Название: Голубой случай в пригороде 8 страница

- Веселенькая у тебя жизнь, - заключил он.

- Веселей не придумаешь.

- И тебе нравится такой расклад?

- Когда-то я был счастлив благодаря тому, что смог устроиться на приличный заработок. Стриптиз доставлял мне удовольствие. Теперь все иначе. Те, кто ходят на меня посмотреть, не могут оценить в полной мере того, что я им даю. Очень трудно придумывать номер, я вкладываю в это много сил. Отдача поступает минимальная. Что мне эти десятки в сравнении с тем, когда я репетирую допоздна и не сплю, придумывая связки и движения? Бабки это хорошо, не спорю, и они нужны, но… Пойми, мне нужны не только они.

Что-то провалилось внутрь тяжелыми кирпичами. Эти живые глаза хотят сказать еще многое, но Билл их упорно отводит. И интонация, такая казалось бы легкомысленная, но в тоже время обреченная. Что он таит в себе? Что Том не может понять?

- Так, что-то ты скис, давай-ка включим радио, - решил разбавить обстановку он и нажал на кнопку на приемнике. – Ты что обычно слушаешь?

- Леди Гагу, - с легкой улыбкой ответил Танцоришка.

- Леди Гагу, - пробормотал себе под нос Хромой, настраивая волну. – Без нее обойдемся?

- Окей, - к юноше вернулся блеск и задор. – А ты что предпочитаешь?

- Я реп люблю.

- Так и думал. Отстой.

- Это еще почему? Нормальная музыка…

- Я даже спорить с тобой не буду. Человек, слушающий реп, безнадежен, - безапелляционно заявил брюнет.

- Жаль. Я думал, ты попытаешься меня переубедить и направить на путь истинный.

В ответ раздалось презрительное фырканье и скрежет ногтей по железу. Вечная привычка Билла скрести какую-нибудь поверхность, оттачивая свой маникюр. И это могло бы раздражать, но почему-то абсолютно не трогало шальные нервы Тома.

- Еще мне нравится Шакира, Нена, Энтони Хэмилтон, Майкл Джексон… - стал перечислять брюнет, подняв к верху глаза. – И, пожалуй, мне стоит сходить отлить.

Хромой усмехнулся этой резкой перемене мыслей. Какой же Танцоришка все-таки смешной бывает. Особенно когда выпьет. Такую чушь начинает нести. И вроде бы это может показаться глупым, но никого милее своего выпившего соседа Том не знал.

- Пойдешь в дом?

- Нет, я… - брюнет не знал, куда пристроить свою полупустую банку. – Куда-нибудь схожу. Во дворе… Ой, там же темно.

- И дождь, - заметил Том, озадачив тем самым Билла, который, аккуратно поставив коктейль под сидение, хотел выйти.

- Какая к черту разница? Не здесь же мне это делать? Хотя… Нет, пожалуй, все же нет…

Из-за открывшейся на пару секунд дверцы в салон ворвался сырой аромат дождя, вольно окутывая душное пространство.

Том повертел ручку на приемнике.

- Дюссельдорф, не отчаивайся! Приятели-синоптики обещают дожди только на этих выходных, а дальше нас ждет теплая сухая погода, чтобы незабываемо проводить в добрый путь лето 2010 года. У вас уже есть планы? Не упустите возможность провести последние дни незабываемо… - бодро вещал голос радиодиктора, и Хромой невесело приподнял уголок губ.

Это ливень и никчемное осознание осенней безнадежности совсем не поднимали настроения. А хочется лета, жаркого и сумасшедшего, беспощадного солнца и горячего песка, да побольше, чтобы ноги проваливались и вязли в нем.

Впереди рой неизвестности. Сколько всего предстоит пережить, сколько еще кругов придется нарезать, прежде чем выбить себе право на свободу. Усталость навалилась на Тома, забирая спокойствие, которое только-только начало окутывать своими объятьями. Будь Том пессимистом, то, наверное, похудел бы килограмм на двадцать и заработал сердечный приступ. В большей степени ему помогали держать себя принадлежность к типу реалистов, а также девиз, с которым шел в ногу Хромой по жизни: живи секундой. Будь здесь и сейчас, глотай то, что есть в руках и не оглядывайся. Не думай о том, что будет завтра, тебя это не должно волновать. Есть только то, что ты ощущаешь кожей, то, что ты видишь и слышишь.

Иногда хотелось помечтать, впасть в кому сладких грез. Но это было бы слишком непростительно характеру Тома, который не позволял совершаться подобному. Кто знает, может, если бы он позволял себе иногда земные слабости, то был бы не таким жестким и мрачным человеком в душе и с виду.

Очень подозрительно, но когда Билл, стуча зубами и стряхивая с волос капельки воды, забрался обратно в машину, что-то безгранично теплое пробралось в душу и подогрело ее на тысячу градусов.

- Дождь, слякоть, романтика, я порвал трусы… Как все превосходно, - ворчал юноша, вертясь на месте, то ковыряясь в сумке, то заглядывая в зеркало заднего вида, то шаря под сидением в поисках своей выпивки.

- Как это произошло? – не сдержал улыбку Том.

- Ткань попала в молнию, - разочарованию Билла не было предела, и он залил его мощным глотком алкоголя. – Они стоили восемнадцать евро! Нет, подожди, или тридцать? Да к черту!

Хромому нравилась эта ветреность Танцоришки. Тот ни о чем не жалел и никогда не доводилось слышать от него каких-либо жалоб даже на не очень удачные дни. Он бросал ругательства и тут же забывал, что послужило причиной гнева. Расстраивался и шмыгал носом, а через полчаса пребывал совершенно в противоположном настроении.

Из динамика стала раздаваться тоскливая мелодия, убивающая надежду на продолжение теплого лета, внушающая отчаяние и одиночество.

- Переключи, - скривился Билл.

- Не любишь такое? – поинтересовался Том, настраивая другую волну.

- Не-а. У меня нет времени, чтобы грузиться. Я это вообще редко делаю. Только когда совсем хреново становится.

- И часто такое бывает?

- Время от времени случается.

- Понятно, - монотонно произнес Том и задумчиво перевел взгляд на Танцоришку. - Я у тебя давно уже хочу спросить... Почему у тебя с Ингрид такие отстойные отношения? Помню, ты кое-что рассказывал, но неужели только из-за этого?

- Сегодня у меня такой замечательный вечер, могу я узнать, за каким хреном ты его портишь? – беззлобно сказал Билл и выкинул пустую банку в окно. Через секунду он понял, что совершил глупость, потому как мать убьет его, если обнаружит во дворе мусор.

- Просто мне интересно. Я тоже мог бы что-то о себе рассказать. Если хочешь, - немного неуверенно добавил Том в конце.

Это предложение не могло не заинтересовать. Еще бы! Билл даже развернулся всем корпусом к собеседнику, подогнув под себя ноги и заправив за уши длинные дредлоки.

- Идет! Ммм… А что тебе рассказывать-то? Ингрид считает, что пидорам вроде меня нет места на земле, отсюда наши разногласия.

- Но ты ее сын, - уверенно возразил Том, и даже ему самому показалось, что он пробил какую-то невидимую броню, под который скрывались истинные отношения Билла с матерью.

Тот вздохнул совсем как-то печально. Ему не хотелось рассказывать, но он решил сделать это обреченно, скорее всего, чтобы просто избавиться в дальнейшем от расспросов.

- Здесь все слишком дерьмово, Том. Моя мать одна из тех дур, которые считали, что лишиться девственности на выпускном вечере в школе – романтично и охуен*но по-взрослому. Скорее всего, она тысячу раз себя прокляла за тот вечер. Ее тогдашний парень, этот долбанный красавчик Йорг, оказался первооткрывателем, - угрюмо хмыкнул Билл. – Не знаю, кто из подружек моей мамаши говорил, что после первого раза залететь невозможно, но эта курица очень подосрала, как мне, так и Ингрид.

- Погоди, - Том перевел на него почти ошарашенный взгляд. – Ты хочешь сказать, они тогда не предохранялись?

- Вот именно, - юноша хмыкнул и опустил взгляд на свои пальцы, которые перебирали плетеные браслеты, обтягивающие запястья. – Ингрид что сейчас дура, так и двадцать лет назад ей была. А когда у нее должны были быть вступительные экзамены, неожиданно обнаружилось, что она беременна, и это перечеркнуло все ее планы. Мой папaша естественно слинял. Нахрена ему это все надо? Его предки даже в другой город отправили учиться, подальше от всех этих неприятностей. Не знаю, почему Ингрид не избавилась от меня, может, моя бабушка ей вбила в голову, мол, аборт это грех и все такое. Тоже глупость. Это решило бы ряд проблем. Короче, родился я – незапланированный, виноватый, вечно орущий ребенок. Знаешь, - его тон стал более задумчивым. - У нее был хороший аттестат, она собиралась поступить в государственный университет. Мне иногда кажется, что если бы не мое рождение, то ее жизнь сложилась бы шоколадно. С сопливым ребенком особо не разгуляешься. Ей пришлось сидеть на пособии для матерей одиночек, естественно, ни в какой универ она не поступила, закончила только филиал какого-то колледжа на товароведа. Долго не могла выйти замуж. Как говорится, товарный вид женщины нужно поддерживать, а денег на это не хватало. Повезло с Фредом. Он, кстати, раньше не был таким жирным. Не знаю, была ли между ними любовь или что там должно быть, когда люди женятся, но они вроде счастливы. У Боба совсем не такая жизнь, как была у меня. Я не завидую, просто пытаюсь понять, чем же я, черт побери, хуже? Ингрид ведь меня с детства ни во что не ставила. Только Наташа и бабушка любили, баловали…

В голосе Танцоришки слышалось столько горечи, столько слез и обиды, что Том почувствовал, как его самого скручивает, рвет на части и швыряет о ледник. Он понимал, они с Биллом два сосуда, разной формы и высоты, но сделанные из одного материала. Внутри него тоже затаилось отчаяние, о котором он каждую минуту своей жизни пытается забыть. И его точно так же волнует вопрос, чем он не угодил судьбе, которая преподносит столько гадостных неприятностей.

- Не скажу, что мне было совсем хреново. У меня был лучший друг, правда, только с седьмого класса. Мы вместе проводили время и очень клево. Бабуля меня обожала, хоть и была той еще строгой фурией. Помню, она к моему приходу из школы всегда что-то пекла, но за плохие оценки лупила полотенцем по заднице. Наташа так вообще была единственным человеком, который верил в меня с самого начала. Даже когда я в первый раз подвел глаза, она назвала меня малолетним идиотом, но потом все равно поддержала.

- Вы жили все вместе тут, в пригороде?

- Да… Дом, в котором мы сейчас живем, принадлежал родителям Ингрид. Бабушка умерла позапрошлым летом, Наташи с мужем и дочкой снимают квартиру возле порта. Это Фред к нам переехал. Свою квартиру он сдает. Им на троих зарплаты не хватает.

«На троих» - это было сказано поникшим голосом. Билл не вписывал себя в число даже дальних родственников людей, которые должны быть ему самыми близкими.

Он считал, что даже кровь не связывает его со своей матерью. Ему казалось, та была у нее вязкой, с комками, как у недоваренной манной каши и кислотно-малинового цвета. Свою кровь он представлял жидкой, бледно-красной, стремительно несущейся по венам. Не понять каким образом, но он чувствовал, что она у него горячая, бешеная, другая. Свои руки с выступающими витиеватыми венами и артериями он считал мечтой любого наркомана и, по возможности, обменял бы их. Иногда юноша думал, что вот этими руками, ногами, глазами, кожей он точная копия своего папаши, которого видел только на школьных фотографиях, и от этого хотелось повеситься. Билл считал омерзительным, что все люди имеют что-то от своих родителей. То есть каждый похож на другого, имеет что-то чужое. Так, он пришел к выводу, что никто в этом мире не индивидуален. Это настолько расстроило его, что он стал безжалостно экспериментировать над своей внешностью: пирсинг, дредлоки, татуировки.

Хромой не знал, что нужно сказать. Многое стало на свои места, но от этого ощущения мутировали в еще более тягостные. Билл ни в чем не виноват. Как вообще можно его в чем-то обвинять? Разве что ведет себя некультурно и иногда похабно, но кому от этого плохо?

И не понятно, откуда это ощущение обреченности. Как будто Билл перекинул ему мост к своей душе. Стало так обидно за него. И так понятно.

- Ну, а теперь ты расскажи, - предложил Танцоришка и прилег плечом на спинку сидения. – Где твои родители? И почему ты хромаешь? – последний вопрос он задал голосом на тон нежнее и осторожнее.

- Хромаю, потому что в детстве перенес полиомиелит. Мне еще повезло, выкарабкался, некоторые вообще от этого умирают.

Танцоришка изо всех сил сдерживал смех, потому как понимал, что момент для него не очень подходящий. Еще на пьяную голову вспомнилось, как он обсуждал с Фридрихом Тома и нес совершенно бредовые предположения на счет того, почему его жилец такой.

Том озадаченно смотрел на Билла, который кривит рот, пытаясь справиться с собой, и не растягивать его в улыбке.

- Что? – спросил он, не понимая это странное поведение.

Билл все-таки захохотал, закидывая голову назад.

- Твою мать, Том, я думал тебя подстрели копы или какие-нибудь типы во время разборки! Черт! Надо же… О, неужели я мог до такого додуматься?

- У тебя бурная фантазия. Стоит меньше таращиться в телевизор, когда идут боевики.

Обоим стало слишком весело. Том вновь позволил себе отбросить все и беспечно посмеяться. Билл не растерялся, а очень решительно подхватил и вот уже они вместе обливались слезами от смеха.

- Я знаю, боже… Я долбанный фантазер! – сказал Билл, аккуратно вытирая подушечками пальцев размазавшиеся тени под глазами.

- Ты не обидишься, если я скажу, что это была самая дурацкая версия?

- Нет! – прыснул Танцоришка. – Но подожди… Лечение, скорее всего, не из дешевых?

- В то время мой отец зарабатывал очень приличные деньги. Да, меня лечили не в городской больнице, а в крутой клинике.

- Погоди, так у тебя есть родители? – глаза Танцоришки удивленно распахнулись.

- Были, - исправил Том. – Уже нет.

- А что с ними случилось?

Расстроенный Билл со всем возможным вниманием наблюдал за Томом, и ему казалось, что сейчас он просто впитается в него, сольется в одно целое. Забыв про все шуточки, брюнет взволнованно захлопал ресницами, готовясь услышать нечто очень печальное. Такие потрясающе красивые глаза Тома посерьезнели, потухли, как будто внутри погасла лампочка.

- Раз уж ты рассказал, то я тож…

- Нет, - перебил его Билл. – Я не настаиваю! Если тебе неприятно, ты можешь ничего не говорить. Я немножко дурак сейчас, не обращай внимание.

- Да ладно… Это, в принципе, не секрет, я могу поделиться, если хочешь.

- Хочу, - скромно отозвался Билл, обхватив одно колено руками и скрестив пальцы в замок.

- Не знаю, почему я заболел полиомиелитом. Много версий, но не суть. Мои родители очень меня любили и, естественно, были в шоке, когда мне поставили диагноз. Отец стал продвигать бизнес, чтобы как-то собрать денег на лечение. У него это получалось и после моего выздоровления. В детстве у меня было полно всяких тренажеров, я глотал тонны таблеток. Тогда наша семья могла это себе позволить. Мама хотела построить коттедж с бассейном, чтобы я там плавал. Но хорошего понемногу, я тогда это четко понял. Когда мне только исполнилось девять, отец пропал. Через несколько дней нам позвонили из полиции и сказали, что нашли его тело возле шлюза. Официально говорилось, что его убили наркоманы, чтобы забрать бумажник. Как же... После похорон к нам наведались незнакомые люди и потребовали от матери, чтобы она обнулила счета. Выяснилось, что наш папа все это время занимался сбытом и продажей наркоты. У него были конкуренты, которым он перешел дорогу. Мать испугалась. Это понятное дело, любая на ее месте согласилась. На счету у нас осталось три штуки марок. Вот так мы потеряли все. Все мечты окатило дерьмом.

- А где твоя мама? – осторожно поинтересовался Билл.

- Заболела и умерла недавно. Полгода уже прошло, - отстраненно ответил Хромой. – Слушай, Билл, давай уже о чем-нибудь другом поговорим?

Танцоришка даже подскочил на месте. Сейчас он был готов сделать все что угодно ради Тома. Его сердечко, привыкшее грустить в одиночку, разрывалось от боли. И так хотелось кинуться в объятья этого парня, зацеловать его всего-всего. Что-то запульсировало внутри, и Билл понял, что это оно, то самое чувство рвется на волю, которое он испытывал раньше, наблюдая за соседом. Это и нежность, и желание, и безграничное уважение. Все в одном изящном флаконе. Пока Билл не знал, что это называется влюбленность.

***

http://www17.zippyshare.com/v/83216495/file.html

В машине темно. Дождь сник, видимо, тоже расстроившись из-за невеселых историй двух юношей. Пригород - это подходящее место для того, чтобы вспомнить что-то плохое. А так же, оно идеально подходит для того, чтобы это самое плохое в нем и оставить. Но это большой секрет и не каждому дозволено его узнать.

От сентиментальных песен сегодня не суждено было избавиться. Ритмичные мелодии незаметно сменила песня с плавным обреченным мотивом, но никто не делал попытку хотя бы выключить радио.

Уже клонило в сон, и надо было идти в дом. Танцоришка думал, что опять перепачкает кроссовки в грязи, пока добежит до крыльца, а Том размышлял над тем, что ему немного неуютно быть обнаженным душой перед чужим человеком. Конечно, Билла он чужим не считал, но понимал, что вот-вот, и они вновь станут друг другу никем, потому что ничего кроме откровения между ними не было и быть не может. И, может, благодаря этому Хромой считал, что Танцоришку он еще долго не забудет.

Случайно обернулся Билл. То же самое сделал Том. Не сговариваясь. И каждый что-то хотел сказать, но никто не знал, какие слова должны сейчас разрезать тишину. Брюнет внимательно смотрел в спокойные глаза напротив, и его пальцы стали мелко подрагивать от волнения.

Он не выдержал первым. Зря столько ждал? Напрасно мечтал, по сто раз прокручивая в голове, как могло бы произойти их с Томом сближение? Он был не из тех, кто способен упустить шанс, поэтому, закрыв глаза, он решительно прижался губами к губам Тома, отчаянно бросаясь в неизведанность.

Остановилось время, редкие капельки летящей с неба воды замерли в воздухе. И даже соседская собака, гоняющая дворовых кошек, замерла с приподнятой лапой. Невероятный, изумительный миг, который нес сногсшибательное удовольствие.

С шумом втягивая воздух через нос, Танцоришка увереннее стал целовать замершие сухие губы. Том отвечал сосредоточенно, очень сдержанно. Он лишь ловил напористые, мокрые и сахарные губы, пытаясь замедлить поцелуй, превратить его в плавление. Сейчас он ни о чем не думал. Для него существовал Билл, от которого пахло сладко, терпко, который ластился все ближе и ближе, пытаясь показать, как он умеет. Его мастерство сейчас не имело значение. Сбросив оцепенение, Хромой схватил юношу за затылок, откинул голову того назад и со всей страстью, которая очень долгое время спала глубоко внутри, стал целовать послушный рот. Он вылизывал его, покусывал шустрый язык, при этом то сжимал, то разжимал колючие залаченные волосы Танцоришки.

И это было то, что надо. Билл хотел пустить слезу от удовольствия. Он чувствовал, как его распирает изнутри от восторга, потому что никогда не доводилось ему испытывать подобного. Трудно дышать, затекли ноги, потому что со своего сидения он давно уже съехал, в рот лезут волосы, но это такие пустяки. Еще секунда и его разорвет на куски от энергии и желания, которые перетекают от Тома и наполняют его до краев.

- Подожди, подожди же ты, - сбивчиво шептал он, обхватив лицо Хромого ладонями, и поставил колено на его сидение, пытаясь устроиться удобнее, а главное ближе.

Они целовались под тактичный и осторожный звук дождя. Спустя пару минут сумасшедшее влечение приутихло и вот уже оба лениво шевелили губами, даря друг другу нежное внимание. Билл чмокал, посасывал и ласкал, слюна Тома казалась ему самым сладким нектаром, что он когда-либо пробовал. Том же со всей серьезностью подходил к процессу, но чувствовал себя расслабленно и довольно, как никогда. В каждом загоралось солнце и звезды, грудь распирало от сдерживаемых стонов. Их души переплетались, скидывая с себя заледеневшие корочки.

Им очень нравилось то, что они делали, и никто не хотел останавливаться. Ни Танцоришка, ни Том не думали, что они скажут потом друг другу, как будут смотреть в глаза. Один просто положит голову на плечо к другому, а тот обнимет и прижмет к себе. Просто так будет лучше, правильней. Без слов – так надо. А все остальное – не важно.

Еще ближе.

Том наблюдал за Биллом, не сводя глаз. Это и понятно, Танцоришка был с утра таким удивительно-красивым, смешным, улыбающимся, словно голливудская звезда на ковровой дорожке. Даже равнодушный Фред недоуменно косился на него. Том же не мог справиться с чарами, в плен которых был захвачен, благодаря волнующим флюидам своего соседа. Все само собой ушло на второй план. Кто вообще такой Дэвид Йост? Тип, переворачивающий весь город с ног на голову в его поисках, чтобы пристрелить? Подумаешь. Какие могут быть проблемы, когда Билл готовит завтрак в одной лишь длинной футболке и игриво заглядывает в глаза.

На самом деле у Билла имелись вполне обоснованные причины радоваться и любить жизнь. Утром, когда он чистил зубы, сидя на краю ванны и сканируя взглядом обнаженную спину Хромого пока тот брился, ему показалось, что в нем проснулись чувства, о которых пишут в книгах и снимают фильмы. Как его там? Шекспир, вроде? О, этот смазливый романтик не ошибся, любовь есть, и она, кажется, овладела Биллом полностью. Когда до Танцоришки дошел смысл собственных раздумий, он чуть не проглотил зубную щетку. Так необычно и волнующе было осознавать, что твое сердце, вечно каменное, способно любить. Это казалось диким, волшебным, невероятным. В груди все переворачивалось, а голова наполнялась воздушной ватой. Нет больше усталости, по венам бежит электрический ток, а перед глазами проходит рябить, стоит попасться в поле зрения Тому, такому вечно хмурому, но мужественному и невообразимо красивому. Очень хотелось обнять, прижаться грудью к крепкой спине, но Билл, давясь зубной пастой, держал себя в руках, потому как рассудил, что не стоит навязываться. Пора бы и Тому проявить инициативу. Подумаешь, поцелуй. Это ведь ничего не значит. Но что-то подсказывало – а, может, влюбленные всегда чувствуют это - что долго ждать не придется, и этот парень, строящий из себя доблестного рыцаря, вскоре проявит себя с лучшей стороны, и ожидание будет сполна оплачено.

- Люблю грибы, - сказал Танцоришка, разбавляя кукурузные хлопья молоком. – Последний раз ел их когда-то в мае. Нажарил целую сковородку и умял за раз. Не в курсе, почему они такие дорогие?

Том, сидящий с мечтательным выражением лица, медленно покачал головой.

Брюнет вздохнул и принялся размазывать по тосту арахисовое масло.

- Еще я бы не отказался от блинчиков со сгущенкой. Бабуля их часто готовила. А помнишь, в детстве продавались фруктовые шипучки в таких красных пакетах? О, я поглощал их со скоростью света, особенно в школе.

- А я любил яблочный мармелад.

- Тоже неплохо, - кивнул Билл. – Бутерброд сделать?

- Только масла поменьше.

- А кофе?

- Лучше сок.

Невидимые крылья подняли тело со стула и понесли к холодильнику, откуда брюнет со счастливой улыбкой вытащил пакет сока, при этом считая себя безнадежно влюбленным идиотом. Еще не хватало приносить завтрак в постель и устраивать ужин при свечах. Впрочем, Билл считал, что приготовить что-то перекусить для человека, по которому ты сохнешь, очень романтично.

- О чем я говорил?

- О грибах.

- Серьезно? – Танцоришка попытался вспомнить тему разговора, но у него ничего не получалось. Внимательный взгляд Тома и полуулыбка на манящих губах оказывали влияние на мыслительный процесс, и из головы выветрилось все подчистую.

- А… Грибы… Их не стоит есть слишком много. Можно почувствовать себя очень странно… - и это было явно не то, что стоит обсуждать.

Юношу раздражало собственное поведение, но он ничего не мог с собой поделать. Ему нравился Том. Нравилось, как тот на него смотрит, как кивает какому-либо бреду, который Билл несет с серьезным видом. И как облизывает губы, перепачканные маслом, тоже нравилось до одурения.

- Отвезешь меня в универмаг? Мне нужно сделать кое-какие покупки, - спросил Билл, элегантно поднося чашку с кофе к губам. Он все-таки смог взять себя в руки, хоть и с большим трудом.

Том, с аппетитом жующий приготовленный бутерброд, нахмурился.

- Может, еще на площади с тобой погулять? Мне нельзя светиться.

Танцоришка недовольно цокнул языком.

- Брось, ну кто станет искать тебя в центре города?

- Никто. А вот увидеть могут и доложить кому не надо.

Отказывать Биллу было неприятно, но рисковать шкурой, да еще и самим Биллом, непозволительно. Поэтому когда неугомонный сосед стал в прямом смысле капать на мозги, Хромой просто вышел из кухни, зная, что благодаря этому чертовому обаянию Танцоришка может раскрутить его на что угодно.

То, что чувствовал Хромой после вчерашнего вечера, нельзя было бы изобразить двумя цветами. Понадобилась бы огромная палитра, чтобы передать всю пестроту ощущений, которые он испытал. Это и смущение, и удивление, и неловкость. Ведь можно было биться об заклад, что Танцоришка лишь заигрывает с ним, не имея никаких намерений. И Том бы принял это, потому что привык к своему невезению в амурных делах. Какой же это был шок для него, когда Билл стал смело целовать его, зажмурив от удовольствия глаза. Такого в жизни Хромого еще не было, и сейчас, когда воспоминания ожили в его голове, апельсиновый сок стал походить по вкусу на обычную воду, а арахисовое масло с хлебом стали пресными и совершенно неаппетитными. Да и вообще, что может быть слаще проворных губ Танцоришки?

Расстроенный Том шатался по дому, курил, невпопад отвечал Бобби и Ингрид, когда те пытались завести с ним беседу.

Ровно в полдень Билл вышел из дома, громко захлопнув за собой дверь. Демонстрация задетых чувств в виде игнорирования прошла на ура, и Том почувствовал себя в конец виноватым, хотя, конечно, осознавал, что это Танцоришке следует включить мозги и понять, что он не выходит из дома, имея на то веские причины. Все же это не шутки, и умереть в двадцать с лишним лет не совсем то, к чему он стремился.

Без стеснения Том завалился на узкую кровать соседа, задаваясь вопросом, как тот со своим ростом на ней вообще умещается, да еще умудряется высыпаться. Из приоткрытого окна воздух, насыщенный ароматом лета, заполнял комнату. Пахло немного пылью, травой и жареной картошкой с луком. Где-то дети дразнили собаку, весело смеясь. Та грозно лаяла, гремя цепью от ошейника.

Том резко выдохнул и поднялся.

«Последний раз он меня так разводит» - хмуро подумал он, засовывая ключи в карман.

***

Автобус еще не пришел. От пустой дороги, нагретой солнцем, исходил жар. Пожалуй, этот день был одним из самых теплых за последний месяц.

Билл обмахивался какой-то листовкой, которую нашел в сумке, и мечтал поскорей оказаться в центре. Перспектива трястись сорок минут в душном автобусе совершенно не радовала. Хотелось выпить чего-нибудь, желательно с газом и как можно прохладней, чтобы горло щипало. Подошли бы спрайт или кока-кола.

Все-таки Билл не злился на Тома. Вот ни капли. Обидно, конечно, ведь так хотелось смотаться куда-нибудь и побыть вдвоем. Может быть, Том почувствовал себя смелей, и они бы вновь могли повторить вчерашнее.

«Ну, ничего. Я определенно на правильном пути. Еще немного, и мы… И я по серьезному втрескаюсь в эту ханжу» - подумал Билл, и уголки его губ приподнялись, изображая глупую улыбку.

Хромому не понравилась картина, которую он узрел, подъехав к остановке. Как он и ожидал, Билл еще не успел уехать. Он стоял в стороне, близко к дороге и прямо на самом пекле. Так же на остановке толпились люди, создавая возле парня некий круг. Девочка, лет семи дергала свою мать за руку и восторженно смотрела на юношу. Женщина недовольно прикрикивала на нее, прося успокоится.

На Танцоришку смотрели так, как если бы на его месте стояла табличка с неприличным знаком или словом. При этом юноша выглядел вполне сносно: обычные джинсы, кроссовки, белая футболка, пара браслетов на руке, а волосы собраны толстой резинкой в хвост. Видимо, репутация Билла в пригороде была безнадежно испорчена.

Хромой нажал на клаксон. Билл обернулся только после пары гудков, удивленно хлопая ресницами. В машине он очутился, как Тому показалось, спустя секунду.

***

Все оказалось не так страшно, но Тома не отпускало чувство тревоги. Конечно, его смущало то, что в любой момент его может кто-нибудь засечь из предполагаемых людей Йоста, но он старался об этом не думать.

Он никогда не любил людные места, его нервы напрягала суета и столпотворение, и сейчас он был благодарен Биллу, за то, что тот отвлекал его, как мог.

- Я тебе отвечаю – эта шуба стоит как половина квартиры в центре Берлина. Я ее мерил. Такое невероятное ощущение… Как будто ты только что с мажорной тусовки. О! Смотри, автомат с газировкой! Пойдем, я жутко хочу пить.

Том, слушая внимательно этот бредовый поток информации, молча последовал за Танцоришкой, который резво понесся за водой, на ходу доставая из сумки кошелек.

Том испытывал грандиозное желание натянуть на самый нос кепку и обмотать лицо арафаткой. Казалось, каждый прохожий подозрительно заглядывает в глаза, зловеще улыбаясь, или же каждый задерживает взгляд на нем дольше, чем следует. Это невероятно напрягало, и хотелось придушить глупого Танцоришку, который не понимает всей серьезности ситуации. Но все же Том осознавал, что не стоило идти на поводу. Вот если бы они вчера не поцеловались…

Очень хотелось убить Билла, когда тот зашел в какой-то бабский бутик и с серьезным видом стал выбирать себе карандаш для глаз. Он делал это по-черепашьи неторопливо: внимательно рассматривал весь товар, шепча что-то самому себе про цену, затем попросил консультантку показать поближе. Том же мялся рядом, хмуро наблюдая за своим спутником.

Дата добавления: 2015-08-27