Концепция П.г. была направлена против окказионализма Н. Мальбранша и дуализма Р. Декарта.
ПРЕКРАСНОЕ — эстетическая категория, характеризующая явления, обладающие высшим эстетическим совершенством. В истории мысли специфика П. осознавалась постепенно, через соотнесение его с др. рода ценностями — утилитарными (польза), познавательными (истина), этическими (добро).
Синкретическое сознание, свойственное антич. культуре, снимало вопрос о собственно эстетической самоценности П. Последнее приобретало смысл в связи с удовлетворением множества иных важных потребностей. Характеризуя эстетически совершенное, античность приобрела собственную категорию «калокагатия», что означало единство П. и нравственно-доброго. Эстетически-П. понималось одновременно как этическое в своей основе, а также как средоточие всех иных совершенных качеств, включая истинное, справедливое и т.д. П. как объективное свойство, заданное самой природой, и П. как субъективное чувство удовольствия сосуществовали и мыслились нераздельно.
Вплоть до сер. 19 в. понятия П. и художественного, красоты и искусства отождествлялись. Острые споры велись относительно источника возникновения П., его онтологического статуса. С одной стороны, П. наделялось свойствами реально существующего («П. рассеяно в природе»), с др. — виделось достоянием творческой личности («художник сам владеет формой П.»). В природе прекрасных явлений и произведений обнаруживались как объективные, так и субъективные стороны. Аристотель, напр., склонялся к мысли, что художественное — это осуществленное эстетическое; художник собирает, группирует, шлифует явления окружающего мира, благодаря чему и добивается особой выразительности произведения искусства. Поразительно восприятие в антич. культуре произведений Гомера: по общему мнению, у него нет не П. вещей. Однако очевидно, что художественное совершенство творений Гомера определяется отнюдь не каким-то специальным («П.») содержанием. Уже антич. эстетическая мысль развивала идею о том, что художественно-П. может стать любое содержание, предметом искусства способно выступать бесконечное разнообразие реальных явлений. Фактически, когда эстетическая теория пришла к такому заключению, она подняла проблему, остро обсуждаемую и по сей день, — проблему «искусство и зло». В какой мере негативный жизненный материал может служить основой для создания совершенных, прекрасных произведений искусства? Самым общим ответом, варьировавшимся начиная с античности, было: уникальные особенности художественной формы в состоянии преодолевать негативное жизненное содержание.
Среди категорий эстетики П. обладает особым универсализмом. Высказывая оценочное суждение, вполне естественно отмечать: «Это — П. трагедия, а это — посредственная». Понятие П. и сегодня зачастую трактуется как синоним художественности и тем самым оказывается неизмеримо шире всех др. эстетических категорий; оно как бы «подчиняет» их себе, приводит к единому знаменателю эстетически совершенного, эстетически значительного. Такого рода наблюдения склоняют многих к мысли, что П. есть единственная собственно эстетическая категория, а все прочие категории выступают как «категории-гибриды», включающие в себя как эстетическое, так и этическое содержание (категории «благородное», «трагическое», «безобразное»), имеющие как эстетический, так и религиозный смысл (категории «возвышенное», «умиротворяющее», «просветленное»). Исходя из того, что П. под силу чувственно воплощать невыразимые духовные сущности и одновременно сообщать конкретным образам и явлениям символическую неисчерпаемость, в истории не раз провозглашался лозунг о том, что «красота спасет мир». С одной из первых развернутых теоретических программ преобразования человека через приобщение к П. выступил Ф. Шиллер. Восприятие П., по его мнению, мобилизует все уровни психики человека, актуализирует весь спектр эмоциональных, логических, интуитивных способностей; систематические контакты с П. могут помочь человеку свести к минимуму негативное влияние цивилизации.
Г.В.Ф. Гегель размышлял над дилеммой: с одной стороны, искусство, замкнутое в мире эстетического идеала и вымысла, П., но неистинное, с др. — искусство, вбирающее в себя все стороны противоречивой, недостойной, неизменной действительности, истинное, но далеко не П. Гегель предостерегал от противопоставления этих двух миров, ибо лишь в своей соотнесенности они способны составить художественный портрет конкретной действительности, полнокровный и вместе с тем не теряющий идеала.
Возникновение в сер. 19 в. т.н. неклассической эстетики способствовало вытеснению категории П. на периферию исследовательского интереса и художественной практики. В теоретических работах О. Бальзака, Г. Флобера, Ф. Ницше, Г. Зиммеля П. начинает мыслиться не как коренное предназначение искусства, а как одна из его особенностей. Дальнейшее дистанцирование понятий красоты и искусства обнаруживается в 20 в., когда представление о художественности в большей степени начинает сближаться с понятиями «выразительное», «убедительное», «интересное», «занимательное», нежели с понятием П. (X. Ортега-и-Гасет, Ж. П. Сартр, Х.Г. Гадамер).
Лосев А.Ф., Шестаков В. П. История эстетических категорий. М., 1965; Тахо-Годи А.А. Классическое и эллинистическое представление о красоте в действительности и искусстве // Эстетика и искусство. М., 1966; Самохвалова В.И. Красота против энтропии. М., 1990; Столович Л.И. Красота. Добро. Истина. М., 1994; Кривиун О.А. Эстетика. М., 1998.
О.А. Кривцун
ПРИГОЖИН (Prigogine) Илья Романович (1917-2003) -бельгийский физикохимик рус. происхождения. В 1977 удостоен Нобелевской премии по химии за работы в области неравновесной термодинамики. Группа исследователей в Брюссельском Свободном ун-те, работающая под его руководством, получила мировую известность как Брюссельская научная школа. С 1959 — директор Международного ин-та физикохимии. С 1967 — директор Центра термодинамики и статистической физики при Техасском ун-те. С 1982 П. — иностранный член АН СССР.
С сер. 1940-х гг. работает над проблемами неравновесной термодинамики. П. установил, что процессы, протекающие в системах, далеких от равновесия, могут трансформироваться во временные и пространственные структуры. Система становится чувствительной к своим собственным флуктуациям, которые могут превратиться в фактор, направляющий глобальную эволюцию системы (порядок через флуктуации). Главное внимание уделял изучению того, как диссипация порождает порядок во времени и пространстве. В 1971 была опубликована первая его работа по теории диссипативных структур «Ther-modynamic Theory of Structure, Stability and Fluctuations». Вместе со своими сотрудниками П. разработал упрощенную теоретическую модель для описания феномена самоорганизации, который можно наблюдать за порогом химической нестабильности. Эта модель была названа брюсселятором в соответствии с именем Брюссельской научной школы, где она была изобретена. Уравнения реакции-диффузии составляют ядро математической модели, первоначально предназначенной для описания определенного типа химической нестабильности и образования временных структур (осцилляции процессов во времени) — химических часов. Наиболее известный пример такого рода нестабильности — реакция Белоусова — Жаботинского, открытая в нач. 1960-х гг.
От конкретной модели сложного поведения в химии П. продвигается к глубоким мировоззренческим обобщениям о смене научной парадигмы и радикальных изменениях в видении мира. Эволюционная парадигма охватывает всю химию, а также существенные части биологии и социальных наук. Происходит открытие нового мира необратимости, внутренней случайности и сложности.
П. развивает философию нестабильности. Особое внимание он уделяет рассмотрению проблемы времени, происхождению стрелы времени, природе необратимости. Сущность происходящей в наши дни научной революции состоит, с его т. зр., в том, что современная наука о сложном опровергает детерминизм и настаивает на том, что креативность проявляется на любом уровне природной организации. Природа содержит нестабильность как существенный элемент, как правило, имеет место не единичная бифуркация, а целые каскады бифуркаций, в результате которых возникают новые макроструктуры, поэтому мы не можем предсказать, что произойдет; будущее открыто. Это означает, что даже фундаментальные естественные науки становятся науками историческими, в них появляется темпоральный, нарративный элемент, наступает «конец определенностей». Мир находится в становлении, участниками которого являемся мы сами. Мы призваны вести диалог с природой, тем самым человеческая креативность встраивается в креативность природы в целом. Мы живем в эпоху флуктуации и бифуркаций, когда индивидуальные действия являются существенными. Поэтому конец определенностей в науке означает начало особой ответственности человека за судьбы природы и человечества.
Николис Г., Пригожин И. Самоорганизация в неравновесных системах. М., 1979; Пригожин И, От существующего к возникающему. Время и сложность в физических науках. М., 1985; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986; Пригожин И. Переоткрытие времени // Вопросы философии. 1989. № 8; Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. М., 1990; Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. № 6; Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994; В поисках нового мировидения: И. Пригожин, Е. и Н. Рерихи. М., 1991; Prigogine I. La fin descertitudes. Paris, 1996.
ПРИКЛАДНАЯ ЭТИКА — область знания и поведения, предметом которой являются практические моральные проблемы, имеющие пограничный, междисциплинарный и открытый характер. Показательные примеры таких проблем — смертная казнь, эвтаназия, трансплантация органов, клонирование, продажа оружия и др. Они являются пограничными, т.к. касаются фундаментальных моральных принципов, ценности самой жизни, междисциплинарными, т.к. являются предметом осмысления ряда дисциплин, и открытыми, т.к. имеют форму дилеммы, каждое из взаимоисключающих решений которой способно быть предметом моральной аргументации.
Более конкретно этико-прикладные проблемы характеризуются следующими признаками. 1. Они возникают в публичных сферах жизни, предполагающих и требующих кодифицированного (юридического, административного, профессионального) регулирования и контроля, в зонах институционального поведения, где поступки по определению имеют осознанный и общественно вменяемый характер. Это — такие проблемы, судьба которых решающим образом зависит от сознательно выраженной воли общества, воплощенной в соответствующей институциональной организации жизни. Напр., в результате смертной казни погибает значительно меньше людей, чем от семейных ссор и уличных драк, тем не менее именно она, а не семейные ссоры и уличные драки является предметом П.э., т.к. в этом случае речь идет о целенаправленном акте государства. 2. Для решения этих проблем недостаточно одной доброй воли, нравственной решимости; требуется еще и профессиональная строгость суждений. Здесь моральная обоснованность выбора теснейшим образом сопряжена с адекватным знанием предмета выбора. Нельзя, напр., выработать нравственно взвешенное отношение к трансплантации органов без ответа на вопрос о медицинских критериях человеческой жизни. 3. По вопросу их нравственной квалификации среди специалистов и в общественном мнении господствуют противоположные по существу, но соразмерные по удельному весу и общественному статусу позиции. Так, т.зр. в пользу эвтаназии и против нее одинаково апеллируют к этической категории милосердия, претендуют на легальность. 4. Эти проблемы являются открытыми не потому, что не найдено логически безупречного обоснования, а потому, что его нет в принципе; они всегда единичны и требуют каждый раз частных, одноразовых решений. Здесь уместна аналогия с юридической практикой, где самые совершенные законы не освобождают от суда, призванного специально удостоверять, конкретно исследовать каждый случай их нарушения. 5. Способ принятия решений здесь является публичным, процессуально оформленным, чаще всего он осуществляется через особые этические комитеты, в которых представлена вся совокупность относящихся к делу интересов и компетенций. В случае этико-прикладных проблем как бы выносится наружу тот выявленный еще Аристотелем внутриличностный механизм рационального взвешивания и борьбы мотивов, который предшествует принятию нравственно вменяемого решения.
Моральные вопросы, имеющие этико-прикладной характер, возникают в разнообразных сферах практической деятельности. Соответственно П.э. существует как собирательное обозначение совокупности многих конкретных П.э. — биоэтики, экологической этики, этики хозяйствования, политической этики, этики науки и др. Наиболее развитой из них, на примере которой по преимуществу и строятся обобщения о П.э., является биоэтика (биомедицинская этика). Вопрос о научном и практическом статусе конкретных видов П.э. не имеет на сегодняшний день однозначного решения. Очевидно, что они не являются частями, разделами этики как науки о морали, они в большей мере принадлежат соответствующим специальным областям знания: биомедицинская этика — биологии и медицине, этика науки — науковедению и т.д. П.э. представляет собой новую, внутри себя многообразную область знания и общественной практики, возникающую на стыке этики и др. конкретных форм научно-практической деятельности. П.э. тесно соприкасается, отчасти совпадает с профессиональной этикой, но не тождественна ей. Профессиональная этика конкретизирует общие моральные требования применительно к своеобразию соответствующей профессии и занимается гл.обр. нормами, правилами поведения, а П.э. имеет своим предметом конкретные моральные ситуации; первая рассматривает профессиональное поведение, вторая — поведение в нравственно общезначимом содержании.
Вопросы о предмете П.э., ее соотношении с этикой в традиционном значении термина остаются предметом споров среди специалистов. Различные мнения об этом могут быть сгруппированы в четыре позиции: П.э. является приложением этической теории к практике и восходит своими истоками к антич. древности; представляет собой новейший вариант профессиональной этики; выступает как совокупность особого рода практических моральных вопросов современности; может быть интерпретирована как новая стадия развития этики, характеризующаяся тем, что теория морали прямо смыкается с нравственной практикой общества. Несомненным, однако, является то, что П.э. — одна из самых активных точек роста этических знаний и накопления морального опыта.
Введение в биоэтику. М., 1999; Коновалова Л.В. Прикладная этика. М., 1999; Момов В., Бакштановский В., Согомонов Ю. Прилежната этика. София, 1988; Applied Ethics and Ethical Theory. London, 1988.
A.A. Гусейнов
«ПРИНЦИПЫ ЭТИКИ» (1903; рус. пер. 1984) — главное этическое произведение Док. Э. Мура, оказавшее значительное влияние на англоязычную моральную философию 20 в. Эта работа положила начало метаэтическим исследованиям, поставившим своей целью не выдвижение и обоснование к.-л. ценностных программ, не ответ на традиционные этические вопросы («что есть добро?», «что мы должны делать?» и т.п.), а анализ самих этих вопросов, выяснение их точного смысла, установление правил и норм этического рассуждения. Эта аналитическая деятельность, по мнению Мура, должна привести к прекращению беспорядочных, маловразумительных споров, которыми полна история этики и источником которых большей частью являются элементарные логические ошибки в употреблении основных этических понятий. В отличие от многих позднейших аналитиков, полагавших, что ценностный характер этических высказываний делает их научно неосмысленными, Мур был убежден в возможности построения этики как науки, и свою книгу он обозначил (перефразируя название известного произведения Канта) как «Пролегомены ко всякой будущей этике, которая может претендовать на звание научной». «Иными словами, — поясняет Мур, — я попытался отыскать фундаментальные принципы этического рассуждения; и именно установление этих принципов, а не принятие каких-либо окончательных решений на основе их использования можно считать главным предметом книги». Правда, граница между логико-методологическим (т.е. метаэтическим) и содержательно-ценностным (т.е. собственно этическим) подходами проведена в работе Мура не вполне отчетливо: объектом исследования для него являются не только этические рассуждения о добре, долге и пр., но и сами добро и долг как особые реалии.
Согласно Муру, этическая наука занимается доказательством и опровержением суждений, содержащих термины «добродетель», «порок», «долг», «обязанность», «добро» и т.д. Всякое конкретное суждение такого рода основывается на более общем суждении; самым общим основанием, к которому в конечном счете приходит любой этический дискурс, является суждение о добре самом по себе, добре как таковом. Поэтому все философы-моралисты при построении своих этических учений берут в качестве отправного пункта то или иное определение добра. Но какое из этих альтернативных определений следует считать правильным? Большую часть своей книги Мур посвятил тщательному анализу дефиниций добра, представленных в истории этики, и пришел к заключению, что все они ошибочны, ибо отождествляют добро с такими сущностями или свойствами, которые не являются воплощением добра самого по себе. Критика Мура направлена не против тех или иных конкретных этических концепций, речь у него идет о принципиальной невозможности дать правильное определение добра. Попытка обоснования этого положения составляет самую важную и оригинальную часть моральной философии Мура.
Неопределимость добра не является непреодолимым препятствием для разработки научной этики: на помощь приходит интуиция, благодаря которой мы непосредственно постигаем добро как таковое и можем обнаруживать его присутствие в тех или иных вещах (тем самым квалифицируя их в качестве «добрых»). Более того, опора на интуицию позволяет дать явное определение добра через другие термины, не впадая в логическую ошибку. Для этого, полагает Мур, следует применить метод изолирующей абстракции, а именно — «выяснить, существование каких предметов мы считали бы добром, если бы они существовали сами по себе, абсолютно изолированно». В итоге Мур приходит к следующему выводу: «Наибольшими ценностями, какие мы знаем или можем себе представить, являются определенные состояния сознания, которые в общих чертах можно определить как удовольствие общения с людьми и наслаждение прекрасным». Иронические замечания некоторых исследователей творчества Мура по поводу банальности данного утверждения не снижают общепринятой высокой оценки его книги как фундаментальной работы, во многом определившей облик современной моральной философии.
Л. В. Максимов
ПРОВИДЕНЦИАЛИЗМ (от лат. providentia — провидение) — истолкование истории как проявления воли внешних по отношению к историческому процессу сил, провидения, Бога. П. характерен для всех теистических религий — иудаизма, христианства, ислама, понимающих историю как осуществление предустановленного божественного плана «спасения» человека. Разработанный Августином провиденциалистский путь к «царству Божию» лег в основу всей средневековой христианской историографии.
П. предполагает завершение истории, наличие конца истории. В Средние века Царство небесное вводилось в историю как ее предел, как реализация абсолютного блаженства, достижение идеального состояния, требующего в качестве своего условия предварительного уничтожения всего сущего и его воссоздания на новых основаниях.
В 17 в. идеи П. отстаивал Ж.Б. Боссюэ. Начиная с Возрождения и особенно в эпоху Просвещения постепенно складывается подход к истории, опирающийся на «естественный закон», разум и т.п. и не требующий привлечения провидения. Однако параллельно продолжает существовать и П. (Ж.П. де Местр, Ф. Шлегель, Л. Ранке и др.). Г.В.Ф. Гегель утверждал, хотя и не без оговорок, что мировыми событиями управляет божественное провидение. Сходных представлений придерживались томизм, славянофильство и др., в настоящее время — неотомизм. В пер. пол. 20 в. национал-социализм отстаивал идею провидения, благоволящего к избранному народу и его вождю, способствующего установлению господства избранного народа над всеми иными народами и созданию совершенного государства, способного существовать века («тысячелетний рейх»).
Часто термин «П.» употребляется в широком смысле, когда любые изменения, а не только общий ход истории, истолковываются как заранее предустановленные и определенные волей провидения или неким «замыслом».
ПРОГРЕСС (лат. progressus — движение вперед, успех) — направление поступательного развития, для которого характерен переход от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному.
Идея прогрессивного развития вошла в науку как секуляризованная версия христианской веры в провидение. В библейских чаяниях пророков нашел отражение образ будущего как священного, предопределенного и необратимого процесса развития человечества, ведомого божественной волей. Но истоки этой идеи можно обнаружить значительно раньше, в др.-греч. филос. традиции. Платон в «Законах» и Аристотель в «Политике» рассуждали о совершенствовании социально-политической организации, которая развивается от семьи и первобытной общины до греч. полиса (города-гос-ва).
Несколько позже, в Средние века, Р. Бэкон попытался использовать концепцию П. в идейной области. Он предположил, что научные знания, накапливаясь с течением времени, все более совершенствуются и обогащаются. И в этом смысле каждое новое поколение в науке способно видеть лучше и дальше своих предшественников. Широко известны сегодня слова Бернарда из Шартра: «Современные ученые — это карлики, стоящие на плечах гигантов».
В Новое время движущие силы П. начали усматривать в естествознании. Согласно Г. Спенсеру, П. в обществе, как и в природе, подчиняется всеобщему принципу эволюции — непрерывно возрастающей сложности внутренней организации и функционирования. Постепенно концепция П. распространилась на развитие всеобщей истории, внедрилась в литературу и искусство. Разнообразие социальных порядков в разных цивилизациях стали объяснять различием в стадиях прогрессивного развития. Была построена своеобразная «лестница П.», на вершине которой находятся самые развитые и цивилизованные зап. общества, а ниже на разных ступенях — др. культуры, в зависимости от уровня их развития. Концепция П. «вестернизировалась», положив начало «европоцентризму» и «америкоцентризму».
В Новейшее время решающую роль в прогрессивном развитии стали отводить человеку. М. Вебер подчеркнул всеобщую тенденцию рационализации в управлении общественными процессами, Э. Дюркгейм — тенденцию интеграции общества через «органическую солидарность», которая основана на взаимовыгодном и взаимодополнительном вкладе всех членов общества. Сегодня рубеж 19—20 вв. по праву называют «триумфом идеи П.», поскольку в это время дух романтического оптимизма сопровождал всеобщую уверенность в том, что наука и технология способны гарантировать непрерывное улучшение общественной жизни. В целом классическую концепцию П. можно представить как оптимистическую идею постепенного освобождения человечества от невежества и страха на пути ко все более высоким и рафинированным уровням цивилизации.
Предполагалось, что такое движение будет продолжаться в настоящем и будущем, невзирая на случайные отклонения. Было широко распространено убеждение в том, что П. можно сохранить на всех уровнях, во всех основных структурах общества и в результате достичь для всех полного процветания. Речь шла о наиболее полной реализации таких ценностей, как свобода, равенство, социальная справедливость и экономическое процветание. Классическая концепция опиралась на понятие необратимого линейного времени, где П. является положительно оцениваемой разницей между прошлым и настоящим или настоящим и будущим.
Среди критериев П. наиболее часто встречались: совершенствование религии (Августин, Ж. Бусе), рост научных знаний (Ж.А. Кондорсе, Д. Вико, О. Конт), справедливость и равенство (Т. Мор, Т. Кампанелла, К. Маркс), рост индивидуальной свободы в совокупности с развитием морали (И. Кант, Э. Дюркгейм), господство над природой (Г. Спенсер), развитие техники, индустриализация, урбанизация (К.А. Сен-Симон).
Однако после Первой мировой войны начали высказываться сомнения в прогрессивности общественного развития и появились идеи о побочных негативных эффектах социального развития. Одним из первых с критикой теории П. выступил Ф. Теннис. По его мнению, развитие общества от традиционного, общинного к современному, индустриальному не улучшило, а ухудшило условия человеческой жизни. Личные, непосредственные, первичные социальные связи традиционного общества были заменены безличными, опосредованными, вторичными, чисто инструментальными контактами современного социума.
После Второй мировой войны критика основных постулатов теории П. усилилась. Для многих стало очевидным, что П. в одной области приводит к неприятным побочным эффектам в другой. Развитие науки и техники, урбанизация, индустриализация, сопровождавшиеся загрязнением и разрушением окружающей среды, привели к экологическому кризису. Уверенность в необходимости неуклонного экономического и технического роста сменилась альтернативной идеей «пределов роста».
Ученые просчитали, что если уровень потребления в разных странах приблизится к зап. стандартам, то планета взорвется от экологической перегрузки. Концепция «золотого миллиарда», согласно которой обеспеченное существование на планете может быть гарантировано только для миллиарда человек из обеспеченных стран, окончательно подорвала основной постулат классической концепции П. — ориентацию на лучшее будущее для всего человечества. Господствующее долгое время убеждение в превосходстве того пути развития, по которому пошла зап. цивилизация, сменилось разочарованием.
Одновременно был нанесен мощный удар по утопическому мышлению, отражавшему идеализированные представления о лучшем обществе. Мировая система социализма стала последней из попыток практической реализации утопического видения мира. У человечества пока нет больше в запасе проектов, ориентированных на светлое будущее, «способных захватить человеческое воображение и мобилизовать коллективные действия (роль, которую так эффективно выполняли социалистические идеи); вместо этого мы имеем либо катастрофические пророчества, либо простые экстраполяции нынешних тенденций (как, напр., в теориях постиндустриального общества)» (П. Штомка).
Размышления о будущем идут сегодня в двух основных направлениях. Первое определяет воцарившийся пессимизм, рисующий мрачные образы дегенерации, разрушения и упадка. Разочарование в научно-технической рациональности привело к распространению иррационализма и мистицизма. Логике и рассудку все чаще противопоставляются интуиция, эмоции, сфера подсознательного. Радикальные постмодернистские концепции утверждают, что современная культура утратила надежные критерии отличия реальности от мифа, прекрасного от безобразного, порока от добродетели. Они подчеркивают, что мы вступили в эпоху «высшей свободы» — свободы от традиции, от морали, от П.
Второе направление определяют активные поиски новых концепций П., способных дать человечеству позитивные ориентиры на будущее и избавить его от необоснованных иллюзий. Постмодернистские концепции П. прежде всего отвергли традиционную версию теории развития с ее детерминизмом, фатализмом и финализмом. Большинство из них выбрало др., вероятностный подход к развитию общества и культуры. Р. Нисбет, И. Валлерстайн, А. Этциони, М. Арчер, У. Бакли в своих теоретических концепциях трактуют П. как возможный шанс на улучшение, который с определенной вероятностью может наступить, но может и пройти незамеченным.
При всем разнообразии подходов известных зап. социологов, все они опираются на принцип «конструктивизма», который стал теоретическим фундаментом постмодернизма. Задача сводится к тому, чтобы в нормальной повседневной деятельности людей найти движущие силы прогрессивного развития. Как замечает К. Лэш, «уверенность в том, что улучшения могут произойти только благодаря человеческим усилиям, обеспечивает решение загадки, которая в противном случае просто неразрешима».
Альтернативные концепции П., возникшие в русле теории деятельности, крайне абстрактны, апеллируют к «человеку вообще», мало интересуясь цивилизационными и культурными различиями. Здесь, в сущности, имеет место новый тип социальных утопий — кибернетическое конструирование идеальных социальных культур, рассматриваемых сквозь призму человеческой деятельности. Данные концепции возвращают человечеству позитивные ориентиры, веру в возможное прогрессивное развитие и называют — пусть на уровне высокой теории — условия и источники прогрессивного развития. Они не отвечают, однако, на главный вопрос: почему человек — «свободный для» и «свободный от» — иногда выбирает прогрессивное развитие и стремится к «активному обществу», но зачастую, напротив, ориентируется на разрушение и декаданс, что приводит к регрессу или стагнации. Опираясь на теорию деятельности, вряд ли возможно утверждать, что П. необходим обществу, поскольку нельзя доказать, захотят ли люди реализовать свою способность к созиданию в будущем. Ответа на эти вопросы не найти в кибернетике и теории систем, но на них всегда пытались ответить культура и религия. Поэтому альтернативой конструктивистскому модернизму в теории П. может сегодня стать социокультурный этикоцентризм.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 139 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |