С третьей попытки мне удается перекатиться на спину, и к этому моменту я уже задыхаюсь сильнее,
чем от часа непрерывной сверхскорости, и дрожу как листок на ветру. Кровь заливает глаза. Я
пытаюсь проморгаться. Чуваки, какой провал! Как стыдно! Хорошо, что никто этого не видел!
0Яне двигаюсь и пытаюсь оценить ситуацию. Я очень серьезно изрезана. Кожа, где я могу ее чувствовать, горит огнем. Опаснее всего для моего выживания — дыры на бедре и в плече, точнее, те места, где будут дыры, когда лед закончит таять. Нужно поскорее их перевязать. Проблема в том, что я не чувствую рук. Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточенно пошевелить пальцами. Ничего не происходит.
— Ах, Дэни.
0Ясмотрю вверх и вижу над собой инспектора Джайна. Никогда в жизни я не была так рада его видеть.
— Б-б-батончик, — удается сказать мне.
Он улыбается, но улыбка не доходит до глаз.
— В м-м-м-м-моем к-к... — Я замолкаю. Нет сил даже сказать «в кармане». Я смотрю на него просящим голодным взглядом и знаю, что он понимает.
Он смотрит мимо меня. Я понимаю, что меня окружают Хранители. Отлично, они могут отнести меня в Честерс и помочь залатать!
— Он у тебя? — говорит Джайн.
— Да, капитан.
И я леденею, но это никак не связано с замороженными машинами и людьми. Я пытаюсь вскочить на ноги, но мне удается только забиться на брусчатке, напоминая вытащенную на берег рыбу.
— Д-д-даже не д-д-д-умай...
— Прошло шесть дней, Дэни.
Шесть дней?! Сколько же я проспала в Честерсе?
— Ты должна была прийти. Если бы ты сдержала слово, я бы постарался и дальше мириться с этим.
Но я не могу доверить судьбу нашего города таким ненадежным рукам. Меч теперь наш, ради блага Дублина. Мы уберем с улиц больше тварей, чем ты. Вскоре ты поймешь, что все изначально должно было быть так.
— Т-т-ты...
— Не пытайся его вернуть. Это первое и последнее предупреждение. Если попробуешь, я не стану обращаться с тобой, как с ребенком.
— У-у-убью! — взрываюсь я. Я все еще не чувствую рук и ног, но я чувствую голову. Она вот-вот взорвется. Он не имеет права. Это мой меч!
— Не превращай это в войну, Дэни. Тебе не победить.
Я пытаюсь сказать, что лучше уж ему убить меня прямо здесь и сейчас, потому что никак иначе он не удержит у себя мой меч. Я отниму его обратно, как только смогу стоять на ногах. И нет на Земле места, блин, даже в аду с раем нет места, где они смогут от меня спрятаться! Но у меня слишком кружится голова. И тошнит. И зрение становится странно размытым.
— Капитан, у нее сильное кровотечение. Она выживет?
— Она живучая, — говорит Джайн.
— Может, нам стоит что-то сделать?
— Мы не можем помочь ей, даже чуть-чуть, иначе она снова отнимет его у нас.
Я дергаюсь на брусчатке и ничего не могу предпринять, чтобы их остановить. Я уязвима, и
рассчитывать приходится только на его жалость.
Которой у него нет.
И у меня не будет, когда придет его время.
Он оставляет меня здесь — умирать или выживать в одиночестве. Я никогда не прощу. И никогда не забуду.
Они уходят. Вот так просто берут и уходят, оставляя меня посреди грязной улицы совершенно одну,
как сбитую машиной собаку, истекающую кровью, беспомощную. В ожидании смерти от следующей машины. Это я тоже вспомню, когда снова его увижу. Блин, они могли хотя бы перенести меня на тротуар и подложить под голову свернутую рубашку.
Со мной происходит что-то действительно поганое. Хуже, чем все, что было за прошедшие несколько дней.
Я чувствую себя странно плывущей, а потом словно оказываюсь вне своего тела и смотрю на себя.
Но у меня — лежащей на улице — почему-то длинные светлые волосы, я смотрю на рыжеволосую меня, плачу и говорю, что не могу сейчас умереть, потому что есть люди, которых я должна защитить. Что у меня есть сестра по имени Мак, дома, в Джорджии, и что я только что отправила ей сообщение, и что, если я умру, Мак приедет охотиться на моего убийцу, потому что она упрямая идеалистка, и тоже погибнет. Но я, рыжая, не могу почувствовать что-то по поводу происходящего,
все кажется нереальным, так что я просто ухожу, как только что ушел Джайн.
Желудок сводит, и меня выворачивает прямо посреди улицы. Я не могу даже встать на четвереньки,
чтобы сделать это. Лежу на спине и блюю на себя. Не светловолосый призрак Алины, а настоящая рыжеволосая Дэни сейчас лежит на улице и думает, справится ли на этот раз. И у меня на лице что-
то мокрое, но не кровь и не рвота... Не. Не буду.
Со временем я начинаю чувствовать руки и ноги. Кажется, они оттаивают. Я роюсь по карманам в поисках батончиков. Сворачиваюсь в клубок и съедаю весь свой запас, планируя месть.
Он сказал не превращать это в войну, и я не буду.
Мне и не нужно.
Он сам это сделал.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
«Я могу быть твоим героем, детка» Я нахожу ее бредущей по улицам, истекающей кровью.
Если бы не волосы, я мог бы ее не узнать. Она вся в крови: кровью пропитана одежда, кровь запеклась на кудряшках и коркой засохла на лице. Длинный плащ изорван и лохмотьями свисает с ее плеч. Он выглядит так, словно его пропустили через шредер.
0Янигде не вижу ее меча. Я смотрю вокруг, но, кроме нее самой, ничто не сияет на улицах.
0Яреву, а она зажимает ладонями уши и падает на колени, и я вспоминаю, какой шум способен устроить, и ненавижу себя. Я недавно оглушил человеческую женщину, с которой занимался сексом.
0Яне хотел. Просто не могу привыкнуть к тому, что со мной происходит. Попытайтесь прожить всю жизнь одним существом, а потом резко превратиться во что-то другое. Сложно помнить об изменениях каждую проклятую секунду.
Исключение — ярость. О ней я забыть не могу. Она никогда не уменьшается, никогда не прекращается. И пробелы, когда я выпадаю из времени, становятся все чаще и дольше.
Она падает на мостовую. Я перебрасываю себя через край крыши, приземляюсь на пятки и беру ее на руки. Где я находился, когда был ей нужен? Трахал очередную безликую женщину. Пытался избавиться от постоянных приступов похоти.
Она кажется такой хрупкой в моих руках.
Я не удивляюсь, когда понимаю, что меня трясет. Я прикасаюсь к своей богине.
— Ох, милая, что же ты теперь с собой натворила? — Я убираю волосы с ее лица. На нем столько крови, что я не вижу ран. Как она вообще шагала? Я с ума схожу от того, что она в этом городе, без охранника, и всегда попадает в беду. Я хочу запереть ее где-нибудь, где она всегда будет в безопасности. В белом, сияющем и прекрасном месте, где не бывает ничего плохого.
Ее мозг сильнее тела и глупее. Жажда жизни заставляет ее организм выходить за пределы возможного. Она испепелит себя, если не найдет кого-то, способного заземлить ее, дать ей перезарядиться. Ей нужно влюбиться с той же страстью, с которой она живет, иначе она умрет молодой. Мне невыносимы мысли о ее смерти. Если бы я знал, как, я сделал бы ее Феей, чтобы она никогда не умирала. И неважно, как бы я себя за это ненавидел и как бы ненавидела это она.
Бессмертие — это бессмертие.
Я бегу с ней, стараясь двигаться плавно. Я несу ее туда, где тысячи раз хотел ее увидеть, но не позволял себе. И сейчас знаю, что не должен этого делать. Но все равно делаю.
Пусть хоть раз до того, как я превращусь в злодея, хоть раз, прежде чем я стану четвертым и последним принцем Невидимых, я стану ее горцем. И ее героем.
Она будет помнить, когда от меня не останется ничего, достойного воспоминаний.
Не могу дождаться момента, когда вырасту и меня перестанут доставать проблемы растущего супергероя. Просыпаться каждый раз сбитой с толку и вялой — гадость. Волосы падают на лицо, и
это так бесит меня на секунду, что я чуть не вырываю их из скальпа, пытаясь убрать с глаз, но они
такие спутанные. А потом мой браслет цепляется за них и застревает, а в волосах что-то хрустит...
— Фу, — раздраженно говорю я, и тут кто-то другой запускает руки мне в волосы, пытаясь осторожно выпутать запястье с браслетом.
Кто? Что? Где?
Каждый раз, приходя в себя, я мысленно проверяюсь, вспоминая, что случилось перед сном, и
определяя, где я и как в это место попала. Впервые сбежав из аббатства (чуваки, а оно было в миллион раз больше моей клетки у мамы!), я постоянно вышибала из себя дух, потому что не могла разобраться, как быстро и далеко я могу бегать, а потому на суперскорости превращалась в железнодорожную катастрофу. И всякий раз, приходя в себя, я не могла определить, заснула ли я или опять потеряла сознание, чуть не вышибив себе мозги. А потом еще этот гад Риодан меня вырубил, и
теперь, просыпаясь, придется волноваться еще и о нем.
Память лупит меня по затылку. И я бешусь так, что дергаюсь, выдирая браслет вместе с прядью волос, и начинаю лихорадочно шарить в поисках меча, хотя знаю, что его нет ни у бедра, ни где-либо поблизости.
Мужской голос ругается. Мои барабанные перепонки болезненно вибрируют, а голова готова лопнуть от этих звуков.
Я открываю глаза.
— Кристиан, прикрути звук! — Я отбрасываю волосы с глаз и смотрю вверх. Я лежу на кровати, он сидит рядом и смотрит на меня сверху вниз. Что-то изменилось. Он уже не кажется таким уж страшным. Стоп, беру свои слова назад. Кажется, но либо я научилась лучше читать выражения его лица, либо он научился лучше их изображать, короче, в его радужных глазах я вижу намек на сочувствие. Блин. У него теперь глаза совершенно фейские! В прошлый раз, когда я его видела, они такими еще не были.
— Прости, милая. Но я почти выпутал твой браслет. Ты вырвала себе прядь волос. Могла бы подождать на секунду дольше. — Он поднимает прядку, которую я выдрала с корнями, и разглаживает ее между пальцами. Волосы тут же снова курчавятся. — Упрямые, как их хозяйка, —
бормочет он. И делает очень странную вещь. Кладет их себе в карман. Ну, может, этот чувак
собирает волосы. У меня есть проблемы поважнее.
— Он забрал мой меч! Этот гад спер у меня мой меч! — Поверить не могу. Теперь мне нечем убивать врагов. Я могу охотиться на них весь день — и получить большой толстый фиг, когда поймаю. Это бесит меня до потери сознания. Я пытаюсь подняться с кровати, но ноги меня еще плохо слушаются.
— Кто забрал твой меч?
— Инспектор Джайн. Я его убью.
— ОН СДЕЛАЛ ЭТО С ТОБОЙ?!
У меня моментально начинается мигрень, я падаю на постель, закрываю голову руками и закапываюсь в подушки.
— Прости, милая. Так это он?
Я не отнимаю рук от ушей. И думаю сказать ему «да», чтобы он вместо меня пошел за Джайном, но мне не нравится врать без крайней необходимости. Вранье — мерзкая маленькая дрянь,
размножается, как кролики, и сковывает тебя по рукам и ногам, а тебе потом приходится следить за всеми его хвостами.
— Я порезалась сама, но по его вине. Он меня спугнул, и я слишком рано начала стоп-кадрировать.
— Кстати о порезах: я чувствую себя не так плохо, как раньше, и кровь, кажется, больше не течет.
— Тебе помочь его убить?
Он говорит как-то чересчур жадно. С такой особой маньяческой жадностью.
— Не нужна мне никакая вонючая помощь, — злобно говорю я. Уши болят. — Не то чтобы твоя помощь воняла или еще чего. Твоя помощь — это круто. Я просто хочу разобраться сама.
— Ты выкарабкаешься, девочка?
— Если ты перестанешь орать. Меня это убивает. У меня суперслух. — Я высовываю голову. — Где я?
В целом облаке подушек и покрывал, на высокой кровати в углу большой комнаты.
— У меня.
Я осматриваюсь. Шикарная берлога. Он устроился на переделанном промышленном складе — огромная жилая площадь без внутренних стен, кроме тех, что ты сам сооружаешь из мебели. Кругом кирпич, деревянный пол и открытые теплопроводные каналы, уйма света льется из высоких окон, а
перед здоровенным диваном висит здоровенный же плоский 3D-телевизор на кронштейне. А еще тут
бильярдный стол и старые игровые автоматы, прикольный бар и кухня из нержавейки. Нигде не видно ни дыб, ни пыточных инструментов. Просто место, ради которого любой студент колледжа жизнь бы отдал — жаль, что он больше не студент, но, эй, нам всем иногда приходится притворяться. Никаких жутких коллекций ножей. Ни красного, ни черного — их любимых цветов.
Это место совершенно не подходит принцу Невидимых.
На меня льется столб розового света, и я смотрю вверх. Над кроватью стеклянная крыша, солнце садится и приобретает странный фейский оттенок — очень яркий оранжево-розовый. Ночью можно распластаться на этой кровати и смотреть на звезды. Мне нравится, что кровать стоит в углу: справа и сзади меня прикрывают стены и защищать нужно только две стороны. Тут уютно. И я даже думаю о том, чтобы сделать в своих комнатах перестановки. Меня завораживает жизнь других людей, я
люблю заглядывать в их дома.
— Слушай, чувак, если ты соберешься выехать, я сюда перееду!
— Тебе нравится, да, девочка? — говорит он, и голос у него странный. Низкий и странный.
Я смотрю на него и вздрагиваю.
— Что-то не так с моим лицом?
Он таращится на меня в упор, очень внимательно, и то, что смотрит на меня из его глаз, ни фига не подходит этому месту из дерева, кирпича и солнечного света. Оно откуда-то из темноты с ледяными лезвиями и готово к чему-то мерзкому.
— Нет. У тебя красивое лицо, девочка. И закат тебе идет. — Он тянется рукой к моей щеке, и я замираю.
— Чувак, ты меня пугаешь.
Он смотрит на меня, но словно не видит, так что я сижу, глядя на его руку в дюйме от моего лица, и
думаю о диких животных. О том, как они нападают, если чуют страх. Не то чтобы я боялась, но,
когда ты смотришь на принца Невидимых, даже зная, что он сначала был человеком, сложно предсказать, что случится через секунду. Это не тот сценарий, который можно впечатать в мысленную решетку координат и стоп-кадрировать насквозь. Это полоса препятствий с кучей неизвестных переменных.
Он роняет руку, так и не прикоснувшись ко мне, отталкивается от кровати и идет к кухне.
Вцепляется в столик и опирается на него, стоя ко мне спиной. Он стал больше с тех пор, как я видела его на водонапорной башне. На спине его рубашка пропиталась кровью, а из-под ткани выпирают какие-то странные бугры. Выглядит жутко.
Я сползаю на край кровати, думая, что пора сматываться, и тут понимаю, что на мне слишком мало надето, чтобы вставать. На мне только нижнее белье. Я падаю обратно и подтягиваю колени к груди.
Не то чтобы я хотела поднимать эту тему, просто одежды в поле зрения нет.
— Где мои вещи?
— Уничтожены.
Он меня раздел! И помыл наверняка тоже, потому что я не покрыта кровью. Святые провода!
Невидимый, убивающий сексом Фейри наверняка поимел до фига проблем, раздевая и купая меня.
— А у тебя случайно не найдется другой одежды, которую мне можно надеть?
— Не говори со мной таким тоном.
— Каким тоном?
— Так, словно ты думаешь, что я хищный извращенец, который насилует детей. Я не извращенец, а ты не ребенок. Я раздел тебя, девочка. Я тебя вымыл. Я исцелил тебя. И я никогда не причиню тебе вреда.
— Как ты меня исцелил?
— Напоил своей кровью.
Рвотный рефлекс срабатывает мгновенно и непроизвольно. Меня выворачивает, громко, но сухо. В
отличие от большинства знакомых, я не считаю, что пить кровь — это круто. Как по мне — отстой.
Все равно что есть мясо Невидимых — никогда этого не делала и не буду. Останусь девственницей в вопросе фейского мясоедства. Меня не привлекает даже возможность стать сильнее и быстрее, чем я есть. Чуваки, границы на песке проводят там, где могут их удержать. А на нашей сыпучей дюне это особенно важно.
— Это сильное средство. Работает лучше мяса Невидимых. Пара капель в твой рот, и... — Он оборачивается и улыбается мне. Кажется. Татуировки бегают под кожей его лица, меняя очертания и полутона, и сложно решить, что значит изгиб его губ. — На самом деле вопрос тут прост: ты предпочла бы вместо этого умереть?
Для меня и ответ прост. Ни за что бы не предпочла. Ни при каких обстоятельствах. Я любой ценой выберу выживание. Всегда.
— Нет. Спасибо за кровь, чувак. Это много для меня значит. — Не хочется мне этого добавлять, но я уверена, что это правда: — Ты спас мне жизнь. Я этого не забуду.
Я улыбаюсь ему в ответ, а потом только молча сижу и пытаюсь не таращиться с открытым ртом на его реакцию. Потому что он совершенно меняется: я вижу горца, которым он был. У него игривые карие глаза, и выглядит он студентом-раздолбаем, татуировки с лица исчезают. Даже мышцы меняются, становятся гладкими, а тело — похожим на человеческое.
Он бросает мне шоколадку. Я ловлю ее, разворачиваю и жую, мысленно составляя план возвращения моего меча. Я знаю Джайна. Он понимает, что если я выживу, то приду за ним, так что отнесет меч туда, где, как он думает, я его не достану. Он не захочет ставить много людей на охрану, потому что они нужны ему на улице, в битвах. Пару секунд я размышляю, куда же Джайн его унесет, а потом понимаю, что мне не нужно об этом думать. Достаточно пошпионить за ним и проследить, куда отведут пойманных Фей. Поверить не могу, что этот дурак уверен, будто удержит мое оружие!
— Посиди там, я принесу тебе одежду, — говорит Кристиан.
И уходит, двигаясь легко и плавно, без жутковатого скольжения принцев. В другом конце огромной комнаты стоит шкаф, он роется в нем и возвращается с фланелевыми пижамными штанами на завязке и большущим кремовым рыбацким свитером.
Я одеваюсь под одеялом, туго завязываю веревку на талии и подворачиваю штаны с рукавами раз на сто, не меньше. Когда он бросает мне пару скрученных клубочком носков, проходя мимо кухни, я
отвлекаюсь на мысли о Джайне и не успеваю их поймать. Носки пролетают мимо, ударяются о стену и падают вниз, за кровать. Я перекатываюсь и запускаю руку в щель, пытаясь их выудить.
У меня уходит секунда на то, чтобы осознать, что попалось мне в руку.
Волосы. Которые растут из головы. Там, в узкой щели между кроватью и стеной, чья-то голова Я замираю, мне жутко и мерзко.
Отдергиваю руку и сижу, пытаясь проглотить перепуганный звук, который так и рвется из горла, а
потом оборачиваюсь на него через плечо. Он мурлычет странную мелодию, которая очень похожа на музыку в Честерсе, и исчезает в кладовой.
Я заставляю себя снова потянуться за кровать и пошарить рукой, не сводя глаз с двери в кладовку.
— Кристиан, я есть хочу, — говорю я.
Когда он отвечает, я по звуку примерно определяю глубину кладовки и то, как далеко он зашел внутрь. И сколько у меня времени, чтобы выяснить, какого черта тут происходит.
За головой нащупывается шея, а за ней и все остальное тело. Оно голое, человеческое, женское. Она уже застыла в трупном окоченении, она очень холодная.
Я даже дышу шепотом. И слышу, как движутся коробки по полкам.
— Прости, милая, я через секунду добуду тебе еды. Просто думал, у меня есть «Сникерсы», но нахожу пока только «Алмонд Джой».
Я быстро переползаю на середину кровати и отвечаю ему совершенно расслабленным игривым тоном:
— Ну, чувак, тогда ищи лучше. Ты же знаешь, как я люблю «Сникерсы».
Ящики прекращают шуршать.
— Детка, что не так?
Между стеной и кроватью Кристиана мертвая женщина. Я бы сказала, что тут до фига всего не так, и
сделала бы это очень громко, но я в квартире убийцы, на мне его пижама, я босиком, и у меня нет меча, который убивает Фей, потому что гадский Джайн у меня его уволок, так что я не спешу уточнять, что не так.
Ну не могла же я себя выдать. Моя игра безупречна.
— Да все в порядке. Просто с голоду умираю! — Еще одна идеальная ложь. Вру я редко, но так же здорово, как делаю все остальное.
Он выходит из кладовой и смотрит на меня. Горец исчез. Теперь он полностью принц Невидимых — радужные глаза отливают красным.
— Ох, девочка, Мак тебе так и не сказала?
— Что не сказала?
— Я ходячий детектор лжи, моя милая Дэни.
— Не бывает таких.
— Это наследственное, как и твои способности ши-видящей.
— Которыми я воспользуюсь, чтобы всыпать тебе люлей по первое число!
— И все это одна большая, толстая, хренова ложь. Ты нашла ее, так ведь? Я знал, что должен был от нее избавиться. Но ты была здесь, ты истекала кровью, и мне нужно было освободить кровать. Я мог думать только о твоем спасении.
— Так что ты столкнул ее с кровати и думал, что я не замечу? Ты запихал ее в щель! — Мои руки сжимаются в кулаки от такого свинства. Убил ее и выбросил, как использованный презерватив. Не упусти я носки, я бы и не узнала. Я продолжала бы думать, что Кристиан крут, потому что спас меня.
Я бы, как полная дура, сидела в постели рядом с мертвой женщиной, ела бы и одевалась, не зная, что
она в двух футах от меня.
— Чувак, ты больной на голову.
— Ох, Дэни, любимая, — говорит он, скользя к постели, — ты и не знаешь, насколько.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
«Я остаюсь один» Я вылетаю в стоп-кадр, даже не думая. Я ничего не просчитывала и не моделировала. Я надеюсь, что
не вырублюсь, потому что у меня предчувствие: если я отключусь, то очнусь голой на дыбе один на один с сумасшедшим бывшим горцем, у которого реально хреновые замыслы.
Если он может телепортироваться, мне кранты.
0Ямчусь к двери, но он оказывается передо мной, раскинув руки и пригнувшись, словно собирается броситься на меня и сбить с ног. На его лице ярость, татуировки калейдоскопом меняются под кожей. Глаза полностью почернели. Для полного портрета принца Невидимых не хватает только радиоактивного ошейника и огромных черных крыльев, которые раздавят меня. Я отчаянно врубаю задний ход, и он прыгает.
0Яоказываюсь на полу, а он надо мной, и в этот момент я понимаю, что Кристиан намного сильнее и шансов у меня нет. Он настолько сильный, что даже не верится! Невидимая часть его яростно рвется наружу. И излучает он не только силу. Он превращается в чистый секс, как остальные принцы. Я мотаю головой, пытаясь прочистить мозги. Я думаю о жутких вещах, например о мертвой женщине,
которая втиснута между его кроватью и стеной, и о том, что не хочу закончить, как она.
Я лежу на спине, он держит меня за запястья, вытянув мои руки над моей же головой. Я ругаюсь,
извиваюсь и пинаюсь, но это все равно что биться о бетонную стену. Ничего, чуваки, вообще ничего на него не действует. Я бодаю его головой. Он смеется, роняет лицо к моему плечу и нюхает меня!
Я кусаю его за ухо и пытаюсь оторвать его. Кровь заливает мне рот, я давлюсь и отпускаю.
— Дэни, Дэни, Дэни, — говорит он, словно ничего не почувствовав. — Не борись со мной. Тебе не нужно со мной драться. Я никогда не причиню тебе боли. Только не тебе. Ты моя самая яркая звездочка.
Ничья я не звездочка! А он псих со справкой!
— Слезь с меня!
Находясь так близко к той его части, которая убивает сексом, я чувствую, что со мной начинают происходить противные вещи. Которых я не хочу чувствовать. У меня пересыхает во рту от ярких картинок, они не уходят из головы. Кристиан. Голый. Занимается теми вещами, за которыми я видела Риодана. И я хочу смотреть, и не хочу смотреть, и мне нужно на фиг отсюда сбежать, и
быстро!
— Ты вообще что-то чувствуешь? Или ты мертвый внутри, как та женщина? Зачем ты возился со мной и спасал? Чтобы убить медленнее?
— Все совсем не так. Ты не могла бы успокоиться и послушать меня хоть минуту?
— Ты ничего важного мне не скажешь!
— Мне сложно говорить с тобой, когда я тебя касаюсь.
— Чувак, прекрати меня нюхать! Это просто грубо. Отвали от меня!
— Не могу. Ты сбежишь.
— Если ты правда ее не убивал, ты меня отпустишь. И позволишь мне самой поменять мое мнение.
Дай мне возможность дышать.
— Если я отпущу тебя, ты сможешь сесть и выслушать меня, девочка?
Он слегка расслабляется, потому что мы вроде как ведем переговоры, но он — детектор лжи, и я
знаю, что не могу ответить на его последний вопрос, так что пользуюсь шансом и вкладываю все силы в удар коленом по его яйцам. Потому что нет понятия «грязный прием», когда бьешься за победу.
Он ревет так громко, что у меня почти что взрывается голова. А потом сваливается с меня и сворачивается в клубок, воя. Я уже раньше заезжала парням по яйцам. На улицах порой приходилось. Но никогда не видела, чтобы кто-то реагировал так плохо. Наверное, потому что он был твердым, как камень, когда я ему врезала. Чтобы попасть по яйцам, мне пришлось изловчиться и бить снизу вверх, так что я, наверное... ага, Мега, между прочим, сейчас самое время бежать.
Вылетая наружу, я сношу дверь с петель.
Этим утром, выходя из Честерса после почти смерти и почти воскрешения — мне кажется, что этим утром, но в последнее время я так часто пребываю в обмороке, что на самом деле не знаю, дни прошли или часы, — я пыталась решить, что мне делать с редко достающимся свободным временем.
А потом меня опять чуть не убили, на этот раз взорвавшимися замороженными людьми; потом Джайн отнял мой меч; потом я отрубилась от потери крови; меня вымыл и напоил своей кровью принц Невидимых; я нашла мертвую женщину под кроватью, а теперь вот я снова на улицах и сейчас, блин, то самое время, когда мне пора отчитываться о проделанной работе!
Не могу даже выбрать самое худшее.
Чуваки, фиговый день. Свободный день, блин. Да я едва выжила!
Я босиком перепрыгиваю с ноги на ногу и стоп-кадрирую изо всех сил, жутко стирая ступни, потому что Кристиан может вот-вот телепортироваться и оказаться прямо передо мной. Так вот, если он это сделает, я надеюсь, мне хватит скорости отрубиться от удара и вообще потом не очнуться. У меня больше нет того единственного оружия, которое могло от него защитить, — Джайн стащил.
А второе оружие у Мак.
Спорим, я смогу его отнять.
Насколько я вижу, вариантов у меня три.
Отправиться в Честерс, использовать Риодана как щит против Кристиана и заставить его помочь мне вернуть меч.
Заявиться прямо к Джайну самой, зная, что Кристиан идет за мной по пятам.
Отправиться к Мак и отнять копье. Тут может помешать Бэрронс. Да кого я обманываю? Бэрронс определенно мне помешает, но даже если и нет, если я отниму копье, он придет за мной. И тогда у меня будет Кристиан, который за мной охотится, Риодан, который на меня злится за то, что пропустила работу, и Бэрронс, желающий меня задушить.
Обычный такой день моей жизни. С делами, которые приходится улаживать.
Всегда, стоит мне только подумать, что хуже уже некуда, все тут же становится еще хуже. Я почти врезаюсь во что-то на улице, в одну из тех гадских преград, которые движутся за пределами моей предсказуемой сетки. Это могут быть люди, животные и Феи.
— Прочь с дороги, человек! — шипит она.
Я хочу выпасть из ускорения и сделать из этой твари отбивную. Я не видела ее с той ночи, когда Мак меня спасла и заставила ее вернуть мне мою красоту. В тот раз я тоже чуть не умерла. Я часто чуть не умираю. Как все супергерои.
— Сама прочь, старая уродина! — шиплю я на Серую Женщину.
А потом мы расходимся каждый своей дорогой. Она отправляется охотиться и убивать, а у меня остается зуд, который ничем не уймешь. Рука сжимается на пустоте у пояса.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |