Автор: Telanu ([e-mail]) 5 страница

Ди бросил на него быстрый косой взгляд.

«Ты больше не соответствуешь…» побормотал Леон. «Я имею ввиду… Я думаю, что… и ты можешь сказать… Я думаю…» Он вспомнил о том, что Ди ему сказал, ‘Я буду честным с вами, детектив’. Он откладывал все вопросы, не уверенный, что готов услышать ответы, но, наверное, тянуть дальше уже нельзя. «Что случилось,» выдавил он, «когда ты покинул корабль. Я имею ввиду… что случилось с тобой? Ты изменился».

«А ты сам не можешь сказать?» спросил Ди, его лицо такое же непроницаемое, как всегда.

Леон беспомощно пожал плечами. «Я… да. Я не знаю, может ли еще кто-нибудь. Не знаю, может ли даже Крис, и я не могу описать то, что вижу, но ты другой. Ты выглядишь все также, но с другой стороны, что-то изменилось. Но что? Ты мне скажешь?»

«Я же говорил, что отвечу на все твои вопросы». Этот напряженный, нервирующий взгляд. «Если ты совершенно уверен, что хочешь знать ответы».

«Ну, может я и не хочу. Но мне нужно их знать. Я спрашиваю, О’кей? Продемонстрируй мне свою честность. Что, черт тебя побери, ты сделал?»

«Как вы это назвали, детектив?» Губы Ди изогнулись в улыбке, которая не имела ничего общего с юмором. «Я спрыгнул с корабля».

«Я это уже понял…»

«Я бросил его».

Еще одна пауза. Леон нетерпеливо вздохнул. «О’кей. Хватит загадок. Эта неопределенность меня убивает, ты понимаешь? Я сказал, что хочу знать, так что если ты скажешь все ясно…»

«Я стал человеком».

«… я буду очень благодарен…» Голос Леона прервался, а глаза округлились. «И что теперь?» Он моргнул и снова начал тереть глаза. Слова Ди эхом отдавались в его голове: три слова, три коротких слова, но они перевернули весь его мир.

Я стал человеком.

Это было неожиданно, шокирующе, но в тоже время… Разве Леон не подозревал чего-то подобного, когда вчера ночью смотрел на спящего Ди? Но… знать наверняка, что это произошло, это было чем-то совершенно другим. Леону потребовалось три месяца, чтобы начать думать о Ди как о нечеловеке, и это имело столько смысла, что теперь было практически невозможно перестроиться обратно. И сейчас он говорит, что это именно так. И этим только поднимает еще больше вопросов. «Так… хорошо… Но как… ты прыгнул с корабля и потом… как?» Класс. Леон Оркот, великолепный оратор. Он отвел руки от лица чтобы увидеть, как Ди смотрит себе на колени, словно бы избегая взгляда Леона. Он выглядел таким маленьким и тонким, и таким хрупким, особенно в пижаме Эйлин.

И если он стал человеком, если это правда, то теперь он действительно был и маленьким, и тонким, и хрупким. У него было человеческое тело, а следовательно, и человеческая сила. Наверное. Господь всемогущий. Леон протянул руку и осторожно коснулся плеча Ди, и тот поднял глаза, огромные на бледном лице. Он слегка дрожал, от беспокойства или от усталости, Леон не мог сказать точно. Может быть, и от того, и от другого. «Хей,» произнес он, «хей. Все хорошо. Просто скажи мне. Скажи мне, что случилось». Он никогда не умел успокаивать, но надеялся, что сочетание тихого голоса и руки на хрупком плече сделают свое дело.

«Это все, что можно рассказать», откликнулся Ди немного хрипловатым голосом. Леон немедленно начал молиться всем богам, о которых когда-либо слышал, чтобы Ди не начал плакать. Но тот продолжал, без слез. «Я… Я признаю, что не предвидел… всего. Я принял решение под влиянием момента. У меня не было времени все хорошенько обдумать. Я не мог, или он бы успел остановить меня. Мой дедушка. А я знал, что поступаю правильно», он спрятал лицо в руках. «Или… я помню, что думал именно так. Я не знаю. Я не знаю».

Черт возьми. Не успев опомниться, Леон уже сжимал Ди в объятиях, прямо как вчера ночью. Он попытался придумать, чтобы такого полезного сказать, что-нибудь успокаивающее и обнадеживающее. Что-нибудь, что угодно. Но прежде, чем ему это удалось, Ди слегка оттолкнул его, отказываясь быть прижатым еще ближе. Он снова говорил. «Прости меня. Я очень устал. Я не очень хорошо спал вчера. Я в порядке». Он тяжело сглотнул и закрыл глаза.

«Да уж, конечно,» сказал Леон, и, бросив осторожный взгляд на закрытую дверь, откинулся назад, так и не выпустив Ди из рук. Сегодня тот уже не был таким податливым: позволял Леону обнимать его, но тело было негибким, натянутым, словно лук, от напряжения, силу которого Оркот не мог даже себе представить. Он неловко потрепал Ди по плечу. «Значит ты… ты теперь человек». Как и я. Он захлопнул рот прежде, чем успел произнести эти слова. Не имеет значения, что произошло, и что случится в будущем, Ди никогда не будет таким, как Леон, или кто-либо еще, кого Оркот знал. Он был в этом совершенно уверен. Несмотря на то, что теперь Ди человек, за его плечами века знаний и опыта. И кроме того… он просто Ди. Ди потому, что другой.

«Как я и сказал,» прошептал Ди, «я не… знал всего, что случится. То есть я знал, что покинув корабль, стану смертным. Но не знал, что это сделает меня в прямом смысле… человеческим существом».

Леон нахмурился. «А в чем разница?»

«Разница огромная. Но самое главное: у меня теперь человеческое тело,» откликнулся Ди, подтвердив подозрения Леона. «Оно… такое маленькое… я никогда…» его голос прервался, и он сумел только сказать, «К нему надо привыкнуть».

«Могу поспорить,» пробормотал Леон, не сумев придумать ничего лучше. Ему до сих пор не была ясна разница, но Ди, по-видимому, не хотел больше говорить на эту тему, и было не то время, чтобы на него давить. Достаточно простого понимания того, что случилось… если «понимание» подходящее слово, конечно. Он не был уверен в том, что вообще когда-либо поймет, что здесь происходит.

Но он должен попытаться. Ди сделал что-то, что-то абсолютно невероятное, и самое малое, что Леон может для него сделать – это оценить его поступок по достоинству. Он передвинул руку с плеча Ди на его волосы, тонкие, мягкие и прохладные под его прикосновением. Ему всегда вроде как хотелось до них дотронуться. Особенно в эти последние месяцы. Непрошенное воспоминание об обнаженной спине Ди всплыло в его голове, и Леон быстро прогнал его, пару раз глубоко вздохнув. Сейчас определенно не то время.

Он должен был что-то сказать. Но все, что у него получилось, это повторить, как последний идиот, «Значит ты… теперь человек». Как будто они это уже не обсудили.

«Да, как я и сказал,» ответил Ди ровным голосом. «Ты хотя бы понимаешь, что это означает? Кем я был? Я должен был жить вечно, Леон. И… я не мог. Уже не мог. Я уже столько прожил. Это в крови моего рода – жить вечно, быть одинокими. Я… Я не хотел ни того, ни другого». Вечно и одиноко. Ди отказался от этого, променяв на «недолго и вместе»… и первое, что он сделал – отправился на поиски Леона. Черт… «Так что я отказался от этого. Отказался от бессмертия, и вечности, и всех моих сил, от всего, что делало меня тем, кем я был». Ди резко закрыл рот, его нижняя губа дрожала. Во время этой речи его глаза стали как будто еще больше.

Последовала долгая, ошарашенная пауза.

«Я бросил курить», пробормотал Леон.

Еще одна, на этот раз более короткая пауза; а затем, к еще пущему удивлению Леона, Ди зарылся лицом ему в грудь. Еще через секунду он осознал, что это движение имело практическое применение: приглушить неожиданный, истерический поток звуков, хлынувших изо рта Ди. Он смеялся. Этот сумасшедший смех испугал Леона до чертиков. Он зашипел, схватил Ди и тряхнул его, гораздо менее нежно, чем когда-либо раньше, но одновременно держа в голове его новое положение. «Хей, хей!» зашептал он хрипло. «Прекрати это. Все это. Успокойся». О, Боже, неужели ему придется его ударить? Как тогда, в том сне? Он не был уверен, что сможет? «Ди, черт тебя побери!»

Слава Богу, Ди вроде начал приходить в себя. «Я извиняюсь,» снова заговорил он, стараясь перевести дыхание. «Просто, я сказал… а потом ты сказал…» Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. «Курить!» Он снова начал хихикать, потом прикусил губу, глаза все такие же огромные, и в них потерянное выражение.

Леон не мог этого вынести. Он тоже глубоко вдохнул и взял лицо Ди в одну ладонь. «Слушай, я знаю, я не… я не мог отказаться от чего-то сравнимого с твоей жертвой. Но я устал. Я сейчас скажу тебе кое-что очень, очень глупое. О’кей? Ты должен поклясться, что не скажешь об этом ни одной живой душе, а иначе твоей тощей китайской заднице не поздоровится. Понятно?»

Ди моргнул пару раз, все еще тяжело дыша. «Что ж,» сказал он через секунду, выглядя более спокойным, «это уже больше похоже на того детектива Оркота, к которому я привык. Я бы солгал, если бы сказал, что не нахожу это странно ободряющим». Он освободил подбородок из хватки Леона и отвел с глаз прядь волос все еще слегка дрожащей рукой. «Очень хорошо. Я обещаю».

«И лучше не смейся надо мной снова,» лицо Леона покрывалось краской, он чувствовал это. «Я предупредил, что уже знаю, насколько это глупо».

«Мне все более и более любопытно,» ответил Ди, его дыхание опять стало размеренным и спокойным, и Леон вдруг понял, что это хорошо для них обоих – опять вернуться к своим старым ролям несдержанного глупого человека против спокойного, холодного… хм… человека. Это было как бы привычно, по крайней мере. Ди, во всяком случае, совершенно точно выглядел гораздо лучше, чем пару секунд назад, хотя его щеки все еще слегка горели.

«Я был в семи штатах на побережье,» начал Леон, «И каждый раз, когда я оказывался где-нибудь неподалеку от пляжа, я шел туда, и проводил там часы, просто гуляя туда-сюда. Особенно, если там были камни, бухты или что-то вроде этого. Хм, но это еще не самое глупое». Он сделал глубокий вдох «Каждый раз я искал русалок. Вот. Теперь доволен?»

«Русалок?» повторил Ди, и через секунду его бровь озадаченно изогнулась. «Ты ведь не веришь в русалок, так, по крайней мере, ты мне говорил».

«Теперь я верю в гораздо больше вещей, чем раньше,» ответил Леон, взъерошивая рукой волосы. «Иначе я был бы полным придурком, учитывая все обстоятельства. Я просто вспомнил, что ты мне однажды сказал, тогда, когда мы еще только познакомились – ну, то дело об Евангелине Блу. Ты сказал, что съев кусочек плоти русалки, человек может стать бессмертным, или вечно молодым, или еще что-то вроде этого». Глаза Ди округлились и у него, по-видимому, перехватило дыхание. С горящим лицом Леон торопливо закончил, «Так что вот так, понятно? Я действительно подумывал о том, чтобы съесть кусочек русалки. Думал, что это что-то изменит. Что если я стану таким, как ты, не буду стариться, не умру, то ты ко мне вернешься». Он закрыл глаза. «Черт. Это было бы ужасно, да? Я рад, что ничего подобного не сделал. Если это вообще правда».

Все еще не открывая глаз, Леон услышал, как Ди снова начал дышать, эти тихие, едва слышимые звуки. «Я тоже рад», сказал он через секунду. «Ты… Леон, я надеюсь, ты проживешь очень долгую и счастливую жизнь». Леон постарался не вспоминать о том, как Ди уронил тарелку, когда Эйлин упомянула о высокой смертности среди полицейских. «Но я знаю, что ты не предназначен для того, чтобы жить вечно. Это бы тебе не подошло. Я мог бы… попытаться организовать это. Я даже думал об этом. Есть существа, которых можно попросить, одолжения, которые можно вымолить, силы, которые можно пробудить. Но я знал, что это не для тебя». Он сглотнул. «Но сам факт, что ты это обдумывал – не считая того, что ты вообще вспомнил что-то, о чем я тебе говори, хотя ты, по-видимому, и забыл, что плоть русалок вызывает зависимость и, следовательно, это в целом очень плохая идея – поражает меня. Это…честь для меня, то, что ты вообще подумал об том».

Горло Леона пересохло. О, Господи. «Да, хорошо. Как я и сказал. Но это не может сравнится с тем, что сделал ты». И это было правдой. Леон внезапно понял, со странным чувством тонущего, что он никогда больше не выиграет ни одного спора с Ди до конца своей жизни. ‘Ради тебя я отказался от бессмертия’ очень хорошо перекрывало все, что он сможет когда-либо придумать, даже эти мысли русалке.

Но, в тоже время, и это тоже было правдой, Ди вообще-то не сказал, что он стал человеком ради Леона. Они вообще не упоминали о том, что в последнее время постоянно витало в воздухе между ними. И хотя они никогда об этом не говорили, Оркот всегда очень хорошо умел связывать концы с концами. Ди отказался от того, что Леон никогда, никогда не сможет понять, - ради него. И если то, что собирался сделать детектив, было честью для Ди, то Леон был… напуган. До дрожи в коленках. Он не заслужил чего-то подобного. Его мозг кричал о том, что Ди сделал ошибку, что Леон никогда не будет этого достоин, что он никогда не мог прожить с подружкой больше пары недель прежде, чем все летело ко всем чертям, и что скоро Ди поймет, как просчитался, и какие бы чувства он не испытывал к Леону сейчас, они превратится в разочарование, злость и горькое сожаление.

Но Ди знал Леона. Знал лучше, чем какая-либо женщина, с которой Оркот когда-либо встречался, это уж точно. И все равно принял это решение. Это должно было что-то значить. Леон сделал глубокий вдох и заставил свою панику улечься. Все уже сделано, по крайней мере, так это выглядело. Слишком поздно чтобы что-либо менять; может быть, это и к лучшему. Если уж Ди выбрал смертную жизнь, значит, все, что он может действительно сделать, это начать ей жить, чем быстрее, тем лучше.

«Я рад, что ты сделал это», выдавил он, думая, что это как раз те слова, которые он должен сказать, а Ди – услышать, даже если это и не совсем правда. Ну, он действительно был рад тому, что Ди вернулся, хотя и не был уверен в том, что хотел ответственности за… все это… на свою голову. «Я рад, что ты вернулся и нашел меня. Я...» он судорожно сглотнул, «я попытаюсь сделать так, что ты не пожалеешь. Я сделаю все, что смогу».

Ди медленно кивнул, голова все еще на плече Леона. Детектив заметил, что он все так же напряжен, как и в начале их беседы. «Мне кажется, что это было мое решение,» заговорил Ди, «так что это я должен, как ты сказал, ‘сделать так, что не пожалею’ для самого себя». Он поднял голову, чтобы посмотреть на Леона, их лица смущающе близки. Оркот обнаружил, что его рука переместилась с головы Ди на середину его спины, и теперь он наслаждается ощущением мягкого сатина пижамы под ладонью. Дыхание Ди прервалось, а потом, когда он отвел взгляд от лица Леона, вырвалось с хриплым звуком.

Внезапно Леон в очередной раз вспомнил, как выглядела обнаженная спина Ди, которая теперь находится под его ладонью, и теперь картинка не хотела исчезать так легко. Ему хотелось устроить бедра поудобнее, он уже чувствовал знакомое напряжение ниже талии, но знал, что это только привлечет внимание Ди. Вместо этого, по причинам, ему не ясным, его рука скользнула еще ниже, к основанию спины Ди, где его пальцы начали двигаться круговыми движениями. Это было… успокаивающе, решил он, чувствуя, как ему не хватает воздуха. Ди очень напряжен. Успокаивающее поглаживание спины. Ничего больше.

Ди опять опустил голову на плечо Леона. Он не так и не расслабился; на самом деле, даже начал слегка дрожать, и Оркот почувствовал, как усилилось его сердцебиение. О’кей. Значит… не просто поглаживание. В списке всех тех странных вещей, которые произошли с Леоном в последнее время, это не занимало верхнюю строчку, но все же детектива все еще беспокоило то, как быстро он заводился. У него ушло несколько месяцев на то, чтобы свыкнуться с мыслью, что он находит Ди привлекательным, это правда, но теория очень отличалось от реальности, лежащей рядом с ним в кровати, покоряющейся его неуверенным движениям и мягко дышащей в его шею. Мягко и неровно. Означало ли это, что Ди тоже нравилось… он хотел… Если Леон просто даст своей руке скользнуть чуть ниже – накрыть маленькое полушарие, притянуть бедра Ди ближе, он узнает наверняка….

Он отдернул свою руку и резко сел, двигая свои бедра влево, подальше от глаз Ди. «Я думаю, будет лучше, если я опять переберусь на пол,» сказал он хрипло. Потому что если он не сделает этого сейчас… они… и свидетельства будет практически невозможно спрятать. А он действительно не мог позволить себе мотель. «Так… я… да».

Он услышал тихое «хлоп» за собой, и, повернув голову, увидел, что Ди теперь лежит на спине и смотрит в потолок огромными, пустыми глазами. Он несколько раз судорожно сглотнул, от чего его бледное горло задвигалось, и все еще дрожал. Его дыхание было коротким, прерывистым, как у животного. Леон мог видеть его соски сквозь блестящую ткань пижамы, маленькие и твердые, и внезапно ему стало действительно трудно удержаться от того, чтобы не наклониться и не попробовать это горло, целовать его до тех пор, пока Ди не станет дрожать еще сильнее. А потом он может…

Боже! Леон практически скатился с кровати в своем стремлении поскорее очутиться на полу, где сунул подушку под голову и обмотал вокруг себя одеяло почти что в яростной решимости. Он не осмелился посмотреть Ди ниже талии, чтобы подтвердить свои подозрения, потому что… потому что это будет плохо. Очень плохо. Что до него самого, то он уже был настолько возбужден, что это было даже больно, и ему ничего не хотелось так, как добраться до ванной и позаботится о себе. Но это будет настолько очевидно, что даже сама идея его смущала. Ему двадцать шесть лет, черт подери. Он может себя контролировать. Нужно сосредоточиться на самых основных вещах, отвлечь себя, отвлечь их обоих.

«Так,» сказал он немного сиплым голосом, «завтра мы едем в Чайнатаун?»

На секунду на кровати воцарилась тишина; потом Ди ответил, все еще слегка хрипло, «’Мы’, детектив?»

Леон почувствовал, как его тело тут же напряглось, готовое трансформировать сексуальную энергию в энергию совсем другого рода. «Да, ‘мы’. Ты думаешь, я отпущу тебя одного? Да ты только что закончил говорить, что потерял свои… хм, свои силы!». Черт, это звучало так, как будто Ди был каким-то супергероем из комиксов или кем-то вроде этого. Его жизнь была очень, очень странной. «Это Нью-Йорк. Здесь опасно». Особенно для маленьких парней, выглядящих как девушки и еще не знающих, каково это быть человеком.

«Я уже бывал здесь,» резко напомнил ему Ди.

«Ага, сотню лет назад или около того? Могу поспорить, что времена изменились, Ди. Брось, кому это повредит? Дай мне поехать с тобой… по крайней мере до того места, куда тебе нужно, дальше можешь действовать самостоятельно. Ну знаешь, говорить со своими, хм, знакомыми».

«Мне бы хотелось напомнить вам, детектив,» процедил Ди сквозь зубы, «что я как-то самостоятельно пережил всю прошлую неделю, в поездке через всю страну самого неприятного характера. Даже если я и стал человеком пару дней назад, я все ж наблюдал за людьми гораздо большее время, чем вы вообще существовали, детектив».

«Но, Ди…»

«Помимо этого,» добавил Ди, «позвольте мне напомнить вам, что вы, кажется, ожидаете звонка от шефа местной полиции? Вполне вероятно, что он позвонит именно завтра».

Вместо того, чтобы переубедить Леона, это его наоборот распалило. «Но мы даже еще не знаем, будем ли мы жить здесь, на Лонг-Айленде. Нам нужно узнать об этом у твоих китайских друзей, не так ли? Возможно, будет лучше, если я получу назначение в какое-то другое место. Так почему бы нам не прояснить это, а потом я сам смогу пойти к шефу, а?»

«Ты привлечешь внимание,» огрызнулся Ди.

«А ты нет?» возмутился Леон. «Кроме этого,» добавил он, «как ты собираешься туда добраться?»

Ди выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

«По крайней мере, я смогу уговорить Джойс подвезти нас,» продолжил Леон, развивая свою мысль. «Могу поспорить, у тебя это вряд ли получится. Если только ты не хочешь поехать на метро, но у тебя для этого нет денег. У меня хотя бы есть хоть какая-то мелочь. Ну давай же, Ди, – это единственный выход».

«Это невыносимо!» взорвался Ди яростным шепотом. «Я не сделал ничего, чтобы вызвать у вашей семьи подобные подозрения…» что вообще-то, было не совсем правдой, но Леон решил придержать язык, «… и… я очень благодарен за их доброту…. но меня возмущают те ограничения, которые они на нас накладывают».

Упала тишина. Последние слова Ди напомнили Леону о том, почему, конкретно, он лежит на полу, и о том, что бы они могла делать, если бы он этого не делал. Если судить по судорожному вздоху со стороны Ди, он думал о том же. Когда тишина уже начала становиться неловкой, Леон выдавил, «Ну, меня тоже. Хм. Да. И поэтому нам надо выбираться отсюда, и поэтому же я везу тебя в Чайнатаун. Чем скорее, тем лучше… правильно?»

Еще одна пауза; потом, «Я согласен, детектив,» ответил Ди напряженным голосом. «Чем скорее, тем лучше».

«Слушай, я не буду путаться под ногами,» сказал Леон, и что-то глупое внутри него заставило его добавить, «Я просто хочу быть уверенным, что с тобой все в порядке, о’кей?» Потом он вздрогнул.

«Я ценю вашу заботу,» откликнулся Ди, все еще дрожащим голосом. «Очень хорошо. Мы поедем завтра утром, если вы сумеете уговорит мисс Джойс подвезти нас».

«Если она не согласиться, я могу угнать ее машину».

«Не думаю, что это хорошая идея, детектив».

«Это была шутка, Ди. И что случилось с ‘Леоном’?»

«Я не уверен. Извините. Спокойной ночи, Леон».

Как будто это было лучше. Ну что ж, Леон знал, что если Ди намерен дуться, то ничто не выведет его из этого состояния, кроме коробки дорогих шоколадных конфет, и, поскольку как раз сегодня их у него по рукой не оказалось, ему оставалось только надеяться, что ночной сон окажет то же действие. «Ага. О’кей, замечательно. Спокойной ночи, Ди». Он повертелся на полу, стараясь поплотнее завернуться в одеяло, гадая, что может быть, на кушетке было бы и удобнее.

Он искренне надеялся, что ночью ему не присниться никаких странных снов. И Ди тоже.

По-всей вероятности, ему предстояла еще одна бессонная ночь. Хотя на этот раз он не будет спать по несколько иным причинам. Ди не мог решить, хорошо это или плохо.

Это было освежающе, в каком-то смысле, особенно по сравнению с другими… вещами… которые поглощали его мысли в последнее время, когда он был один, или ночью, когда весь мир, казалось, застывал. Эти мысли украли его сон, украли его спокойствие. И открытия сегодняшней ночи, которые всплыли во время этого изматывающего разговора с Леоном, должны были бы больше занимать его ум, на самом деле. Но вместо того, чтобы потонуть в своих… размышлениях… как обычно, сегодня Ди лежал абсолютно неподвижно на своей кровати, ощущая, как шелковистая пижама скользит по его коже, как бешено бьется его сердце, как горит его лицо и живот, и, особенности, тот факт, что если он только передвинет свои бедра даже на дюйм, результат будет отвратительным.

Он плотно сжал веки и начал делать медленные, тихие, решительные вдохи и выдохи. Это пройдет через пару минут. Должно пройти. Ди знал о человеческих мужчинах гораздо больше, чем кто-либо в его роду, и из его опыта выходило, что большинство из них могут справиться с этими их… нуждами… по крайней мере до той степени, что они могут спать, или ходить, или даже цивилизованно с кем-то беседовать. Он был с Леоном гораздо более груб, чем намеревался, во время обсуждения поездки в Чайнатаун; в конце концов, мужчина хотел как лучше, и идея иметь Леона все время поблизости вовсе не претила Ди, в особенности теперь, когда в его жизни царил хаос. Но только пару секунд назад он был рядом с Леоном, ощущал нежные пальцы, гладящие мучительно чувствительное местечко на его спине, вдыхал его запах, был достаточно близко к нему, чтобы лизнуть; а теперь он был один в постели и его, его человеческая часть обрела свой собственный разум.

Ди сильно прикусил губу, чтобы не застонать. Леон обнимал его, успокаивал, касался. Но, возможно, он совсем не хотел возбудить его. Детектив всегда нелепо нервно относился к притяжению между ними; хотя, теперь, когда Ди испытал реакции человеческого тела на себе, он полагал, что больше не может называть его поведение «нелепым». Возможно, в нем было больше от самосохранения, чем от чего-либо еще. Неужели все человеческие мужчины чувствуют такое? Потребность настолько сильная, что от нее больно, ноющая, отчаянная, оголенная, отнимающая способность думать? Как они вообще выжили? Если Леон ощущал подобный дискомфорт от бесконечных поддразниваний Ди, тогда теперь бывший ками получал по заслугам.

Он попытался прояснить свой разум, подумать о других вещах, вспомнить, что Леон лежит на полу не больше, чем в пяти футах от него, ради всего святого. Но, и своей душой, и новым человеческим телом, он хотел. Поэтому он и вернулся, так ведь? Осознавая только свою потребность, без малейшего намека на то, будет она удовлетворена или нет: потребность быть с Леоном, и потребность не быть одному. Но он практически не спал вот уже неделю, и он был таким усталым, таким напуганным, и даже не смотря на то, что Леон был в одной с ним комнате, Ди все еще был один, и все еще не был ни в чем уверен, и он не мог ничего сделать, чтобы остановить поток времени… и теперь, кроме всего прочего, его человеческое тело решило создать ему еще одну проблему. Как будто голода, и изнеможения, и стертых ног, и туалета было недостаточно.

Если быть честным, огонь в его животе не был таким уж неприятным. Или, скорее, он мог бы превратится во что-то приятное, если бы… только Леон пришел к нему, накрыл его своим большим, теплым телом, как одеяло, погладил его волосы, прижал бы его и…

… и прикоснулся… и поцеловал… все те места на его теле, которые горели и причиняли ему неудобство… на его груди, между ногами, все еще пульсирующее местечко на его спине, где Леон гладил его, да, почувствовать эти руки во всех этих местах, или… его рот… его язык…

Ди снова прикусил губу и впился ногтями в ладони, этой маленькой болью отвлекая себя, чтобы не излиться прямо в одолженную ему пижаму. Это было невероятно трудно: его свеже-сформированные инстинкты говорили ему, что ощущения будут приятными, больше, чем просто приятными; что тугой, жгущий комок в его животе отпустит; и, возможно, ему даже удастся наконец-то немного спокойно поспать. Но из своих предыдущих наблюдений он знал, что это будет… липко. И будет пахнуть. И улики будет невозможно спрятать. Семья Леона итак уже была достаточно неприятной; и Ди знал, что после такого унижения он больше никогда не сможет посмотреть им в лицо. Знание о его слабости будет отражаться в их презрительных глазах…

К его огромному облегчению, неожиданно, образа Фила Сэмпсона в его мозгу оказалось достаточно, чтобы отвлечь его и остудить это жжение. Его мужская часть на секунду прекратила свою пытку; Ди понял намек, как можно сильнее сконцентрировался на этом неприятном человеке и очень скоро обнаружил, что уже может дышать, двигаться и даже перевернуться без угрозы ужасной катастрофы. Он должен запомнить этот трюк. Хотя бы на что-то Сэмпсон сгодится.

Со стороны Леона послышался какой-то тихий звук. Ди медленно перевернулся и передвинулся на край кровати, чтобы можно было увидеть детектива, лежащего на полу, свернувшегося, как верный сторожевой пес между Ди и любой опасностью, которая может проникнуть через дверь. На этот раз теплом наполнилась его душа, а не чресла. Он действительно был слишком резким с Леоном. Он помириться с ним завтра: приготовит вкусный завтрак, если найдет для этого ингредиенты. По крайней мере, Эйлин Сэмпсон держит свою кухню в порядке.

Вид Леона также заставил его сердце заболеть. Он сошел с ума. Это должно было быть сумасшествием. Ничто другое не могло объяснить этого внезапного наплыва эмоций: нужды, и страха, и любви, и желания, и всего этого одновременно…

К своему ужасу, Ди обнаружил, что его мысли снова приобретают сексуальную окраску, но он не мог их остановить. Как будто появление в его крови человеческих гормонов открыли какой-то шлюз. Он смотрел на изгиб плеча Леона, на его волосы, рассыпавшиеся по подушке (с утра они будут стоять дыбом по всей голове), на широкую спину, которая поднималась и опускалась от глубокого, ровного дыхания. Это ведь так просто – соскользнуть с кровати, прокрасться по ковру, нырнуть под одеяло к детективу, разбудить его легкими поцелуями и прикосновениями, и умоляюще прошептать… Леон человек, конечно, он поймет его потребности, и сжалится, просто прикоснется….

Ди снова начал яростно, неумолимо думать о Филе Сэмпсоне, а потом о каждом неприятном покупателе, который когда-либо вызывал у него отвращение своей человеческой мелочностью, жестокостью или жадностью. Он думал об исчезающих лесах и вымирающих животных. И не мог поверить, что он дошел до такого: использовать самою большую трагедию своего бывшего рода, чтобы бороться с постыдной слабостью рода нынешнего.

Он, конечно, и раньше занимался с людьми любовью. Если «заниматься любовью» вообще подходящее выражение. Он был тогда молод, очень молод, и хмельной от свалившейся на него свободы от надзора отца и деда почти что на столетие. Он общался с людьми тогда более свободно, более доверчиво, еще не зная об их многочисленным недостатках – или менее заботясь о них. И он был красив, конечно, очень красив – той красотой бессметртных, которую он теперь потерял навсегда. Лорды и императоры падали к его ногам, давали в его часть пиры, предлагали бесценные дары, сочиняли стихи и рисовали его портреты. Иногда из-за их подарков, иногда из-за их красоты, но чаще всего из-за их отчаянья, он время от времени поддавался на уговоры. И очень быстро Ди понял, что на человеческом теле играть легче, чем на флейте, и что даже самые могущественные мужчины в мире такие же рабы своего желания, как крестьяне – своих хозяев. Иногда даже в большей степени. Некоторое время это его забавляло: лежать с ними, прикасаться к их телам и смотреть, как их самоконтроль рассыпается на части, как они извиваются и задыхаются на смятых простынях, тогда как он сам остается холодным и смеющимся. И, после, когда все заканчивалось, для него это был просто один забавный вечер, а его партнер, в свою очередь, мог сказать, что он делил постель с богом. Но через несколько веков игра ему наскучила, и отвращение Ди к человеческой жадности возросло до такой степени, что мысль о том, чтобы снизойти до смертного в этом смысле, стала вызывать у него уже не заинтересованность, а отторжение. Не важно, что они ему предлагали.

Дата добавления: 2015-11-04