Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации 25 страница

тора, а также межрайонная база, склад и крупный универмаг дол­жны были ввести штатную должность особого инспектора, который был призван следить за материально-ответственными лицами -продавцами, кассирами, пробирерами, кладовщиками, выявляя «преступные элементы со стороны обслуживающего персонала и их сообщников извне». Судя по списку обязанностей, инспектор, подо­бно Фигаро, должен был быть вездесущим и ловким, отличаться пристальным оком и быстротой мысли, одновременно находиться и в торговом зале магазина, и в его складских помещениях, и в бухгал­терии, и в кабинете администрации¹³¹¹. Долгая переписка свиде­тельствует, что конторы не торопились вводить у себя должность этого штатного осведомителя. Правление вынуждено было подсте­гивать их угрозами и окриками¹³¹². В помощь инспектору в конто­рах работали совещания «о технике борьбы с мошенничеством».

Однако ни кнут (репрессии), ни пряник («золотые» пайки и вы­сокая зарплата) не остановили хищений. Воровали поставщики при паковке и отгрузке товаров, а также перевозчики и грузчики при их транспортировке. При вскрытии в отгруженных ящиках оказыва­лись камни, кирпичи, старые гири и другие тяжелые предметы, ко­торые компенсировали вес украденного¹³¹³, так что конторы проси­ли ни в коем случае не указывать на грузах, что они предназначены Торгсину¹³¹⁴. На складах и в магазинах воровали и сами торгсинов­ские работники. Злоупотребления в Торгсине попали на полосы центральных газет¹³¹⁵. Воровали и сытые руководители и голодные подчиненные. Спектр преступлений в Торгсине колебался от тысяч­ных хищений до кражи яблока или куска колбасы¹³¹⁶. Воровство порождали обычные человеческие мотивы - голод и нужда, жад­ность и корысть. Наряду с классическими методами преступлений в торговле, люди изобрели новые способы обогащения и выживания, специфические для Торгсина.

Руководители Торгсина - герои революции и Гражданской вой­ны, выдержав голод тифозного времени, не могли устоять в испыта­нии «сытостью». Среди особо нашумевших дел было увольнение осенью 1932 г. председателя Торгсина Шкляра - «за разбазаривание золотого фонда». По тому же делу были привлечены к ответствен­ности заместители управляющего Московской областной конторы Чубайск и Лебедев¹³¹⁷. По меркам того времени Шкляр отделался легким испугом: после валютного Торгсина отправился заготавли­вать скот в Нижне-Волжский край. Можно сказать - повезло, что проворовался в 1932-м, а не в 1937 г.¹³¹⁸ Разбазаривание государ­ственных средств продолжалось и при Сташевском¹³¹⁹. В начале 1935 г. Г.И. Муст, в тот момент заместитель председателя Торгсина, был снят с работы, исключен из партии, арестован и отдан под суд

за хищение государственных средств в размере 15 тыс. руб.¹³²⁰ В Правлении Торгсина он не был «белой вороной». Аналогичные об­винения были предъявлены секретарю парткома Торгсина Костко, председателю месткома Ефремову, руководителям управлений и отделов (Сабельману, Шухатовичу, Азовскому, Юргенсону, Закро-чинскому и др.).

Высокая зарплата и «золотой» паек позволяли администрации Торгсина (руководители контор, директора магазинов, главные бух­галтеры, товароведы) жить относительно безбедно. Привилегии, однако, не останавливали этих людей от совершения преступлений. Арсенал методов организованных хищений, которые совершались с ведома или при участии администрации, был разнообразен: поддел­ка цифровых записей о количестве товаров, фиктивное увеличение или уменьшение остатков при переоценке, продажа низших сортов товаров за высшие (пересортица). Подобные хищения облегчались плохо организованной системой учета, причинами чего были не только халатность и разгильдяйство, но и особенности торговли - в начале 1930-х гг. в магазинах применялся суммарный учет товаров вместо сортового.

Инспекционные проверки свидетельствовали, что основным ме­тодом хищений в торговле Торгсина являлось фиктивное актирова­ние: расхитители или, по терминологии того времени, «хищники» списывали товар как потерявший экспортное качество, порченый и якобы уценяли или уничтожали его. Мнимое уничтожение подтвер­ждали фиктивные счета, а «уничтоженный» и «порченый» товар присваивался участниками аферы. В одной из докладных записок отмечалось, что удивительным образом в магазинах портилось ко­личество товаров, кратное количеству сотрудников, - по две банки повидла, по 5 кг муки и т. д. на человека. Акты сообщали о «симуля­ции порчи товаров крысами», «сомнительной порче апельсин»¹³²¹. Недостачи оформлялись бухгалтерией как просчеты и естественная убыль - усушка, утруска, примаз, распыл, впитывание. При круп­ных растратах следы преступлений порой уничтожались с помощью «случайных» пожаров или ограблений - бандитские нападения и грабежи в Торгсине не были редкостью, но непричастность к ним администрации вызывала сомнения в тех случаях, когда «несчас­тья» случались во время переучета товаров или инспекций¹³²². Чего только не придумывали, чтобы скрыть растраты: в Ленинграде один завмаг во время инвентаризации завозил товары к себе в магазин из других магазинов города¹³²³. Ревизоры подкупались. В архиве со­хранилось описание инспекторской проверки одной из контор Торг­сина: «(Инспектора. - Е. О.) нагрузили полные сани всякого рода то­варами и продуктами. Если бы рабочая бригада так обследовала

рабочую кооперацию, то после такой ревизии потребителю ничего бы не осталось. Как акцизные чиновники, которые поедут по селам и местечкам монопольки проверять, а оттуда везут полные подводы свинины, масла и всякого рода хабора. Все эти контролеры хорошо усвоили лозунг т. Бухарина "Обогащайтесь"»¹³²⁴.

Нашумело дело Палей, директора московского универмага № 1 (Петровка, ⁶/₇), который был исключен из партии и отдан под суд «за полное разложение, выразившееся в самоснабжении». По сви­детельству документов, в течение года работы в Торгсине (осень 1931 - осень 1932) Палей совершил хищения на сумму 70 тыс. золо­тых руб.¹³²⁵ Были также сняты с работы управляющий Московской областной конторой Торгсина Хейфец (член ВКП(б) с 1917 г. -!)и директора магазинов № 3 (Кузнецкий мост, 14), № 6 (Арбатская пл.) и № 10 (ул. Тверская-Ямская, I)¹³²⁶. Материалы проверок реги­ональных контор свидетельствуют, что в 1932 г. растраты и кражи, совершенные администрацией Торгсина, произошли в Украине, Узбекистане, Казахстане, на Дальнем Востоке¹³²⁷. В 1933 г. в мате­риалах Торгсина фигурирует дело Северной конторы в Архангель­ске¹³²⁸. В Костроме были арестованы пять человек (замдиректора, старшие продавцы, старший бухгалтер и замбухгалтера) за недоста­чу около 500 руб. золотом (1932 - октябрь 1933 г.)¹³²⁹. В мае 1934 г. начальник Особой инспекции Торгсина Бабинчук докладывал в Наркомвнешторг статистику арестов за хищения в краевых конто­рах: «В Иванове арестовано 8 чел., в Рыбинске - 13 чел. В Татарии привлечено к ответственности 42 чел., из коих арестовано 17 чел., а с остальных взята подписка о невыезде, и привлекаются по закону от 7 августа¹³³⁰. В Ростове привлечено 27 чел., на Украине (Днепро­петровск, Одесса, Чернигов, Харьков и т. д.) арестовано 127 чел. По Харькову бухгалтер Федорович осужден на 5 лет, по Виннице зав. промбазой Киль на 10 лет, Вайнштейн тоже на 10 лет. По Казак-стану директор одного из отделений растратил 1800 руб. зол. и при­влечен к ответственности»¹³³¹. В 1934 г. в Саратовской краевой конторе недостача составила более 600 золотых руб.¹³³² В апреле 1934 г. обком ВКП(б) в Одессе снял с работы и отдал под суд дирек­тора конторы и несколько заведующих магазинов за связь со спеку­лянтами и злоупотребления¹³³³. В 1935 г. Особая инспекция Торг­сина вскрыла крупномасштабные хищения в Харькове с целью пе­репродажи товаров на рынке по «спекулятивным» ценам. Аресто­ванным инкриминировались подделка цифровых записей о количе­стве товаров, фиктивное увеличение или уменьшение товарных остатков при переоценке, продажа низших сортов за высшие. Из привлеченных к суду 27 работников конторы и магазина № 2 в Харькове двое были приговорены «к высшей мере социальной за­

щиты» - расстрелу, остальные осуждены на разные сроки заключе­ния. В том же документе приводятся и другие факты хищений, со­вершенных заведующими универмагов, складов и баз в Украине, Западной области и Средней Азии. Особая инспекция в заключение отмечала, что, несмотря на строгие меры, число преступлений в Торгсине выросло и приняло массовый характер¹³³⁴.

От относительно сытой администрации спустимся по иерархи­ческой лестнице к рядовым работникам Торгсина - продавцам, кас­сирам, приемщикам ценностей. Архивные документы представляют полный арсенал классических методов хищений в торговле, которые создавали «излишек» в пользу продавца: обвес, обмер, обсчет, пе­ресортица, чрезмерная «зачистка» испорченных продуктов, смеши­вание продуктов, например, муки с сахаром или добавление воды в сметану и пр.¹³³⁵ Но в ходу были и специфические способы махина­ций, порожденные особенностями Торгсина. Приемщики ценностей могли занизить вес сдаваемых предметов и присвоить разницу в цене. В документах упоминаются случаи (а сколько осталось невы-явленных!), когда покупатель недополучил стоимость нескольких граммов золота, приемщик утаил крышку от часов или «отщипил» кусочек от сдаваемого металла¹³³⁶. Валютные кассиры срезали лиш­ние талоны «для себя» или отбирали книжки у малолетних, требуя привести родителей, но при этом «забывали» оформить акты изъя­тия. Книжка чаще всего так и оставалась у кассира, так как дети бо­ялись сказать родителям, что стащили ее¹³³⁷. Распространенным нарушением в Торгсине была продажа «по ошибке» знакомым и родственникам товаров на сумму большую, чем было указано в их товарной книжке¹³³⁸.

Одним из наиболее распространенных способов в арсенале махи­наций работников Торгсина было вторичное, а точнее, многократ­ное использование товарных книжек и отрезных талонов. При опла­те товара кассир срезал с товарной книжки контрольные талоны на сумму покупки, а после полного использования суммы денег на книжке она погашалась. В конце рабочего дня кассир сдавал выруч­ку, отоваренные отрезанные талоны и погашенные книжки счетчи­ку. Тот пересчитывал их, а потом вместе с кассиром запечатывал книжки и талоны в бандероль и пломбировал ее. Оба расписыва­лись за сданную сумму. Бандероли направлялись затем в тиражную комиссию конторы, в которую, к слову сказать, входил и представи­тель ЭКУ ОГПУ. После очередного пересчета погашенные книжки и талоны в присутствии членов тиражной комиссии сжигались в ко­тельной¹³³⁹. Однако по мере продвижения по этой длинной цепи из магазинов в топку отрезанные талоны и погашенные товарные книжки исчезали из бандеролей и мешков. Воровали кассиры, счет­

чики, члены тиражной комиссии, подсобные рабочие. При личном обыске у контролера магазина Торгсина некто Сапонджянц, напри­мер, было обнаружено девять торгсиновских книжек, в том числе погашенные, а также отрезанные талоны¹³⁴⁰. После кражи отслу­жившие книжки и талоны начинали вторую жизнь: штамп универ­мага «подлежит обмену» позволял обменять старые книжки на но­вые; бывшие в употреблении талоны продавцы и кассиры использовали как только что отрезанные (товар на эту сумму при­сваивался) или искусно подклеивали их к действовавшим товарным книжкам. Подделка раскрывалась позже, в счетной части магазина при сличении приклеенных талонов с подлинным, который хранил­ся в качестве образца¹³⁴¹. Ворованные книжки и талоны для вторич­ного использования отсылали в те города, где их можно было продать по более высокой цене.

Воровство облегчалось безхозяйственностью и отсутствием кон­троля. «В глубинке» порой положение было таково, что, как гово­рится, «лишь ленивый не возьмет». Вот, например, описание поряд­ков в Хабаровске: «Приемка золота производится кассиром Госбанка, но каждый день золото в банк не сдается, а собирается по 10 дней и хранится в магазине Торгсина в несгораемом сундуке, ко­торый запирается очень плохо, и, по заявлению кассира, при таком запоре золото может уплыть. Золото шлих принимается разных проб, ссыпается в коробочки из-под папирос. Есть случаи россыпи шлиха и смешения проб... Учет и отчетность в очень плохом состоя­нии, товары не учтены по ассортименту, количественно, а по груп­пам и в суммах. Товары на складе и холодильнике бухгалтерски со­всем не учитываются и на 1.11 Хабаровское Отделение не знает, сколько и каких товаров оно имеет у себя. Документы хранятся бе­зобразно. Часть (денежн.) - у бухгалтера на дому, часть - в конто­ре Уполномоченного НКВТ и часть - на окне магазина»¹³⁴². Похожее положение было и в Благовещенске¹³⁴³. А вот описание торгсина в Никольск-Уссурийске: «Магазин Торгсина не имеет хороших запо­ров или даже дверей. Запирается замочком и печатается сургучем, так что в любой момент может постичь несчастье... Приемка золо­та производится зав. магазином на его доброе усмотрение (не спец. по золоту), золото собирается по две недели и больше и хранится в магазине в маленькой выданной Госбанком шкатулочке... Потом со­бранное золото везется во Владивосток без всякой охраны и без пе­чати, что создает также угрозу к хищению»¹³⁴⁴.

В арсенале выживания и обогащения работников Торгсина были и другие методы. В недавнем прошлом, в годы брежневского застоя, в валютных «Березках»¹³⁴⁵ одним из основных способов махинаций была двойная, или «черная» касса. Работники «Березки» покупали

на свои деньги товар в обычной торговой сети, а потом перепродава­ли его за валюту в своем магазине¹³⁴⁶. Будучи уверена, что «двойная валютная касса» - изобретение предпринимательского ума - появи­лась задолго до «Березки», я искала ее описание в материалах Торг­сина и, наконец-то, нашла. Управляющий Узбекской республикан­ской конторой в числе прочих правонарушений привел случай, в котором работники лабаза и мясного отдела торгсина на свои деньги скупали мясо, ворованное с местного мясокомбината, а затем пе­репродавали его в Торгсине за золотые рубли¹³⁴⁷.

Основным способом самоснабжения в советской системе было мелкое воровство. Люди, воровавшие на работе или «с работы», даже получили специальное имя - «несуны», что свидетельствует о массовом характере явления. «Несунство» было неотъемлемой час­тью советской экономики. В стране хронического товарного дефи­цита любой, даже, казалось бы, самый бесполезный хлам мог быть использован с пользой. Зачем, например, воровать с работы перего­ревшие лампочки? Кому они нужны? Оказывается, нужны - их можно было продать на рынке за копейки. Тот, кто покупал эти пе­регоревшие лампочки, затем относил их к себе на работу, выкручи­вал хорошие лампочки и уносил их домой, а на их место на работе ввинчивал принесенные перегоревшие. Таким образом хорошие лампочки для дома обходились ему почти даром.

Времена были голодные и раздетые, а в магазинах Торгсина: шо­колад, вино, колбаса - глаза разбегаются. Люди украдкой подъедали запасы Торгсина на работе, особенно штучный, фасованный товар, «варили обеды из отходов», «стреляли» торгсиновские папиросы, распивали вино в кладовке, устраивали чаепития с торгсиновскими «конфектами» (списки уволенных пестрят подобными случаями). Что могли, уносили домой, благо дело, сторожа с осени 1932 г. были свои, гражданские, часто сами входили в долю. Кто-то нес домой в кармане пару шоколадных конфет, яблоко, «три французские бу­лочки (маленькие)», кто-то - товар покрупнее: мороженую рыбу, ветчину и сыр, опоясывался метрами торгсиновских тканей. При «личном досмотре» в одном из магазинов в Ленинграде у уборщи­цы, например, нашли две устрицы¹³⁴⁸. Другой пример из акта ин­спекции: «8 апреля в 11 часов утра рабочий товарищ Коробков Егор Никитович (работал в универмаге №8) был задержан с поличным. В сумке обнаружено 2,5 кг кускового сахара, 600 г сливочного масла и 1 распечатанная коробка папирос "Стормонг"»¹³⁴⁹.

Администрация магазинов пыталась бороться с «несунами». «Отряды легкой кавалерии» - Гражданская война закончилась, но ее образы и мышление сохранялись - проводили неожиданные про­верки шкафов-раздевалок, где хранились личные вещи сотрудников,

а также обыскивали людей при выходе с работы¹³⁵⁰. Интересная сцена описана в документах ленинградского торгсина. Потерпевший некто Тумасов жаловался заместителю управляющего Ленинград­ской городской конторы: «Вчера, т. е. 21.09.34 г., вечером, я, как производитель работ заехал в магазин «Торгсин» по Советскому проспекту (продмаг №6) для проверки хода ремонтных работ. Дав необходимые указания рабочим, я вышел из магазина, и не успев пройти несколько шагов, как ко мне подошел неизвестный гражданин и, остановив меня, спросил "являюсь ли я сотрудником магазина". На мой вопрос "в чем дело"неизвестный гражданин назвал себя предста­вителем "легкой кавалерии" и показал какое-то удостоверение. Я ему ответил, что я не сотрудник магазина и вообще не торговый работ­ник "Торгсина", а производитель работ по ремонту данного магазина. Тогда неизвестный гражданин потребовал, чтобы я с ним прошел в подворотню за угол дома для производства личного обыска. Не пони­мая в чем дело и не видя никаких оснований для своего задержания во­обще, а тем более для обыска, и полагая, что, очевидно, гражданин меня в чем-то подозревает, я предложил последнему пройти со мной в помещение магазина и там выяснить интересующий его вопрос. Гражданин в магазин зайти отказался и стал уговаривать меня зай­ти с ним под ворота и разрешить ему осмотреть мои карманы. Тог­да я вторично спросил его: "Вы меня в чем-либо подозреваете?" Последовал ответ в грубой форме: "Это Вас не касается, или подчи­нитесь моему требованию (т.е. обыску) или я Вас отправлю в отде­ление милиции"».

Читаешь - и одолевают подозрения, а не мошенник ли этот пред­ставитель «легкой кавалерии»? Может быть, он обманом завлекал испуганных покупателей Торгсина в подворотню и там грабил? Но продолжение жалобы опровергает сомнения. Был вызван постовой милиционер, и гражданина Тумасова препроводили в отделение ми­лиции. Представитель «легкой кавалерии» настаивал на проведении обыска на основании того, что у Тумасова «имеются торгсиновские боны». В отделении милиции Тумасов узнал, что правила Торгсина разрешают «легкой кавалерии» проводить обыски сотрудников. Однако Тумасов не позволил себя обыскивать, заявив, что это «оскорбляет его гражданскую честь». В заключение он добавил, что «не представляет себе положения (подчеркнуто мной. - Е.О.), по которому он вынужден был бы разрешить выворачивать свои карма­ны под воротами зданий г. Ленинграда»¹*⁵¹. На дворе стоял сентябрь 1934 г. - Пройдет немногим более двух месяцев и там же, в центре Ленинграда, Леонид Николаев застрелит СМ. Кирова. Казавшееся невозможным станет реальностью: тысячам людей придется вывер­

нуть свои карманы, и не только - пойдут массовые аресты, обыски и расстрелы.

Акты налетов «легкой кавалерии» представляют длинный спи­сок изъятого ширпотреба и гастрономических продуктов¹³⁵². «Несу­ны» отнекивались и оправдывались: «сумка не моя», «нашла в мусо­ре», «взял судака, так как все равно нельзя продать», «взяла поносить»¹³⁵³ или «взяла в счет пайка», «мандарины и орехи для больного ребенка», «дома жена ругалась, что есть нечего, пришел пьяный, взял кусок мяса», «принесла с собой из дома». Продавцы, у которых были собственные торгсиновские книжки, вызывали подо­зрение, так как книжки могли служить прикрытием хищений на ра­боте. Таким приходилось оправдываться за каждую покупку в своем магазине. Работникам магазина требовалось разрешение директора и на то, чтобы сдать ценности в своем магазине. Те, кто приносил «обеды» из дома, получали выговор.

По итогам налетов «легкой кавалерии» в магазине проходил то­варищеский суд, который решал судьбу «несунов». Приговоры были разные - от выговора и внушения до увольнения, лишения пайки, исключения из профсоюза, отдачи под суд. Приведу прото­кол одного из таких судов. Он иллюстрирует характер и методы краж, а также механизм и логику наказаний. Суд проходил 7 июля 1935 г. в московском торгсине № 4 (Покровка, 55). Отряд «легкой кавалерии» несколько дней назад обнаружил при обыске 215 г кол­басы на сумму 10 коп. золотом в личном шкафу у уборщицы продо­вольственного отдела Сократовой (ее обыскали и при выходе из продовольственного отдела по окончании работы, но ничего не на­шли). Сократова признала себя виновной в хищении. Свой посту­пок она объяснила тяжелым материальным положением: на ее иж­дивении было двое детей, 7 и 10 лет, и престарелая мать¹³⁵⁴.

Вот вопросы, заданные Сократовой:

«Тов. Люшин (председатель суда. - Е. О.) к Сократовой: сколько раз совершала хищения, какая цель была оставить колбасу в шкафу и зачем был пришит карман на рубашке? (подчеркнуто мной. - Е. О.)

«Сократова: Кражу совершила первый раз. Колбасу оставила в шкафу, потому что не было времени поесть, работала, на рубашку пришит не карман, а заплата.

Тов. Фишкина (свидетель) говорит суду о том, что при обыске Сократовой был обнаружен аккуратно пришитый карман на рубаш­ке вместимостью на 2 килограмма».

Вместимость кармана впечатляет. Здесь же и новый штрих -карман маскировался под заплату. Комментируя приведенный фрагмент документа, хочется спросить, кому придет на ум спраши­

вать - зачем на одежде пришит карман? Однако в 1930-е гг. карман мог быть не просто деталью одежды, а изобретением в борьбе за вы­живание. По логике того времени наличие кармана могло стать и преступлением. Другой вопрос, который приходит на ум после прочтения документа: Сократову поймали, а сколько человек успе­ли съесть украденную колбасу или другие продукты, вместо того, чтобы оставлять их в шкафу «на потом»? В продовольственном от­деле этого магазина на момент товарищеского суда была растрата в 200 золотых руб. Кража Сократовой составила всего лишь 10 коп., значит, были и другие «несуны».

Приговор товарищеского суда в отношении Сократовой был до­вольно мягким и не без курьезности. Она получила строгий выговор и была переведена из продовольственного в другой отдел, подальше от головокружительно пахнущих деликатесов. Щадящий приговор объяснялся тем, что Сократова хорошо работала в магазине в тече­ние двух лет, была ударницей (за этот проступок ее из ударниц ис­ключили) и ранее не имела взысканий. Судьи проявили человеч­ность, приняв во внимание и ее тяжелое материальное положение¹³⁵⁵. Мягкое наказание Сократовой являлось исключени­ем. Как свидетельствуют другие акты «легкой кавалерии», в боль­шинстве подобных случаев людей увольняли с работы и отдавали под суд. Судебные дела по Торгсину должны были рассматриваться в течение 20 дней¹³⁵⁶. По уголовным делам о хищении порой выно­сили и показательные расстрельные приговоры¹³⁵⁷.

Из-за фрагментарности данных трудно оценить общие матери­альные потери по причине воровства в Торгсине. Можно провести лишь приблизительные расчеты. Отчетный баланс Наркомата тор­говли за 1933 г. свидетельствует, что потери от хищений, недостач и списания пришедших в негодность товаров по всей системе нарко­мата составили 3,6 млн руб.¹³⁵⁸ Сколько из этих миллионов прихо­дилось на долю хищений в Торгсине? Данные за 1932 г. дают неко­торое представление об этом. Докладная записка о результатах проверки работы Торгсина сообщала, что «по неполным данным, в 1932 году недостачи превысили 800 тыс. руб.» ¹³⁵⁹. Исходя из этого, можно предположить, что в результате крупных хищений и «несунства» Торгсин терял порядка миллиона рублей в год.

В официальных документах Торгсина голод никогда не рассмат­ривался в числе причин массового воровства¹³⁶⁰. Власти винили в этом «засоренность торгового аппарата социально чуждыми и уго­ловными элементами», этим и объясняли необходимость чисток. Первая массовая чистка Торгсина прошла по постановлению Прези­диума ЦКК и Коллегии НК РКИ весной - летом 1933 г. Время ее проведения указывает на то, что она была «эхом» генеральной пар­

тийной чистки, объявленной в стране в декабре 1932 г. и продол­жавшейся весь следующий год - руководство Торгсина шло в ногу со сталинским временем. В соответствии с приказом Наркомата торговли «вычищению» подлежали «политические противники» (меньшевики, эсеры, троцкисты), уголовные элементы, а также «бывшие» и «социально чуждые» (кулаки, административно вы­сланные, бывшие торговцы, дворяне, полицейские, лица духовного звания, «лишенцы»)¹³⁶¹. Аттестационные комиссии в составе упол­номоченного Правления, секретаря местной партячейки и месткома все лето - а некоторые захватили и осень - чистили магазины Торг­сина. Списки уволенных с краткими характеристиками, порой похо­жими на доносы, сохранились в архивах¹³⁶². Но этим дело не закон­чилось. Зимой 1934 г. в Торгсине прошла «самопроверка аппарата». В начале января 1935 г. Правление Торгсина, отмечая значительное число злоупотреблений, вновь инициировало проверку кадров, гро­зя наказать не только «чуждых», но и тех руководителей, которые приняли их на работу - «за потерю бдительности»¹³⁶³. Кроме поли­тически вредных и социально чуждых в 1933 - 1935 гг. значитель­ное число работников Торгсина было «вычищено» за должностные преступления: обман покупателей, недостачи, чаевые и взятки («по­лучение 10 долларов от прислуги американского посольства»), при­своение забытых клиентами предметов, пьянство, прогулы и опозда­ния, семейственность, грубость с покупателями, сокрытие судимостей, а также за плохие показатели работы, непрофессиона­лизм («уволен как не имеющий квалификации и сомнительный»), не­принятие мер против антисоветских разговоров («анекдоты в бух­галтерии о тов. Сталине, критика отмены карточной системы, пуска метро и о банкетах у тов. Литвинова»), связь с заграницей («имеетродственников в САСШ»), а также без всякой причины - по «освежению» кадров. Исполнители руководствовались словами наркома внешней торговли Розенгольца о том, что при малейшем сомнении в том или ином работнике лучше удалить его из системы без явных доказательств вины, нежели оставить, не будучи уверен­ным в честности и добропорядочности этого человека¹³⁶⁴. Правле­ние порой вмешивалось и пересматривало результаты решений мес­тных проверочных комиссий, требуя объяснить, почему уволены партийцы, а порой, в результате доносов, инициируя процессы про­тив тех работников, которым удалось благополучно пережить чис­тку¹³⁶⁵. Основными видами наказаний были увольнение и запрет впредь работать в системе Торгсина¹³⁶⁶, но встречаются и решения о привлечении к партийной и уголовной ответственности и передаче дела в ОГПУ.

Протоколы проверочных комиссий напоминают судебные про­цессы - свидетельские показания, улики, результаты обысков, толь­ко роль адвокатов выполняли сами обвиняемые. Протоколы иллюс­трируют и основные способы социальной самозащиты того времени: люди скрывали свое происхождение, утверждали, что якобы не зна­ли о судьбе арестованных супругов или других родственников, отка­зывались от них, подавая на развод или переезжая на другое место жительства. Одной из мер социальной и политической реабилита­ции был выход замуж за ответственного работника¹³⁶⁷.

Торгсин не дожил до большого террора, его закрыли накануне. Однако репрессии не обошли людей, которые когда-то работали в нем или некогда покупали товары в его магазинах. Имена одних, как Сташевский и Левенсон, нам известны, но множество других навсегда затерялось в истории.

«Красные директора» Торгсина: «ВРИД»

Потомственный рабочий. Снабженец Первой конной. Мечта пожить за границей. Вор. Письмо Сталину. Анатомия экономического преступления

Эта глава - о Григории Ивановиче Мусте (1889-1938?)¹³⁶⁸. В те­чение длительного времени (август 1933 г. - январь 1935 г.) он был заместителем председателя Правления Торгсина. Кроме того, крат­ковременно, в «пересменок» между правлениями Сташевского и Ле­венсона (август - ноябрь 1934 г.), Муст исполнял обязанности пред­седателя Торгсина. Жизненная история Муста привлекла мое вни­мание тем, что заставляет задуматься о природе экономических преступлений при Сталине - одной из центральных проблем совре­менной историографии сталинизма.

Г. И. Муст родился в Украине, в г. Елизаветграде, в русской семье. Отец был слесарем, мать занималась домашним хозяйством. Образование получил среднее: окончил городское трехклассное училище и низшее техническое училище в Елизаветграде. В 15 лет пошел работать слесарем в мастерские депо Гришино, а затем по­мощником машиниста на Екатеринославскую железную дорогу. Если верить автобиографии, Григорий Муст, несмотря на юный воз­раст, принимал участие в Горловском вооруженном восстании в годы Первой русской революции, несколько раз был арестован, на­ходился под надзором полиции. С 1910 г. до марта 1914 г. служил в царской армии в артиллерии Карской крепости (нестроевой). После ухода в запас (за несколько месяцев до начала Первой мировой вой­

ны!) работал в депо Привислинской железной дороги, потом на Рус­ско-Балтийском вагонном заводе в Риге. Дослужился до мастера. После эвакуации завода в 1915 г. Муст сначала работал на ж/д стан­ции Люблино в Москве, а потом мастером на вагонном заводе в Твери. В 1916-1917 гг. - мастер на автомобильном заводе в Филях, а затем - «снарядном заводе» в Москве.

Со своей партийной принадлежностью Григорий Муст опреде­лился не сразу. К социал-демократам он примкнул в 1914 г., но, ви­димо, сначала был с меньшевиками. В апреле 1917 г. перешел в группу социал-демократов-интернационалистов. В партию больше­виков вступил сравнительно поздно - в 1918 г. Пытаясь сгладить этот политический «промах», Муст в автобиографии подчеркнул, что с большевиками начал работать в период Октябрьской револю­ции, то есть еще до вступления в РСДРП(б). В качестве свидетеля, который мог подтвердить этот факт его биографии, Муст назвал М.И. Томского и, как показали последующие события, вновь совер­шил политический промах¹³⁶⁹.

Дата добавления: 2015-11-04