съеду. А вообще я собирался продать его, он мне ни к чему, если конечно, ты не против.
Аня закусила губу. Рот открывался и закрывался, хотелось что-то сказать, но не могла. Да и кому
сказать? Все за нее решили, как и всегда. Да что это за жизнь-то такая проклятая?! Шок не
отпускал, она не ожидала этого. Вот так просто, вот так холодно и спокойно... "Беркет, это ты? Где
ты, Маркус? Что с тобой? Ты ведь никогда бы так не сделал, никогда бы не отпустил!"
Мы обговорим все позже, если ты этого захочешь, Анна... Хотя к чему травить душу? – его
горький смешок пролился в ее слезах.
Прости меня, Анна... Я бы хотел... я много чего хотел... - голос теплеет и срывается, как и у нее
срывается что-то с петель, и невозможно остановить.
"Пожалуйста, молчи! Ради Бога, молчи! Иначе я сойду с ума от боли! Оставь все так..."
Я хотел сделать тебя счастливой, правда... - снова усмешка, а у нее бесконечные слезы.
Я не смог... Прости меня... Все мои грехи прости, особенно этот... Хочу, чтобы ты знала, я был
счастлив с тобой, безумно счастлив... - он тяжело сглотнул, а она зашлась в рыданиях, не могла
дышать, разлетаясь на части.
Спасибо тебе за все... За твою доброту, за твое безграничное терпение, за силу, с которой ты
преодолевала все трудности. За нежность...
Его голос такой безнадежный, надрывный, хоть он и пытается это скрыть, а она готова была выть
от безысходности.
"Марусь, что ты делаешь, родной? Зачем ты это делаешь? Что я с тобой сделала?!"
Спасибо за детей, Эни, за нашу первую встречу, которую я каждый раз вспоминаю с улыбкой. За
то, что была той женщиной, с которой я хотел прожить всю свою жизнь! Прости, что я не стал тем,
с кем бы хотела прожить свою ты... Спасибо за любовь... за любовь, которой больше нет...
И все... Тишина... Крик, рвущий нутро, но не срывающийся с губ, отчаянье накрывающее с головой.
"За любовь, которой больше нет?!... Боже, что же я наделала?! Что же натворила?!"Что я сделала с
этим мужчиной?
Ужас.. Бесконечный, липкий, жалящий.. Что-то неотвратимое, которое невозможно вернуть,
невозможно исправить и заглушить...
"Ты хотела душу? Хотела, чтобы ему было плохо?
Ты рада?
Ты понимаешь, что так не говорят мужчины, которым насрать. А такие мужчины, как Маркус,
вообще ничего не говорят."
Так говорят те, кто сломался, кто опустил руки, кто потерял надежду и не хочет больше ничего, и
это поистине страшно. Уж она-то знает, как это... Когда стояла на подоконнике, чтобы прыгнуть
вниз, чувствовала то же самое. Вот оно - эмоциональное дно, смерть всего того, чем ты жил ранее.
Мир рушится вокруг тебя, а ты стоишь, не зная, что делать, как выжить. Кричишь о помощи, но
никто не слышит. Что-то можно исправить и вернуть назад, пока ты стоишь на подоконнике, но вот
когда ты уже за ним – это конец. Там в гостиной, когда она выливала на него все, что нарвало в
душе, он стоял на подоконнике, как и она когда-то, а потом упал вниз, стоило ей уехать. И уже
ничего не вернешь! Ничего, никогда!
Ее похоронные слова.
Он устал, он отпустил... И не за что бороться, не за что зацепится, потому что он все для себя
решил. Он ушел и не просто ушел, он... отрезал все пути назад, у него скоро будет ребенок, другая
женщина, другой дом, другая жизнь... "Но ведь это не любовь, это просто...? - возражает что-то
тихо.
"Думаешь, ему нужна любовь?" – ироничный смешок.
"Не нужна. И ты ему не нужна больше, он покоя хочет. Достала, Ань, за*бала жизнь такая! А ты все
как маленькая думала - примчишься, прощение попросишь, и все вернется на круги своя? Дура-
дурой! Мало прощения, мало слов, нет их таких...Не робота ты на прочность проверяла, а
человека живого, потерявшего не меньше, чем ты... И если он всегда был жесток, то ты
чудовищна! Под жертвой скрывалось самое натуральное чудовище, взращивающее в себе
ненависть и обиду. Чудовище, которому было мало боли, которое питалось страданиями, которое
ликовало, ломая любимого человека. Вот кто ты, Ань! Без прикрас, отговорок и пустых "если бы не
он". Ты с ним одного поля ягода, только он честнее, а ты тихушница, бьющая из-за спины, в самое
уязвимое место, выжидающая самого подходящего момента. И оправдывай себя хоть тысячами
разных способов, и пусть тебе кивают и поддакивают, но хоть в душе признай, что виновата ты во
всем не меньше его. Нет в браке виновного и правого, оба подсудимые и потерпевшие. Только у
каждого наказание разное... Твое – жить дальше, любоваться его чертами в вашей малышке,
видеть его по выходным, встречать с дежурной улыбкой, обсуждать Диану, вежливо
интересоваться его делами, изо всех силенок сдерживаясь, чтобы не сорваться и не преступить
черту, за которой больше не твоя территория... Свирепая боль и адское одиночество - вот твой
удел!"
Жизнь не закончилась, нет... Просто ампутировали что-то, но ты жив, правда уже не так, как
раньше. Ты вынужден существовать, искать замену, но она никогда не станет равнозначной, да и
заменой никогда не станет! А потому вечная горечь, и не уйдет она, всегда будешь скучать по тому
времени, когда ты был цельным, даже если ампутированная часть тебя приносила боль, но ты был
цельным...
Проходили дни, они были так похожи между собой, что Аня даже не замечала их смену. Она же,
словно оглушенная, ходила, дышала через раз, обжигая легкие, в горле ком, глаза сухие,
воспаленные бессонными ночами, словно песка насыпали в них. Напряжение не отпускало, оно
было молчаливое - без мыслей, без вопросов и надежд. Словно натянутая струна, Аня ждала
звонка от Маркуса. Она не замечала окружающей красоты, смотрела на золотые пески, на
величественные горы и сверкающее бриллиантовой гладью море и не видела ничего,
раздражалась от этого буйства красок, кричащем о счастье, каком-то земном раю. Ёжилась от
порывов прибрежного ветра, куталась в платья, избегая солнца и его тепла. Ей хотелось дождя,
грозовых туч и шторма. Вот это была бы гармония. Она бродила по пляжу ночью, так хотелось
камень на шею и утопиться, но она лишь с тоской смотрела на безмятежное море, спрашивая
себя:
"От чего мы так бессильны порой, когда кажется, что счастье всего в сантиметрах от нас? Где мир
такой правильный и безупречный, почему он рассыпается облаком пыли?"
Но это были пустые вопросы, на которые она не искала ответы, она просто кричала ветру то, что
было на душе. Возвращалась в спальню, включала телефон, открывала галерею и смотрела,
поедала глазами смуглое лицо с луковой ухмылкой, едва тронувшей губы.
Когда-то она также смотрела на него, и сердце горело на углях безнадеги.
Помоги мне! – шептала она, обводя контур его лица, захлебываясь отчаяньем. –Оставь мне хоть
каплю веры в будущее!
Но каждое утро ей приходилось склеивать себя, прятать боль и держать голову высоко перед
старухой, держаться ради дочери и делать вид, что она сильная, лететь раненной птицей дальше.
Только куда и к чему она не знала. Начинать жизнь с нуля страшно...
В некотором роде она даже была рада, что Маркус не звонил, хоть и не находила себе места от
беспокойства за него. Такое подвешенное состояние было сейчас необходимо. Ей не хотелось что-
то для себя решать, выбирать и "продолжать жить", не хотелось ничего. Иногда в минуты отчаянья, она срывалась, набирала номер Беллы или Мегги, но потом бросала трубку. Боялась сравнений,
боялась узнать, что те уже во всю радуются, что наконец он избавился от неподходящей по их
мнению жены. Да и что бы она сказала? "Здравствуй, Мегги. Твой сын ушел от меня к другой
семье, что мне делать? Хотя, если он не хочет разводиться, значит, не будет жить с белобрысой
шл*хой." Но разве это что-то меняет для нее? Она знает ответ свекрови, и он не будет отличаться
от ее собственного: "это ничего не меняет, ничего не сделать, ибо сама виновата!" - вот она
правда, и ничего тут не попишешь. Бабушке тоже не было желание звонить, не хотелось вообще
обсуждать ситуацию даже с собой, ибо уже не имело смысла.
Мисисс Флетчер к ней не лезла и слишком не мозолила глаза, приглядывала, но не надоедала, от
чего Аня даже потеплела к ней, точнее, она перестала раздражать. Диана вовсю резвилась на
пляже с няней, Аня наблюдала за дочерью, но участие не принимала, сил не было больше ни на
что, кроме как держать себя в руках.
Прошло семь дней, и раздался долгожданный звонок. Аня подлетела к телефону, но тут же
остановилась и замерла, боясь ответить. Что она скажет, что скажет он? Боже, она не выдержит,
сорвется, начнет просить... Трель словно усилилась, а она лихорадочно бегала взад вперед,
задыхаясь от волнения.
"Вдох-выдох, ты сможешь! Соберись, чертова тряпка! Соберись! Ты – пройденный этап, все
кончено, ты лишь мать его ребенка и самая большая ошибка в жизни. Вот так, по чуть-чуть солью
на раны и зарубцуются...»
Она почти успокоилась, точнее настроила себя на нужный лад, проглатывая горечь, телефон
замолчал, но Аня знала, что Маркус перезвонит. Через пару минут вновь трель. Шумно втянув в
себя воздух, Аня ответила. Она думала, что почти готова, но стоило только услышать в трубке
раздраженный голос мужа, как все к чертям полетело, и она застыла, пораженная тоской по этому
мужчине.
Анна, ты слышишь меня? – наконец ворвалось в сознание.
Да...- еле дыша, ответила она, понимая, что пропадает, падает.
Он тяжело вздохнул. Аня тут же представила его сидящего в кабинете, наверняка, откинув голову
на спинку кресла, смотрит задумчивым взглядом в окно. Хмурый, губы плотно сжаты, пальцы
постукивают по столу, нога на ногу, правая покачивается из стороны в сторону, словно маятник.
Сейчас он наверно в кроссовках, дома предпочитал только их.
Аня зажмурилась, прогоняя эти мысли прочь, возвращая в реальность.
Что произошло, Маркус?
Это уже не важно, Анна..
Но.. -попытка возразить провалилась с треском.
Послушай, я решил этот вопрос раз и навсегда, поэтому забудь, это были мои проблемы! Ты лишь
способ, чтобы достать меня. Поэтому не накручивай..
Ты вообще в своем уме, мать твою? Ты хоть знаешь, что я здесь места себе не находила? –
вскричала Аня, не сдерживаясь. Нет. Это нормально вообще, делать такие заявления?!
Он молчал.
Какого... ты молчишь? – заорала она еще громче, но тут же смутилась. Имеет ли теперь право?
Я все сказал по этому вопросу! – невозмутимо ответил он. Аня задохнулась от ярости и обиды.
Это вновь был Беркет, за неделю восстановивший душевное равновесие и захлопнувший себя ото
всех, от нее в первую очередь. Она так не могла, не научилась за столько лет, а нужно было.
Напротив, за эту неделю она еще больше расклеилась от жалости к себе, оплакивая прошлую
жизнь и проклиная судьбу.
Ты..ты.. -воздуха не хватало, да и правильно, потому что разум вопил: "Заткнись. Закрой рот, идиотка."
Ань, давай без сцен! – устало попросил он вот так, по домашнему, по родному, от чего глаза
зажгло, а в груди что-то сжалось. Сердце? Да нет, что-то другое. Сердце уже давно вырвано...
Хорошо.. -хрипло согласилась она.
Завтра за вами прилетит самолет и отвезет тебя, куда скажешь. Я надеюсь, ты обдумала за это
время все?
"Ага, как же! Ни хера я не обдумала, всю эту неделю ждала, что ты позвонишь и поздравишь меня
с первым апрелем! А сейчас ели держусь, чтобы не сдохнуть от разочарования."
Я не могла ни о чем думать, кроме..
Ясно! -не дал он ей договорить, и это больно задело, кольнуло тонкой иголочкой по оголенному
нерву, показывая, что он не хочет ни каких излияний и откровений. Так что подавись Ань, поздно.
–Если ты решишь остаться в Лондоне..
Исключено! –вырвалось у нее от страха, она вдруг отчетливо поняла, что не сможет жить в одном
городе с ним. Знала, что будет боятся улиц, боятся увидеть его с блондинистой с*кой или еще
какой-нибудь, но самое страшное было бы - это увидеть его с другим ребенком. Нет, она не
сможет вечно искать его глазами, боясь найти.
Э..ну, хорошо... Тогда я смогу видеться с Ди раз в неделю, возможно два, как получится...
Да, конечно...
Что с колесами? –вдруг спросил он, от чего Аня разозлилась, смутившись, но поняв
справедливость вопроса, процедила:
Я завязала.
Надеюсь... Если тебе понадобится помощь..
Маркус, прекрати уже! - устало воскликнула она. Хотелось уже покончить с этой пыткой,
разговор был настоящим испытанием ее выдержки, сил не было.
Они замолчали и несколько бесконечно долгих секунд лишь часто дышали.
Ладно... -неопределенно нарушил молчание Маркус, Аня выдохнула, переложила сотовый в
другую руку и закрыла глаза, создавая иллюзию, что она всего в паре сантиметров от него. Какой
же чертов парадокс – пока не потеряешь, не поймешь насколько ценно. Только поздно уже...
Он что-то говорил про деньги, сколько будет перечислять, сколько будет на ее счету. Говорил о
няне, о своих встречах с дочерью, о прессе, что нужно им сказать, чтобы не создавать шумиху,
которая сейчас ни к чему. Он говорил, говорил, говорил. А ей хотелось крикнуть ему: "Заткнись, Бога ради, заткнись! Неужели не понимаешь, что мне плохо, без тебя плохо...Какие же мы дураки
Марусь, как мы могли дойти до этого?!" Но она молча лила слезы, даже не вытирая их, и слушала, держась из последних сил, которых, после этой изматывающей недели, с каждым его словом
оставалось все меньше и меньше.
Ты согласна? –спросил он, громко и нетерпеливо, а она начала паниковать, понимая, что сейчас
ответит, и он положит трубку, а в следующий раз позвонит только в случае крайней
необходимости.
Да. -все же шепнула она, зная, что молчание затянулось.
Отлично! –подытожил Маркус, от чего Аня чуть не закатилась истеричным смехом. Какое
"отлично", Маркус?! Черный юмор сейчас не к месту.
Постарайся обдумать все до завтра, хотя бы где хочешь остановиться на первое время. Возможно
лучше вернутся домой, пока не решишь... Или может быть к Маргарите?
Я подумаю!
Тогда сообщи мне о своем решении!
Хорошо. -вновь кивнула она, уже не разбирая слов.
Как Диана?
Хорошо. -мертвым голосом ответила на автомате, молясь, чтобы он заканчивал с этим всем
скорее. И словно поняв ее, Маркус попрощался и сразу же отключился, повергая ее в пучину
отчаянья. Она сидела на полу, сжимала в руке телефон, прижимая его к мокрой щеке, и не знала,
просто не знала, что ей делать дальше, как ей жить. Распухшее, ненормальное, горящее яростным
огнем бессилие, сжигающее все на своем пути - вот, что внутри, и не осталось ничего... И так
хотелось об этом кричать, но они молодцы, справились. За такое надо Оскар давать, потому что
его "отлично" и ее "хорошо", когда жизнь вытекает – это целое искусство, которое станет их
визитной карточкой, стоит только им заговорить. Почему любя друг друга, приходится
лицемерить? Потому что мало любви, когда речь заходит о браке. Мало... Ибо множество союзов,
которые продолжают существовать, когда в них умирает любовь, потому что есть иное. Есть
доверие, есть понимание - фундамент, на котором строятся любые отношения между людьми, и
не любовь их причина, а иное... У них с Маркусом всегда были крайности на подобие "я жизнь за
тебя отдам, я ради тебя живу", но главного - "я разделю эту жизнь с тобой" не было, и больше
никогда не будет. Любовь ослепляла, кружила в вихре эмоций и не позволяла учиться быть
вместе, принимать друг друга. Не было спокойствия в их жизни, все время как на американских
горках, а так долго не протянешь, либо умрешь, либо сбежишь, ибо лимит душевных сил
исчерпан.
Аня долго сидела на полу, глядя в окно, пытаясь осознать, что здесь заканчивается ее жизнь, имя
которой - Маркус Беркет, но ничего не выходило, она могла лишь похоронить свои несбывшиеся
надежды, а жить придется дальше с этим именем всегда.
К вечеру кое-как подняла себя и стала собираться, после обдумала свои дальнейшие действия и
решила поехать к бабушке, о чем сообщила Маркусу в смс-сообщении, услышать его вновь вряд
ли бы смогла в таком раскуроченном состоянии. Да и эти его вопросы о планах на будущее
вызывали у нее ступор, так и хотелось заорать: "Какое, нахрен, будущее?!". Именно за этим она и
поехала к Маргарите, да и куда еще ей ехать, чтобы обдумать свою дальнейшую жизнь, чтобы хотя
бы попытаться жить дальше.
В Горно-Алтайск они прилетели к следующему вечеру, Аня была несказанно рада, что отвязалась
от миссис Флетчер и еще парочки надоедливых лиц, хотелось одиночества.
Маргарита Петровна с улыбкой встречала дорогих гостей, ничем не показывая своего удивления, а
вот Валерий Никифорович был не столь хорошим актером, поэтому, как только суматоха сошла на
нет, и Аня, разложив вещи, вернулась в гостиную, где бабушка играла с Дианой, спросил:
Анечка, все хорошо..?
Валер, ты это.. -перебила его тут же бабушка, а Аня усмехнулась, благодаря эту всепонимающую
женщину за тактичный ход. -Сходи в магазин, купи там чего-нибудь к чаю, да так... Ну, сам там
посмотри.
Валерий Никифорович был мужчиной сообразительным, поэтому лишь кивнул и вышел.
Спасибо! -шепнула Аня. Маргарита Петровна тяжело вздохнув, протянула руку, в которую Аня тут
же вложила свою, а после обняла бабушку. Диана тоже замерла, наблюдая за плачущей матерью
и незнакомой женщиной, которая прижимала ее к себе.
Прости, что вот так заявилась... -хрипло извинилась Аня, вытирая слезы. -Просто мне больше
некуда и не к кому обратится!
Прекрати... -тихо возразила Маргарита Петровна. -Это твой дом, и тебе всегда здесь рады.
Отдыхай, приходи в себя, а если захочешь, оставайся здесь хоть навсегда! Нам с Валерой скучно
вдвоем.
Аня усмехнулась сквозь слезы и прошептала:
Вдвоем с любимым скучно не бывает...
Маргарита Петровна засмеялась:
Ну, это когда вы молоды и полны сил.. Устали от разговоров, перешли в иную плоскость, а нам -
старикам приходится довольствоваться лишь ими.
Аня тоже засмеялась:
Бабуль, ну, ты даешь! Ты его любишь? - вдруг спросила она серьезно.
Ой, люблю, Анют. Никогда бы не подумала... И вот когда смотрю на вас с Маркусом и так хочется
вас стряхнуть хорошенько. Ведь такие чувства не каждому даны, Ань. Люди ищут их, ждут, иногда
всю жизнь, как я...
Уже поздно. -горько оборвала Аня.
Ну, что поздно?! Никогда не поздно! Мне сколько лет? И не поздно же! Да мало ли, что он там
сказал, мужчины только и делают, что болтают. Как Тэтчер говорила: "Петух может и хорошо
кукарекает, а яйца все же несет курица." Поэтому...
Маргарита Петровна говорила тихо, чтобы не спугнуть засыпающую Диану, но твердо. Аня жестом
остановила этот поток, слишком больно было, ведь она все это понимает, но уже действительно
поздно. Преодолев унижение и стыд, она призналась:
У него другая женщина...
А то ли первая! – фыркнула бабушка, от этого стало еще горше.
"Не первая, но теперь особый случай!"
Она беременна от него. - вынесла приговор вновь возродившимся после слов бабушки
надеждам. Маргарита Петровна замерла, перестала гладить Аню по голове, а спустя мгновение
приподняла лицо внучки и заглянула в пустые глаза. Открыла рот, чтобы что-то сказать, потом
вновь закрыла, закусила дрожащую губу.
Жизнь ведь не кончается, правда? - осторожно поинтересовалась Маргарита Петровна.
Аня кивнула.
Никто не знает, что будет, родная. Ты молода, красива, ты...
Я мертва, бабушка, мертва.
Не надо так говорить. Он не единственный на свете и далеко не лучший, если не худший!
Я уже шла по этой дороге и больше не хочу. Он единственный для меня, других мне не надо,
если уж без него, то лучше одной.
Ань.. - попыталась возразить Маргарита Петровна, но Аня перебила.
Бабуль! Не надо, я... смирилась и смогу жить дальше.
И Маргарита согласна кивнула, потому что знала, ее внучка все может вынести, что Господь
пошлет, потому как на ее долю уже было много испытаний послано, а вот Маркус.. он ведь
никогда ничего не терпел, если ему не по нраву. Вот и сейчас сломался там, где не сломалась она и
сбежал. А ее Анька все сможет, она как кошка, которую выбрасывают из окна раз за разом, но она
всегда поднимается. И сейчас поднимется, дай Бог ее бедной девочке сил!
Вслух же, поднявшись и поцеловав Анну в лоб, сказала:
Держись!
Аня усмехнулась и кивнула, прикусив губу. А что ей еще оставалось?
Все последующие дни она прожила, как аскетка - практически ничего не ела, искала уединение,
бродя по лесу, по горам. Пересилив себя, посетила храм. После смерти Мэтта она не могла даже
переступить порог сей обители. А тут пришла, нет, приползла и, словно прорвало, стояла на
коленях всю службу и захлебывалась слезами, не отрывая взор от священного образа. Она ни о
чем не просила, лишь искала спасение и утешение в молитве. После службы многие прихожане
косились на нее, но ей было все равно, она ничего не чувствовала, была обессилена морально и
психологически, да и плоть была ослаблена переживаниями и скудным питанием. Если бы не
Маргарита Петровна, Аня бы и вовсе забыла о существовании еды. И так было практически
каждый день. Она везде была с Дианой будь то прогулка или же церковь, не могла оставить свою
малышку, боялась оставлять ее одну, не ведая по каким причинам. А может и сама боялась
оставаться одна. Маргарита Петровна и Валерий Никифорович относились к ней с пониманием и
не допекали заботой или повышенным вниманием. Жили так, будто все в порядке, только
вечером, когда Аня начинала играть на пианино, Маргарита Петровна не выдерживала и уходила.
Аня понимала, что со стороны наверно выглядит жалко, но не могла иначе, она давно уже не
прикасалась к клавишам и ей так не хватало этой отдушины.
Спустя десять дней, она окончательно определилась, как будет жить дальше и где. Выбор пал на
Москву. Аня не задумывалась почему именно этот город, просто хотелось туда, где все родное, в
город, который хранит тепло былых лет, первую встречу, Его еще такого чужого, но уже
безгранично близкого сердцу, Ее такую молодую, наивную, радующуюся каждому и всем. Просто
туда, где хоть когда-то было хорошо.
В этот же день она попрощалась с бабушкой и уехала. Хватит жалеть себя и напрягать родных, да и
Маркус настаивал на встрече с Дианой, чего Аня боялась больше всего, но как оказалось напрасно.
Он лишь прислал какую-то женщину и охрану, чтобы забрать дочь, и это, как ни странно, было
еще больнее. Аня понимала, что Беркет просто не хочет видеть ее, она и сама наверно не хотела...
Наверно... По приезду ее встретила кучка репортеров с вопросами о том, означает ли переезд
развод. Аня была готова к этим вопросам, а потому ответила так, как они и договаривались с
Маркусом, что переезд временный. Она недоумевала до сего момента для чего это нужно, но
сейчас поняла, что не смогла бы, не выдержала бы шумихи вокруг себя, заяви, что все кончено. Не
сейчас, может быть позже, точнее уже через восемь или семь месяцев, сколько там осталось
этой...
Шли дни, Аня осваивалась. Нашла работу, переехала в свою квартиру, в которой как раз
закончили ремонт. Казалось, что жизнь пришла в норму, но это было не так. Аня просто
существовала. Город казался слишком большим, шумным, люди бежали куда-то мимо, а она не
торопясь бродила в одиночестве, вдыхала заряженный дымом воздух, огни рябили в глазах, суета
давила на виски, пугала, потому что казалась непонятной, потому что Ане не куда было
торопиться. Ее душа вопила о помощи, но никто не слышал, люди заглянув в ее потухшие глаза, тут
же отворачивались. Никто не хотел иметь дело с живым мертвецом. На работе ее сторонились,
она была везде чужой, точнее, она и не хотела быть своей, ей хватало работы, дочери и пустой
квартиры. Хватало ежедневных звонков Оксаны, единственной, кто остался у нее из подруг, с
остальными Аня порвала еще много лет назад, их зависть была настолько явной, что тошнило.
Хватало вечерних прогулок в компании Дианы, а потом ужина на двоих, под жужжание
телевизора. Затем они играли, а после наступало самое ужасное время суток - ночь. Ди засыпала
быстро рядом с матерью, после переезда они спали вместе, за что Аня уже получила выговор от
Маркуса, которому приходилось всю ночь успокаивать дочь во время очередной встречи, не
понимая в чем проблема. Но Аня не могла иначе, она боялась ночи, когда ничего не мешало ей
выть, как подбитой собаке от отчаянья. Она гнала от себя мысли о нем прочь, молилась о забытье,
но ничего не помогало, только дочь не позволяла заорать в голос: "Выметайся. Выметайся из
меня, Маркус, выметайся к чертям!"
И так было каждую ночь, она истязала себя до тех пор, пока обессилев окончательно, не
забывалась беспокойным сном.
А утром все по новой – дочь, жужжание телевизора, борьба с припухшими веками и синевой под
глазами, чашка кофе вопреки тошноте, бег до машины, кутаясь в пальто от холодного ветра,
пробки, работа, множество людей вокруг и никого рядом, и снова вечер... Одним словом -
выживание.
Сколько бы так продолжалось? Не ясно.. Но монотонность серых дней была нарушена звонком в
воскресное утро.
Аня еще спала, а потому не глядя ответила:
Да. -зевнула она. И тут же словно током ударило:
Анна, я разбудил тебя?
"О, нет! Ты меня из транса вывел по меньшей мере!"
Воздуха стало мало, и она лишь невнятно промычала, пытаясь восстановить душевное
равновесие. Обычно перед тем, как поговорить с ним, точнее обмолвится ничего незначащими:
"Привет, как дела и как Ди?", ей требовалось как минимум минут десять, в течение которых
трезвонил телефон, и сейчас этот неожиданный звонок, совершенно не вписывающийся в
полуторамесячную систему их общения, был подобен ушату холодной воды. А все дальнейшее
вообще повергло в шок.
Я в Москве, у меня здесь кое-какие дела... -сообщил он торопливо, а она не могла унять
грохочущее сердце, зная, что сейчас за этим последует.
Знаю, мы договаривались, что Диану заберут завтра, но раз уж я здесь, то... мы могли бы
поужинать вместе, чтобы... не знаю, в общем, как тебе будет удобно!
Аню парализовала эта сбитая речь. Руки затряслись, а в душе началась яростная борьба разумных
доводов и желаний сердца. Но как всем известно разум не частый победитель, и этот случай не
стал исключением, поэтому хрипло и неуверенно, Аня ответила:
Я не против. Когда ты заедешь?
Он некоторое время молчал, а потом все же сказал:
В пять, у меня самолет в семь.
"Час. Шестьдесят минут вместе." –отметила про себя Аня с каким-то затаенным сожалением, но
тут же оборвала эти мысли.
Хорошо, я... мы будем ждать!
До вечера. -как можно холоднее бросил он и отключился.
И стало совершенно тихо. Такая тишина, что слышно даже стук сердца и бурление крови в висках.
Аня судорожно втянула в себя воздух и бросила взгляд на часы, у нее оставалось в запасе около
пяти часов, и это подхлестнуло. Сегодня она спала дольше, чем обычно, и сейчас не знала за что
хвататься. За час она выдраила квартиру до блеска, хотя та и так была чистой, но Ане нужно было
хоть как-то отвлечься, волнение нарастало и разливалось огнем где-то в области диафрагмы,
вызывая дрожь в руках и путаницу в мыслях.
Закрывшись в ванной, после того, как уложила Диану, она с ужасом понимала насколько запустила
себя за этот месяц. Ногти подстрижены под корень, волосы заплетены в неизменную косу, губы
обветрены, брови не выщипаны...
И это жена Беркета, у которого даже в самые поганые времена маникюру позавидует любая
женщина. "Не мудрено, что ты осталась одна!" - сыронизировала Аня, продолжая пялится на себя
в зеркало. А через пару минут в ход пошли щипцы, горячий воск, маски, крема. Воздух наполнился
смесью приятных ароматов, которые вскоре разбавил резкий запах лака для ногтей, которым Аня
попыталась придать божеский вид, вышло не ахти как, но аккуратно. Когда она собралась нанести
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |