Кем я буду, если позволю ей дерзить мне?! Гусыня!
Я вылез из машины и быстро дошел до дома. Открыл заднюю дверь и вошел внутрь. Если повезет, дома никого не будет, а если...
— Милый, вот ты где!
Со вздохом закрыв за собой дверь, я встретился взглядом с улыбающейся мамой. Обрамлявшие ее миловидное лицо густые каштановые волосы не могли скрыть от меня горевших энтузиазмом глаз.
— Почему ты дома? — простонал я.
— Не лучший способ начать разговор с матерью, — заметила она, улыбнувшись. — Знаешь, я только что получила одно очень интересное предложение. Это связано с дизайном интерьеров, и мне хотелось бы узнать твое мнение.
— И давно тебя интересует, что я думаю по поводу этой твоей ерунды? Я ничего не смыслю в дизайне интерьеров, — сказал я, изогнув бровь.
— Во-первых, это связано с моей работой, и это не ерунда, — строго сказала она, перед тем как улыбнуться, — а во-вторых, я оформляю интерьер нового концертного зала в Сиэтле, а ты интересуешься классической музыкой. Именно поэтому мне важно знать твое мнение. Пошли.
Она кивнула в сторону своего кабинета наверху, дав мне понять, что я должен за ней следовать. Я вздохнул и неохотно пошел. Ее рабочий стол был завален проектами, нужными и ненужными. Она обошла стол, подняла огромный лист бумаги и показала его мне.
— Что ты думаешь? Я не хочу следовать общепринятым правилам, ну, ты понимаешь: с золотой отделкой и красными ковровыми дорожками, и вещами в стиле...
Я взглянул на рисунок, и подумал: я ни хрена не понимаю во всей этой мути, но чувствую. Чувствую, о чем она думала и что хотела сказать. Она использовала светлые цвета, в основном белый, серый и серебро. Единственным насыщенным цветом был нежно-голубой. Занавес, портьеры и кресла — всё это было голубым, ковры она предлагала сделать тоже голубыми, но чуть темнее. Пол предполагался из белого мрамора, и, глядя на эту картинку, я чувствовал, что попал в холодную зимнюю сказочную страну. И я действительно это чувствовал. Это реально, блядь, работало.
Моя мама — гений, черт побери!
— Я поражен, — сказал я честно.
Она широко улыбнулась.
— Правда? Это своего рода безумие — использовать здесь холодные тона... Ты думаешь, это сработает? Не слишком холодно или даже... по-зимнему? Нужно ли людям из северных штатов напоминать о том, как здесь холодно? — сказала она и сдвинула брови, задумавшись.
— Серьезно, мам, это грандиозно, — сказал я искренне, — только поставь белый рояль на сцену... и ты поставишь.
Она улыбнулась и в шутку шлепнула меня.
— Ты и твой рояль, — нежно промурлыкала мама.
— Теперь я могу идти? — спросил я, и она кивнула. Я вышел из ее кабинета и поднялся на третий этаж к себе в комнату.
Я закрыл за собой дверь, подошел к своему синтезатору и надел наушники.
Раньше я всегда играл свою музыку на стоявшем в гостиной великолепном рояле, но однажды — это случилось в конце лета — я как обычно сел за него и просто не смог начать. Больше я не касался чертовых клавиш. Я не понимал, что за дерьмо со мной творится, но я больше не мог играть на этом гребанном инструменте. Это длилось уже четыре месяца, я до сих пор помнил день, когда все это началось.
Я купил чертов синтезатор. Я думал, что поставлю его в свою комнату и надену наушники, и тогда, может, станет легче. Тогда никто кроме меня не услышит сочиняемое мною дерьмо.
А я действительно сочинял дерьмо. Полное дерьмо.
Моя мама всегда с восторгом рассказывала друзьям о том, какие талантливые у нее сыновья. Эммет показал себя в спорте, я — в музыке. Я думаю, ей просто больше нечем было восторгаться — ведь она целый месяц не слышала моей игры. Ей ничего не оставалось, кроме как спросить у меня о причинах, по которым я все бросил. Я тогда лишь пожал плечами и сменил тему.
Как я мог рассказать ей о причинах, которых и сам не знал?
И долбанный синтезатор не помог.
Я попытался сыграть "К Элизе" Бетховена, но даже это звучало как полное дерьмо.
Я швырнул наушники в сторону и запустил руку в волосы.
Чертово дерьмо.
Чертовы вторники.
Я потер глаза и вздохнул.
Я винил во всем Эммета и его мерзкую водку. Я винил Майка Ньютона за то что он, единственный придурок в этой дыре, будет устраивать вечеринку на выходных. Я винил Изабеллу Свон за то... за то... за то, что она существовала.
Бесполезное существование.
Еще я винил ее за то, что она протаранила меня, словно долбанный товарняк. У меня на груди наверняка остался синяк в форме ее головы.
Да кто она такая, чтобы оставлять на мне такие следы?
Само собой, Эммет, Ньютон, Изабелла — они не виноваты. И я не в праве их винить. Мои проблемы начались уже довольно давно. И никого из них не было там, когда это случилось. Единственный виновник — вторник.
Потому что моя удача пропала в сучий вторник.
Все мое музыкальное вдохновение исчезло во вторник.
Я оставил синтезатор и включил стерео, не поглядев даже, какой диск там стоит. Из колонок полилась тихая музыка Бетховена, и она показалась мне по-настоящему прекрасной. Несмотря на то, что мне сейчас хотелось бы чего-то более жесткого. Все же Бетховен — лучше любого другого диска. Он меня расслабляет, а если я расслаблюсь и успокоюсь, мне не нужно будет снова покупать оконное стекло. Как это случилось в тот раз, когда я не смог сдержать ярость и, метнув ботинок в окно, разбил стекло вдребезги.
Родители, конечно же, промолчали. Они не стали ругать меня за это. Они просто решили, что это случайность. Они как всегда ошибались, считая, что со мной ничего не происходит...
Это был вторник в конце июля. В понедельник вечером мы гуляли на вечеринке — глупо было откладывать веселье до выходных, ведь было лето, и мы не учились — я пил наперегонки с Тайлером Кроули.
Это была крутая ночь.
Я помню, обе: Джессика Стенли и младшая сестра Тани Ирина — успели подержать мой член у себя в ротиках в ту ночь. И думаю, я всунул еще девочке-девственнице. Помню, что сделал это, но не помню ее имени. Вообще. Она сказала, что я у нее первый, и я почувствовал, что в ней действительно до меня никого не было, и да, она была девственницей, и я порвал ее.
Как я и сказал — нереально крутая ночь.
Потом я вернулся домой и вырубился.
Я заснул в собственной кровати, а проснулся в спальне для гостей. Прошло несколько часов, и я никак не мог врубиться, как же я там оказался — я не понял тогда и до сих пор не знаю — из-за жуткого похмелья я даже не делал зарядку тем утром, просто был не в состоянии.
Вечером я спустился поиграть на рояле, игра была для меня лучшим способом вылечиться. Я сел на скамью и собрался уже положить пальцы на клавиши, и я... не смог. Мои руки просто зависли в воздухе, будучи неспособными прикоснуться к инструменту, и я, блядь, застыл.
Что бы там не произошло между моей кроватью и гостевой комнатой, это испаганило меня. И я нихрена не понимал, что это было. Неизвестность сводила меня с ума. С каждым днем становилось все хуже. Плохое во мне разрасталось, а то хорошее, что еще оставалось, исчезло из меня полностью.
Я был противен сам себе.
Я не мог больше писать, и это было дерьмово. Никто не замечал, что со мной что-то не так. И это было еще дерьмовее. Все обращались со мной как прежде. Даже родители.
Казалось, что они должны были заметить все это, но нет — не заметили.
Если не считать того раза, когда мама спросила, почему я не играю... Но слушайте, один раз спросила? Неужели моя музыка больше для нее ничего не значит? Может, и так. Может, на самом деле они с отцом только рады тому, что больше не должны слушать это дерьмо?..
Блядь, я становлюсь похожим на чертового эмо.
С какого это происходит? Может, мисс Гусыня передала мне свою неадекватность, когда влетела в меня, и поэтому я теперь в депрессии. Мне просто нужен выходной. У всех они есть. А завтра я вернусь к своему превосходству и буду рулить этим гребанным миром снова.
Мой внутренний воодушевляющий монолог был прерван тяжелыми шагами за дверью. Кто-то замер у моей комнаты.
— Заходи, Эммет, — сказал я, узнав его по звуку шагов еще до того, как он рискнул постучать. Он распахнул дверь и рассмеялся.
— Не пойму, как ты это делаешь, — сказал он, покачивая головой.
— Ты тут, кажется, один... такой гигант, — ответил я, слегка пожав плечами.
— Ха-ха. Очень, на хер, забавно! — фыркнул он.
— Хотел что-то? — спросил я со вздохом.
— Да, мы едем в Порт-Анджелес. Хотим в боулинг! — его глаза блестели, и я вновь тяжело вздохнул.
— Боулинг? Что, твою мать, случилось с этим городом? — спросил я, глядя на брата.
— Да, боулинг. Ты идешь или нет? — спросил он просто.
Я окинул взглядом свою комнату, на глаза попался синтезатор. Я не смогу ничего создать сегодня, и мне просто необходимо избавиться от накопленного за день разочарования. Может, боулинг — как раз то, что надо. По крайней мере, я метнул бы пятнадцатидюймовый шар в десять ничего не подозревающих кеглей.
Я представил бы Гусыню на их месте.
— Хоть что-то, — сказал я, захватив куртку со стула, прежде чем последовать за братом.
Элис танцевала какой-то странный танец перед тем, как бросить мяч. Она прыгала вверх-вниз, не в силах оторваться от шара, и это делало ее похожей на нетерпеливого ребенка. Она перестала дергаться только когда умудрилась сбить одну-единственную кеглю. Я усмехнулся.
Дилетантка. Она надулась, отвернулась и направилась к нам. Джаспер протянул к ней свои руки, и она села к нему на колени.
— Наверно, мой шар сломан, — жаловалась она.
— Ага, это все шар, — согласился Джаспер, целуя ее в щеку.
— Наверно, его шары тоже никуда не годятся, — пробормотал я, и Элис шлепнула меня по руке.
— Эй! — возразил я.
— Не говори так о моем парне, — сказала она.
— Ладно, не буду.
— Эй, Эд, поднимайся! — крикнул Эммет со своего места у держателя.
Я подошел туда, взял свой шар и приготовился к броску. Я не стал повторять нелепый ритуальный танец Элис. Я просто взял шар, подошел и бросил. Я даже не повернулся узнать сколько кеглей я сбил. Меня это не волновало. Я был здесь лишь потому, что это лучше, чем сидеть одному взаперти. Не ради забавы.
— Вау! Страйк! — взвизгнул кто-то.
Я вздрогнул и повернулся к бару у кегельбана. Лорен Меллори была здесь. Она восторженно апплодировала, и я задался вопросом: она так билась в экстазе из-за моего броска или... Мне хватило секунды, чтобы понять: она хлопала мне, я единственный, кто выбил страйк.
Она направилась к нашей компании и, проигнорировав всех остальных, подошла ко мне.
— Вау, Эдвард, это было необыкновенно... — изливалась она. Я пожал плечами и решил присесть. Ушедшая кидать свой шар Розали как раз освободила мне место. Лорен села рядом, и меня немного насторожило ее смешное желание быть слишком, блядь, близко. Не слышала о личном пространстве?
— Ты идешь в пятницу на вечеринку? — спросила она, прикоснувшись губами к моему уху.
— Еще не решил, — ответил я, не глядя на нее.
— Давай, ты должен пойти... все идут, — я почти почувствовал, как надулись ее губы, и вздохнул. Девчонки искренне думают, что со мной так просто? Вы никогда не зацепите меня своими гребанными надутыми губками. Я не жалкий подкаблучник, вроде Джаспера и Эммета. Надутые губки лишь увеличат дистанцию между нами, вместо того, чтобы нас сблизить.
— И ты мог бы заехать за мной... Я подняла бы тебе настроение, — простонала она мне в ухо, когда я не ответил. Она водила своими тонкими пальцами вверх и вниз по моей руке. Я повернулся к ней.
— Зачем ждать выходных? — спросил я, подняв бровь.
Лорен покраснела и отвела глаза. Она всегда красиво говорила, но никогда не доходила до главного. Она могла сделать что-то, только когда была в стельку пьяная. Пошла на хер! Нашла, кого разводить!
— Ты на машине? — спросил я, и она медленно кивнула. — Отлично, тогда валим отсюда.
Я взглянул на нее, и она закусила губу.
— Я не могу... Я с родителями и сестрой... — сказала она тихо. — Но, может, в пятницу?
— Возможно... — выдохнул я.
— Тогда увидимся, — сказала она и перед тем как уйти поцеловала меня в щеку.
Я быстро вытер щеку и скривился. Все, что я получил от одной из самых доступных девчонок школы — это долбанный клевок в щеку? Я никогда не целовал людей в щеку. Это что за херня? Особенно после школы?
Всему виной этот чертов день. Гребанный вторник.
"Hit by Destiny" Глава 5.
Глава 5 - Обман.
IPOV - Два дня до аварии.
Я кусала губы с такой силой, что почти разодрала кожу в кровь, пока моя нога нервно подскакивала на больничном линолиуме в комнате ожидания городской больницы.
Мне пришлось затесаться между женщиной с плачущим ребенком и беспрерывно кашляющим стариком. От него несло так, словно он искупался в виски.
Было почти три пятнадцать, и я ждала, когда доктор Кален пригласит меня.
Я совсем не знала, что от него ждать, тот факт, что он может быть родственником Эдварда настораживал меня.
Я чувствовала себя просто отвратительно целый день, прокручивала в голове детали моей "болезни" снова и снова, чтобы быть уверенной, что все продумано и у меня есть ответ на любой вопрос, который мне могут задать.
Мне нужно быть на высоте, не переигрывать и возможно я добьюсь своей цели.
Я сделала глубокий вдох, и чуть не задохнулась от зловония сидящего рядом мужчины. Серьезно, он что надушился виски?
Пытаясь привести чувства в порядок, я уговаривала себя, что доктор Кален такой же, как его сын, значит он может быть достаточно неэтичным, чтобы прописать мне те транквилизаторы, которые я попрошу.
В том что Эдвард аморален, я не сомневалась, и если доктор Кален в этом походил на сына, тогда единственная причина, по которой он стал врачом - был свободный доступ к рецептам.
Может он даже капитал сколотил на продаже их подросткам?
- Мисс Свон? Доктор Кален ждет Вас, - сказала привлекательная медсестра.
Я даже не улыбнулась ей в ответ; просто подняла сумку и молча последовала за ней в кабинет доктора Калена. Мне были ни к чему пустые разговоры с рядовыми медсестрами; все, что мне нужно это побыстрее покончить со всем этим.
Мы дошли до кабинета, на двери которого висела дорогая табличка с именем доктора Калена, моя провожатая стукнула один раз в дверь, перед тем, как позволить мне войти.
Доктор Кален оторвал взгляд от стола и дружелюбно улыбнулся мне, когда я вошла.
- Изабелла Свон? - уточнил он, и я медленно кивнула.
Первым, что я заметила, было отсутствие внешнего сходства между ним и Эдвардом. Сын был высоким и спортивным, а доктор - высоким и худощавым. У Эдварда были зеленые глаза и бронзовые волосы, доктор же был голубоглазым блондином.
Заключительным различием, наиболее обеспокоившем меня, было то, что он вел себя очень дружелюбно и просто, чего никогда не замечалось за его сыном. Весь вид доктора располагал к полному спокойствию.
Это очень плохой знак.
Видимо Эдвард пошел в мать, потому что между ним и мужчиной, сидящем передо мной не было ничего общего.
Стоп, не верно - вообще то есть одно сходство - оба они были просто невозможно красивыми.
- Прошу, садитесь, - сказал доктор, указывая на стул напротив себя.
Я осторожно опустилась на краешек этого стула вместе со своей сумкой, уложив ее на колени.
Мне просто необходимо было держаться за что-то, чтобы быть в состоянии продолжить начатое, даже если доктор Дьявол превратился внезапно в дружелюбного доктора "Совершенство".
- Чем могу помочь? - спросил он ласковым тоном.
- Тревога, - каркнула я, пытаясь не глазеть на него.
- Описать сможете? Панические атаки тоже были? - спросил он, слегка напрягшись, когда открыл карту на столе и взял ручку, итак он теперь готов записывать все, что я скажу.
Он внимательно смотрел на меня, и я уставилась на пустой лист. Все пошло не по плану. Он не должен спрашивать у меня описания моей тревоги и выказывать такую чистосердечную заботу, какую он усердно демонстрировал. Он должен был просто спросить меня, что мне нужно и дать мне это.
Охренеть, и это отец Эдварда Каллена!
С другой стороны, может я ошиблась? Может было все же несколько Калленов в крошечном Форксе, потому что этот мужчина ну никак не может быть родственником этого осла.
Я попыталась вспомнить все, что прочитала в интернете про тревогу, в поисках наиболее правдоподобного ответа. Может быть честной и просто рассказать ему о случившимся со мной? Проклятье...
Я так и знала.
- Я... Я словно задыхаюсь... Что то сжимает грудь и..... Я просто не могу сделать вдох, - бормотала я, чувствуя, что краснею. Было ощущение, что я вру, не смотря на то, что все было правдой. Несколько панических атак именно так и накрывали.
Может я должна была взять карту суфлера? Я занялась самоиронией.
Он что-то записал, перед тем как снова взглянуть на меня.
- И как часто это происходит? - спросил он по-прежнему дружелюбно и терпеливо, и никакого намека на недоверие я не увидела в его тоне или глазах. Мне было плохо от того, что я пыталась обмануть бедного доктора. Это выглядело, словно он искренне хотел помочь, а я просто лгала ему в лицо.
Тут я вспомнила, почему я это делаю. И сразу перестала казнить себя.
- Каждый день... Особенно когда возвращаюсь домой из школы и все только...начинается со мной..."
Сейчас я была совершенно растеряна и хваталась за все, что приходило на ум. Он совершенно разрушил мой план, и я не могла ничего припомнить из прочитанного. Кто этот доктор? Колдун?
Он долго рассматривал меня. Его взгляд был таким пристальным и глубоким, что я была почти уверена,что он видит меня насквозь. Ему хватило секунды, чтобы понять, что я несу полную чушь. Он положил ручку и сплел пальцы рук в замок. И снова нахмурился.
Поймал с поличным. Вот дерьмо!
- Как давно вы говорите это происходит? - серьезно спросил он.
- Три месяца, - ответила я искренне и хотела убить себя. Почему я это сказала?
- Три месяца, - эхом повторил он, перед тем как перелистнуть страницы в карте.
Он уткнулся в нее лицом и кивал сам себе, а потом снова взглянул на меня, - Я позволил себе просмотреть вашу медицинскую карту, и тут сказано, что вы признали три месяца назад...
- Я не хочу говорить об этом, - осекла я его.
- Я так понимаю в этом причина вашей тревожности? - медленно констатировал он.
Я кусала свою нижнюю губу и избегала его испытующего взгляда. Я что, обязана отвечать?
Чертова откровенность - вот, что должно быть причиной тревожности. Я вообще то здесь пытаюсь обмануть вас, чтобы потом убить себя.
Я не думаю, что его устроит такой откровенный ответ. Мысли в моей голове неслись с бешеной скоростью, когда я пыталась найти хоть какое то правдоподобное объяснение и ответ, но ничего умного в голову так и не пришло, и чем дольше я молчала, тем глубже становилась складка между его бровями.
- Вы говорили с кем нибудь об этом?- продолжал он.
Я покачала головой. В конце концов я ответила честно.
- Я не могу, - прошептала я.
Он вздохнул и слегка откинулся в кресле, снова взяв в руки ручку. Доктор сделал короткую пометку, и начал вертеть ручку между пальцами, пока смотрел на меня.
- Изабелла, я очень хочу помочь тебе, но я не думаю, что я в состоянии это сделать,- вздохнул он, - Но я могу посоветовать одного из наших психиатров; они действительно хороши и более квалифицированы в помощи больным с различными тревожными расстройствами. Ты сможешь поговорить с ним о случившемся, и надеюсь он найдет именно то лечение, которое тебе поможет.
Я еле сдержала вырывающийся стон. Это плохие новости, совсем плохие.
- Может вы... выпишите что-нибудь? - тихо спросила я,- Что-то, что облегчит...мое состояние?
Он так сдвинул брови, что было больно смотреть, но не покачал головой и не отказал мне.
- Мне сложно назначить лекарство, поскольку мы не знаем, что тебе действительно нужно. Я не установил причины тревожности, основываясь на нашей короткой беседе, и иногда лекарства могут только ухудшать ситуацию. Нужно проанализировать все с психиатром, чтобы подобрать оптимальное лечение. Лекарство не панацея, может простой психотерапии будет достаточно, - объяснил он.
Господи, этот мужчина только что уничтожил меня. Может они с Эдвардом сговорились? Безумная семейка Каллен.
- Если хотите, я могу назначить встречу с одним из них назавтра, - он мягко улыбался. Я покачала головой, перед тем как подняться на ватных ногах и схватить сумку с коленей.
- Нет, все нормально...я...я справлюсь,- пробормотала я.
Я уже взялась за дверную ручку и собиралась выйти, когда он закашлялся.
- Мисс Свон? - окликнул он, и я обернулась, стараясь не встречаться глазами.
- Да? - прошептала я.
- Это обычное явление для подростков, особенно для девушек, страдать от повышенной тревожности. Давление со стороны родителей, переживания по поводу успеваемости в школе, плюс стресс от отношений со сверстниками, в результате, нет ничего удивительного, что появляются тревожные расстройства. Взросление дается нелегко, я это знаю. И пока некоторые подростки прекрасно справляются со становлением личности, другие нуждаются в помощи, когда трудности становятся им не по силам. В вашем случае, я действительно советую встретиться с кем-то, переговорить о случившемся. Никто не должен страдать в одиночестве. Таблетки - это не решение вашей проблемы, - произнес он с любовью.
Звучало очень ободряюще от такого красивого доктора; идеального настолько, что думаю он наверняка был королем выпускного в школе, и вероятно возглавлял списки по школьной успеваемости. Он скорее всего не имел ни одного изъяна на своем безупречном теле, и конечно рос в чудненьком доме с двумя любящими его родителями... И когда он вырос и стал доктором, то он, блядь, стал утверждать, что все знает о страданиях?
Он звучал как безумный хиппи, при своей идеальной жизни, он говорил мне, что таблетки - это не решение проблемы.
Меня бы не удивило, если бы он заявил, что занимается йогой или начинает день с пятнадцатиминутной медитации.
Да, я могла бы попробовать обмануть систему, утверждая, что моя тревожность намного тяжелее, чем есть на самом деле, чтобы в итоге получить таблетки, у меня есть веская причина сделать это.
И что, нет докторов, кто помогает пациентам чувствовать себя лучше? Даже если у меня нет " настоящего" расстройства, я знала тот факт, что эти лекарства помогут мне чувствовать себя лучше. На этом ведь построена вся система здравоохранения, верно? Помогать людям чувствовать себя лучше?
Я что, обманщица? Нет, конечно.
- Простите, что отняла у вас время, - пробормотала я, открыла дверь и вышла. Я быстро спустилась по лестнице, едва не упав, трижды споткнувшись в процессе, для того чтобы попасть в свою машину так быстро, насколько это возможно.
Что этот сукин сын, доктор Красавчик знает о душевных страданиях? Не хрена он не знает!
Как он посмел отказать мне? Ненормальный садист - вот кто он.
Как только я села в машину и попыталась вставить ключ в зажигание, мои руки неистово затряслись, и я выронила ключи. Я чувствовала, что бесполезно поднимать их сейчас, и вместо этого выместила свой гнев на руле. Я крепко схватила его, в то время как все мое тело сотрясалось в ажитации.
Да что, блять, со мной такое? Я запомнила все, что читала о тревожном расстройстве. Симптомы, как физические так и психические это...сумасшествие! Почему я не могу все сделать правильно? Почему все порчу? Теперь я вынуждена искать другой способ покончить с собой. Какой у меня сейчас выбор, чтобы не было больно? У меня было достаточно боли в жизни в последнее... хорошо, на протяжении всей жизни. И я не намерена умирать тягостным способом.
Не знаю, как долго я сидела в машине, в полной тишине, пытаясь прийти в себя, прежде чем в конце концов наклониться, взять ключи и уехать от больницы прочь.
Я не поехала домой. Я была не в настроении смотреть на мигающий автоответчик с бесчисленными сообщениями от безумной женщины. А также я была не в настроении видеть своего отца.
Я бесцельно проехала через весь город и я не понимала, где я двигалась, пока не доехала до указателя с надписью Ла Пуш. Мой рассудок издевался надо мной. Ла Пуш? Это что, шутка?
Ла Пуш, возможно, был последним местом, за исключением дома, куда бы я хотела поехать, но я все еще не развернулась. Вместо этого я продолжала ехать и не останавливалась до тех пор, пока я не добралась до пляжа.
Я остановилась на на месте у обрыва, перед тем как заглушать движок и выйти на воздух. Было морозно, и холодный океанический бриз только усугубил ситуацию. Я стучала зубами от холода, но продолжала двигаться, карабкаясь по крутой тропе к самой вершине утеса.
Мы с семьей часто приезжали сюда, когда я была маленькой. Здесь мы провели самые удивительные пикники вместе с близкими друзьями по фамилии Блэк, которые жили в Ла Пуш.
Наши семьи так давно дружили,с момента, как я себя помню. У Блэков был сын, мой ровесник, или чуть младше. Мы часто играли вместе, и он был мой единственный друг многие годы. Но все это пошло к черту, когда кто-то подумал, что это неплохая идея - сойти с ума.
Я не видела и не слышала Джейкоба Блека с тех пор, как все произошло. Не звонила по телефону и не писала на почту. Я полагаю, он тоже плохо себя чувствовал из за случившегося.
Единственное на что можно надеяться - то, что по крайней мере один из них все еще имел совесть.
Я подошла ближе к краю обрыва и заглянула вниз. Море выглядело особенно зловещим сегодня. Оно билось о скалы со смертоносным неистовством. Интересно, насколько мне будет больно и как долго я буду умирать, если прыгну прямо здесь и сейчас?
Я взглянула вниз на темную гладь и покачала головой.
Нет.
Я не хочу умирать таким способом, и не хочу даже пытаться. Риск слишком велик, потому что я могла уцелеть. Чтобы осталось тогда от меня? Возможно меня бы парализовало от шеи и ниже, и я никогда не смогла бы пошевелиться снова. Как, блядь, я тогда буду себя убивать?
Я осторожно присела на край обрыва и, покачала ногами, было ощущение, что я лечу.
Мама ненавидела, когда я сидела вот-так, с ногами над обрывом скалы. Она всегда так боялась за меня, что я сорвусь вниз и покалечусь. Вот это ирония, учитывая теперешние обстоятельства.
Я откинулась назад и закрыла глаза. Ледяной воздух жалил веки, и озноб пробежал по всему телу. Но я была в порядке. Мне было даже хорошо. Этот холод был комфортным.
Я улыбнулась и снова открыла глаза.
Тучи быстро сгущались и я заметила, что уже в нескольких милях от меня над океаном пошел дождь. Скоро он зальет и меня. Но мне все равно, я в порядке.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |