родителей я разглядел чистые стены и потолки, исправно работающие умывальники и
фонтанчики с питьевой водой, качественные пластиковые окна и бамбуковые жалюзи. Находиться
здесь было уже не так мерзко, как ранее.
Я прислонился к подоконнику и с интересом наблюдал за пятиклассниками и пятиклассницами в
нарядных блузках, цветных штанишках, смешных картонных шапках - видимо, они вынуждены
были развлекать себя и сами. Их родственники крутились возле них, взбудораженные, странно
взволнованные, строгие - одна болезненная худющая мамашка стукнула своего румяного
белокурого сынишку по затылку и пригрозила не выпустить больше гулять в парк, если он плохо
выступит. Ребенок тут же поник; а ведь он, как и все другие его ровесники, ожидал веселья,
подарков, улыбок, воспринимал все как радостный добрый праздник - и почему родители
настолько серьезно относились к этому, уже рождая надежды на худшее, не доверяя своим детям
и разбивая в них тот самый оживленный настрой, с которым уже заранее невозможно проиграть и
разочаровать зрителей? Только что на лице щекастого мальчика сияла улыбка, а теперь его
расстроила собственная мать, выразив свою неуверенность в нем. "Мама мною недовольна, я так
виноват", накручивал теперь он. Неподалеку я услышал плач курдявой смуглянки: "Я не стала
петь, потому что мама и бабушка сказали, что у меня может не получиться". Родители, все вы - да,
все - можете повторять и внушать своим чадам, что они лучшие и способны на все, но даже в
глупейшие, совсем неважные моменты одним словом или прикосновением губите все их
стремления и - что самое подлое и трагичное - заставляете сомневаться в вашей любви.
Я продвинулся к фонтанчику и хлебнул ледяной воды, после чего обыскал взглядом коридор,
стараясь увидеть Сиэля. Я стоял напротив того кабинета, где произошло мое первое свидание с
мисс Ким, но у нужной двери толпились малыши. Возможно, я бы заблудился, если бы к этой
толпе не подошел один лысый крепкий человечек с пушистыми седыми усами.
- Ну как, ребятки, готовы? Не волнуетесь? - спросил он ледяным стальным голосом, и я ахнул. Ведь
Сиэль называл фамилию Ромэн, но я даже и не подумал о руководителе театра из своей школы!
- Мистер Ромэн! - немедленно окликнул я. Старик обернулся и отошел от детей.
- Здравствуйте, молодой человек, чем обязан?
- Добрый, добрый вечер, мистер Ромэн, - улыбнулся я. - Надеюсь, Вы помните, как вы до 1991
года работали в школе Белой Розы?
- Конечно, помню, мне хоть и восемьдесят три, но я склерозом не страдаю, еще молодым фору
дам, - усмехнулся он. Узнаю доброго наставника!
- Неужто Вы оттуда? - сразу добавил Ромэн. - Знаете, спустя столько лет вряд ли смогу Вас узнать,
уж извините...
- А я Вам напомню. Ваша последняя постановка: "Гамлет"; 1991 год... Удивительно, но я еще не
забыл...
А Гамлет и его расположенье -
Так это лишь порыв, лишь прихоть крови,
Цветок фиалки на заре весны,
Поспешный, хрупкий, сладкий, неживучий,
Благоухание одной минуты;
И только.
- Природа, зрея, умножает в нас
Не только мощь и статность: с ростом храма
Растет служенье духа и ума...
Это читал сейчас Ромэн, дослушав мой короткий вспомнившийся монолог. Мне пришлось
перебить его:
- Этой части, к сожалению, уже не могу пересказать.
- Да ты ее и в четырнадцать лет не мог толком запомнить, Михаэлис, - толкнул меня в плечо
старик. - Хорошо, что я не взял тебя Гамлетом, ты бы "Быть или не быть" точно не выучил.
- Узнали, мистер...
- Да тебя только по Лаэрту и узнаешь. И голос у тебя не изменился даже спустя такое время...
- Удивительно, что Вы до сих пор работаете в школах, мистер Ромэн, - пожал я плечами. - Вы ведь
такой талантливый учитель и постановщик; почему Вы до сих пор не открыли свою собственную
студию?
- Не льсти, Михаэлис, у тебя это плохо получается. Да и откуда у меня столько денег, чтобы студии
открывать? Да и уже привык я к школам. А ты, Михаэлис, какими судьбами здесь? - Он по старой
привычке хрустнул пальцами и повертел шеей.
- Пришел на племянника посмотреть, он сегодня в Вашей "Кошачьей шкурке" - хи-хи - принцессу
играет, - ответил я.
- А ты не смейся, - пригрозил пальцем наставник. - Пацаны стараются, между прочим,
выкладываются... А твой, собственно?.. - Он заглянул в мой пакет и сразу догадался:
- Фантомхайв?
- Именно, мистер.
- Вот что я тебе скажу про него, Михаэлис, - Ромэн подозвал меня ближе, - уж для кого, а для
твоего родственничка наглость - первое и самое главное счастье. Возмущаться любитель - "я не
буду...", "это произвол...", "я не собираюсь этого делать..." Если заупрямится - то в самом деле
ничего не будет делать; хотя я вижу, что может, если захочет.
- Но понимаете же, танцевать - чего он совершенно не умеет - в женском платье со своим врагом
на глазах у сотен людей...
- Какие мы стыдливые и принципиальные, право... - заахал Ромэн. - Никуда он не денется, и не
думаю я, что он специально сорвет все выступление. Еще же больше опозорится.
- Правильно думаете, мистер. А кстати, не знаете, где он может быть?
- На втором этаже, у своего нового кабинета, ждет тебя все, ждет...
- Я и не знал, что у них все поменялось... Спасибо Вам! - И я побежал к самой близкой лестнице.
Новая классная комната мисс Ким и врученного ей восьмого класса находилась в самом центре
коридора. Сиэль действительно бродил насупленный возле своей двери, дожидаясь меня. На
подоконнике стояла пара черных туфель с привязанными черными лентами.
- Себастьян, где тебя черти носят? - выругался Сиэль, заметив меня. - Уже полчаса до начала, а я
один не готов еще!
- Еще только полчаса! Заходи, все успеем!
Граф забрал туфли, отворил дверь и пропустил меня вслед за собой. Кабинет имел весьма
немалую площадь, но был заставлен множеством шкафов и парт с сумками и брошенной
одеждой, из-за чего терял настоящий простор. Исусственное освещение здесь было слабое, но
Сиэль сказал, что днем здесь непомерно светит солнце и слепит глаза.
- Все уже переоделись? - спросил я.
- Да, один я тут стою и не пойми кого жду.
- Видел, как выглядят другие?
- Нет, увижу за кулисами и на сцене.
- Тебе что, даже не интересно?
- Себастьян, ты достал своей болтовней!
- Ладно-ладно, давай одеваться... - Я поставил свой массивный пакет на учительский стол и
выудил оттуда бежевую коробку, а затем и костюм.
- Сколько юбок... - сжался Фантомхайв. - Я же в них запутаюсь... А что за коробка?
- Там находится главная составная часть, - ответил я, выкладывая на стол изготовленный за
дополнительную плату кринолин.
- Еще одна юбка? - вылупился Сиэль.
- Кринолин, он будет держать платье, - пояснил я. - А ты чего до сих пор не раздеваешься?
- Ты бы дверь закрыл, что ли, - залился мальчишка краской.
- Пока я доставал платье, мог бы и сам закрыть, - фыркнул я, взял лежавший рядом ключ и закрыл
классную комнату, не вынув после ключа из скважины. Когда я сделал последний оборот и
обернулся, демон уже избавился от рубашки и освобождался от ремня на джинсах. Он стоял ко
мне спиной и являл свою огненную рану и лиловые следы моих прелюдий.
- Все плечи твоими засосами украшены, - пробормотал он, спуская нижнюю часть одежды и
оставаясь в одном только клетчатом белье. - А платье-то ты открытое выбрал, подонок.
- К нему прилагается накидка, так что можешь не беспокоиться. Поднимай руки и поворачивайся.
Первым делом я зашуршал кринолином, а потом принялся за само платье. Сиэль что-то ворчал,
пока я натягивал через него поднятые руки узкий лиф и когда сам оправлял многочисленные
блестящие юбки. Вспомнив о густом длинном шиньоне, на который я также не пожалел денег,
достал его из пакета и прикрепил на макушку демону. Я покраснел от умиления, когда отошел
подальше и осмотрел этот незаконченный вариант.
- Покружись, - попросил я. Фантомхайв не очень изящно крутанулся на месте; конец длинного
закрученного хвоста взлетел и тут же упал ему на голое плечо, разлетевшиеся юбки засверкали
серебром, а темно-серый лиф так обтягивал тоненькое тело, что я тихо выдохнул:
- Ma ch?re Cielle!..*
- Подай мне туфли, - грубо произнес Сиэль, кривясь и смущаясь моего восторга.
- Это же еще не все, - Я осклабился и забрал со стола ту бежевую коробку. Глаза мальчишки
вылупились от ужаса, как только я извлек корсет.
- Это... это еще з-зачем?.. - промямлил он, а я рассмеялся.
- Ка-а-а-ак? Это же не менее важно, чем кринолин! Это была обязательная деталь костюма любой
знатной женщины до начала двадцатого века!
- Но я же не женщина! - засопротивлялся он. - И сейчас даже не двадцатый век!
- Ты же актриса, и обязан входить в правильный образ. Давай, еще раз подними руки.
- А это... очень больно?
Хм, можно ли это обосновать как согласие?
- Думаю, что если надевать его поверх платья, то будет не так больно, - ответил я. - Давай, иди
сюда.
- Нет, Себастьян, нет, ни за что!
Он хотел противостоять мне? У него уже однажды это не вышло, не выйдет и сейчас!
Граф метнулся с места и ударился о парту, а я обхватил его свободной рукой притянул к себе.
Насильно подняв его руки, набросил корсет и сразу же - р-раз! - дернул за ленты. Пока
побелевший Сиэль старался отдышаться, я бросил его лицом на стол.
- Обопрись руками и края и расслабься, - повелел я с низкой сиплой интонацией.
- Расслабься?! Прекрати сейча... а-а-а!..
Я снова рванул шнуровку корсета, вызывая истошные вскрики и стоны мальчишки.
- Б-больно... - выговорил Сиэль, покрываясь ледяным потом. - Себастьян... а-ах... не надо...
- Потерпи еще немного, расслабь мышцы, - произнес я еще более томно, прикрывая глаза. - Это
совсем недолго...
Я стягивал каждую ленту в каждом кольце корсета, а Сиэль все стонал и выжимал из себя
отдельные звуки, желая прервать меня, приказать остановиться; и я все тянул и тянул, слушая
такую знакомую усладительную музыку.
- Себ... Себастья-ян... хватит... а-а! Не могу... больше...
- Да уже все, остался последний штрих, - и мне последний раз пришлось дернуть шнуровку, чтобы
завязать крепкий бант. Я шлепнул Фантомхайва (сильнее, чем обычно, чтобы он это почувствовал
через юбки, хи-хи) и сказал подниматься.
- Как же бо-ольно... - прокряхтел он, с трудом сползая с парты.
- Хорошо еще, что сверху платья, а не на голое тело... Давай сюда свои ноги, будем обуваться.
Сиэлю пришлось перевернуться на спину и постараться усесться, как бы это не тяжело было в
корсете, и только потом вытянуть ступни. Вспомнив, что и на туфлях есть какие-то ленты, которые
нужно обвязывать вокруг лодыжек и икр, он немедленно потребовал их оторвать.
- А что скажет ваша Мэйси, что мы испортили ее туфли? - не спешил я.
- Эти ленты все равно там были позже приклеены... Отрывай давай!
Теперь, когда демон был полностью готов, я вытащил из кармана его рюкзака пачку салфеток и
вытер его влажное лицо и шею.
- Может, еще глаза тебе подведем? - посоветовал я. - Я специально у Мадам стащил карандаш...
- Ни за что, - мигом отверг мое предложение Сиэль и слез с парты.
- Десять минут до начала. Мне уже надо идти.
- А ты как, можешь на таких каблучищах ходить? Хотя стоишь ты на них уже уверенно.
Сиэль счел мой вопрос глупым и не стал отвечать, только приподнял юбку и пошел к двери
отпирать ее (прошел эти пять шагов он вполне смело). В коридоре у кабинета нас подслушивали
несколько мальчишек, одни из которых - в дешевых париках и цветных свободных платьях. Кровь
прилила к лицу графа, и он невольно отступил назад.
- Эй, ребята, вы чего еще не за кулисами? - вступился я. - Уже девять минут осталось! Давайте, в
ритме вальса!
Мальчишки ничего не сказали, а лишь захихикали и удалились.
- Боже, какой стыд... - Фантомхайв закрылся руками и заметался вокруг. - Мне же теперь совсем
жизни не дадут...
- Хватит ныть, Сиэль, тебе тоже пора в зал, - зевнул я.
- И заметь, Себастьян - хоть у кого-нибудь еще был корсет?! Надул меня, тварь!
- Не кипятись! Я не виноват, что они не захотели воссоздать все точно и тщательно.
- Сволочь! Затрепал меня! Бесишь! - бросался гневными словами Сиэль и наступал на меня все
ближе, почти прижав к стене, но я вовремя улизнул в сторону и был таков.
Я изучил программу вечера у входа в актовый зал и крайне обрадовался, что нужная мне сценка
шла самой первой, и по этой причине мне не пришлось бы смотреть выступления хозяев вечера -
новоиспеченных пятиклассников. Отыскав свободное место в самом последнем ряду, я уселся
туда прямо перед самым началом концерта.
Сразу после объявления начала двумя молодыми учительницами курносая девочка в оранжевом
платье выбежала на сцену и бойким задорным голосом рассказала понятную фабулу
представляемой сказки. Как уже известно, "Кошачья шкурка" напоминала "Золушку" на
британский манер, с бегством от расчета, счастливой случайностью, странными целями главной
героини и тремя платьями в ореховой скорлупе. Я, конечно же, плохо запомнил первые сцены, но
попытаюсь вернуть их.
Некрасивая Мэйси Стэнфилд, сутулая дылда с жидкими русыми косичками и длиннющими
губами, проносилась по сцене с ворохом золотистых, серебристых и темно-синих тканей,
закатывала глаза к потолку, намазывала щеки и лоб черными тенями и топала по затененной
сцене в накидке из меховых клочков. Перетаскав множество грязных горшков и вытерев сцену
своим передником, она валилась на край и разыгрывала действительно реалистичный плач.
- Можно я посмотрю бал? - спрашивала она у толстого пацаненка с поварешкой.
- Можно, только не забудь о супе для короля, - пробасил он и ушел за занавес, после чего в
другую сторону убежала и сама Мэйси.
Зазвучали скрипки и флейты, и под мелодию медленного вальса вышел молодой король в
исполнении Мориса Коула и четыре ярких парочки следом. Я протер глаза, пригляделся к Коулу
получше и увидел не хорошенького мальчика, а тонну белой пудры, накладные пушистые
ресницы, поблескивающий бальзам на вытянутых в фальшивой улыбке губах, лак, держащий
собой упругие светлые кудряшки, и много-много прочей косметической мути, прячущей,
возможно, совсем непривлекательный лик. Так много слащавости было в этом искусственном
горделивом школьнике, что она перетекала в тошную приторность. В этой чрезмерной
женственности не проглядывалось ни малейшего лучика натурального мужеского начала, которое
в правильной мере образует тот самый мальчишеский шарм, который зачем-то замазывал под
множеством слоев косметики Морис Коул.
Рядом со мной сидела рыжеволосая девчонка-старшеклассница, остроносая, с удивительно
серьезным и бесстрастным взглядом темно-карих глаз (неужто демон?), и именно у нее я решил
поинтересоваться насчет привлекательности Коула в женском представлении.
- Простите, девушка, а разрешите Вас спросить? - нагнулся я к ней. - Об одном из актеров; меня
просто интересует Ваше женское мнение.
Рыжую лисицу позабавил мой тон, и она кивнула.
- Вот тот паренек, который в центре стоит, короля играет... Вот как считаете, он для женского
взгляда привлекателен или нет?
- Это парень?! - неприлично громко изумилась девица. - А почему у него прическа такая? И он же
накрашенный!
Я поблагодарил ее за четкий ответ и снова устремил глаза на сцену. Коул, разодетый в
попугайские перья, кружился в одиночестве посреди сцены, а вокруг него вальсировали четыре
эпизодичных парочки. Более симпатичные мальчишки (по-своему, по-мальчишески
симпатичные!) изображали нарядных леди, и неизвестно, кто стыдился своей роли больше -
ребята в платьях и париках или их партнеры в смехотворных дутых шортиках, флуоресцентных
колготках и башмаках с каблуками. По крайней мере, у "леди" были надеты маски, и когда они
поворачивались спиной, зрители могли лицезреть красные щеки исполнителей мужских ролей.
Коул же подобного костюма на себе не смущался (или это тоже скрывала пудра?)
Мелодия вальса после двухсекундной паузы сменилась торжественными фанфарами (похожая
музыка открывает национальные парады в День Победы), и на сцену явился узколицый
мальчишка с взъерошенными, крашенными в сиреневый, волосами. Мне показалось, что такое же
каменное лицо и прическу я уже видел дважды, в первом акте с участием отца главной героини и
здесь же, среди танцующих - да вот же он, в бордовой жилетке и голубых колготках! Платье
последнего тройняшки (не думаю, что их окажется больше), идентичное тому, в которое я
недавно упаковывал Сиэля, но без корсета, мерцало золотом, и парнишка даже нарочно играл
подолом, чтобы зрители обратили восхищенное внимание на ослепительные переливы. Морис
важно зашагал по направлени к явившейся принцессе и с поклоном пригласил ее на первый
танец. Вальс возобновился, парочки расступились в углы и раскачивались на одном месте, чтобы
не закрывать собой главных актеров. Очень точно, отрепетировано, без каких-либо ошибок, но
сухо и без изысков танцевали "влюбленный король" и "хитроумная принцесса"; за две минуты я
успел устать от этих неинтересных движений и надоедающего золотого сияния.
Когда все десять человек покинули сцену и опять прибежала неряшливая Мэйси, я уже не слушал
разговоров и следил за происходящим только затем, чтобы не пропустить второй выход
принцессы. На то, как я в ожидании стучал кулаком по коленям, раскачивался на стуле и грыз
ногти, посматривали с неодобрением. На меня шикнули, когда я принялся хихикать, дождавшись
Мориса и остальных.
- А что вы все на меня смотрите? - спросил я. - На сцену смотрите... о, там же принцесса вышла,
смотрите!
Если Сиэль меня слышал, то он сразу же захотел меня прикончить. Теперь его платье, шиньон и
рдеющие щеки видели все. Морис усмехнулся вместе со средними рядами, где восседали их
чудом избавившиеся от занятости в спектакле одноклассники. Девушка справа от меня откинула
длинные рыжие волосы за спину и мягко произнесла:
- Ну наконец-то красивая девочка вышла, а не та грязная кобыла и всякие трансы.
- Это тоже мальчик, - промямлил я, кусая смеющиеся губы.
- Да что ж такое? - поразилась она. - Хотя, если присмотреться, то он больше на мальчика похож,
чем тот, что с ним танцует.
Я снова молча согласился с ней. Наблюдая за этим резким, озлобленным танцем, вылившимся в
противоборство этой кудрявой переслащенной куклы и моего демона, уже совсем не похожим на
элегантный плавный фокстрот, я, конечно же, не мог не сравнить их двоих. Мне хотелось хохотать
не только от обманных движений Коула и справляющегося с ними гневающегося Фантомхайва, но
и от этой напыщенности, самолюбия, которыми был переполнен Морис: что там он говорил, как
мне рассказывал Сиэль? "Я самый прекрасный в этой школе"? Мои соседи по рядам уже устали
пускать на меня недовольные взгляды. Право, я скоро покачусь по полу! Хоть мой больной мозг
не может объективно сравнивать Сиэля с кем-либо, но, если хотите, мое мнение подтвердит
непредвзятая рыжая девица! И ведь разве можно соперничать в таких неравных условиях, где
настоящее лицо этой новенькой выскочки скрыто под искусным гримом! Мое желание смыть
маску с Коула и сбросить его с мнимого Олимпа возросло до крайней точки. А уж если он еще и
возомнил себя самым высокомерным, лицемерным и лживым в этой школе, то пусть сразу же
катится с небес на землю со своим самомнением. Уж где-где, а здесь демону равных точно нет!
Это даже можно понять по их танцу: вот Коул делает неверный быстрый шаг вправо, надеясь
сбить Сиэля с ритма, а тот изворачивается в нужном направлении и даже вытягивает за собой
своего противника: "Что же ты не туда ступаешь?" Что я вижу - манекен в короне злится, морщит
нос и подбородок, наводя мысль на свое сходство с припудренной жабой. Сейчас он
предполагает, что после этого кругового движения, когда их руки будут вытянуты, а принцесса
наклонена над полом, можно будет выпустить кисть - и Сиэль упадет из этого неудобного
положения. Но не тут-то было - Фантомхайв изгибается и тотчас перемещает свою ладонь на
запястье Коула. "Влюбленный король" в негодовании, "хитроумная принцесса" подленько
ухмыляется и возвращается в прежнюю прямую позу.
- Коул, и вот для чего мы столько времени репетировали! - возмутился мистер Ромэн - он стоял
неподалеку у двери. - Чуть было все не испортил! Ну мы разберемся с тобой после этого вечера!
Сиэль точно по сценарию убежал за кулисы, стоило музыке оборваться. Коул и безвкусно одетые
статисты по очереди ушли в другую сторону. Я уже без интереса досматривал оставшуюся часть
постановки с последним танцем хмурого короля и громадной Мэйси, самостоятельно
переодевшейся в балахон, расшитый звездами из фольги. Этот акт длился дольше предыдущих
двух, и Коул был так изнеможен, что сам исчез за занавесом раньше положенного. Возможно,
именно поэтому он не признал девушку, хоть ее накидка была наброшена сверху этого расшитого
балахона, и сама Мэйси была не так тщательно вымазана тенями. Счастливый конец, поцелуй в
невытертую щеку и выход всех актеров под негромкие аплодисменты. Да-да, Сиэль, нужно выйти
еще раз, а ты уже снял туфли и шиньон. К ним побежали Ромэн и Ким (она перекрасилась в
блондинку, кошмар-то какой) и поклонились на лестнице. Какая-то толстая женщина с
бородавкой под глазом встала и пошла к выходу, туда же двинулся и я.
- Себастьян, я здесь! - позвал меня граф. Он держал юбку задранной до колен, показывая свои
стертые ступни.
- Ах, Сиэль, а я еще думал, что ты не умеешь танцевать...
- Заткнись! Ржал там в зале, как придурок, и тут тоже?!
- Тише-тише, все уже закончилось.
Мы добрались до незапертого кабинета, и мальчик кинулся к своим вещам.
- Развяжи мне этот чертов корсет! У меня там все нарывает!
Избавился я от этой конструкции быстрее, чем надевал ее, затем стянул с племянника платье. По
его мокрой спине проходили перекрещенные алые полосы от тугих завязок.
- А-ах... - Сиэль рухнул на ламинат в одном белье, подергивая плечами и потирая руками ноющую
спину. - Ах, Себ, подай мне одежду.
Я поднял его, усадил на учительский стол и сам взялся за его переодевание. Когда я застегивал
последние пуговицы на рубашке, в моем кармане загудел мобильник.
- Что там? - отозвался демон. - Сообщение?
- Да, от Мадам. Она пишет, чтобы мы встретили ее на улице.
Мы стояли за школьным забором и осматривались, не появилась ли поблизости Анна. Только что
прошел дождь и дунул северный ветер, и усталый граф немного мерз.
- Сиэль, я отойду за тот кирпичный дом, ладно? - сказал я, роясь в карманах куртки.
- Зачем?
Я молча вытащил пачку сигарет, купленную по дороге в школу.
- Себастьян! - выпалил с чувством Сиэль. - Ты же еще сегодня не курил!
- Такая ситуация, понимаешь, мне нужно было как-то успокоиться.
- Чтобы в моем присутствии ни одной затяжки не смел сделать, понял меня? У меня больные
легкие, и у тебя скоро такие же будут.
- Лучше бы ты о печени своей так заботился, - ответил я и ушел к кирпичной многоэтажке, на ходу
щелкая зажигалкой. Пространство между двумя заброшенными домами освещалось небесным
ночным фонарем. Я курил и посматривал издали за Фантомхайвом.
- Себастьян, а почему ты здесь один? - донесся до меня голос Ангелины. Она прошла мимо Сиэля,
и они не приметили друг друга.
- О, привет, сестренка. Я ждал тебя.
Я крепко затянулся и выпустил ядовитый дым навстречу выходящей ко мне Анне.
____________________________
*Моя милая (франц.)
Глава 28.
- Не знала, что ты куришь, Себастьян, - сказала Анна, выходя на свет и отгоняя от себя дым. Она
была бледна и растеряна. - Ты же бросил лет десять назад.
- Десять лет... - Я мечтательно закатил глаза и снова затянулся. - Чудная цифра. Как вспоминаю тот
год, просто душа ликует. Это было лучшее время в моей жизни.
Сделав несколько последних коротких затяжек, я выкинул обгорелый фильтр и поворотился
корпусом к Анне - до этого я стоял к ней боком.
- Сестренка, давай договоримся, - начал я хладнокровным тоном, - если ты пришла сюда грохнуть
меня, то давай сначала во всем признаемся друг другу, хорошо? Я не хочу уходить на тот свет, не
объяснившись с дорогой сестрой, не узнав всей правды, согласна со мной?
Она не нашла слов. Табачный туман уже совсем рассеялся.
- Где Сиэль? - спросила она вдруг.
- А зачем ты интересуешься, а? И почему так взволнованно? Ты же хотела убить его! Да и сейчас
собираешься, что уж говорить.
Анна молчала в ответ на мои провокации. Я продолжал:
- Скажи, сестра, зачем тебе это? Чего ты хочешь добиться? Что будет с того, что ты убьешь нас?
Тебе самой не совестно?
- Мне? Мне ли не совестно? Это ты мне говоришь?! - Ангелина нервно хохотнула. - Ты говоришь
мне, ха-ха... Себастьян, тебе самому вообще знакомо слово "совесть"; как у тебя только язык
поворачивается?.. Как ты...
Я только усмехнулся и договорил:
- Ты сейчас, наверное, спросишь, как я позволяю себе делать такие гнусные вещи с нашим
маленьким племянником? Скажешь, что я изверг, лишаю ребенка нормального детства, не так ли?
- Как ты можешь так... Прямо у меня под носом!.. Это что еще за проявление любви такое?
- Любви?!
Ах, как же Анна была разозлена! Красные пятна выступили у нее на щеках, зубы стучали, а глаза
наливались кровью и слезами; и все потому, что я не выдержал и захохотал ей прямо в лицо,
безудержно и раскатисто, стуча руками по коленям, сгибаясь пополам и утирая выступающие
слезы. Я смеялся и смеялся, расходовал весь запас воздуха в легких и все смеялся, и сестра
кричала:
- Что здесь смешного?! Остановись сейчас же, идиот!
Я закашлялся и вытер мокрые глаза, тихонько при этом хихикая.
- Любви, говоришь... Ты же сама знаешь, что такое любовь. Саморазрушающее чувство... Когда
какой-то другой человек становится всем смыслом твоей жизни, когда с самозабвением отдаешь
ему всего себя без остатка, и особенно это глупо, если ты этому человеку не нужен... Разве есть ли
что-то более ненормальное, чем любовь?! Влюбленный человек - это же все равно, что
самоубийца!
Видимо, сестренке не нравилось, как я разглагольствовал. Ее задели мои слова о ненужности и
безответности.
- Я не понимаю... - простонала она. - Чего ты хочешь сказать?..
- Анна, милая моя, пообещай мне, пожалуйста, что ты не прикончишь меня, когда я все расскажу, -
Моя рука потянулась в карман, и я опять извлек серую пачку. - Я хочу услышать и твою исповедь.
- Говори уже! - выпалила Анна.
- Обещаешь мне? - И в тени сверкнул огонек зажигалки.
Я еще ничего не поведал, а она уже вовсю рыдала. Я с усталостью убрал со лба челку и выпустил
изо рта голубоватый дым.
- Знаешь, говоря о любви, кое в чем можно с тобой и согласиться. Ты, к сожалению, не поймешь, с
какой нежностью я готов бесконечно ласкать эти хрупкие красивые тела. Сиэль так очарователен...
Я могу сказать, что действительно люблю его тело. Но даже подумать то же о его душе... - Я
скривился и передернулся, после чего стряхнул пепел на землю и вдохнул новую дозу никотина.
- Я не могу понять...
- Опять не можешь понять, о господи... - Мне надоело смотреть, как Ангелина пожирала меня
неистовыми глазами, и я остановил взгляд на танце дыма дотлевающей сигареты. - Скажу прямо:
у этого мальчишки нет души, а только огромная черная пропасть, отвратная и разлагающаяся, в
которую затягивает таких неповинных людей, как мы с тобой... И он осознает, как он ужасен, и
даже гордится этим... И я ненавижу эту дыру каждой клеткой своего организма, и желаю, чтобы
он унижался, мучился, отвечал за всю свою мерзость...
- Ты что вообще несешь, Себастьян?! - выкрикнула Ангелина. - Ты сам вникаешь, что ты несешь?!
- У его отца растет прекрасный преемник, - заключил я, снова закуривая.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |