Верховная власть алан (I - X вв. ) 1 страница

ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ АЛАН (I - X ВВ.)

К.М. Кодзаев

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Потестарные структуры ранних алан (I – V вв.)

1.1.

Механизм выделения знати в архаическом обществе

1.1.1.

Ранние формы управления

1.1.2.

Военно-иерархические структуры и политогенез

1.2.

Этносоциальная характеристика алан в начале н.э

1. 2.1.

Некоторые черты экономического развития ранних алан

1.2.2.

Особенности социальной организации

1.3.

Эволюция структур верховной власти алан в I – V вв

1.3.1.

Корпоративные мужские союзы

1.3.2.

Военный вождь и дружина в структуре верховной власти

1.3.3.

Верховная власть алан в I – V вв.

ГЛАВА 2. Этнические процессы и организация власти (V – VII вв.)

2.1.

Седентаризационные процессы в аланском обществе

2.1.1.

Взаимоотношения ираноязычных кочевников с автохтонным населением Северного Кавказа. Освоение аланами гор и предгорий

2.1.2.

Формирование раннесредневековой аланской народности

2.2.

Аланская элита в раннесредневековый период

2.2.1.

Потестарные структуры в эпоху седентаризации и этнических процессов

2.2.2.

Дифференциация воинского сословия. Военно-дружинная знать в процессе политогенеза

2.2.3.

Верховная власть и эволюция религиозной системы алан

ГЛАВА 3. Аланские вождества и формирование раннеклассового общества

3.1.

Эволюция верховной власти в аланских протогосударствах

3.1.1.

Консолидация аланских племен. Образование западного и восточного ЭСО.

3.1.2.

Формирование аланских протогосударственных объединений. Легитимизация новых форм власти

3.2.

Потестарные структуры алан в VIII – X вв.

3.2.1.

Аланские вождества в системе северокавказских обществ

3.2.2.

От вождества к раннекласовому обществу. Механизм реализации власти

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЯ

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ВВЕДЕНИЕ

Формирование современной концепции всемирной истории невозможно без органичного включения в нее истории отдельных народов. В отечественной истории есть базовые проблемы, вбирающие в себя такие явления и процессы, которые в равной степени отражают изменения в политической, социально-экономической, духовной жизни не только отдельных народов, но и углубляют понимание общемировых процессов. К числу важных задач российской исторической науки относится анализ развития этносоциальных организмов и первых государственных структур, в частности, генезиса раннеклассового общества. Для понимания этой проблемы чрезвычайно важен кавказский материал, и в этом смысле изучение позднепотестарного (доклассового) и условия формирования раннеклассового общества у алан Северного Кавказа представляется интересным и целесообразным.

Надо признать, что «аланская проблема» оказалась несколько в тени на фоне активных дискуссий последних лет по актуальным вопросам скифологии и сарматоведения. И, если этногенезу и политической истории определенное внимание уделялось, то в социальной истории алан остается немало белых пятен. Как правило, исследователи расходятся во мнении, оценивая уровень развития общественного строя ранних и средневековых алан. Кроме того, подчеркивается трудность восстановления путей формирования различных социальных групп и категорий у алан. Еще в начале 70-х гг. прошлого века В.А. Кузнецов отмечал – «практически трудно разрешим вопрос об источниках формирования господствующего класса феодалов»[1]. Уже в наше время Ф.Х. Гутнов с сожалением констатирует «отсутствие единства взглядов по вопросам о механизмах классообразования, формирования государства, становления и развития относительно крупного землевладения»[2].

В последние годы появились работы, освещающие социальные отношения в аланском обществе в разные периоды его развития: ранние аланы и протоаланы[3]; аланы VIII – IX вв., по материалам салтово-маяцкой культуры[4]; аланское общество IV – IX вв. и X – XII вв. (по материалам археологических исследований)[5]. Однако до настоящего времени не было специальных работ по потестарным структурам алан, начиная с самого раннего периода их истории до становления раннеклассового общества. Между тем, изучение данной проблемы имеет, на наш взгляд, научное и практическое значение, поскольку является необходимым звеном в цепи исследований по формированию политических структур на Северном Кавказе.

Не секрет, что исследование структур верховной власти ранее не входило в число традиционных и дискуссионных. Обладавшие формально или неформально долей публичной власти, высшие слои общества – элита, достаточно долго находились на задворках исследований, и чаще всего о них вспоминали при общей характеристике социальной структуры общества. Между тем, изучение элитарных групп в каждой стране и круге общения, критериев и проявлений их элитарности открывает новые подходы к изучению общественной пирамиды, социального взаимодействия между стратами и внутри них, в конечном счете, к механизму управления обществом. Необходимость исследования подобных фактов и отношений в историческом плане еще тридцать лет назад подчеркивал Г.Е. Марков, а позднее и В.А Шнирельман[6].

Надо признать, что в любом обществе, и в классовом – в особенности, образ жизни людей неоднороден, что позволяет говорить о существовании разных культур внутри одного социума. Следовательно, проблема становления и функционирования племенных элит (во взаимосвязи с этническими процессами) вписывается в контекст научных исследований как своевременная и общественно-значимая. Как справедливо отмечает Буданова В.П., – «ее изучение становится сейчас одним из важных направлений мировой исторической науки»[7].

В отечественной литературе исследования традиционных структур власти осуществлялись в рамках комплекса исторических наук (собственно истории, археологии и этнографии). На западе данное направление получило название «политическая антропология» – дисциплина, изучающая институты управления в доиндустриальных обществах. Согласно марксистской теории политика существует только в классовом обществе, поэтому отношения в первобытном обществе не могут считаться политическими. Следовательно, для обозначения последних необходим был совершенно иной термин. В 1970-е годы отечественными этнографами было предложено именовать отношения в первобытном обществе потестарными (от лат. potestas – власть), хотя введение такого термина нельзя признать особенно удачным[8]. Ведь отношения власти существуют не только в первобытности, а во всех стадиальных типах общества. В 1979 г. Л.Е. Куббель предложил называть политическую антропологию термином «потестарно – политическая этнография», а спустя десять лет им была написана первая (и пока, в сущности, единственная обобщающая) книга на русском языке на данную тему[9].

В эти же годы, под влиянием западной антропологической науки в отечественной исторической среде, получает распространение теория вождества. В рамках схемы уровней социальной интеграции (локальная группа – община – племя – вождество – раннее государство) вождество занимает среднюю ступень, и по признанию исследователей стало первым в истории человечества опытом политической иерархии, который можно охарактеризовать, как социальный организм, состоящий из группы общинных поселений, подчинённых центральному, наиболее крупному из них, в котором проживает правитель (вождь). Можно выделить основные признаки этой формы социополитической организации: иерархическая система принятия решений, отсутствие узаконенной власти, которая имеет монополию на применение силы, чёткая социальная стратификация, наличие редистрибуции в экономике.

Опыт настоящего исследования свидетельствует, что на определенном этапе в генезисе ряда раннесредневековых северокавказских обществ просматриваются признаки протогосударства-вождества. В середине I тысячелетия на Северном Кавказе явно обозначаются тенденции к образованию на базе крупных кочевых союзов (конфедераций) предклассовых политических структур, стремившихся к объединению и расширению своих хозяйственных границ. Эти образования по своему социальному облику были однотипны, представляя собой конгломераты родоплеменных объединений, во главе которых стояла военная аристократия, стремившаяся превратить свою власть в наследственную. В настоящей работе предпринята попытка выявить условия и факторы формирования на базе западного и восточного ЭСО аланских протогосударств-вождеств.

Предлагаемая работа опирается на существующую историографию – труды дореволюционных, советских и современных авторов. Общественный строй предков осетин давно привлекал внимание исследователей. Наиболее ранние публикации (путевые заметки русских и иностранных путешественников, материалы экспедиций, организованных Академией Наук России) появились во второй половине XVIII – XIX вв. Определенную основу в изучение социальной истории алан заложили в дальнейшем российские ученые-кавказоведы – В.Б. Пфафф, М.М. Ковалевский, В.Ф. Миллер.

Новой вехой в изучении аланской истории стало появление советской школы кавказоведения. Свой весомый вклад внесли Е.Г. Пчелина, З. Ванеев, Б.В. Скитский, Е.И. Крупнов, В.А. Кузнецов, В.Б. Виноградов, А.В. Гадло. Среди трудов последних лет следует выделить, главным образом, работы Ф.Х. Гутнова, А.Р. Чочиева, Р.А. Габриелян, Г.Е. Афанасьева, Коробова Д.С., в исследованиях которых затрагиваются отдельные аспекты настоящей работы[10]. Смежные вопросы, касающиеся социальных отношений и политической истории кочевых обществ, освещены в исследованиях А.М. Хазанова, Ю.Г. Виноградова, М.Г. Мошковой, Г.Е. Маркова, Л.Л. Викторовой, В.В. Крадина, С.М. Абрамзона[11]. Весьма полезными оказались специализированные работы В.А.Кузнецова, Б.М. Керефова, В.Б. Виноградова, Е.П. Алексеевой, Р.Г. Дзаттиаты, осветившими вопросы взаимоотношений степняков с местным автохтонным населением[12].

Основной комплекс источников представляют сочинения античных, византийских и восточных авторов, древнегрузинские и армянские летописи и хроники. Разумеется, перечисленные источники создавались в иной этнической среде, что иногда приводило к перенесению на алан не свойственных им социальных представлений (органов верховной власти) и, тем самым, к искажению реальности. Сочинения древних авторов охватывают историю Кавказа довольно продолжительного периода. Интерес к этим источникам не ослабевает уже несколько веков. Особенно интенсивно выявление, изучение и комментирование текстов велось на рубеже XIX – XX вв. Выборку сведений об аланах классических и византийских авторов сделал Ю. Кулаковский. Аналогичную работу применительно ко всему Кавказу провел К. Ган. В это же время выходит работа М. Джанашвили – обзор грузинских летописей о Северном Кавказе и Осетии. Но самый фундаментальный труд принадлежит В.В. Латышеву. Ему удалось издать полный корпус извлечений из сочинений античных авторов о Скифии и Кавказе. Из последних источниковедческих работ стоит выделить «Аланику» Ю.С. Гаглойти, в которой обобщены сведения греко-латинских, византийских, древнерусских и восточных источников об аланах. Отдельно хотелось бы сказать о работе каталонского ученого, профессора Агусти Алеманя «Аланы в древних и средневековых письменных источниках». Выход на русском языке данной книги поистине уникальное явление в алановедении. В едином издании собран и представлен исчерпывающий свод всего имеющегося и доступного на данный период материала по истории алан, дан их перевод и комментарий.

Материал настоящей монографии охватывает период аланской истории с момента появления этнонима «алан» в I в. н.э. до формирования раннеклассового общества в X в. Выбор столь широких хронологических рамок не случаен. Автор исходит из объективно востребованной научно, историко-исследовательской проблемы – сформировать, возможно, более целостный взгляд на генезис и эволюцию потестарных институтов у алан, с дальнейшей трансформацией их в раннеполитические. Рамки исследования позволили выделить в этом процессе три условных этапа: 1 этап – I – V вв.; 2 этап – V – VII вв.; 3 этап – VIII – X вв.

Соответственно намеченной цели был определен круг задач и рассмотрены наиболее важные аспекты темы:

особенности социальной организации аланских племен в период военной демократии;

роль мужских корпоративных союзов в институализации власти;

военный вождь и дружина, дифференциация воинского сословия;

роль караванной торговли в складывании социальновозвышенных слоев;

верховная власть и эволюция религиозной системы;

механизмы реализации власти в аланском вождестве VIII – IX вв.

В заключение, хотелось бы выразить благодарность своим друзьям и коллегам, сопереживающим и интересующимся моими поисками. Глубоко признателен своему учителю Ф.Х. Гутнову, который одобрил замысел монографии, оказал большую моральную поддержку. Очень ценными оказались рекомендации, сделанные докторами исторических наук Р.С. Бзаровым, Р.Г. Дзаттиаты, Б.В. Теховым, кандидатами исторических наук Г.Т. Дзагуровой и А.А. Цуциевым. Предлагаемое исследование, надеемся, найдет свое место в ряду научных разработок по социальной истории алан Северного Кавказа.

[1] Кузнецов В.А. Алания X – XIII вв. Орджоникидзе: Ир, 1971. С. 225.

[2] Гутнов Ф.Х. Политогенез и генезис феодализма на Северном Кавказе // Вестник института цивилизаций. Вып. 3. Владикавказ, 2000.

[3] Гутнов Ф. Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории. Владикавказ, 2001.

[4] Афанасьев Г.Е. Донские аланы. Социальная структура алано-асско-буртасского населения бассейна среднего Дона. М., 1993.

[5] Савенко С.Н. Характеристика социального развития аланского общества по материалам катакомбных могильников X – XII вв. Автореф. канд. дисс. М., 1989; Коробов Д.С. Социальная организация алан Северного Кавказа IV – IX вв. СПб., 2003.

[6] Марков Г.Е. Этнос, этнические процессы и проблемы образа жизни // Расы и народы. Вып.7, 1977. С. 24 – 31; Шнирельман В.А. Классообразование и дифференциация культуры // Этнографическое исследование развития культуры. М., 1985. С. 64 – 122.

[7] Буданова В.П. «Оуйм» в судьбе германских племенных элит // Элита и этнос средневековья. М., 1995. С. 19 – 26.

[8] Крадин Н.Н. Политическая антропология. М., 2001. С. 8.

[9] Куббель Л.И. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988.

[10] Габриелян Р.А. Армяно-аланские отношения (I – X вв.). Ереван, 1989; Гутнов Ф.Х. Генезис и структура верховной власти у ираноязычных племен Северного Кавказа в период военной демократии // Аланы и Кавказ. Владикавказ,1992; Он же. Социальные аспекты эволюции религиозной системы алан // Проблемы этнографии осетин. Владикавказ, 1992. Вып. 2. С.160 – 169; Он же. Господский двор и вотчина у алан // Аланы: история и культура. Владикавказ, 1995. С. 363 – 372; Чочиев А.Р. Очерки истории социальной культуры осетин. Цхинвал, 1985; Он же. Нарты-арии и арийская идеология. М., 1996; Афанасьев Г.Е. Донские аланы. Социальная структура алано-асско-буртасского населения бассейна среднего Дона. М., 1993; Коробов Д.С. Социальная организация алан Северного Кавказа IV – IX вв. СПб., 2003.

[11] Хазанов А.М. Социальная история скифов. М., 1975; Виноградов Ю.Г. Очерк военно-политической истории сарматов в I в. н.э. // ВДИ. 1994. № 2. С. 151 – 170; Мошкова М.Г. Хозяйство, общественные отношения и связи сарматов с окружающим миром / Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время // Археология СССР. М., 1989; Марков Г.Е. Некоторые проблемы общественной организации кочевников Азии // СЭ. 1970. № 6; Викторова Л.Л. Становление классового общества у древнемонгольских кочевников // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968; Крадин Н.Н. Общественный строй кочевников: дискуссии и проблемы // ВИ. 2001. № 4. С. 21 – 31; Абрамзон С.М. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ // СЭ. 1970. № 6. С. 61 – 74.

[12] Кузнецов В.А. Иранизация и тюркизация Центральнокавказского субрегиона // МИАР. 1997. № 1. С.153 – 177; Керефов Б.М. К вопросу о сарматизации племен центральной части Северного Кавказа (I этап) // Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1980. С. 52 – 69; Виноградов В.Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1965; Алексеева Е.П. Памятники меотской и сармато-аланской культуры Карачаево-Черкессии // Труды КЧНИИ. Ставрополь, 1966. Вып. V.С. 132 - 261. Дзаттиаты Р.Г. Пряжки и поясные наборы Едысского могильника (VI – VII вв. н.э.) // Аланы: история и культура (Аланика III). Владикавказ, 1995. С. 107 – 123. Он же. Раннесредневековый могильник в сел. Едыс // СА. 1986. № 2. С. 198 – 209.

Глава 1. Потестарные структуры ранних алан

1.1. Механизм выделения знати в архаическом обществе

1.1.1. Ранние формы управления

Ранней формой организации человеческого общества считается родовой строй. Как известно, он был разрушен развитием производительной деятельности людей, разделением труда и появлением частной собственности. Но социальная структура первичных общественных организмов отнюдь не прямолинейно зависела от состояния материального производства. Внутреннюю стратификацию рода, как совокупности индивидов, определяла система выполнявшихся ими социальных ролей – статус каждого определялся определенной степенью общественного признания. Иначе говоря, древнее общество, включенное в систему управления, состояло из «субъектов» и «объектов». Противоположность «субъектов» и «объектов» закладывалась способом их включения в систему управления первичной формацией [96, с. 81]. Субъектом всегда выступал тот, кто имел право принимать решение с последующим претворением его в жизнь, кто контролировал процесс осуществления власти и вносил необходимые коррективы в ход управленческого воздействия. Право считаться субъектом давала власть - власть собственности, закона, идей.

Однако власть в первобытном обществе, в классическом ее понимании, была пока не нужна, так как не было необходимости в принуждении, т.к. в первичной формации любой род, опиравшийся на коллективную собственность, выступал одновременно и субъектом, и объектом управления. В то же время функции управления не могли стать достоянием всех – без персональной ответственности за принятое решение управление не могло быть эффективным. Коллектив осуществлял функции, которые потом назовут властными, подчиняя своим авторитетом (собственности, обычаев, духов предков) поведение каждого члена рода интересам всего рода. Авторитета тогда было вполне достаточно, чтобы растворить каждого в коллективе. Простота функций управления не требовала специально подготовленных людей, для которых это стало бы главным делом жизни, пусть даже на определенный период времени [109, с. 83].

Однако первичный социум – явление развивающееся. Социальный прогресс и степень технического развития определит его структуру [57,с. 235]. Со временем в каждой общности появилась группа наиболее компетентных людей. Энергия их компетентности (в виде информации, знаний) обеспечивала жизнь данной совокупности, безопасность ее существования в окружающей среде, с одной стороны, и поступательное развитие с другой, аккумулируя и генерируя каждую новую информацию. Кроме того, эта группа, выполняла интегрирующую роль, осуществляя функцию социального контроля как носитель нравственного опыта, воплощенного в обычае [174, с. 146]. Иерархичность, заданная принципом кровного родства, как бы накладывалась на иерархичность, порождаемую разностью социальных ролей, выполняемых членами данной общины.

Общепринятая в науке терминология называет эту группу родовой знатью. Ее существование современные исследователи не связывают с появлением прибавочного продукта и частной собственности, а определяют как объективную данность. Такой подход к генетической истории родовой знати позволяет переосмыслить и проблему зарождения собственности на власть, как функцию управления, основанную не на отчуждении производимого в общественном производстве прибавочного продукта, а на монополизации общественных должностных функций [61, с.51; 68, с.197; 157, с.74 – 75]. С достаточным основанием можно утверждать – во всемирно-историческом масштабе путь монополизации общественных должностных функций представителями социальной верхушки, при первичных формах эксплуататорских отношений, на самых ранних этапах классообразования чисто логически встречается чаще, нежели непосредственное отчуждение прибавочного продукта на основе монополизации тех или иных средств производства.

Следует также отметить, что родовая знать выступала в роли собственника информации, что делало ее прослойкой, противостоящей массе общинников. Обладание информацией, которую, может быть, следовало отнести в качестве составляющей к средствам производства, в древнем обществе играло большую роль, т.к. знания об окружающем мире служили ценностью, материализующейся в житейских благах, необходимых для существования каждого данного сообщества [174, с. 147]. Таким образом, обладание знаниями, информированность можно определить как предпосылки оформления собственности на власть (как функции регуляции общественной жизни, собственности как социального института).

Трансформация системы управления от «авторитета» к «власти». Надо отметить, что «процессы интеграции и дифференциации явились глубинными системообразующими факторами», определяющими социальную структуру обществ доклассовой фазы социальной эволюции. Так, усиление межобщинного взаимодействия ведет к размыванию общины – дифференциации институтов внутри общины и дифференциации всей совокупности общин на отдельные группы с повышенной интенсивностью взаимодействия, и наоборот ослабление межобщинного взаимодействия – к большей внутриобщинной консолидации [57, с. 235].

Внутренняя сплоченность не бесконечна (выигрывая в социальной стабильности, такое общество проигрывает в темпах эволюции), а, вернее сказать, очень относительна, т.к. скорость социального размежевания, заданная законом общественного разделения труда и появления прибавочного продукта, набирала обороты. В качестве решающего условия развития этого процесса выступал генезис форм социальной дифференциации и трансформация системы управления архаическим обществом от «авторитета» к «власти» – отношения подавления экономически доминирующей структурой (общинной аристократией) экономически подчиненных (общинников) [113, с. 72]. Если на ранних этапах дифференциация была социальна по преимуществу, то с развитием производственных сил и появлением прибавочного продукта дифференциация обретает, помимо всего, и форму имущественного расслоения. В эпоху разложения первобытнообщинного строя происходит очень важный переворот в отношениях между людьми – собственность замещает личность человека в качестве мерила социальной значимости.

Неизбежным следствием становится начавшееся отделение функций, связанных с руководством жизнью общества, от деятельности по непосредственному производству материальных благ. Чем дальше продвигаются эти связанные между собой и обуславливающие друг друга процессы, тем более ощутимой делается потребность в специализации руководства обществом, организационно-управленческого труда [73, с.124]. Объективную специализацию такого труда создает появление регулярного прибавочного продукта, распределение и перераспределение которого само по себе представляет один из главных аспектов управленческой деятельности. Специализация организационно-управленческих функций неизбежно означала постепенное сокращение участия ее носителей в материальном производстве, а в общеисторической перспективе – полное исключение из сферы общественного производства.

Естественно, что и общество в целом, и носители соответствующих должностей были заинтересованы в сохранении преемственности в руководстве, в его максимальной стабильности и обоснованности, следовательно – в налаженной системе передачи и усвоения накапливавшегося в этой области опыта. Начала складываться система наследственных носителей власти. В основе наследственных иерархий лежит концепция «родового преимущества». Представители одного рода из поколения в поколение занимают определенную «нишу» в иерархии, опираясь с одной стороны на сложившуюся традицию, а с другой на «наследование опыта» [192, с.8]. «В обществе, не знавшем письменности, самым простым и привычным способом передачи такого опыта была межпоколенная трансмиссия в рамках семьи. Отсюда и появилась тенденция к закреплению организационно-управленческих функций за семьями тех, кто эти функции уже осуществлял» [68, с. 224].

В связи с усложнением общественной структуры, усложнялась и сама система, постепенно приобретая иерархический характер. В сочетании с тенденцией к использованию вождями и иными формальными лидерами общественных фондов в личных интересах это неминуемо вело к образованию наследственной аристократии, соединяющей в своих руках руководство всеми сферами общественной жизни, включая и экономику (через перераспределение продукта). И одновременно происходило превращение права на такое руководство и власть в обществе, в своего рода, корпоративную собственность аристократии, причем последняя очень рано стала обнаруживать склонность к постоянному сужению состава корпорации, имевшей доступ к власти. В этом смысле, справедливо утверждение о том, что становление общественных должностей в то же время было одним из самых ранних шагов институализации общественного неравенства.

Что означала возможность появления такого непроизводительного слоя с точки зрения структуры отношений власти, властвования и организационных форм, с ними связанных? Прежде всего, она связывалась в общественном сознании с возрастающим престижем деятельности по управлению обществом. Причастность к этой деятельности стала довольно эффективным способом повышения авторитета, социального статуса, престижа. В целом, облик руководителя первобытного социального организма был характерен некоторыми общими признаками. Мужчина, претендующий на статус руководителя, должен был ежедневно всем своим поведением доказывать, что он обладает необходимыми для этого качествами. Среди последних немаловажное значение имело ораторское и военное искусство, богатство и организаторские способности. Влияние руководителя общества определялось размерами социальной сети, центром которой он являлся. Укреплению и расширению социальных связей служили многоженство, гостеприимство, участие в дарообмене и устройстве пиров [210, с. 68].

По мере разложения родового строя первобытные коллективы все больше теряли право распоряжаться собственностью и, как следствие, – управлять сами собой. Очевидно, что речь идет о возникновении специализированного института управления, самого хозяйственными функциями не занимающегося, т.е. разделение управленческих и хозяйственных функций с соответствующим нормативным их оформлением – институализацией [57, с. 240]. Племенная знать прибирала к своим рукам органы общинного управления. На смену этим органам приходила власть имущих, берущих на себя право ее реализовывать. Первобытное равенство уступало место делению общества на классы и социальные группы [109, с. 84]. Первые среди равных возвысились над неравными, из руководителей общества становились его управляющими [206, с. 167]. Они еще не располагали полностью сформированным аппаратом принуждения, но отдельные элементы его уже существовали. Оставался один шаг до того рубежа, после которого они стали его господами.

1.1.2. Военно-иерархические структуры и политогенез

Одним из самых распространенных и действенных механизмов, посредством которых осуществлялась институализация публичной власти, отделенной от народа, были военно-демократические и тесно связанные с ними военно-иерархические структуры. Их появление обуславливалось резким возрастанием значения военной деятельности на поздних стадиях процесса классообразования. В результате перемен в экономической базе общества (становление частной собственности, появление примитивных форм эксплуатации, углубление имущественного неравенства среди членов общества) война все более и более превращалась в постоянный промысел [73, с. 143]. Можно констатировать, что военные действия (в частности межплеменные столкновения) являлись неотъемлемой и характерной чертой всей длительной эпохи разложения первобытнообщинных отношений, причем значение их возрастало на каждом последующем этапе классообразования [206, с. 138]. Сами по себе войны и завоевания не приводили к возникновению классов и классового общества, но при определенных условиях они стимулировали, интенсифицировали ведущие к ним процессы.

Дата добавления: 2015-08-27