— Может, хватит? — перебила я.
— Ты поняла, что я имел в виду.
— Еще бы.
— Плохо, что база данных оказалась незащищенной.
— И не говорите. Уж лучше бы мы пользовались печатными машинками.
Фортосис задумчиво посмотрел в окно.
— Знаешь, Кей, что я тебе посоветую? — мрачно произнес он. — Будь очень осторожна, но не вини себя в гибели этой женщины. Грязные политики и даже страх перед ними могут довести тебя до такого состояния, когда ты действительно начнешь делать непростительные ошибки, таким образом давая своим врагам реальный повод обвинить тебя.
В памяти всплыли перепутанные предметные стекла. Внутри все сжалось.
Фортосис продолжал:
— Сейчас в Ричмонде обстановка как на тонущем корабле. Неудивительно, что люди озверели. Каждый сам за себя. А ты, Кей, не хочешь никому мешать. Ты не желаешь участвовать в этой панике. А паника налицо.
— Да, некоторые не на шутку перепугались.
— Оно и понятно. Смерть Лори Петерсен можно было предотвратить. Полиция допустила непростительную ошибку, когда не присвоила ее звонку первую степень важности. Убийца разгуливает на свободе. Женщины продолжают погибать. Люди во всем винят городские власти, а тем что делать? Им тоже надо кого-нибудь обвинить. Такова уж человеческая природа. И полиция, и политики будут перекладывать ответственность на подведомственные организации, пока не дойдут до самой низшей ступеньки…
— И не окажутся прямо в отделе судмедэкспертизы, — с горечью продолжила я и тут же подумала о Кэгни.
Интересно, а с ним такое могло бы произойти?
Вопрос был чисто риторический — я поспешила озвучить ответ:
— Не могу отделаться от мысли, что я — легкая мишень лишь потому, что я женщина.
— Ты — женщина в мире, которым правят мужчины, — ответил Фортосис. — Ты будешь считаться легкой мишенью до тех пор, пока все эти крутые парни не поймут, что у тебя есть зубы. А они у тебя есть. — Он улыбнулся. — Так покажи их!
— Каким образом?
Вместо ответа Фортосис спросил:
— Есть среди твоих подчиненных человек, которому ты полностью доверяешь?
— Все мои сотрудники — люди надежные…
Фортосис замахал руками:
— Кей, я говорю о доверии. Ты доверяешь кому-нибудь так, как самой себе? Например, своему системному администратору?
— Маргарет никогда меня не подводила, — поколебавшись, произнесла я. — Но чтобы доверять ей как самой себе? Пожалуй, нет. Я совсем не знаю, что она за человек, — ведь мы общаемся только по работе.
— Так вот, повторю: твоя безопасность — твоя лучшая защита. И постарайся выяснить, кто влез в компьютер. Не исключено, что у тебя не получится. Но если есть хоть малейший шанс, его нужно использовать. Задействуй специалиста, которому доверяешь. И ни в коем случае не проси помощи у случайных людей — они могут проболтаться.
— У меня нет таких друзей, — возразила я. — А если я даже и узнаю, кто взломал базу данных, что хорошего? Если это журналист, не думаю, что, выяснив его личность, я решу свои проблемы.
— Конечно, гарантии нет никакой. И все же я на твоем месте попытался бы.
Интересно, почему это Фортосис меня к этому подталкивает? Меня не оставляла мысль, что у него уже появились собственные подозрения.
— Если мне станут звонить по поводу последних убийств, я все это буду иметь в виду, Кей, — обещал он. — Если на меня надавят, чтобы я снова высказался насчет связи активности преступника и шумихи в прессе, буду молчать как рыба. Не хочу, чтобы меня использовали. Но и лгать я тоже не смогу. Дело в том, что у маньяка несколько необычная реакция на шумиху, другими словами, его модус операнди.
Я внимательно слушала.
— На самом деле далеко не всем серийным убийцам нравится читать в газетах о своих преступлениях. Однако обыватели склонны думать, что каждому маньяку необходима известность, ощущение собственной значимости. Что преступления совершаются ради славы. Да, именно по такому принципу действовал Хинкли: выстрелил в президента — и стал героем. Неадкватный, жалкий человек, не способный ни найти приличную работу, ни завести семью и друзей, вдруг становится знаменитым на всю страну. Но такие типы — скорее исключения. Они встречаются редко. Совсем к другому типу маньяков принадлежат всякие Лукасы и Тулы. Они совершают преступления и сразу уезжают из города, не дожидаясь выпуска новостей. Они не хотят, чтобы о них узнали. Прячут тела жертв и вообще всячески заметают следы. Большую часть времени такие личности проводят в дороге — переезжают с места на место, попутно выбирая себе новые жертвы. А о ричмондском маньяке я думаю вот что: он — гибрид первого и второго типов. Я тщательно изучил его модус операнди. Маньяк насилует и убивает, потому что без этого не может, хотя и не имеет ни малейшего желания попасться. В то же время ему хочется привлечь к себе внимание, хочется, чтобы каждый узнал о его «подвигах».
— Вы сказали об этом Эмберги?
— Кажется, когда я говорил с Эмберги, у меня в голове эта мысль еще не оформилась. Разговор был на прошлой неделе. Только после смерти Хенны Ярборо я окончательно убедился в правильности своей версии.
— Из-за того, что Хенна — сестра Эбби Тернбулл?
— Да.
— Допустим, маньяк охотился за Эбби, — продолжала я. — Лучшего способа повергнуть город в шок и приобрести известность в национальном масштабе, чем убить известную журналистку, которая вдобавок писала о преступнике статьи, и не придумаешь.
— В этом-то и загвоздка. Что-то уж слишком личный характер приобретает это убийство по сравнению с остальными. Первых четырех женщин маньяк не знал, он их выбрал случайно. На их месте легко могли оказаться другие.
— После экспертизы на ДНК станет ясно, один человек всех их убил или нет, — произнесла я, понимая, к чему клонит Фортосис, и мысленно ему возражая. — Но лично я уверена, что убийца всего один. Я ни на минуту не допустила мысль, что Хенну задушил кто-то другой, желая поквитаться с ее сестрой.
— Эбби Тернбулл — знаменитость, — произнес Фортосис. — С одной стороны, я все думаю: если маньяк охотился именно за Эбби, мог ли он перепутать ее с сестрой? С другой стороны, если он охотился за Хенной Ярборо, случаен ли тот факт, что она оказалась сестрой Эбби?
— В жизни порой происходят странные вещи.
— Да, конечно. Ни в чем нельзя быть уверенным. Всю жизнь мы строим догадки, а ответов не получаем. Почему случилось именно так, а не иначе? Взять хотя бы мотивы преступления. Может, преступника в детстве била и унижала мать, может, над ним было совершено насилие, а может, еще что-то. Вдруг он мстит обществу, демонстрирует свое презрение к нему? Чем больше я работаю в области психиатрии, тем чаще убеждаюсь: мои коллеги не желают признавать одну очевидную вещь — убийца, как правило, убивает потому, что ему это доставляет удовольствие.
— А вот мне это уже давно ясно как божий день, — рассердилась я.
— Думаю, ричмондский маньяк таким образом развлекается, — мягко продолжал Фортосис. — Он очень хитер, очень осторожен. У него почти не случается проколов. У преступника нет никаких умственных отклонений, у него полный порядок с правой лобной долей. И он не сумасшедший, можешь не сомневаться. Убийца — садист-психопат, повернутый на сексе, но уровень интеллекта у него в норме, плюс он прекрасно умеет притворяться и создавать о себе впечатление как об обычном гражданине. Уверен, что он работает в Ричмонде и занимает весьма неплохую должность. Не удивлюсь, если эта должность — а может быть, какое-нибудь хобби — позволяет маньяку контактировать с людьми, находящимися в состоянии стресса, обиженными, оскорбленными, или же контролировать определенное количество людей.
— Какая это может быть профессия? — взволнованно спросила я.
— Какая угодно. Бьюсь об заклад, преступник достаточно умен и образован, чтобы занимать практически любую должность.
«Врач, адвокат, индейский вождь», — звучал у меня в ушах голос Марино.
— Однако вы изменили свое первоначальное мнение, — заметила я. — Прежде вы думали, что у маньяка криминальное прошлое или что он страдал душевной болезнью, а может, и то и другое. Вы говорили, что его, возможно, недавно выпустили из тюрьмы или из психиатрической лечебницы…
Фортосис перебил меня:
— Верно, но в свете двух последних убийств, тем более что была замешана Эбби Тернбулл, я отказался от этой версии. У душевнобольных, как правило, нет ни опыта, ни сноровки, необходимых для того, чтобы постоянно дурачить полицию. Я считаю, что ричмондский маньяк поднаторел в своем деле, что он уже несколько лет убивает в разных городах страны, и всякий раз ему удается выйти сухим из воды.
— Думаете, он приезжает в город, в течение нескольких месяцев совершает убийства, а потом меняет дислокацию?
— Совсем не обязательно. Возможно, ему хватает выдержки, приехав в новый город, устроиться на работу и хорошо себя зарекомендовать. Возможно, какое-то время он ведет себя как обычный гражданин. А потом начинает убивать и уже не может остановиться. Более того, в каждом новом городе аппетиты преступника растут, он не знает удержу. Дразнит полицию и наслаждается ощущением, что весь город только о нем и говорит. А достигает убийца такой популярности, выбирая соответствующие жертвы.
— Эбби, — прошептала я. — Значит, он охотился за ней.
Фортосис кивнул.
— Для преступника это было принципиально новое убийство — самое дерзкое, самое безрассудное. Никогда раньше он ничего подобного не совершал — никогда его жертвой не становилась известная журналистка, да еще репортер криминальной хроники. Это преступление должно было стать кульминацией его «карьеры». Конечно, присутствовали и другие мотивы — ведь Эбби о нем писала, и он решил, что у него с ней личные счеты. В своем воображении он начал выстраивать с ней отношения. Тут все смешалось — и ярость убийцы, и его фантазии, и зацикленность именно на Эбби.
— Но ведь маньяк прокололся, — резко возразила я. — Никакой кульминации у него не получилось.
— Вот именно. Маньяк, наверное, недостаточно знал Эбби, смутно представлял, как она выглядит, понятия не имел, что у нее живет сестра. — Глаза Фортосиса потемнели. — Весьма вероятно, что маньяк узнал о том, что убил вовсе не Эбби, только из новостей или из газет.
Эта мысль меня поразила. Как я сама об этом не додумалась?
— Именно это обстоятельство меня особенно волнует, — произнес Фортосис, откинувшись в кресле.
— Вы боитесь, что теперь убийца станет преследовать Эбби? — В этом я сильно сомневалась.
— Все случилось не так, как планировал преступник. — Фортосис размышлял вслух. — Он опростоволосился в собственных глазах — и может стать еще свирепее. Вот это-то меня и беспокоит.
— Куда уж свирепее, — бросила я. — Вы же знаете, что он сделал с Лори. А теперь вот Хенна…
Фортосис так взглянул на меня, что я осеклась на полуслове.
— Я звонил Марино незадолго до твоего приезда.
Спиро было известно все.
Он уже знал, что во влагалище Хенны Ярборо сперму не нашли.
Вероятно, у убийцы случилось преждевременное семяизвержение. Большая часть спермы обнаружилась на ногах жертвы и на постельном белье. Иными словами, единственным инструментом, который ему удалось вонзить в тело жертвы, оказался нож.
В мертвой, давящей тишине мы старались представить себе выродка, который получал удовольствие, причиняя такую ужасающую боль другому человеческому существу.
Наконец я подняла взгляд на Фортосиса. Его глаза были темны, лицо напряжено. Кажется, в тот момент я впервые осознала, что мой друг выглядит намного старше своих лет. Он видел и слышал все, что происходило с Хенной, — здесь, в этой комнате, перед ним проплывали страшные картины, вероятно, еще более отчетливые, чем представали перед моим мысленным взором. Стены давили на нас всей своей тяжестью.
Мы поднялись одновременно.
Я направилась к машине, припаркованной на стоянке, длинной дорогой, через кампус. На горизонте, подобно замерзшим валам туманного океана, светились Голубые горы с белыми сверкающими шапками снега, тени тянули свои длинные пальцы по лужайке. Я вдыхала запах нагретых солнцем деревьев и травы.
Мимо группками проходили студенты. Они смеялись, болтали и не обращали на меня ни малейшего внимания. Я оказалась в тени огромного дуба и вдруг услышала за спиной топот бегущих ног. Сердце екнуло. Я резко обернулась. Юноша, увидев мое искаженное ужасом лицо, раскрыл от удивления рот. Через мгновение он уже исчез за углом, сверкнув красными шортами и длинными загорелыми ногами.
Назавтра я приехала в офис к шести утра. Еще никого не было, телефоны работали в режиме автоответчика.
В ожидании, пока кофе через фильтр кофеварки наполнит мою чашку, я пошла в кабинет Маргарет. Ее компьютер выглядел так, будто бы тщетно приглашал взломщика сделать еще одну попытку.
Очень странно. Знал ли этот тип, что мы обнаружили факт вскрытия базы данных с целью получить информацию по делу Лори Петерсен? Неужели он испугался? Или решил, что ловить все равно нечего?
А может, причина в чем-то другом? Я тупо смотрела на темный экран. «Кто ты? Что тебе от меня нужно?» — Мои вопросы, естественно, оставались без ответа.
В противоположном конце коридора зазвонил телефон. На третьем звонке вклинился диспетчер.
«Он очень хитер, очень осторожен…»
Этого Фортосис мог бы мне и не говорить.
«У преступника нет никаких умственных отклонений…»
Да, я тоже думала, что у маньяка с головой все в порядке. Но вдруг я ошибалась?
У него вполне могли быть отклонения.
«…он прекрасно умеет притворяться и создавать о себе впечатление как об обычном гражданине…»
Преступник может быть достаточно умен и образован, чтобы занимать практически любую должность. Почему бы ему не работать с компьютером? Почему бы не иметь компьютер дома?
Он хотел стать моей навязчивой идеей. Он старался понять ход моих рассуждений — так же, как я старалась проникнуть в его мысли. Я была единственной ниточкой, связывавшей преступника с его жертвами, единственным живым свидетелем. Я изучала кровоподтеки, переломы, глубокие резаные раны — следовательно, я одна понимала, какую силу он применял, чтобы нанести эти ужасные повреждения. У молодых здоровых людей ребра гибкие, прочные — поэтому, чтобы сломать ребра Лори Петерсен, преступник становился коленями на ее грудную клетку и давил всем своим весом. Она лежала на спине. Маньяк переломал ей ребра после того, как сорвал со стены телефонный провод.
Пальцы Лори оказались не просто сломаны, но предварительно вывихнуты. Убийца заткнул ей рот, связал ее, а потом по очереди переломал пальцы на обеих руках. Цель у него была только одна — причинить жертве невыносимую боль и дать ей понять, что это еще цветочки.
Лори мучилась не только от физической боли — она страдала от нехватки кислорода. Ужас не отпускал ее — ведь провод стягивал шею, кровеносные сосуды наливались, разбухали, а голова, казалось, вот-вот разорвется. А потом выродок проник в каждое отверстие в теле женщины.
Чем отчаяннее она сопротивлялась, тем плотнее затягивалась петля на ее шее — пока не был сделан последний рывок, пока Лори не умерла.
И я в процессе вскрытия восстановила цепь событий. Я шаг за шагом проследила за тем, как убийца надругался над каждой из своих жертв.
Конечно, он хотел выяснить, что мне известно, а что нет. Он был самонадеян, и все же у него постепенно развилась паранойя.
Информация о том, что убийца сделал с Пэтти, Брендой и Сесиль, хранилась в компьютере. Там были описания каждого кровоподтека, каждого перелома, каждого вещественного доказательства, которое нам удалось найти, каждого лабораторного анализа, который я провела.
Читал ли преступник то, что я надиктовала? Проник ли он в мои мысли?
Стуча низкими каблуками, я побежала в свой кабинет. Как сумасшедшая, вывернула бумажник и стала судорожно шарить в куче визиток, пока не нашла единственно нужную — молочно-белого цвета, с рельефной надписью «Таймс», выполненной по центру шрифтом Gothic. На обратной стороне Эбби Тернбулл изобразила свои каракули.
Я набрала номер пейджера.
Встречу я назначила на послеобеденное время, потому что, когда я говорила с журналисткой, труп Хенны еще не был отправлен в похоронное бюро. Я не хотела, чтобы Эбби находилась в одном здании с телом своей сестры.
Тернбулл приехала точно в назначенное время. Роза, стараясь не стучать каблуками и даже не дышать, провела ее в мой кабинет, я так же тихо закрыла обе двери.
Выглядела Эбби кошмарно — морщин прибавилось, лицо стало серым. Волосы она не заколола и даже не расчесала — седеющие патлы свисали до плеч. Белая хлопчатобумажная блузка помялась, не лучше была и юбка цвета хаки. Когда Эбби закуривала, я заметила, что ее трясет. На дне опустошенных скорбью глаз сверкала ярость.
Я начала с обычных слов утешения, которые всегда говорю родным и близким погибших, а затем произнесла:
— Смерть вашей сестры, Эбби, наступила в результате прекращения доступа кислорода из-за сдавливания горла.
— Сколько времени… — Эбби выпустила густую струю дыма, — сколько времени она прожила с того момента, как… как он напал на нее?
— Точно сказать не могу. Однако результаты исследований позволяют предположить, что смерть была быстрой.
Недостаточно быстрой. Но этого я говорить не стала. Во рту Хенны обнаружились волокна — значит, маньяк использовал кляп. Выродок хотел, чтобы жертва умерла не сразу и чтобы не поднимала шума. Основываясь на количестве крови, которое потеряла погибшая, можно было сделать вывод, что ножевые раны были нанесены Хенне до того, как она испустила последний вздох. Я могла утверждать только одно: преступник вонзил в Хенну нож незадолго до ее смерти. Возможно, она потеряла сознание.
Наверняка все было гораздо хуже. Я подозревала, что шнур от жалюзи туго стянул шею жертвы, когда ее организм среагировал на нечеловеческую боль и она рефлекторно вытянула ноги.
— На теле вашей сестры обнаружены кровоизлияния в конъюнктивах, на лице и шее, — сказала я. — Иными словами, повреждения мелких поверхностных кровеносных сосудов глаз и лица. Такое бывает при надавливании на затылочную часть головы, при закупорке яремной вены, то есть при удушении.
— Сколько времени она оставалась жива? — снова мрачно спросила Эбби.
— Несколько минут.
Больше я ей ничего не хотела говорить. Эбби, кажется, вздохнула с облегчением. Сообщение о том, что сестра почти не мучилась, успокоило бедную женщину. Потом, и это произойдет нескоро — когда дело будет закрыто, когда Эбби придет в себя, смирится со смертью Хенны, — она узнает правду. Она узнает о ноже, помоги ей Господь.
— Это все? — с сомнением спросила Эбби.
— Да, пока все. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль Хенну.
Эбби еще какое-то время курила, затягиваясь нервно и коротко, точно забыла, как это делается. Она кусала нижнюю губу, стараясь унять дрожь.
Наконец она решительно посмотрела на меня. Ее глаза беспокойно бегали.
Эбби знала, что я позвала ее не только для того, чтобы сообщить о повреждениях на теле сестры.
— Вы ведь не для этого мне позвонили?
— Не только для этого, — прямо ответила я.
Мы помолчали.
В кабинете сгущалась атмосфера негодования и гнева, исходящих от Эбби.
— Что вам от меня нужно?
— Я хочу знать, что вы собираетесь делать.
Глаза Эбби сверкнули.
— А, понятно. Вас беспокоит собственная шкура. Господи боже! Вы такая же, как все!
— Моя шкура как раз меня не волнует, — мягко произнесла я. — Я выше этого, Эбби. В ваших силах устроить мне веселую жизнь. Если хотите стереть меня вместе с моим офисом в порошок — вперед! Ваше право.
Мои слова повергли Эбби в замешательство, глаза ее снова забегали.
— Я понимаю, почему вы так разгневаны.
— Ничего вы не понимаете!
— Понимаю, и лучше, чем вы можете себе это представить. — Перед глазами у меня возникло лицо Билла. Я, как никто, могла разделить чувства Эбби.
— Нет, вам меня не понять! Меня никто не способен понять! — воскликнула журналистка. — Он лишил меня сестры! Он украл у меня часть жизни! Как же я устала от людей, которые по частям растаскивают мою жизнь! Да что же это за мир такой! Куда мы катимся?! Господи, не представляю, что я буду делать…
— Эбби, я знаю, что вы хотите лично искать убийцу вашей сестры, — уверенно произнесла я. — Не делайте этого.
— Кто-то же должен этим заняться! — закричала Эбби. — По-вашему, я должна утешаться, глядя на работу этих сраных копов?
— Есть вещи, с которыми лучше справятся полицейские. Но вы можете им помочь. Если, конечно, действительно этого хотите.
— Не надо меня поучать!
— Да кто вас поучает?
— Я поступлю так, как сочту нужным…
— Нет, Эбби, так нельзя. Подумайте о вашей сестре. Сделайте это для нее.
Эбби уставилась на меня пустыми от боли и красными от слез глазами.
— Я обратилась к вам, потому что я затеяла опасное дело. Мне нужна ваша помощь.
— Чу́дно! И лучше всего я вам помогу, если уберусь из Ричмонда к чертям и буду помалкивать…
Я медленно покачала головой.
Эбби, кажется, удивилась.
— Вы знаете Бентона Уэсли?
— Ответственного за работу с подозреваемыми? — поколебавшись, ответила Эбби. — Да, я знаю, кто это.
Я взглянула на настенные часы.
— Он будет здесь через десять минут.
Эбби посмотрела на меня долгим взглядом.
— Скажите, что конкретно я должна делать.
— Используйте все ваши профессиональные связи, чтобы помочь нам найти его.
— Его? — Глаза Эбби округлились.
Я поднялась и пошла посмотреть, не осталось ли у нас хоть немного кофе.
По телефону Уэсли выслушал мои соображения без энтузиазма, но теперь, когда мы все трое разговаривали у меня в кабинете, было ясно, что он принял мой план.
— Мисс Тернбулл, мы рассчитываем на ваше сотрудничество с нами, — с пафосом произнес Уэсли. — Мне необходимо заручиться вашим согласием действовать строго в соответствии с планом. Любая самодеятельность с вашей стороны может погубить все дело. От вашего благоразумия зависит слишком многое.
Эбби кивнула и спросила:
— Если компьютер взломал именно убийца, почему он сделал это только один раз?
— Это мы думаем, что один, — напомнила я.
— Но ведь попытки взлома больше не повторялись.
— Ему было не до того, — предположил Уэсли. — Он убил двух женщин в течение двух недель. Об этом много писали в прессе. Возможно, преступнику вполне хватило информации, почерпнутой из газет. Маньяк не высовывается и чувствует себя в безопасности — ведь из новостей мы о нем ничего не узнали.
— Наша задача — выкурить его из норы, — сказала я. — Нам нужно что-то придумать, чтобы убийца задергался и высунулся. Можно, например, дать ему понять, что отдел судмедэкспертизы нашел наконец неопровержимые доказательства, которые без труда выведут полицию на след преступника.
— Если базу данных взломал именно убийца, такого заявления будет достаточно, чтобы он вновь попытался вызнать, что нам в действительности известно, — взглянув на меня, подытожил Уэсли.
На самом деле следствие зашло в тупик. Я постоянно отсылала Маргарет из ее кабинета, чтобы компьютер оставался в режиме ожидания. Уэсли поручил своей помощнице фиксировать все звонки. Мы решили использовать компьютер в качестве приманки: Эбби должна была поместить в своей газете статью о том, что полиция «напала на след».
— Убийца запаникует, испугается, что его скоро поймают, — развивала я свою мысль. — Если он, к примеру, лечился в больнице, то станет волноваться, как бы его не вычислили по записям в медицинской карте. Если он покупает какие-то особые лекарства в аптеке, то станет бояться показаний аптекаря.
Мой план держался исключительно на упоминании Мэтта Петерсена о странном запахе. Никаких других существенных «доказательств» у нас не было.
Убийца мог забеспокоиться, что отдел судмедэкспертизы определит его ДНК.
Впрочем, не исключено, что это его совсем не волновало.
Несколько дней назад я получила копии отчетов по двум первым убийствам. Я внимательно изучила расположение вертикальных спиралей разных оттенков и разной ширины — рисунки поразительно напоминали штрихкоды на продуктах из супермаркета. Все три пробы по каждому случаю подверглись воздействию радиации, и расположение спиралей во всех трех пробах в случае Пэтти Льюис полностью совпадало с расположением спиралей во всех трех пробах в случае Бренды Степп.
— Разумеется, по этим данным мы не можем идентифицировать ДНК преступника, — объяснила я Эбби и Уэсли. — Нам известно очень немного, а именно: если убийца — темнокожий, то под этот рисунок ДНК подходит только один человек из ста тридцати пяти миллионов. Если же он азиат, то шансы еще ниже — один из пятисот миллионов.
ДНК — это микрокосм человека, код жизни. Генетики в частной лаборатории в Нью-Йорке выделили ДНК из образцов спермы, которую я собрала с тел погибших женщин. Исследователи наносили сперму на предметное стекло, и капли под воздействием электрических разрядов расползались по поверхности, покрытой слоем геля. Один край стекла находился под действием положительного заряда, другой — под действием отрицательного.
— ДНК несет отрицательный заряд, — продолжала я. — Противоположности притягиваются.
Мелкие капли катятся дальше и с большей скоростью, чем крупные, по направлению к положительно заряженному краю стекла. Все вместе капли образуют определенный рисунок, который переносится на нейлоновую мембрану и подвергается воздействию раствора.
— Я не понимаю, — перебила Эбби. — Какого раствора?
Я объяснила:
— ДНК убийцы представляет собой двойные спирали. Эти спирали отделили друг от друга, то есть изменили их естественные свойства. Для наглядности представьте, что расстегиваете молнию на одежде. Я имею в виду раствор односпиральной ДНК с особой базовой последовательностью, которая классифицируется с помощью радиоактивного излучения. Когда по нейлоновой мембране размазывают раствор или пробу, последняя изучается и снабжается дополнительными отдельными спиралями — принадлежащими убийце.
— То есть молния снова застегивается? — уточнила Эбби. — Только теперь она радиоактивная?
— Сперма подвергается радиоактивному излучению для того, чтобы рисунок ДНК был виден на рентгеновском снимке, — объяснила я.
— Да, его личный код. Скверно, что мы не можем отсканировать его и вычислить личность преступника, — сухо добавил Уэсли.
— Все данные о маньяке у меня, — продолжала я. — Проблема в том, что наука пока не может расшифровать в записях ДНК индивидуальные особенности, такие как генетические отклонения или цвет волос и глаз, чтобы идентифицировать преступника. Рисунок ДНК настолько сложен и имеет так много уровней, что мы можем с уверенностью утверждать лишь одно: подходит или не подходит конкретный человек под конкретную характеристику.
— Но убийца-то об этом не знает, — задумчиво произнес Уэсли, глядя на меня.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |