Они свернули с оживленной дороги и повели лошадей по более тихой и чистой улице, круто поднимавшейся вверх.
— Это дома богатых и влиятельных людей. У них есть поместья за городом, а здесь — особняки, где они развлекаются и строят заговоры, чтобы заполучить еще больше власти и богатства, — продолжал Тубрук настолько бесстрастным голосом, что Гай удивленно взглянул на него.
Дома закрывали от взглядов прохожих железные ворота выше роста человека. На каждых стоял номер, а для пеших гостей была предусмотрена небольшая дверь. Тубрук объяснил, что им видна лишь малая часть дома, а все остальное, начиная от бань и конюшен и заканчивая огромными внутренними дворами, скрыто от глаз плебеев.
— В Риме высоко ценят неприкосновенность частной жизни, — сказал Тубрук. — Видимо, из-за густонаселенности города. Конечно, если бы ты просто зашел в загородное поместье, ты вряд ли кого-то обидел бы. А здесь нужно назначать встречу заранее, объявлять о своем приходе и ждать, ждать и ждать, пока тебя не будут готовы принять. Вот этот дом. Я скажу привратнику, что мы прибыли.
— Тогда я вас оставляю, — сказал Рений. — Я должен сходить в свой дом и проверить, не пострадал ли он во время бунта.
— Не забывай про комендантский час. Не выходи из дома после заката, мой друг. Они все еще убивают всех, кто окажется на улице после темноты.
Рений кивнул.
— Я буду осторожен.
Он развернул своего мерина, и Гай тронул Рения за здоровую руку.
— Ты уходишь? Я думал…
— Я должен проверить, как мой дом. И немного побыть один и подумать. Теперь я уже не готов провести остаток жизни с другими стариками. Я вернусь завтра на рассвете, чтобы увидеться с вами и… В общем, до завтра.
Он улыбнулся и поскакал прочь.
Пока Рений рысью спускался вниз по холму, Гай снова обратил внимание на его потемневшую шевелюру и сильное тело. Он повернулся и посмотрел на Каберу, который только пожал плечами.
— Привратник! — закричал Тубрук. — Мы пришли.
После жарких римских улиц прохладные каменные коридоры, что вели внутрь особняка, принесли приятное облегчение. Лошадей и мешки у четверых гостей тут же забрали, а их самих пожилой раб отвел в первое строение.
Они остановились у двери из позолоченного дерева. Раб открыл ее и жестом пригласил их внутрь.
— Вы найдете все, что вам нужно, господин Гай. Консул Марий позволяет вам вымыться и поменять одежду после путешествия. Вас ожидают увидеть не раньше захода солнца, который настанет через три часа, когда начнется ужин. Показать вашим спутникам дорогу в комнаты слуг?
— Нет. Они остаются со мной.
— Как пожелаете, господин. Девушку отвести в комнаты рабов?
Гай медленно кивнул.
— Отнеситесь к ней хорошо. Она друг моего дома.
— Конечно, господин, — ответил тот, поманив за собой Александрию.
Девушка бросила взгляд на Гая, но он ничего не смог прочесть в ее темных глазах.
Больше не сказав ни слова, тихий человечек ушел, мягко ступая сандалиями по каменному полу. Остальные переглянулись, будто ободряя друг друга.
— По-моему, я ей нравлюсь, — вслух подумал Марк. В ответ на удивленный взгляд Гая он пожал плечами: — И ноги у нее красивые.
С этими словами Марк, посмеиваясь, вошел в комнату, оставив Гая в глубоком потрясении.
Кабера последовал за ним и тихо присвистнул. Потолок, пересеченный латунными стропилами, поднимался над мозаичным полом на сорок футов. Стены были выкрашены в темно-красные и оранжевые цвета, как многое в Риме. Особенно привлекал внимание орнаментированный пол, по которому от мраморного фонтана расходились круги. В каждом круге застыли бегущие фигуры, пытавшиеся обогнать тех, кто спереди. Во внешних кругах были изображены торговцы и покупатели на рынке, а ближе к середине просматривались другие сценки — с рабами, магистратами, сенаторами, легионерами, врачами. Отдельный круг отводился обнаженным, не считая корон, правителям. В самом первом круге, окаймлявшем фонтан, были изображения богов, и только они никуда не спешили, а спокойно смотрели на толпы, которые бегали по своему кругу, но не могли перепрыгнуть в другой.
Гай прошел к фонтану и попил из кружки, стоявшей на мраморном краю. Он очень устал, и, несмотря на красоту комнаты, его удручало, что среди этого великолепия не нашлось ни еды, ни лож. Остальные прошли за ним через арку в следующую комнату.
— Вот это я понимаю! — радостно провозгласил Марк. Перед ними стоял полированный стол, уставленный едой: мясом, хлебом, яйцами, овощами и рыбой. В золотых чашах лежали фрукты. Мягкие ложа так и манили, но рядом была еще одна дверь, и Гай не мог туда не заглянуть.
Посредине третьей комнаты оказался глубокий бассейн. От воды шел приятный пар, вдоль стен стояли деревянные скамейки с высокими стопками мягкой белой материи. На шестах у воды висела банная одежда, а у низких столов стояли четыре раба, готовые сделать желающим массаж.
— Замечательно! — восхитился Тубрук. — Гай, твой дядя — гостеприимный хозяин. Лично я сначала искупаюсь, а поем потом.
Еще не закончив говорить, он уже стал стягивать с себя одежду. К нему подошел один из рабов и подставил руку. Когда Тубрук разделся догола, раб унес его одежду из комнаты. Несколько секунд спустя вошел другой и занял его место у столов.
Тубрук полностью погрузился в воду, задержал дыхание и расслабил в тепле каждую мышцу. Когда он вынырнул, Гай и Марк уже разделись, бросили одежду другому рабу и, хохоча, нырнули в бассейн с другого конца.
Раб вытянул руку, чтобы принять одежду Каберы. Старик хмуро на него посмотрел, потом вздохнул и начал снимать одежду со своего худосочного тела.
— Вечно что-то новое, — сказал он, опускаясь в воду, и поморщился.
— Плечи, парень! — крикнул Тубрук одному из рабов.
Тот кивнул, встал на колени у края бассейна и нажал большими пальцами на мышцы Тубрука, высвобождая напряжение, таившееся там с тех пор, как рабы напали на поместье.
— Хорошо! — вздохнул Тубрук и задремал, убаюканный теплом.
Марк первым лег на массажный стол. Он лежал на гладкой материи, и в прохладном воздухе от него шел пар. Ближайший раб снял с пояса какие-то приспособления, похожие на связку длинных латунных ключей, щедро полил Марка теплым оливковым маслом и принялся скрести мокрую кожу, как чистят рыбу. Он промокал кожу привязанным к поясу полотенцем, которое удивительно быстро почернело от дорожной грязи. Потом раб вытер кожу Марка досуха, налил еще немного масла и стал широкими движениями массировать ему спину вдоль позвоночника. Марк довольно застонал.
— Гай, по-моему, здесь неплохо, — прошлепал он расслабленными губами.
Гай лежал в воде, позволив мыслям течь свободно. Возможно, Марий не захочет терпеть присутствие каких-то мальчишек. Своих детей у него нет, а Республика, видят боги, переживает сложные времена. Хрупкие гражданские свободы, которыми так дорожил его отец, оказались под угрозой, когда на каждом углу встали солдаты. Как консул, Марий оставался одним из двоих самых влиятельных людей города, но, пока на улицах стоит легион Суллы, его власть эфемерна, а жизнь — в руках их командира. И все же разве Гай может защитить интересы отца без помощи дяди? Кто-то должен представить его сенату, поручиться за него. Он не мог просто взять и занять старое место своего отца — его бы вышвырнули из сената, и на том все бы кончилось. Конечно, кровное родство через мать давало ему право на какую-то помощь, но Гай не был уверен, что ее получит. Марий изредка навещал сестру, когда Гай был совсем маленьким. Когда же ее болезнь усугубилась, визиты стали гораздо реже. Марий не был у них уже несколько лет.
— Гай! — Голос Марка прервал его мысли. — Иди, пусть тебе сделают массаж! Ты опять слишком много думаешь.
Гай ухмыльнулся другу и поднялся из воды. Как и остальным, ему и в голову не пришло стесняться своей наготы.
— Кабера! Тебе когда-нибудь делали массаж? — спросил он, проходя мимо старика, прикрывшего глаза.
— Нет, но я готов хоть раз попробовать все на свете, — ответил Кабера и побрел к ступеням.
— Ты попал в тот город, какой тебе нужен, — хмыкнул Тубрук, не открывая глаз.
Чистые, отдохнувшие, переодетые в свежую одежду и почти сытые, на закате они проследовали за рабом к Марию. Рабыни Александрии с ними, конечно, не было, и на секунду Гай ощутил разочарование. При ней он едва знал, что сказать, а без нее в уме возникали остроумные фразы, которые потом никогда не удавалось вспомнить в нужный момент. Он не заводил с ней разговора о поцелуе в конюшне и не знал, вспоминает ли она об этом так же часто, как и он. Сейчас Гай заставил себя больше не думать о девушке: он вот-вот встретится с консулом Рима и должен быть бдительным и сосредоточенным.
Перед дверью в зал их остановил дебелый раб. Он придирчиво поправил складки на одежде Гая, а потом достал резной гребень из слоновой кости и зачесал назад непослушные кудри Марка. Когда пухлые пальцы приблизились к Кабере, тот шлепнул по ним своими старыми руками и ядовито прошипел:
— Не трогай!
Раб невозмутимо перешел к остальным. Наконец он был удовлетворен, хотя позволил себе нахмуриться в сторону Каберы.
— Господин и госпожа сегодня вечером дома. Представляясь, поклонитесь господину, а кланяясь, не отрывайте глаз от пола. Потом поклонитесь госпоже Метелле, на дюйм или два выше. Если ваш слуга-варвар захочет, может постучать головой об пол.
Кабера открыл рот, чтобы парировать, но раб отвернулся и толчком распахнул двери.
Гай вошел первым и увидел красивый зал под открытым небом. Посредине был четырехугольный сад, окруженный дорожкой, ведущей в другие комнаты. Козырек крыши поддерживали колонны из белого камня, на стенах изображались сюжеты из римской истории: победы Сципиона, завоевание Греции. Марий и его жена, Метелла, встали навстречу гостям. Гай вымученно улыбнулся. Он неожиданно показался себе очень юным и очень неуклюжим.
Приближаясь, он видел, что Марий оценивающе смотрит на него, и думал, какие выводы тот делает. В глазах Гая Марий выглядел весьма внушительно. Полководец сотни военных кампаний, он был одет в свободную тогу, которая не прикрывала правой руки и плеча, обнажая массивные мышцы и темные курчавые волосы на груди и предплечьях. На нем не было никаких украшений, словно в знак того, что человек его положения в подобном не нуждается. Статная фигура излучала силу и волю. Лицо Мария было суровым, из-под тяжелых бровей пристально смотрели темно-карие глаза. Каждая черта лица красноречиво говорила о римской крови. Марий держал руки сцепленными за спиной и молча смотрел, как Гай подходит и кланяется.
Метелла некогда была красавицей, но время и заботы оставили след на ее лице. Морщины неизвестного горя когтями пробороздили ее кожу. Женщина казалась напряженной, на ее шее очень выделялись сухожилия. На Метелле были простые красные одежды, а к ним — серьги и браслеты из яркого золота. Она смотрела на Гая, и ее руки слегка дрожали.
— В этом доме сыну моей сестры всегда рады!
Голос Мария заполнил все пространство зала.
Гай чуть не осел от облегчения, но заставил себя держаться прямо.
Марк подошел, встал рядом с ним и изящно поклонился. Метелла заглянула ему в глаза, и дрожь в ее руках усилилась. Когда она вышла вперед, Гай заметил, что Марий бросил на нее обеспокоенный взгляд.
— Какие красивые мальчики! — сказала она, протягивая руки. Удивленные, они взяли ее руки в свои, один — правую, другой — левую. — Как вы настрадались во время бунта! Что вы только не пережили!
Она прижала ладонь к щеке Марка.
— Здесь вы будете в безопасности, вам ясно? Наш дом — ваш дом, так долго, сколько вы сами пожелаете.
Марк накрыл ее руку своей и прошептал:
— Спасибо.
Эта странная женщина, по всей видимости, смущала его меньше, чем Гая, которому ее поведение слишком болезненно напоминало о матери.
— Дорогая, ты не проверишь, как идут приготовления к ужину? А я пока поговорю с мальчиками о делах, — весело пробасил сзади Марий.
Метелла кивнула и ушла, напоследок бросив еще один взгляд на Марка.
Марий откашлялся.
— Похоже, вы понравились моей жене. Боги не дали нам собственных детей, и я думаю, вы будете ей утешением.
Он обвел глазами всех четверых.
— Тубрук… Вижу, ты все такой же заботливый опекун. Я слышал, ты славно сражался, защищая дом моей сестры.
— Я выполнял свой долг, господин. Оказалось, что этого недостаточно.
— Сын остался в живых, как и его мать. Юлий сказал бы, что этого достаточно, — ответил Марий и снова посмотрел на Гая. — Я вижу в твоем лице отцовские черты. Мне жаль, что он нас покинул. Не могу сказать, что мы были настоящими друзьями, но мы уважали друг друга, что честнее, чем мнимая дружба. Я не смог прийти на его похороны, но он был в моих мыслях и молитвах.
Гай почувствовал, что этот человек начинает ему нравиться. Возможно, в этом и есть его талант — нравиться людям, предостерег его внутренний голос. И поэтому столько раз его выбирали консулом. За таким человеком готовы следовать многие.
— Спасибо, господин. Он всегда хорошо о тебе отзывался, — ответил он вслух.
Марий отрывисто, лающе рассмеялся.
— Сомневаюсь! Как твоя мать, она… все так же?
— По сути да, господин. Врачи опустили руки.
Марий кивнул с ничего не выражающим лицом.
— Думаю, теперь ты должен называть меня дядей. Да. Дядя мне хорошо подходит. А это кто такой?
Он резко перевел взгляд на Каберу, который бесстрастно посмотрел на него в ответ.
— Это жрец, целитель и мой советник. Его зовут Кабера, — ответил Гай.
— Откуда ты, Кабера? У тебя не римское лицо.
— С далекого Востока, господин. О моей родине в Риме не слыхали.
— И все же ответь! Я со своим легионом немало путешествовал.
Марий смотрел на него не моргая, его взгляд был непреклонен, но Каберу это, похоже, ничуть не беспокоило.
— В маленьком горном селении в тысяче миль к востоку от Египта. Я оставил его ребенком и имени уже не помню. С тех пор я тоже немало путешествовал.
Марий потерял к нему интерес и снова перевел горящие глаза на Гая.
— Теперь мой дом — твой дом. Я полагаю, Тубрук скоро вернется в твое поместье?
Гай кивнул.
— Хорошо. Я займусь твоим вступлением в сенат, как только разберусь кое с какими делами. Ты знаешь, кто такой Сулла?
Гай понимал, что его опять оценивают, и чувствовал себя неловко.
— Сейчас он управляет Римом. — Марий нахмурился, однако Гай продолжал: — Его легион патрулирует улицы, что дает ему большое влияние.
— Ты прав. Вижу, деревенская жизнь не лишила тебя понимания дел в городе. Иди сюда, садись. Ты пьешь вино? Нет? Почему бы не начать прямо сейчас?
Они присели на ложа вокруг нагруженного яствами стола, и Марий склонил голову и начал молиться вслух:
— Великий Марс, помоги мне принять верные решения в грядущие тяжелые дни.
Он выпрямился, широко им улыбнулся и жестом приказал рабу разливать вино.
— Твой отец мог бы стать великим полководцем, если бы захотел, — сказал Марий. — Я не встречал ума острее, чем у него. Тем не менее он ограничивался малым. Он не понимал реальности власти — что сильный человек может встать выше правил и законов, придуманных другими.
— Он очень уважал законы Рима, — ответил Гай после секундного размышления.
— Да. В этом была его единственная ошибка. Знаешь, сколько раз меня избирали консулом?
— Три, — вставил Марк.
— А по закону положено всего раз. И меня будут переизбирать снова и снова, пока мне не надоест эта игра. Видишь ли, мне опасно отказывать. Все к тому сводится, несмотря на все законы и уложения, которыми так дорожат старики из сената. Мой легион верен мне, и только мне. Я отменил земельный ценз на вступление в армию, так что многие из них обязаны мне всем своим состоянием. Да, некоторые из них — отребье из римских канав, но, несмотря на происхождение, они верные и сильные солдаты. Если меня убьют, пять тысяч человек разорвут этот город в клочки, поэтому я не боюсь за свою жизнь на улицах. И сенат это понимает, ясно?
Раз меня нельзя убить, приходится ко мне приспосабливаться. Правда, Сулла ввел в игру собственный легион, который соблюдает верность только ему. Я не могу убить его, он не может убить меня, вот мы и рычим друг на друга из разных концов сената и выжидаем момента, когда противник ослабнет. Сейчас преимущество у него. Его люди, как ты сказал, патрулируют улицы, а мои стоят за городскими стенами. Патовая ситуация. Ты играешь в латрункули?[16] У меня есть доска.
Гай, которому был адресован вопрос, моргнул и отрицательно покачал головой.
— Научу. Сулла играет мастерски, я тоже. Подходящая игра для военачальников. Смысл в том, чтобы убить короля противника или лишить его власти, сделать беспомощным и добиться сдачи.
Вошел солдат в полном вооружении. Его начищенные доспехи сверкали. Он резко отдал салют правой рукой.
— Консул, нужные люди прибыли. Они вошли в город с разных направлений и собрались здесь.
— Отлично! Видишь, Гай, сейчас мы сделаем следующий ход. Со мной в доме пятьдесят человек. Если у Суллы нет шпионов на всех воротах, он не узнает, что они вошли в город. Если же он догадается о моих намерениях, снаружи на рассвете меня будет ждать целая центурия из его легиона. Впрочем, вся жизнь — азартная игра, верно? — Он обратился к охраннику: — Выходим на рассвете. Проследи, чтобы рабы позаботились о людях. Я скоро подойду.
Солдат снова отдал салют и вышел.
— Что ты собираешься делать? — спросил Марк, совершенно ничего не понимая.
Марий поднялся и расправил плечи. Потом подозвал раба и приказал приготовить к рассвету все вооружение.
— Видели когда-нибудь триумф?[17]
— Нет. Да триумфов и не было в последние годы, — ответил Гай.
— Каждый полководец, захвативший новые земли, имеет право провести свой легион по улицам нашей дорогой столицы и насладиться любовью толпы и благодарностью сената. Я, как раньше Сципион, захватил обширные и плодородные угодья в Северной Африке. Но Сулла, который держит сенат под пятой, отказал мне в триумфе. Мол, в городе и без того слишком много волнений. Только причина не в этом. А в чем?
— Он не хочет ни под каким предлогом пускать твоих людей в город, — быстро ответил Гай.
— И что же мне делать?
— Все равно их привести? — наудачу сказал Гай.
Марий окаменел.
— Нет! Рим мне действительно дорог. Враг еще никогда не входил в его ворота. Я не стану первым. Война — слепая сила, она всегда непредсказуема. Нет, я буду их просить! Рассвет через шесть часов. Советую вам немного поспать, господа. Обратитесь к любому рабу, когда захотите, чтобы вас отвели в комнаты. Доброй ночи!
Он, посмеиваясь, ушел.
— Он… — начал Кабера, но Тубрук предостерегающе поднял палец, глазами указывая на рабов, почти слившихся с обстановкой. — А тут не соскучишься, — тихо сказал Кабера.
Марк и Гай кивнули и с улыбкой переглянулись.
— Хотел бы я посмотреть, как он будет «просить»! — вздохнул Марк.
Тубрук покачал головой.
— Слишком опасно. Наверняка не обойдется без крови. А я не для того привел вас в Рим, чтобы вас в первый же день убили! Если бы я знал, что Марий затевает что-то подобное, я бы отложил наш визит.
Гай положил ладонь на руку Тубрука.
— Ты заботливый защитник, Тубрук, но я тоже хочу посмотреть. Ты не можешь нам запретить.
Гай сказал это тихо, но Тубрук раскрыл глаза широко, словно тот кричал. Пару секунд спустя он махнул рукой:
— Твой отец никогда не был таким упрямым! И все-таки, если ты твердо решил и Марк согласен, я пойду вместе с вами, чтобы, как обычно, прикрывать вам спину. А ты, Кабера?
— А куда я денусь? Наши пути все еще вместе.
Тубрук кивнул.
— Что ж, тогда увидимся на рассвете. Советую вам встать по крайней мере за час или два, чтобы размять мышцы и слегка позавтракать. — Он поднялся и поклонился Гаю. — Господин?
— Ты можешь идти, Тубрук, — проговорил Гай с невозмутимым лицом.
Когда Тубрук ушел, Марк поднял брови, однако Гай проигнорировал его. Они были не одни и не могли вести себя так же дружески, как в поместье. Хоть Марий и родственник, в его доме не следует расслабляться. Тубрук своим формальным обращением напомнил ему об этом.
Марк и Кабера вскоре тоже ушли, и Гай остался наедине со своими мыслями. Он откинулся на ложе и стал смотреть на ночные звезды над садом. Его глаза вскоре наполнились слезами. Отца больше нет, и ему приходится иметь дело с чужими. Все такое новое, чужое, пугающее… Каждое слово нужно сначала обдумать и уж потом произносить; каждое решение нужно взвешивать. Это утомляло, и Гай не впервые пожалел, что уже не беззаботный ребенок. Раньше он всегда мог пойти к другим, когда делал ошибки, но к кому обратиться теперь? Интересно, была ли знакома такая растерянность отцу или Тубруку? Казалось, такое невозможно. Хотя, наверное, боятся и беспокоятся все, но скрывают это от других.
Понемногу успокоившись, Гай встал и тихо вышел из темного зала, сам почти не отдавая себе отчета, куда направляется. Тихие коридоры казались пустыми, но не успел он ступить и пары шагов, как к нему подошел охранник.
— Вам помочь, господин?
Гай вздрогнул. Конечно, дом Мария охраняется!
— Сегодня я привел с собой рабыню. Перед сном я бы хотел проверить, как она.
— Понимаю, господин, — ответил охранник с еле заметной улыбкой. — Я покажу вам дорогу в комнаты рабов.
Гай стиснул зубы. Он понял, что тот подумал, но объяснения только усилили бы подозрение. Он молча последовал за охранником до тяжелой двери в конце коридора. Солдат тихо постучал. Всего через несколько секунд дверь открылась, и на охранника раздражительно посмотрела пожилая рабыня с седыми волосами. Ее лицо тут же сморщилось в сердитой гримасе: как видно, это выражение было ей привычно.
— Чего тебе, Фома? Луция спит, и я тебе уже говорила…
— Я ни при чем. Вот этот молодой человек — племянник Мария. Он привел сегодня с собой девушку, так?
Гай напряженно и молча кивнул, думая: неужели об этом должны узнать все? Заметив его, рабыня залебезила:
— Ах, Александрия? Красивая девушка! Меня зовут Карла. Я проведу тебя в ее комнату. Почти все рабы уже спят, так что, пожалуйста, поспеши.
Она поманила Гая за собой. От смущения у него свело шею и спину. Он чувствовал на себе взгляд Фомы, пока дверь за ним не закрылась.
Эта часть особняка Мария выглядела просто, но чисто. Вдоль длинного коридора тянулись закрытые двери, на стенах маленькие свечи в канделябрах. Горели не все, но света хватало, чтобы различать дорогу.
Карла понизила голос до резкого шепота и повернулась к нему:
— Почти все рабы спят в нескольких больших комнатах, но твою девушку поместили в отдельную, какие мы держим для фаворитов. Ты ведь сказал обращаться с ней по-доброму, да?
Гай покраснел. Он и не подумал, с каким интересом рабы Мария отнесутся к нему и к Александрии. К утру весь дом будет знать, что он приходил к ней ночью.
Они дошли до конца коридора и завернули за угол. Гай удивленно застыл. Последняя дверь была открыта, и в тусклом колеблющемся свете он увидел Александрию. Одного этого хватило бы, чтобы он резко втянул в себя воздух, но рядом с ней в тени стоял, опираясь о стену, еще один человек.
Карла кинулась вперед и тут, как и Гай, узнала Марка. Сам Марк, похоже, удивился не меньше, чем они.
— Как ты сюда попал? — спросила Карла напряженным голосом.
Марк моргнул.
— Так, пробрался. Я не хотел никого будить, — ответил он.
Гай посмотрел на Александрию, и в груди у него что-то сжалось от ревности. Ее глаза раздраженно блестели, голос звучал резко:
— Как вы оба видите, я в порядке и хорошо устроилась. Рабы встают до рассвета, так что я хотела бы лечь спать, если мы, конечно, не ждем еще и Каберу с Тубруком.
Марк и Гай удивленно смотрели на нее. Девушка как будто и вправду разозлилась.
— Нет? Тогда спокойной ночи!
Она кивнула им, поджав губы, и тихо закрыла дверь. Карла осталась стоять с открытым от изумления ртом и даже не знала, как извиняться.
— Что ты тут делаешь, Марк? — настойчиво прошептал Гай.
— То же, что и ты. Я подумал, что ей может быть одиноко. Откуда я знал, что ты собрался устроить целую вечеринку?
По коридору начали открываться двери, и женский голос тихо спросил:
— Все в порядке, Карла?
— Да, дорогая. Спасибо, — прошипела в ответ Карла. — Послушайте, она пошла спать! Предлагаю вам обоим последовать ее примеру, пока весь дом не сбежался посмотреть, что тут происходит.
Юноши мрачно кивнули и вместе пошли обратно по коридору. Карла осталась, зажимая рукой рот, чтобы не засмеяться. Ей это почти удалось.
Как и говорила Александрия, за добрых два часа до рассвета дом Мария внезапно ожил. Рабы разжигали кухонные духовки, раскрывали окна, вешали на стены факелы, которые горели до восхода солнца, бегали туда-сюда с подносами еды и полотенцами для солдат. Тишину раннего утра нарушили грубый смех и крики. Гай и Марк проснулись при первом шуме, Тубрук почти сразу после них. Кабера вставать отказался.
— Зачем это мне? Я накину одежду и пойду к воротам. Два часа до рассвета, я еще успею выспаться.
— Ты можешь умыться и позавтракать, — сказал Марк. Его глаза совсем не выглядели сонными.
— Я мылся вчера, а до полудня я мало ем. Теперь оставь меня в покое!
Марк ушел и присоединился к другим. Они съели немного хлеба с медом, запив его горячим вином со специями. Марк и Гай не говорили о том, что произошло прошлой ночью, и оба чувствовали напряжение. Если раньше они беспечно болтали, сейчас над столом повисали неловкие паузы.
Наконец Гай сделал глубокий вдох и отчеканил:
— Если ты ей нравишься, я не буду вам мешать.
— Очень благородно с твоей стороны, — с улыбкой ответил Марк, допил свое вино и вышел из комнаты, пригладив волосы рукой.
Тубрук бросил взгляд на Гая и, увидев его выражение лица, издал краткий лающий смешок и вышел вслед за Марком.
Марий, свежий и отдохнувший, вышел в зал с садом, гремя по камню окованными железом сандалиями. В полном облачении его фигура казалась еще внушительнее. Марк невольно присматривался к его походке, выискивая слабости, как перед поединком. Может, он опускает раненое плечо или бережет слабое колено? Ничего подобного. Марий никогда не был близок к смерти, он не знал отчаяния. Правда, у него нет детей, это его единственная слабость. Марк задумался: интересно, бесплоден Марий или его жена? Известно, что боги капризны, и все же они жестоко пошутили над человеком, щедро одарив его, но не дав возможности передать все это потомкам.
На Марии был бронзовый нагрудник и длинный красный плащ, на поясе висел простой легионерский гладий, только с серебряной рукоятью, а загорелые ноги частично закрывала короткая кожаная юбка. Он двигался необычно легко для своего возраста, и его глаза блестели от волнения или возбуждения.
— Хорошо, что вы уже встали. Пойдете вместе с моими людьми?
Его голос прозвучал низко и ровно, без признаков нервозности.
Гай улыбнулся, радуясь, что не пришлось спрашивать самому.
— Мы все пойдем, с твоего разрешения… дядя.
Марий одобрительно кивнул в ответ на такое обращение.
— Конечно. Только держитесь подальше. Это опасное развлечение, независимо от исхода. Еще одно: вы не знаете города, и, если нам придется расстаться, в этом доме будет опасно оставаться. Найдете в общественных банях Вальцина. Бани до полудня закрыты, но вас он впустит, если назовете мое имя. Все готовы?
Марк, Гай и Тубрук переглянулись, ошеломленные тем, с какой скоростью развиваются события. Их — точнее, двоих юношей — это очень радовало. Они вышли вслед за Марием во двор, где терпеливо ждали его люди.
Кабера присоединился к ним в последний момент. Его глаза смотрели так же цепко, как всегда, но щеки и подбородок покрывала седая щетина. Марк ухмыльнулся ему, а тот в ответ нахмурился. Друзья стояли позади группы солдат, и Гай рассматривал их. Все загорелые и темноволосые, они были вооружены прямоугольными щитами, привязанными к левой руке. На передней части каждого щита, сделанной из латуни, был изображен простой герб дома Мария — три пересекающие друг друга стрелы. В это мгновение Гай понял, о чем говорил Марий. То были солдаты Рима, готовые защищать город, но верны они лишь гербу на своем щите.
Все стояли молча и ждали, когда откроются огромные ворота. Из тени вышла Метелла и поцеловала Мария. Тот ответил страстным поцелуем и сжал рукой ее ягодицу. Солдаты смотрели на это бесстрастно, не разделяя его оживленного настроения. Потом Метелла повернулась и поцеловала Гая и Марка. К своему удивлению, они заметили, что в глазах у нее блестят слезы.
— Возвращайтесь ко мне целыми и невредимыми. Я буду всех вас ждать!
Гай поискал глазами Александрию. Он смутно надеялся, что сможет рассказать ей о своем благородном решении уступить дорогу Марку. Вдруг ее тронет его самопожертвование и она отвергнет ухаживания Марка? К несчастью, девушки нигде не было видно, а потом ворота открылись и ни на что больше не осталось времени.
Вслед за солдатами Мария Гай, Марк, Тубрук и Кабера под стук сандалий вышли на рассветные улицы Рима.
ГЛАВА 13
На рассвете улицы Рима обычно пустовали. Большинство горожан просыпалось поздним утром и работало или отдыхало до полуночи. Теперь, во время комендантского часа, распорядок дня изменился, и, когда Марий и его люди вышли на улицу, лавки уже открывались.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |