно легко отыскать в числе дешевых изданий, то увидите, ка-
кой он глубокий, волнующий, остроумный, трогательный и, в
конечном счете, оправдывающий самые ваши глубокие ожидания
писатель.
Ведущей темой мысли и жизни Кьеркегора является его про-
тивостояние вездесущему страху перед экзистенциальным ужа-
сом - навязчивым, постоянно преследующим каждого из нас
фактом своей собственной надвигающейся смерти, фактом беско-
нечности Вселенной и ничтожности короткой жизни человека по
сравнению с ней. Каждый мужчина, каждая женщина и каждый
ребенок сталкиваются лицом к лицу с этими ужасными, фунда-
ментальными фактами человеческого существования. Мы можем
отрицать их, пытаться освободиться от них, подавлять их, найти
убежище от них в развлечениях, но они всегда здесь, они всегда
присутствуют в потаенных углах нашего сознания, ожидая воз-
можности вернуться к нам в темноте ночи. Первый урок, который
Кьеркегор преподает нам, как в книгах, так и своей личной жиз-
нью - это урок о том, что мы должны встретиться лицом к лицу
со страхом смерти и противостоять этому ужасу смерти, бессмыс-
ленности нашего существования, а не отгораживаться и не пря-
таться от него снова и снова. Мы должны воздать должное Кьер-
кегору за то, что он научил каждого из нас быть честным перед
лицом нашей собственной неожиданной встречи со страхом смер-
ти. Что касается меня лично, то я впервые столкнулся с этим
ужасом, когда был еще подростком. Меня мучил страх смерти, и
чем больше я пытался изгнать его из моего сознания, тем настой-
чивее он возвращался. В моем случае это не был страх смертной
боли, или страх, который возникает в преклонном возрасте, или
же страх перед недугом и болезнью, это был просто страх не-
бытия. И чем больше я прокручивал эту идею в моем сознании,
тем ближе, казалось, собственная возможная смерть подходила ко
мне до тех пор, пока в конце концов я в смятении не отвлекал
своего взора от того, что было и, конечно, продолжало оставаться
неизбежным роком.
Для Кьеркегора ужас смерти был равно усилен и осложнен
надеждой на вечную жизнь, которую обещала ему религия его
отцов. Каждый из вас слышал выражение <вера в Бога>. Но мно-
гие ли из вас в действительности задавались вопросом, что это
означает <верить в Бога>? Что означает <верить в Бога>, <иметь
веру в Него>?
Очевидно, что это не означает веру в то, что Бог существует!
В нашем все более и более нерелигиозном обществе, когда слы-
шишь, как кто-то говорит, что он <верит в Бога>, мы автоматичес-
ки начинаем считать, что он подразумевает под этим то, что верит
в такую реальность, как Бог. Однако в иудео-христианской рели-
гиозной традиции, а особенно в крайне индивидуалистической
разновидности христианства - протестантизме, - т.е. именно в
той традиции, которую унаследовал Кьеркегор, фраза <вера в Бога>
имеет совершенно другое значение. Верить в Бога, иметь веру в
Него означает верить, что Он сдержит свой Обет, данный челове-
честву, что Он будет соблюдать договор, или завет, который Он
заключил с существами, которых он создал. Этот договор, это
соглашение подтверждается прежде всего тем, что мы называем
Ветхим Заветом, а затем в новой форме - Новым Заветом.
Обет, разумеется, есть обет спасения души, вечного блаженст-
ва, обет жизни после смерти, истинного счастья, единения души
с Богом. (Здесь не место говорить о различных интерпретациях,
которые существуют у иудеев, христиан и мусульман относитель-
но этого соглашения с Богом. Об этом можно написать множество
трудов. Важно другое, а именно то, что та версия, которую я в
совокупности здесь излагаю, представляет идею о том, что изучал
и над чем размышлял Кьеркегор.) Согласно Ветхому Завету, Бог
оставил свой завет Ною, затем Он повторил его Аврааму, а затем
возвещал его снова и снова, несмотря на то, что иудеи нарушали
его Закон, данный им, и не следовали Его заповедям. Наконец,
Бог воплотил этот Закон (или Слово или Логос) в личности
Иисуса Христа, чтобы еще раз человечеству была дана и явлена
Его благодать для спасения души. Рождением, страданием и смер-
тью Иисуса Бог скрепил печатью, подтвердил свой дар вечной
жизни, ожидающей человека. В качестве цены за это блаженство
Он требует от нас только соблюдения веры, безграничной, безус-
ловной веры в то, что Он будет соблюдать свой завет этого свобод-
ного дара.
Другие христианские традиции делают акцент на той роли,
которую играет хорошее поведение или <постоянная работа, труд>
в качестве частичной цены за спасение души или как публичное
доказательство праведной веры индивида. Однако пиетистские
ВЕРА - В христианстве вера в то, что Бог сдержит обещание,
которое он дал народу Израиля в Ветхом Завете и вновь возвестил
всему человечеству в Новом Завете (отсюда - <вера в Бога>).
Первоначально обещание заключалось в том, чтобы сделать народ
Израиля плодовитым и многочисленным. В Новом Завете это обе-
щание есть обещание вечной жизни на небесах. Согласно неко-
торым христианским учениям, люди не могут иметь и сохранять эту
веру без чудодейственной помощи Бога.
направления протестантизма делают особый акцент на абсолют-
ное обладание такой безусловной верой в Бога. Именно поэтому,
совершенно естественно, что для Кьеркегора главной религио-
зной проблемой стала проблема веры.
На первый взгляд может показаться, что христианское посла-
ние - многообещающее послание! В конечном счете, жизнь ко-
ротка, полна страданий и в конце ее маячит абсолютная неизбеж-
ность смерти. Конечно, очень приятно слышать слова Ветхого
Завета о том, что Бог дарует вечную жизнь тем, кто следует Его
заповедям. Но мы слабые, несовершенные создания и вскоре
становится очевидным, что исполнение заповедей Божьих - слиш-
ком трудная для нас задача, даже если нам сопутствует при этом
обещание спасения души. Он взял на себя в лице своего Сына
искупление наших грехов и предложил нам взамен бесценную
жемчужину спасения души в обмен на простое вопрошание. Все
что требуется от нас, так это вера в то, что мы ее получим. Что
может быть лучше этого? Не удивительно, что это послание было
названо Евангелием, что означает <благая весть>. Не удивительно
также, что те, кто распространял это послание, назывались еван-
гелистами, что означает <несущие благую весть>.
Но, как это ни странно, радостные вести Божьего дара при-
несли страх, ужас, сомнение, терзание и мучительный самоанализ
его бесчисленным ученикам и последователям, среди которых
был и Серен Кьеркегор. Дар столь велик, цена - столь мала, и к
тому же цена веры должна быть уплачена свободно, без колеба-
ний, без сомнений и без задних мыслей. И вот здесь и таятся
семена страха. Действительно ли я верую? Чиста ли моя вера?
Могу ли я верить в Бога, или же где-то там в неизведанной глуби-
не моего сердца таится сомнение в том, что столь великий дар был
дан столь недостойному созданию, как я? Из такого внутреннего
ада Кьеркегор изверг те писания, благодаря которым мы его по-
мним. Его сомнения и страхи касались самого его существования
как индивидуального смертного существа, страстно желающего
верить в Обет Бога, а не в абстрактные имперсональные логичес-
кие отношения между свободными от телесной оболочки форма-
ми, или <сущностями>. Вот почему образ мышления Кьеркегора и
получил название экзистенциалистского. И действительно, Кьер-
кегор всемирно признан как первый подлинный экзистенциаль-
ный философ. Но, конечно, это вовсе не означает, что он признал
бы такую категоризацию и стерилизацию плодов своего мучитель-
ного внутреннего размышления.
В своей долгой жизненной борьбе с проблемой веры Кьерке-
гор бился с тремя врагами, против которых он обратил не только
свое сильное философское и теологическое дарование, но и блес-
тящий, изворотливый, иронический ум. Первым его врагом было
общепринятое христианство его времени, - солидное, спокой-
ное, удобное, с еженедельными воскресными проповедями лю-
теранство Дании XIX в. Подобно столь многочисленным страст-
ным пророкам, существовавшим и до него, Кьеркегор обвинял
официальную церковь в том, что она торжественно изрекала пус-
тые формулы, которые не имели никакого отношения к жизни и
которые были непонятны. Грех, искупление, вечные муки в аду,
спасение - все это было объектами изящных проповедей и на-
божного, ханжеского отношения, которые никоим образом не
перекрещивались с бесконечной повседневной деятельностью
этого мира. Кьеркегор однажды остроумно заметил, что так же,
как трудно, подпрыгнув вверх, приземлиться точно в той же точ-
ке, с которой ты прыгал, точно так же еще труднее стать христи-
анином тому, кто был рожден христианином. Он при этом имел в
виду то, что для тех, кто родился в христианской религии, кто был
крещен, прошел конфирмацию и вступил в официальную пустоту
ее догм и ритуалов, может оказаться намного труднее глубоко
проникнуть в суть христианского послания, чем для какого-ни-
будь язычника или атеиста, для которого божественный завет
предстал как чудесная, ужасная и поразительная новость. Кьерке-
гор посвятил множество своих книг и усилий тому, чтобы вдох-
нуть новое экзистенциальное значение в ставшие банальными
фразы и идеи христианской теологии.
Его вторым врагом была самодовольная культура среднего
класса общества того времени, в котором он жил, - <буржуазная>
культура солидных торговцев и адвокатов - здоровых, самоуве-
ренных людей, которые презирали таких странных, страстных и
эксцентричных людей, как сам Кьеркегор. Слово <буржуазный>
вошло в наш современный обиход как обозначение всего того, что
мы в Америке называем жизнью <среднего класса>, но в Европе
XIX в. оно вызывало намного более богатый, более резонансный
ряд ассоциаций. Исторически <буржуа> или <бюргер> были просто
постоянными жителями <города> (по-немецки <бюрг> или <бург>),
который в позднее Средневековье представлял собой обнесенное
стенами поселение. Понятие это было расширено, и слово стало
обозначать принадлежность к городскому классу торговцев, а так-
же <свободного человека>, или гражданина одного из больших
городов, который был основан королем, а не феодальной аристо-
кратией. Бюргеры европейских городов были людьми состоятель-
ными, надежными, хорошими гражданами, верными слову в сво-
их делах, связанных с бизнесом, крайне консервативными в своих
семейных отношениях, ревниво оберегающими свои права глав
города; прогрессивными в торговых делах и часто сторонниками
сильной монархии, противостоящей дряхлой и рассредоточенной
власти земельной аристократии. Для бюргеров Копенгагена ре-
лигия была прежде всего делом благопристойного поведения, ре-
спектабельности и только затем уже делом совести и спасения.
Такой человек одевался в воскресенье в свою лучшую одежду и
шел вместе со своей семьей в церковь; садился на скамью со
спинкой, купленную за большие деньги, в первом ряду, где был на
виду у соседей. Такой человек благочестиво выслушивал пропо-
ведь, которая хоть и изобиловала проклятиями, зато не требовала
никакой социальной ответственности, и наконец, возвращался в
свой собственный большой городской дом, чтобы съесть там хоро-
ший воскресный обед.
Можете себе представить, насколько Кьеркегора выводила из
себя такая бездумная религиозность и самоудовлетворенное бла-
годушие солидных граждан Дании. Многие из его самых захваты-
вающих литературных шуток и творений и особенно его едкая
ирония были направлены на это самодовольство и пытались хоть
как-то обнажить посредством масок личину реальных человечес-
ких существ.
Последним его врагом была официальная философия времени
Къеркегора, представлявшая собой обширные, помпезные, де-
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |