|
– Ой, ты прям как Дед Мороз! – засмеялась девушка, увидев своего жениха в таком виде.
– Ты сейчас тоже в Снегурочку превратишься, – захлопал снежными ресницами молодой человек, радуясь ее появлению.
– А что у тебя за мешок? – заметила Настя куль у его ног.
– Тулуп бабы Фроси прихватил, а то до церкви тебя не доведу, замерзнешь. – Цыган достал из свертка старый, но добротный полушубок и накинул на девушку.
– Ну какая же я буду невеста в таком одеянии? – возмутилась та.
– Живой и здоровой, – улыбался Зарецкий.
На улице было ясно. Они пошли быстрым шагом, подгоняемые ожиданием церковного таинства и холодом. Прохожих встречалось мало, но из-за сильного мороза шум от них стоял, словно улицы были переполнены – под ногами хрустело так, будто люди шли не по снегу, а по битому стеклу.
– А ты что дома сказала? – поинтересовался Зарецкий.
– Что пошла очередь в магазин занимать, – ответила девушка. И вдруг погрустнела: – Тетя сегодня домой ночевать не пришла, поэтому мама и не возражала. Детей же кормить надо.
– Да и самим тоже еда нужна, – задумчиво кивнул Иван, понимая, что когда Анастасия станет его женой, ответственность за пропитание ее семьи ляжет на него.
– Катя всю ночь спать не давала, плакала и мать звала, – поделилась тревожными мыслями Анастасия.
– Может, она на работе заночевала? Сейчас практически все ночуют у верстаков, транспорт же не ходит, – попытался успокоить ее молодой человек.
– Нет, Мария вчера куда-то с Христофоровым ходила, наверное, у него заночевала. Вань, – пройдя немного, повернулась девушка к жениху, – как-то все странно у нас с тобой. Словно мы что-то плохое задумали. Венчаемся втайне, будто крадем свое счастье.
– А если и крадем? – плутовато улыбнулся Цыган. – Разве за такую кражу сажают? Ты же будущий следователь, скажи…
– Я хочу адвокатом быть, – уклонилась от ответа студентка юридического факультета.
Церковный флигель встретил их праздничным радушием и теплом. По поводу столь знаменательного события баба Фрося, отличающаяся изрядной экономией, израсходовала двойную норму дров.
– Волнуешься? – спросила она девушку, как только молодые разделись и прошли в горницу.
– Немного, – неуверенно произнесла Анастасия.
– Не надо. Иван тебя любит. Видишь, как светится – словно солнце проглотил, – пошутила старая женщина.
– А мой-то, бедовенький, переживает, – понизив голос, шепнула бабушка, кивнув в сторону внука. – Ведь ты ему тоже люба.
– Правда? А я и не догадывалась, – смутилась Настя и посмотрела на притихшего Николку, словно впервые его увидела.
– Да что уж теперь… – запричитала Ефросинья. – Мой несчастненький тебе не пара, тебе Иван больше подойдет, а Николке не жена, мать нужна.
Бабушка принялась разливать чай, чтобы согреть молодых с дороги. Девушке стало жалко Николку, но не той жалостью, которая может перерасти в нечто большее, а простойженской, которая ее ни к чему не обязывала. Николка, словно подслушав их разговор, подошел к Насте.
– Николка рад, что вы с Ванькой будете семьей, потому что он любит вас обоих – признался в своих симпатиях парень.
– И я тебя люблю, – сбросила камень с души девушка, – ты мне как брат.
Николка поймал на себе немного озабоченный взгляд Зарецкого, который стоял на таком расстоянии, что не мог услышать, о чем он говорил с его невестой, и, несколько смутившись, отошел в сторону. Но улыбка, запрятанная в уголках его рта, говорила о том, что последние слова Анастасии стали для него своеобразным лекарством от скорби по своему безответному чувству к девушке. Ведь именно ей Николка был обязан тем неведомым ощущением тепла, идущего от сердца по всему телу, которое он испытал, впервые увидев Анастасию.
– Ну что ж, молодые, пора идти венчаться, – позвала баба Фрося.
Все быстро оделись и поспешили к отцу Амвросию, которой заранее пошел в церковь, чтобы подготовиться к таинству. Храм был пуст, и это придало церемонии какую-то домашнюю атмосферу. Анастасия почувствовала, что нервное напряжение начинает спадать. Отец Амвросий, облаченный в яркую ризу поверх теплой телогрейки, принял обручальные кольца и, вручив молодым по свечке, начал читать молитву.
– Венчается раб Божий Иоанн рабе Божией Анастасии… – разнесся под куполом его голос, и девушка внезапно со всей силой осознала ответственность данного шага. «А ведь это намного важней, чем простая регистрация в загсе», – подумала она, вспомнив слова покойной бабушки.
Священник надел на жениха и невесту кольца, подаренные Николкой. Настино оказалось немного велико, но девушка подумала, что будет впору, когда она немного отойдет от худобы. Анастасия впала в какое-то сладостное забытье, перестав прислушиваться к словам священника, погружаясь в свое новое чувство, в котором были смешаны любовь, стыд, радость, ожидание, надежды и еще много других ярких ощущений, так или иначе связанных с происходящим переходом к статусу замужней женщины. Отец Амвросий закончил обряд, и только тогда девушка пришла в себя.
– Пойдемте, отметим свадебку, – засуетилась баба Фрося.
Стол был и вправду свадебным. Откуда ни возьмись на нем оказались бутылка настоящего довоенного вина, а еще тарелка со студнем, вареный кортофель, нарезанный тонкими ломтиками хлеб и кусок плавленого сыра. Анастасия даже испугалась, подумав: все это появилось потому, что Иван вернулся к старому занятию.
– Наши мужички на картофель выменяли, – успокоила баба Фрося, заметив ее волнение. И девушка вспомнила о разбитых в кровь руках любимого.
– Ну что же, дети мои, – поднял первый тост отец Амвросий, – несмотря на то что канун Рождества Христова не самое лучшее время для свадеб, но я думаю, Бог нас всех простит и благословит, поскольку видит, в каких тяжелых обстоятельствах мы пребываем. Тем, может, отрадней будет ему видеть, что и среди житейских невзгод проявляются светлые и чистые чувства, такие, что сегодня привели вас к венчанию. Долгих вам, счастливых лет совместной супружеской жизни, взаимного уважения, любви и детишек побольше!
На последних словах священник чокнулся со всеми и пригубил вино.
– Вань, а тебя обманули на рынке, – неожиданно досадливо сморщился он. – Вино-то не настоящее.
– Как ненастоящее? – огорчилась Анастасия.
– Может, старое, – пожал плечами отец Амвросий и хитро улыбнулся. – Горькое какое-то.
– Горько! – моментально среагировала на традиционную шутку баба Фрося.
– Целуйтесь! – так же весело поддержал ее Николка.
Только теперь Настя поняла, в чем дело, но смущение никак не позволяло ей взглянуть на мужа, чей горячий взгляд она уже чувствовала на своем лице.
Ванька поднялся из-за стола, увлекая ее за собой. Она увидела блеск в его глазах и стыдливо закрыла свои, принимая его поцелуй. Через полчаса отец Амвросий извинился и отправился отдыхать в свою комнатку.
– Мы с Николкой вам баньку натопили, – по-заговорщицки подмигнула молодым баба Фрося. – Возьмите с собой остатки вина и еду да идите туда, там теплее.
– Нет, я скоро домой пойду, – покраснела Анастасия. Оглянулась на Ивана и увидела грусть в его глазах.
– Ну, может, не скоро, но до комендантского часа все равно мне надо дома быть, – решительно сказала девушка. – Так ведь, Вань?
– Как хочешь, – согласился с ней Зарецкий. – Только можно и в бане посидеть до вечера, чтобы не мешать отцу Амвросию. Да и вообще…
Девушка смутилась еще больше. «Что значит его “да и вообще”?» – вскружили ее голову шальные предположения. Она еще раз посмотрела на Ивана и почувствовала по выражению его лица, что ему очень плохо, но он только усилием воли скрывает от нее свое состояние.
«А что в самом деле такого? Он же теперь мой муж. Почему я не могу побыть с ним наедине в баньке?» – предательски застучала шумной волной в ее голове новая мысль.
– Ладно, Вань, пойдем. Только обещай, что вечером проводишь меня домой, – поставила условие девушка.
– Век во… – чуть было не поклялся тот на воровской фене, обрадованный. Но вовремя опомнился: – Клянусь, как только скажешь «пойдем», сразу же и выйдем.
Банька и правда была натоплена на совесть. Анастасия уже не помнила, когда бывала последний раз в таких теплых помещениях. Даже в теткиных банях был колотун. А тут внебольшом, но плотно сбитом срубе уже в предбаннике оказалось так жарко, что оставаться в пальто было невозможно. Иван разлил вино, подал Анастасии рюмку.
– Ой, я и так уже пьяная…
Не то от уже выпитого, не то от тепла и еды девушке было так хорошо, что просто захотелось спать. Веки налились тяжестью, и для того, чтобы их не закрыть, приходилось прикладывать усилие воли. Лицо мужа приблизилось вплотную к ее лицу.
– Как я счастлив, что ты моя жена… – донеслось до нее, словно произнесено было не на ухо, а откуда-то издалека. – Я тебя люблю.
Она хотела ответить, сказать о своих чувствах к нему, но не смогла, потому что ее губы попали в сладкую паутину, которая не давала ей произнести ни звука. Насте показалось, что она оторвалась от лавки и полетела, кружась в замысловатом танце. Этот танец перенес ее из заснеженного Ленинграда, из лютого холода, в какие-то теплые края, и все ее тело с чувством блаженства окунулось в страстную жару. Было похоже на путешествие по влажным джунглям, в которых непроходимые леса и мангровые заросли. Она испугалась и на мгновение пришла в себя, но, увидев перед собой лицо мужа, снова обмякла и погрузилась в затягивающее жаркое блаженство…
Анастасия вздрогнула от стука в дверь баньки. Тусклый фитилек керосиновой лампы высветил лежащее рядом нагое тело Зарецкого. Отвернувшись, она стала спешно облачаться. Стук повторился и раздался громкий, надрывный голос:
– Ванька, открой, это я, Николка!
– Что такое? – проснулся Зарецкий.
Быстро одевшись, он открыл дверь, и через окошко предбанника проник свет. «Неужели я была здесь всю ночь?» – промелькнуло в голове Анастасии, которая и представить не могла, что теперь творится у нее дома.
– Ты чего? – спросил Николку Зарецкий.
– Амвроську увезли! А Фроська за грудь держится!
– Кто увез? – всполошился Цыган.
– Люди с лживыми глазами, – пояснил Николка, окончательно сбив Зарецкого с толку. – Пошли быстрей!
Все трое побежали к флигелю. За ночь напорошил снежок. Ветер стих, мороз спал. У входа остались следы шин и множество других следов, говоривших о ночном визите посторонних. В домике все было перевернуто вверх дном. Баба Фрося сидела на койке и пила какой-то отвар. Лицо ее было землисто-серого цвета.
– Что? – хором выпалили с порога Зарецкий с Настей.
– В НКВД забрали нашего батюшку, – запричитала пожилая женщина.
– Когда, почему? – опешил Цыган.
– Под утро пришли, – собравшись с силами, стала рассказывать баба Фрося. – Предъявили ордер, стали искать продовольствие, предложили выдать муку, из которой мы хлебцы для причастия пекли. Словно мы спекулянты какие!
– Муку? – уточнил Зарецкий.
– Да, – подтвердила старушка. – Я батюшке, улучив момент, сказала, чтобы он объяснил, что ее ты нам привез, а он категорически отказался и запретил об этом говорить. За тебя решил, сердечный, муки адовы принять.
– Да зачем же он так сделал? – сник Цыган. – Сказал бы про меня, я бы сам за это ответил, мне не привыкать.
– Не хотел ваше счастье прерывать, первую брачную ночь, – подняла Ефросинья горестный взгляд, но в нем не было упрека, только безнадежность.
– Вань, что же теперь делать? – вырвалось у девушки, которая не успевала смахивать катившиеся по лицу слезы.
– Сейчас отведу тебя домой, – как можно спокойнее произнес Цыган, – а потом что-нибудь придумаю.
Новобрачные тронулись в обратный путь. На душе было тягостно.
– А ты откуда муку достал? – поинтересовалась Анастасия, помня, что Иван и им приносил целую сумку дефицитного продукта. – Заработал или обменял?
– Ты понимаешь, я же должен был как-то о всех позаботиться… – подбирая слова, стал отвечать Зарецкий. – И церковь без службы стояла, и твоя семья голодала, да и мне как-то жить надо было…
– Ты что, украл? – тихим голосом произнесла девушка.
– Да, – тяжело признался Зарецкий. – Вытащил несколько мешков из грузовой машины. А что мне оставалось делать? Не карточки же воровать или последнее у граждан отымать!
– Что ты намерен делать теперь? – с обреченной усталостью спросила его жена.
– Даже не знаю, – честно ответил мужчина.
– Скоро отец вернется из госпиталя, он бы, наверное, смог помочь, – стала рассуждать вслух Анастасия. – Но только как же ему обо всем рассказать? Что задержанный священник, который нас венчал, ни в чем не виноват, а виноват на самом деле мой муж, который украл муку… Но я не смогу такое сказать!
В ее глазах стоял такой ужас, что у Зарецкого защемило сердце.
– А я-то надеялась, что ты после нашего разговора изменился и не вернешься к прежнему… Как же нам жить дальше?
Цыган промолчал. Да и что он мог сказать сейчас своей любимой?
– А теперь пострадал отец Амвросий. Что будет без него с бабушкой и Николкой? – раздался следующий вопрос, который занозой впился ему в сердце.
За разговором они незаметно подошли к Настиному дому.
– Слово даю, я что-нибудь придумаю, – пообещал Зарецкий, пытаясь поцеловать любимую на прощание.
– Так же, как обещал проводить меня вчера вечером домой? – не поддалась на нежный жест мужа Анастасия. И, так и не посмотрев ему в глаза, скрылась в парадной.
Забежав в подъезд, она разрыдалась из-за того, что предстоял тяжелый разговор с матерью, из-за ареста священника, который пострадал по вине ее любимого, из-за того, что Иван продолжал воровать, а значит, совместной жизни у них быть не может, но больше всего из-за той огромной любви, которую она к нему испытывала, и из-за того, что так с ним рассталась. Цыган, услышав плач жены, хотел кинуться к ней и успокоить, но остановился, боясь сделать еще хуже.
«Что ж, Цыган, – обратился мысленно сам к себе Зарецкий, – слово любимой дал, пора его выполнять».Он еще какое-то мгновение над чем-то размышлял, потом утвердительно тряхнул головой и, лихо сплюнув, отправился осуществлять задуманное.
Анастасия торопливо открыла дверь в квартиру, надеясь застать семью в полном составе, но, увидев выражение лица матери и опухшие от слез глаза племяшки, поняла – Мария не вернулась.
– А где Славка? – поздоровавшись с мамой, поинтересовалась о брате девушка.
– Он теперь ночует на комбинате. Транспорт же не ходит, – пояснила мать.
По ее тону Насте стало ясно, что тяжелый разговор еще впереди.
– Мам, ты извини меня, так получилось, – начала она просить прощения.
– Ты вот так просто говоришь мне «извини»? – рассердилась Лариса.
– Я на самом деле не хотела, чтобы так вышло, – продолжала оправдываться дочь, мучительно соображая, что же сказать в свое оправдание.
– Сестра твоего отца пропала, ты ушла с утра в магазин и не вернулась, Вячеслав остался ночевать на работе, а я тут одна с детьми, которые стонут от голода, – холодно, акцентируя каждое слово, чеканила мать. – Я уже невесть что передумала за ночь! Поговаривают, в городе стали пропадать люди – их убивают и едят. Вчера соседка рассказывала, что, возвращаясь из магазина, видела закоченевший труп прилично одетой женщины, из тела которой были вырезаны куски мяса.
– Мам, прости… – заплакала Настя, представив, какую адскую ночь провела ее мать.
– Вот вернется отец, и что я ему скажу? – продолжала выговаривать дочери Лариса, но немного спокойнее, чем секунду назад. – Ты где ночевала? Карточки хоть отоварила?
Настя с ужасом обнаружила, что забыла в баньке еду, которую намеревалась принести домой. И онемела.
– Хочу хлебушка… – донесся слабый голос Кати.
– Я есть хочу, – тут же подал свой голос Андрюшка и захныкал.
– Сейчас пойду снова, – упавшим голосом произнесла Анастасия.
– Нет, ты останешься здесь, – тоном, не терпящим возражений, заявила мать. – Я сама пойду.
Шатаясь от слабости, Лариса стала надевать поверх ботинок валенки.
– Я буду в магазине на углу, если после обеда не вернусь, приходи мне на смену.
– Хорошо, – побоялась возразить ей Настя.
В дверях мать обернулась.
– Где же ты все-таки ночевала?
– Давай отложим этот разговор до вечера, – попросила дочь.
Лариса, глубоко вздохнув, вышла из комнаты. Только с ее уходом мысли девушки снова обратились к утренним событиям. Настя понимала, что без священника баба Фрося с Николкой не смогут себя обеспечить продовольствием, которым с ними делился отец Амвросий, получая редкие подношения от прихожан. Затем ее мысли, конечно, вернулись кИвану, с которым она рассталась довольно холодно.
«Ванечка, милый, любимый, не наделай глупостей!» – мысленно обратилась Настя к своему новоиспеченному мужу.
Ее размышления прервал стук в дверь.
– Вы? А где Мария? – удивилась Настя, увидев Христофорова.
– Разве она не у вас? – сделал тот удивленное лицо. – А я пришел ее с дочкой навестить.
После того как Мария призналась семье, что Катя дочь певца, Анастасия, в отличие от детей, простила тетке случай с Барматухой, однако сейчас его слова почему-то покоробили ее.
– Нет. Она ведь позавчера с вами куда-то ходила, с тех пор не возвращалась, – огорчилась девушка, рассчитывая на какое-то известие именно от Христофорова.
– Где же она может быть? – нахмурился тот. – А Катя как, здорова?
– Да. Проходите в комнату, – пригласила наконец гостя Настя.
Бронислав Петрович вошел и сел возле кровати, на которой лежала девочка. Катя, увидев «поедателя» Барматухи, нахмурилась и отвернулась.
– Ты чего, Катюша? – ласково заговорил с ней отец. – Не узнала меня?
– Ты плохой, не хочу тебя видеть, не хочу… – сердито пробормотал ребенок.
Андрюшка насупленно наблюдал за визитером, недовольный тем, что виновник гибели их домашней любимицы набрался наглости и пришел к ним в гости.
– А я тебе гостинчик принес. – Христофоров достал из кармана шинели носовой платок, в который были завернуты хлеб и кусочек колотого сахара.
Девочка, не выдержав, повернулась.
– На, поешь, – протянул ей платок мужчина.
– А Андрюшке ты принес гостинца? – сердито спросила Катя, беря еду.
– Нет, у Андрея есть свои мама и папа, – бестактно ответил гость.
– А моя мама меня бросила, – неожиданно зло произнесла девочка.
Она засунула половину куска хлеба в рот, и у Андрюшки от обиды потекли слезы. Анастасия ничего не могла сделать, внутренне негодуя на Христофорова и в то же время понимая, что он имеет право так поступать.
– Нет, дочка, мама тебя не бросила, она могла просто приболеть, – попытался успокоить ребенка Христофоров, поглядывая искоса на Настю.
– А вы куда с ней ездили? – продолжила настойчиво расспрашивать девушка.
– На рынок. Обменяли мыло на хлеб и сахар, она дала мне по кусочку, которыми я сейчас дочку кормлю, а потом мы разъехались по домам, – изложил заготовленную версию Христофоров. Но видя, что сказанное не произвело должного впечатления на Анастасию, добавил: – У Марии с собой была почти буханка хлеба и граммов триста сахара. Может, лихие люди позарились на еду и напали на нее?
– На, Андрейка, поешь, – прервала его Катя, протянув мальчику корочку хлеба. – И сахара половину откуси.
– Как же теперь без Марии моя дочка? – задумчиво проговорил Христофоров.
– Тетя вернется, – возразила Настя. – Ну а в случае чего мы ее вырастим.
– Ну, я же ей не чужой, – не согласился мужчина. – Может, мне ее к себе забрать?
– Я по-любому этот вопрос не решаю. И вообще, не надо при ребенке, – прервала разговор Настя, видя, как внимательно слушает их Катя.
– А Алексей Матвеевич скоро выздоровеет? – спросил вдруг Христофоров.
– Думаю, на этой неделе.
– Тогда я попозже зайду. До скорой встречи, дочка.
Христофоров попытался погладить Катю по головке, но она, словно зверек, уклонилась от нежелательной ласки и жестко, не по-детски, заявила:
– Ты мне не отец. И не ходи сюда больше.
– Ладно, ладно… – примирительно пробормотал певец, направляясь к двери.
Христофоров не испытывал никакой отцовской привязанности к Кате. Его визит объяснялся лишь желанием отвести от себя подозрения.
Выйдя от Петраковых, он с некоторым облегчением направился на Кузнечный рынок, где с недавних пор вместо Зинаиды занимался тем, что заманивал людей на бандитскую квартиру. Достав из кармана двухсотграммовый кулек колотого сахара, бывший певец слился с пестрой рыночной толпой. Вскоре к нему подошел мужчина в потертой летной куртке и ватных штанах, предложив за сахар золотое обручальное кольцо. Однако, осмотрев и прикинув в руке кулек, засомневался, мол, в нем нет двухсот граммов.
– Вы что же, гражданин, обманываете? – покачал он головой. Затем достал безмен и подвесил кулек. – Так и есть, сто пятьдесят граммов.
– Ой, извините, значит, я в другой пакет отвесил двести и его с этим перепутал, – «огорчился» Христофоров.
– Жаль, – отвернулся от него покупатель.
– Ну, что же вы обиделись, гражданин? – окликнул его Бронислав Петрович. – Давайте сходим ко мне домой, и я отдам другой пакет. Я живу в пяти минутах ходьбы.
– Вот еще, переться куда-то… – недовольно поморщился мужчина. – Я и здесь со своим «рыжьем» сахарку надыбаю.
– А мне так ваше кольцо понравилось… Моей любимой оно подошло бы, – схитрил Бронислав Петрович. – Может, уступите мне? А я вам, так и быть, еще пятьдесят граммов набавлю.
– Что, двести пятьдесят граммов сахара дадите? – клюнул на наживку владелец кольца.
– Да, – утвердительно кивнул Христофоров, радуясь, что придуманная им уловка так четко сработала.
– Ладно, пойдемте к вам, товарищ, я не хочу, чтобы ваша женщина осталась недовольной, – согласился мужчина, довольный удачной сделкой.– Уж как обрадуется моя Зинулечка, сами увидите… – зловеще произнес бывший оперный певец, почувствовав приступ голода.
Виктор Солудев перечитывал материалы объединенного уголовного дела о хищении продовольствия с Бадаевских складов и убийстве трех человек. Вечером ему предстояло доложить руководству о результатах мероприятий по поиску установленных преступников, но докладывать было практически нечего. После ареста Артема Выкина по кличке Шкет прошло уже много времени, но Нецецкого и членов его банды задержать не удалось. Впрочем, многолетний опыт подсказывал оперативнику, что бандиты все равно как-нибудь проявят себя, иначе просто умрут с голода. Кроме того, он был убежден, что тело одного из организаторов преступления, Соскова, его подельники употребили в пищу. А значит, вкусившие человеческого мяса вновь выйдут на охоту.
Он перечитал сводки по городу о пропавших за последние дни гражданах и насчитал таковых около пятидесяти человек. Капитан понимал, что подавляющее большинство из них умерли от недоедания, потому и не вышли на работу (заявителями чаще всего выступали отделы кадров предприятий города), но составил список пропавших и направил сотрудников для его проверки. Причем уделял повышенное внимание тем пропавшим, кто в день исчезновения ходил на рынки и в деревню для обмена продуктов. Солудев считал, что члены банды так или иначе связаны с рынками, если не сами по себе, то через своих шестерок.
Его размышления прервал звонок – дежурный по управлению сообщил, что пришел с повинной некий гражданин, которого нужно опросить.
– Что, больше некому им заняться? – раздраженно бросил в трубку Солудев, хотя понимал, что сейчас является дежурным оперативником и обязан разбираться в таких случаях.
Через десять минут в дверь кабинета постучал милиционер и завел мужчину лет тридцати, по выражению лица которого сразу стало ясно, что в милиции он не первый раз.
– Гражданин Зарецкий доставлен, – доложил старшина.
– Можете идти, – распорядился оперативник, кивком головы показывая доставленному гражданину на стул.
Цыган спокойно, словно в музее, осмотрел обстановку кабинета. Описав круг, его взгляд остановился на оперативнике.
– Итак, гражданин Зарецкий, – приступил к делу капитан. – Вы, как мне доложили, пришли в управление, чтобы добровольно признаться в совершении преступления.
– Да, гражданин начальник, – кивнул в знак согласия Цыган.
– Судим ранее? – моментально отреагировал на его интонацию Солудев.
– Дважды. Последний раз освободился перед самым началом войны, – признался Зарецкий, зная, что это все равно будет установлено.
– За что сидел? – уточнил Солудев.
– Квартирку взял по глупости, – пояснил доставленный.
– Ну а сейчас в чем признаться решил? – перешел к основной теме Солудев, удивленный тем, что опытный уголовник решился прийти с повинной.
– В краже, гражданин начальник. Только у меня к вам одна просьба.
– Какие еще могут быть просьбы? – недовольно поморщился капитан. – Явился с повинной, так говори живей.
– Я пришел добровольно только потому, что вместо меня арестовали невиновного человека, – не обращая внимания на его реакцию, стал излагать Цыган.
– И чего же ты от меня хочешь?
– Чтобы его отпустили, – объяснил Ванька.
– Кого же вместо тебя арестовали? – усмехнулся капитан, полагая, что он хочет по каким-то причинам «отмазать» подельника.
– Священника из Волковой деревни, отца Амвросия, – сообщил Зарецкий.
– Священника? – снова удивился Солудев, не понимая, каким образом могла произойти подобная ошибка и почему преступник решил помочь святому отцу.
– И как же могло такое получиться? – заинтересовался оперативник.
– Дай слово, что отпустишь невиновного, – продолжал настаивать Зарецкий.
– Ничего обещать я тебе не буду, слишком велика честь, чтобы я тебе, вору, слово свое давал, – отрезал Солудев. – Решу, после того как услышу от тебя правду.
– Так я могу и не сказать ничего, – ощетинился уголовник. – Может, я вообще пошутил. И никаких преступлений не совершал.
– Ты чего изгаляешься, гнида? – прорвало Солудева. – Давно кровью не харкал?
– Давно, с момента прошлого ареста, – прямо глядя в глаза оперативнику, твердо произнес Зарецкий.
– Конвой! – крикнул Солудев, понимая, что этот парень не сдастся. И приказал вошедшему милиционеру: – В камеру его, пусть немного подумает.
– За что, гражданин начальник? – усмехнулся Зарецкий. – В чем я обвиняюсь?– В даче ложных показаний, – сказал первое, что пришло в голову, оперативник.
Когда странного уголовника увели, Солудев задумался. С одной стороны, такое неадекватное поведение могло говорить о не вполне здравом рассудке этого человека, но с другой стороны, он понимал: рисковать жизнью, беря на себя чужую вину, в условиях военного времени никто бы не стал.
– Товарищ капитан, а что делать с арестованным? – поинтересовался вошедший в кабинет старшина милиции. – Его в общую камеру или на спецобработку?
«На спецобработку» означало поместить арестованного в одиночную камеру, подготовленную для выбивания показаний.
– Нет, пока в общую, – распорядился Солудев.
Для начала он запросил в дежурной части всю информацию на арестованного, в том числе на его судимости и связи, а также велел снять с него отпечатки пальцев и проверить их на причастность к многочисленным нераскрытым преступлениям в городе. Следом потребовал информацию об аресте священника, о котором говорил задержанный. Не прошло и пяти минут, как ему сообщили, что священник Волковой церкви отец Амвросий, в миру Илья Игоревич Веселовский, был арестован утром по обвинению в хищении продовольствия, которое затем отпускал прихожанам. Он числился за отделом госбезопасности, и для того, чтобы получить недостающую информацию, Солудев созвонился с лейтенантом Скворцовым, который был старшим при аресте священника. Через полчаса тот, заинтересованный появившимся ходатаем, пришел в его кабинет. Причем с порога потребовал передать задержанного для дальнейшего разбирательства в их отдел.
– Да не вопрос, – не стал возражать Солудев. – Только сначала расскажи, в чем там дело. Уж больно редкий случай.
– Да что рассказывать? – закурил Скворцов. – Старорежимный священник, наверняка в сговоре с кем-то из прихода, организовал хищение продовольствия, чтобы подточить оборонительные силы города изнутри. Одним словом, на диверсию похоже.
Лейтенант с чувством превосходства посмотрел на коллегу.
– А какие продукты обнаружены?
– В доме ничего не найдено. Но наши агенты давно докладывали о том, что в его церкви проводится причастие, на котором раздают настоящий хлеб. Можешь себе представить, чтобы не стоящий на довольствии служитель культа ни с того ни с сего раздавал бы хлеб? Не иначе как в целях пропаганды и склонения граждан на сторону немецких захватчиков. Недавно над городом массу немецких листовок с самолетов побросали, вот и закопошились враги советской власти, активизировались, вылезли из своих контрреволюционных берлог.
Солудев понял, что этот молодой сотрудник государственной безопасности прошел неплохую школу и способен, если захочет, сделать из мухи слона.
– Хорошо, – поспешил он закруглить разговор, – я распоряжусь, чтобы арестованного закрепили за вашим отделом.
Лейтенант, довольный своим впечатляющим выступлением перед коллегой, угостил розыскника папиросой и вышел из кабинета.
Вечером, перед самым докладом начальству, Солудеву принесли проверочный лист, в котором отражалась запрошенная им информация о Зарецком. Капитан бросил на него беглый взгляди отложил в сторону, как вдруг его заинтересовали данные о последнем деле. В графе «преступные связи» он, к своему удивлению, прочитал о том, что Зарецкий по кличке Цыган входил в банду с Кузнечного рынка, но в ходе расследования доказательства его связи с ее руководителями получены не были.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |