Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Невеста для блудного сына 9 страница



И когда донес, то опрокинул на спину, а сам устроился у нее между ног, как будто там было его законное место. Он был возбужден, и она ощущала его огромный твердый как камень член. Он слегка приподнялся, прижав ее руки к смятому покрывалу.

– Давай, Каролин, закрой глаза, – прошептал он. – Притворись, что это лишь эротический сон, что на самом деле ничего не происходит, что это просто твоя фантазия.

Каролин знала, что это трусость, однако сделала так, как он ей велел. Ей было страшно взглянуть ему в глаза, страшно видеть, как его губы приближаются к ней, страшно признаться себе самой в том, что она сейчас делает.

Она лежала поперек кровати, в которой провела столько одиноких ночей. Он соскочил с кровати, нагнулся над ней в темноте и потянулся к застежке ее джинсов.

Она сделала попытку его остановить, но он оттолкнул ее руку и, бесцеремонно расстегнув молнию ее джинсов, стащил их и отбросил прочь. Она осталась лежать в темноте совершенно голая. Беспомощная. Напуганная.

Схватив ее за бедра, он подтолкнул ее дальше на кровати, а сам стал целовать ее между ног. Она дернулась в знак протеста, пытаясь отстраниться, но, увы, он был силен. Вцепившись пальцами ей в бедра, Алекс заставил ее лежать тихо.

– Ты же не ребенок, Каролин, – раздался в темноте его шепот. – Наслаждайся тем, что я могу тебе подарить.

Она вцепилась в его длинные волосы, но Алекс не обратил внимания. Он продолжал работать языком, и она едва не расплакалась от наслаждения. Она ни разу не позволяла ни одному мужчине делать с ней такое – было в этом нечто слишком интимное, слишком унизительное. Она уронила руки на матрац и стиснула зубы, пытаясь не дать выхода чувствам, что рвались наружу сквозь завесу ее ярости. Ее била дрожь, руки нервно сжимали край простыни. Она даже прикусила губу, лишь бы только ничего не сказать, ничего не попросить у него. Укусила так больно, что тотчас ощутила во рту соленый привкус крови. Ей хотелось одного – чтобы он прекратил, хотелось выползти из темноты на свет, убежать от сладковатого дыма спутанных желаний, которые очистили ее сознание от всяких мыслей, кроме одной – о том, что он делает с ней.

И ей это почти удалось, когда он неожиданно отстранился от нее, и она издала горестный крик. Крик отчаяния и утраты. Каролин тотчас открыла глаза и обнаружила, что он распластался на ней, ощутила его теперь уже разгоряченное тело, скользкое от пота. Он взял в ладони ее лицо и заглянул ей в глаза.



– Ты хочешь, чтобы я остановился?

Она посмотрела на него, не в силах произнести даже слово. Ее била дрожь, била с такой силой, что она была не в состоянии совладать с ней, охваченная желанием, какого она ни разу не испытывала. Алекс прикоснулся к ее губам, и его пальцы ощутили кровь.

– Ты прокусила губу, – сказал он. – Теперь можешь укусить меня.

И он накрыл ее губы горячим ртом.

По идее ему должно быть больно, но ей было некогда об этом думать. Когда он отстранился, на его губах тоже была кровь. Его поцелуи, влажные и жадные, она теперь ощущала на шее. Интересно, остался ли после них кровавый след, как от зубов вампира, мелькнула в ее голове мысль, но она тотчас выбросила ее. Какая разница.

Каролин задыхалась. Когда его сильные руки наконец накрыли ее грудь, она изогнулась в сладких конвульсиях и устремилась ему навстречу, пытаясь притянуть его к себе ближе, охваченная желанием, чтобы он довел до конца то, что начал.

– Не торопись, Каролин, – прошептал он, отталкивая ее назад на подушки. – Нам некуда спешить. Все время в этом мире наше.

– Нет, – прошептала она сдавленным шепотом и открыла глаза. Огонь отбрасывал на их тела пляшущие отблески – темные, языческие, таинственные. – Я не хочу… не надо вынуждать меня, чтобы я тебя о чем‑то просила.

Его руки скользнули к ее ногам и развели их в стороны.

– Мой ангел, я не собираюсь тебя вынуждать, – прошептал он. – Это я должен тебя умолять, а не ты меня.

Она схватила его плечи и вонзила ногти в упругую, гладкую кожу.

– Нет необходимости. Я сделаю все, что ты захочешь.

– Возможно, в следующий раз, – прошептал он и положил руку ей между ног. Она тотчас дернулась и вскрикнула. – Держись, мой ангел.

Каролин вся напряглась, уверенная, что сейчас он войдет в нее и сделает ей больно.

Но этого не произошло. Она ощущала головку его члена, твердого и горячего, однако Алекс не сделал ни малейшего движения. Он ждал, терпеливо ждал, застыв в неподвижности, и вскоре ей показалось, что она вот‑вот истошно закричит.

– А теперь ты можешь открыть глаза, Каролин, – прошептал он.

Она тотчас распахнула веки и впилась в него взглядом, не в силах издать ни единого звука, а он медленно, мучительно медленно вошел в нее, наполнив собой все ее естество так, что по ее телу пробежала дрожь еще до того, как он погрузился в нее до конца.

Ее дыхание превратилось в сдавленные всхлипы, по лицу одновременно катились пот и слезы. Она схватила его за плечи с такой силой, что пальцы ее онемели, а мир вокруг сжался до размеров его горячего члена, как будто ничего другого в нем не существовало.

Вынести это было выше ее сил, и она попыталась отстраниться, однако он крепко схватил ее за бедра и прижал к постели.

– Прими меня, Каролин, – прошептал он. – Тебе ведь самой этого хочется. Не бойся. И прими меня.

Каролин прекратила борьбу. Она прекратила дышать. Ее сердце перестало биться, а он тем временем вошел в нее до конца, буквально пригвоздив ее собой к кровати.

Она понятия не имела, что выкрикнула, когда по телу пробежала первая сладкая судорога. А потом вторая, третья. Казалось, этим волнам наслаждения не будет конца. Они раз за разом сотрясали ее тело, и она растворялась в них без остатка. Алекс закрыл ей рот рукой, сдерживая ее крик, а сам продолжал погружаться в нее снова и снова, пока, наконец, не застыл в ее объятиях, и она ощутила, как в нее вливается его горячее семя. Каким‑то шестым чувством Каролин поняла, что он стал частью ее, и она вновь ощутила себя беспомощной и потерянной.

Прошло какое‑то время, прежде чем он пошевелился. Вернее, сначала он выругался и затем вышел из нее и встал с постели.

– Черт, – пробормотал он, и Каролин даже затуманенным сознанием уловила его недоумение, а потом – почему‑то – раздражение и злость.

Она подождала, пока дверь ванной комнаты закроется за ним, и осторожно встала с постели.

Ноги тотчас сделались ватными, и она едва не рухнула на пол. Чтобы не упасть, Каролин ухватилась за край кровати, сделала глубокий вдох и призвала последние остатки сил, какие еще имелись в ее разбитом теле.

Впрочем, даже их не хватило на то, чтобы натянуть джинсы. Тогда она накинула на себя ночную рубашку и вышла в коридор. Если ей кто‑то попадется навстречу, она придумает какую‑нибудь отговорку. Никому и в голову не придет, чем она только что занималась. Ведь даже ей самой в это верилось с трудом.

Главное – бежать, скрыться от него как можно дальше, бежать из этой комнаты, из этой постели, от него самого, от его тела, его запаха. Каролин чувствовала себя совершенно разбитой, потерянной, опустошенной, причем сама не могла сказать почему. Лишь одно она знала точно – ей нужно бежать, прежде чем он прикоснется к ней еще раз.

Алекс стоял в ванной комнате и смотрел на свое отражение в зеркале. Ну и вид, подумал он. В общем, из зеркала на него смотрел полный мерзавец, каким он, безусловно, и был. Ему было все равно, что всего несколько часов назад она едва не убила его. Ему было все равно, что он только что подарил ей удовольствие, какого она никогда не знала. Он смотрел на свои налитые кровью глаза, осознавая, что совершил грубую тактическую ошибку. Ошибку, которую он наверняка повторит еще не раз, если не сумеет справиться со своими бешеными гормонами до того, как выйдет из ванной. Она, наверно, уже уснула в постели, свернувшись калачиком, словно ребенок, может, даже сосет большой палец. На ее бледном лице следы высохших слез, а на бледных губах улыбка, и он не найдет в себе сил уйти и больше не тронуть ее.

Черт побери, неужели жизнь его так ничему и не научила? Это не милый, ленивый трах, призванный удовлетворить зуд, оставшийся еще с юношеских лет.

Нет, это был суперсекс силой в восемь баллов по шкале Рихтера, совершенно не похожий на то, что с ним случалось раньше, и он был готов поклясться, что потряс ее даже сильнее, чем удовлетворил свою собственную похоть.

И теперь не знал, что ему с этим делать. Вернее, знал. Привязать ее к кровати, замкнуть дверь и трахать до тех пор, пока они оба не свалятся без сил и единой мысли в голове. Трахать долго и сильно, так, чтобы к середине следующей недели она все еще продолжала кончать. Ему хотелось взять ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами, даже теми, какие еще не изобретены, а потом уйти и больше никогда не возвращаться.

Но такого никогда не будет. А что будет? Черт возьми, хотелось бы знать, но увы.

Он почти не помнил, какие чувства владели им в семнадцать лет. Впрочем, нетрудно догадаться, что примерно такие же, что и сейчас. Кстати, член его вновь сделался твердым.

Один день, напомнил он себе. Одна ночь. Завтра, в холодном свете дня, он придумает, как ему исправить тот ущерб, какой нанес этот маленький ночной эпизод. Если ему повезет, он сможет от нее избавиться, уговорит ее, чтобы она на время уехала отсюда, а сам останется с Салли и ее семьей. Если он правильно разыграет карты, ей будет стыдно оказаться рядом с ним, и это обстоятельство наверняка перевесит ее преданность Салли, и тогда она на время уедет отсюда. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы он успел сделать то, зачем сюда вернулся.

Он должен узнать правду о том, что произошло здесь восемнадцать лет назад, когда кто‑то всадил в Александра Макдауэлла пулю. От Каролин он вряд ли добьется чего‑то нового, даже при условии, что ей что‑то известно. Воспоминания о том случае похоронены слишком глубоко в ее сознании, и ничто не способно извлечь их оттуда.

Ему придется перенаправить свои усилия. В ту ночь там были Джордж и Тесса. Кстати, Джордж имел дурацкую привычку вечно совать нос не в свои дела. Не исключено, что он что‑то видел.

Уоррен и Пэтси, они тоже были там, а также ее тогдашний приятель. Был ли там кто‑то еще, кто ждал первой возможности пристрелить этого гаденыша Макдауэлла и навсегда разделаться с ним? Ему предстоит это выяснить. Так что хватит понапрасну терять время с Каролин Смит, если она не способна дать ему нечто большее, нежели самый лучший секс в его жизни.

А пока еще только третий час ночи. До рассвета еще несколько часов, которые можно провести, уничтожая в ней последние крохи сопротивления, заставляя ее делать то, что ему хочется, и больше не слышать от нее никаких протестов, какие более пристали несовершеннолетней скромнице.

Черт, он, конечно, только что от души поимел Каролин Смит, и тем не менее его не отпускало неприятное чувство, что еще больше он поимел себя самого и собственные планы.

Камин уже догорел, и огромная спальня была погружена в темноту. Надо замкнуть дверь – какой же он дурак, что забыл о мерах предосторожности, прежде чем овладеть Каролин. Ведь ничто не мешало Уоррену заявиться сюда с бутылкой виски в руках и занудным желанием еще раз поговорить о жизни. И хотя Алекс в принципе не имел ничего против, это обстоятельство могло окончательно остудить и без того не слишком горячий пыл Каролин.

Он направился к двери, однако тотчас остановился. Оказывается, обстоятельства изменились. Кровать была пуста. Каролин собрала свою одежду и сбежала. Неслышно улизнула, пока он был в душе.

Уф‑ф‑ф. У него словно камень свалился с души. Она сбежала как раз вовремя. Он уже и без того подставил себя под удар, позволив ее голубым глазам и бледным губам, ее длинным шелковистым волосам и неопытному, но такому прекрасному телу на какое‑то время отвлечь его от основной цели. Он ничуть не сомневался в том, что мог бы остаток ночи провести, изобретая новые ласки, упиваясь ее телом и сохранить при этом холодную голову. И все‑таки лучше лишний раз не поддаваться соблазну.

Да, но куда она могла сбежать? Крайне сомнительно, что она вернулась на диван в библиотеке. В данный момент она так напугана, что вряд ли захочет его видеть, и поэтому не могла убежать туда, где он может легко ее обнаружить. Скорее всего она в душе, пытается смыть со своего первозданно‑чистого тела малейшие следы недавнего секса. Возможно даже, что при этом она плачет.

Впрочем, она не из тех женщин, что быстро дают выход слезам. Она плакала лишь на пике оргазма, когда лишилась контроля над собственным телом и его ощущениями. Все остальное время она вполне владела своими эмоциями.

И все же он был готов спорить на что угодно, что в данный момент она стоит где‑нибудь в душе и обливается слезами. И он, черт побери, не в состоянии что‑либо с этим сделать.

Ладно, он что‑нибудь придумает, как ему поступить завтра, когда вновь встретится с ней лицом к лицу. Обычно внутреннее чутье не подводило его – ведь сообразил же он, как к ней подобраться, когда только‑только ее увидел. Возможно, достаточно будет легкой ухмылки, шлепка по попке. Этого хватит, чтобы ему от нее избавиться. Плюс можно пригрозить, что он все расскажет Салли.

Кстати, Салли все до лампочки. Ведь она позволяла подростку Алексу Макдауэллу терзать Каролин и ни разу даже не сделала замечания. Если это позволит ей удержать при себе своего давно потерянного сына, она будет готова пожертвовать Каролин хоть тысячу раз. И Каролин сама это прекрасно знала, даже если отказывалась признать вслух.

Возможно, Каролин он уже не застанет. И когда утром спустится к завтраку, то услышит, что Каролин уехала в гости к какой‑нибудь из своих подруг по колледжу. Он ничуть этому не удивится. Она храбрая. Она сильная, она решительная. Однако он камня на камне не оставил от той крепости, которую она возвела вокруг себя.

Он растянулся на постели, вдыхая густой запах секса, пота и Каролин. Ему вновь захотелось ее, причем потребность была столь велика, столь неодолима, что он почувствовал, как его бьет дрожь.

Нет, как все‑таки хорошо, что она убежала.

Каролин была в душе. Она плакала. Тело горело от его прикосновений. Впрочем, он оставил после себя и видимые метки. На шее и горле, там, где он прикасался к ней губами, остались следы крови, как его, так и ее собственной. Следы остались и на ее бедрах, там, где он сжимал их руками. Она до сих пор ощущала его внутри себя. Более того, она была уверена, что это ощущение никогда не оставит ее. Ее никто не слышал. Душ был расположен рядом со спортивным залом, которым никто, за исключением Джорджа, не пользовался. Здесь никто не помешает ей нареветься от души, никто не придет ее искать. Здесь никому до нее нет дела.

Как‑то давно Каролин сказала себе, что, когда ей исполнится двадцать, она перестанет себя жалеть, и сдержала свое обещание. Вернее, держала до тех пор, пока не вернулся Алекс Макдауэлл и не напомнил ей обо всем том, чего ей хотелось и чего у нее никогда не будет. Семьи. Настоящей матери.

Любви Александра Макдауэлла.

Она откинула голову назад, подставляя лицо и волосы под упругие струи. Ей хотелось смыть его с себя, смыть вкус его губ, его запах, смыть следы своих собственных слез, чтобы они, кружась, уплыли в сливное отверстие, прочь из ее жизни, и тогда она сможет сделать вид, будто ничего не произошло.

И дело не в том, что она впервые узнала, что такое секс. В ее жизни, пусть нечасто, но были другие мужчины, и она получала удовольствие от секса с ними. Так что оргазм был для нее не в новинку. Она нормальная, здоровая, молодая женщина, прекрасно осознающая собственные потребности.

И все же все то, что она испытывала раньше с другими, ничто по сравнению с тем, что она испытала только что там, в спальне под самой крышей. Нечто такое, чему было невозможно противостоять, нечто пугающее, что оставило после себя мучительный привкус, столь мощный и глубокий, что ей хотелось натянуть на голову одеяло и не высовываться из‑под него до тех пор, пока Алекс не уйдет.

Горячие струи, казалось, лились бесконечно, омывая ее со всех сторон, но даже их было недостаточно, чтобы смыть с себя его прикосновения. Но она прекрасно знала, что их ничем не смыть. Они останутся на ее коже, проникнут в плоть и кровь и будут и дальше терзать ее, пока ей не останется ничего другого, как бежать. Бежать от него, прочь из этого дома, от той единственной семьи, какая у нее была.

Каролин выключила воду, однако осталась стоять неподвижно, глядя, как пар медленно оседает на кафельных плитках и ее коже. Она тряхнула головой, убирая от лица мокрые волосы, и расправила плечи. Ничего, она что‑нибудь придумает. Может быть, ей даже придется уехать на день‑другой, чтобы немного прийти в себя.

Но она не позволит ему прикоснуться к себе еще раз. Ее и без того уже преследует ощущение, что она совершила огромную ошибку. Готова она признаться в этом или нет, но Александр Макдауэлл всегда присутствовал в ее мечтах, присутствовал всю ее жизнь. Им обоим было что вспомнить, и секс при таких обстоятельствах – не самый разумный выход.

Теперь она сожалела, что он оказался не самозванцем. Она ненавидела его всеми фибрами души и тем не менее не смогла устоять перед его прикосновениями.

Или же всему виной томление, которое она всегда испытывала при мысли об Алексе?

Впрочем, какая разница. К своему великому сожалению, она теперь точно знала, что он и впрямь опытный соблазнитель. И потому опасен. Он сказал ей, чтобы она принимала это как воздаяние за то, что когда‑то пыталась убить его.

Но неужели воздаяние может быть столь приятным?

Каролин завернулась в толстый махровый халат и вышла в небольшой, но хорошо оборудованный спортивный зал. Здесь в одном углу имелся низкий мягкий топчан, который когда‑то, когда Салли сломала бедро, использовался для сеансов физиотерапии. Он вполне подходит для того, чтобы провести на нем остаток ночи. Здесь никому не придет в голову ее искать, если только Джордж не вздумает начать день с энергичной разминки.

Если же он приблизится к ней, то сам пожалеет об этом.

С этими мыслями Каролин плотнее завернулась в махровый халат и свернулась клубочком на матрасе. Влажные волосы разметались по пластиковому покрытию. Подложив под щеку ладонь, Каролин закрыла глаза. Утром она наверняка что‑нибудь придумает. А пока по крайней мере те несколько часов, что остаются до утра, она в полной безопасности. Ей пока ничего не грозит.

 

Глава 12

 

В пять часов Каролин оставила всякие попытки уснуть. В доме, на ее счастье, царила тишина – Макдауэллы обычно вставали поздно. Констанца и Рубен начинали работать лишь в восемь утра. Каролин подавила в себе желание снова встать под душ. Если она с первого раза не смыла с себя Александра Макдауэлла, то не смоет и со второго. Куда лучше это сделает за нее время. Так что разумнее набраться терпения.

Каролин спешно оделась, пальцами причесала спутанные, все еще влажные волосы и отправилась на поиски кофе. Самая современная кофеварка была уже запущена в действие, и буквально через пару минут Каролин держала в руках кружку ароматного индонезийского кофе.

Она перешла к столу в углу кухни, которым обычно никто не пользовался, и села, глядя в окно на мертвые зимние сады и поля, уходившие вдаль, к Коннектикут‑Ривер. Поздний весенний снег растаял столь же неожиданно, как и выпал, и на все еще голых деревьях уже набухли почки.

Каролин осушила кружку и наполнила ее снова. Сегодня утром ей явно не хватит обычной дозы кофеина. Да чего угодно, что помогло бы ей продержаться до конца дня. А также принять окончательное решение, как же ей относиться к присутствию в ее жизни Алекса Макдауэлла.

Даже дом, и тот стал с его появлением не таким, как прежде. Раньше их было четверо – Робин и Констанца в их отдельной квартире, Салли, медленно умирающая в своей спальне, и Каролин в комнате наверху, той самой, в которой когда‑то жил Алекс. Она не только жила в его старой комнате. Она спала на его старой кровати, которую несколько часов назад с ним разделила.

И вот теперь в старом доме своей комнаты у нее не было. Все до одной кровати были заняты Макдауэллами. Некоторых из членов этой семьи она любила, других просто терпела, третьих презирала. Их было слишком много в этом доме, этих Макдауэллов. Так что ей ничего не остается, как уехать отсюда.

Застекленные двери, что вели в комнату Салли, были закрыты, шторы задернуты. Каролин даже не сочла нужным легонько постучать в дверь. Она просто распахнула ее и скользнула внутрь. В нос тотчас ударил едкий больничный запах – его ни с чем не спутаешь. Салли Макдауэлл полулежала, полусидела в кровати.

– Давно пора заглянуть ко мне, – произнесла Салли на удивление звонким голосом. – Я услышала шорох в кухне и решила, что это, должно быть, ты. Никто в этом доме, кроме тебя, не встает в такую рань, если только в этом нет настоятельной необходимости. И никто, кроме тебя, не в состоянии сварить себе чашку кофе.

– Сейчас не такое уж и раннее утро. В это время года светает поздно, – спокойно возразила Каролин и села ближе к кровати, радуясь, что свет в комнате неяркий, приглушенный. Чего ей в данную минуту не вынести – так это яркого света. – К тому же Констанца успела включить кофеварку. Так что мне осталось лишь нажать кнопку.

Салли фыркнула.

– Сомневаюсь, что остальная компания способна даже на такие подвиги. За исключением разве что Алекса. Он‑то наверняка научился заботиться о себе за эти годы.

В тусклом утреннем свете Салли пристально посмотрела на Каролин.

– Подойди ближе и сядь рядом со мной, Каролин. В последние несколько дней я тебя почти не видела. Я плохо сплю, несмотря на все эти чертовы лекарства, которые галлонами закачивают в меня врачи. Мне нужен кто‑то, с кем я могла бы поговорить.

– У тебя целый дом родственников, – ответила Каролин, опускаясь на стул рядом с кроватью.

– В некотором роде они и твоя семья тоже. Как ты смотришь на то, если я попрошу тебя приготовить мне чашечку кофе. Аромат просто божественный.

– Но ведь тебе запрещено принимать кофеин, тетя Салли, – напомнила ей Каролин.

– Меня сведет в могилу вовсе не мое сердце, нам всем это прекрасно известно. И я не вижу причин, почему в свои последние несколько месяцев я должна отказывать себе в маленьком удовольствии.

В этом Каролин была с ней полностью солидарна, однако ей меньше всего хотелось вступать в пререкания с докторами.

– Извини, – сказала она. – Может, мне лучше убрать свою чашку. – С этими словами она поднялась со стула, но голос Салли, звучный и сильный, остановил ее.

– Оставайся там, где сидишь, моя дорогая, – сказала Салли и с прищуром посмотрела на нее. – Ну и вид у тебя сегодня. Не позавидуешь.

Каролин рассмеялась:

– Как и у тебя.

Салли усмехнулась.

– Это одна из тех вещей, которые я так ценю в тебе, Каролин. Ты ведь всегда говорила мне правду, разве не так? Другие мне лгали, говорили то, что, по их мнению, немного взбодрит меня. Ты же всегда была со мной честна.

– До известной степени.

– Это не главное. Я имею полное право выглядеть так, как я выгляжу. Мне как‑никак семьдесят восемь, тебе же всего тридцать один. Ты здоровая и красивая женщина. И потому не должна выглядеть так, как будто тебя только что переехал тракторный прицеп.

Каролин инстинктивно поднесла к лицу руку.

– Неужели я сегодня такая страшная?

– Нет, конечно. Просто у тебя сегодня вид женщины, которая провела ночь с любовником.

– Неправда.

Это был честный ответ, несмотря на примесь лжи.

– Ты до сих пор встречаешься с Бобом?

– Роб. Его звали Роб, – поправила свою собеседницу Каролин. – Нет, мы разошлись с ним еще несколько месяцев назад.

– Оно и к лучшему. Мне он никогда не нравился. Он был слишком мил для тебя.

Каролин обнаружила, что еще в состоянии смеяться.

– Ты считаешь, что милые мужчины мне не подходят? Ну, спасибо!

– Тебе нужен кто‑то сильный, способный бросить тебе вызов. Многие считают тебя милым, застенчивым созданием, но они не знают тебя так хорошо, как тебя знаю я. У тебя сердце воина. Не разорви вы с Бобом ваши отношения, ты бы съела его живьем.

– С Робом.

– Какая разница. Тебе нужен настоящий мужчина, Каролин. И если он тебе когда‑нибудь подвернется, можешь рассчитывать на мое благословение.

– А каков он, этот настоящий мужчина? Тот, чьими стараниями я буду вечно ходить беременная? Или тот, кто будет раздавать мне пощечины всякий раз, если я скажу что‑то не то?

– Нет, Каролин, стать женщиной, живущей в трейлере, тебе не грозит. Не там ты родилась, не там тебе и жить.

Каролин раскрыла рот.

– А где я родилась, тетя Салли?

Салли закрыла глаза.

– Ты сама это прекрасно знаешь, моя дорогая. Я никогда не делала из этого секрета. Твоей матерью была Эльке, шведка, которая работала у нас. Затем она ушла от нас, забеременела и умерла, когда ты была совсем крошкой. Я всегда тепло относилась к Эльке и потому решила воспитать тебя как собственного ребенка.

– Это я знаю. Но кто тогда мой отец?

Салли вымученно улыбнулась.

– Я знала Эльке, этого достаточно. Она была милая, симпатичная девушка, которая допустила в жизни ошибку. И дорого за нее заплатила. Ее ребенок был ни в чем не виноват. Неужели ты хочешь, чтобы мы и дальше продолжили этот разговор?

– А что заставляет тебя думать, что я появилась на свет не в трейлере? – Каролин решила проявить настойчивость.

– Порода всегда говорит сама за себя, – шутливо ответила Салли.

– Думаю, обитателям трейлеров было бы приятно это услышать.

– Прошу тебя, уволь меня от твоих колкостей, – произнесла Салли ворчливо. – Я не в том настроении, чтобы вести дискуссии. В этой жизни люди делятся на тех, у кого есть все, и тех, у кого нет ничего. Тебе повезло, что ты принадлежишь к первым.

– Нет, – возразила Каролин, – мне повезло, что меня воспитали те, у кого все есть.

Салли слабо улыбнулась.

– Если ты не научилась ценить большие деньги, моя дорогая, значит, я плохо сделала свое дело.

– Деньги еще не все.

– О, сколько раз я это слышала! И как приятно, что в семье есть хотя бы один человек, который мне об этом время от времени напоминает, даже если сам он при этом неправ, – заявила Салли. – Надеюсь, что ты единственная, кто так думает. Поскольку другие испытывают к ним непреодолимую страсть. За исключением разве что Алекса, – с этими словами она одарила Каролин обманчиво нежным взглядом. – Скажи мне, что ты о нем думаешь?

Александр Макдауэлл! Вот о ком Каролин хотелось говорить меньше всего.

– Пойду налью себе еще кофе, – сказала она, однако Салли приподняла руку, мол, оставайся там, где сидишь. Только сейчас Каролин заметила, что к ее руке прикреплена капельница. Ей тотчас сделалось немного не по себе, но она сумела взять себя в руки.

– Я рассчитываю на твою честность, Каролин. И жду от тебя правду. Скажи ее мне прямо сейчас. Ты действительно считаешь, что это мой сын? – Глаза Салли были подернуты легкой поволокой – сказывалось действие болеутоляющих лекарств, – и нельзя было поручиться, что она запомнит этот разговор. Впрочем, какая разница. Салли права. Каролин имела привычку говорить правду независимо от обстоятельств.

Тем не менее она постаралась уйти от прямого ответа.

– А разве ты сомневаешься?

– Ничуть. Я точно знаю, кто он такой. Мне просто интересно узнать, а что думаешь ты? Ведь ты наблюдательная и, в отличие от остальных членов нашей семьи, не зациклена лишь на себе. Ты видишь то, чего не замечают другие. Ну, так как? По‑твоему, это мой сын?

Ей страшно хотелось сказать «нет», но она не смогла. Не смогла, поскольку видела правду во всей ее наготе.

– Да, это твой сын Алекс, – сказала она спустя мгновение. – Я в этом уверена.

Морщинистое лицо Салли осветилось довольной улыбкой.

– Я знала, что могу положиться на тебя, Каролин. Мне ты никогда бы не солгала. И никогда бы не ошиблась в таком деле, как это. Скажи, и когда ты изменила свое мнение?

– То есть?

– Мне прекрасно известно, что поначалу, когда он только появился здесь, ты считала его самозванцем. Даже вчера за ужином ты смотрела на него как на преступника. Что‑то произошло между вами за эти последние несколько часов? Скажи, это имеет какое‑то отношение к метке у тебя на шее?

Черт, как только она ее пропустила? Ведь она вроде бы осмотрела себя в зеркале с головы до ног.

– Ты считаешь, он соблазнил меня, чтобы я поверила?

– Нет, ты слишком упрямая, чтобы это на тебя повлияло.

– Я не упрямая, – обиделась Каролин.

– Еще какая! Иначе разве я позволила бы тебе оставаться рядом со мной! И я сомневаюсь, что он смог бы тебя соблазнить, если бы ты по‑прежнему считала его самозванцем.

– Он меня не соблазнял.

– То есть ты хочешь сказать, что не спала с ним этой ночью?

В принципе ей ничто не мешало сказать «нет», потому что она действительно с ним не спала.

– Жизнь – сложная штука, – сказала она вместо этого. – Он твой сын. У меня на этот счет нет никаких сомнений.

Она боялась, что Салли продолжит расспросы, но та лишь кивнула.

– Спасибо господу, что ты есть, Каролин, – произнесла она негромко. – Не знаю, что бы я без тебя делала.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.032 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>