- А что сдох-то?
- Да прошлая смена, видимо, погорячилась. Ругался он накануне, вот они его и затравили. А что? Таблички не было, значит, без надобности, вот они и … Хе-хе-хе, хм! У него всё внутри разбухло, вот и заставляю его убрать это, а не то он лопнет и заляпает тут всё гноем. И что? Мне мыть тогда?
К этому времени пленного короля вытащили из-за решётки и под руки поволокли дальше по коридору.
- Ну, ладно, мне пора делать допрос. В вашем бардаке я разберусь позже. Удачи, – прогнусавил Айнед, устремляясь за императором и облаком охранников, отдавая недокуренную папироску обрадовавшемуся толстяку. Тот с наслаждением причмокнул послюнявленной бумажкой, делая глубокую затяжку.
За спиной пленный король вновь услышал бранную речь, сопровождаемую свистом бича и ускоряющийся топот сапог главного палача. Теперь лязганье метала по полу показалось ему более угрожающим, предвкушавшим упоение от человеческих мук. Но бывший король внешне держался достойно.
Очень скоро они остановились и двое охранников с факелами разошлись по сторонам, чтобы зажечь огни по периметру большой круглой комнаты. Медленно расползающийся дрожащий свет заставил жирных ленивых крыс искать себе укрытия в укорачивающихся тенях. Здесь они подбирали какие-то мелкие части человеческого тела. Это помещение было пыточной. Она была неплохо оснащена разными орудиями пыток: креслами с шипами, кандалами, по краям распахнулись «ложа страданий» с лезвиями и катушками, которые по воле палача растягивали или кромсали несчастного. С потолка свисала батарея клеток. В самом центре вытянулись столы, на которых было разложено пугающее число изощрённых инструментов: «глазо»- и «носовыдералки», «роторасширители», струбцины для медленного раздавливания любых частей тела, крючки, ножи, пилы, топоры, штыри, анальные груши и ещё многое другое – всё изголодалось по свежей человеческой крови.
Король Калармон и раньше бывал в подобных местах. Там на его далёкой родине у него и самого была пыточная. Но от размеров и оборудования этой у него кровь в жилах застыла. Его подвесили за руки под потолком возле прожорливой печи, в которой быстро разгорались сухие дрова.
- Здравствуй, Калармон, – произнёс Константин, глядя своему пленнику в глаза.
- Здравствуй, император Константин, – не роняя честь и не давая воли смятению, с акцентом отозвался Калармон, заглядывая в лицо своего поработителя.
- Ты догадываешься, почему я решил устроить нам встречу здесь, а не в замке?
- Наверное, потому что казнить меня ты ещё не собираешься.
- Да, бывший друг. Видишь, мы говорим с тобой на одном языке. К тебе есть вопросы, - сдержанно продолжал император. Когда король услышал про вопросы, его сердце забилось сильнее. – Видишь весь этот арсенал? – Константин обвёл рукой жуткие приборы, оскалившиеся чёрным железом с запёкшейся кровью, – ты можешь оставить их лежать на своём месте, если добровольно ответишь мне.
- Погоди. Ты всегда успеешь пролить мою кровь. Но сначала позволь мне сказать кое-что, – пытаясь удержать ускользающее мужество, попросил Калармон. - Мы ведь с тобой оба знаем, как ведутся дела в государстве. Я осознаю, что наши прошлогодние прения и встречи были лицемерной дружбой лидеров двух не уживающихся стран. Я знаю, что вы сами спровоцировали нападение на Эмофлет…
- Как ты смеешь так говорить обо мне? Я был до последнего верен договорам. Это твои солдаты учинили там зверства. Вы хотели войны, и вы её получили.
- Я отвечу тебе на твой первый вопрос. Я смею так говорить о тебе, поскольку тело моё разрывается от боли. Это сделали твои люди, они же могли сделать такое и тогда, полгода назад под Эмофлетом. Что им до человеческих жизней, они же исполняли приказ своего государя.
- Я верю своим подданным. Они, не колеблясь, исполнили бы любой мой приказ. Но я не безумец, чтобы отдавать приказ нападать на твою страну.
- Естественно, не безумец. Это просчитанный ход.
Оба самодержца пытались держаться достойнее своего титула. И даже избитый и униженный Калармон, потерявший своё отечество, презирал позор. Он считал, что королей бывших не бывает, особенно когда его народ не отворачивался от него, а до последнего был с ним, защищая замок в осаждённой столице. Это доказательство высшего признания, преданности и полного доверия монарху. Это навсегда останется в памяти всех сражавшихся с обеих сторон. И плененный король понимал, что всё это не может просто так развеяться в прах, воспоминания о неподдельном величии при поддержке народа и сейчас требовали от него держаться так, как подобает истинному королю. Понимал это и Константин. Он уважал своего поверженного врага и, чтобы подчеркнуть своё благородство и статус, старался общаться с пленником как можно вежливее, будто они встретились в одном из пышных замков в мирное время.
- Правда всё равно на моей стороне. Создатель мне свидетель, я не отдавал такого приказа. А за эти побои кое-кто ответит, поскольку я велел не истязать тебя. Айнед! – сурово окликнул император начальника тюрьмы, стоявшего у него за спиной.
- Разберёмся, - вальяжно, не чувствуя вины, произнёс тот.
Император догадался, что вчистую проиграл Калармону. Всемогущий монарх вдруг почувствовал себя обнажённым перед своим подвешенным пленником. Его приказ не смогли исполнить у него под носом, что уж говорить об Эмофлете, стоявшем в тысячах вёрст отсюда. Но больше всего его разъедало давящее чувство схожести с уродом Айнедом, в ведомстве которого налицо был беспорядок, отражавший не лучшее положение дел в империи Константина. Он неосознанно провёл эту параллель, и его охватил мальчишеский стыд перед пожилым королём, годившимся ему в отцы. Нервная дрожь пробежала от носа до пальцев ног.
- Я думал, что знаю, сколько врагов у Империи. Оказалось, в их числе были не только гнайларские гоблины-варвары и Пэлия, а ещё и сами эльфы.
- Но это твои трудности, Константин, что ты нажил столько врагов.
- О-о, я не об этом, Калармон, – сказал император и достал ту самую шкатулку, присланную ему из Пэлии генералом Ингутом.
- Каким же образом великой Фирийской державе смогли напакостничать какие-то остроухие? – лукаво спросил пленник.
- Ты сам мне скажешь, – напирал Константин.
- О-о, боги! Откуда же я могу это знать. Эльфы воюют разве что с гномами. Хотя, помниться, они как-то сталкивались с вашими предшественниками, Империей Сокола. А в остальном эльфы – миролюбивый народ Загерена.
- А что ты скажешь на это? – произнёс Константин, преподнося взору пожилого страдальца приоткрытую шкатулку.
Из шкатулки послышалось слабое шипение.
- Фея. Из Керплана, – уверенно заключил Калармон.
- Разве? Но такие феи не водятся даже в эльфийских землях! Её поймали мои солдаты в деревне Фемделен. Говорит о чём-нибудь?
- Я понятия не имею, что это за существо и можно ли сейчас тебе верить. Вдруг твои люди опять что-то напутали.
- Не испытывай моё терпение, Калармон! – вскрикнул Константин. – Как вам помогали эльфы? Как далеко они проникли в Пэлию? Сколько их?
- Послушай-ка, коллега, внешнюю политику не при таких обстоятельствах обсуждают. Да и какое тебе дело до моих отношений с Керпланом? Война-то всё равно проиграна, и если бы даже эльфы и были в Пэлии, то только торговцы, ремесленники и послы.
- И друиды! Много воинов Империи не вернулось домой из-за них. Только такая сила могла сделать это.
- Уверяю тебя, бывший друг, в Пэлии нет и не было магов. И уж тем более друидов. Или ты считаешь, что эльфы хотели нанести вам удар нашими руками? – уверенно парировал Калармон.
- Что ж, значит, ты не хочешь оставлять эти железяки на своём месте? Айнед!
Из-за широкой спины императора тут же вышел главный палач.
Престарелый пленник сразу понял, к чему подошло дело. Но рассмотрев малорослого урода, гордого и хорошо одетого, он не смог удержаться от смеха.
- У меня вот тоже был подобный начальник темницы. Только ему кто-то ещё до службы у меня оторвал уши. Знаешь, Айнед, а он был даже рад. Ведь без ушей его стали даже жалеть, а раньше от их размеров все умирали со смеху, так что он даже не успевал начать свою пытку, – воскликнул бывший король и зашёлся истерическим смехом.
- Правда? Ну, я-то всегда успею начать свою сладенькую работу, – прошипел начальник тюрьмы и взял со стола жуткие клещи, моментально охладившие пыл старика. – Итак, а какая часть тела лишняя у тебя? Я тоже хочу поржать.
- Скажи, Калармон! Вам помогали эльфы в войне против нас? – повторил Константин.
- Поверь слову короля, Константин, – пытался убедить тот.
- Ты уже не король,– сорвалось с уст самодержца, и один кивок головы спустил Айнеда.
Константин не смотрел, что его слуга вытворяет со стариком. Он отвернулся в другую сторону и старался не видеть, как одна тень танцует вокруг другой под её душераздирающие вопли.
Всплеск воды оживил несчастного пленника.
- Слабоват, – послышалось гнусавое ворчанье.
- А я вам что приказал? Твоим людям глаза надоели, раз они таблички с именем не увидели? Напомнить? Это означает, что не надо было избивать заключённого, – осадил Айнеда император, схватив его за шиворот.
- Такого больше не повторится, ваше величество. Это всё прошлая смена. Они совсем распоясались без меня. Я обещаю разобраться, – поспешил выпалить главный палач.
Опасения его были небеспочвенны. Император частенько напоминал ему о том, что для начальника тюрьмы всегда найдётся свободная клетка в собственных же казематах, а на месте надзирателя может оказаться вчерашний пожалованный. Так ведь и произошло с Айнедом, и он боялся утратить расположение нынешнего государя.
- Уж разберитесь, – нарочно качнув одну из висячих клеток, сказал правитель.
Перекошённый палач невольно представил себя в этой клетке, и его татуировка заблестела от холодной испарины.
– Ещё раз. Чем вам помогали эльфы? Какого рода была их магия? – настойчиво продолжил Константин.
- Ничего не было, – сквозь тяжёлое дыхание сумел проговорить Калармон.
- Тогда, что это за существо? – всё больше гневался император, указывая на шкатулку.
- Ф-ф-фея.
- Айнед! – окликнул государь палача и снова отвернулся.
Не знающий жалости изувер пускал в ход всё новые и новые жуткие инструменты. Не перепробовать хотя бы половину своих «кричащих друзей», как он их называл, считалось у него неудачной пыткой. Время шло, под страдальцем ширилась лужа крови, но он по-прежнему издавал лишь истошные крики. Когда торжествующий Айнед дошёл до глаз, император развернулся и повторил вопрос:
- Что это за существо? – он притворился, что вид окровавленного старика его нисколько не смущал.
- Гиада, – выдавил из себя бывший король.
- Что?
- Г-гиада.
Услышав, что пленник вроде бы раскололся, начальник тюрьмы забеспокоился – он-то жаждал насыщенного действа.
- Ах да, вы ведь совершенно не разбираетесь в фауне, – выплюнув зуб, промямлил измученный Калармон. - Вы убили свою науку своей церковью. Жить вас учат епископы и проповедники, для всего остального у вас уготована инквизиция.
- Ты просто не испытываешь любви к Энрелю, а потому не узнаешь его любви к себе, – оборвал его Константин. – А, раз эта гиада жила в Пэлии, значит, ты знаешь, чем она отличается от обычных фей.
- Ты всё равно не поверишь. Ты уже вбил себе в голову, что вам всё известно, а что не известно… ты сам знаешь.
- Что же такого тайного в этом маленьком существе, ради которого ты перенёс такие муки, Калармон?
Оставшийся глаз старика упёрся в голодный металл «глазовыдералки» и приказали языку развязаться.
- Когда их много, они способны изменять погоду, – заикаясь и спотыкаясь, открылся пленник. - Я рассказал тебе всё. Если не веришь, то проверь сам. Это существо – маленькое оружие, но в одиночку оно не причинит тебе вреда.
Константин заискивающе взглянул на старика и решил проверить его слова. Но прежде чем испытывать неизведанное самому, он протянул шкатулку начальнику тюрьмы. Тот недоверчиво посмотрел на государя и механически подался назад. Но выбора у него не было: как бы он ни страшился этого чуда Ацвега, озлобленный император был для него страшнее. Он подошёл чуть ближе и боязливо занёс руку над шкатулкой. И вдруг оттуда раздалось такое резкое шипение, что Айнед с воплем отскочил в сторону. Константин чуть не выронил шкатулку.
- Смелее, Айнед! – приказал монарх.
И его слуга сумел заставить себя повторить попытку. Как бы на этот раз ни старалась шипеть напуганная малютка, палач дотронулся до неё пальцем, и на его кривом лице выступила детская восторженная улыбка.
- Айнед, что происходит? – раздираемый любопытством, спросил Константин.
- Холодно, – промолвил тот.
Император отдёрнул шкатулку и обнаружил, что палец Айнеда покрыт сверкающей корочкой льда. Затем он опасливо заглянул в шкатулку - заплаканная гиада казалась ничуть не страшней, чем до этого - и он отважился последовать примеру палача. И его лицо тоже выразило приятное удивление, когда он прикоснулся к ней. Её кожа была мягкой и тёплой, как у неоперившегося птенца, а потом по её воле палец начал окутывать более плотный воздух. Хрустально-поблёскивающий иней вырос на шкатулке, и император показал ожидавшим охранникам свой посеребрённый палец.
- И много у вас их осталось? – поспешил спросить Константин.
- А вы прошли дальше деревни Фемделен? – вопросом на вопрос ответил узник, намекая на достаточное количество гиад.
Калармон рассчитывал, что его неприятель сейчас же выпалит кучу проклятий в адрес этих маленьких существ и, может быть, оговорится, что войска империи застряли, давая бывшему королю капельку надежды.
Император задумался.
- Ох, Константин, Константин, сын Бэрвика. А ведь твой отец мечтал о мире двух стран, – отплёвываясь от крови, сказал Калармон.
- Я-то не отец. Я сам император. И потом я лучше тебя знаю истинные планы своего отца. Мы с тобой тоже много раз встречались, улыбались друг другу. И ты видишь, чем всё закончилось?
- Значит, ты, мой мальчик, всё-таки осуществил план отца? Или, вероятнее, свой? У Бэрвика уже была армия в разы больше моей, но он на меня не напал.
- Я ещё не отказался от своих слов, что это ты напал на Эмофлет, – огрызнулся Константин, поняв, что истекающий кровью старик его снова подловил.
А Калармон уже распрощался с жизнью, и теперь ему было безразлично, чем всё кончится.
– А откуда же вы взяли этих гиад?
- Я же сказал тебе, Константин, это всё, что я знаю об этих существах. Мы сами обнаружили их примерно четверть века назад у самых границ с Врозилией, – уверял Калармон. - Но если ты не веришь…. Если ты уверен, что эльфы на самом деле желают вам зла, то напади на них первым! Одержи ещё одну громкую победу, положив ещё десятки тысяч своих людей, как это сделал с нами!
- Ты хорошо держался, - обнадёживающе сказал Константин, - но, боюсь, настал и мой черёд подловить тебя. За это время ни ты, ни я, ни разу не обмолвились насчёт твоих близких, верно?
- Что с моей семьёй? – перепугался пленник.
- Я так и знал, это развяжет тебе язык, – с выразительным наслаждением процедил император.
- Что ты с ними сделал?
- Пока ничего, но это зависит от тебя. Твои сказки, в том числе про Врозилию, выглядят неправдоподобно. Гномы живут с нами в мире, им выгоднее с нами торговать, ведь им хорошо известно, какая война ждёт их в случае их провокации. А вот эльфам наше ослабление было бы на руку. Хитро они попытались вами воспользоваться, я бы даже сказал коварно! Выбирай, Калармон: или ты рассказываешь всё, как есть, или твои дочери…
- Я прокляну тебя, Константин! Видят боги…, - закричал старик, но в области сердца у него вдруг кольнуло, заставило замолчать, скривило от боли лицо.
- Есть только Создатель! Всё ничто пред ним! – фанатично прокричал император. Его козырем сейчас было неведение Калармона о смерти Айлеха. – Видишь, а твои боги от тебя отвернулись. Я поступлю с твоими родственниками и с тобой, милосердно, если ты мне всё выложишь.
- Пожалуйста, Константин… Я ведь всё говорил… Прошу тебя… Константин, я же знаю тебя с младенчества…
- Это мало тебе поможет. Государственные интересы выше давних чувств, – надменно произнёс Константин.
- Ваше величество, позвольте, - с недоброй надеждой прогнусавил начальник тюрьмы. В руках у него была немаленькая анальная груша, и его глаза вожделенно ласкали её.
- Да, Айнед. Это, видимо, ускорит дело, - одобрил император и отвернулся.
- Смазывать не изволю, - насмехаясь, прошипел палач, готовя орудие к внедрению по назначению.
К великому несчастью Калармона, его смерть была от него ещё далека. Хладнокровный Айнед всё крутил вертушёк, причиняя страдальцу невыносимые муки. Константин осыпал бывшего короля вопросами про участие Керплана, грозясь сделать то же самое с каждым его родственником.
- Я всё скажу, - не выдержал замученный король.
Чтобы освежить его затуманенные мысли, опытный в таких делах Айнед ослабил грушу и окатил свою жертву холодной водой.
Бессильный голос Калармона становился всё тише.
– Эльфы помогли нам. Пятьдесят лет назад Эмофлетом Бэрвик отрезал Пэлию от Гнайлара. Мы испугались, что вы нападёте на нас. Эльфы подарили нам нескольких своих фей, а наши маги зачаровали их, чтобы они влияли на климат. Так мы смогли осваивать далёкий север…. Мы использовали гиад на войне, как крайний случай. Это всё…. Правда, всё. Отпусти мою семью. Умоляю.
- Опять не сходится! Зачем же они и своих орденоносцев посыпали гигантским градом?
- Их - нет. Только путь перед ними…. Чтобы они не поднимали пыль в степи, и вы их дольше не замечали. Не догадался?
- То есть вы могли бы сразу обрушить на нас бури, шторма, но не сделали этого? Как благородно. И глупо с вашей стороны, - рассудил Константин и, обернувшись, увидел, что Калармон быстро истекает кровью.
- Не могли…. Ведь гиады, как и все феи, как эльфы – народ миролюбивый. Но всё есть война, а в каждой армии есть своё секретное оружие, - с усилием, стуча зубами от массивной кровопотери, сказал пленник, чувствуя, как смерть опустошает его тело.
Он не смог сказать большего, посчитав, что смышленый Константин его поймёт. Речь отняла у него последние силы. Единственное, что сейчас тяготило его больше всего – это даже не дыхание смерти над ухом, а судьба его семьи.
- Нет. Просто бессмертные эльфы забыли про ангелов, карающих своим мечом наших врагов. Пора им о них напомнить, - с унизительной ноткой в голосе отметил Константин. – Что ж, Калармон, спасибо. Твою семью я сошлю в Угушл, лишив их всех привилегий и титулов. Я выделю им какое-нибудь поместье, где они смогут тихо жить, как самые простые граждане Империи. Но только тогда, когда я действительно возьму их в плен. А пока твой наследник где-то на севере, не так ли? Мне искренне жаль, что так вышло. Прощай, бывший друг.
Веки не слушались престарелого узника. Слова императора долетали до ушей, словно издалека. Но когда он сказал правду о семье, король перестал бороться с подступившей кончиной. Он отдался смерти, и она укутала его своим тёплым плащом небытия.
Возвращаясь наверх, Константин остановился возле камеры с табличкой «Каулс». За решёткой ждал своей участи немолодой заключённый – бывший начальник Генерального штаба - выглядевший не лучше Калармона.
- День, Каулс. Из-за твоего честолюбия погибло двадцать семь тысяч наших лучших воинов. Суд над тобой будет быстрым, а казнь долгой. Уж это я тебе могу устроить. Прощай! – с ненавистью произнёс монарх.
******************************
Вечерело. Через северные ворота в Святослово въехала небольшая колонна из специального дилижанса и двух повозок. На дилижансе были символы врачевания – чёрная и белая змеи, обвившие друг друга. Его сопровождали кавалеристы. На северной площади их встречал монумент паладина на пьедестале, занёсший свою пику высоко над суетившимися под ним горожанами. У его подножия стояла богатая карета, охраняемая всадниками. Здесь колонну остановили. Из кареты вышла Октавия Белед в длинном чёрном плаще и направилась к дилижансу.
- Воистину велико благо Энреля! Вы прибыли! Я – глава казначейства Октавия Белед. Мне велено встретить Офь Гнериен. Как она? – с волнением обратилась она к кучеру дилижанса.
- Рад приветствовать, главный казначей! Госпожа Гнериен в нелёгком состоянии. Мне приказано доставить её в кратчайшие сроки, – поспешил ответить кучер.
- Тогда скорее продолжим путь, - сказала Октавия и поднялась в дилижанс.
Её карета присоединилась к колонне, и они двинулись дальше. Миновав Тракт Столетия Империи, украшенный грандиозным ансамблем из сотни фонтанов, колонна свернула на примыкающую улицу, обставленную солидными домами богатых купцов. Впереди улица упиралась в парк, названный в честь первого императора Занельсева, на окраине которого располагалось поместье главы разведки. Возле каменного забора стояли угрюмые охранники, не сводившие глаз с приближавшегося дилижанса, а за высокими воротами и до самого крыльца выстроилась вся прислуга, тревожно ожидая свою госпожу. Но первой из дилижанса вышла Октавия, а только потом солдаты с носилками, на которых лежала до бровей забинтованная Офь.
- Расступитесь! Отойдите во имя Энреля! – нервно, с проскальзывающей кислотой лицемерия, отгоняла Октавия скопившуюся прислугу. – Госпоже Гнериен требуется скорее попасть в покои, не загораживайте дорогу! Врачеватель сказал, ей нужен воздух, так что не скапливайтесь. Свет Создателя! Пожалуйста, расступитесь!
За носилками вышел щуплый молодой врачеватель в чёрной - как принято в Фирии - одежде, за ним выскочили санитары, и избавившиеся от нагрузки рессоры приподняли пузатый корпус дилижанса, словно вздохнув от облегчения. Из соседних повозок вышли конвоиры и сопроводили Офь в дом.
Спальня главы разведки была обустроена просто, но со вкусом. Редкие картины и украшения несли дух военной службы. В спальне поместились и солдаты с носилками, и врачеватель со своими помощниками, несколько втащившихся слуг и главный казначей. Октавия раньше никогда не была в этом доме, но вела себя по-хозяйски: суетливо отдавала команды кому где встать, успевала хлопотать возле больной и надоедала врачевателю вопросами о её состоянии. Врачеватель же, как и все остальные, терпел её наглость только из-за её титула. Сама Офь лежала почти без движений. Она лишь помогла солдатам, которые, затаив дыхание, перекладывали её с носилок на кровать.
Наконец, когда санитары разместили в спальне всю необходимую утварь, врачеватель вымел всех лишних вон, позволив остаться одной Октавии. Началась мучительная и крайне напряжённая перевязка. Заботливость главы казначейства уже граничила с назойливостью: не страшась крови, она убирала грязные бинты, помогала бережно переворачивать Офь.
- Я позволяю ей разговаривать только когда лицо освобождено от стягивающих бинтов. В другое время нельзя - раны могут срастись неправильно, - комментировал врачеватель.
Узкими бурыми лентами бинты с трудом отделялись от изрезанной кожи. Кое-где врачеватель проявлял особую осторожность и даже решился смачивать бинты чистой водой, так как они намертво въелись в сочащиеся раны. Из-под очередного тура появились бегающие, горящие беспокойством глаза. Повреждённые веки не могли плотно смыкаться над ними, отчего взгляд Офи стал до слёз страдальческим. Внимание врачевателя скользнуло по этим двум немигающим стёклышкам, и он увидел в них своё отражение. Его рука нервно дёрнула за прилипший бинт, вызвав бессильный стон больной.
- Потерпите, моя милая, скоро закончим, – поспешил он успокоить. Когда лицо больной полностью разбинтовали, он утешительно произнёс: «Вот теперь можете поговорить».
Но Офь лишь отрывисто вздохнула, оглядев свою спальню.
- Даже нужно, чтобы размять оставшиеся мышцы лица, - добавил врачеватель.
- А о чём мне говорить? – потухшим голосом обречённо сказала женщина.
- Вечер ещё раз, госпожа Гнериен. Я – глава казначейства, член Верховного Совета Октавия Белед. Для меня большая честь познакомиться с вами, - представилась Октавия. - Мой голос вы уже слышали там, в дилижансе.
- Я догадалась. А что вы здесь делаете, член Совета? – безучастно, будто случайно сквозь туман мыслей спросила Офь.
- Как члену Совета мне поручено встретить вас и убедиться, что с вами всё в порядке. И, как я уже говорила, для меня это большая честь лично встретиться с таким прославленным человеком, - льстиво ответила Октавия.
- Тогда, госпожа Белед, передайте Совету, что со мной всё в порядке. Я вернусь в строй, как только меня подлатают, - промолвила больная.
- Вы непременно поправитесь. С помощью Энреля. Такие люди нужны Империи. У вас хороший настрой.
На самом деле внешний вид Офи не вызывал у неё надежды. Её лицо словно состояло из отдельных лоскутов кожи, налепленных на кровавую массу. Оно было похоже на тарелку, склеенную из осколков, а посередине блестели живые человеческие глаза. Свои эмоции больная проявляла только через меняющуюся интонацию и взгляд. Напрягать лицевые мышцы она боялась, так как это могло развести жиденькие швы и причинить ей нестерпимую режущую боль. Сломанный и кое-как восстановленный имперскими травниками нос издавал посвистывающее шумное дыхание. Меж тем врачеватель занялся сломанной правой рукой.
- Я, знаете ли, до этого служила в Имущественном Ведомстве церкви. Я обещаю, что буду молиться нашему светлому Энрелю за ваше здоровье, - не умолкала Октавия.
Услышав такие слова, врачеватель удивлённо покосился на неё.
- Не могу отказаться от помощи нашего любимого Создателя, - оттаяла больная. - Хотя он и так мне помог – я осталась в живых. Я знаю, он хотел, чтобы я продолжила службу. И я обязана исполнить его волю.
Военной женщине стало очень приятно произвести впечатление, тем более на человека, совершенно не связанного с Армадой.
Выполнив свои обязанности, щедрый на тёплые слова врачеватель попрощался со своей больной и остальными. Он не переставал удивляться Октавии, которая и не собиралась покидать этот дом. Мотивы её энтузиазма бурным хороводом кружились в его голове.
Глава казначейства потом ещё долгое время сидела с наглухо забинтованной Офью и рассказывала ей о чём-то приятном, трогательном и обнадёживающем. Она не забывала то и дело подносить больной всё необходимое, помогая тем самым нянечкам и проявляя глубокое уважение к прославленной разведчице. А ближе к ночи, когда сиделка куда-то вышла, Октавия сказала своей бессловесной собеседнице:
- Несказанно рада с вами познакомиться, госпожа Гнериен. Я надеюсь продолжить наше знакомство после вашего выздоровления. Для меня – вы живой символ женской силы, уверенности и целеустремлённости. Достойным женщинам самое место там, где их предназначение решила судьба! До свидания. И скорейшего вам выздоровления.
*************************
Ночью в сопровождении горстки стражников Константин отправился в Собор светлого Энреля. От замка до него было не очень далеко, и глава государства решил прогуляться. На пути ему встречались толпы людей, расходившихся из собора с вечерней службы. Для горожан встретить на улице самого государя уже давно не было удивительным событием. Они кланялись, уступали ему дорогу, однако, в их взглядах, жестах, во всех движениях императору виделся укор. Даже опустив глаза, его не покидало ощущение, что все смотрят на него совсем не так, как во время триумфального возвращения из Пэлии. Всё сильнее давило на грудь подозрение, что народ долго будет костерить его за тяжёлые потери в выигранной войне.
У входа в собор стояла статуя женщины из белого камня. Неподвижное лицо её отражало задумчивость, плавные изгибы и линии тела подчёркивали почти живую грацию. В протянутых руках она держала широкую чашу, в которой колыхалось игривое пламя. Константин совершил символическое омовение этим огнём. От прикосновения алые языки преобразовывались в синие, ласковыми струйками растекались по лицу и рукам и скатывались обратно в пустую чудодейственную чашу, возвращая свой прежний цвет. Необжигающее пламя считалось одним из чудес Энреля. Затем, нашёптывая молитвенные слова Лику Солнца над входом, Константин низко поклонился. Громадные двери медленно открылись, и монарх вошёл внутрь.
Благодаря искусно расположенным люстрам всё помещение наполнялось светом. На сводах и высоких стенах пестрели прекрасные фрески с сюжетами из Светлой Песни. Перед изваяниями святых горели тоненькие свечки. Константин каждый раз восхищался мастерством зодчих, так чётко передавших величие Энреля в гордых и благородных формах этого собора. Здесь он чувствовал близость Создателя, пропитывался связями с ним и наполнялся умиротворением. Для него собор был символом веры и маяком надежды. Монахи, увидев императора, приветствовали его, но без поклонов – по канонам внутри храма власть духовная была выше власти светской.
Преподобный отец стоял за алтарём, погрузившись в содержание своей толстой книги. Сегодня он был облачён уже в повседневную бордово-жёлтую рясу. Старый священник спиной почувствовал приближение императора и, дочитав последнюю молитву, не спеша закрыл книгу и повернулся.
- Вечер, сын мой, император, - произнёс он, ощупывая Константина взглядом.
- Приветствую вас, ваше преподобие, - низко кланяясь, поздоровался самодержец.
- Сегодня ты спокойнее. Это радует. Значит, за стенами Собора нашёл ответы на мучающие тебя вопросы.
- Да, но не на все. Я пришёл к вам на исповедь. Мне нужны ваши советы.
- Буду рад помочь тебе.
Как и положено всем исповедующимся, Константин зажёг свечи перед святыми, принёс церкви дары и затем вместе с преподобным отцом удалился для таинства.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |