Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Визг тормозов — вот что заставило меня обернуться. Увидев летящую в моем направлении машину, я застыла как вкопанная. Не было сил пошевелиться; приближающийся автомобиль двигался будто в замедленной 2 страница



 

— Эдди! — Позвавший меня голос раздражал.

 

Я обернулся и уставился на единственного человека, который мог позволить себе так меня называть.

 

— Розали, — произнес я, кивнув.

 

— Итак, ты уже забрал свою малышку? — спросила она, вцепившись в меня рукой с целью утащить к кафетерию.

 

— Да. Только приехал из Порт-Анджелеса. Они даже отполировали ее. Она прекрасна.

 

— Я знаю, как тебе нравятся гладкие девочки, — поддела Розали.

 

— Не буду спорить, — усмехнулся я, на что она лишь закатила глазки.

 

Розали была тупой ослицей, но сексуальной до чертиков тупой ослицей — вот что нужно сказать. И у меня была только одна причина мириться с ее дерьмовым характером, впрочем, как и у нее — мириться с моим. Дело в том, что Розали — девушка моего брата. А еще она одна из немногих, с кем я ни разу не спал.

 

Чуть ли ни единственная в школе, с кем я не спал, принадлежит к числу самых горячих девушек этого места. Забавно, правда? Хотя... я был бы не против того, чтобы перепихнуться с Роуз. Но никогда не сделаю этого. На самом деле я с трудом представляю, как это — трахаться с Розали. К тому же, разве не мило, когда у тебя есть подружка, которая никогда не полезет к тебе в штаны? Ослица она или не ослица.

 

Она сунула мне свой поднос с едой, чтобы я донес его до нашего столика во дворе школы — там мы сидели только если погода была хорошая, а здесь это настоящая редкость: мы ведь в дождливом Форксе. Розали устроилась рядом с Эмметом. Он обхватил ее своей здоровенной рукой за плечи, и она улыбнулась в ответ, затем он наклонился к своей девушке за поцелуем. Господи, это отвратительно!

 

Через минуту к нашей компании присоединились похожая на эльфа Элис и ее парень — брат Розали Джаспер. Элис тоже была из клуба девчонок, с которыми я еще не спал, и не потому что она встречалась с Джаспером. Я боялся Элис, она меня пугала. И в этом нет ничего странного: Элис, хоть и выглядела крошкой, имела силу гиганта. Никто с ней не связывался, глупо было пытаться ее разозлить. Ей ничего не стоило выбить все дерьмо из любого, в том числе из меня.

 

Мы как обычно болтали, и вскоре заметили, что окружавшие нас люди выглядят как-то по-странному возбужденными. И мы повернулась посмотреть, что же их так взбудоражило.

 

— Господи, — вздохнув, простонал Джаспер.

 

Проследив за его взглядом, я заметил Изабеллу Свон. Она стояла под деревом, хрипела и оглядывалась по сторонам в панике. Да что, блядь, за дерьмо? Они что, наслаждаются видом ее медленной смерти? Не скажу, конечно, что она мне нравится: эта пташка Свон — полный фрик, и я не стал бы дотрагиваться до нее даже палкой. Но, люди, вы в своем уме? Смеяться ей в лицо, когда она задыхается, это, блядь, не по-человечески!



 

Я уже готов был идти ей на помощь — только потому что я такой человечный, нахер. Но Элис ударила меня кулаком и оттолкнула, рванувшись со своего места.

 

— Господи! Вы больные тут все?! Помогите ей кто-нибудь! — завопила она с возмущением.

 

Мы наблюдали за тем, как она встала позади Свон и применила метод Хаймлиха. Свон выплюнула что-то, что мешало ей дышать, и откашливалась какое-то время, а потом заговорила о чем-то с Элис. Та улыбнулась ей в ответ и кивнула, прежде чем оставить девушку.

 

Люди продолжали показывать пальцами и смеяться, но более сдержанно, чем раньше.

 

Свон, собрав свои вещи, быстренько скрылась из виду. Я вздохнул и закатил глаза.

 

— Тупое создание, — пробормотал я. Какой же ненормальной была Свон, раз не могла даже поесть по-человечески, не задыхаясь?

 

— И это говорит тот парень, который просто стоит и смотрит... Ничего не делая, — сказала Розали, сладко мне улыбнувшись.

 

— Элис оттолкнула меня. Тем более, я даже не смеялся. — Я не стал ничего объяснять, и стащил мясо по-французски с подноса у Эммета. Он дико возмутился, на что я лишь закатил глаза. — Это всего лишь чертово мясо!

 

— Люди бывают очень жестокими, особенно если это связано с ней. Она им ничего не сделала, — Элис явно переживала.

 

— Да, и что? Разве этого достаточно, чтобы люди полюбили ее, всего лишь не делать им дерьма? Брось, Эл, она же чокнутая. Ни с кем не говорит, сидит вся в себе и... я слышал, она никогда не ходит в душ после спортзала. Это достаточно мерзко, чтобы не хотеть до нее даже дотрагиваться, — аргументировал я и стащил еще мяса. Не глядя на Эммета.

 

— Вообще-то, она не ходит в душ после спортзала только потому, что она не посещает сам спортзал вот уже три месяца, — ответила Розали со скукой в голосе.

 

— Ты-то откуда знаешь? — спросил я.

 

— Мы в одном классе, идиот, — ответила она, тряхнув головой, — иногда ты бываешь таким тупым.

 

— А ты иногда бываешь такой сукой, — бросил я и поднялся.

 

— Эй! Не разговаривай так с моей девочкой, — возмутился Эммет.

 

— Почему? Ты же так с моей разговариваешь, — ответил я.

 

— Брат, я не удивлюсь, если однажды застану тебя с членом в выхлопной трубе — трахающим свою любимую машину, — выдал Эммет и дернулся, пошло.

 

— Иногда ты бываешь таким ебанутым, — вздохнул я, уходя подальше от столика.

 

— По крайней мере, у меня не встает на машину, — кинул он мне вслед.

 

Я развернулся и слегка наклонил голову в сторону.

 

— У тебя не встает? Ладно. Должно быть, это другой мой брат, нагнул тогда свою развратную подружку на капот заведенной машины, — я говорил громко, чтобы люди вокруг слышали. Все засмеялись, но Эммета это не смутило.

 

— Да перестань, это не на машину у меня встал. А на вид попки моей Рози, когда она наклонилась, ты, злая морда, — ответил он, не упуская деталей, и мне оставалось только рассмеяться над ним.

 

Вернувшись в корпус, я прошел по коридору к своему шкафчику и наткнулся там на красотку... Таня Денали. Блядь, джинсы на ней сидели так низко, что держались чуть ли не на коленках. Неплохо было бы нагнуть ее на капот моей машины... Нет, подождите, я буду против. Никакого секса вокруг машины!

 

— О, Эдвард, — замурлыкала она, положив руки мне на грудь. — Я скучала все утро...

 

Она надула свои полные губы, и я ухмыльнулся.

 

— Конечно, ты скучала, моя сладкая, но я забирал свою девочку, — ответил я, нажав пальцем на ее нижнюю губу. Ее глаза расширились.

 

— Какую девочку? — в ней все вопило.

 

— Она отсюда, — сказал я и прикоснулся к своему сердцу.

 

Таня не дышала... Я усмехнулся.

 

— Подсобка, на следующей перемене, — сменил я тему.

 

— Но мы чуть не попались в прошлый раз! — сказала она, глядя слегка испуганно.

 

— Я не буду тебя заставлять. Не так трудно найти кого-то другого, — ответил я.

 

— Конечно, Эдвард, я приду туда, — сказала она, сразу передумав. Я ухмыльнулся и кивнул, прежде чем оттолкнуть ее.

 

Забавно, мне все сходило с рук. Полная вседозволенность. Если я велел девчонкам прыгать, они прыгали. Если велел сосать, они сосали. Если говорил "трахнись со мной после танцев на футбольном поле", они уже голыми там меня ждали.

 

Я наслаждался бесконечной чередой случайного секса, и порой это казалось таким противным. Правда, не думаю, что причина в сексе, просто все дело во мне. Стремясь где-то глубоко в душе к "особенным" отношениям с девушкой, я упорно не давал никому ни единого шанса завязать со мной эти "отношения". Потому что, как только мой член попадал в ее тело, и мы оба удовлетворялись, "отношения" заканчивались и я, в зависимости от обстоятельств, либо просто выкидывал ее из своей постели, либо исчезал сам.

 

Что тут скажешь? Я не любитель обниматься. И в постели я никогда еще никого не ласкал и не обнимал; может, потому что не нашел еще свою "единственную". Не то чтобы я верю в это дерьмо...

 

Семья, в которой я вырос... У нас в доме всегда была такая идиллия: папа — доктор; мама — дизайнер интерьеров; крутой старший брат всегда готов одолжить презерватив, если я вдруг не найду свой. Мои родители никогда не стеснялись показывать свою любовь друг к другу, сейчас они, должно быть, казались такими же влюбленными, как в год, когда познакомились. Иногда они ведут себя как подростки, у которых первая любовь сорвала крышу.

 

Если эта картина не заставит поверить в "настоящую любовь", тогда, не знаю, что заставит.

 

Но... То, что моим родителям повезло найти друг друга, вовсе не говорит о том, что и я себе кого-то найду. Где я встречу ту "единственную"? Здесь, в Форксе? Невероятно.

 

Господи, я рассуждаю как девчонка. Пора с этим заканчивать!

 

Я быстро развернулся и окинул взглядом коридор.

 

— Эй, Таня! — крикнул я.

 

Она уже дошла до конца коридора, но, услышав меня, обернулась.

 

— Да? — медленно ответила девушка.

 

— Подсобка. Сейчас! — я не спрашивал, я требовал.

 

Она буквально сияла, и она не шла ко мне — она бежала. А мне было плевать даже на ее подпрыгивающие сиськи. Я просто быстро дошел до подсобки и затолкнул внутрь Таню.

 

Закрыв дверь, я расстегнул ширинку.

 

— Чего тебе хочется? — спросила она голосом, который должен был казаться соблазнительным. Мне он показался жалким. Я изогнул бровь:

 

— Я здесь не для твоего удовольствия, — ответил я нагло, и она, поняв намек, опустилась на колени.

 

— Блядь, Эдвард, я в последний раз беру в рот в этой гребаной подсобке, — негодовала она, пытаясь говорить жестко и серьезно, но все это больше походило на вопрос, чем на требование. Это могло быть милым, если бы не было, опять же, таким жалким.

 

— То же самое ты говорила в прошлый раз, — сказал я нагло и положил руки ей на голову. — А сейчас заткнись и работай.

Hit By Destiny, Глава 3. Тревога

Глава 3. Тревога

 

От лица Изабеллы Свон (за три дня до аварии)

 

Шестьдесят секунд. Не больше. Может, пятьдесят. Нет, скорее всего только тридцать.

 

Цифры 05:59, моргнув, превратились в 06:00, и часы зазвонили.

 

У меня не было и тридцати секунд. Конечно! Я всегда ошибалась с количеством имеющегося у меня времени. Я повенулась к часам со вздохом... а потом вылезла из кровати и протопала в ванную. Я постаралась не смотреть на себя в зеркало, пока раздевалась; раздевшись, кинула в корзину с грязным бельем свою пижаму. Я включила душ и встала под холодную воду. У меня не было натроения смотреть на себя в эту минуту, я просто подставила лицо под струи и зажмурилась. Я натирала свое тело дочиста и старалась не обращать внимания на неровности, которые чувствовала каждый раз, когда руки попадали на шрамы. А чтобы не закричать, я кусала губы.

 

Вот уже несколько недель у меня не было такой ужасной ночи, как прошлая. Я просыпалась вся в поту, и не единожды. Мне снилось, что я задыхаюсь во время ланча, это повторялось снова и снова, все время по-разному. В первый раз Элис мне помогает. В следующий раз — нет, и все смеются, пока я медленно умираю. И самым плохим был сон, в котором они окружили меня, а я... я смотрела на них умоляюще, надеялась, что кто-то меня спасет. Мои надежды не оправдались.

 

История моей жизни: у меня никогда не было времени, о котором я думала, что оно имеется, и никто никогда не занимался моим спасением.

 

Вымыв все тело, я выдавила чуть-чуть геля с ароматом клубники на свои волосы; хотелось оставить в них запах. Он напоминал мне о том времени, когда я была нормальной — не изуродованной. Времени, когда моя семья все еще оставалась целой. Времени, когда я верила в хорошее и была уверена в том, что у меня есть будущее.

 

Это происходило в те дни, когда я была наивной и надеялась на то, что даже у такой девушки, как я, есть шанс в жизни, а потом эта жизнь преподала мне урок. И я поняла, что девчонки вроде меня никогда не получают шансов, мы не предназначены для свершений. Черт, мы не предназначены даже для обычной, посредственной жизни. Боль и разрушение — вот для чего мы рождены. И я чувствую, как это происходит. Медленное разрушение...

 

Я вышла из душа и вытерлась, снова стараясь не смотреть вниз. Это была самая тяжелая часть моего дня. Я бы лучше терпела издевки и насмешки, поджидавшие меня в школе; я терпела бы их вечность в обмен на то, чтобы не видеть себя больше голой.

 

Я надела банный халат и направилась в свою комнату, вытирая по пути полотенцем волосы. Вернувшись к себе, я бросила полотенце на пол и подошла к шкафу. Я никогда особо не задумывалась о том, что надеть: лишь бы с длинным рукавом и закрывало всю кожу. И я была рада тому, что живу в дождливом Форксе, где не бывает слишком жарко, а значит никто не обратит внимания на одежду, в которую я так плотно кутаюсь. Не то чтобы я привлекала чье-то внимание... Люди вспоминали обо мне только когда были настроены опустить кого-то. Они совсем не догадывались о том, что я не в состоянии упасть еще ниже. А я находилась на самом дне, это правда, и считала смерть единственной возможностью оттуда выбраться.

 

И я должна была получить рецепт, если действительно хочу воспользоваться этой возможностью. Рецепт... Это напомнило мне о звонке доктору, который я собиралась сделать накануне и не сделала. Мой отец слишком расстроил меня, когда вчера я вернулась домой после школы.

 

Я написала о звонке на стикере и прилепила его на дисплей компьютера. Расчесывая волосы, я думала, о каком лекарстве у меня получится спросить, не вызвав у доктора подозрений, и что потом с этим лекарством делать. Выпить смертельную дозу, конечно же. Или все будет по-другому?

 

Посмотрю на перемене в Гугле...

 

Я собрала свой школьный хлам в рюкзак и спустилась вниз. Мой отец уже уехал на работу, и на кухне царил бардак. Мужчина не способен помыть за собой посуду, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Отец всегда был неряхой, и я удивляюсь, как моя мать вообще мирилась с этим его дерьмом... Хотя... он мирится с ее гораздо большим дерьмом все то время, пока они женаты. Определенно, эти двое стоят друг друга.

 

Схватив последний чистый стакан, я полезла в холодильник за апельсиновым соком. Получилось нацедить всего ничего.

 

Мой стакан был наполовину пуст...

 

Я выбросила пустую коробку и добавила "апельсиновый сок" в висевший на дверце холодильника список других закончившихся продуктов. Список вырос длиннющим, и чтобы не остаться вечером голодной, мне нужно будет заехать в продуктовый магазин. Отец, я уверена, и не подумает об этом. Он никогда ничего не покупал: не покупал даже если я говорила ему, что у нас нечего есть. Он скорее пообедает в "Охотничьем домике", городском, громко сказано, ресторане, чем зайдет в магазин за продуктами. Плюс ко всему, он никогда не готовит. Он лентяй: не утруждает себя побеспокоиться о чем-либо, если под рукой имеется еще кто-то... кто-то, кто все сделает за него.

 

Забавно, если учесть тот факт, что мой отец — офицер полиции.

 

В глазах сослуживцев он был человеком ответственным. Беря на себя контроль над любой ситуацией, пока та не переставала быть управляемой, он думать не думал перекладывать свои обязанности на кого-то еще. Он делал свою работу, и, что удивительно, делал ее хорошо. Но мне все же кажется, что, когда отец решал после школы, кем быть, в первую очередь он думал о красивой форме и пистолете, мирно покоившемся в кобуре. Все мы знаем, как женщин привлекает форма. Именно из-за нее моя мать заметила его. Бедняга, у него не было ни единого шанса на побег с той самой минуты, когда эта обворожительная шатенка решила воткнуть в него свои коготки.

 

Люди до сих пор вспоминают о том, как мои родители любили друг друга, и как ничто не могло их разлучить. Они жили как в сказке, но эта сказка не продлилась и двух лет: поторопившись появиться на свет, я, сама о том не догадываясь, испортила их едва упевшую начаться счастливую жизнь.

 

Мой отец в отличие от матери никогда не винил меня в том, что произошло три месяца назад. Правда, мне кажется, и я могла прочесть это в его обращенных на меня глазах, что иногда, задумываясь о случившемся, он признает тот факт, что в какой-то степени я заслужила это для себя. И проживи я хоть тысячу лет, все равно не пойму как... Как отец мог искренне считать, что его дочь изуродована заслуженно?

 

Мне неприятно об этом думать, но временами нет никакой возможности избавиться от бесцеремонно влезших в подсознание мыслей, выкинуть их оттуда.

 

Я допила сок и, быстро вымыв стакан, поставила его на пустую сушилку. Я была зла. У нас не осталось ни чистых тарелок, ни чистых стаканов в кухонном шкафу, но, тем не менее, сушилка оказалась пустой. Неужели так тяжело помыть за собой посуду?

 

Я взглянула на часы; они показывали примерно полчаса. До начала уроков было добрых сорок минут. И если для других это много, у меня совсем другая история. Моя слишком старая машина не способна была развивать скорость больше сорока миль в час, и когда я пыталась прибавить газа, она, вместо того чтобы поехать быстрее, лишь грохотала и поднимала нездоровый шум. Он походил на адресованный мне вопль о том, что мой фургон развалится, не нажми я незамедлительно на тормоз. Но я все же любила этот большой красный фургон. Любила несмотря ни на что. Он был весь в трещинах, но и я тоже. Мы идеально подходили друг другу, и я ни на кого не променяю его.

 

Даже на дурацкий сияющий "вольво".

 

Я вышла на улицу, и заперла за собой дверь. Моросил дождь, а зонт я сломала еще на прошлой неделе.

 

Натянув на голову капюшон, я постаралась как можно быстрее преодолеть путь от дома к фургону. Уже у машины я чуть не поскользнулась и едва успела вовремя ухватиться за капот. Плюхнись я прямо на задницу в грязь, непременно опоздала бы в школу: пришлось бы идти переодеваться.

 

Моя машина была как обычно открыта: запирать ее я не видела смысла. Вряд ли кто-то захочет украсть этот кусок старого железа. Рванув на себя дверь, я влезла внутрь, стараясь действовать быстро — моя последняя попытка не дать дождю сделать меня еще более мокрой, чем я была сейчас.

 

В кабине пахло маслом. Не удивлюсь, если это отремонтированный всего несколько недель назад двигатель снова течет. Вздохнув, я повернула ключ в замке зажигания, и фургон с тяжелым грохотом ожил.

 

Находившееся у меня в машине ветхое радио сломалось еще летом, и я за все это время так ни разу и не побеспокоилась о том, чтобы отремонтировать его. Поэтому в школу я ехала в тишине. Шум работающего мотора был единственным окружавшим меня звуком, но этот шум не раздражал, напротив, я нахадила его расслабляющим. Он казался чем-то привычным, был той необходимой константой, без которой невозможно выстоять в постоянно меняющемся мире... мире, в котором я жила.

 

Я приехала в школу с запасом в десять минут. Когда я увидела, что Эдвард Каллен опять паркуется на директорском месте, мне захотелось закатить глаза. Он искал неприятностей. Догадываюсь, они его возбуждают точно так же, как и те маленькие приключения, свидетелем одного из которых я чуть не стала вчера: я видела, как он выходил из подсобки с Таней. Небрежно застегивая молнию на ширинке своих брюк, Каллен вел себя так, будто хотел, чтобы все, кто столкнется с ним, поняли, чем он был до этого занят. Таня, с которой он не попрощался даже взглядом, позорно вытирала уголки рта.

 

Не надо быть гением, чтобы понять, что на них оставалось. Или кто. И Эдварду вовсе не обязательно устраивать это шоу с публичным застегиванием штанов. Студенты средней школы Форкса давно знали о приключениях Каллена. Тупые во всем остальном, в сексе они разбирались.

 

Поступая так, как он поступал, я имею в виду директорское место, Каллен наверняка просто хотел быть пойманным. Неприятности — о них он мечтал. Если бы директором была женщина, Эдвард, вероятно, начал бы с ней флиртовать, все знают, Эдварду чуждо чувство стыда. Я всегда удивлялась, какого черта с ним происходит, почему он заставляет себя делать все это... Что он пытается доказать? То, что он еще больший осел, чем все вокруг думают?

 

Я быстро зашагала к корпусу. Дождь прекратился, но мы же в Форксе — не удивлюсь, если скоро он пойдет вновь.

 

Пересекая коридор, я смотрела в пол; мне казалось, это делает меня менее заметной. Добравшись до своего шкафчика, я бросила туда принесенные из дома вещи, взяла учебник истории, достала из рюкзака домашнюю работу и закрыла двурку ногой.

 

Притавщившись в класс, я заняла свое обычное место сзади. Никто никогда не садился со мною рядом, чему я была только рада. Мне трудно было контролировать свои эмоции, когда кто-то оказывался рядом. Даже вчера, когда Элис схватила меня, чтобы спасти, я испугалась. Зная, что она просто пытается мне помочь, я все же испугалась.

 

Последний, кто прикоснулся ко мне с любовью, был человеком, причинившим мне больше всего боли. Простите, но мне не нравиться, когда кто-то меня касается.

 

Остаток дня прошел без происшествий. Будучи осмотрительной, я решила не искушать судьбу очередным завтраком на публике; в конце концов поесть можно было, закрывшись в одной из кабинок женского туалета. Но сегодня я не захватила еды из дома, и поэтому мне пришлось пойти в кафетерий — купить себе ланч.

 

Очередь двигалась очень медленно. Я застряла между парнем из младших и хихикающими девчонками. Девчонки стояли сзади, и я буквально задыхалась исходившими от них ароматами. Запах духов был таким сильным, что казалось, будто эти двое в них искупались. Мои глаза заслезились бы от одного этого запаха, если бы я вдруг обернулась.

 

— Я клянусь! Она мне сама сказала! — воскликнула одна из девушек.

 

— С Майком Ньютоном? Но она могла найти себе кого-нибудь более... — не договорив, хмыкнула вторая.

 

— Сомневаюсь, — ответила первая. — Эдвард даже не взглянул на нее после того, как они переспали на той вечеринке. Я думаю, он даже не запомнил, как ее зовут. И ты видела ее нос? Таким, как она, не приходится выбирать. Она была обманута Эдвардом, и теперь согласна на любого. Кого Бог пошлет...

 

— Даже если это Майк Ньютон?

 

— Даже если это Майк Ньютон, — сказав это, девчонка разразилась истерическим хохотом. — Ты видела, с какими волосами она пришла утром?

 

— Мне почти стало ее жаль. Джессике следовало проконсультироваться с кем-нибудь, перед тем как делать перманент. Это словно... восьмидесятые вернулись. Серьезно, — выпалила с отвращением девчонка номер два.

 

Мне все же пришлось повернуться к ним; это случилось, когда я тянулась к кассе в попытке оплатить свой вегитарианский сэндвич, яблоко и бутылку воды. Девчонки продолжали хихикать, когда я уходила.

 

— Утка! — крикнула одна из них мне вслед.

 

— Гусь! — поддержала подругу вторая.

 

Студенты в очереди рассмеялись, но мне было все равно. Я не изменилась в лице, не закатила глаза, я вообще не стала им отвечать. Вместо этого я просто ушла и спряталась от них в туалете.

 

Заперевшись в кабинке, я опустила крышку унитаза и, недолго думая, села. После нескольких глубоких вдохов я сумела взять себя в руки и развернула наконец бутерброд.

 

—... она сделала что-то?

 

Я ухватила только самый конец предложения. В туалет кто-то вошел, я слышала, как стучали каблуки по полу. Медленно подтянув к груди колени, я обняла их, чтобы никто не смог увидеть из-под двери моих ног. Кто бы это ни был, у меня отсутствовало желание видеться с ними. Я просто хотела доесть свой ланч.

 

— Ты собираешься заняться этой девчонкой? Ты кем себя возомнила, Матерью Терезой? Вчера ты спасла ее от удушья, а теперь ты защищаешь ее репутацию в очереди за ланчем? Ну ты даешь! — произнесли пропитанным раздражением голосом.

 

Я навострила уши, ведь теперь стало ясно: речь обо мне. Кто еще вчера задыхался? Думаю, голос, который я только что слышала, принадлежит подруге Элис — Розали Хейл. Розали была единственной в школе девушкой, переплюнувшей по красоте Таню Денали. Она встречалась с жуткого вида старшим братом Эдварда — Эмметом. Каллен старший выглядел так, словно сидел на стероидах.

 

— Ясно, что она не желает защищаться сама, значит ее должен защитьть кто-то. Ведь так? —

 

спросила Элис.

 

— Кто-то или никто, — в голосе Розали угадывалась скука. — Я только думаю, тебе ни к чему суетиться. Она безнадежна. Да и чем, если на то пошло, она заслужила твою защиту?

 

— Ничем, и, пожалуй, причина как раз в этом. Она не сделала ничего плохого, впрочем, как и ничего хорошего ни мне, ни кому-либо еще. Она вообще ничего не сделала, — произнесла Элис с осуждением. Мне захотелось в ответ фыркнуть. Да знает ли она хоть что-то обо мне?! Я сделала. Сделала достаточное количество ошибок, и шрамы на моем теле только доказывают это.

 

— Ну почему ты не можешь найти себе более нормальное хобби, заняться тем же, чем занимается большинство людей? — воскликнула Розали. — Что случилось со старым добрым шоппингом?

 

Элис рассмеялась, ее похожий на перезвон колокольчиков смех разнесся по помещению эхом.

 

— Я никогда не брошу шоппинг, и ты знаешь об этом, — ответила Элис жизнерадостно, — но помощь ближнему — не хобби, это обязанность каждого уважающего себя человека.

 

— Я так понимаю, кто-то опять насмотрелся доктора Фила, да? — усмехнулась Розали.

 

— То, что у тебя нет сердца, вовсе не означает, что его нет и у меня, — ответила Элис.

 

— Мне следует обидеться, но я не стану, — сказала Розали. — Ладно, пошли. Мы же не хотим заставлять парней ждать нас...

 

Элис снова рассмеялась, а потом я услышала, как открылась и через мгновение опять закрылась дверь.

 

Я не шевелилась какое-то время: я была очень зла. Мои ноги затекли, но я не шевелила даже ими.

 

Высокомерие — отличительная черта всех, кто достаточно хорошо общается с такими как Каллен. Элис дружила с Эдвардом, и именно поэтому чем-то на него походила.

 

Она думает, что я нуждаюсь в помощи, и меня это бесило; она считает, что я нуждаюсь в ком-то, кто защитит меня ото всех этих отвратительных вещей, что люди могут сказать мне или сделать. Словно она не могла сделать того же! Она не знает меня, я не знаю ее. Мы не друзья. Мы даже ни разу не разговаривали друг с другом, если не считать, конечно, тех нескольких слов, что были сказаны вчера. Так почему же она беспокоится?

 

Думаю, Розали права: Элис просто ищет себе новое хобби. Ей хочется заняться благотворительностью: найти кого-то и, не требуя ничего взамен, переделать под себя этого человека. Элис ошибается, если считает, что я ей подойду.

 

И это далеко не единственная ее ошибка; я не нуждалаюсь ни в ком, кто предоставил бы мне защиту. Неужели Элис не понимает, что я просто стараюсь, постепенно слившись с задним фоном, стать невидимой? Это и есть причина, по которой я никогда не даю отпор своим обидчикам. Не слишком ли долго Элис витает в облаках, раз не может отличить где лево, а где право, и не понимает, когда приходит время пойти на хер. Да, она мне спасла жизнь, но это не делает нас друзьями.

 

Сказанное Элис — пожалуй, обиднее, чем все то плохое, что я слышала от других и к чему старалась привыкнуть. Элис увидела во мне жалкое слабовольное существо, а я себя такой не считала. Слабовольное существо не беспокоилось бы о том, чтобы вставать с постели изо дня в день каждое утро.

 

Доедая остатки ланча, я безмолвно размышляла над произошедшим. Так же как и вчера, я ела все маленькими кусочками, стараясь не подавиться. Для того, кто желал смерти, я была на удивление осторожной.

 

Нарушивший тишину звонок оповестил меня о том, что пришло время оставить комфортную кабинку и тащиться на биологию. По пути в кабинет, я сделала небольшую остановку у своего шкафчика. Я точно не была настроена на это дерьмо. Я хотела просто поехать домой, позвонить доктору, взять у него рецепт... и умереть.

 

Интересно, когда? Когда я умру? Есть какая-то определенная дата? Я думала об этом, занимая пустое место в конце класса. В этом классе все рассаживались так, как того желали сами. Сидевшие за соседними партами болтали, и я отвернулась от них ото всех.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.042 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>