Меч нужен мне, как дыхание.
Я заскакиваю в магазин спортивных товаров, натягиваю обувь, хватаю безразмерный флисовый пуловер, чтобы натянуть его поверх свитера, потому что у нас чертовски холодно для мая, и снова срываюсь с места. Пытаться справиться с Джайном и его людьми в то время, как Кристиан пытается убить меня, это глупо. Я понятия не имею, куда Джайн утащил мой меч. Бывают времена, как сказал Риодан, когда Бэтмену нужен Робин. Мне не нужен Риодан, но он может облегчить задачу. Он может прикрыть мне спину, как раньше это делала Мак. Сейчас не время для гордости. Мне нужен результат, и я знаю, как его добиться. Он всегда говорит мне, чтобы просила. Сегодня я попрошу.
Без меча я чувствую себя голой.
Открытой со всех сторон. И это лишает меня равновесия во всем, словно без меча я больше не знаю,
кто я.
Врываясь в кабинет Риодана, я жму миллион миль в минуту, ногами и речевым аппаратом. Все его чуваки до единого, даже Лор, хмурятся, глядя на меня, и я не знаю почему. Наверное, Риодан приказал им на меня крыситься. С ним никогда не знаешь, чего ожидать.
0Явыпаливаю обо всем, что случилось с замерзшей машиной и Джайном, и заявляю, что нужно возвратить мне мой меч прямо сейчас, потому что это очень срочно.
— Притормози, детка, — говорит он, не поднимая головы от своих глупых бумажек. — Ты портишь обстановку. — Вокруг его головы летают листы бумаги.
0Явыпадаю из гиперскорости, и он поднимает взгляд. И странно на меня смотрит. У меня уходит секунда на то, чтобы это понять. Он словно смотрит на кого-то незнакомого. Который ему очень не нравится и которого он подумывает убить. Какого фига он на меня злится?
— От тебя разит горцем. Весь клуб чует от тебя его вонь. На тебе его одежда.
Я, кажется, еще не слышала, чтобы он говорил так тихо.
— Чувак, какая разница? Ты разве не слышал, что я сказала? Инспектор Джайн забрал мой меч!
— Объясни, почему на тебе его одежда.
Еще тише. Если бы я не так распалилась от нервов, меня бы пробрало холодом. Я его не понимаю.
Какое отношение к важным вещам, о которых я говорю, имеет то, что на мне, блин, надето? Какая разница? Я не понимаю, почему он так в это вцепился! Но по его лицу видно, что он не станет разговаривать, пока я не объясню, а если я срочно не верну себе меч, то с ума сойду. А еще я знаю,
что, если скажу, что Кристиан убил женщину, а я была следующей на очереди, он наплюет на проблему с мечом и отправится за Кристианом, хотя мне нужно, чтобы он разобрался с Джайном. Я
не уверена, что он справится с МакКелтаром. С тем, во что он превращается. Но я со своим мечом точно с ним справлюсь.
— Взрыв изрезал мою одежду. Он дал мне свою.
— Вы вместе попали во взрыв.
— Он нашел меня позже.
— И ты переоделась на улице.
— А? — Я в тупике. Я думала, что разговор пойдет совсем иначе.
— Уточни, где ты переоделась.
— Какого фига? Это важно?
— Отвечай.
— Я зашла в ближайший круглосуточный магазин. Они потому так и называются. Чтобы заходить можно было круглосуточно и... близко.
Его взгляд опять дрожит, оценивая меня.
— Если ледяные осколки настолько испортили твою одежду, что понадобилось переодеваться, твои раны, насколько я понимаю, должны были быть серьезнее.
Я таращусь на него, совершенно сбитая с толку. У меня тут сперли меч, а он хочет говорить о моей одежде, о том, где я переодевалась, и о том, что я недостаточно, блин, изранена!
— Он меня исцелил. Я потеряла много крови. Блинский блин, как ты тут оказался? — Риодан больше не сидит за столом. Он стоит буквально на моих носках. Я вообще не видела, как он двигался. Я даже не почувствовала сквозняка! — Да не лезь ты в мое личное пространство!
Он наклоняется вперед и нюхает меня.
— Исцелил тебя как?
Да что все вдруг принялись меня нюхать? Если Танцор тоже начнет, я от них ото всех сбегу.
— Я пила его кровь. У тебя с этим проблемы?
— Три.
— А?
— У меня с этим три проблемы.
— Это был риторический вопрос. Может, ты меня не услышал, но я повторю: Джайн, зараза, украл мой меч. Мне нужно его вернуть, потому что без него я в дерьме. Ты собираешься что-то сделать или нет?
И он вдруг снова оказывается за столом, наклонившись над бумагами и игнорируя меня.
— Нет.
Я изумляюсь.
— Что? Почему? Ты же знаешь, что я сама за ним пойду! Ты этого хочешь?
— Джайн заходил пару часов назад.
— Ни фига себе наглость! Он оставил меня умирать. Посреди улицы. Даже не подал мне поганый шоколадный батончик. Он рассказал, насколько мне плохо? Почему ты не пришел помочь мне?
— Как по мне, ты неплохо выглядишь.
— Ты на чьей вообще стороне?
— Он объяснил, почему отобрал твой меч, и согласился не убивать Фей в радиусе пяти кварталов от моего клуба. Это больше, чем обещала ты.
— С чего бы он согласился? Джайн ненавидит всех Фей!
— Он знал, что ты придешь ко мне просить о помощи.
— И ты на его стороне? — Да как Джайн вообще смеет предвидеть мои ходы и опережать их, пока я умираю, а потом убегаю от маньяка-убийцы! Причем все это произошло по его вине!
— По правде говоря, детка, я предпочитаю тебя без меча.
— Почему?
— Так ты не можешь убивать моих клиентов. И теперь ты, возможно, начнешь упражняться в осторожности. Или, по крайней мере, выучишь это слово.
Я сверлю взглядом его наклоненную голову.
— Босс, я прошу тебя мне помочь. Ты мне сказал просить, и вот я прошу.
— Кроме того, я сказал, что буду относиться к тебе так же, как ты относишься ко мне.
— Что я сделала не так?
— Ответ «нет».
— Да ты издеваешься! — Я супербыстро топаю ногой, надеясь разбить его дурацкий стеклянный пол.
Он ничего не говорит. Продолжает работать над бумагами.
— Знаешь что, чувак? Если ты не поможешь мне вернуть меч, наши с тобой дела закончены! Сам решай свою ледяную проблему. — Я блефую, но сдаваться не собираюсь. — Я на тебя не работаю.
Ты мне не помогаешь — и я тебе не помогаю.
— Джо. — Он даже не поднимает головы. Просто бормочет ее имя.
— А мне плевать, что ты с ней трахаешься! Просто верни мне мой меч! И больше не договаривайся обо мне с другими, когда меня нет!
— Мы уговаривались не так. Ты подписала контракт. Жизнь Джо упоминается только в одном из пунктов, которые ты обязалась не нарушать. Ты не можешь от меня уйти, Дэни. Ни сегодня. Ни в любое другое время. Не ты диктуешь условия. Садись.
Он снова поднимается, и я снова не засекаю его движений. Он пинком отправляет мне стул.
— Быстро.
Иногда мне кажется, что весь мир знает что-то, чего не знаю я. Словно все участвуют в каком-то большом заговоре, и если бы я тоже знала этот их общий секрет, то непонятные поступки взрослых вдруг оказались бы совершенно логичными.
А иногда я думаю, что знаю больше, чем весь остальной мир, и именно поэтому не вижу в их поступках смысла. Потому что смысла в них правда нет, и все их действия основаны на неправильной логике. В отличие от моих.
Я когда-то говорила об этом с Мак, и она сказала, что дело не в том, что все знают, а я нет. Тайный ингредиент заключается в том, что я пока не понимаю собственных эмоций. Они для меня новые, я
только знакомлюсь с ними. Она сказала, что я никогда не учитываю чувства других людей, так что,
конечно, все взрослые кажутся мне странными и загадочными.
Я сказала подруга, если я их не понимаю, как мне тогда их учитывать?
А она ответила, никак, поэтому стоит воспринимать подростковые годы как один большой фиговый клубок запутанности, незащищенности и голода. И попытаться во всем этом выжить и не дать себя убить.
Ну и, на фиг, аминь. Меня не устраивает только незащищенность. Без меча.
Как только я сажусь, Риодан говорит:
— Убирайся отсюда.
— Ты сам знаешь, чего хочешь?
— Иди прими душ и переоденься.
— Я не так уж плохо пахну, — огрызаюсь я.
Он что-то пишет, а потом переворачивает страницу той фигни, которую читает.
— Чувак, ну куда ты хочешь меня отправить? Я никуда не пойду без моего меча. Мне не обогнать
тех, кто телепортируется. У каждой Феи в твоем клубе пунктик по поводу того, чтобы меня убить.
Хочешь, чтоб я умерла? Так сам убей, и покончим с этим.
Он нажимает кнопку на столе.
— Лор, зайди.
Тот вваливается мгновенно, словно стоял прямо за дверью.
— Проводи девчонку, пусть вымоется и смоет на хрен с себя эту вонь.
— Конечно, босс. — Он мрачно на меня смотрит.
Я отвечаю тем же.
Лор показывает куда-то сквозь стеклянный пол.
— Видишь вон ту блондинку с шикарными сиськами? Я собирался ее трахнуть.
— Во-первых, я еще слишком маленькая, чтобы такое слышать, во-вторых, я не вижу у тебя в руках дубинки, которой ты мог бы стукнуть ее по голове, так что как бы тебе это удалось?
Риодан хохочет за моей спиной.
— Ты испортила мне ночь, детка.
— Взаимно. Чудесная тут в Честерсе жизнь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
«У меня есть душа, но я не солдат» Я не Синсар Дабх, Кэт. Он обманул вас всех. Я буду нужен вам, только я могу вас спасти.
Каждую ночь Круус относит меня в страну Грез и повторяет одно и то же. Его ложь по гладкости и структуре не отличить от правды. Если моя эмоциональная эмпатия и работает с Феями — а
проверить это и убедиться я пока не смогла, — то от него я получаю такие противоречивые сигналы,
что мой дар бесполезен.
Сейчас, полностью очнувшись после ночи дьявольских снов, я прохожу двойную дверь в сотню футов высотой, несколько футов толщиной и невероятное количество тонн весом, не удостаивая ее вторым взглядом. Мои глаза прикованы только к нему. Меня не удивляет, что мы не смогли закрыть такие двери. Странность в том, что мы сумели их открыть: жалкие смертные, решившие помешать колесницам богов.
Я понимаю, что копирую позу близнецов Михан: мои руки сжаты на светящихся прутьях клетки Крууса, глаза прикованы к ледяному видению.
Он — Война. Раздор. Жестокость. Вместилище чудовищных преступлений против человечества. Он,
как события на поле боя и персонификация их в клетке, одновременно является всем и еще чем-то большим. Сколько человек пало под копытами коня этого коварного всадника апокалипсиса?
Почти половина населения планеты, согласно последним подсчетам.
Круус обрушил стены между нашими мирами. Если бы не он, этого никогда бы не произошло. Он расставлял фигуры на доске, дергал игроков за ниточки, посылая их куда нужно, а затем мчался на другую сторону и, под личиной карающего ангела, подстрекал, призывал, науськивал, пока не началась Третья мировая война.
Я не должна быть здесь, с ним.
Но я здесь.
Я лгу себе по пути в подземелье под аббатством, пробираясь по запутанному лабиринту тайных коридоров, крипт, тупиков и извивающихся тоннелей. Я говорю себе, что должна убедиться в
прочности клетки и в том, что он все еще там. Я увижу его и пойму, что он лишь бледная имитация моих снов, посмотрю на него и посмеюсь над восхитительным пленом, в котором держит меня его аналог из снов. Убеждаю себя, что эта прогулка-проверка может выпустить — нет, не его — меня на свободу.
Мои колени дрожат. От желания сохнут губы и немеет язык.
Но освобождения я не нахожу.
Здесь, так близко к нему, мне хочется раздеться и танцевать вокруг клетки дикарский танец, скулить ноты той нечеловеческой мелодии, которую я непонятно как умудрилась выучить. Так близко к нему я готова откусить себе язык, чтобы не стонать от желания.
Так близко к нему я чувствую себя животным.
Я смотрю на свои руки, вцепившиеся в решетку, побелевшие от усилий, на тонкие пальцы, которые охватывают светящиеся прутья, и мысленно вижу, как эти пальцы касаются той части тела Крууса,
которая сделала меня изменницей. Пальцы сжаты, как в прошлую ночь, в позапрошлую ночь и за ночь до нее. Я вижу, как мои губы изгибаются в улыбке. Я вижу, как округляется мой рот, когда я принимаю его в себя.
Я понимаю, что мои пальцы легонько танцуют над жемчужными пуговицами блузы, и отдергиваю их. Я вижу постыдную картинку: мои девочки обнаруживают свою новую Грандмистрисс скачущей голышом вокруг клетки Крууса. Это эротично. И жутко.
«Свобода пугает тебя, потому что ты никогда себе ее не позволяла, — сказал вчера Круус в моем сне.
— Я не единственный здесь в клетке. Стыд, который ты испытываешь, связан не со мной, а с твоим знанием о том, что ты тоже находишься в клетке, которую создала для себя сама. Ты с детства чувствовала темнейшие эмоции других людей, ты знаешь, какие монстры таятся в них, и ты перепутала свои страсти с чужими чудовищами. Они не одинаковы, любимая моя Кэт. Они не одно и то же».
Он говорит, что я подавляю страсть. Что я не позволяю себе почувствовать ее. Он говорит, что моя любовь к Шону — это ложь. Что я ищу комфорта и безопасности и не знаю, что такое любовь. Он говорит, что я выбрала Шона потому, что он тоже не чувствует страсти. Он говорит, что мы бежим друг к другу не по любви, мы пытаемся сбежать друг к другу от страха. «Отпусти себя на свободу, —
говорит он. — Приди ко мне. Выбери меня».
Боже, помоги мне. Я иду долиной смертной тени, и мне нужен твой путеводный свет.
0Яразжимаю пальцы и пячусь. Я никогда больше не должна сюда приходить.
0Япострою в сознании баррикаду из ментальных фокусов, как делала, когда была моложе и мне нужно было защититься от диких, болезненных эмоций моей семьи.
Внезапно я слышу тихий шум, такой тихий, что едва не упускаю его. Я не хочу оборачиваться. После этого заставить себя уйти будет почти невозможно.
Но все же я оборачиваюсь. Я здесь Грандмистрисс. Пещерная комната, освещенная факелами на стенах, кажется пустой. В ней нет ничего, кроме каменной плиты, клетки с Круусом и меня. Если здесь есть кто-то другой, то он либо за плитой, либо по ту сторону клетки. Прячется. Таится. Ждет,
когда я уйду. Я отрываю взгляд от замороженного принца и спокойно обхожу по периметру его клетку, высоко подняв голову и расправив плечи.
Я заворачиваю за угол.
— Марджери, — говорю я. Она стоит прямо напротив того места, где несколько секунд назад стояла я. Не издай она того звука, я бы о ней не узнала.
— Кэт.
Враждебность накатывает на меня горячими волнами. Эмоции других людей для меня имеют температуру и цвет, а сильные — приобретают еще и текстуру.
Марджери покраснела, ее лихорадочно трясет, и вокруг нее образовалась сложная структура сот, в
которых роятся сотни крошечных обманов и злобных обид. Я хорошо знаю обиду: это яд, который ты пьешь сама в надежде, что отравятся другие.
Я всю жизнь классифицирую эмоции и распределяю их по категориям. Ориентироваться в сердечных сложностях окружающих не проще, чем идти по минному полю. Есть люди, которых я с трудом выношу и стараюсь избегать. Эмоции Марджери крайне запутанны и опасны.
Интересно, если бы я могла ощутить свои эмоции, я бы тоже была горячей, красной и таскала на спине улей лжи и обид? Я не хочу лидерства! Плачет моя душа.
— Я хотела проверить, не упустили ли мы чего-то в его решетке, — говорит Марджери. — Я боюсь,
что его клетка ненадежна.
— И я пришла за тем же.
— Великие умы... — Она натянуто улыбается. Ее пальцы сжаты на решетке, костяшки побелели.
Я не добавляю предложенного «мыслят одинаково», потому что это не так. Она жаждет власти. Я же стремлюсь к простоте. Из меня получилась бы хорошая жена рыбака, живущая в коттедже у моря с пятью детьми, собаками и кошками. Из нее вышел бы отличный Наполеон.
Мы настороженно друг друга разглядываем.
Он приходит к ней?
Он занимается с ней любовью?
Я не могу спросить, снится ли он ей, сны ли привели ее сюда в это холодное дождливое утро. Так это или нет, она не признается, зато потом расскажет всему аббатству о том, что сны вижу я, что я испорчена и меня нужно заменить.
Она использует против меня что угодно, только бы завладеть аббатством. В самой сердцевине моей кузины Марджери Аннабель Бин-МакЛафлин таится огромная сосущая жажда. Она жила в ней уже тогда, когда мы были еще детьми, играли вместе: Марджери ломала моим куклам ноги и воровала мои маленькие сокровища. Я никогда этого не понимала. Теперь я смотрю на ее побелевшие пальцы.
Она так сжимает прутья решетки, пленившей его, словно пытается их задушить.
— Что думаешь?
Она облизывает нижнюю губу и выглядит так, словно готова заговорить, но вдруг осекается. Я жду,
и миг спустя она произносит:
— Что, если Король Невидимых забрал Книгу? Я хочу сказать, забрал у Крууса, прежде чем заморозил его.
— Ты думаешь, такое возможно? — говорю я, словно это вполне логичный вопрос. Словно я не поняла сразу, что нас кормят одной и той же ложью.
Она смотрит на Крууса, затем снова на меня. Ее глаза как рекламные щиты, транслирующие все ее эмоции. Она смотрит на него с нежной, очень личной привязанностью. На меня она смотрит так,
словно я ничего не способна понять — ни о ней, ни о нем, ни о мире вокруг.
«Ты не одаренная, — шипела она на меня, когда нам было по девять и она услышала, как ее родители хвалят меня за спасение семьи от предателя во времена бесконечных интриг, обманов и планов, из которых состояла наша жизнь. Мои родители часто брали меня на «деловые» встречи в злачные места и внимательно наблюдали за тем, рядом с кем мне особенно неуютно. — Ты проклятая, испорченная, и никто никогда не полюбит тебя!»
Все прошедшие с тех пор годы я видела в ее глазах ту же злость. О да, он приходит к ней по ночам.
Я не только изменница — я дешевка. Я превращаю эту мысль в кирпич, строю из него стену вокруг сердца, скрепляю раствором и жду следующего кирпича. Он наткнется на эту стену, когда придет ко мне ночью. А мой Шон будет в постели рядом со мной.
Марджери пожимает плечами.
— Возможно, мы не знаем, что на самом деле произошло в ту ночь. Что, если король обманул нас?
— Зачем ему это делать? — спрашиваю я.
— Как я могу постичь глубину его мотивов?
Мне нужно знать, как далеко зашла ее испорченность.
— Ты думаешь, что мы должны отпустить Крууса?
Она, словно изумившись, вскидывает руку к груди.
— А ты думаешь, что мы можем? — В ее глазах появляется коварный блеск. — Ты знаешь как?
Она всегда была слабее меня. Он всего лишь добавил каплю черного в ее и без того грязную кровь.
— Я считаю, что нам нужно выяснить, как заставить созданную Королем решетку снова нормально функционировать. И считаю, что эту комнату нужно залить бетоном, активировать чары, закрыть дверь, а весь город под нашим аббатством залить свинцом.
0Япочти спотыкаюсь от кипящей ярости ее эмоционального ответа, хотя губы Марджери выдают тихую милую ложь:
— Ты права, Катарина. Как всегда, как известно всем, ты права.
0Япротягиваю ей руку, она берет ее, и, как в детстве, мы переплетаем пальцы. Когда мы прыгали через веревочку, она всегда делала мне подсечки. В молодости ее противоречивые эмоции были настолько сильны, что мне сложно было ее читать. Я отколола себе четыре зуба, прежде чем перестала надеяться, что в следующий раз она будет вести себя иначе.
Мы выходим из комнаты, держась за руки, словно пытаемся усилить друг друга своей любовью, а
вовсе не следуем правилу о том, что врага нужно держать как можно ближе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
«Я ковбой на лошади стальной. За мной охота...»
Я ничего не боюсь. Никогда не боялась.
Но есть вещи, делать которые было бы слишком глупо. Ничего общего со страхом. Все дело в логике и практичности. Ты смотришь на мир, оцениваешь свои шансы на выживание в свете текущих обстоятельств и выбираешь курс, который предоставляет наивысшие шансы получить желаемое.
Скажем, возможность продолжать дышать.
Я стою снаружи у Честерса, смотрю на слабый предутренний свет. Небо превратилось в сплошное месиво грозовых облаков. Будет мрачный и мокрый день. Офигительно классный май в Дублине. Я
уже начинаю задумываться, а наступит ли у нас лето.
На фонарном столбе висит листовка. Сначала, как только вышла из клуба, я думала, что это
Неравные и Душные постарались за те несколько часов, пока я мылась, а потом сидела в кабинете Риодана и вообще ничего не делала, только таращилась на его затылок и пыталась не думать о том,
какой глупой цели недавно служил этот стол. Он его хоть продезинфицировал потом или как? Все время, что я там просидела, он на меня даже не взглянул. Даже когда наконец сказал, что я могу уходить. Я знаю, что странно смотрюсь в одежде, которую Лор выдал мне после душа, но, блин,
подумаешь! Ему вовсе не нужно так стараться не смотреть на меня: вряд ли я могу почувствовать себя еще глупее, чем уже чувствую. Но, возвращаясь к листовке.. Плевать на то, как я одета, плевать,
что у меня нет меча, — я собираюсь стоп-кадрировать по городу и срывать их все до единой.
Вот только не Душные это повесили.
А кое-кто похуже.
Листок, приклеенный к столбу, плакатного качества. С него на меня смотрит мое же лицо, в полном цвете, фас и профиль.
Когда они сделали эти фотографии? Я изучаю фото и пытаюсь вспомнить, когда в последний раз надевала ту рубашку. Кажется, четыре или пять дней назад. Ошибиться, глядя на фото, невозможно.
Любой моментально меня опознает. Либо они подобрались ко мне очень близко, а я почему-то не поняла — что невероятно, либо кто-то другой сделал для них фотографии, либо у них обалденный телеобъектив. Выгляжу я хорошо. Ну, если не считать фингала под глазом и порезанной губы, но я такие штуки на своем лице уже просто не замечаю. Я к ним привыкла — кто замечает каждое дерево в лесу? Я прищуриваюсь. Когда бы ни сделали фото, в тот день у меня были кишки в волосах.
— Гадство. Вы издеваетесь?
Я вздыхаю. Однажды у меня будут чистые волосы и не будет синяков. Ага. А еще однажды Риодан извинится за то, что все время был таким говнюком Сообщение четкое и по существу.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ
Живой Если вы человек, наградой будет бессмертие
Если вы Фея, вы будете править вместе с нами У нее больше нет меча Она БЕЗЗАЩИТНА
Информации, куда меня вести, когда найдут, нет.
К принцам Невидимых. К этим гадским гадам, которые решили меня сцапать. Я всегда хотела, чтобы меня узнавали в лицо, но не так же!
— Беззащитная, блин.
О да, они на меня злятся. И драки между собой не мешают им охотиться на меня. Или постоянно за мной наблюдать.
Я оглядываю улицу.
Плакаты налеплены на каждый уцелевший столб, насколько хватает взгляда. Я представляю, как они обклеивают ими весь город.
— Заразы.
А потом я веселею. Чуваки, я стою бессмертия и совместного правления! Они назначили а-фигенно высокую цену за мою голову! Потому что я, знаете ли, а-фигенно опасна!
Я хочу найти Танцора и заручиться его помощью в возвращении меча. У меня почти час ушел на то,
чтобы стряхнуть с хвоста Лора. Риодан отправил его ходить за мной тенью и, типа, защищать мою жизнь. Будь у меня меч, нам с Лором не пришлось бы терпеть друг друга. Но мне удалось отвлечь его тем, что нравится ему больше всего: блондинкой с большими сиськами.
Я срываю листок и комкаю его в кулаке. Если бы не это, я бы уже умчалась навстречу утру, с мечом или без меча — я рисковала бы. А этот листок стал непрошеным тревожным звоночком.
У нее больше нет меча.
У, заразы! Нельзя было не трепать об этом всему миру? Наверное, Джайн им уже пользуется, и о нем доложили принцам.
Она БЕЗЗАЩИТНА.
Ну вот надо им было подчеркивать это слово, делать его больше остальных и печатать красным, а? Я
имею в виду, разве информацию о беззащитности нужно еще усиливать? Слово само по себе достаточно гадкое! Скоро за мной будет гоняться весь город. Каждый большой и опасный гад,
которого я когда-нибудь била, все, кого я злила и кому угрожала, теперь узнают, что я не могу больше убивать. Они уже в курсе, что я не могу обогнать тех, кто телепортируется. Но наличие меча всегда давало мне преимущество. Удерживало их от попыток.
На улице я чувствую себя открытой со всех сторон. Кто угодно может просочиться мне за спину,
схватить, и начнется драка. Смогу я победить? А если их будет десяток? Что, если люди пойдут на меня маленькой армией? Что, если принцы придут за мной сами?
Фу, у меня началось «что, если»! Я «что, если» не говорю! Это для взрослых. Они «что еслят» вместо того чтобы действовать, а потом умирают, так и не успев пожить.
Я оборачиваюсь и смотрю на Честерс.
А потом снова оборачиваюсь и смотрю на улицу.
Передо мной высокие шансы умереть. За мной — клетка.
Я ненавижу клетки. Клетки большинства ребят построены из страха, причем строят их они сами. Но не я. Моя клетка была построена из беспомощности. Как у большинства детей.
Так что выбор простой: смерть или клетка.
0Яулыбаюсь. Чуваки, я же супергерой. Без вопросов.
0Япоказываю улице средние пальцы и раскачиваюсь в стоп-кадрирование, срывая по пути все плакаты со своей мордашкой.
0Яиду охотиться на Танцора и нахожу его охотящимся за мной как никогда. Мне нравится, потому что посудите сами: ну какие шансы на то, что мы можем реально найти друг друга в такой громадине, как Дублин? Но мы всегда находим. Как магниты.
Когда вижу его, я улыбаюсь. Он шагает по улице в рассветной серости и выглядит, как вспышка сверхновой звезды. Я даже не могу смотреть прямо на него. Приходится быстро коситься и ловить боковым зрением. Вокруг него шар света, настолько яркого, что он почти ослепляет. У Танцора темные очки поверх обычных, и выглядит он как какой-то сияющий мутант из «Людей Икс» со своей собственной суперсилой, например супермозгом.
— Чувак! — говорю я.
— Нравится? Держись, я сейчас прикручу. — Он возится с чем-то на поясе, и свет бледнеет примерно до такой степени, с какой светится мой МакОреол.
Я осматриваю Танцора. Вся его одежда сияет. Светятся джинсы, рубашка, даже бейсболка. Одежда сидит на его высоком худом теле как на моделях из глянцевых журналов — с небрежным таким совершенством. Волосы у него опять отросли. Он скоро попросит меня их подстричь. Я люблю его стричь. Мы заботимся друг о друге, как две обезьянки, которые чистят друг дружку от паразитов.
Народ недооценивает хорошую ловлю блох.
— Решил запустить новую моду? — дразнюсь я.
— Кстати о твоем гардеробе, Мега, — говорит он. — Я работал над спреем для детишек Папы Таракана, и вдруг у меня возникла идея о защите от Теней. Мне нужно обрызгать твою одежду отражающей основой, а потом я сделаю для тебя систему фиксации лампочек на батарейках, и зацени: батарейки самозаряжаются на ходу! — Он возится с прибамбасом на поясе, и вид у него как у гениального мальчишки, дорвавшегося до электроники. А потом вдруг вскидывает голову и улыбается, и я не могу не улыбнуться в ответ, потому что, когда Танцор улыбается мне вот так, все тревоги исчезают. — Учитывая, как ты передвигаешься, они никогда не разрядятся. Я проверял, они и без подзарядки работают несколько дней. Один стоп-кадр, по моим расчетам, зарядит их на неделю. Это значит, что, если тебя занесет в город Теней, ты запросто сможешь спать, нося это.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |