На её лице застыло выражение неподдельного потрясения.
Миссис Коллинз только что узнала, что в каждой семье есть секрет. Скелетом в её шкафу оказался брат.
Габриэль развернулся и вышел из дома Делани.
Он вспомнил Викторию и липкое касание её языка, когда она разделяла с ним вкус его семени. Вспомнил написанные Делани письма — соблазняющие послания с обещаниями удовольствий и защиты.
Подчерк отличался от подчерка человека, написавшего записку на шелковой салфетке. Но возможно, что на салфетке писал не второй мужчина.
Джеральд Фитцджон сидел за его столом.
Записку на шелковой салфетке мог написать Джеральд Фитцджон.
Не важно.
Делани. Второй мужчина.
Мужчина отправился за гувернанткой.
Мужчина собирался получить Викторию. Сегодня.
В желтом тумане светили две лампы.
Габриэль резко остановил проезжавший мимо кэб.
Поездка по туманным улицам была бесконечной. «Он сказал, что отправился за гувернанткой», — пели колеса кэба.
«Я хотела, чтобы вы ко мне прикоснулись… Это подписывает мой смертный приговор?»
Габриэль выпрыгнул из экипажа, как только тот остановился.
— Эй, начальник! — кричал кэбмен, — Ты мне должон два шиллинга!
Габриэль не стал останавливаться, чтобы заплатить.
Зазвонили часы Биг Бена, восемь длинных ударов лениво разорвали покрывало тумана. Через час откроются двери дома.
Габриэль воспользовался личным ключом и быстро прошел внутрь. Желтые язычки тумана растворились в темноте. Он шел на запах полироли из пчелиного воска, жареной баранины и опасности.
Хрустальная люстра наверху гостевой лестницы рождала обманчивые резкие тени в глубине гостиной. Белые шелковые скатерти выглядели спящими приведениями. Одна-единственная свеча освещала темноволосого мужчину за последним столом. Черное шерстяное пальто висело на спинке стула атласного дерева, черный шелковый сюртук облегал белый жилет. Он наклонил коньячный бокал, длинные, покрытые шрамами пальцы баюкали потеплевший хрусталь. Человеческая плоть и стекло в отсветах пламени.
Габриэль почувствовал, что его заполняют прежние эмоции, которые Виктория так быстро сумела вытащить на поверхность.
Любовь. Ненависть.
Желание быть ангелом. Потребность защитить ангела.
Понимание того, что такой нищий, как он, никогда не сможет стать ангелом.
Вместе с чувствами вернулись воспоминания о сводящем живот голоде. О холоде, от которого немела кожа. О бедности, которая рушила социальные барьеры. О страсти, которая никогда не вспыхивала.
Для Майкла спасением был секс, а для Габриэля спасением стал темноволосый мальчик с фиалковыми глазами.
Габриэль бесшумно пересек толстый шерстяной ковер, малиново-красный цвет которого казался темнее в колеблющихся тенях.
Со стороны кухонной лестницы донесся женский смешок, — горничная флиртовала с официантом.
Майкл сидел в одиночестве, так же, как когда-то в доках Кале.
Габриэля пронзило сожаление о двадцати семи годах, протянувшихся между двумя тринадцатилетними мальчиками и сорокалетними мужчинами. Он остановился за пределами круга света от свечи.
— Я думал, что сказал тебе не появляться здесь снова, Майкл.
Гулкий отзвук его голоса эхом раздался в гостиной. Напоминание о других домах, других салонах.
Через час дом Габриэля будет переполнен проститутками и их клиентами. Запах табачного дыма и дорогих духов скроют запахи полироли из пчелиного воска и жареной баранины. Ароматы дома превратятся в запахи таверны.
На миг Габриэль представил поместье Майкла и его городской дом. Они пахли розами, лилиями и гиацинтами. Аромат живых цветов скрывал пронизанное смертью прошлое.
Майкл глотнул бренди, перед тем как поставить хрустальный бокал на стол.
— Ты не читал сегодняшнюю газету, Габриэль.
— Прости, mon vieux, — иронично сказал Габриэль. — Я был занят.
Внизу его люди заканчивали ужинать. Для одних из них день заканчивался, для других — начинался.
Виктория еще спала?
Будет ли она рада снова увидеть его в своей постели?
Как Делани намеревался её забрать?
Фиалковые глаза спокойно оценивали Габриэля.
— Ты дрался.
— На улицах опасно. — Габриэль уклонился от ответа. От удара дворецкого щека пульсировала. Он легко сжал серебряный набалдашник трости, которая тростью не была. — Всегда найдется кто-то, кто захочет взять чужое.
Янтарный бренди плескался о стенки хрустального бокала. Шрамы на руках Майкла не отняли ни его знаний, ни способности доставлять удовольствие женщинам.
— Кто он, Габриэль?
Внутри Габриэля забился страх, как пойманный в клетку зверь.
Майкл не остановится, пока не узнает правду.
Второй мужчина не остановится, пока не умрут оба ангела.
Но из них двоих ангелом был только Майкл.
Виктория — одна из всех живущих — знала об этом.
Жизни Майкла и Габриэля были в её руках.
— Он — второй мужчина, который насиловал меня, Майкл, — ответил Габриэль, играя игру и понемногу умирая с каждой пробежавшей секундой.
Если он пойдёт сейчас наверх к Виктории, то Майкл последует за ним, и правда выплывет наружу.
Габриэль не мог убить Майкла, но правда убьёт Габриэля.
С кухни послышался мужской смех.
Янтарное бренди кружилось и кружилось в хрустальном бокале.
— Она прикоснулась к тебе, Габриэль.
Габриэль вспомнил мокрые, прилипшие к телу волосы Виктории, её сияющие от страсти ясные голубые глаза. То, как Виктория улыбалась, услышав французские эвфемизмы мужских яичек.
Руку Виктории, тянувшуюся к его руке.
— Она прикоснулась ко мне, Майкл, — нейтрально сказал Габриэль.
Он готов убить за удовольствие прикосновений Виктории.
Желтый огонь плескался в бокале.
Во вспышках света глаза Майкла мерцали фиалковым блеском.
— В сегодняшней статье «Таймс» на первой полосе детально описываются самоубийство и убийство.
Габриэлю не было нужды спрашивать о личностях жертв. Второй мужчина расправился с Торнтонами.
Замки легко открывались.
Делани или второй мужчина могли проникнуть в дом, пока слуги заняты чем-то другим.
— Газеты всегда расписывают подробности убийств и самоубийств, — колко сказал в ответ Габриэль, — иначе их никто не купит.
— Сэр Невилл Джеймисон застрелен в голову.
Удивление пробежало по позвоночнику Габриэля. Невилл Джеймисон был сквайром, ему было далеко за шестьдесят. Он никогда не посещал дом Габриэля.
Габриэль пожал плечами, выражая безразличие, которого он не чувствовал.
— Не повезло.
Майкл продолжал перекатывать бренди в бокале, фиалковые глаза изучали, хрусталь блестел, плескалась янтарная жидкость.
— У него поместье в Дувре.
Габриэль застыл.
Кошмар начался в Дувре двадцать девять лет тому назад. Через два года Майкл сбежал и забрался на судно, причалившее в Кале.
Если бы Майкл не убежал, Габриэль никогда бы его не встретил. Если бы он не встретил Майкла, то не встретился бы со вторым мужчиной. И умер бы от голода и болезней. Или от ножа и дубины.
Габриэль был обязан Майклу всем.
— Я не знаю Невилла Джеймисона, — честно признался Габриэль.
Фиалковые глаза Майкла настороженно выискивали трещину в броне Габриэля.
— Джеймисон был соратником моего дяди.
Соратником.
— Как ты об этом узнал? — резко спросил Габриэль. Его отчужденность испарилась.
— Энн прочитала в газете. — Колебался свет свечей, янтарный водоворот кружился, фиалковые глаза сверкали. — И рассказала мне.
Поместье Энн Эймс, как и дяди Майкла, было расположено в Дувре. Она должна была знать.
Габриэль пытался собрать воедино кусочки игры, начатой вторым мужчиной.
Он убил сквайра из Дувра. Но зачем?
— И кто, по сообщениям, убил Джеймисона? — напряженно спросил Габриэль.
— Леонард Форестер.
Имя архитектора, воссоздавшего дом Габриэля.
Текущий по венам Габриэля страх скрутил живот.
Газета ошибалась. Форестер не кончал жизнь самоубийством, его убили.
Оба этих человека были связаны со вторым мужчиной. Но как?
— Зачем ему убивать Джеймисона?
— Леонард Форестер — архитектор, — сказал, наблюдая за реакцией Габриэля, Майкл. — Фирма, в которой он работал, принадлежит Джеймисону.
Габриэль вспомнил… как проснулся от чьего-то взгляда. Оставшийся в его комнатах запах.
Доклад Джона о том, что он узнал в клубе «Ста Гиней»… «Ленора подвела и Джеральдину, и его самого… и он не видел Ленору с тех пор».
Ленора… Леонард.
Леонард Форестер отстроил дом Габриэля заново. Он построил секретный проход для второго мужчины.
И теперь он мертв.
Второй мужчина был внутри его комнат сегодня.
Делани. Второй мужчина.
Не важно, как он себя назвал. Он был в доме Габриэля.
С Викторией.
Габриэль рванулся через столы, отбросив в сторону стул, другой стол наклонился, серебряный подсвечник упал.
— Габриэль!
Голос Майкла смутно отозвался в ушах Габриэля. Времени беспокоиться о правде, не было.
Он перепрыгивал сразу через три узких ступеньки.
Джулиен сполз по двери из атласного дерева, золотисто-каштановые волосы разметались вокруг, как шелковый шарф. По дереву возле места, где он сидел, расползлось багровое пятно.
Ему перерезали горло.
Габриэль знал, что увидел Джулиен в последний миг жизни: он чувствовал не до конца ушедшее изумление, оставшееся в выражении мертвого лица, как след стертого с доски мела.
Джулиен не думал, что умрет в доме Габриэля. Он не думал, что умрет от рук человека, который, как он думал, был другом.
Времени для сожалений не было.
Позже.
Позже Габриэль оплачет смерть еще одного бездомного брата. Но не сейчас.
Он нужен Виктории.
Габриэль искал в брюках ключ от двери, — merde — где же этот чертов ключ? Он с трудом осознавал, что кто-то тяжело поднимается по лестнице позади него.
Слишком поздно, чтобы защитить Майкла.
Слишком поздно, чтобы спасти Джулиена. Джулиена, который слишком сильно доверял и расплатился за это жизнью.
Теперь он мертв.
Еще один несчастный случай в цепочке двадцатидевятилетнего кошмара.
Габриэль нашел медный ключ и вставил его в замок. Тело Джулиена придерживало дверь, и Габриэль рванул её на себя. Тело Джулиена проехало по скользкому кровавому следу. Габриэль протиснулся в открывшийся проем.
Под подошвами ботинок захрустело что-то белое. На ковре было рассыпано множество белых частичек.
Но не это привлекло его внимание.
Загадки личностей Делани и второго мужчины внезапно перестали быть тайной.
Глава 24
— Габриэль. — Второй мужчина облокотился на стол с черной мраморной столешницей. В свете канделябра его волосы казались иссиня-черными, фиалковые глаза блестели. По лицу расползлась знакомая улыбка. — Mon ange.
Слова «мой ангел» наждаком прошлись по коже Габриэля.
Голос второго мужчины обладал теми же полными знания обертонами, что и голоса Майкла и Габриэля: это был голос человека, умеющего соблазнять, совращать, удовлетворять.
Виктория стояла между его расставленных ног, золотисто-коричневый шелк её платья с бархатными лацканами цвета вина и кремовыми вставками, переливающимися зелеными, желтыми и темно-красными оттенками, резко контрастировал с абсолютно черным шелком брюк и пиджака.
Внутренности Габриэля сжались в кулак, когда он узнал творение мадам Рене. Ему сдавило всю грудь, когда он увидел, что рот Виктории заткнут синим шелковым шарфом, а руки связаны зеленым.
Второй мужчина поглаживал её щеку охотничьим ножом.
Ножом Габриэля.
Ножом, созданным, чтобы убивать.
Несомненно, именно этим ножом был убит Джулиен.
Сизый стальной ствол пистолета играл с винно-красным бархатным изгибом ткани на левом плече Виктории. Длинные, тонкие пальцы легко сжимали револьвер с механизмом двойного действия. Револьвер был взведен и готов к выстрелу.
Взгляд фиалковых глаз скользнул мимо Габриэля.
— Майкл. — Улыбка второго мужчина сделалась шире. — Как мило с твоей стороны присоединиться к нам.
Шок Майкла и Виктории был осязаем.
Глядя на второго мужчину, Майкл видел самого себя, еще не обезображенного пожаром. Глядя на Майкла, Виктория поняла, что пленивший её человек, — это вовсе не тот мужчина, который получил своё имя за способность доставлять женщинам удовольствие.
Внешность мужчины не удивила и не шокировала Габриэля. Он должен был бы почувствовать удовлетворение, снова встретившись со вторым… но это было не так.
— Закрой дверь, s’il vous plait, — пригласил довольный реакцией зрителей второй мужчина. Мы же не хотим, чтобы мадмуазель Чайлдерс случайно подхватила что-то нехорошее.
Фиалковые глаза наслаждались собственным остроумием.
Виктория подхватит не простуду от холодного воздуха. Второй мужчина предупредил, что если Майкл бросится на помощь, он убьет женщину, коснувшуюся Габриэля. Тотчас же.
Ножом. Или одним выстрелом.
И Габриэль никак не сможет этому помешать.
Тихий щелчок закрывшейся двери прокатился эхом по позвоночнику Габриэля.
— Полагаю, необходимо представиться. — Второй мужчина говорил с очаровательной любезностью. Такая же обманчивая учтивость звучала в этом голосе, когда Габриэль был скован и не мог сопротивляться ни самому себе, ни мужчине, так похожему на Майкла, но лишенному его человечности. — Габриэль, ты, конечно, узнал Делани. Он очень похож на сестру, не правда ли? Мадмуазель Чайлдерс, позвольте вам представить Мишеля д’Анжа, мужчину названного так за свою способность ублажать женщин. Майкл, познакомься с мадмуазель Чайлдерс, женщиной, продавшей девственность Габриэлю. Делани, ты, конечно, слышал о Габриэле и Мишеле, les deux anges, они действительно красивы, не так ли? Даже несмотря на то, что Майкл теперь покрыт шрамами.
Кабинет с библиотекой уменьшился до размеров чердачного помещения, а тисненная золотом кожа превратилась в серые оковы.
Взгляд Делани судорожно метался от мужчины к мужчине, от женщины к мужчине, в правой руке дрожала перламутровая рукоять пистолета. Его волосы были черными и жирными от макассарового масла, узкие усики подкручены в вечной усмешке. В отличие от второго мужчины он не ожидал увидеть двух ангелов.
Габриэль чувствовал, что думал стоящий за ним Майкл. Он знал, когда именно Майкл понял, кем был второй мужчина.
— Ты догадываешься, кто был моим отцом, mon cousin, — с нескрываемым удовольствием сказал второй мужчина.
— Вильям Стердж-Борн, — ровно сказал Майкл.
Граф Гренвилл.
Его убил Габриэль полгода назад.
— Твой дядя, — самодовольно согласился второй мужчина.
Дядя Майкла был первым, сын его дяди — кузен Майкла — вторым.
Дядя разрушил жизнь Майкла, а потом послал своего сына разрушить жизнь Габриэля. И всё это из-за невинной любви двух тринадцатилетних мальчишек друг к другу.
Взгляды фиалковых глаз пересеклись.
— Я не признаю Вильяма Стердж-Борн своим родственником, — презрительно сказал Майкл.
В камине треснуло полено, столб искр взметнулся в дымоход.
С лица чуть более молодой и не покрытой шрамами копии Майкла не сходила улыбка.
— И всё же ты унаследовал его титул, граф Гренвилл.
Майкл не принял титула.
Пальцы Габриэля сжались вокруг серебряного набалдашника трости.
Фиалковые глаза неожиданно посмотрели в упор на Габриэля.
— Брось трость, Габриэль, или я вырежу твои инициалы на щеке мадмуазель Чайлдерс. «G» — garçon. «C» — con. И «F» — fumier.
Мальчишка. Ублюдок. Дерьмо.
Виктория взглядом нашла глаза Габриэля.
Между ними пронеслись воспоминания: потоки воды, шлепки двигающейся плоти. Эхо признаний Габриэля.
Знание того, что второй мужчина слышал всё, что они обсуждали, и видел все их занятия любовью. Её крики боли, её крики удовольствия.
Жажду мужчины-шлюхи.
Он хотел, чтобы она поделилась светом своего удовольствия, и доводил её до него.
Тёмная линия крови пересекла щеку Виктории — небольшой предупреждающий разрез ножом.
Виктория стояла, не шелохнувшись, не в состоянии избежать последствий прикосновения к ангелу.
Больше второй мужчина предупреждать не будет.
Габриэль обещал отдать жизнь, чтобы она осталась жива. И отдаст.
Он выронил трость.
— Очень хорошо, mon ange. — Второй улыбнулся, сверкнули белые зубы. — Теперь подтолкни трость ко мне.
Габриэль толкнул её к столу с черной мраморной столешницей. Трость столкнулась с маленькой красно-белой коробочкой «Аltoids» и врезалась в ножку из атласного дерева.
До Габриэля дошло, что за белые крупинки, рассыпавшиеся по бордовому ковру, хрустели под подошвами ботинок.
От ярости волосы на затылке встали дыбом.
— Ты сказал, что не причинишь ей вреда, Ив, — неожиданно сказал Делани, чьи жирные волосы блестели в свете ламп. — Ты говорил, что убьешь Габриэля, а потом мы возьмем её. Ты не сказал, что будет еще один мужчина. Это не по плану.
Ив.
Наверно, так звали второго мужчину. Или это было его вымышленным именем.
Это не имело значения.
После четырнадцати лет, восьми месяцев, трех недель и одного дня Габриэль смог посмотреть на это лицо без мысли о Майкле.
— Делани, ты должен мыслить шире, старый развратник, — Ив говорил, не спуская глаз с Габриэля. Зазубренное лезвие пока только поглаживало, а не резало, размазывая тёмно-красную кровь по белоснежной щеке Виктории. — Габриэлю нравится мадмуазель Чайлдерс, да, Габриэль?
Сердце Виктории стучало у горла, V-образный вырез платья открывал слегка затененную область — ложбинку между грудями.
Револьвер оттягивал плечо Габриэля.
Он вспомнил вкус ее криков, когда всего несколько часов назад довел ее до оргазма.
— Да, — безучастно сказал он. Его голос не принадлежал ни мальчику, хотевшему быть ангелом, ни мужчине, хотевшему стать частью женщины. — Мне нравится Виктория.
В фиалковых глазах заплясали смешинки.
— Габриэль, ты думаешь, это я принес мятные конфеты? Увы, вынужден разочаровать, — их принесла мадмуазель Чайлдерс. Полагаю, она планировала использовать конфеты на тебе, но выронила их от возбуждения, когда увидела меня. Было очень занятно, mon ange, наблюдать за вами двумя: гувернантка, никогда не касавшаяся мужчины, совокупляется со шлюхой, боявшимся прикосновений. Вы оба так сильно стремились, чтобы вас соблазнили.
Габриэль почувствовал облегчение — Викторию не принуждали делать минет. Следом пришла злость.
Впервые за пятнадцать лет он взял то, что хотел. Пришла пора платить за это.
— Ты говорил, что он не может спать с женщинами, — запротестовал Делани, пистолет с перламутровой рукоятью воинственно указал на Габриэля. Очевидно, Делани был не новичок в том, что касалось оружия. Он умело держал пистолет своими короткими изнеженными пальцами. — Ты обещал, что она останется девственницей.
«Спать с женщинами» — слова скользнули вверх по позвоночнику Габриэля. А следом за ними — «останется девственницей».
Если бы Виктория осталась девственной, это спасло бы её?
— Ну-ну, старый развратник. — Ив ни разу не посмотрел на Делани. — Подумай, насколько увлекательнее будет трахать женщину ангела. Хотя, мадмуазель Чайлдерс, я должен извиниться: искренне сомневаюсь, что присутствующий здесь Делани похож на — l’etalon — жеребца, как эти два ангела.
Делани уставился на Габриэля, рот сжался под вечно улыбающимися усами.
Он был завистлив. И напуган.
Оба чувства можно было использовать.
— Как долго ты жил в моих стенах? — спросил Габриэль второго мужчину.
— Форестер был достаточно умен, не правда ли? — Ив подмигнул, фиалковые глаза были холодны и расчетливы. — Я не люблю английский климат, но, должен признать, наблюдать последние месяцы, как ты пытаешься заманить меня в ловушку, было бесконечно увлекательно. Подумай, Габриэль, разве ты ни разу не почувствовал моего присутствия?
Да.
Габриэль чувствовал его присутствие каждый миг сна и бодрствования последние четырнадцать лет, восемь месяцев, три недели и один день.
И сегодня, проснувшись, он его чувствовал.
Габриэль отвел взгляд от фиалковых глаз, желая знать…
— Кто писал письма, Делани?
Делани раздул грудь от гордости.
— Мы с Мэри. Это часть нашей игры.
Игры по систематическому разрушению женских жизней.
— Зачем ты здесь?
Гордость Делани подувяла. Он нервно переступил с ноги на ногу.
Майкл тоже переместился в сторону, одновременно с шагами Делани.
Делани еще не понял правды?
— Я пришел забрать своё, — Делани говорил с той воинственностью, что бывает от страха.
— Но кто предложил прийти сегодня, Делани? — Габриэль продолжил сеять зерна сомнений. — Ты сам или Ив?
— Не важно.
Очень важно. Когда мужчина — марионетка и не понимает этого. Такие люди не выживают в играх с властью.
— Ты никогда не получишь мадмуазель Чайлдерс, — мягко сказал Габриэль.
Викторию выбрали для Габриэля.
— Кто же меня остановит? — Делани скривился. — Ты, голубчик, не в том положении, чтобы выдвигать условия.
— Я, — неожиданно сказал второй мужчина. — Твоя игра закончена, Делани. Ты неплохо выступил, настала пора выйти на поклон.
— Я….
В паузе между ударами сердца второй мужчина оторвал руку от плеча Виктории, прицелился и нажал на курок револьвера.
Делани врезался в стену около открытой двери, на лбу у него появилась круглая дырка. Одновременно раздался звук выстрела.
Лицо Делани приобрело выражение глубочайшего изумления, под улыбающимися усами открылся рот. Он рухнул на пол.
Сразу же запахло испражнениями.
Зрачки Виктории расширились от сильного шока.
— Майкл, если ты сделаешь еще один шаг, мне придется решать, кого убивать следующим, — приятным голосом сказал второй мужчина, — это не по правилам игры.
Майкл остановился.
— А что по правилам? — осторожно спросил Габриэль.
Внутренний голос кричал об опасности.
Ив привел Делани, чтобы показать, что письма писал не он сам. Как только необходимость в Делани отпала, Ив его убил.
Ив прислал Викторию к Габриэлю. Тогда в какой момент перестанет быть нужной Виктория?
— Скоро, mon ange, — пробормотал Ив. — Но сначала ты отдашь мне револьвер, который носишь под пиджаком.
Габриэль инстинктивно забрался себе под пальто и шерстяной пиджак, костяшки пальцев задели шелковую подкладку.
Ладонь привычно сжалась на рукояти из розового дерева. Тяжесть револьвера внушала уверенность.
Он вытащил его из кобуры. Средний палец по привычке лег на курок.
— Я мог бы убить тебя, — с вызовом сказал Габриэль.
Он ждал этого почти пятнадцать лет.
Второй не сделал ни движения, чтобы защитить себя или выстрелить первым.
— Но ты же не станешь этого делать, Габриэль? К тому времени, когда меня настигнет пуля, мадмуазель Чайлдерс будет уже мертва.
Невидимая рука сжала сердце Габриэля в кулаке.
— Ты думаешь, её жизнь значит для меня больше, чем твоя смерть? — внешне безразлично спросил Габриэль?
— Хочешь, выясним, Габриэль? — ярко-красная кровь сочилась по щеке Виктории, нож резал, но не глубоко. — Покажем Майклу и мадмуазель Чайлдерс, как мало для тебя значат прикосновения женщины?
Габриэль задержал дыхание от боли за Викторию.
Если он признает, как глубоко задела его Виктория, она умрет. Если будет это отрицать — она все равно умрет.
Второй мужчина мерзко ухмыльнулся.
— Я так и думал. Долли три месяца искала для тебя женщину, mon ange. Мне хотелось бы, чтобы у мадмуазель Чайлдерс были светло-голубые глаза и серо-каштановые волосы — тебе ведь понравилась женщина Майкла, не так ли? — краешком глаза Габриэль увидел, как Майкл напрягся при упоминании об Энн Эймс. — Но темно-голубые глаза мадмуазель Чайлдерс вполне милы, а тщательно вымытые волосы — великолепны. Она должна была быть умна — иначе быстро бы тебе надоела, — так что это являлось обязательным условием. А её глаза, невзирая на их цвет, должны были ясно умолять трахнуть её, я правильно говорю? Это гораздо важнее, чем цвет. Габриэль, было просто необходимо найти женщину, жаждавшую мужских прикосновений. Но помимо этого, тебе нужна была женщина, достаточно хорошо знавшая жизнь на улице, чтобы испытывать сочувствие к твоему прошлому, но не слишком, чтобы не остаться равнодушной к истории нищего мальчишки, пожелавшего стать ангелом.
От этих слов Ива Виктория застыла в попытке защититься, Габриэль молился, чтобы она не двигалась.
Он не может позволить ей умереть. Но он не сможет помешать второму мужчине убить её.
Он не может позволить умереть Майклу. Но он также не знает, как предотвратить его смерть.
— Как ты узнал, что мне понравилась женщина Майкла? — с вызовом спросил Габриэль, выигрывая время для Виктории, для Майкла. Зная, что его время истекло.
Ив легко коснулся носом волос Виктории. Её взгляд не отрывался от Габриэля.
— Она пахнет тобой, Габриэль. Твоим мылом. Твоим желанием.
Палец Габриэля сжался на курке. Всё решит одна пуля…
Виктория умрет до или после смерти второго мужчины?
Ив поднял голову.
— Я знаю, что ты положил глаз на мадмуазель Эймс, Габриэль, потому что следил за тобой. Следил, когда ты присматривал за Майклом, следил, когда ты водил мадмуазель Эймс в дешевую кондитерскую. Был в доме моего отца, когда ты его убил. И Майкл почувствовал моё присутствие в ту ночь, правда, Майкл?
Добыча и охотник.
Габриэлю не нужно было смотреть на Майкла, чтобы видеть, как от напряжения побелели его шрамы.
— Я не знал, что это был ты.
— Нет, конечно, откуда же ты мог знать, mon cousin? — ответил Ив. — Ты не знал о моем существовании. Габриэль не мог тебе рассказать, совсем не мог. Ты думал, Габриэль возненавидел тебя, потому что мой отец нанял человека, чтобы изнасиловать его. Но это не так. На самом деле, отец нанял меня убить Габриэля. Это причинило бы тебе боль, Майкл, а делать тебе больно было смыслом всей его жизни. Вполне понятно. В конце концов, именно из-за тебя он обезножил. Однако я не смог устоять перед Габриэлем — таким великолепным, прекрасным, жаждущим любви. Его изнасиловал я, Майкл. Габриэль возненавидел тебя, потому что каждый раз, глядя на твое лицо, он видел меня. И помнил, как умолял меня… n’arêtte pas… не останавливаться.
— А теперь опустоши карабин, Габриэль, mon ange, и аккуратно толкни пистолет ко мне, или я продолжу вырезать на щеке мадмуазель Чайлдерс букву «У». Потому что я заставил тебя умолять.
Голубые глаза смотрели в серебряные всё время, пока Виктория узнавала то прошлое, от которого хотела его избавить.
Габриэль не мог дышать.
Он думал, что правда его убьет, так и произошло.
Габриэль опустошил карабин, пули посыпались на ковер.
— Толкни пистолет к моей ноге.
Пальцы Габриэля сжались на рукояти из розового дерева.
— Осторожно, Габриэль.
Свежая кровь побежала по щеке Виктории. В её глазах плескалась боль от знания, что она стала оружием против Габриэля.
А может, боль была оттого, что она узнала, кем он был на самом деле.
Габриэль толкнул пистолет. Он упал на ковер, прокатился мимо трости с серебряным набалдашником и красной баночки мятных конфет и исчез под столом.
— Что тебе нужно? — с трудом спросил он.
Что ему могло быть нужно от двух ангелов, чтобы строить такой сложный план?
— Нужно, чтобы ты сказал Майклу, почему ненавидишь его, — ответил Ив.
Напряжение разлилось по застывшим плечам Габриэля.
Он не мог сказать Майклу. Даже ради спасения, не мог.
Не мог сказать мальчику, которого любил как брата, что собственное тело предало его. Не мог сказать Майклу, что он заглянул в фиалковые глаза Ива — глаза Майкла — и они заставили его почувствовать желание.
А Габриэль ничего не мог сделать, чтобы это остановить.
— Я хочу, чтобы ты сказал Майклу, что присвоил себе имя ангела.
Габриэль невидящим взглядом уставился в фиалковые, с темным ободком, глаза.
— Я хочу, чтобы ты сказал Майклу, чьё имя ты выкрикивал, когда кончал, Габриэль.
Габриэль вспомнил…. как желал быть таким же безгрешным, каким недолго был когда-то, когда Майкл поделился с ним куском ворованного хлеба.
Резкий голос оборвал.
— Нет.
В этом единственном слове Майкла содержалось знание и боль, которые Габриэль пытался спрятать от него пятнадцать лет.
Фиалковые глаза оценивали фиалковые.
— Ты любишь Габриэля, Майкл.
Майкл не вздрогнул от намека Ива. Вздрогнул Габриэль.
— Я всегда его любил.
— Габриэль убил моего отца ради тебя, Майкл. — Серебряный свет танцевал на лезвии кинжала, голубые искры — на волосах второго мужчины. — А что ты готов сделать ради него?
Ни в голосе, ни в глазах Майкла не было сомнений.
— Я сделаю ради Габриэля всё.
— Поцелуешь его, а Майкл?
— Да.
— Будешь сосать его член?
Майкл не колебался.
— Чтобы спасти его — да.
— Поцелуй его, Майкл, как любовник, — и я оставлю женщину в живых. Отсоси ему, — и в живых останутся все.
Время застыло вместе с дыханием Габриэля и потрескиваниями огня в камине.
Габриэль, наконец, понял.
«…Я привел тебе женщину. Актрису на главную роль, если пожелаешь». Laissez le jeu commencer. Давайте же начнем игру.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |