Посвящаю книгу своей маме 23 страница

– Так ведь начинка из собачатины была, – ошарашил Солудев милиционера, который еще не знал о заключении эксперта.

– Тогда понятно, – удрученно, с чувством сожаления хлопнул себя по ноге сержант.

– Ты документы смотрел? Как его фамилия? – спросил о главном Петраков.

– Не запомнил я, виноват. Вроде Форфоров… – поник головой парень.

– А имя?

– Имя точно не помню, – совсем расстроился сержант. – Меня теперь уволят?

– А где работает? – проигнорировав его вопрос, продолжал Петраков.

– Инвалид он, фронтовик. – На милиционера было просто жалко смотреть.

– Ты его на рынке раньше видел?

– Нет. Может, кто его запомнил, перепачканного говном, без шинели… Поспрашивать людей в округе? – предложил милиционер, пытаясь хоть чем-то загладить свою оплошность.

– Если бы собак не съели, можно было бы его по запаху найти, – с сарказмом ответил ему Солудев.

Сержанта отпустили.– Ты, Вить, сориентируй своих, пусть попытаются узнать, кто на рынке собачатиной промышляет, – попросил майор. – Глянь, на цепочку и выйдем.

– До этого ли нам сейчас? – возразил ему Солудев.

– Сдается мне, такие дела без главных авторитетов на поток не ставят, – не согласился с ним майор. – И уж по любому те, кто на рынке с этим завязан, знают Деда и его банду.

– Может, ты и прав, – кивнул капитан.

– Да заодно пусть твои люди и слушок пустят про побег двух арестантов, – добавил Петраков.

– Само собой разумеется, – откликнулся капитан.

– Вот и займись, А я займусь попом, – вспомнил про отца Амвросия Петраков. – Надо его выпустить.

– Он сегодня утром уже выпущен, я проконтролировал, – улыбнулся Солудев. – Так что можешь отдохнуть сегодня, побыть с семьей.

– Спасибо, Вить, – признательно пожал руку другу майор. – Ты, наверное, прав, поеду домой. Надо отвезти сухой паек на дни, пока меня не будет.

Солудев ушел, а Петраков вспомнил о пропавшей сестре, о которой до сих пор не было никакой информации. «Она работала в банях и украла мыло для обмена на продукты. Надо бы проверить… искал хоть какую-нибудь зацепку оперативник. – Ведь, может быть, это как раз и послужило причиной ее исчезновения».

Понимая, что потом у него не будет для этого времени, он переоделся и поехал в бани. Директора на месте не оказалось, и Алексей остановился в холодном коридоре, раздумывая, как ему быть дальше. Тут появилась сотрудница бань, молодая, но очень худая, словно чахоточная, женщина, укутанная в сто одежек, и строго поинтересовалась у подозрительного, обритого наголо мужчины, кого он ищет.

– А вы кто? – представился Петраков, показывая служебное удостоверение.

– Банщица. А сейчас временно заменяю кастеляншу, – представилась в свою очередь женщина. – Светланой меня зовут.

– Я занимаюсь розыском вашей пропавшей работницы, – пояснил майор.

– Какой, завхоза или кастелянши? – уточнила женщина.

– А что, у вас пропало два работника? – удивился Петраков.

– Да, сначала Тамара, а за ней Мария, – подтвердила Светлана. – Между прочим, они дружбу хороводили.

– И что же связывало их?

– В банном блоке на спецобслуживании прихарчевывались, – зло произнесла Светлана. – Ходили к ним из горисполкома и тыловики, одним словом, богатые клиенты.

– А вы откуда знаете? – подивился ее осведомленности Петраков.

– Да уж знаю, – недовольно буркнула женщина. – Сама хотела подхарчиться, да Кроль взяла Марию. Может, и к лучшему, а то бы и не говорила я сейчас с вами.

– Вы знаете, где жила заведующая? – спросил Петраков, радуясь, что ему, кажется, удалось найти хоть какую-то зацепку.

– Пойдемте в каптерку, у меня в записной книжке есть ее адрес…

Но квартира Кроль оказалось не коммунальной, и на настойчивый стук майора никто не отозвался. «Ладно, вернусь к этому после операции», – резонно подумал Алексей, отправляясь домой.

После ареста отца Амвросия жизнь обитателей церковного флигеля становилась все тяжелей. Через несколько дней приехали люди в милицейской форме и заколотили досками вход в церквушку, зачем-то еще опечатав ее бумажными полосками. Бабе Фросе вручили под роспись постановление о закрытии культового здания и назначили ее ответственной за сохранность печатей. Николка ничего не понимал в происходящем, все пытаясь выяснить, когда вернется отец Амвросий, но его никто из милиционеров всерьез не воспринимал, словно его и не было вообще. После их отъезда парень хотел содрать белые полоски с синими оттисками печатей, но был остановлен перепуганной бабушкой. Тогда Николка, не желая возвращаться во флигель, пошел по трамвайным путям в город.

Мороз был под тридцать градусов, все деревья и стены зданий покрылись толстым слоем инея, провода выглядели как толстые бельевые веревки. К полудню, после бесцельного шатания по улицам замерзшего города и совсем замерзнув, молодой человек оказался у здания райвоенкомата и, желая отогреться, зашел внутрь. Дежурный направил его во врачебный кабинет, полагая, что он пришел для переосвидетельствования. Николка оказался перед пожилым мужчиной в белом халате, надетом поверх телогрейки. Привыкший к врачебным осмотрам, послушно разделся.

– Вполне здоровы, – с удивлением изрек врач. – Как ваша фамилия?

– Завидов Николай, – ответил парень, натягивая на озябшее тело одежду.

– Возраст?

– Двадцать два, наверное, – неуверенно ответил парень.

– Жалобы какие-нибудь есть? – поинтересовался врач.

– Церковку закрыли, – грустно сообщил Николка.

– И только? – усмехнулся доктор.

Он взял листок, который служил медицинской картой призывника, и размашисто написал: годен к строевой службе. Потом попросил молодого человека подождать, а сам прошел к помощнику начальника военкомата.

– Еще один совершенно здоровый физически выискался.

– Где же он отсиживался? – ухмыльнулся офицер. – Наверное, есть стало нечего, вот и явился.

Работник призывной комиссии не один раз сталкивался с подобным. Он вызвал патруль и приказал отвести парня, явно скрывавшегося от мобилизации, на гауптвахту, поскольку его действия в период военного времени должен был рассматривать суд, который зачастую заменял многолетний срок на возможность загладить свою вину перед Родиной на фронте. Николка не протестовал и не возмущался, когда его под конвоем поместили в камеру.

Заметив отсутствие внука, бабушка обежала всю деревню. Но тщетно. Вернувшись во флигель, она упала на колени перед святыми образами, прося о помощи. Словно услышав ее молитвы, как по волшебству, дверь флигелька отворилась. Баба Фрося, думая, что вернулся Николка, бросилась навстречу – и замерла от смешанного чувства. На пороге, осеняя себя крестным знамением, стоял изможденный отец Амвросий, вернувшийся из-под ареста.

– Что с тобой, Ефросинья? – не укрылось от священника выражение ее лица.

– Николка пропал, – рассказала старая женщина о событиях сегодняшнего дня.

– Не расстраивайся, – стал успокаивать старую женщину свя-щенник, на самом деле сильно озадаченный и обеспокоенный случившимся.

– Николка исчез, церковь закрыли… – продолжала убиваться та.

– Общиной будем молиться здесь, во флигеле, – решительно заявил священник.

– А если в органах прознают? – ужаснулась баба Фрося. – Казнят же, ироды.

– Все в руках Божьих, – непреклонно заявил отец Амвросий.

Когда стемнело, священник попросил:

– Помоги мне, Ефросинья, посмотри, чтобы чужие возле церкви не появились, пока я врата открывать буду. Надо утварь вынести и образа самые ценные.

Старушка вышла за ограду, а отец Амвросий стал вытаскивать гвозди и отдирать доски. Спустя полчаса он перенес во флигель все необходимые вещи и установил доски на место. Потом позвал Ефросинью. Не услышав отклика, пошел вдоль церковной ограды и в темноте чуть не споткнулся о тело бабы Фроси.

– Ты что? Тебе плохо? – подхватил ее на руки отец Амвросий и поспешил во флигель, ругая себя за то, что вытащил старую женщину на мороз.

Положив женщину поближе к печке, он зажег керосинку и поднес к ее лицу.

– Николка… – еле слышно произнесла Ефросинья, чуть вздрогнув от пробежавшей судороги, и испустила дух.Священник долго сидел, всматриваясь в лицо дорогой ему женщины, словно ожидая, что она проявит признаки жизни, но потом, опомнившись, повернулся к образам и стал читать молитву. Читал долго, пока от усталости не потерял сознание. Придя в себя, поискал на печке что-нибудь из съестного и увидел отваренную картофелину, которую наверняка оставила для внука покойная, сама отказавшись от самого необходимого для поддержания жизненных сил. Заплакав, отец Амвросий стал есть картошку, а потом опять принялся за молитву. Заснул он только под утро. Точнее, упал на пол и уснул, будто в новом обмороке.

Христофорову этой ночью плохо спалось. Он уже второй день не выходил на улицу, даже за водой, хотя ужасное состояние, в котором он находился после того, как совершилпобег через выгребную яму, требовало хорошей помывки. Вернувшись тогда домой, он сжег выпачканную одежду в печке, обтерся остатками воды и подушился одеколоном. Ноэтого ему показалось мало. Чтобы окончательно избавиться от зловония, Бронислав Петрович не пожалел неприкосновенный запас керосина, обмазался им с головы до ног и наконец успокоился. Поскольку в связи с антисанитарией у многих ленинградцев заводились насекомые, с которыми боролись именно керосином, этот запах на улицах города уже перестал привлекать внимание. Однако затем на Христофорова накатила вторая волна страха – из-за недавней встречи с милицией. Он понимал, что если установят,из чего были сделаны пельмени, лежавшие в вещмешке, его будут разыскивать, а если сержант запомнил паспортные данные, то скоро в квартиру могут нагрянуть. Спрятаться он мог только в банде, но боялся туда идти, не зная, как отреагирует Нецецкий на его рассказ, а самое главное – на потерю продуктов. И ведь Дед в любом случае пошлетего за новой жертвой, отчего сразу увеличится опасность быть пойманным. Поэтому Бронислав решил затаиться и с замиранием сердца прислушивался к каждому шороху в подъезде.

Утром в управлении все было готово к началу операции. Майор Петраков и капитан Солудев еще раз определили задачи и места сотрудников, задействованных при первом выходе Зарецкого с «подельником» на Кузнечный рынок. Тем же способом, укрытым, Цыгана вывели из камеры и усадили в автомобиль, который отвез его и Петракова к исходной точке – во двор разбомбленного дома, от которого было недалеко до толкучки. Алексей Матвеевич еще раз осмотрел оружие и, прокрутив барабан, спрятал его в карман ватных штанов.

– Хоть бы ножик кухонный дали, – недовольно отметил Цыган. – Ведь без приманки можете остаться.

– А ты поближе ко мне держись, – усмехнулся Петраков.

Они вышли из машины и, пробравшись через пролом в стене, оказались в другом дворе, через квартал от рынка.

– Не боишься, что сбегу? – спросил на ходу Цыган, вглядываясь в сосредоточенное лицо отца Анастасии.

– Беги, – спокойно ответил майор, держа руку в кармане на револьвере.

– Нет, Алексей Матвеевич, я правда хочу завязать с прошлым, – серьезно произнес Цыган. – У меня слишком большие планы на оставшуюся жизнь, и это мой последний шанс.

– А зачем тебе новая жизнь? Ты же вор, – не выдержал Петраков.

– Я одну девушку сильно полюбил, – улыбнулся Зарецкий, хитровато глядя на него, – хочу пожить нормально, иметь семью, детей.

– Ты же на кусок хлеба заработать не сможешь, чем ты детей кормить будешь? – побледнел от злости Петраков, еле сдерживаясь, чтобы не выстрелить в Зарецкого.

– У меня голос, какой Утесову не снился, – похвалился вдруг Зарецкий. – Я одно время с цыганами в ресторане выступал, когда еще пацаном был.

– Так что же бросил петь, если все хорошо было?

– По глупости. Послушался «добрых людей», что это не авторитетное занятие, вот и пошел с ними на лихое дельце. А дальше другая музыка пошла.

– Все, хорош базарить, начинаем работать, – прервал его Алексей, видя, что они уже подошли к центральному входу на толкучку.

– Ты, майор, морщины-то на лбу разгладь, не надо так напрягаться, а то у тебя совсем не блатной вид, – сделал Петракову критическое замечание Цыган.

На рынке торговали только хлебные ларьки по карточкам, а рядом шел заметный товарооборот. В основном меняли всякую мелочь и домашнюю утварь на хлеб и дуранду. Проходя с Цыганом между торгующими и рассматривая их предложения, Петраков отметил, что все предметы обмена в очень мизерных количествах – на ладони или в маленьких мешочках, баночках, коробочках. Цыган, оказавшийся в привычной обстановке, стал высматривать старых знакомых, но ни одного блатного не заметил, только пару подростков, активно промышляющих в толчее карманными кражами. Однако были здесь и такие торговцы, по внешнему виду которых можно было понять – они являются постоянными обитателями рынка. На них были добротные валенки, теплые военные тулупы, чтобы выстаивать на морозе подолгу. К одному из таких и подошли два новых посетителя толкучки.

– Слышь, гражданин, а где тут можно балясинкой разжиться? – поинтересовался Зарецкий. – А то мы с корешем только что с казенной диеты слезли.

– Чем, товарищ? – не понял воровского жаргона одутловатый мужчина.

– Чем-нибудь калорийным, – перевел Петраков. – Сальца бы, мясца, может, пирожков с мясом.

– Вы что, клад нашли? – удивился мужчина таким дорогим запросам.

– Угадал, – опять вмешался Цыган, – нам с корешем хрусты карманы жмут.

– На бумагу вы здесь ничего путного не достанете, – пожал плечами меняла и поднял воротник тулупа, утратив интерес к покупателям.

– Эй, дядя, а рыжье, червонцы, тоже, по-твоему, фуфло? – Цыган повертел перед глазами мужчины полученный в НКВД золотой десятирублевик николаевской чеканки.

– Да нет, червонцы всегда в цене, – с завистью произнес мужик. – Только много ли их у вас? Сейчас то, что вы запросили, дорого стоит.

– Да мы по весу один к одному насыпать можем, – залихватски врал Зарецкий, не замечая нажим локтя Петракова в его бок.

– Ну что ж, ищите, может, и найдете чего, – насупился мужчина. – У меня под ваше предложение ничего нет.

– Ты, дядя, сведи с кем надо. Вот тебе десятирублевка за старания… – К ужасу Петракова, Ванька вложил казенную монету в руку торговца.

– Вижу, вы люди серьезные, – оживился мужик. – Давайте после обеда на этом же месте встретимся, а я с кем надо пошепчусь.

– Как хоть звать-то тебя? – поинтересовался Петраков, больше всего переживая, что дядька скроется с концами вместе с выданной под его расписку золотой монетой.

– Гаврилычем кличут, – представился мужчина, – меня тут каждая собака знает.

– Ты смотри, Гаврилыч, арапа мне не заправь, а то я из тебя все кишки достану, – дал ему напутствие на дорожку Цыган.

– Чей-то раньше я вас, деловых таких, здесь не видел, – немного напуганный его словами, пробормотал мужик. – Как вас людям представить?

– А нас представлять не нужно. Если люди толковые, так до них уже вчерашние новости о стрельбе в городе дошли, – выдал всю информацию про себя с Цыганом Петраков.

– Как, вы те самые? – полезли на лоб глаза удивленного Гаврилыча в подтверждение того, что данные слухи уже распространились по рынку. – Тогда не сомневайтесь, все у вас будет в полном ажуре.

Когда мужчина удалился с рынка, Петраков стал выговаривать Цыгану за его рисковые действия с государственной собственностью.

– Бабан, – с издевкой обратился к майору Цыган, – ты в кабинете опер, а здесь фраер, так что доверься мне. Я эту публику изнутри знаю, а не на бумаге изучал, как ты.

– Ладно, – не стал спорить с вором оперативник. – Поедем в управление, переждем там время и перекусим.

– Нет, Бабан, за нами хвост увязался, придется сегодня поголодать и померзнуть.

Майор, осторожно огляделся, но не смог обнаружить слежку.

– Тогда пойдем по запасному варианту, пересидим в развалинах, там уже подготовлено местечко, – согласился с Зарецким офицер.

Он поправил на голове шапку, подавая условный сигнал переодетым сотрудникам, что операция откладывается. Зайдя под арку, Петраков оглянулся и вправду увидел парня, идущего за ними на расстоянии пятидесяти метров. «Значит, Цыган не соврал», – успокоился оперативник, который поначалу подумал, что это всего лишь уловка Зарецкого, пытающегося найти возможность для побега. Поднявшись на второй этаж разрушенного дома, они вошли в одну из комнат, где на всякий случай стояла печка и находился запас дров, специально приготовленный на случай непредвиденных обстоятельств.

– Здесь и переночевать можно, – одобрительно осмотрел комнату Зарецкий, – даже чайник есть.

– В тумбе и еды должно быть немного, – показал рукой в угол комнаты Петраков, разжигая «буржуйку».

Там и впрямь оказались две банки консервов и двести граммов черного хлеба. Ванька вышел на лестничную клетку, чтобы набрать в чайник чистого снега, и увидел сквозь пролом в стене подъезда топчущегося парня, который был приставлен за ними с самого рынка. Перекусив и попив кипятку, мужчины уселись молча возле печки, слушая потрескивание дров.

…Гаврилыч сразу скумекал, что таких клиентов мог заинтересовать только товар корейца, который знается с уголовниками. Заинтересованный получить комиссионные после сделки, он постучался в небольшую бытовку, из трубы которой вился сизый дымок. Пак, выслушав его рассказ, попросил показать монету. Попробовав ее на зуб, тут же послал сына последить за передвижениями тех двоих.

– Значит, говоришь, это те блатные, которые вчера от легашей свалили?

– Точно, они, – закивал Гаврилыч.

– А почему думаешь, что у них золотишка много?

– Да кто так просто с червонцем расстанется, если он последний? – привел серьезный аргумент мужик.

– Если и правда те, то нужно срочно к ворам бежать… – закряхтел кореец, выходя из бытовки и закрывая дверь на ключ…

Петраков посмотрел на часы – пора возвращаться на рынок. Цыган задремал, сидя перед печкой. Он был сейчас совершенно беззащитным – ударь одним из кирпичей, валявшихся повсюду, и все.

– Просыпайся, – толкнул его Петраков, чтобы избавиться от наваждения.

Они вышли из-под арки. Парень, закоченевший от холода, даже не смог отбежать, лишь отвернул лицо. Толкучка почти опустела, поэтому сразу стало видно, что Гаврилыча среди оставшихся менял нет.

– Обманул, мерзавец, – прошипел Петраков, вспоминая про николаевский червонец.

– Погоди, Бабан, не мельтеши, – опять перешел на привычный разговор Зарецкий.

– Ванечка, какими судьбами? – вдруг рядом с ними раздался женский голос.

Они обернулись и увидели одетую в каракулевую шубу и закутанную в пуховую шаль полноватую женщину.

– Зиночка, да ты ли это? – узнал подручную Деда Зарецкий, инстинктивно оглядываясь по сторонам. – А где Людвиг?

– Я с ним не общаюсь, – соврала Зинаида, выполняя план Нецецкого, – я теперь сама себе хозяйка, скупаю кое-что и по мелочи обмениваю.

– Ты прекрасно выглядишь, – отпустил комплимент Цыган, – прикинута что надо.

– А ты еще вчера, я слышала, выглядел куда хуже, чем сейчас, – откликнулась женщина, намекая на его побег. – Кто это с тобой? Что-то мне его лицо знакомым кажется.

– Бабан, мой подельник, нам с ним вчера подфартило, – подтвердил их вчерашний «побег» со следственных действий Цыган.

– Узнаю Ванечку, все такой же фартовый, как и раньше – улыбнулась Зинаида. – Что дальше делать думаешь?

– Нужно нам с корешем «яму» какую найти и отлежаться, – посетовал Зарецкий. – Может, поможешь чем по старой симпатии?

– Так ты, говорят, при рыжье, зачем тебе моя помощь, ты и сам свою жизнь устроить можешь, – уклончиво ответила женщина, озираясь по сторонам в поисках подозрительных лиц.

– Да откуда, Зинуль? Это мы хотели взять на аферу какого-нибудь жирного фраера. Червонец тот фуфловый, липовый, – соврал Зарецкий.

– А чего твой приятель все молчит? – недоверчиво всматривалась в Петракова опытная воровка.

– Да, наверное, ты ему приглянулась, – пошутил Зарецкий, – вот он и стушевался. Так ведь, Бабан?

– Не без того, – буркнул Петраков, молясь в душе, чтобы дамочка не признала в нем оперативника, который появлялся на квартире убитого Павлухова.

– Боюсь я, Ванечка. Привечу тебя, а потом Людвиг с Федулей мне брюшко попортят, – сделала нерешительный вид воровка.

– Ну хоть пару дней перекантоваться… – умоляюще попросил ее Цыган. – Вон и Бабан уже чуть не плачет, все бейцалы отморозил.

– Ну ладно, пошли, – согласилась женщина. – Только Дед не должен узнать.

– Это же в наших обоюдных интересах Зиночка, – улыбнулся Цыган.

Через полчаса они пришли к дому Зинаиды. В квартире она занимала одну комнату, в которой было достаточно тепло, так как стояла печка-буржуйка.

– А что, соседей нет? – поинтересовался Зарецкий.

– Мне лишние глаза не нужны, – ухмыльнулась Зинаида, – вы располагайтесь, а я чайник поставлю.

– В логово привела, похоже, – оглядевшись по сторонам, тихо произнес Петраков, когда женщина вышла на кухню.

– Верняк, – кивнул Цыган, – мужиками пахнет, я этим запахом совсем недавно в камере дышал.

Женщина вернулась довольно быстро со словами:

– Что ж вас кипятком угощать, когда вы только с нар сорвались? Я сейчас к торгашу знакомому сбегаю, он самогоном приторговывает. Вот и отметим ваше избавление, как полагается. А ты, лысый, готовься, ночью отрабатывать постой будешь.

Зинка засмеялась и, накинув каракуль, вышла из квартиры. Щелкнули замки.

– Закрыла! – Петраков достал револьвер. – Значит, придет вместе с бандитами.

– Не думаю, – спокойно вытянул ноги поближе к печке Ванька. – Дед осторожный, он сейчас в самогон снотворного вбухает и ночью под окном будет ждать ее сигнала, чтобы войти, когда мы вырубимся и будем неопасны.

– Откуда ты все так хорошо знаешь? – удивился майор, пытаясь из окна посмотреть, куда пойдет женщина…

– Алексей Матвеевич, это же любая банжиха знает, так всегда вокзальные проститутки клиентов обувают, – резонно заметил Зарецкий.

– Все, свернула за угол, – проводил взглядом хозяйку Петраков. – Жаль, не смогли своим передать, чтобы ее отследили.

– А где подмога? – поинтересовался Цыган.

– Да вон, видишь, машина стоит напротив подъезда, на другой стороне улицы…

– А как они узнают, что нам помощь нужна? – поинтересовался Цыган немаловажной деталью.

– Во-первых, всех подозрительных, входящих в подъезд, будут провожать и смотреть, в какую квартиру идут. А тех, кто в нашу постучится, будут брать на месте. На крайний случай есть договоренность: если будет разбито стекло, значит, мы нуждаемся в помощи, и они прибегут.

Ванька удовлетворенно кивнул и направился к двери.

– Куда? – забеспокоился Петраков.

– Так оглядеться на месте надо, – удивился его реакции Цыган. – Не доверяете, гражданин майор?

– Пойдем вместе, – недовольно буркнул Петраков.

Они прошли на кухню, где, кроме свечного огарка, примуса да нехитрой утвари, ничего больше не было. Петраков зажег свечку и пошел в ванную. Ванька замешкался – ровнонастолько, чтобы успеть спрятать в рукав телогрейки наборный финский ножик, на который майор во время осмотра не обратил внимания.

– Ты посмотри, что тут творится! – Петраков осветил подтеки на ванне.

– Ржавчина, – равнодушно обронил Цыган.

Петраков провел по бурому налету пальцем и, поднеся к носу, принюхался.

«И впрямь легавый, все вынюхивает», – улыбнулся мысленно Цыган.

– Кровь, – выдал заключение майор. – Тут недавно чью-то тушку освежевали.

– Хорошо, сволочи, живут, – хмыкнул Зарецкий. – Мясо жрут.

– Людей они тут режут, как свиней, – с омерзением содрогнулся оперативник. – А ты что подумал?

– Гражданин майор, а может, выломаем замки да деру дадим, пока не поздно? – начал ерничать Цыган, посчитав, что отец Анастасии пытается его запугать.

– А куда тебе бежать? – также стал подтрунивать Петраков. – С одной стороны они, с другой мы.

– А я вдоль побегу, – засмеялся Зарецкий, – ни туда ни сюда. Глядь, и к женушке моей примчусь.

– Что? – затрясся в гневе Петраков.

– А что, я разве не говорил? – продолжал посмеиваться над родственником Цыган. – Венчался я недавно. Как говорится, во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

– Наверное, дура оглашенная, раз за тебя пошла, – провоцировал его Петраков, сжимая револьвер и ища повод, чтобы наконец-то развязать семейный узел.

– Нет, Петраков, – посерьезнел Зарецкий, – девушка очень хорошая, правильная, но есть в семье один недочет: у ее отца с башкой непорядок.

– Играть со мной вздумал, гад? – взорвался Петраков, доставая револьвер.

Он подскочил к Зарецкому и ударил его рукоятью по голове. Цыган, даже не охнув, упал. С его виска тоненькой, едва заметной струйкой потекла кровь.

«Ну вот и все», – ужаснулся оперативник, моментально придя в себя. Он машинально попытался нащупать пульс, но ему не удалось. Кровь на виске Зарецкого уже стала запекаться.

Майор приподнял его тело и, оттащив на кровать, положил лицом к стене, таким образом, чтобы рану скрыла подушка. Подойдя к окну и убедившись, что коллеги на месте, присел к печке и, закурив папиросу, принялся ждать. Через полчаса Петраков услышал, как в парадной хлопнула входная дверь, затем как в замке повернулся ключ. Выскочил из комнаты и спрятался за вешалкой в прихожей.

– Эй, мужики, не заснули? – вошла Зинаида. – А я, как и обещала, принесла вам горючки.

– Тихо, Иван заснул, – спрятав револьвер, вышел из засады Петраков.

– Ой! – испугалась от неожиданности женщина. – Так и умереть можно. Ты чего спрятался?

– Цыган сказал, что ты можешь легавых привести, вот я и схоронился, – выкрутился майор.

– Ванечка совсем спятил, – разозлилась Зинаида. – Такое про меня чирикать!

Они прошли в комнату. Зинаида споро достала из сумки бутылку самогона, ломоть черного хлеба, две луковицы и стограммовый кусок сала.

– Буди его, Бабан, а я сейчас ножик и стаканы принесу. – Женщина вышла.

Петраков еще раз подошел к окну, убедившись, что там ничего не изменилось.

– Не могу понять, куда ножик делся? – подозрительно посмотрела сначала на Петракова, а потом на «спящего» Цыгана Зинаида, вернувшись из кухни.

– У меня перочинный есть, – достал из кармана походный ножичек майор.

– Давай буди его, – кивнула в сторону кровати Зинаида.

– Да хрен с ним, нам больше достанется, – стал нарезать сало Алексей, стараясь выглядеть как можно уверенней.

– На всех ханки хватит, – не согласилась Зинаида. – Эй, Цыган, поднимайся самогон пить!

– Послушай, Зина, он уже двое суток не спал, отстань, – нахмурился Петраков. – Его все равно не разбудишь.

– Я и мертвого разбужу, – цинично улыбаясь, направилась к кровати женщина. – Есть у меня один такой способ, на мужиков безотказно действует.

– Может, на мне лучше покажешь? – рванул ее на себя майор, когда она почти дотронулась до тела Зарецкого.

– Ты, Бабан, фаловать меня решил по симпатии или просто ищешь кому дурака загнать? – улыбнулась золотой фиксой Зинаида.

– Твой базар запомнился, потому и не заснул, как с Цыганом, крепился, – напомнил про ее слова перед уходом Петраков.

– Да? Ну что же, может, и убояришь меня, – кокетливо присела к столу женщина. – Наливай, что ли.

– Ну за что выпьем? – наполнив граненые стопки, спросил Петраков.

– За сладкую ночь, – вульгарно облизнула губы Зинаида.

Чокнулись.

– Ты пей, а я сейчас, – вскочила Зинаида, – папиросы принесу.

Как только она вышла, майор вылил спиртное в горшок с засохшим цветком и, схватив со стола закуску, стал жевать, имитируя огромное удовольствие.

– Ну, как первачок? – зашла с дымящейся папиросой во рту Зинаида, наведя на Петракова глаза-детекторы.

– Хорош, чертяка! Выпей и ты за знакомство.

– Сейчас, перекурю только, – схитрила Зинаида.

Неожиданно в тарелке репродуктора послышались щелчки, вслед за которыми раздался сигнал воздушной тревоги. Женщина выдернула провод.

– Не сдрейфишь? – спросила женщина, наливая ему вторую порцию.

– Чего, бомбежки или выпить? – «не понял» Петраков.

– Чудной ты, Бабан, – засмеялась женщина. – Меня!

– С чего бы? – удивился такой постановке вопроса оперативник.

– Да некоторые перья расправят, а как до дела доходит, винт в водопровод превращается, – заржала неприятным смехом Зинка.

– Тебе штрафная, – подал ей полный стакан Петраков.

– Я люблю трезвой удовольствие получать, – отвела его руку Зинаида.

– Один я пить не буду, – отрезал «Бабан».

– Хорошо! – согласилась вдруг Зинаида и быстро сделала большой глоток.

Петраков осторожно пригубил спиртное, пытаясь по вкусу определить состав, но из-за обилия сивухи ничего не разобрал. Едва он проглотил самогон, воровка выплюнула задержанное во рту спиртное прямо на пол.

– Как я тебя на аферу взяла? – залилась она смехом. – Ладно, не дуйся, давай по маленькой, и в койку.

Неожиданно совсем недалеко от дома раздались разрывы авиационных бомб. Петраков, воспользовавшись моментом, подошел к окну и убедился, что коллеги находятся на прежнем месте.

– Нас не накроет? – сделал он вид, что обеспокоился близкими разрывами.

– Если только любовной волной, – цинично отозвалась Зинка, разбирая кровать и ложась в одежде, предварительно стянув из-под юбки нижнее белье. – Поторопись, а то у меня все отмерзнет.– Сейчас, только перекурю, – буркнул, оттягивая время, Петраков и вышел.

Дата добавления: 2015-08-28