Эти воины имели более слабые доспехи, чем даже латники, зато в бою они утомлялись значительно медленнее. Меньший вес позволял им двигаться быстро и точно. На головах у них были вёдроподобные шлемы с двумя прорезями для глаз и длинным плюмажем. На торсе – блестящая стальная кираса с энрельским крестом во всю грудь, отчего это подразделение и получило своё название. Для защиты у них были круглые щиты, обитые медью, с изображением грифона, а для атаки – широкие массивные мечи с декоративными крыльями на конце рукояти. На марше их латные ботинки создавали характерный металлический звон.
Несмотря на неудачи, Ксаракс был в своей стихии: солдат у него было ещё много, они всё равно наступали, и, что самое приятное для него, был повод сорваться и отвести душу, покрыв кого-нибудь с ног до головы крутым горячим словом. В своих действиях он был твёрдо уверен, а причину возникшего переполоха видел в недооценённой силе противника, но это он считал уже не своей виной. Теперь он намеревался поиграть в свою войну, задействовав как можно больше силы.
Орденоносцы достигли стана императора, гневу их не было предела. Теперь они обезумели от ярости. Опустошительной волной они пронеслись по полевому лазарету, разнесли кузницу, конюшню, сея смерть каждому, кто попадётся, и убивая даже беспомощных раненых. Неприступным оставался лишь передвижной командно-наблюдательный пост с наглухо запертыми дверями и ставнями. Непокорные орденоносцы принесли горящие факелы и принялись поджигать толстостенное дубовое сооружение.
Скоро к Генеральному штабу пробрался зловещий белый дымок.
- Чем это пахнет? – забеспокоились генералы.
- Что-то горит!
Тут закашляла Офь, сидевшая на полу, прислонившись к стене. Эрдок с другим генералом осторожно переложил её на накренившийся стол с военными картами, чтобы она была повыше от пола, через который змейками просачивались дым и пар.
- Это мы горим, – огорчённо вздохнув, отметил Ингут.
Один генерал осмелился приоткрыть ставни. Увиденное его сильно напугало.
- Нам конец, если мы сейчас же отсюда не выберемся! – завопил он.
- Где же наши? Почему они копаются? – взволновался Эрдок.
- Может, их разбили? А может, они отступили, бросив нас? – хладнокровно прикинул Ингут.
- Не смейте даже думать о таком! – нервно возразил ему один старый лысый генерал.
Тут снова закашляла Офь.
Все молча отметили, что дыма становится всё больше.
- Надо что-то делать! – сказал генерал у оконца, закрывая ставни.
- Я здесь подыхать такой смертью не собираюсь, - сказал Ингут и обнажил свою саблю.
В голосе его звучала такая уверенность, что остальные, кроме Эрдока, последовали его примеру.
- Нет ничего прекрасного в бесславной смерти, – пробормотал лысый старик.
- Эрдок! – требовательно вскрикнул Ингут, достав саблю Офи и протягивая её врачевателю.
- Я… я никогда не сражался. Я генерал службы военных лазаретов…, - вытаращив на саблю глаза, дребезжащим голоском сказал Эрдок.
Конечно, по сравнению с другими генералами, защищёнными особыми латами, он смотрелся даже жалко, будучи облачённым всего лишь в робу.
- Но вы же врачеватель, значит, знаете, как и убить человека, – перебил его Ингут, посмотрев так, словно в случае отказа готов был разбить ему лицо.
- Ладно, хорошо. Но как отобьёмся, мне нужна будет ваша помощь, чтобы вернуться за Гн е риен, – согласился Эрдок и трясущимися руками неуверенно взял оружие.
- Не сомневайтесь, – заверил Ингут. – За мной, господа!
Охваченная огнём дверь вылетела от сильного удара. Из огненной пустоты вместе с клубом дыма высыпали орущие генералы. С бешеным взглядом Ингут подскочил к одному изумлённому орденоносцу и вонзил саблю в живот его коню. Несчастное животное испуганно взвизгнуло и начало сломя голову дёргаться, теряя много крови. Ингут только и успел вытащить обратно свой окровавленный клинок, чтобы в ту же секунду отразить нападение другого противника. Судьба остальных генералов сложилась куда печальнее: все они были повержены…. Только Эрдок, державшийся позади них, пока оставался цел. Он бестолково направлял саблю то на одного, то на другого орденоносца, но те, к его счастью, не обращали особого внимания на слабого врачевателя, увлёкшись расправой с другими генералами. Как только последний из них пал на землю, один орденоносец подступил к генералу лазаретов и замахнулся изогнутой окровавленной шашкой. Сердце Эрдока замерло от страха, ноги подкосились, и он упал на колени. Орденоносец подошёл поближе. Услышав над самым ухом фырканье коня, врачеватель собрал всю свою силёнку и вонзил саблю коню в не защищённую снизу грудь. Серый великан заржал и повалился на землю. Сабля Офи Гнериен спасла врачевателю жизнь. Эрдок случайно заглянул в испуганные глаза бедного животного, но над ним самим уже встал другой орденоносец. Всадник от души ударил его ногой в лицо, и тот распластался в грязи.
- Всё, это конец, – мелькнуло у врачевателя в голове, когда он зажмурился.
И в этот самый миг с неба со спасительным криком спикировал Астуф, лапами прижал всадника к коню и с размаху клювом снести ему голову. Но в заднюю лапу замешкавшемуся грифону другой орденоносец вонзил метательное копьё. С оглушительным криком Астуф взмыл в воздух, спасая себе жизнь. В этот момент с запада пришли долгожданные крестоносцы. Яростно сражаясь со свежими силами, они оказались орденоносцам не по зубам. Щиты с грифонами приняли на себя мощь отчаянных ударов орденоносцев. Смертоносным фалькатам и кистеням крестоносцы отвечали длинными широкими мечами, которые, впрочем, тоже оказались малоэффективными против пэлийской брони. Не имея громоздких доспехов, шустрые крестоносцы быстро окружали выдыхающегося противника. Только теперь, когда орденоносцев осталось немногим больше сотни, силы сторон оказались равны. Командир пэлийских всадников дважды прогудел в рог, и все его воины сразу же начали отходить на восток. Явно не желая увязать в бестолковой бойне, оставив крестоносцев далеко позади, они начали с остервенением громить беззащитный имперский тыл. Здесь их жестокой мести никто не мог сопротивляться, а сотни разнорабочих только прятались и разбегались от страха.
Эрдок, едва переведя дух, вскочил на ноги и без малейшего страха побежал в командно-наблюдательный пост.
- Стой, идиот! – крикнул кто-то ему вслед.
Повернувшись, он увидел продирающегося через поток крестоносцев Ингута со свежим шрамом на правой щеке.
– Сам ведь сгоришь! – кричал озлобленный генерал.
Но врачевателя эти слова не задели, и он нырнул в пылающее строение. Ингут был потрясён безумной смелостью Эрдока. Этот слабый человек только что чуть дух не испустил от одного только вида орденоносцев, а через минуту без колебаний бросился в полымя ради одного безнадёжно раненого, возможно, уже сгоревшего!
Ворвавшись на второй ярус, Эрдок взвалил Офь себе на спину. Она была без сознания, руки её беспомощно повисли. Сначала она показалась Эрдоку не очень-то тяжёлой, но после пары шагов его малосильные ноги и спина почувствовали нелёгкую ношу. Помещение было всё в дыму, и ему стало не хватать воздуха. Но, прилагая усилия, он кое-как дотащил женщину до трапа. Ступени были сильно повреждены. Спускать раненую ему было не по силам. Тем не менее, оставлять её он никак не хотел и сделал неуверенный шаг вперёд. Доска под ногами пугающе скрипнула, но он всё равно шагнул ещё ниже. Дым начал резать глаза. Вдруг дала слабину спина, горящий трап впереди не внушал никакого доверия, да и ноги не хотели идти дальше. Эрдок зажмурился. Его подвело замешательство. Дышать было всё труднее.
- Создатель милосердный, смилуйся надо мной! – взмолился он и закашлялся.
Вдруг из рвущегося снизу дыма возник Ингут. Не произнеся ни слова, суровый генерал небрежно схватил Офь, и вместе с Эрдоком они быстро потащили её вниз. Оказавшись снаружи, генералы отошли подальше от извергающегося строения и бессильно повалились на сырую землю. Треск горящей древесины заглушился тяжёлым грохотом провалившегося пола первого яруса. От просевшего строения в разные стороны покатились горящие колёса. Прокашлявшись и отдышавшись, Ингут очень грозно посмотрел на Эрдока и прорычал: «Ну, вы и …дурак, она хоть жива?» Его устрашающий вид дополнялся обгоревшими усами и бородой. После этих слов женщина закашляла, избавив врачевателя от ответа.
В это время принц как одержимый носился по полю брани в поисках Дорлиха. Наконец среди мёртвых тел он заметил знакомые доспехи. Спрыгнув с коня, он ринулся к генералу. Дорлих лежал на спине с открытыми глазами, приваленный окровавленным трупом. Он часто поверхностно дышал, но почему-то не звал на помощь.
- Генерал Дорлих, вы живы? Скажите же что-нибудь! – боясь за его жизнь, закричал Айлех.
Он стащил с него мертвеца и увидел, что нагрудник у генерала проломлен, а в ране пузырится кровь. Однако, превозмогая ломящую боль, генерал ещё дышал.
- Отец был прав! Святая Арамзелла не подпустила к вам смерть! – радостно воскликнул молодой человек. - Позовите сюда санитара, кто-нибудь! Скорей!
Принц обрадовался, что Дорлих был жив и что именно он его нашёл. Он почувствовал в себе уверенность, его переполнило желание отличиться, чтобы отец ещё больше возгордился им и снова похвалил. Хотя он помнил его наказ не участвовать больше в сражении. «Но не хочу я отсиживаться как трусливая мышь в норе. Я не мальчуган какой-нибудь» – мысленно оправдывался Айлех. Увидев, как бесчинствовала сейчас последняя сотня орденоносцев в полевом лагере, он почувствовал, что не может удержаться от мести. «Вот сейчас в последнем сражении этой кампании я нанесу последний удар» - решил он.
- О вас позаботятся, генерал Дорлих, – сказал он и сел на своего коня. – Слушай мою команду! Ты, останься с генералом и дождись санитара. Остальные за мной!
Дорлих собрал все свои оставшиеся силы и едва слышно просвистел: «Нет!» Но его никто не услышал, а Айлех с огнём в глазах снова повёл свою гвардию в бой.
- Где эта чёртова кавалерия? – орал на своих подчинённых Ксаракс.
- У них большие потери от града, – боязливо ответил один полковник.
Остальные втянули шеи и молчали, ожидая, что надувшийся от злости генерал сейчас взорвётся. Но он отреагировал неожиданно мягко и только поторопил бегущих крестоносцев неслыханной бранью. Рядом с ними кое-как вдруг приземлился Астуф. Он был вконец измучен, в лапе торчало копьё. Константин как ошпаренный помчался к Ксараксу с бешеным криком: «Коня мне, немедленно!»
Гвардейцы неожиданно налетели на орденоносцев с такой силой, что те содрогнулись от страха. С разгону Айлех пробился через ошеломлённого противника до полевой церкви, которая пока была не тронута. Однако орденоносцы быстро перестроились и дали им жестокий отпор. Молодой принц недооценил противника, он оказался ещё полон сил и уверенности. Айлех дрался во всю силу, даже закалённым в боях пэлийским воинам оказалось нелегко биться с ним. Многие из гвардейцев уже лишились рук или голов, вокруг лилась кровь, имперская кровь, а принц всё сражался, несмотря ни на что. Вдруг он отвлёкся: несколько орденоносцев подожгли шатёр церкви. Такого кощунства Айлех простить не мог. Он было пришпорил коня, хотел выступить им наперерез, но получил сильный удар в спину и плашмя рухнул на землю. Орденоносец с окровавленным боевым топором приблизился к фирийскому принцу, замахнулся и пал рядом с ним. В этот момент командир орденоносцев услышал над головой странный свист, и двое его соратников упали замертво поражённые громадными стрелами. Это генерал Огнир организовал обстрел неприятеля. Его баллисты били точно, находясь на безопасном расстоянии. Молодой генерал руководил жёстко, но чётко и самоотверженно, даже сам помогал солдатам заряжать и нацеливать орудия. Под ураганным огнём командиру орденоносцев пришлось трубить отступление.
Невыносимая боль скрутила Айлеха. Глубокие, но так необходимые вдохи вызывали жуткую резь в груди. До тошноты кружилась голова. Он лежал между развороченными повозками и тлеющими палатками в окружении дюжины трупов гвардейцев. Тёплый ветерок раздувал огонь в полевой церкви, откуда выбегали кричащие сёстры. Их крики казались ему потусторонними, призрачными. Он попробовал позвать их на помощь, но не смог даже набрать достаточно воздуха. Изо рта его вырвался только хрипящий стон. Сёстры скрылись за провисшей палаткой, и принц остался один. Огромных усилий ему стоило подобрать под себя руки и перевернуться на бок. Вдруг сквозь пелену головокружения и слёз он различил знакомый красноватый силуэт. Айлех протянул к нему свою грязную руку напряг проломленную грудь, чтобы произнести хотя бы чуть слышное дующее «Помоги!» Расплывчатая фигура грациозно перетекла куда-то принцу за спину. С её исчезновением всё начало темнеть и пропадать, пока сознание несчастного Айлеха не захлестнула кромешная тьма и полная тишина.
Выжившие гвардейцы не позволили отступить оставшимся пэлийским всадникам, и их накрыла волна разъяренных крестоносцев. Наконец с севера ударила имперская кавалерия, поставив тем самым точку на непокорившихся орденоносцах. В воодушевлённой фирийской армии началось ликование.
Константин стремглав нёсся на генеральском коне по полевому лагерю. Достигнув горящей передвижной церкви, он резко остановил коня. Он отказывался верить своим глазам. Прямо перед ним на земле сидел плачущий преподобный отец с принцем на руках. Император медленно спустился на землю и с опаской поплёлся к ним. Айлех без движений лежал вверх лицом, руки его были беспомощно раскиданы в стороны. Лицо его отца сковал жуткий кошмар, которого он сейчас больше всего боялся. Остановившись над преподобным отцом, он вопрошающе глубоко заглянул в его глаза и прочёл в них самое страшное. Неудержимое рыдание вырвалось из самого сердца. Константин пал на колени и взял сына на руки. Горькие отцовские слёзы хлынули на холодные щеки мёртвого принца, размывая на них бурую грязь.
Где-то вдалеке триумфально зазвучали трубы, застучали барабаны, победоносно загудел рог. Но вокруг догоравшего белого шатра церкви поникшие солдаты стояли тихо.
- Ваше императорское высочество, победа! Ваше высочество…, - радостно кричал дозорный на грифоне.
Но вместо похвалы или торжественных слов он услышал душераздирающее рыдание. Туча начала рассеиваться, и через разрыв в серой завесе на землю упал яркий луч солнца, заставляя величественно блестеть доспехи императора, сокрушающегося над телом своего сына.
Глава II
Козни тьмы
Город Святослово – столица великой Фирийской империи. Его размеры соответствуют статусу его государства: он огромен, раскинулся на бескрайней равнине, на берегах великой реки Дорк, петлёй огибающей высокий холм. На его вершине гордо высился величественный каменный замок с неприступными стенами и мощными башнями. Замок украшали ансамбли красивых статуй и монументов, изображающих рыцарей на конях. Самую высокую часть этого масштабного сооружения венчал капитолийский купол со статуей ангела наверху. Между двух поворотов Дорка протянулся искусственный канал, на берегах которого ширился речной порт. От холма лучами расходились главные улицы города, воротами проходившие через три неприступные стены, опоясывающие весь необозримый город. На каждой из центральных улиц была своя - а то и не одна - значительная триумфальная арка. Всюду стояли прекрасные поместья, дворцы и особняки один краше другого. Но все они уступали по величию и торжественности главному храму империи – Собору светлого Энреля. Это грандиозное здание с впечатляющими витражами располагалось невдалеке от замка, и было окружено пышным садом. Каждая из его колокольней, ориентированных на стороны света, имела свой неповторимый купол. А на главном куполе блистал самый большой в империи энрельский крест. Этот крест представлял собой символический Лик Солнца с четырьмя расходящимися в разные стороны лучами. Каждый луч в свою очередь состоял из трёх малых лучей, которые на концах разветвлялись в символические языки пламени. Вокруг него стояли двенадцать ангельских изваяний, будто застывшие в молитве. Напротив собора с невысокого холма рвался в небо восхитительный стометровый монумент – Ангел-хранитель - символ благочестия и величия энрельской веры. Чем дальше от центра города, тем чаще встречались богатые усадьбы и виллы, украшенные парками и аллеями. На самых окраинах города, защищённых третьей стеной, теснились дома простолюдинов, кузницы, конюшни и военные гарнизоны, а вдоль реки – рынки и склады. Тень на них бросали два гигантских комплекса: Арена с высокими арочными стенами, занимающая немалую часть площади города, и совершенно фантастическая Цитадель грифонов. Она состояла из одной угловатой башни, подпирающей само небо, и пяти башен вокруг. Все они соединялись не одним десятком мостов на разных уровнях, но под самой вершиной центральной башни соединялись в одну сложную конструкцию, усеянную окнами и решётчатыми воротами.
В северной части города собрались тысячи горожан, предвкушавших одно: триумфальное возвращение победоносной имперской Армады, захватившей столицу вражеского королевства Пэлии. Под звуки фанфар через северные ворота в город торжественно вступила необъятная процессия. Во главе её на белом коне шествовал сам император Константин I в роскошном парадном наряде в сопровождении преподобного отца Зайладара и генералов Эровинга, Ксаракса и Эрдока. Все горожане приветливо кланялись своему любимому государю. Путь Константина был выстлан пёстрым ковром из красивых цветов. А в небе пронеслась к Цитадели грифонов Небесная армия, вызвав бурное ликование всего собравшегося народа. Но в отличие от них, лицо их правителя вовсе не выглядело радостным. Оно было сковано непреодолимым горем. Всю дорогу он старательно избегал чьих-нибудь весёлых взглядов, поскольку в них ему читались укор и обида за десятки тысяч погибших.
Вслед за пехотой по брусчатке процокали кавалеристы и гвардейцы, а за ними в город въехали батареи осадных орудий, некоторые из которых по высоте превосходили близстоящие дома. Замыкали шествие ворота королевского замка Атллитоссы, выставленные для всеобщего обозрения на специальной передвижной платформе. Их появление сорвало овации и возгласы в честь императора и Фирии: ведь они знаменовали собой новую историческую победу великой империи и светлой веры.
Площадь перед старинным фортом в центре города была до отказа заполнена рвущей воздух толпой. Здесь прибытия главы государства ждали министры, чиновники и, конечно же, семья: красивая светловолосая жена Аделаида, прекрасная юная дочь Изабель и чёрноволосый голубоглазый мальчуган Сандро восьми лет. Все они пребывали в хорошем настроении и приветливо улыбались приближающейся процессии. Особенно радовался маленький принц, готовый броситься отцу на шею. Императрице же показалось странным, что её супруг прибыл без сопровождения старшего сына. Улыбка её быстро растворилась в подозрениях, глаза забегали по войску. Но когда Константин слез с коня и улыбнулся, тень её сомнения отступила. Да и знала она своего сорванца Айлеха, который наверняка, как всегда, решил проявить независимость от отца и приближённость к простым солдатам.
Приняв дружный поклон, Константин вместе с генералами и рядом министров отправился на крышу сторожевой башни, украшенной синими знамёнами. Отсюда он был виден всем горожанам на площади. Император поприветствовал свой народ, и в то же мгновение во всём Святослове воцарилось выжидательное молчание. Все ждали торжественную речь, однако император замер в безмолвии. От простого люда до министров – все заметили в государе виноватую скованность, неуверенность, он выглядел не таким властным, как обычно выглядел на торжественных военных парадах.
Константин не мог выдавить из себя ни единого слова. Айлех постоянно маячил у него в памяти. Он перебирал последние слова, которые он говорил, вспоминал ту улыбку, когда он его в последний раз видел. Константином овладевало тяжёлое чувство вины за смерть любимого сына. Говорить о победах, о войнах, о чём-то ещё он вообще сейчас не видел смысла. Хотелось уйти, отсидеться и, в конце концов, просто проплакаться. Но его статус обязывал победить свои чувства, спрятать их и не раскрывать до подходящего момента. А сделать это было почти не по силам.
- День, мои дорогие подданные! Сто пятьдесят лет наша Империя мирно сосуществовала на севере с королевством Пэлия. Полгода назад без объявления войны Пэлия напала на наши земли на севере Гнайлара. Король Калармон пытался захватить и новый город Эмофлет. В ходе пятимесячной осады город был почти полностью разрушен, но не сдался. Я низко кланяюсь его жителям и защитникам, героически державшим натиск врага. Наша Империя не могла не ответить на это вероломство. Начатая мной кампания успешна завершена. Наша победоносная Армада наголову разгромила все вооружённые силы Пэлии. Все их земли присоединены к Священной Фирийской Империи. Кроме того, мы выяснили, что эти иноверцы вовсю занимались колдовством. Они нарушили наши древние договоры. И преподобный отец Зайладар объявил эту войну для нас священной. В Песни светлого Энреля сказано, что всякая магия оборачивает дух против плоти и затмевает свет белый. А без света Энреля нет жизни. Всё ничто пред ним.
В этом месте ему пришлось сделать паузу, чтобы взять себя в руки перед последующим. На глазах неудержимо наворачивались слёзы.
Сердце Аделаиды почувствовало неладное.
- Ваше величество, держитесь, – процедил Эрдок Константину на ухо.
- Но, к великому сожалению, полного триумфа не получилось. Я отдаю дань памяти всем павшим в этой кампании. Я отдаю … дань памяти … своему сыну Айлеху.
Услышав эти слова, Аделаида не поверила своим ушам. Она обратила свои мокрые глаза на супруга и ждала, что он скажет дальше. Вокруг загудели чиновники, слились в какой-то бестолковый базар.
- Вечная ему память, – скрепя сердце, не сдерживая слёз, произнёс Константин и посмотрел в глаза своей супруге.
Она всё поняла. Горькое рыдание огласило площадь. Её ноги бессильно подогнулись, но министры успели взять её под руки. Изабель вся в слезах бросилась матери на шею, пытаясь хоть как-то её успокоить. Мальчик Сандро стоял возле них с выпученными глазами. Он был совершенно растерян, но не потому, что осознавал тяжесть потери брата, а потому, что никогда не видел своих близких в таком состоянии. Ему стало очень жалко свою маму, и он крепко обнял её своими маленькими ручонками.
- Не плачь, мамочка, - утешительно вымолвил он.
- О, Сандро! Маленький мой Сандро! – сквозь слёзы проговорила Аделаида, прижав единственного оставшегося сына к груди.
Сандро почувствовал, как беспокойно билось материнское сердце, как трепетала она при каждом вдохе, чтобы извергнуть безнадёжный рыдающий вопль. Как же она сейчас была уязвима, слаба от этой неотвратимой трагедии! Как же она была напугана. Что-то надорвалось в мальчишеской душе, подступило к груди, и Сандро начал всхлипывать вместе с матерью.
С башни спустился плачущий Константин и заключил в объятья свою обливающуюся слезами семью.
А на следующий день вместо парадов и гуляний были похороны. Таких пышных прощальных церемоний в империи не проводилось со времени смерти императора Бэрвика-Многожёнца - отца Константина. Все флаги в столице были приспущены. День выдался жаркий, но это не помешало многим тысячам людей собраться на главной площади Святослова. Все они были в чёрных одеждах. Женщины и дети не сдерживали слёз, мужчины стояли в скорбном молчании. Из Собора светлого Энреля на всю площадь разливалась заупокойная молитва. Возглавлял панихиду преподобный отец Зайладар. Он был облачён в чёрную рясу и стоял за богато отделанным алтарём. На нём лежала раскрытой его огромная книга, пристёгнутая к поясу, и он иногда в неё поглядывал. Внутри собора была потрясающая акустика: витражи, колонны, многочисленные статуи, громадный главный купол, распахнувшийся высоко над головами собравшихся – всё богатое внутреннее убранство звучало вместе с голосами сестёр и братьев-монахов. Перед статуями святых горели свечи, испускавшие грустные неподвижные огонёчки. Золотистый луч солнца осторожно пробрался через витраж и объял светом гроб с принцем Айлехом. Он был одет в тёмную погребальную одежду. Лицо его было прекрасно, как будто он только что заснул мирным сном. Сильные руки, привыкшие держать оружие, навечно замерли на неподвижной груди. Возле гроба плакали его родители, сестра и младший брат. Лицо матери покрывала непроницаемая чёрная вуаль, под которую она то и дело подсовывала промокший платок. По другую сторону от гроба столпились вельможи в чёрных траурных одеяниях.
Когда отзвучала заупокойная молитва, преподобный отец повесил обратно на пояс свою массивную книгу и направился к выходу, затянув низким голосом прощальную песнь. За ним последовали поющие священники, монахи и сёстры. Из-за спин вельмож вышло четверо стражников, бережно взяли гроб с Айлехом на плечи и медленно понесли его вперёд ногами за преподобным отцом. К воротам собора подогнали колесницу, увенчанную ритуальными атрибутами: фигурками скорбящих ангелов и чёрными лентами, свисающими до брусчатки. Стражники водрузили на неё гроб, и все отправились провожать принца в его последний путь. А путь этот пролегал на невысокий холм напротив собора, на котором стояла гигантская статуя ангела. Здесь располагалось старинное родовое кладбище императорской династии. Огромные памятники и надгробия, увековечивавшие покоящихся под ними людей, составляли целый архитектурный ансамбль с клумбами и рядами старых туй и лиственниц.
Перед свежей могилой прощальная песнь закончилась, и преподобный отец горестно объявил:
- Братья и сёстры мои, в последний раз видим мы принца нашего Айлеха. Прощайтесь с ним навеки.
А потом он начал новую молитву.
Первым подошёл к Айлеху сам император. Его мраморное лицо было залито слезами. Он положил правую руку на плечо сына и сквозь слёзы промолвил:
- Прости меня, сынок. Прости за то, что не уберёг. За всё прости….
Дальше чувства взяли над ним верх, и он, припав к телу своего любимого сына, зашёлся рыданием. А когда снова смог заговорить, то оторвался от гроба и трясущимися руками вложил в холодные руки Айлеха свой клинок.
- Покойся с миром, Айлех! Пусть примет тебя Энрель, - произнёс он на прощание.
Следующей к гробу подобралась Аделаида, но душащее её горе не позволило связать ей и нескольких внятных слов. Она, не удержавшись от тяжести потери, обняла сына и заплакала на его неподвижной груди. Глядя на мать, прослезился и Сандро. Всю боль семейной трагедии он понимал в основном через душевные страдания матери. Подойти вплотную к гробу он не решался. Он побаивался мертвецов. Мёртвый брат тем более вызывал смешанные чувства, в которых ему трудно было разобраться. Вдобавок его смущали стоявшие вокруг чиновники, глядевшие в его глаза, ожидавшие дальнейших его действий. Они словно задавали каверзный вопрос: «Что же ты, мальчик, будешь делать дальше?» и ждали на него откровенного ответа. Они будто знали о его боязни и теперь в подвернувшийся момент внимательно за ним наблюдали. От этого Сандро стало совсем неуютно, и он уже собрался отойти в сторону, но его подхватила заплаканная Изабель и вместе с матерью разревелась над бездыханным братом. Оказавшись между сестрой и гробом, мальчику ничего не осталось делать, как притвориться, что он подошёл попрощаться с Айлехом. Больше всего в мёртвых его настораживало полнейшее отсутствие движений, дыхания, всегда закрытые глаза, одно и то же бесчувственное выражение лица, а ещё мертвецкая ледяная бледность. Правда, посмотрев на Айлеха, Сандро заключил, что последнее к нему не относится, поскольку с ним, видимо, хорошо поработали бальзамировщики. О таких людях маленький принц уже неоднократно слышал перед похоронами каких-то графов: дядюшки и тётушки в том году. А вот всё остальное, чего он боялся в мёртвых, исходило от брата сполна.
- Прощайся с ним, Сандро. В последний раз ты видишь брата, – всхлипывая промолвила Изабель.
После этих слов Сандро сделалось как-то не по себе, уж слишком много значения вкладывалось в них. А ещё он совершенно не понимал, как его мама может целовать мёртвого Айлеха и, что самое главное, зачем! Ведь неужели это вызывало у неё какие-то приятные ощущения? А, может быть, дело вовсе не в приятных чувствах, а наоборот? Эти свои мысли Сандро тут же счёл постыдными. Они наводнили голову за это короткое время, хотя ему показалось, что он стоит здесь уже предостаточно долго. Чиновники не сводили с него глаз, и он, набравшись храбрости, натянуто произнёс: «Прощай, брат». И вдруг он почувствовал, что ему стало жалко Айлеха. Он в полной мере понял, что и впрямь никогда больше его не увидит, не поиграет с ним в рыцарей, не последит за ним. Неожиданно это стало самым важным и самым тяжёлым из всего, что он помнил. Не обращая внимания на чиновников, он замер рядом с гробом, пытаясь детально запечатлеть в памяти лицо своего брата. На глаза навернулись слёзы, идущие откуда-то из глубины души.
После родных к гробу потянулись разные важные люди, в той или иной мере выражавшие почтение погибшему принцу. Сандро знал всех их в лицо, сколько знал самого себя. Они казались ему серыми и невзрачными рядом с Айлехом.
Всё время, пока с Айлехом прощалось бесчисленное количество людей, преподобный отец Зайладар произносил длиннющую молитву.
…Энрель, прими и прости его молодую душу, - неоднократно на распев произносил он, и все, кто внимал ему, каждый раз повторяли за ним эту фразу.
Маленькому Сандро это показалось бесконечно долгим. Он думал, зачем стоять здесь столько времени, если он уже попрощался с братом, и что он придумал бы более короткую церемонию.
Наконец, всё закончилось. Преподобный отец сказал: «Да воссоединится душа твоя, Айлех, с Создателем нашим светлым Энрелем. Да примет он сына своего, и начнётся тогда новая вечная жизнь на небесах. А мы будем молиться о душе твоей и поливать слезами нашими твою могилу вовеки». И все дружно повторили за ним: «Вовеки». А после этого под несмолкающий плач гроб закрыли и очень осторожно спустили в глубокую могилу.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |