Учение А. органично соединяет высокую теологию Востока с углубленным вниманием Запада к психологии и антропологии, синтезируя два полюса христианского теоретизирования — традицию Оригена и традицию Тертуллиана. Один из крупнейших представителей христианского неоплатонизма, А. со своим небывалым доселе интересом к человеческой личности и человеческой истории выступает родоначальником европейского «субъектоцентрического» и исторического сознания.
Онто-теология А. отдает дань традиционному для христианского неоплатонизма примату бытия перед сознанием: бытие Божие — исходная высшая реальность для индивидуального сознания, превышающая понятие субстанции и прочие категории. Но разум вынужден прибегать к ним, чтобы помыслить Бога или как запредельный свет, или как средоточие вечных идей-парадигм. Абсолютная Индивидуальность — субстанциальное единство «персон»-ипостасей.
Онто-теология А. находит развитие в антропологии и гносеологии. Человеческая индивидуальность, субстанциальная по причастности Абсолюту, структурно изоморфна ему. Человек как субъект-субстанция представляет собой единство трех «ипостасей» — ума, воли и памяти, т.е. сочетание авторефлексивной интенциональности и «субъективно-исторической» объемности индивидуального сознания. Это структурное единство гарантирует психологическую самотождественность всякого конкретно-эмпирического Я — «след таинственного единства». Однако говоря о субъекте психологии и гносеологии, А. сочетает с традиционной онто-центрической позицией принципиально иной ход мысли, неведомый ни античности, ни предшествующей патристике. Сомнение не всесильно, ибо психологический факт сомнения свидетельствует о существовании сомневающегося субъекта. Тезис «Я сомневаюсь (или: я ошибаюсь), следовательно, я существую», не получивший у А. (в отличие от Р. Декарта) универсального методологического статуса, призван, тем не менее, обосновать существование самого сознания и достоверность высшего бытия. Сохраняя свой абсолютный масштаб, Бог обретает контрмасштаб в человеческом сознании. Для разума непосредственно очевидно, что он существует; ум, воля и память (или «знать, хотеть и быть») являются такой же предельной данностью, как и бытие Божие. Путь познания — восхождение ведомого верой разума к Богу — имеет низшую ступень, чувственное восприятие (Бог познается и через творения). Восприятия упорядочиваются «внутренним чувством», первичной инстанцией самооценки и психологической интроспекции. Знание о вещах возникает в результате рефлексии разума над чувственными данными. Кульминация познания — мистическое прикосновение к высшей истине, «иллюминация», просветление умопостигаемым светом, в равной мере интеллектуальное и моральное. Так соединяются две цели познания, «Бог и душа»: «Возвратись в себя — истина обитает во внутреннем человеке». Поэтому особую важность для А. приобрела проблема времени — внутреннего (переживание «перетекания» времени) и внешнего (объективное время как мера становления, возникающая вместе с веществом и пространством).
В области морально-психологических проблем (А. сводил их к двум основным вопросам: каким должен быть человек и насколько это в его силах) взгляды А. претерпели значительную эволюцию. В произведениях первого периода разрабатывалась классическая теодицея, основанная на идее рационалистически и эстетически понимаемого мирового порядка. Видимое несовершенство является частью мировой гармонии и свидетельствует о принципиальной «благости» всего сущего: «Всякая природа, которая может стать хуже, хороша». Бог не отвечает за зло, которое является лишь отсутствием субстанции-блага и носит моральный характер: единственным источником зла является злая воля. Чтобы мораль была возможна, субъект должен быть свободен от внешней (в т.ч. сверхъестественной) причинности и способен выбирать между добром и злом. Моральность состоит в следовании нравственному долгу: сама идея о нравственном законе выступает как достаточный мотив (хотя содержание закона имеет богооткровенный характер). В сер. 390-х гг. эта схема переживает кризис под влиянием растущего внимания А. к психологии морального выбора. В «Исповеди» он описывает тончайшую динамику интимно-духовных процессов (к которой антич. и предшествующие христианские авторы были гораздо менее внимательны), приходя к выводу, что человек, «великая бездна», слишком слаб, чтобы самостоятельно преодолеть зло в самом себе. Параллельно на основе изучения посланий апостола Павла у А. начинает складываться концепция предопределения; она достигает завершения в трактатах третьего периода и приводит А. к окончательному разрыву с этическим рационализмом. После грехопадения Адама люди способны творить благо лишь с помощью благодати, которая несоизмерима с заслугами и дается тому, кто избран и предопределен к спасению. Основания такого предпочтения непостижимы: в справедливость высших решений можно только верить. Тем самым А. бесповоротно утверждает примат веры над разумом: мы не можем знать всего, во что верим. «Уверуй, чтобы уразуметь» — кредо зрелого и позднего творчества А.
Его кульминацией является эсхатология и историческая теоантропология трактата «О Граде Божием», вводящая в филос. обиход идеи морального прогресса и линейного исторического времени. «Град земной» и «Град Небесный» — символическое выражение двух видов «любви», борьбы эгоистических («любовь к себе вплоть до пренебрежения Богом») и моральных («любовь к Богу вплоть до забвения себя») мотивов. Моральную историю человечества А. начинает с грехопадения Адама и рассматривает как поступательное движение к обретаемому в благодати нравственному совершенству, состоянию «невозможности грешить». Цель истории свершится не на земле: земные государства — «разбойничьи шайки», необходимые лишь в условиях человеческой греховности. Сообщество праведных и будет тем Градом, который не от мира сего.
Экзегетика и герменевтика А. развивает традиции александрийской школы, рассматривая текст Писания как совокупность «знаков», имеющих теологическое, историческое и моральное значение.
А. создал целостное учение, которое на тысячу лет стало образцом для мыслителей Запада и до сих пор конкурирует с томизмом, находя приверженцев среди католических богословов. Концепция предопределения послужила вдохновляющей основой для протестантизма М. Лютера и Ж. Кальвина, а персоналистские религиозно-психологические мотивы составили другую линию влияния, ведущую через Б. Паскаля к С. Кьеркегору и экзистенциализму.
Творения. Киев, 1880—1908. Ч. 1 — 11; Избр. проповеди. Сергиев Посад, 1913; Исповедь. М, 1991.
Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. М., 1979; Бычков В.В. Эстетика Аврелия Августина. М., 1984; Gilson Ё. Introduction a l'etude de Saint Augustin. Paris, 1949; Jaspers K. Plato. Augustin. Kant. Drei Grilnder des Philosophierens. Munchen, 1967.
A.A. Столяров
АВГУСТИНИАНСТВО — направление в средневековой схоластике, связанное с влиянием идей Августина. Для А. характерны: ориентация более на Платона и неоплатонизм, чем на Аристотеля; в теологии — аналогия между тремя способностями души (памятью, разумом и волей) и тремя лицами Троицы, а также предпочтение, отдаваемое т.н. онтологическим доказательствам бытия Бога; в гносеологии — тезис о вере как предпосылке всякого знания, а также акцент на умозрительной интуиции, в акте которой озарение свыше и деятельность человеческого ума неразделимы; в филос. антропологии — крайне идеалистическая позиция, видящая в человеке душу, которая лишь «пользуется» телом как своим орудием; в доктрине о спасении — акцент на предопределении. До 12 в. А. претендовало на господствующее положение; ему противостояли пантеизм Иоанна Скота Эриугены, номинализм Росцелина и П. Абеляра и крайние еретические позиции. В 13 в. А. оказывается потесненным аристотелианскими доктринами, прежде всего томизмом. В дебатах позднего Средневековья А. отстаивалось мыслителями францисканского и августинского орденов против доминиканцев-томистов. Отголоски критики томизма с позиций А. встречаются вплоть до 20 в., причем как в католической религиозной философии (Й. Гессен), так, в преобразованном виде, и за ее пределами (К. Ясперс).
АВЁМПАС, или Авенпаце — см.: Ибн Баджа.
АВЕНАРИУС (Avenarius) Рихард (1843—1896) — швейц. философ, один из основоположников эмпириокритицизма — разновидности позитивизма. Как и у его современника Э. Маха, центральным понятием философии А. является понятие опыта, в истолковании которого А. пытается преодолеть противоположность между материализмом и идеализмом. Физическое (материальное) А. считает лишь внешней стороной опыта, в то время как психическое представляет собой внутреннюю сторону опыта. Целостный опыт есть единство физического и психического. Из такого понимания опыта естественно вытекает получившее широкую известность учение А. о «принципиальной координации» субъекта и объекта: без субъекта нет объекта и без объекта нет субъекта. Тезис о принципиальной координации означает, что нельзя говорить об объективной реальности самой по себе, она существует только в отношении к познающему субъекту. Поэтому А. вынужден отказаться и от классического понятия истины как соответствия мысли действительности. Ценность познания для него состоит лишь в том, что оно позволяет нам затрачивать меньше усилий для достижения тех или иных целей. В целом по своим воззрениям А. близок Маху и наряду с последним считается одним из лидеров второй волны позитивизма.
Человеческое понятие о мире. М., 1909; Философия как мышление о мире согласно принципу наименьшей меры силы. СПб., 1913; Критика чистого опыта. М., 1927—1928 Т. 1-2.
АВЁРИНЦЕВ Сергей Сергеевич (р. 1937) — литературовед, культуролог, философ. В 1961 окончил филологический факультет МГУ; доктор филологических наук. А. более 20 лет работал в Ин-те мировой литературы АН СССР, в течение ряда лет являлся зав. отделением антич. литературы. С декабря 1991 — зав. отделением Ин-та истории мировой культуры при МГУ. Вел также преподавательскую работу на филос. факультете МГУ. Автор ряда статей в «Философской энциклопедии» (1967—1970): «Православие», «Откровение», «Патристика» (в соавт. с В.В. Соколовым), «Протестантизм», «Шпенглер О.» и др.; в «Философском энциклопедическом словаре» (1983): «Христианство», «Киники», «Логос» и др.; в «БСЭ»; в энциклопедии «Мифы народов мира», в словаре «Эстетика»: «Риторика», «Архетип», «Фома Аквинский», «Хейзинга» и др. Характеризуя творчество А., А.Ф. Лосев отмечает, что работы А. по истории позднеантичной и средневековой литературы написаны с особым интересом к противоречивой динамике перехода от античности к Средневековью, к поэтике «сдвинутого слова» как ответу на общественный сдвиг, к взаимопроникновению ближневосточных и греч. культурных традиций в эллинистическую и византийскую эпохи; каждый символ антич. и средневековой культуры рассматривается в перспективе современной духовной ориентации, постигается внутри «ситуации диалога» исследователя с его создателем; литературное слово истолковывается как человеческий «жест», а стиль — как жизненная «установка». А. акцентирует в составе гуманитарного знания момент «человеческого понимания», несводимого ни к субъективно эстетическому вчувствованию, ни к рационалистическому исчислению. А. — академик РАН (2003), член Европейской академии (1991), член Всемирной академии культуры (1992).
Плутарх и античная биография. М, 1973, Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья // Античность и Византия. М., 1975; Классическая греческая философия как явление историко-литературного ряда // Новое в классической филологии. М, 1979; Эволюция философской мысли // Культура Византии IV — первой половины VII века. М, 1984; От берегов Босфора до берегов Евфрата. М., 1987; Попытки объясниться. М, 1988 (сб. публицистических статей); Бахтин М. Смех. Христианская культура// Россия (Альманах). Венеция. 1988. № 6 (переизд. в сб. «М.М. Бахтин и философия». М., 1992); Византия и Русь, два типа духовности. Статья первая: Наследие Священной державы // Новый мир 1988. № 7; Византия и Русь: два типа духовности. Статья вторая: Закон и милость // Там же. 1988. № 9, Два рождения европейского рационализма // Вопросы философии. 1989. № 3; Системность символов в поэзии Вячеслава Иванова // Контекст. 1989, «Морфология культуры» Освальда Шпенглера // Новые идеи в философии. Ежегодник Философского общества СССР. М., 1991; Культура и религия. М., 1991; Крещение Руси и путь русской культуры // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. М., 1991; Христианский аристотелизм как форма западной традиции // Христианство и культура в Европе. Мадрид, 1992 (исп. яз., пер. на ит. яз.); Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996.
АВЕРРОЭС — см.: Ибн Рушд.
АВИДЬЯ (санскр. avidya — неведение) — в инд. мировоззренческих текстах незнание, означающее отсутствие не информированности, но знания экзистенциальной значимости, т.е. знания индивидом своей истинной, аутентичной природы. А., однако, не есть просто отсутствие этого знания, но замещение его знанием ложным, в котором эта аутентичная природа деформируется. Прежде всего А. означает ложную самоидентификацию, при которой индивид отождествляет себя с телом и чувственно-действенно-ментальным механизмом и соответствующими этому отождествлению эмоциональными переживаниями, и потому А. характеризуется как корень др. основных аффектов — желания и неприязни. В адвайта-веданте А. гипостазируется до космического принципа, «проецирующего» мир множественности и становления (см. Майя). У буддистов основной корень самой А. — вера в существование Атмана, что прямо противоречит концепции А. в школах брахманистской философии.
АВИЦЕННА — см.: Ибн Сына.
АВТАРКИЯ (от греч. autarkeia — самоудовлетворенность) — состояние независимости от внешнего мира, в т.ч. и от др. людей. Термин употреблялся Платоном и Аристотелем; киренаики и стоики считали А., или «самодостаточность», жизненным идеалом.
АВТОНИМНЫЙ — употребляемый в качестве имени самого себя. В терминологии, введенной Р. Карнапом, слово (фраза, символ, выражение) является А., если оно употребляется как свое собственное имя. Напр., в выражении «"Человек" начинается с согласной буквы» слово «человек» употреблено автонимно. А. употребление выражений языка совпадает с тем, что в схоластике называлось материальной суппозицией. А. употребление отделяется от обычного (в схоластической терминологии «формального») употребления с помощью кавычек, курсива и т.п. (см.: Суппозиция).
АВТОНОМИЯ (греч. autonomia — независимость) — свобода, заключающаяся в самодетерминации и независимости от любых внешних воздействий. И. Кант определял А. воли как подчинение ее своему собственному закону и считал такое ее самоопределение единственно сообразующимся с достоинством морально зрелого человека. Противоположность А. — гетерономия. Иногда понятие А. употребляется в более широком смысле, когда, напр., говорят об А. культуры по отношению к природе, органической жизни по отношению к неорганической, А. политической, и т.п.
АВТОРИТАРНОСТЬ — характеристика мышления, придающего преувеличенное или даже решающее значение мнениям каких-то авторитетов. Авторитарное мышление стремится усилить и конкретизировать выдвигаемые положения прежде всего путем поиска и комбинирования цитат И изречений, принадлежащих признанным авторитетам. При этом последние канонизируются, превращаются в кумиров, не способных ошибаться и гарантирующих от ошибок тех, кто следует за ними.
Мышления беспредпосылочного, опирающегося только на себя, не существует. Но предпосылочность мышления и его А. не тождественны. А. — это крайний, так сказать, вырожденный случай предпосылочности, когда функцию самого исследования и размышления пытаются почти полностью переложить на авторитет. Авторитарное мышление еще до начала анализа конкретных проблем ограничивает себя определенной совокупностью «основополагающих» утверждений, тем образцом, который определяет основную линию размышления и во многом задает его результат. Изначальный образец не подлежит никакому сомнению и никакой модификации, во всяком случае в своей основе. Предполагается, что он содержит в зародыше решение каждой возникающей проблемы или, по крайней мере, ключ к такому решению. Система идей, принимаемых в качестве образца, считается внутренне последовательной. Если образцов несколько, они признаются вполне согласующимися друг с другом. Если все основное уже сказано авторитетом, на долю его исследователя остаются лишь интерпретация и комментарий известного. Из А. непосредственно вытекают комментаторство и существенно экзегетический характер мышления.
Существуют общества, в которых авторитарное мышление представляется нормой и проникает во все сферы социальной жизни. Таковы средневековое общество, тоталитарные общества 20 в. и вообще любые коллективистические общества (см.: Индивидуалистическое общество и коллективистическое общество). Как писал М. Кондорсе, в Средние века «речь шла не об исследовании сущности какого-либо принципа, но о толковании, обсуждении, отрицании или подтверждении другими текстами тех, на которые он опирался. Положение принималось не потому, что оно было истинным, но потому, что оно было написано в такой-то книге и было принято в такой-то стране и с такого-то века. Таким образом, авторитет людей заменял всюду авторитет разума. Книги изучались гораздо более природы и воззрения древних лучше, чем явления Вселенной».
А. характерна также для мышления членов таких коллективистических сообществ, как армия, церковь, тоталитарные религиозные секты, «нормальная» наука.
Кондорсе М. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М., СПб., 1909; Кун Т. Структура научных революций. М., 1975: Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988: Фрейд З. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // Фрейд 3 По ту сторону принципа удовольствия. М., 1992; Ивин А.А. Теория аргументации. М., 2000; Он же. Философия истории. М., 2000.
АВТОРИТЕТ — значение или влияние лица, письменного источника и т.п., которое находит нужным постоянно учитывать какой-то человек или определенная группа. В зависимости от того, о какой области идет речь, можно говорить об А. филос. религиозном, научном и т.д. Особо устойчивые и часто упоминаемые А. обычно именуются «классикой».
А. принадлежит определенной человеческой личности, но А. личности имеет своим последним основанием не подчинение и отречение от разума, а осознание того, что эта личность превосходит нас умом и остротой суждения. «Авторитет покоится на признании и, значит, на некоем действии самого разума, который, сознавая свои границы, считает других более сведущими. К слепому повиновению приказам этот правильно понятый смысл авторитета не имеет вообще никакого отношения. Более того, авторитет непосредственно не имеет ничего общего с повиновением, он связан прежде всего с познанием» (Х.Г. Гадамер). Признание А. всегда связано с допущением, что его суждения не носят неразумно-произвольного характера, а доступны пониманию и критическому анализу.
Существенное значение проблеме А. и его роли в мышлении придает философская герменевтика.
Две крайние позиции в отношении А. — авторитарность и антиавторитарность. Первая придает преувеличенное или даже решающее значение суждениям А. и тем самым противопоставляет его разуму; вторая отрицает необходимость к.-л. А., считая, что человек должен полагаться только на свой разум, но никак не на мнения др. людей. Авторитарным являлось, напр., средневековое мышление, которое всегда начинало с классического текста: Библии, патристики, созданной ею философии и т.д. «Средневековый философ постоянно обращается за подтверждением всех своих мнений к библейскому или патристическому авторитету, непрерывно цитирует христианскую классику, переписывая нередко вместо доказательства целые страницы древних текстов. Степень подобия своего мнения мнениям древних есть для него степень истинности этого мнения» (Г.Г. Майоров). Антиавторитарным являлось мышление эпохи Просвещения, прямолинейно разграничивавшее «А. разума» и «А. людей», истолковывая последний как противостоящий разуму.
А. необходим, в т.ч. и в теоретической сфере. Возможности отдельного человека ограниченны, далеко не все он в состоянии самостоятельно проанализировать и проверить. Во многом он вынужден полагаться на мнения и суждения других. Вместе с тем ссылка на А., на сказанное или написанное кем-то не относится к универсальным, эффективным во всех аудиториях способам обоснования (см.: Аргументация контекстуальная). Суждение А. должно приниматься не потому, что оно высказано «тем-то», а в силу того, что сказанное представляется правильным. Слепая вера во всегдашнюю правоту А. плохо совместима с поисками истины, добра и красоты, требующими непредвзятого, критичного ума.
Обычная ошибка, связанная с А., — смешение эпистемического А., т.е. А. знания, с деонтическим А., А. должности. Именно такого рода смешение допустил, напр., св. Игнатий Лойола, основатель Ордена иезуитов, потребовавший в известном письме к португальским отцам церкви, чтобы они «подчинили свой разум вышестоящему лицу», т.е. деонтическому А.
Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979; Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988; Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997.
АГАССИ (Agassi) Джозеф (р. 1927) — израильский философ, методолог науки. Изучал теологию иудаизма (1940—1944), затем — физику, высшую математику и философию в Гебраистском ун-те Иерусалима (1946— 1951). Ученик К. Поппера. Преподавал в Станфорде, Лондонской школе экономики, ун-тах Гонконга и Бостона. В последние годы — проф. философии в Йоркском (Канада) и Тель-Авивском (Израиль) ун-тах.
С позиций критического рационализма А. критикует кумулятивистскую и конвенционалистскую концепции развития науки. Считает одним из признаков научности гипотетический характер знаний. В дополнение к демаркации между научным и ненаучным знанием вводит принцип демаркации между наукой и технологией, во взаимодействии которых усматривает источник их самостоятельного развития. У А. философия науки Поппера получает социологическое измерение. Он заостряет свое внимание на поведении ученых, декларируя автономию ученого относительно науки, требует учета филос. политических и экономических проблем, характерных для той общественной среды, в которую погружена наука. Если ученый занимается актуальными проблемами, то он не может отстать от развития науки, даже если придерживается консервативных взглядов. А. придает большое значение политической составляющей филос. деятельности. Он рассматривает критический рационализм как основу толерантности, демократического устройства общества и либеральных ценностей. Значительное место в работах А. отведено критике идейных противников попперовской теории «открытого общества». Истина рассматривается им в первую очередь как моральная ценность, и в этом смысле противостояние рационализм — иррационализм рассматривается как противостояние демократии и варварства (или диктатуры).
Наука в движении // Структура и развитие науки. М., 1978; Towards an Historiography of Science. Dordrecht, 1963; Faraday as a natural Philosopher. Chicago; London, 1971; Towards a Rational Philosophical Anthropology Dordrecht, 1977; Science and Society: Studies in the Sociology of Science. Dordrecht; Boston; London, 1981; Technology: Philosophical and Social Aspects. Dordrecht; Boston; London, 1985.
АГАТОЛОГИЯ (от греч. agathon — благо и logos — учение) — учение о благе (термин известен с 18 в., но впоследствии был забыт) в его отличии от ценности, изучаемой аксиологией. Мотивом его введения является постоянное смешение как философами, так и историками философии, работающими с аксиологической проблематикой, категорий блага и ценности, которые, при всей своей смежности в качестве обозначаемой нормативной (в отличие от познавательной) интенциональности индивида, не являются содержательно тождественными и терминологически различаются в истории философии. Хотя и благо, и ценность соотносятся с объектами устремлений индивида, с тем, что для него желательно и на что его «внутренний человек» дает согласие, стремится достичь и сохранить, оба понятия имеют свои специфические «оттенки». В качестве ценности нечто прежде всего переживается сердцем, а благо признается разумом; ценность означает неделимо-личное, благо — общепризнанное, то, что индивид стремится присвоить; поэтому ценность при любых попытках разделить ее с кем-то принципиально «субъективна», а благо при любой степени его индивидуализируемой интериоризации относительно «объективно». Между ценностями и благами может быть согласие, делающее внутренний мир человека гармоничным, но между ними может быть и чаще бывает конфликт: что-то может быть признано разумом в качестве блага, но не стать ценностью для сердца либо, наоборот, быть таковым для сердца и не устоять перед судом «практического разума». Различимы и нюансы соответствующих суждений. Если оценочное суждение, к примеру, будет «эта книга прекрасна», то суждение аксиологическое: «эта книга мне дорога», а агатологическое: «эта книга для меня благотворна».
Современный период А. начинается с выхода трактата Дж. Мура «Principia Ethica» (1903). Суть нового подхода состояла в том, что если до Мура этики более двух тысячелетий спорили о том, что есть благо и неблаго в человеческом поведении и каковы средства реализации первого и избежания второго, предлагая самые различные решения этих вопросов, то Мур обратился к выяснению того, каковы с логико-семантической т.зр. сами эти вопросы, какова природа этических суждений, в которых участвуют термины «благо», «не-благо» и «поведение», и какова, наконец, возможность определения этих исходных терминов. Существенное значение имела критика Муром т.н. натуралистической ошибки — попыток определить благо, которое, по Муру, является «неделимым» понятием, а значит, и неопределимым, в любых «неагато-логических» терминах. Учение о благе разрабатывается феноменологической школой М. Шелера (он ввел термин Guterethik — «этика благ»), Н. Гартмана и Г. Райнера. Критика предмета А. с позиций анализа высказываний о благе (как бессодержательных) дается К. Огденом и Дж. Ричардсом, Б. Расселом, М. Шликом и А. Айером (концепция радикального эмотивизма); новая, более «толерантная» трактовка блага в рамках философии языка содержится у Р. Хэара (рассмотрение прилагательного «благой» как «слова, используемого для рекомендации» в контексте различения дескриптивных и прескриптивных высказываний).
А. имеет свой круг основных проблем. Современные дискуссии (преимущественно в англоязычной филос. традиции) позволяют выделить проблемы: 1) что собственно означает понятие «благо» (а также прилагательное «благой») — объективное свойство определенных объектов или только субъективную их оценку? 2) всем ли объектам можно атрибутировать предикаты «благой» и «неблагой» и каким образом осуществляется их познание в этом модусе? 3) что означает понятие высшего блага (summum bonum) в соотношении с «обычными благами»? 4) как соотносятся друг с другом различные разновидности «благости» (гедонистические, утилитарные, духовные и т.д.) и каково место среди них этического блага? К этим проблемам можно было бы добавить и 5) актуально ли и в настоящее время построение иерархии благ (которое было актуальным для антич. и средневековой А.), исходя из принципов А. «формальной» (типа различение благ-средств, благ-средств/целей и благ-целей) и «материальной» (типа субординации благ эмоционального, витального, духовного и сакрального порядков)?
А. правомерно, по-видимому, рассматривать в качестве теоретического основания этики (что следовало, впрочем, уже из самой структуры «Никомаховой этики» Аристотеля), а также — особенно с учетом категории summum bonum — и сотериологии, а значит, в определенном смысле и философии религии.
Шохин В.К. Классическая философия ценностей: предыстория, проблемы, результаты // Альфа и Омега. 1998. № 17; Шохин В.К. Благо // Новая философская энциклопедия. М., 2000. Т. 1.
В.К. Шохин
АГНОЗИЯ (от греч. а — отрицательная приставка, gnosis — знание, познание) — невежество, незнание. У Сократа А. — начало философствования, у стоиков — его результат.
АГНОСТИЦИЗМ (от греч. а — отрицательная приставка, gnosis — знание, agnostos — недоступный познанию) — филос. учение, утверждающее непознаваемость мира. Термин «А.» был введен в 1869 англ. естествоиспытателем Т. Гексли, однако сомнения в способности человека познать окружающие его вещи были выражены уже антич. софистами и скептиками. Крупнейшими представителями А. в философии Нового времени считаются Д. Юм и И. Кант. Кант признает, что вне и независимо от нас существует внешний мир, который, воздействуя на наши органы чувств, порождает в нас ощущения. Этот мир Кант называет «вещью в себе». «Вещь в себе» — источник и причина наших ощущений, но это все, что мы можем сказать о ней. Ощущения упорядочиваются и составляют с помощью категорий рассудка те или иные представления о предметах — «вещи для нас», как называет их Кант. Но вопрос о том, похожи ли «вещи для нас» на «вещь в себе», или, иначе говоря, наши представления о предметах внешнего мира на сами эти предметы, не имеет решения. Допустим, мы едим вишни. Мы ощущаем алый цвет вишни, ее сочность, мягкость, кисло-сладкий вкус. Все это наши субъективные переживания, которые наш рассудок объединяет в целостный предмет, называемый «вишня». Но похожа ли эта сконструированная нами «вишня» на реальный предмет, породивший в нас соответствующие ощущения? Для ответа на этот вопрос нужно было бы сравнить наш образ вишни с реальностью. Однако человек не способен увидеть мир сам по себе, он видит его только через призму своей чувственности. Грубо говоря, решить этот вопрос мог бы лишь наблюдатель, способный видеть образы вещей в нашем сознании и сами вещи. Но человек не является таким наблюдателем, поэтому человек никогда не сможет узнать, каков мир сам по себе.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |