Следующие два примера иллюстрируют возможность иной формы взаимосвязи слова с образом: “Я надеваю дедушкин пиджак. Вдруг чувствую, что в кармане что-то шевелится, и понимаю, что это мышка. Рукой я прижимаю карман к себе, чтобы она не выскочила, а что делать дальше - не знаю. Я просыпаюсь: моя рука лодочкой прижата к бедру, под рукой в тике дёргается мышца ”. Я не обратил бы внимания на сходство мышца (как причина появления образа) - мышка, если бы не встретился с подобным вторично в пересказе моей знакомой: “Я вижу, как маленькая девочка размером с напёрсток зацепилась за гвоздь и плачет. Беру её в ладонь и несу показать врачу, но когда протягиваю врачу руку - девочки там нет. Я вглядываюсь в свою ладонь и вижу вместо девочки - дырочку на пальце (не то на среднем, не то на безымянном, - не могу точно определить)”. Хотя в этих примерах взаимодействуют скорее образы с образами, но мне кажется, что это взаимодействие опосредовано особым сновиденным мышлением, в котором слова и образы выступают в нерасчленённом единстве, как в упомянутом выше примере с “не то словом дедушка, не то самим этим дедушкой”.
Ущербные словесные конструкции.
Порождённые сновидениями слова, словосочетания и т.д. часто искажены. Так во сне я долго пытался вспомнить слово подушка, а получилось - бадаска. На приснившемся железнодорожном билете я прочитал свою фамилию как Апичасивое. В диалоге с негритянкой я неоправданно мучительно составлял в уме реплики, вспоминая школьный курс грамматики английского языка, а в другом сне соорудил загадочную конструкцию: подарил ей два кольца, оба из настоящей церкви. Моя сестра называла во сне пальцы - пачкалами, а слово ветер так и не смогла вспомнить. У Ремизова персонаж сновидения приглашал в эмалированные комнаты 27. Подобные образования связаны, вероятно, с затруднённым словесным мышлением, с пониженной степенью участия личности. Возможно, пары мышца - мышка, девочка - дырочка имеют сходное происхождение.
Неразличение качества
словесной конструкции.
Интересной особенностью сно-видения является некий релятивизм в восприятии спящим авторства словесных конструкций (мыслей, реплик, графических текстов и т.д.) и их модальности. Так в ходе сновидения одна и та же конструкция может приписываться субъектом разным авторам и быть выраженной то в форме реплики, то графически, то в качестве собственных мыслей. Пример из Ремизова: “ - Зверей выпустили! Зверей выпустили! - кричал какой-то человек, пробегая мимо меня, а лоскутья красной изодранной рубахи развевались у него за плечами, как крылья... А этот отчаянный крик... да, теперь ясно, это был мой крик” 28. В этом примере авторство крика приписывается субъектом сновидения сначала некоему постороннему человеку, затем самому себе. Ещё пример из Ремизова: “Попал я в кружок голых: так все без всего и ходят...“ Не очень-то ловко этим несчастным”, -подумал я... - Вот было бы неловко, если бы мы вдруг да оделись, - сказал мне один голый, подслушав мою мысль” 29. Здесь словесная конструкция определяется автором сначала как мысль, затем - как мысль, которую можно услышать. Подобное слышание чужих мыслей мы встречаем и в другой новелле:
“ - Мор на воши! - говорю им и вижу: Беляков побагровел весь от злости, зажал в кулак кусок пиленого сахара, встал и пошёл к выходу... - Убью! - отчеканилось во мне” 30.
А вот описание сна Пьера Безухова из “Войны и мира”: “Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто-то говорил или сам передумывал Пьер… Пьер, вспоминая потом эти мысли... был убеждён, что кто-то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли... “Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, - говорил голос. - Простота есть покорность богу, от него не уйдёшь... (продолжал во сне думать или слышать Пьер)... Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли - вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо!” - с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
- Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
- Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, - повторил какой-то голос, - запрягать надо, пора запрягать...
Это был голос берейтора, будившего Пьера” 31. В этом примере также наблюдается релятивизм авторства и модальности словесных конструкций.
Авторские мысли в сновидениях часто приобретают форму безличного голоса. Это явление мы наблюдали в сновидении Пьера Безухова. Примеры из Ремизова: “Я стою на берегу реки в толпе народа. Кто-то говорит, что этот народ соскочил с фресок, изображающих Страшный суд в Сольвычегодском Благовещенском соборе…” 32. Ещё: “Я выпустил мышь, упала она на пол… - Надо осторожно, нешто можно так? Надо приласкать! - сказал кто-то из-под пола” 33. Ещё: “И вот я снял чехол и присел, увидев на тюфяке сплошное гнездо: серые насекомые кишели и, поедая друг друга, липкие, тут же выводились… - Ах! - кто-то вскрикнул за моей спиной… А я наклоняюсь всё ближе к отвратительной гуще. А тот же голос опять” 34.
Вот что говорит Х.Л.Борхес, ссылаясь на идеи Аддисона, изложенные в начале XVIII века в статье журнала “The Spectator”: “Безусловно, во сне мы сочиняем мгновенно, и то, что думаем, путаем с тем, что сочиняем. Нам снится, что мы читаем книгу; на самом деле каждое слово в той книге придумываем мы сами, причём неосознанно, и потому считаем её объективно существующей” 35. То же можно сказать обо всех видах словесных конструкций. Бесспорно, по большому счёту все сновидения от начала до конца, включая словесные конструкции, порождены мозгом спящего. Сновиденное сознание встраивает эти конструкции в ситуацию сна, мышление сочетается с воображением и, в соответствии с законами сно-видения, рождаются удивительные по многообразию форм сны.
Состояние безволия, бессилия.
Ещё одним повторяющимся элементом сновидения является особое состояние безволия, бессилия. Все подобные случаи можно разделить на две группы: к одной отнести бессилие как блокировку активности, необходимой по сюжету сна. Пример из Ремизова: “Скрипит дерево, скрипит, подламывается, упадёт оно, задавит... А я не могу уйти” 36. Ещё пример: “Тут от страха уж затряслись у меня поджилки, и я бух цветок на пол, хочу бежать, а ноги не слушаются, и закричать не могу” 37. В этих примерах ситуации были связаны с опасностью для жизни и привели к пробуждению. В сновидении Родиона Раскольникова к пробуждению приводит сильное эмоциональное переживание: “Он бросился бежать, но вся прихожая уже полна людей... все притаились и ждут, молчат!.. Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли... Он хотел вскрикнуть и - проснулся” 38. И ещё один пример - из переписки А.Ф.Лосева: “... стою на клиросе... Задаю тон “ре-си-соль”, но никто меня не слышит, так как голоса у меня нет (как бывает во время простуды горла, когда говоришь хриплым шёпотом). Тогда я начинаю петь сам и один, но - и сам своего голоса не слышу. Усиливаюсь петь, но никто меня не слышит, и сам я ничего не слышу, и - богослужение останавливается” 39. Определим этот приём сновидения как бессилие.
Тогда к другой группе будут относиться ситуации, когда активности и не требуется, а чувство безволия является следствием невозможности сосредоточиться, взять свои действия под контроль, что имеет некий особый оттенок. Пример: “Я болен. В полуобморочном состоянии иду мимо общежитий Мединститута. Ноги подкашиваются, я падаю на колени, хватаюсь за низенький заборчик”. Другой пример: “Я в больнице, спускаюсь куда-то на лифте. Перед этим мне дали какое-то лекарство вроде наркотика, и я как пьяный, - не могу справиться с кнопками лифта, боюсь упасть на пол… Несколько раз нажимал не те кнопки, не мог попасть на нужный этаж”. Пример из сновидения моего друга: “Коридор поликлиники. Я иду в регистратуру за своей карточкой. Вот мне становится плохо. Я начинаю “плыть”. Всё плывёт в глазах... Мне ещё хуже становится. Я вытягиваю руки, чтобы схватиться за деревянный барьер, хватаю его руками, а у меня сжимаются кулаки и ничего не остаётся. Я понимаю, что я, наверное, через барьер прошёл... И я падаю у них там”. То, что все приведённые фрагменты связаны как-то с медициной - обычное совпадение, а не закономерность, на этом я останавливаться не буду.
Поскольку в первой группе случаев сновиденное бессилие точно отражает реальное бессилие спящего, двигательные центры которого заторможены, можно предположить, что источником этих ощущений является включение в сновидение реальных данных от органов чувств, информации из реального мира. В пользу этого допущения говорит и то, что подобные ситуации заканчиваются обычно пробуждением, т.е. появляются в неглубоком сне (примеры из Ремизова, Достоевского и Лосева). Ситуации из второй группы, как правило, пробуждением не заканчиваются, сновидение продолжается. Возможно, эти ситуации возникают в глубоких сновидениях, где степень участия личности минимальна: внимание рассеянно и его трудно сконцентрировать, присутствует ощущение дезориентации и нарушения координации движений.
Самоидентификация.
Впечатляющим приёмом сновиденного воображения выступает особая пластичность авторского “я”, когда субъект сосредоточивает внимание на своей личности. В самых простых случаях, когда субъект совершает во сне какие-то действия, после пробуждения никаких проблем с самоидентификацией у него не возникает: “я шёл туда-то”, “я делал то-то”. В других случаях (соответствующих, вероятно, более глубокому сну) субъект не выполняет никаких действий, события разворачиваются перед ним, как в кино, без его участия; в пересказе это выглядит как “я видел”, “я слышал”. Но иногда (возможно, на стыках этих вариантов) возникают трудности с самоидентификацией, приводящие к перевоплощению или появлению двойника. Так Ремизов в своих сновидениях был священным тигром, который превращался в певчую птичку, и вожаком шимпанзе, который кричал петухом (новеллы “Верейский тигр” и “Обезьяны”). У меня же было некое мутное сновидение, в котором черепаха и слон идут на пляж, купаются, у черепахи насморк, она хвастается, что более “бадёвредда” (манёвренна), затем я проснулся с заложенным носом и с подозрением, что черепахой был я. Для объяснения механизма этого приёма можно провести параллель с бодрствующими попытками посмотреть на что-то глазами другого. Более сложный вариант объяснения - “кинематографический”: сначала во сне нам является немотивированный образ животного, например, крабика, затем перед нами проходят некие картины сновидения. При этом точка зрения на картины может пониматься нами двояко: либо “это вижу я”, либо “это видит крабик”. При совмещении двух точек зрения рождается ощущение “я - крабик”.
Проблема самоидентификации может воплотиться в самостоятельный сюжет, как это случилось в сновидении моего друга: “... вдруг попадаю в место, где много людей. Я смотрю на них и не могу понять, - а кто я? И когда они на меня обращают внимание, они вдруг начинают кричать, хвататься за волосы,... толкаться в дверях, друг на друга напрыгивать. А я хочу спросить: почему так? - и не могу. Думаю: а кто же я? - и не понимаю. Я пытаюсь посмотреть на себя, а у меня как будто только вот эти глаза и больше ничего! И я думаю: но, может, какие-то лапы? может, я чудовище? Но я не могу никак себя увидеть.... они тоже в ужасе от меня шарахаются, и меня такая паника охватывает, потому что я не могу себя пощупать... А потом какой-то танк идёт и начинает меня зажимать. И я думаю: Господи, что же я такое, если на меня даже танк выслали? И когда они меня пытаются раздавить,... я - раз! - и взлетаю, и думаю: здорово, так я, наверное, летать умею?.. А потом думаю: а может быть, я - растение? Может, меня какой-то страшный звероящер вынес из этой поликлиники? И теперь мы с ящером поднимаемся, а я как цветок всё это вижу. Я подумал, что не агрессивен, потому что они меня боятся, а я ничего плохого им не желаю, значит, я - цветок. Но я должен быть на ком-то. Потому что этот кто-то всех пугает”.
Появление двойника субъекта сновидения - распространённый сновиденный приём. Пример из сновидения моего друга: “Я - тимуровец... Прижимая к себе, я вывожу плачущего оборванца из переулка на берег... Бегу. Мне кажется, что за мной бежит и тот мальчик-тимуровец, который до этого шёл в обнимку с оборванцем. Но вскоре тимуровец отстаёт”. Пример из Ремизова: “Навзничь я лежал на кровати. И странно, лёжа так на кровати, я вместе с тем видел себя лежащего, но каким непохожим на себя... Ну, ничуть он не походил на меня: он был высокий, остролицый, с впалыми щеками и жутким орлиным носом... а в глазах кипело столько злобы... Моя дикая душа пьянела, я помирал от злобы” 40. Михаил Ямпольский, известный современный культуролог и философ, ссылаясь на идеи Фрейда и Флоренского, выдвигает для объяснения двойничества следующую теорию: “Фрейд также утверждал, что во сне типичное построение ставит в начало следствие, а причину после нее 41. Реверсию временного развертывания отмечал в сновидении и Флоренский. По его мнению, сновидение разворачивается не от "причины действующей", а от "причины конечной" - телоса. Сновидение протекает в "телеологическом", обращенном вспять времени 42. Именно это движение вспять и позволяет сновидению осуществлять диссоциацию человека, как бы видящего себя во сне со стороны. "Я", существующее в хронологическом времени, как бы пересекается с "я", живущим в "телеологическом" времени... Смерть и сон создают иное, "обращенное вспять" временное направление, которое может пересекать хронологический поток времени. Человек, попадающий в эти два разнонаправленных временных потока, одновременно как бы раздваивается. Отсюда типичный мотив встречи со своим собственным двойником накануне смерти или мотив лицезрения себя самого со стороны в сновидении” 43.
Как я уже говорил выше, теория обратного сновиденного времени противоречит опыту наблюдения за спящими: я не слышал сам и ни от кого другого, чтобы спящий произносил во сне слова задом-наперёд, хотя сноговорение - вещь распространённая. Другой недостаток этой теории, - она не укладывается в голове: по-моему, ясно представить себе взаимодействие двух встречнонаправленных времён в состоянии не более четырёх человек в мире. Я предпочитаю более простое объяснение: в сно-видении психика субъекта может включать в себя все те составляющие, что и в бодрствовании, - память, внимание, мышление, волю. И как наяву человек может представить себя “со стороны”, так во сне он может себя “со стороны” увидеть. То же может относится и к перевоплощениям: взгляду на мир чужими глазами.
Забывание сновидений
Обычные, рядовые сны быстро забываются. Об этом их свойстве упоминают практически все, кто анализирует сновидения. Неудивительно, когда забываются сны, отделённые от пробуждения временным промежутком в несколько часов. Другое дело, когда сновидение, закончившееся пробуждением, и, казалось бы, надёжно сохранённое в памяти, вдруг начинает лавинообразно разрушаться. Бесследно стираются образы и целые сюжетные линии, хотя человек пытается воспрепятствовать забыванию. В этом процессе можно выделить свои закономерности. Лучше всего сохраняются в памяти, во-первых, эмоционально яркие фрагменты, во-вторых, - фрагменты с высокой степенью участия личности, и, в-третьих, - фрагменты, “прокрученные” в памяти или рассказанные кому-нибудь сразу после пробуждения (при этом сновиденные события переходят из оперативной памяти в долговременную). Иногда наиболее эмоциональные сновидения вспоминаются непроизвольно, обычно в течение дня. Сновидения с высокой степенью участия личности часто вспоминаются (также непроизвольно) при повторении в реальности образов и ситуаций, подобных сновиденным. Такое повторение, возможно, лежит в основе общеизвестного чувства “это со мной уже было”. Естественно, определённую трудность при изучении данного свойства сновидений представляет тот факт, что нет никакой возможности сравнить, что именно осталось от сна в памяти, а что - забылось.
ОЩУЩЕНИЯ И ЭМОЦИИ
Интересным вопросом остаётся первичность образов и эмоций в сновидениях: что из них является причиной, а что - следствием другого? Борхес отдаёт приоритет эмоциям (ощущениям): “Образы наших снов (пишет Колридж) воспроизводят ощущения, а не вызывают их, как принято думать; мы не потому испытываем ужас, что нас душит сфинкс, - мы воображаем сфинкса, чтобы объяснить себе свой ужас” 44. И ещё: “Как бы там ни было, в страшных снах важны не образы. Важно, как обнаружил Колридж - я цитирую поэтов умышленно, - то впечатление, которое на нас производят сны. Образы значат меньше всего, они - производные” 45. В этом его концепция вполне согласуется с современными медицинскими взглядами: “К числу внешних факторов, которые... порождают сновидения, относятся всевозможные воздействия на органы чувств … спящего: яркое освещение комнаты, острые запахи, механические, тепловые раздражения кожи и пр. Нервный механизм кошмарных сновидений Ф.М.Майоров объясняет включением подкорки при выключенной торможением коре; при этом имеют значение интроцептивные импульсы в связи с переполнением желудка, затруднением дыхания (недостаток кислорода), повышением температуры тела, перегреванием головного мозга и т.п.... Большой интерес представляет повторение одного и того же сна в течение нескольких дней или даже месяцев. В таких случаях можно говорить о диагностическом значении сновидений. Речь идёт о тех снах, причиной которых служат раздражения, идущие из внутренних органов. Поэтому однообразные сновидения, которые длительное время повторяются, должны быть проанализированы врачом” 46.
Наиболее показательным примером первичности ощущений могут служить часто встречающиеся утренние сновидения здоровых людей, в которых фигурируют ситуации посещения туалета в той или иной форме. Но мне кажется, что всего многообразия сновиденных процессов подобная концепция не исчерпывает. Вполне вероятной может быть и обратная зависимость, когда ощущения и эмоции возникают вследствие разворачивающихся в сновидении ситуаций, т.е. когда они сюжетно обусловлены. От вышеописанных такие случаи отличаются тем, что эмоции возникают, рождаются по ходу сюжета, а не окрашивают собой сновидение изначально.
Так намечаются две основные разновидности сновиденных эмоций. Первые обусловлены физиологическими процессами, в них эмоции выступают в качестве устойчивого фона всего сновидения или обширных его фрагментов (такие сновидения легко охарактеризовать одним словом - кошмарное, эротическое, приятное, тяжёлое...). Вторая разновидность обусловливается сюжетом сновидения и характеризуется эмоциональными скачками: “Стоит оцепление из солдат спецназа со щитами, дубинками и прочей амуницией. К ним присоединяется подразделение морских пехотинцев, тоже в полной экипировке. Все вместе они начинают очищать щитами улицу от налипшей грязи. Я сначала активно помогаю им, потом вдруг мне становится стыдно за пособничество милитаризму, и я незаметно отхожу в сторону”. Или ещё: “Мы живём в общежитии. Над нами часто летают самолёты. Вдруг два истребителя один за другим врезаются в землю недалеко от общежития. Два огромных огненных столба. Ощущение начала катастрофы ”. Пример из Ремизова: “Оставшись один, я тихонько заглянул под кровать... “Эге, - подумал я, - да вот где она сидит, эта грязная жила!” - и так мне стало досадно (курсив мой, - Т.М.) и так не хотелось гнуть спину - просить извести эту грязь под кроватью и самому пачкаться, - снял я с себя пиджак и всё до рубахи, взял синдетикон, обмазался им как следует, лёг на пол и давай кататься” 47.
Иногда эмоции, испытанные нами во сне, бывают настолько насыщенными и сильными, что определяют наше настроение как минимум в течение дня, а запоминаются на годы. Таковы всем известные кошмары. Описывать чувства, владевшие человеком во время кошмарного сновидения - дело сомнительное, поскольку в реальной жизни подобные переживания не встречаются, свидетелями каких бы катастроф и преступлений мы ни стали. Это ужас особый, обладающий, по словам Борхеса, специфическим привкусом. То же, вероятно имел в виду и Юнг, говоря, что “можно уловить специфическую энергию архетипов, когда мы переживаем то особое волшебство, которое их сопровождает. Они, кажется, несут в себе особые черты” 48. Кошмары, скорее всего, мотивируются не сюжетом, а биохимическими процессами в организме спящего, поскольку в такого рода сновидениях ощущением ужаса, универсальной угрозы пропитана сама ткань сна, а видеть при этом мы можем вовсе безобидные картины. Борхес видел древнего норвежского короля, его (Борхеса) знакомая подравнивала ножницами чёрную ткань, мне виделась старая церковь или мутная жёлтая река.
После пробуждения человек понимает, что произошедшее с ним было сном, но, тем не менее, раз за разом мысленно возвращается к пережитому, чтобы ещё раз испытать острые ощущения. Подобное последействие сновидений, независимо от причины, вызвавшей те или иные эмоции, родственно эстетическим переживаниям после восприятия шокирующих произведений искусства: книг, картин, фильмов. Обе формы переживаний подразумевают одновременно и остранение воспринимающего, и его мнимое участие в некоторых событиях (я говорю именно о последействии сновидений и произведений искусства). Человек побывал в ином мире, и этот мир поразил его.
РЕКОНСТРУКЦИЯ ЛИЧНОСТИ АВТОРА
ПО ЕГО СНОВИДЕНИЮ
Приведу показательный диалог двух точек зрения по книге А.Борбели: Если сновидения представляют собой не божественное вдохновение или откровение, пришедшее из иного мира, но продукт нашего собственного “Я”, тогда возникает вопрос, должны ли мы нести ответственность за них. Дофрейдовский психолог Хаффнер явно отклонял такое предположение:
“Мы не несём ответственности за наши сновидения, так как наше мышление и воля в это время лишены той единственной основы, на которой наши жизненные процессы остаются истинными и реальными.... По этой причине желания и действия в сновидениях не могут быть ни добродетельными, ни греховными”.
Ницше с негодованием отвергал эту точку зрения: “Ты желаешь отвечать за всё на свете, кроме своих собственных сновидений! Что за жалкая слабость, что за отсутствие твёрдой логики! Ничто не говорит о тебе так много, как твои сны! Ничто так тесно не связано с тобой! И сущность, и форма, и протяжённость этих комедий, в которых ты и актёр, и зритель, - в них ты полностью раскрываешь своё “Я”!” 49.
Предлагаемая мной концепция сно-видения снимает противоречие этих двух взглядов. На заданный вопрос я ответил бы так. Мы не несём ответственности за наши поступки в сновидениях, поскольку в тот момент не осознаём, по каким законам развивается сон. Но наше сновиденное “Я” в этическом отношении тождественно нашему “Я” в бодрствовании, и мы полностью ответственны за наше отношение к тем или иным поступкам и событиям сна, за нашу оценку их. Я так категорично отождествляю личность человека спящего с его личностью в бодрствовании, потому что, во-первых, не нахожу оснований к утверждению обратного, и во-вторых, исходя из анализа собственных сновидений: и во сне, и наяву я один и тот же человек, чего нельзя сказать об окружающем меня мире. Того же мнения придерживается и Борхес: “Об этом и говорится в статье Груссака: наша умственная деятельность не знает различий. Мы можем бодрствовать, спать и видеть сны, но характер умственной деятельности не меняется. Он приводит ту же фразу из Шекспира: “Мы созданы из вещества того же, что наши сны”” 50. В этом плане сно-видение является самой искренней (потому что бесконтрольной) формой проявления нашей психики. Если наяву мы можем кривить душой, обманывая других и себя самого, то наши сновидения, как зеркальце из сказки, обязательно покажут, как обстоят дела в действительности.
В том, что сны несут на себе отпечаток личности того, кто их видит, сомневаться, кажется, не приходится: Менделееву снится периодическая таблица, бухгалтеру (моей жене) - реклама “подпольной чугунной фабрики”, а мне (филологу по образованию) - новая грамматическая категория “время времени глагола”. И без натяжки перераспределить эти сны между собой мы по профессиональным причинам не можем. Это касается не только профессии, но и всего склада личности. Так же, как, читая книгу, один отождествляет себя больше с Иваном, а другой - с Алексеем Карамазовым, в сновидениях мы отличаемся друг от друга своими моральными, этическими, эстетическими установками.
Попробую проиллюстрировать свои тезисы на примере новелл Ремизова. Первый фрагмент:
“Нагибаю ветку..., а из-за куста, хвать, волк на меня. Вижу, дело плохо, и говорю:
- Ты что ж, волк, неужели меня съесть захочешь?!
А он будто молчит. И опять я к нему.
- Не ешь, - говорю, - серый, я тебе пригожусь” 51.
Второй фрагмент:
“Звери... наступали.... И я стоял один, окружённый со всех сторон красными разинутыми пастями. Языки красные ходили в них, как маятники.
- Нате вам, звери, розанчик!” 52.
Третий фрагмент:
“На окне сидит галка и кричит. Я знаю, чего она кричит. Она сейчас влетит в комнату, сядет мне на плечо и станет глаза мне клевать...
- Галка, - прошу я мою чёрную гостью, - побереги мне глаза, я тебе жемчужную ленточку на горлышко навяжу, галка, я тебе отдам мои руки, левую и правую, только оставь мне глаза!” 53.
Не правда ли, складывается довольно определённая картина отношения автора к диким животным: во-первых, страх перед ними, во-вторых, устойчивое стремление избежать опасности посредством “взятки”? Конечно, у меня нет свидетельств, что это отношение имело место и в реальности, но, скажем, мои сновиденные навязчивые мотивы очень точно отражают реальную ситуацию. Так в двух новеллах Ремизовым упоминаются противные насекомые, мне же часто снятся насекомые жалящие и кровососущие, к которым я испытываю чуть ли не мистический страх.
Аналогично обстоит дело и с этической оценкой событий во сне. То, что в своих сновидениях я становился убийцей неоднократно - не важно, а важно, что после таких сновидений я просыпался в холодном поту от ужаса и раскаяния. Убить во сне может каждый, для этого ему достаточно представить, чего именно делать нельзя. Другое дело, как он отнесётся к содеянному, если по определению считает происходящее реальным.
-----------------------------------
Сны и видения в ролевых играх
Drugoj_Maks, 05 June 2003
Что это такое?
Dream sequences - сны и видения, весьма разнообразны. Среди них есть вещие сны (персонаж просыпается с чувством, что в сегодняшней битве он погибнет), видения и божественные откровения (чтобы стать высшим священником своего бога, персонажу надо отправиться в четыре стороны земли и принести богу дары), астральные квесты Шэдоурана (где персонажу надо обрести просветление, чтобы подняться на новый уровень манипулирования Силой) и глюки подсознания от наркотиков (персонажу подсыпали в стакан наркотик, и теперь он отстреливается от якудз, думая, что находится в виртуальной реальности).
Что же объединяет эти настолько разные события? Во-первых, частичная или полная потеря игроком контроля над персонажем. Во-вторых, сюрреализм - происходящие в них события не обязаны подчиняться законам игровой реальности. Ну и в-третьих, то, что их довольно сложно правильно и интересно отыграть.
Зачем они нужны?
Во-первых, подсказка. Довольно часто Мастер выдает персонажем несколько ключей к решению проблемы, а затем смотрит в бессилии, как они не замечают связей между ними, хотя все факты налицо. Используя сны, Мастер может сыграть роль подсознания персонажа и представить факты в ином свете, указав на связь между ними. В мире, где сверхъестественное существует, подсказку во сне может давать не только подсознание персонажа, но и другая сила, обладающая возможностью контролировать сны, или, по крайней мере, проникать в них.
После встречи с группой подозрительных личностей, один из персонажей начинает испытывать странное беспокойство. Когда он ложится спать, ему снится один и тот же сон, в котором он представляет себя малышом, сбежавшим из дома и умирающим на улицах Города. Вскоре он замечает, что за ним следит человек, который всегда уходит от прямой встречи. С каждой ночью персонаж видит все больше деталей и понимает, что мальчишка мертв и до недавних пор мучался в странном аду, имя которому - Клетка...
Кроме того, сны приносят в игру элемент сюрреализма, довольно полезный в некоторых жанрах - например, ужастиках. Вспомните, где обитал Фредди Крюгер? То-то и оно. В любом случае, запутать партию никогда не помешает, особенно если они начинают чувствовать себя непобедимыми. В мире, где сновидения могут быть насланы как дружественными, так и враждебными силами, персонажи никогда не знают, доверять ли увиденному или нет - действительно ли в Пещере Ужаса лежит заколдованный меч, принадлежавший великому паладину, или же это ловушка, расставленная врагами партии?
Партия легко прорубается сквозь монстров, заговаривает мастерским персонажам зубы, и вообще чрезмерно наглеет. Новую сессию Мастер начинает как обычно, но постепенно меняет мир, позволяя персонажам заметить это. Когда они начинают возмущаться о логических несоответствиях, Мастер только кивает и подтверждает факт. Нелогичность увеличивается и увеличивается до тех пор, когда, завернув за угол, персонажи видят серый туман, поглощающий весь мир вокруг них. В поте лица они просыпаются. Какой злой колдун наслал на них такие чары? И, что более важно, действительно ли они проснулись, или всего лишь вышли на новый уровень сна?
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |